Джин Лоррен
Эпидемия IDIC

Глава первая

В столовой Совета Найсуса были доступны только синтетические продукты. Кухня была закрыта из-за продолжающейся эпидемии. Мастер Корсал набрал на панели репликатора черный кофе, как любила подавать ему Кэти, и отправился к столу, за которым уже сидели двое: вулканец и андорианин.

– Корсал, – мягко прошипел сзади его имя знакомый голос. Это был Борт, орионский представитель в Совете. – Садитесь со мной.

Он оттащил Корсала от стола с двумя людьми и активировал щит секретности. Клингон потянулся к выключателю, чтобы убрать щит и проворчал:

– Нам незачем скрываться от остальных; зачем провоцировать их подозрительность.

Борт блокировал его руку.

– Они и так нас подозревают; какая разница. Я хотел бы знать, что вы планируете делать с этой чумой.

– Я инженер Борт, – ответил Корсал. – Я ничего не могу сделать. Только отдать свой голос за более сильные карантинные меры. Если вы спрашиваете, буду ли я голосовать, чтобы просить Совет Федерации о медицинской помощи, да, конечно я буду.

Орионец покачал головой и с отвращением поджал губы. Плоский головной убор закрывал его глаза, из-за чего он со своей зеленой кожей на первый взгляд был похож на рептилию.

– Нет, идиот. О чем вы сообщите в Клингонскую Империю? Отчеты коммуникаций показывают, что в последние шестнадцать дней вы не посылали никаких сообщений.

– В условиях карантина научный прогресс невозможен. Мне нечего им сообщить.

Корсал сделал длинный глоток кофе, игнорируя тот факт, что оно было слишком горячим. Он не впервые задавался вопросом, почему это горькое варево считают успокаивающим. Он наоборот брал от него силу, и давно понял, что в этом было нечто общее между клингонами и людьми.

– Нет? – продолжил его мысль Борт. – А вы не подумали, что как оружие эта чума могла бы…

– Не продолжайте! – гневно бросил Корсал, и вскочил. Он повернулся лицом к другим столам, затем наклонился вперед и положил руки на стол, и, стараясь держать их в пределах щита секретности, заглянул в холодные желтые глаза.

– Оружие, которое может повернуться против своего хозяина так же легко, как и против врага, не оружие вовсе. Попробуйте продать этот вирус моим людям, Борт, и вы получите Империю Клингонов в качестве личного врага!

Корсал выпрямился, и смял пластмассовый стакан, даже не заметив, как остатки кофе обожгли ему руку. Он бросил его в репликатор, и вышел из столовой.

Не было смысла идти куда-то еще: все помещения в Гражданском Центре как и во всех других общественных зданиях были закрыты – поэтому он вернулся в зал заседаний.

Гражданский Центр, в котором находился зал заседаний Совета научной колонии Найсуса, был расположен около гигантской дамбы электростанции, которая обеспечивала водой и электричеством долину внизу. Дамба была изделием инженерной мысли Земли, технологией прошлого столетия, старой для той водной планеты, но только не для старшего поколения трех клингонских миров, где голод был побежден благодаря такими дамбам уже при жизни Корсала. Инженер клингон подошел к огромному окну, выходящему в долину. Вид гор загораживался огромной массой дамбы. Некоторые говорили, что твердый серый бетон был уродливым, но Корсала привлекала красота его мощи. Он наблюдал как прирученная речная волна кувыркается через шлюзы, и спускаясь под уклон дает управляемую энергию. Ниже поток разделялся в систему ирригационных каналов для обработанных фермерами-геманитами полей для предотвращения эрозии, и в водную систему для маленького городка, в котором жили и работали ученые всех рас Федерации… И не только Федерации.

Корсал был обеспокоен своим положением на совете Найсуса, потому что он был инженером, а не политическим деятелем. Даже не социологом. Даже не лидером среди своего народа, где "стратегия независимости" в сражении или в политике была отличительной особенностью тех, кто стоял у власти.

Его положение на Совете Найсуса доставляло ему неудобство; каждая раса, представленная в научной колонии, выбирала из своих рядов члена, который должен был заседать в Совете. А так как его коллеги возвратились в Империю семью годами ранее, Корсал оказался единственным клингоном на Найсусе.

В зале еще никого не было. В одиночестве Корсал выплеснул свое расстройство, ударив кулаком по окну: не стекло, а прозрачный алюминий – другое изобретение землян. Мало того, что он не смог сломать его; он почувствовал отдачу твердого металла в знак тщетности своей попытки.

Не один Корсал приходил в очаяние. Совет принял его предложение о перерыве только после четырех часов обсуждений. Наконец в зал начали возвращаться другие представители Совета. Самый большой контингент представляли люди, те, кто последние три столетия осваивали галактику, создавая колонии столь непохожие в управлении и в культуре, что они были не способны договориться о большинстве проблем лучше, чем вулканцы и клингоны.

Вулканцы были второй по величине группой, потому что их родная планета и каждая из их колоний имела своего собственного представителя. Хотя все колонии были частю одного центрального вулканского правительства, их представители в совете не были представлены в справедливой пропорции, и из-за этого население Найсуса было обеспокоено. Наука была сердцем вулканской культуры, поэтому научная колония состояла на сорок процентов из вулканцев, на тридцать два процента из людей, и только на двадцать восемь процентов из телларитов, геманитов, андориан, ригелиан, лемнориан, орионцев, тракескиан, джованиан и… одного клингона.

Корсал вернулся на свое место за столом и сел в кресло, которое напоминало довольно неудобный куб, до тех пор пока человек не садился в него. Тогда оно сканировало размеры, форму, температуру тела, и напряженность мускулов, и делало слепок непосредственно с контуров тела, предотвращая усталость мышц, но не позволяя расслабление, переходящее в сон, потому что оно предназначалось для рабочего места.

Даже Кески, представитель лемнориан в Совете, сел на точно такой же куб. Тот немедленно изменился, чтобы приспособиться под гигантский рост, расширил спинку, чтобы поддержать длинное туловище лемнорианца, который даже сидя возвышался над всеми. Такая мебель была изобретением склонных к комфорту телларитов. Трикодеры на столе были вулканским изобретением.

В то время подобные изделия считались само собой разумеющимся и им не придавали особого значения. Изо дня в день жизнь людей в галактике улучшалась различными технологиями. Сотрудничество среди рас здесь в научной колонии не раз порождало технологические прорывы, доселе неизвестные в галактической истории.

Только теперь… оно породило чуму.

Корсал не хотел ни с кем говорить, не хотел рассказывать кому-либо о своем споре с Бортом, поэтому он достал свой трикордер. Взглянув на свою руку он обнаружил пузырь на ладони в том месте где обжегся горячим кофе. Но это было не страшно.

Он направил на рану трикодер и запустил его. В это время T'Саен, биохимик, начала перечислять имена погибших тем монотонным голосом, каким обычно говорили вулканцы, когда контролировали свои эмоции.

– Мы продолжаем предполагать, что это быстро видоизменяющийся вирус. Пока мы оказались неспособны изолировать его из-за скорости его мутации. Он устойчив ко всем антимутагенам, известным науке.

Потом Териан, андорианский эпидемиолог, выдал статистику о чрезмерно быстром распространении болезни, и о тенденции к увеличению этой скорости.

Корсал покачал головой. Биохимия была не его областью, но математика была проста: в пределах шестидесяти дней каждый человек на Найсусе должен был заболеть. Вирус не выказывал уважения ни к какой расе; он нападал одинаково на существ с кровью, основанной на железе, меди, или кремнии.

Они закрыли школы и отменили все встречи, театральные представления, и другие сборища двенадцать дней назад, но вирус продолжал распространяться. Незначительные общественные здания были закрыты, маски и перчатки стали привычной одеждой, но тем не менее вирус все еще продолжал распространяться.

И убивать.

В своей первоначальной форме болезнь была всего лишь неприятностью. Она проявлялась в лихорадке, головных болях, брюшных судорогах – чрезвычайно неприятных, но не смертельных симптомах. Болезнь шла своим чередом, и через пять дней оставляла свою жертву ослабевшей, но без особых последствий. Биохимики начали работать над вакциной, и никто не волновался.

Потом все повторилось. Вторая волна началась с тех же самых симтомов продолжавшихся три дня, но на четвертые сутки жертва внезапно входила в почечную кому. Больница начала заполняться, но они по крайней мере имели достаточно систем жизнеобеспечения, чтобы спасти этих пациентов.

До того дня, когда одна из жертв, подключенная к системе жизнеобеспечения, забилась в конвульсиях, сопровождавшихся печеночной недостаточностью и остановкой сердца. Первой был десятилетняя девочка землянка. Она была так ослаблена, что даже самых героических усилий врачей не хватило для ее спасения.

Но она не была последней; смертность возрастала, и отказ всех систем организма был добавлен к симптомологии болезни. Какие бы органы не отказывали, в зависимости от вида, но они были всегда жизненно важны.

В числе смертельных случаев оказались доктора и медсестры, которым не помогли обычные меры предосторожности, применяемые для предотвращения распространения болезни за пределы больницы.

И при всем при этом самые ранние признаки болезни не указывали, какой именно вид заболевания имеет жертва. Больница переполнялась испуганными людьми, которые не могли знать, принесет ли им четвертый день смерть или нет.

Тем не менее два дня спустя восемьдесят семь процентов жертв более вирулентной версии поправились. Это выглядело так, будто нашелся способ управлять течением болезни, но это еще не означало окончательного изгнания болезни из колонии.

А затем внезапно болезнь, изменившись, вернулась снова. Новые жертвы больше не чувствовали лихорадку, и что было главным – недомогания; вместо этого без предупреждения первыми признаками стала невыносимая головная боль и мгновенная параноидальная вера в то, что любой оказавшийся поблизости человек был врагом, желающим их убить!

Внезапно каждая новая жертва стала оружием, обученным убивать всех, находящихся поблизости, даже тех, кто пробовал им помочь. Только в течении первых двух дней мать убила своих двух детей, двое мужчин расправились со своими женами, сотрудник убил доктора и двух медсестр в больнице, и четырнадцать человек были ранены членами своих семей, друзьями, или коллегами, внезапно впавшими в неистовство. Все очень скоро удостоверились, что знания, полученные о болезни не помогают новым жертвам, потому что почти половина заболевших умерла в течении первых часов после выхода из стадии обострения, а остальные осталась в критическом состоянии.

Идея Борта относительно использования вируса как оружия, вызывала отвращение у Корсала. Клингоны с удовольствием готовы сражаться в любое время. Но они борются с несправедливостью, враг против врага, независимо от того, была ли это битва умов или оружия. А эта ужасная чума была постыдной тактикой; это было бы все равно что приглашение для противника использовать точно такие же ответные меры. Позвольте кому-либо использовать это в первый раз, и вирус освободится и уничтожит население галактики.

Немного успокоившись Корсал признал, что был не прав, сбежав от орионца. Борт не был глуп; он сам видел чуму, и знал, что орионцы не обладают иммунитетом. Он наверняка прислушался бы к его доводам.

Совет возобновил работу, и начал с голосования по вопросу о помощи со стороны Федерации. Единогласно, отметил про себя Корсал.

Потом получил слово один из людей, доктор Джон Тредвелл. Это был высокий, худощавый человек, исследователь, который редко выступал на Совете.

– Я думаю, –сказал он нерешительно, – что в то время как мы ждем помощи, мы можем быть неправы подходя к исследованию этой эпидемии традиционными способами, пытаясь изолировать тех, кто еще не заразился.

– Что вы предлагаете, доктор Треадвелл? – спросила T'Саен.

– Мы все еще пробуем изолировать вирус, чтобы найти лекарство или вакцину. Это стандартная процедура. В то время, как наши лучшие усилия терпят неудачу, болезнь становится более смертельной, и в то же самое время не поддается антисептике. Двадцать восемь процентов населения Найсуса получили рецидив. Прогноз гораздо хуже для других семидесяти двух процентов из-за новой разновидности.

Человек с трудом сглотнул и покраснел, но продолжил.

– В истории Земли, было время, когда существовала болезнь даже более страшная чем эта чума. В то время никто не делал прививок. И была другая болезнь, называемая коровьей оспой; ей часто заражались рабочие молочных ферм. Симптомы этой болезни были очень похожи на симптомы человеческой оспы, но эта болезнь было гораздо менее серьезной. Она почти никогда не убивала и никого не калечила. Оказалось что те, кто перенесли коровью оспу, никогда не болели человеческой оспой. Поэтому спасаясь от болезни, некоторые люди преднамеренно заражали себя коровьей оспой.

T'Саен кивнула.

– Вы предлагаете, чтобы мы преднамеренно подвергли незараженных людей меньшему риску?

Тредвэлл снова сглотнул; его кадык судорожно подпрыгнул на худой шее.

– Я… предлагаю это обсудить.

Гинг, телларит, задумчиво произнес.

– Идея стоящая если мы можем гарантировать, что действительно подвергнем их меньшему риску.

– Да, – согласился Столос высоким голосом геманита; кисточка на его головном уборе заколебалась от нетерпеливого движения его головы. – Каждый на этом Совете имел или первый или второй вид болезни, но мы все поправились. Раз мы не имеем к настоящему времени вакцины, устойчивость к смертельному вирусу конечно стоит боли, связанной с первой разновидностью заболевания.

– Вы не правы, Столос, –сказал Корсал. – У меня не было никакой разновидности этой болезни. Но самая последняя разновидность пугает меня; предыдущее заражение делает вас… менее уязвимыми, в то время как у меня нет антител. Клингоны не боятся никакого видимого врага, но болезнь, которая нападает незримо, крадя разум человека, – он возбужденно развернулся к землянину. – Доктор Тредвелл, я готов быть добровольцем, чтобы проверить вашу теорию.

Он почувствовал себя готовым к действию, не смотря на то, что предложил себя в пассивной роли. В своем страхе стать недееспособным, Корсал был истиным клингоном.

Ворнер Юргенс, председатель Совета, направил запрос о помощи на станцию коммуникации, и Совет вернулся к материально-техническому обеспечению новой стратегии.

– Мы будем брать образцы от всех жертв, поступающих в больницу, –сказала Рита Эспозито. – Как только мы увидим, какое направление принимает болезнь, мы сможем использовать материал людей с менее вирулентным видом забелевания, чтобы подвергнуть действию вируса добровольцев, которые никогда не были больны. Если это защитит их, то эти пробы будут использованы на других, хотя это не очень приятный опыт.

– Нет! Проклятье вам, люди! Вы хотите убить нас всех!

Кески, лемнорианин, ринулся на Эспозито, схватив пораженную женщину одной рукой за горло, а другой замахнулся на нее трикодером. В зал Совета запрещалось приносить оружие, но трикодер был тяжелым инструментом, а у Кески было больше чем достаточно сил, чтобы пробить им череп женщины. Все сидящие за столом бросились на выручку, но Корсал достал Кески первым, блокировав его руку раньше, чем лемнорианец смог нанести удар. Кески сопротивлялся Корсалу, но его сопротивление было сломлено.

Пока два землянина пытались разжать пальцы лемнориана и освободить шею женщины от захвата, T'Саен подошла сзади к Корсалу и попробовала достать до плеча Кески. Но тот был слишком высок для нее, поэтому ей пришлось встать на его стул, который уже возвратился к кубической форме.

Лемнорианин покачнулся, приложив большое усилие, и вулканка упустила свой шанс. С бессмысленным ревом Кески отпустил Эспозито и замахнулся на Корсала, стараясь при этом задеть и Т'Саен. Клингон увернулся, заметив трикодер, летящий в его голову, и отклонился в противоположном направлении.

Кески обрушил инструмент на крышку стола. Трикодер разбился в черепки, поранив руку Кески. Лемнорианин закричал, и развернулся в тот же момент, потому что T'Саен снова оказалась в позиции, удобной для приема. Он нанес ей удар слева, но вулканка сумела приземлиться на ноги, упав со стула.

Столос схватил Кески за лодыжки и толкнул его словно шкодливого пса. Кески сжал обе руки вместе, готовый нанести удар, который разбил бы голову Т'Саен. Корсал ударил его под колени, и Кески свалился, в пылу ярости увлекая за собой клингона.

Корсал увернулся от его ноги и блокировал первый неуклюжий удар лемнорианца рукой, чувствуя как она немеет от удара. Со скоростью, не свойственной своей гигантской расе, Кески бросился на Корсала, подняв кулак.

Стоя спиной к столу, Корсал не мог пригнуться. Инстинктивно он попробовал откатиться назад за стол, чтобы уйти от Кески, но лемнорианин ожидал этого, и прыгнул вперед ему в ноги, схватил их, и упустив возможность ударить, попробовал задушить Корсала.

Корсал схватил запястья Кески, и удерживал его до тех пор, пока наконец T'Саен смогла его отключить, и потерявший сознание лемнорианин резко обмяк на клингоне.

Кто- то помог стащить обмякшее тело. Тредвелл, единственный врач на Совете, уже достал медсканер. Он провел им по Эспозито, произнеся:

– У вас нет никаких серьезных повреждений, но я хочу понаблюдать за вами в больнице. Кто-нибудь, вызовите санитарную машину –я должен доставить Кески в больницу раньше, чем он придет в себя. Корсал, – он повернулся, меняя настройку сканера, и направил его на клингона.

– Никаких повреждений, если не считать руку, –сказал он, – но…

Это "но" прозвучало в зале Совета так зловеще, что каждый затаил дыхание, чтобы понять его значение. Корсал поднял свою руку и посмотрел на ладонь. Во время борьбы пузырь от ожога, вызванного горячим кофе, прорвался, и теперь кровоточил. Кроме того его рука была измазана оранжевой кровью Кески. Не было никакой надежды счистить ее: он только что подвергся тому же самому вирусу чумы, которая превратила обычно уравновешенного лемнорианца в бешенное животное.

Но Корсал не стал задерживать дыхания.

– Кески уже болел однажды! –сказал Столос. –Это означает…

– …что мутация развилась от ее первоначальной формы, что устойчивость к предыдущим заражениям не имеет никакой силы, – заключил доктор Тредвелл; его лицо смертельно побледнело. – Нам всем немедленно нужно попасть в больницу, в изолятор и переждать инкубационный период.

– Я вызову еще санитарные машины, –сказал Териан.

Корсал встал, и подумал о своей семье, зная, что каждый на его месте сделал бы то же самое. Почти каждый. Они стояли обособленно, каждый глубоко погруженный в свои мысли. Корсал снова подошел к окну. Борт последовал за ним.

– Уйдите, –попросил Корсал. – У вас тоже есть жена и дети, подумайте о них.

Орионец кивнул.

– Думаю о них будут хорошо заботиться, если то, что я подозреваю, верно. Каждый член этого Совета переболел чумой, но не вы, Корсал –все государственные служащие, кто не мог просидеть в изоляции дома. Ваша жена переболела самой ранней формой, но вы не заразились, и никто из ваших сыновей не заболел, хотя они жили в том же доме. Теперь, – сказал он, касаясь пальцем поврежденной руки Корсала, – мы будем знать точно, обладают ли клингоны иммунитетом.

– Этого не будет, потому что вы отлично знаете, что орионцы иммунитетом не обладают.

– Будет, если только я выживу, а я выживу, Корсал. Я не знаю, кто вы. Наверное предатель?

– Что вы имеете в виду? – Корсал оскорбленно посмотрел на орионца, его губы дрогнули, обнажая зубы в хищном оскале. Но Борт не испугался.

– Если клингоны не восприимчивы к болезни, вы ведь не станете сообщать Империи об этой болезни.

– Клингоны не уничтожают население планеты с помощью болезни, чтобы увеличить свою территорию. Мы сражаемся, позволяя им защищать свои дома.

– Против очень превосходящих сил и вооружения, – сказал Борт с масляной улыбкой. – И вы, Корсал, это не одобряете. Я вижу это по вашим глазам. Вы не клингон, вы слабак подобно этим людям. Но я орионец, и я думаю, что в Клингонской Империи найдутся фракции, которые заплатят за этот вирус. Особенно если клингоны обладают иммунитетом.

– Для аргументации скажите еще, что мы только пока обладаем иммунитетом, – сказал Корсал. – Путь, по которому видоизменяется болезнь, нельзя предсказать. Сможет ли она стать смертельной для моих людей?

Борт пожал плечами.

– Пока мне хорошо платят, я готов рисковать. Держу пари, что этой заразе хватит времени, чтобы вычислить, как поразить и клингонов. Но к тому времени я буду далеко от Клингонской Империи.

Корсал впился в него взглядом.

– Вы делаете меня больным без любого вируса, Борт. Какой же вы ученый, если основываете свою теорию на единственном случае. Но если я заболею, я не умру. Кто-то из тех, кто действительно знает вас, должен быть рядом!