"За подводными сокровищами" - читать интересную книгу автора (Крайл Джейн, Крайл Барни)

IX Красный риф острова Андрос

Когда Барни заявил капитану Джо, что пора начать ныряние в районе барьерного рифа и спуститься в легендарную Синюю Яму, Джо застонал:

— Я знаю, что вы не боитесь воды, но вам не следует спускаться к тем животным. Это ужасные животные.

Его беспокойство натолкнуло нас на мысль обмануть этих фантастических животных.

Наша подготовка к спуску под воду походила на приготовление к маскараду. Мы привезли с собой длинные черные балетные трико и ярко-желтые фуфайки с длинными рукавами для защиты от тропического солнца и царапин при соприкосновении с кораллами. С помощью липкой ленты и губной помады мы нарисовали рожи с оскаленными зубами на задней части наших трико. Взяв копья и надев ярко-зеленые водолазные маски и ласты, мы шли по коралловым дорожкам, шлепая лапами, как утки в мультипликационном фильме Уолта Диснея. Увидев, как мы шли к воде, переваливаясь с ноги на ногу, местные жители сначала улыбались, потом разразились неистовым смехом. Они показывали на нас пальцами, хлопали друг друга по спинам, но все это было пустяки по сравнению с тем, что началось когда мы повернулись к ним спиной, показав им наши другие рожи.

— Мы справимся с вашими животными, — сказал Барни, — пусть только попробуют нас укусить, мы будем огрызаться. Тут он сжал свои ягодичные мышцы, и пасть нарисованной ниже спины рожи сначала широко открылась, а потом закрылась.

На секунду все умолкли, последовал общий вздох, и местные жители буквально обезумели. Они катались по берегу, визжали, кричали в экстазе и заливались слезами от смеха.

Легкий пассат наполнил паруса, и мы направились к рифу. На горизонте громоздились белые кучевые облака. День был ослепительно яркий, насыщенный простыми цветами моря и неба. Наши паруса подхватывали песнь ветра, океанская же волна, разбиваясь о рифы, траурно причитала. В двух милях от берега дно стало постепенно подниматься. От океанской отмели подступали огромные синие волны, которые перекатывались и разбивались о коралловый риф. Всюду океан был покрыт величественными водяными валами, разбивавшимися о рифы через равные промежутки, превращаясь в пляшущую пену. На протяжении ста миль тянулись белые гребни вдоль барьерного рифа острова; они приносили с собой планктон и минералы, которыми питались коралловые полипы. Являясь плотоядным животным организмом, коралловый полип нуждается не только в пище, но и в свете, так как он живет в симбиозе с морскими водорослями, жизнедеятельность которых зависит от солнца. Поэтому кораллы рифов не могут жить под водой на глубине более 120 футов. Кроме того, спокойные глубины вредны для кораллов, так как необходимо, чтобы течение и волны смывали осадочные отложения с живых питающихся полипов. При благоприятных условиях коралловые рифы могут расти со скоростью до 3 дюймов в год, но температура воды должна быть выше 22°.

Основным фактором, влияющим на скорость роста полипов-кораллов, является поступление пищи: яиц морского ежа, крохотных медуз, зародышей крабов, мелких креветок и мириадов мельчайших живых организмов, которые дрейфуют в морских течениях. Со стороны моря, где океанские течения богаты планктоном, рост коралловых рифов наиболее интенсивен. Вот эту то сторону барьерного рифа мы и собирались исследовать.

Джо поставил судно на якорь в бухте под защитой барьерного рифа. Несмотря на это, мертвая зыбь сильно качала его. Глядя под взбудораженную поверхность воды, мы поняли, почему местные жители назвали барьерный риф Красным. Подводные коралловые массы, которые мы наблюдали сверху, были густо-красного цвета, похожего на цвет полированного красного дерева.

— Вы все-таки хотите погрузиться туда? — спросил Джо.

Да, мы действительно этого хотели. Он подтянул к борту шлюпку. Она плясала, как пробка, на поверхности беспокойного моря. Мы не могли спокойно спуститься, так как шлюпка ни на секунду не оставалась неподвижной, и спрыгнули в нее. Шкипер послал Простоватого Тома вместе с нами в качестве обеспечивающего.

Мы чувствовали себя ничтожными и одинокими среди огромного моря в этой шлюпчонке. Том греб по направлению к водяным валам, разбивавшимся о рифы.

— Дальше не греби! — крикнул шкипер Тому, стараясь перекричать грохот прибоя. Он боялся, что Том выведет шлюпку прямо в прибой на барьерном рифе.

— Будь наготове, — сказали мы Тому, собираясь нырнуть.

Шкипер уже нам рассказал, что кораллы острова Андрос самые красивые в мире. Однако о Красном рифе этого острова мы впервые услышали от него. Мы не знали, что в течение десяти лет Американский музей естественной истории собирал для экспозиции кораллы именно с этого рифа, так как это были самые красивые кораллы в северном полушарии. Мы совершенно не ожидали увидеть такую великолепную картину. Рев водяных валов наполнял воздух, водяные брызги мешали смотреть сквозь водолазные маски. Когда же мы опустились под бушующие волны и вода промыла стеклянные окошки масок, то оказались в каком-то волшебном сне.

Золотой песок дна не оставлял ни одного сверкающего солнечного луча не отраженным. Водяные валы гнули зеркало поверхности моря в слитки расплавленного золота, тут же разбивая их в золотую пыль и диски. В озаренном солнцем море целые облака золотых пузырьков оседали вниз, не уступая по яркости бриллиантовым капелькам водяных брызг, взлетающих к небу. Вся вода буквально жила, она плясала под дождем золотых пузырьков. Чудо рифа заключалось в кораллах. Толстый стебель коралла вырастает из желтого песка; над омываемым волнами дном на высоте шести футов раскрывается симметричный цветок коралла шафранного цвета. Его лепестки простираются во все стороны, стараясь поймать капельки этого золотого дождя. На вершине рифа было множество коралловых цветов, достигавших шести-восьми футов в диаметре и симметричных, как желтая роза.

Тайна кораллов велика. Миллионы отдельных животных, каждое из которых — отдельное существо, составляют безупречно симметричные соединения. Каждый полип заключен в собственную известковую коробку и отделен от своего соседа каменными стенами. Ни один из них не соединен с другими ни нервным волокном, ни пучком ткани, ни единой живой нитью. Каждый полип — отдельный и независимый животный организм, как пчела, муравей или даже человек. И все же, подобно пчелам или муравьям, кораллы живут организованной колонией с единым хозяйством. Во всей схеме их жизни имеется симметрия и порядок, приспособленный для выполнения определенной функции: обеспечить на поверхности кораллового образования максимальное количество получающих пищу полипов. Какие неведомые силы определяют этот порядок, эту схему? Какая сила обучает каждого отдельного муравья той роли, которую он должен сыграть в устройстве темного царства подземных тоннелей? Что заставляет каждую пчелку делать точно такую же ячейку, как у ее соседа? Что заставляет паука создавать симметрию в своей паутине или заставляет человека строить такой город, как Париж, в форме звезды? В этом тайна кораллового рифа.

Вначале нам казалось, что риф гол и пуст, если не считать мириадов желтых хемулид, висевших, как миражи, под кораллами. Но, по мере того как мы подплывали ближе к кораллу, он оживал. Групер высунул свою угрюмую физиономию из скалистой пещеры. Яркая голубая рыбка, окрашенная лазурью и золотом, проявляя любопытство, подплыла к моей маске. На нас уставился маленький красный пучеглазый холёцентрус, мимо нас проплыла большая скаровая рыба цвета электрик и стала пастись на кораллах.

У этого рифа жили два типа рыб — растениеядные и хищники. Иногда морские щуки, самые хищные из всех, медленно проплывали на расстоянии одного ярда от щетинозубой рыбы, которую они могли бы без труда проглотить. Рыбы не реагировали на присутствие морских щук, и не было заметно, чтобы более мелкая рыбка обращалась в бегство. Подобно луговым собачкам, мелкие рыбки, казалось, внимательно оценили обстановку и при приближении опасности только жались к своим безопасным норам. Многие из этих рыбок имели свои отдельные гнездышки. Иногда они затевали драку за любимую квартиру. Мы наблюдали, как щетинозубая рыба с возмущением напала и отогнала гораздо большую по размерам скаровую рыбу, которая слишком близко подступила к ее норе. Скаровых рыб было множество. Радужная скаровая рыба окрашена в такие цвета, которые вне воды не менее ярки, чем спектр; но под водой эти цвета скаровой рыбы смягчены и господствует яркая зелень ее выступающих клювоподобных зубов.

Мы видели больших голубых скаровых рыб, а также розовых, которые, подобно черным щетинозубым рыбам, ходили парами. Встречали мы и маленьких эмалево-синих скаровых рыбешек длиной всего лишь в 6–8 дюймов. Они проплывали мимо стайками в сопровождении «школьного учителя», вчетверо превосходившего их по размерам. Мы никак не могли установить взаимоотношения между маленькими скаровыми рыбками и их предводителем. У рифа плавало много груперов — черных, полосатых и красных — весом до 30 фунтов. Многие из них меняли свои цвета, как хамелеоны, соответственно цвету дна. Мы наблюдали, как один большой групер коричневого цвета постепенно бледнел все больше и больше, он, казалось, заболел и умирал, стараясь слиться с ярким фоном полоски белого песка. Длинная и тонкая, похожая на флейту свистулька встала вертикально на свой хвостик, подделываясь под морское перышко, торчавшее в глубине. Каждое существо пыталось выдать себя за нечто другое. И если бы мы не знали, где и что искать, мы бы так ничего и не заметили, кроме общей красоты рифа. Мы читали о звуках, издаваемых рыбами под водой, о писке дельфина, о щелкании креветки, но нам удалось услышать лишь три звука, производимых жителями моря. Мы слышали, как скребла зубами о коралл скаровая рыба, добывая пищу с его поверхности. Мы слышали щелкание, производимое хвостом убегающего омара, и наконец хрюканье испуганного джуфиша или групера. Звуки, производимые омаром и групером, очень сходны, только звук, издаваемый омаром, более гнусавый. Звук групера низкий и гортанный, похожий на хрюканье свиньи. Когда же большой джуфиш хрюкает, он мычит, как лось, и потрясает звуками окружающую воду. Встречая большое число хемулид, мы, как это ни парадоксально, ни разу не слышали, чтобы рыба хемулида издавала какой-либо звук.[4] Даже когда одна рыбка этой породы встречается с другой и в течение нескольких минут они пляшут друг перед другом, широко разевая свои огромные алые пасти, но не издают ни единого звука.

Не следует думать, что Красный риф состоит только из золота, песка и яркого солнечного света. Мы видели необычайные причудливые сплетения темных кораллов, которые простирались под водой, подобно доисторическим кладбищам чудовищных рогатых зверей. Мы видели зелено-коричневые стенки коралла в форме оленьих рогов, переплетенных в сложном узоре живого камня. Ближе к открытому морю мы встречали большие сплетения, похожие на рога лося, которые отсвечивали красноватым блеском сквозь толщу воды. Коралловые лапы, от которых отходили пальцы не меньшей длины, чем сами лапы, поднимались в высь к поверхности моря. В глубокой воде, где прибой не мог отломать их хрупкие отростки от возвышавшихся каменных деревьев, росли тонкие пластины коралла с нежными лепестковыми кончиками. Ближе к поверхности и в тех местах, где прибой отличался большой силой, те же самые кораллы росли в виде толстых круглых стеблей с тяжелыми переплетениями ветвей. Мы пытались ознакомиться с океанской стороной рифа, с точкой, где кораллы опускались бы в темные глубины моря. Но со стороны моря уклон от вершины рифа был таким же плавным. Только там, где глубокие проливы прорезали рифы, мы находили высокие вертикальные скалы, поднимающиеся со дна на 10–20 футов. Здесь, где богатые питательными веществами течения поступают из моря, кораллы поддерживают жизнь большого количества рыб. Тысячи лютианид, ярких, как куриная слепота, держались против течения. Сплошные массы маленькой рыбы-зебры создавали впечатление, что для нас нет места под водой. И в то же время, когда мы вплывали в эту стену из рыб, они, словно в полусне, расходились ровно настолько, чтобы пропустить нас, а затем снова смыкались за нами, закрывая проход, как будто его и не было.

Это сосредоточение рыб всегда имело место в богатых пищей коралловых джунглях. Богатое планктоном течение, подобно супу, питающее коралловые полипы, одновременно несет пищу мелкой рыбешке. Мелкая рыба, в свою очередь, составляет пищу более крупной, а более крупная рыба — еще более крупной. И так создается бесконечный цикл зависимости хищников друг от друга. И все же мы наблюдали только один раз, как одна рыба пожирала другую. Время было около полудня, когда Барни увидел, как зеленая мурена схватила и целиком проглотила шестидюймовую хемулиду. Или рыбы не едят, когда их беспокоят, или же они едят очень рано утром и поздно вечером, когда мы под воду не спускались. Красный риф, который поддерживает эту бурлящую жизнь, является самым лучшим образцом барьерного рифа в северном полушарии. Существует мнение, что барьерные рифы и атоллы являются результатом постепенного опускания масс суши. Эту теорию впервые выдвинул более ста лет тому назад Чарльз Дарвин.

Там, где мы сейчас находим барьерные рифы и атоллы, когда-то были массы суши различной высоты, которые поднимались над поверхностью моря. Постепенно суша опустилась или же поднялся уровень моря, но береговые кораллы росли быстрее подъема уровня воды. В конце концов суша исчезла под водой, оставив кольцеобразный коралловый риф или же кольца коралловых островов вокруг центральной лагуны. Так кораллы служат памятниками утонувшим и забытым частям суши.

Наши мальчики, Иван и Давид, были воспитаны на местных предрассудках относительно опасностей, таящихся в рифах. Поэтому они вначале не хотели спускаться под воду. Наблюдая наши неоднократные исчезновения и появления, они удивлялись, что мы каким-то чудом оставались невредимыми. Это придавало им уверенность, а также возбуждало любопытство. Мы пригласили их присоединиться к нам.

Сначала они колебались, но все же надели наши запасные водолазные маски и осторожно опустились под воду. Иван пошел на этот шаг потому, что не мог побороть своего желания принять вызов. Давид же стал подводным пловцом из-за того, что не мог подавить своей любознательности. Оба мальчика вошли в воду с опаской, особенно Давид, — он плохо плавал. Он держался, как мальчик в Итоне на футбольном поле, решивший победить или умереть. Мы решили, что Британская империя может гордиться такими гражданами, как он.

Давид взглянул на риф под водой, глотнул воздуха, еще раз окунул голову, чтобы всмотреться получше, а затем этот Тинторрето атоллов выскочил из воды и прыгнул в лодку. Он бросился к своему блокноту и стал рисовать. Он был поражен тем, что увидел в этом новом мире цветов. Виденное он не мог выразить словами, а поэтому обратился за помощью к цветным карандашам.

Иван реагировал по-иному. Он посмотрел один раз, вскрикнул от радостного возбуждения, взглянул еще раз и поплыл к лодке, чтобы взять свое копье и начать охотиться за рыбой. Он бросался за ней напропалую, плывя вдоль рифа, совершенно не подкрадываясь к ней, не прибегая ни к каким тактическим приемам; когда он стремительно проплывал под водой, то белые подошвы его ног бились и сверкали, как две серебряные барабульки. Он был замечательным пловцом и, казалось, в короткое время породнился с морем в той же степени, как и рыба, за которой он охотился. Наконец он заколол самку спинорога и гордо доставил ее на шлюпку. Синие, черные и желтые полосы, расходившиеся в разные стороны от глаз этой рыбки к носу, не уступали в яркости и глупости тем рожам, которые были нарисованы на наших трико.

Когда мы прибыли на парусник, чтобы пообедать, его начало так сильно качать, что я почувствовала приступ тошноты, но на этот случай мы запаслись драмаминовыми таблетками. Не зная, каково будет их действие, я приняла всего лишь полтаблетки, после чего мы снова стали плавать и нырять у рифа.

Волна была широкой и мягко покачивала меня. Когда я двигалась на животе по воде, глядя вниз на сказочный подводный лес, я вдруг стала грезить. Море так нежно покачивало меня. Я почувствовала, что глаза смыкаются.

— Джен, — услышала я голос Барни, — у тебя все в порядке?

Конечно, я чувствовала себя прекрасно. Как приятно было лежать в воде. Как баюкали меня волны, то поднимая, то опуская вниз. Потом, как будто сквозь сон, я почувствовала, что меня подталкивают, а потом поднимают на борт судна. На палубе было мягко, и я задремала.

Увидев, что я погружаюсь в воду, Барни забеспокоился. У него создалось впечатление, будто я собираюсь свернуться калачиком на коралловом дне для долгого сна. Тогда он понял, что на меня подействовала драмаминовая таблетка. Лучшим противоядием оказался кофе дядюшки Германа мощностью в 40 лошадиных сил. Выпив большую чашку, я очнулась от дремоты и почувствовала прилив бодрости.

Придя в себя, я спросила Давида, не знает ли он каких-либо рассказов о больших морских животных.

— О, да, — ответил он. Один из таких рассказов он записал мне в своем альбоме для рисования:

«Отец рассказывал мне, что однажды он вышел в море к западу от острова Андрос для ловли морских губок. Море было спокойно. Дул лишь слабенький ветерок, еле-еле двигавший парусник. Вдруг он перестал видеть коралловое дно. Со стороны моря все почернело. Капитан бота, поняв, что причиной этому является морское чудовище, предупредил матросов:

— Кит.

Чудовище следовало за ботом в течение часа. Время от времени оно ударялось о борт судна. Тогда моряки поняли, что это огромная акула, гораздо более длинная, чем сам бот, длина которого составляла 20 футов. Они выбросили пустую бочку за борт. Акула легко проглотила ее. Помощник принес из каюты две палочки динамита. Он вспорол живот ранее пойманного групера и заложил в него динамит. Затем он поджег запальный шнур и выбросил групера за борт примерно на расстояние 100 футов от борта судна. За рыбой бросилась акула и мгновенно проглотила ее. Минуту спустя люди услышали взрыв, и все увидели куски разорванной акулы на воде. Таков был конец величайшей акулы, когда-либо появлявшейся у острова Андрос».

Время приближалось к пяти часам. Ветер поднимался, облака уже закрывали солнце.

— Где же Синяя Яма? — спросил Барни.

— Мили за три отсюда, за коралловым рифом, — ответил капитан Джо, но не проявил желания отправиться с нами туда.

— Нам бы следовало поторопиться, а то будет слишком поздно, — сказал Барни.

Джо неохотно взялся за руль и, подняв паруса, направил судно по ветру к отмели. Мы пересекли двухмильную лагуну, которая отделяла риф от отмели, и стали на якорь в мелкой воде. Местные жители возбужденно переговаривались друг с другом на непонятном нам диалекте. Том счастливо смеялся, шкипер и дядюшка Герман были серьезны, мальчики же казались испуганными.

— Мне кажется, что вам не следовало бы спускаться в эту Синюю Яму, — сказал шкипер.

— Нет, давайте все же заглянем, — сказал Барни.

Иван, шкипер, Барни и я сели в шлюпчонку и стали грести поперек подводной отмели. Место было очень мелкое, так что трудно было понять, какая здесь может быть опасность.

— Вот она, эта Синяя Яма, — сказал шкипер, указав вперед на темный круг диаметром примерно в 50 футов. Он блестел, как большой синий глаз, на фоне коричневой отмели.

Мы подгребли к ее покатому краю и заглянули вниз. Это была гигантская воронка, дно которой исчезало в синей дымке. Огромные морские щуки недвижимо лежали в мелководье. Глубже массы лютианид плавали, подобно белым привидениям, на фоне синевы. Шкипер бросил кусок водоросли в самый центр Ямы, и мы наблюдали за ее погружением. Сначала она опускалась медленно, а потом со все увеличивающейся скоростью. Мы встали в лодке, чтобы лучше проследить за водорослью. Примерно в 15 футах под поверхностью скорость ее погружения увеличилась, после чего она исчезла, так как ее, по-видимому, засосало в известковую пещеру. Вокруг скал у входа в пещеру морская трава и горгонии гнулись и трепетали под влиянием течения.

— Она сейчас уходит, — сказал шкипер, — никто не знает, куда течет вода. Позже она возвращается, и вся вода с моря пузырится, выходя здесь на поверхность.

Даже на берегу на острове Андрос мягкий осадочный известняк весь прорезан большими, похожими на колодцы, дырами, тоннелями, напоминавшими тоннели метро, целыми лабиринтами подземных ходов. Вероятно, Синяя Яма была одним из этих ходов, идущих от отмели к морю, к открытым морским течениям.

— Здесь обитают звери, — заявил шкипер, — стоит вам спуститься в эту Синюю Яму, и вам уже не увидеть солнца.

— Вы считаете, что там действительно опасно? — спросил Барни с искоркой в глазах.

— Я бы и за деньги туда не полез, — заявил Иван.

— Тогда нам не стоит рисковать, — сказал Барни и тут же добавил: — я сначала пошлю туда жену, чтобы удостовериться в безопасности Синей Ямы.

Местные жители разразились смехом. По-видимому, у них жены считались расходным материалом, и такое предложение было встречено с одобрением.

Теперь все взоры были обращены на меня. Если Давид отстоял честь Британской империи, разве я могла посрамить честь своей страны? Взяв большое копье, Барни наблюдал за моим медленным погружением в воду. На поверхности не ощущалось никакой тяги.

В течение нескольких первых секунд, когда ноги уже находятся в воде, тело постепенно погружается, но глаза еще над водой и не могут видеть, что делается внизу, страх дает себя чувствовать. Создается впечатление, как будто ваши ноги — это приманка для акул, китов, морских щук и всех сказочных чудовищ подводного царства. Едва лишь голова скроется под водой, как перед глазами появляются все старые друзья, и сразу оказываешься в привычной обстановке.

— Все в порядке, Барни, — сказала я, появившись на поверхности, — можешь смело спускаться.

Барни оставил свой пост, передал мне копье, и я охраняла его, пока он не присоединился ко мне в воде. Мы поплыли к центру Ямы и глянули вниз, в ее глубины. Там оказалось огромное количество различных рыб. Их хвосты двигались в такт. Они медленно плыли, удерживаясь против течения.

— Присоединяйся к нам, Иван, — подзадоривали мы его. — Если хочешь тут поохотиться с копьем, то рыбы здесь достаточно.

Но россказни о Синей Яме произвели слишком сильное впечатление на воображение Ивана, и он даже не тронулся с места.

— Я хочу спуститься поглубже и посмотреть, что там, — заявил Барни.

— Не смей, — сказала я ему, — вдруг тебя засосет.

— Я обвяжусь веревкой, — сказал он, — а ты будешь стоять в лодке и держаться за другой конец, пока я буду находиться под водой.

Мне вся эта затея не нравилась, потому что течение явно усиливалось и мы уже видели, как небольшие обломки дерева, кружась, спускались в воронку водоворота. Я обвязала веревку вокруг пояса Барни, забралась в лодку и привязала другой конец к одной из банок.

— Все готово, — сказал Барни. Он глубоко вздохнул и погрузился; Джо и Иван только грустно покачали головой. Он погружался в ясную синюю воду над козырьком пещеры. По мере погружения Барни стаи лютианид размыкались и, после того как он проплывал, снова смыкались. Я уловила последний отблеск зеленых ласт, прежде чем он исчез под скалой. Он долго находился под водой, и я время от времени потягивала за веревку. Веревка натянулась, и я почувствовала, как Барни дергает ее, требуя дополнительной длины. Потом веревка ослабела, массы рыб расступились и Барни вылетел на поверхность. У нас было такое впечатление, что его глаза выскочат сквозь водолазную маску. Он впрыгнул в лодку с такой быстротой, как будто его подгонял Посейдон своим трезубцем.

— Что ты там увидел? — спросила я.

— Не знаю, но я больше туда не полезу, — ответил он.

Барни спускался медленно, давая своим глазам возможность привыкнуть к темноте, а ушам к давлению воды. Он чувствовал, как его медленно несло течением. Не сопротивляясь, он позволил затянуть себя в темный проход. Он ничего не видел, кроме скалистых стен, усыпанных омарами, да еще туманных контуров стай лютианид. В темноте тоннеля десятью футами глубже выглянуло что-то очень черное. Это черное оказалось невероятно большой пастью, настолько большой, что, по словам Барни, в ней можно было поместить библейского Иону. Пасть открылась и закрылась на расстоянии менее двух футов от его глаз. Потом он почувствовал толчок воды: этот зверь сделал поворот. Барни показалось, что он получил пощечину, нанесенную хвостом величиной с одеяло.

Не было никакой возможности установить, что это за рыба. Никто другой не захотел лезть в яму, чтобы узнать, что это за чудовище.

Когда мы вернулись в Фреш Крик, вся деревня встречала нас как своих героев. Шкипер с гордостью представлял нас своим друзьям.

— Вот счастливцы, так уж счастливцы, — говорил он, — они опускались в Синюю Яму и вернулись живыми.

Однажды ночью сквозь ставни нашего окна пробился яркий свет луны, бросая полосатые тени на нашу постель. Мы лежали и прислушивались к вздохам пальм и нежному шепоту воды, набегавшей на скалы.

— Джен, — шепнул мне Барни, — давай посмотрим, каково под водой в ночное время.

Мы надели купальники и, захватив с собой водолазные маски да еще подводный фонарь, вышли на залитую лунным светом улицу. Воздух был мягок и нежен, сладко пахло олеандрой. Мы чувствовали себя, как браконьеры, когда тихонько шли по безлюдной дорожке мимо церкви, мертвенно-белой в свете луны.

Домики, уютно спрятанные за ровными рядами кустарника, казались робко притаившимися, отгородившись ставнями от ночной темноты. Лишь одинокий огонек проглядывал сквозь оконную щель в доме администратора. Стоя над морем на залитой лунным светом скале, мы слышали отдаленный гул морских волн, разбивавшихся о барьерный риф. Под нами темное море стонало и вздыхало и говорило: ш-ш-ш. Угнетало какое-то щемящее чувство одиночества. Мы тихонько сошли со скалы и стояли, как в полутрансе, у края серебрившейся воды. Фосфоресцирующие капли сверкали, когда мы погрузились в воду. Барни, который держал фонарь, вошел первым.

— Следуй вплотную за мной, — сказал он. Но я уже так прижалась к нему, что он едва мог двинуться. Ночь чужда человеческим инстинктам, поскольку человек больше приспособлен к солнцу, к дневному свету. В море, даже когда вода очень прозрачна, всегда есть что-то таинственное и тревожное. Ночью же вода была совершенно черной!

— А разумно ли то, что мы делаем, Барни? — спросила я.

— А мы узнаем, — ответил он, — может быть, ты пойдешь первой?

— Нет, нет, иди ты первым.

Как только темная вода охватила нас со всех сторон, меня подавил совершенно противоречащий здравому смыслу страх, будто что-то страшное подкрадывается ко мне из-за спины.

— Барни, — простонала я, — я не могу идти сзади, пусти меня первой с фонарем.

— Не включай фонарь пока, — сказал он, меняясь со мной местами. Я почувствовала себя лучше, зная, что кто-то охраняет меня за спиной. Меня также успокаивало сознание того, что у меня в руке фонарь, который я пока не зажигала. Проплыв примерно 20 ярдов, Барни сказал:

— Ну, что же, давай посмотрим, каково сейчас под водой.

Мы сделали глубокий вдох и погрузились в темную пучину. Я включила фонарь, и слабый сноп желтого света пробил толщу воды. Этот сноп образовал сияющий круг у входа в коралловую пещеру в трех футах от наших лиц. Но неужели!.. Нет, не может быть! Из темноты пещеры прямо на сноп света выплывала голова зеленой мурены. Она открыла и закрыла пасть и извиваясь пошла на меня. Я пулей вылетела на поверхность, Барни был рядом со мной. Он кричал:

— Выключи свет, Джен! Мурена идет на свет.

Но выключатель не слушался, и мне никак не удавалось выключить фонарь. Казалось, что мурены подходят со всех сторон, чтобы схватить меня за голые беззащитные ноги. Барни выхватил у меня фонарь и выключил его. После этого, нарушая все основные правила поведения в океане, мы повернулись спиной к преследователям и что было сил поплыли к берегу. С тех пор мы больше ночью не ныряли.