"За подводными сокровищами" - читать интересную книгу автора (Крайл Джейн, Крайл Барни)

XIV Затонувший корабль с грузом слоновой кости

Ни для кого не секрет, что на рифах Флорида Кис в течение столетий были разбросаны сотни пушек. Поколение за поколением рыбаков находили их, теряли, забывали и находили вновь. Время от времени некоторые пушки поднимали и доставляли на берег. Но пока в воды Флориды не вторглись подводные пловцы, никто не выискивал и не изучал те затонувшие корабли, которые эти пушки когда-то охраняли.

Совершая путешествие по шоссе на сваях «Оверсис Хай-уэй», мы полагали, что направляемся из Ки-Уэста в Ки Ларго, чтобы искать затонувшие суда. В кузове нашего взятого напрокат грузовика сидело шестеро счастливых подводных пловцов. Мы уже вернулись из нашей учебной поездки на острова Тортуга и теперь предполагали заняться изучением якоря на Элбоу, из-за которого год назад чуть не лишились катера. Мы, конечно, не учитывали могущества случайностей, капризов ураганов и замечательной личности Билля Томпсона.

Билль и его жена Этель содержали несколько прохладных и очень привлекательных туристских коттеджей в местечке Марафон, где мы как-то раз остановились на ночь. Находчивые и гостеприимные хозяева пережили все превратности жизни пионеров на Кис. Когда мы поведали Биллю наши планы о поисках сокровищ в Ки Ларго, он даже удивился:

— Зачем вам Ки Ларго? — спросил он. — Да тут достаточно разбитых судов.

Он вынул фотографию пушки, которую вытащил из воды с внешнего рифа. Фотография убедила нас в том, что рифы напротив местечка Марафон были как раз тем местом, где следовало производить поиски. Поэтому мы наняли принадлежащий Парки Паркхерсту быстроходный рыбачий катер «Бон Ами» с которого мы ныряли за несколько лет до этого события. Выйдя из фарватера Хокс Ченнел, на переходе через риф мы заметили, что вода из синей превратилась в ярко-зеленую. Впереди, на краю синего Гольфстрима, виднелись красные борта каравана идущих на юг пароходов и порожних танкеров, высоко сидящих в воде. Они жались к рифу, чтобы избежать быстрого четырехузлового течения Гольфстрима. Когда мы находились примерно в одной миле к востоку от маяка Сомбреро, расположенного на внешнем краю рифа, Билль приказал Парки заглушить мотор. Мы спустились в воду и поплыли строем с интервалом в 10 ярдов, опустив водолазные маски в воду, чтобы лучше видеть дно.

— Ищите прямые линии предметов, сделанных человеческой рукой, — советовал Билль.

Катер отошел, оставив нас плавающими на поверхности на своих поясах. На бесконечных просторах океана Сюзи выглядела очень маленькой. Мы дрейфовали по течению без усилий невесомые в теплой, как в ванне, воде, высматривая затонувшие суда. Мы проплыли примерно с полмили. Дно под нами было начисто выметено морским течением. Парки кружил на катере и зашел за риф, чтобы подобрать нас. Скоро должен был наступить полдень — самое благоприятное время для подводных съемок.

— Давайте вернемся в то красивое местечко в Делта Шоал, где мы когда-то ныряли, — предложил Барни. — Там мы поснимаем, а потом вернемся сюда, чтобы поискать пушку Билля.

Парки направил «Бон Ами» на полмили западнее маяка Сомбреро и бросил якорь на отмели Делта Шоал. Мы спустились за борт с аппаратами. Перед нами открылся величественный вид — каньон среди коралловых рифов, ведущий в открытое море. Едва видимая из-за зеркального отражения чешуи стая серебряного тарпона дрейфовала вокруг нас, а затем растворилась в дальнем синем выходе каньона между рифами. Настраивая фокус киноаппарата, я медленно плыла вперед над банкой красного, похожего на лосиные рога коралла. Я последовала за пурпурной скаровой рыбой вниз по каньону через полосу белого песка. Скаровая рыба переплыла через круглую головку коралла и прошла вдоль прямого, похожего на бревно предмета, лежавшего на блестящем песке. Кто-то похлопал меня по плечу. Я увидела, как Барни нырнул глубже и указал на «прямые линии предмета, сделанного рукой человека». В одну секунду все преобразилось. Похожий на бревно предмет, на который я глядела, не замечая его, превратился в пушку. Желтый морской веер нежно помахивал отростками с раструба дульного среза, обросшего слоем кораллов.

Когда лорд Карнарвон, производя раскопки в песчаной долине, обнаружил запечатанную дверь, ведущую в гробницу Тутанхамена, он вряд ли переживал более волнующее чувство, чем то, которое пережили мы, глядя на эту пушку, на дульном срезе которой медленно покачивался золотистый морской веер. Мы нырнули в мощенную песком гробницу. Но наше оснащение позволяло нам лишь плавать под водой на небольшой глубине. Вода больно давила на барабанные перепонки, и мы могли лишь прикоснуться к кончику веера. Никаких других признаков затонувшего корабля мы не нашли и решили бросить буй над пушкой и вернуться в местечко Марафон, чтобы запастись водолазным снаряжением, подрывными средствами и средствами для подъема.

— Вам следовало бы связаться с Хэмлином, — посоветовал Билль, — Он изобрел и построил миниатюрную подводную лодку, стоящую у рыболовного причала. Кроме того, у него есть баржа с механической лебедкой.

Вырисовывались неплохие перспективы. У нас уже была пушка, а возможно, и подводная лодка. Но как бы то ни было, приключение было налицо. Хэмлин, с которым нам предстояло познакомиться, оказался представителем разновидности охотников за сокровищами, сверхэкспансивные натуры которых могли придать романтичность любому предприятию. Чрезвычайно напористые, энергичные, легко прощающие ошибки других, эти искатели сокровищ обладали натурой, которая могла или сильно любить, или сильно ненавидеть. Такие люди обладают огромным воображением и бесконечной изобретательностью.

Хэлли Хэмлин, родившийся в дни появления кометы Галлея и названный при рождении в ее честь, обладал той неустрашимостью, которая отличает искателей сокровищ. Его жизненный путь бросал его с вершин высочайших красных елей в самую глубину моря. В пятнадцать лет, когда он работал в составе команды лесорубов в Сьерра-Невада, один из верхолазов, срезая верхушку высочайшей сосны, свалился оттуда и разбился насмерть. Хэмлин надел пояс погибшего и полез наверх. Однажды, когда его поднимали на дерево высотой в 170 футов, упал и он, сломав позвоночник. Встав на ноги после девяти месяцев, проведенных в гипсе, он получил хорошую работу в Голливуде. Короткое время он служил в морской пехоте, а в годы кризиса работал верхолазом. Вися под облаками, он стал подумывать о том, как бы найти более легкий способ добывать средства на жизнь. Он решил, что если правильно взяться за поиски сокровищ, то их наверняка можно будет найти. Но, чтобы правильно взяться за поиски сокровищ, требовались деньги. Чтобы добыть деньги, он стал работать на установке свай моста «Голден Гэйт» у Сан-Франциско. Девять из двадцати водолазов погибли, но оставшиеся в живых, включая и Хэмлина, зарабатывали по 250 долларов в день. Он вышел из этой затеи с лопнувшими барабанными перепонками и с двадцатью тысячами долларов в кармане. На эти деньги он построил не слишком надежное приспособление для подводных морских работ. При помощи его он нашел пароход «X. Дж. Кохран», затонувший в Тихом океане. Но поднять его Хэмлину не удалось. После этого его изобретательский талант в области техники привел к тому, что он создал машину для разлива газированных напитков, которая принесла ему достаточно денег, чтобы построить специальную подводную лодку для поисков сокровищ. При помощи этой подводной лодки, в настоящее время стоящей на швартовах у рыбного причала, Хэмлин предполагал приступить к поискам миллионных сокровищ, погребенных на отмелях Сильвер Шоалс.

Когда мы впервые увидели Хэмлина, он вылезал из узкого металлического люка своего 6500-фунтового механического кита. Это был худой подвижный человек. Иным он быть и не мог, так как ему приходилось постоянно залезать и вылезать из брюха своего 13-футового сигарообразного чудовища. Судно было полным-полно набито всякими механизмами, позволявшими ему плавать, как рыба, спускаться на глубину до тысячи футов, ползать по дну океана или же при помощи своих тракторных гусениц выбираться на берег. Приборный щиток, сплошь в циферблатах, не уступал в сложности щитку панели управления самолета Б-29. Подобно самолету, лодка управлялась штурвалом. В подводной лодке могли сидеть два человека — один за спиной у другого, как на санках. Воздуха хватало на 32 часа пребывания под водой. Это необычнее судно приводилось в движение при помощи огромных аккумуляторных батарей. На нем были установлены фары для подводного фотографирования. До сих пор еще не было случая применить эти фары.

Однажды большой журнал послал фоторепортера на морское дно вместе с Хэмлином. Но фотограф, не обладавший, как Хэмлин, склонностями Ионы, настолько был озабочен собственной судьбой, что не сделал ни одного снимка.

— Вода была слишком мутной, — объяснил он. Вообще-то для беспокойства фотографа были некоторые основания. Большинство карликовых подводных лодок, как, например, японские «Малютки» времен второй мировой войны, оказывались роковыми ловушками, управляемыми смертниками, «камикадзе», которые никогда и не рассчитывали выйти из них живыми. Судно Хэмлина нисколько на них не походило, в нем были такие замечательные нововведения, что моторостроительная компания Феерчайлд купила эту лодку у ее владельца.

Хэмлин проворно выскочил из люка. Он был одет в легкие короткие штаны и спортивную рубашку. На голове у него была старая кепочка яхтсмена. Мы представились ему и сообщили о своей находке.

— А не рос ли морской веер на дульном срезе пушки? — спросил Хэмлин.

— Да, рос, — ответил Барни.

— А ваша пушка лежала между двумя банками кораллов рядом с большим красным, похожим на лосиные рога, кораллом?

— Совершенно верно.

— Тогда вы нашли собрата вот этой пушки, — заявил Хэмлин. Он указал на обросшую кораллами пушку, лежавшую рядом с причалом. Три недели назад эту пушку показал ему Гарри Рит, рыбак-подводник.

— Среди рифов имеется какая-то форма, похожая на нос корабля, — заметил Барни. — Давайте попробуем ее взорвать и посмотрим, что под ней находится.

Хэмлин согласился и пообещал достать динамит и водолазное снаряжение.

— Но самому погружаться мне не придется, — сказал он, — у меня лопнувшие барабанные перепонки. Расходы по найму баржи вы возьмете на себя, мне она обходится в 25 долларов в день. То, что найдем, мы поделим.

На следующее утро нас неожиданно разбудил громкий стук. Это Билль Томпсон барабанил в дверь.

— Вставайте, — заявил он, — до меня дошли слухи о прибытии Артура Мак Ки, того самого, что служит в музее затонувших сокровищ. Он уже ищет катер; может быть, он прослышал о вашей пушке.

Это был тот самый Артур Мак Ки, который, как сообщало агентство Ассошиэйтед Пресс, достал с морского дна слитки серебра. Это сообщение и было причиной нашей поездки.

Мы выскочили из постелей, разбудили детей и побежали, не позавтракав, кое-как одетые, искать Хэмлина. Нас душили чувства зависти и подозрения. Впервые нам что-то попалось на дне морском, и нас охватило всеподавляющее чувство первой любви. Мы первыми нашли пушку; значит, она наша. Мы ревновали любого, кто пожелал бы взглянуть на нее. Мак Ки, наверное, держал шпионов, которые пронюхали об этой находке. Наши собственнические чувства заставили нас забыть о том, что о существовании пушки, вероятно, знали и другие лица. Возможность совпадения не приходила нам в голову. Мы пришли к бесповоротному выводу, что Мак Ки является опасным и злонамеренным грабителем морского дна. Хэмлина, который и раньше имел дело с затонувшими кораблями и знал кое-что о трудностях, сопутствующих подъему, казалось, совершенно не беспокоило появление Мак Ки.

— И чего вы волнуетесь? — говорил он. — Вы бросили буй над пушкой, теперь вам никто не может помешать заниматься ею, сколько вам будет угодно. Давайте лучше позавтракаем.

Мы не могли ждать ни минуты и побежали изо всех сил к катеру Парки. Дети бежали вслед за нами. Парки спал, когда мы ворвались к нему.

— Везите нас к рифу немедленно, — потребовали мы задыхаясь.

Парки посмотрел на нас, как на сумасшедших, но все же завел мотор, и через несколько минут мы шли полным ходом к рифу.

Там еще никого не было. На затонувший корабль никто не претендовал. Барни прыгнул за борт и погрузился в прозрачную воду для разведки. Через минуту он уже был на поверхности:

— Я что-то вижу, — кричал он, — как раз подо мной.

Он погрузился снова на дно. Сквозь рябь я видела его колеблющееся изображение. Он что-то пытался вытащить из-под кораллов, делая какие-то усилия, упираясь ногами в дно. Когда он поднялся на поверхность, в его руках был кривой, сужающийся к концу предмет длиной в три фута, который оброс известняком и покрылся кораллами. Полость у одного конца, кривизна и заостренность у другого конца позволяли безошибочно определить предмет — это был бивень слона.

— Кажется, мы что-то нашли, — заявил Барни, подавая мне бивень. — Если бы кто-либо обнаружил этот затонувший корабль раньше, то ни за что не оставил бы там слоновую кость.

Затем он поднялся на катер, и мы стали соскребать коралл с белой слоновой кости, не подвергшейся разрушению, несмотря на века, проведенные на морском дне. Мне ничего не приходило в голову, кроме царя Соломона, к которому «каждые три года прибывали корабли Таршиша с грузами золота, серебра, слоновой кости, обезьян и павлинов». Вдруг там есть обезьяна, а может быть, и золотой павлин, украшенный драгоценными камнями? Почему в районе Флоридского рифа мог оказаться груз слоновой кости?

Стоило лишь слоновому бивню появиться на поверхности, как он стал проявлять какую-то таинственную притягательную силу на всех искателей сокровищ. На горизонте пустынного моря появилась баржа Хэмлина. На ней, к нашему ужасу, был не только Хэмлин со своими двумя помощниками, но, кроме того, Мак Ки — «Серебряный Слиток», да еще с другом.

Любопытно, какой вихрь в потоке времени собрал нас вместе в эту маленькую точку океана на отмели Делта Шоал? Все мы одновременно прибыли к затонувшему кораблю, который до того времени лежал, никому не нужный, в течение почти трех столетий.

Мы подгребли к барже на нашем резиновом спасательном плотике и познакомились с Мак Ки. Это был здоровый блондин с открытым лицом и откровенным взглядом. Едва мы взглянули на него, как почувствовали влечение и доверие к нему.

— Я пытался нанять катер в Марафоне, — сказал он, — но они все или не в порядке, или уже заняты другими. При мне мой водолазный шлем, и Хэмлин разрешил мне пойти с ним, если, конечно, вы не против.

Чувства ревности и собственничества одно мгновение боролись со здравым смыслом. Но поскольку мы и понятия не имели о том, как приступить к подъему сокровищ со дна морского, которые были совершенно скрыты от нас, мы решили: пусть Мак Ки работает совместно с нами. Мы показали ему слоновый бивень.

— Значит, уже два бивня, — сказал Мак Ки. Он указал на своего друга Чарли Слейтера, семнадцатилетнего юношу в ярко-синих купальных плавках. — Чарли две недели назад здесь нашел такой же бивень, как ваш, когда он охотился за рыбой с копьем в этом районе.

Мак Ки оглядел дно при помощи стеклянного стакана.

— Тут не нужен динамит, — сказал он. — Здесь очень много предметов на самой поверхности, а ниже, под песком, будет еще больше.

Мак Ки подходил к вопросу извлечения сокровищ весьма осторожно. Мы собирались взорвать коралловые образования. Если бы мы это сделали, мы бы разрушили хрупкие предметы и похоронили обломки под тоннами кораллов и песка. Мак Ки собирался обучить нас не только технике поиска сокровищ, но и некоей философии этого дела. Сокровища для него заключались не только в золоте и серебре, но также и во многих мелких предметах быта, которыми люди пользовались сотни лет назад.

Мак Ки надел свои купальные плавки, темно-синий свитер с длинными рукавами и запустил моторчик своего воздушного компрессора. Здесь только у него было водолазное снаряжение с подачей воздуха. Лежа на воде и глядя на дно сквозь стекла наших водолазных масок, мы почувствовали, как Мак Ки бросился в воду. Его бросок сопровождался взрывом пузырьков. Он погрузился прямо на дно. Его тело, полузакрытое от нас огромной стаей мелкой рыбешки, страшно преобразилось. Увеличенный в воде и искаженный вертикальной перспективой Мак Ки ползал на четвереньках по дну, похожий на черное морское чудовище. Из-под его шлема выбивался поток серебристых пузырьков вперемежку с большими шаровидными пузырями воздуха, которые вращаясь и качаясь, всплывали на поверхность с глубины 25 футов. Потом он наклонился и поднял длинный прямой стержень коралла. Чтобы мы поняли в чем дело, он взял его на плечо, как мушкет. Дети бросились наперегонки к нему сквозь толщу воды. Анна первая добралась до Мак Ки и доставила предмет на поверхность. Это оказался ствол мушкета, обросший кораллами. Наружу выглядывала латунная скоба спускового механизма.

Теперь у него в руках был кусок дерева. Он разломал его, и мы видели, как рассыпающиеся кусочки его уносились течением. Подняв другой кусок дерева, Мак Ки протянул его к нам, и Джоун доставила его на поверхность. Он был в фут длиной, весь изъеденный червями. Из торца выглядывал морской червь величиной с американскую змейку, членистый и обросший щетиной. Это представитель вида разрушительного щетинконогого червя, который ограничивает срок сохранения дерева под водой 10–15 годами. Эти черви сгрызают дерево затонувших судов так, что от корпуса не остается и следа.

Глубоко в песке лежали два медных котла, обросших кораллами. Один из них был сильно помят и сплющен, как будто раздавлен весом затонувшего судна. Около них лежали стопки медных мисок, спаянных воедино и покрытых зеленой коркой. Они были изготовлены выдавливанием из листа на вращающемся станке и на поверхности их виднелись концентрические круги.

Хэмлин, который знал решительно все, что касалось обработки металлов, определил, что это работа XVII века. Вполне возможно, что из этих мисок питались рабы. Нам представилось, как они со спиленными зубами и бритыми головами садились вокруг мисок и горстями ели конские бобы и рис.

Мак Ки работал очень осторожно, тщательно смахивая песок руками. Вот он что-то поднял и сделал вид, что подносит вещь ко рту. Джоун нырнула к нему, приняла какой-то предмет и поднялась на поверхность. Предмет оказался глиняной трубкой. Чубук был совершенно не поврежден, и ее еще можно было курить. Но у самого конца мундштук был словно откушен. Барни и я нырнули, чтобы заглянуть в яму, которую отрыл Мак Ки своей саперной лопаткой, и обнаружили, что он откопал толстый конец слонового бивня.

Медленно и осторожно копал он, не делая ни одного грубого или неосторожного движения. Таким образом он откопал двенадцать слоновых бивней.

Течение изменилось; из Гольфстрима стала прибывать прозрачная голубая вода. Солнечные лучи падали косо через красный, похожий на лосиные рога, коралл, освещая серебряный занавес, составленный крохотными рыбешками. Этот занавес висел неподвижно над черным шлемом Мак Кл. Сквозь сверкающий занавес мы смотрели на пушку, отлитую во время правления Кромвеля в Англии, и на клыки слонов, которые были убиты еще до того, как нога европейца впервые ступила на землю Центральной Африки. В те времена слоновая кость расценивалась на вес серебра. Ее ценность была настолько велика, что она служила причиной международных войн. Когда Стэнли и Ливингстон были заняты исследованиями Африки, арабские торговцы под предводительством Типу Тиба с армиями до двух тысяч и более человек вели войны и заключали союзы, чтобы добыть слоновую кость из Центральной Африки. Несколько позже поиски слоновой кости явились причиной исследования и эксплуатации Африки англичанами, португальцами, бельгийцами и голландцами.

Один за другим подавал нам Мак Ки слоновые бивни. Большинство из них настолько обросло коркой соли, что походили на огромные побелевшие коровьи рога. Некоторые из бивней были черны, как смоль, покрыты тонким черным слоем окисла кости. Под черным слоем был пятнисто-коричневый слой, похожий по структуре на морскую пенку, из которой делают трубки. Еще глубже находилась матово-белая слоновая кость, которая на ощупь была как живая.

Нетрудно было понять, почему мастера всех стран выше любого другого материала ценили бивни слонов. На верхних концах многих бивней были прорезаны квадратные отверстия, причину которых мы так и не могли объяснить. Были и маленькие клыки слонят, а также толстые, почти прямые, с массивными концами бивни слоних, из которых делаются биллиардные шары. Большая же часть бивней когда-то принадлежала слонам-самцам, как показывали их дугообразная форма и заостренные концы. Из бивней слонов-самцов изготовляют белые пластинки для клавишей роялей. Эта слоновая кость отличается отсутствием какой-бы то ни было «зернистости». Заостренные, с красивым изгибом бивни, которые мы находили, принадлежали не индийским, а диким слонам Африки. Африканских слонов никому, кроме Ганнибала в период его войн с Римом, приручить не удавалось.

Я с великим трудом вытащила на поверхность бивень весом в 50 фунтов. Его когда-то носил огромный и величественный зверь. Он, вероятно, был вырублен из гниющего черепа и вынесен из джунглей несчастным чернокожим. Если раб, несший «белое золото», спотыкался или заболевал, охрана приканчивала его копьем. Если же это была рабыня-мать, которая не в силах была нести бивень и ребенка, то охрана закалывала ребенка. Когда чернокожие доставляли слоновую кость на берег моря, то их продавали в рабство. Рабы помещались по 200–700 человек в тесном трюме невольничьего корабля, направлявшегося в колонии Нового Света. За один лишь год через товарные склады Занзибара прошло тридцать тысяч слоновых бивней. Столько же чернокожих, несших «белое золото», было убито или продано в рабство за этот же период времени. Такова печальная история добычи матово-белой слоновой кости, придающей теплоту клавишам рояля.

В течение трех дней мы вели раскопки на дне, прорываясь сквозь толщу трех столетий. Но работа под водой продвигается невероятно медленно. Едва нам удавалось вырыть ямку, как она тут же снова заполнялась песком. Огромные куски окаменевших кораллов затрудняли дальнейшие раскопки. Несмотря на то что работа велась по 8 часов в день, нам удалось вырыть ямку длиной всего в 8 футов, шириной 5 футов и глубиной в 3 фута.

В первый день Мак Ки провел на дне семь с половиной часов, поглощенный работой, как человек, который любит свое дело. Он, возможно, и не поднялся бы на поверхность, если бы его обеспечивающего не укачало и не стошнило у всасывающего окна компрессора. Мак Ки, словно выстреленный из пушки, взлетел на поверхность; ему и в голову не могло прийти, что стряслось с подаваемым воздухом.

В течение всего рабочего дня дети постоянно находились в воде. Они доставляли предметы на поверхность и совершали поиски сокровищ на дне. Двенадцатилетний Грег искал серебро. В последний день нашей работы он издал торжествующий крик и его зеленые ласты мелькнули в белой пене брызг. Он устремился к самому дну и что-то поднял. С лопающимися барабанными перепонками он понесся к поверхности. В руке у него блестела серебряная монета. Это была монета в четверть доллара, чеканки 1948 года, которую он выронил из своего кармана за день до этого!

Больше всего беспокойства доставляла нам Сюзи. Она совершенно ничего не боялась, а хищных рыб — менее всего. На девочку, встретившуюся под водой с трехсотфунтовой хищной джуфиш, пятидесятифунтовая морская щука, больше ее самой, не производила никакого впечатления. Большую часть дня эта щука скрывалась в тени нашей лодки.

— Подумаешь, — говорила Сюзи, глядя на морскую щуку, — она вовсе не большая.

Мак Ки тоже не обращал никакого внимания на морскую щуку, которая постоянно кружила над ним. Он в это время поднимал свинцовые листы, которыми когда-то заделывались пробоины или же обшивалось днище корабля. Он обнаружил свинцовый лист, вырезанный в виде римской цифры XI. Такие цифры наклёпываются на борту и указывают глубину осадки судна.

На самом дне наших раскопок, там, где мы докопались до коренной породы рифа, были обнаружены десятки круглых свинцовых мушкетных пуль и отполированная водой галька. Галька была чужда этому коралловому рифу и, по всей вероятности, когда-то использовалась на судне в качестве балласта или же картечи. Картечь применялась при ведении огня по палубе нападающих пиратских кораблей и каперов. По песчаному дну были рассыпаны круглые куски кораллов, внутри которых мы обнаружили трехфунтовые пушечные ядра. В некоторых случаях ядра были насажены попарно к одному стержню, по форме напоминая гантели. Они применялись для уничтожения такелажа на судах противника.

Несмотря на то что выкопанная нами яма была небольшой, она раскрыла перед нами довольно полную картину повседневной жизни корабля. Среди предметов оказались сучковатые куски дерева, по-видимому употреблявшегося в качестве дров. Некоторые из них были обуглены. Нашли обломок оловянной ложки, металлическую тарелку и большое блюдо. Под коркой соли металл сверкал, как серебро.

В самом начале мы были одержимы желанием найти золото или серебро. Но теперь, когда наши раскопки дали нам возможность заглянуть в жизнь корабля, то горшки, кастрюли, все обломки посуды стали для нас настоящими сокровищами. Мы восприняли образ мышления Мак Ки, свойственный каждому археологу. Интерес к открытиям, к опознанию обнаруженных предметов, к раскрытию тайны гибели корабля полностью завладел нашими мыслями.

Стеклянная и глиняная посуда была вся разбита. Черепки синего и белого фарфора были опознаны Смитсоновским институтом, как обломки глиняной пивной кружки, сделанной английскими мастерами в городе Бристоль. Кусок фаянсовой посуды оказался черепком винного кувшина «Беллармин» или же «Длинная борода». Винные кувшины этого рода обычно украшались карикатурами бородатого реформатора кардинала Беллармина. Такой посудой пользовались в рейнских пивных в XVI–XVII веках.

После нашего отъезда Билль Томпсон, который не имел возможности спускаться под воду вместе с нами, обнаружил оловянную кружку в отличном состоянии, а Хэмлин, глядя сквозь дно стакана, обнаружил на дне предмет странной формы. Он напоминал пивную кружку, сделанную из бронзы. Несмотря на то что длина его не превышала восьми дюймов, он весил 24 фунта. Этот предмет оказался обтюратором — предшественником современной гильзы. В XV, XVI и XVII веках в такой обтюратор закладывался пороховой заряд пушки, заряжающейся с казенной части. В Лондонском Тауэре среди экспонатов имеется аналогичный экземпляр.

После 1700 года орудия, заряжающиеся с казенной части, применялись очень редко. Из-за плохой обработки частей нередко происходила утечка газов, возникали пожары и происходили несчастные случаи. От одного такого несчастного случая во время осады замка Роксбург погиб король Шотландский Иаков II. Печальный отчет об этой трагедии гласит:

«Когда же принц проявил большее любопытство, чем приличествует его величеству королю, и встал вблизи орудия, обломок разорвавшейся при выстреле пушки ударил его в бедро, сломав его пополам. Иаков II упал наземь и вскоре умер».

Наступление последнего дня нашего отпуска поразило нас, как пушечный выстрел. Мы вдруг осознали, что надо уезжать домой, в Кливленд, и оставить затонувший корабль почти неисследованным. Корабль будет найден другими, они заложат динамит и взорвут его, похоронив остатки под тоннами песка и кораллов. Перед отъездом нам все же удалось поднять пушку.

Мак Ки спустился на дно и обвязал дуло пушки стальным тросом. При подъеме возникли осложнения. Между поверхностью и дном сплошной завесой висела мелкая рыбешка, которая мешала осуществлять связь между водолазом и обеспечивающими. Мы ныряли по очереди сквозь этот рыбный занавес, чтобы разобрать знаки Мак Ки. После этого нырявший передавал его знаки пловцами на поверхность. Хэмлин включил лебедку; трос натянулся, но пушка не поддавалась, корма баржи стала оседать. Хэмлин выключил мотор как раз в тот момент, когда вода стала заливать корму. Мы бросились к носу, чтобы сбалансировать натяжение троса, привязанного к зацементированной в кораллах пушке. Снова была включена лебедка, и корма, как пробка, подскочила на воде, когда пушка оторвалась от рифа. Вскоре, впервые после трех столетий пребывания в воде, на морской поверхности появилось забитое кораллами дуло пушки.

Это был фальконет. Ствол был длиной семь с половиной футов, а калибр — три с половиной дюйма. Сняв дюймовый нарост кораллов у казенной части, мы обнаружили букву «Р», под ней прописью были выгравированы буквы «TN», а также номер 170 1/11 24. Если бы по этой подписи удалось опознать пушку, мы, возможно, узнали бы и название корабля, получили бы представление о его грузе и о тех сокровищах, которые находились в его трюмах. Мы послали фотографии-надписи во все адреса, откуда, по нашему мнению, могла прийти помощь в разгадке этой тайны. Из испанского посольства нам сообщили, что в Испании на этот счет материалов не имеется. Компания «Ллойд», которая страховала суда в течение трех столетий, на наш запрос сообщила из Лондона:

«Мы с сожалением доводим до вашего сведения, что материалы, представленные вами, недостаточны, и мы не имеем возможности оказать вам помощь в опознании корабля. Ваше письмо вместе с фотографиями мы направляем директору библиотеки Адмиралтейства, от которого вы, конечно, получите ответ».

Затем мы получили письмо из Национального морского музея в Гринвиче, куда Адмиралтейство направило наше письмо. Это было началом бесконечных поисков по кругу и дало нам понятие о тех трудностях, с которыми связано опознавание предметов старины. В письме сообщалось:

«С сожалением должен сказать, что не имею возможности опознать знак на фотографии пушки. Этот знак, возможно, является, а возможно, и не является подписью мастера, отлившего пушку… К сожалению, в те далекие времена пушки отливались во многих местах, а полного перечня маркировок у нас не имеется».

Мы также послали фотографии одной нашей знакомой в Голландии. От нее мы узнали, что они были предметом живейшего интереса на заседании директоров музеев в Гааге. Директора сомневались в голландском происхождении пушки, поскольку между 1600 и 1750 годами в Голландии имелся лишь один известный мастер, отливавший чугунные пушки, а на нашей пушке был не его знак.

Из Парижа нам написала другая знакомая:

«Операция по опознанию пушки, обнаруженной семьей Крайл, развертывается. Весь Париж занят в ней».

Далее она нам подробно излагала, как по совету Морского министерства она провела вечер у директора Национального музея в Лувре. Директор и его консультанты пришли к выводу, что ей следует обратиться к генеральному директору Армейского музея на бульваре Инвалидов. Сам директор, имеющий чин генерала, и два его старых коллеги пришли в совершенный восторг от фотографий пушки и от обстоятельств, сопровождавших ее обнаружение. Они показали нашей привлекательной знакомой тысячи пушек, объясняя, что орудия с тюльпаном — французские, с блином — испанские и т. п., перебрав маркировку орудий, отлитых всеми государствами, членами Организации Объединенных Наций. В течение нескольких недель она встречалась с отставными адмиралами и генералами. Поиски проходили очень интересно — они вели от одного завтрака к другому, от одного коктейля к другому, от приема к приему с одним лишь результатом, что в поиски включался все расширяющийся круг проявлявших повышенный интерес «директоров», горевших желанием помочь.

Пушка уже была доставлена к нам на дом и вместе с ядрами, слоновыми клыками, горшками и кастрюлями была размещена на каменном полу в нашей столовой. По тому что произошло с пушкой, мы узнали о тех изменениях, которые влечет за собой пребывание железных предметов в соленой воде в течение столетий. Пока железные предметы находятся в морской воде, они сохраняют свою форму, но едва они выходят из воды, как начинают разрушаться. С ними происходит примерно то же, что и с людьми, описанными в книге «Потерянный горизонт». Находясь в стране Шангриле, они остаются вечно молодыми, но стоит им покинуть эту землю, как они стареют и умирают. Мало-помалу, распадаясь на мелкие чешуйки, погибала в ржавчине и наша пушка. С ее исчезновением пропало и последнее вещественное доказательство, по которому можно было опознать затонувший корабль с грузом слоновой кости.