"Женская логика" - читать интересную книгу автора (Хеллер Джейн)17По дороге назад мы застряли в пробке, и Брок стал расспрашивать меня о моей жизни. Я рассказала ему о некоммуникабельности моего отца, о разводе родителей, о моей диссертации в области лингвистики, о книге, принесшей мне известность. Я поведала ему даже о Кипе и о том, как он предал меня, хотя об этом Брок не спрашивал. Просто он оказался на удивление внимательным слушателем. Казалось бы, как Брэндон Брок мог быть внимательным слушателем? Вы, наверное, подумали, что я необъективна, но в тот июльский день он и в самом деле очень внимательно слушал меня, чем я страшно гордилась, видя в этом свою заслугу. Вне всяких сомнений, моя методика помогла ему измениться. Он не перебивал меня, не пытался перевести разговор на другую тему. Он даже не заполнял паузы своими излюбленными шуточками! Правда, один раз он сделал исключение: спросил, была ли у нас с Кипом любимая песня. (Ха-ха, как смешно!) По его вопросам и комментариям чувствовалось, что он понимает меня. — Я думаю, вам надо проводить больше времени со своим отцом, — отозвался он, когда я рассказала ему о конфликте моих родителей. — Быть может, сейчас, когда прошло столько лет, вы посмотрели бы на все другими глазами. Кто знает, быть может, ваш отец молчал за обеденным столом не потому, что он мужчина, а потому, что был несчастен в браке. — Но моя теория не строится исключительно на ошибках моего отца, — возразила я. — Исследования показали, что очень большой процент мужчин не находит общего языка с женщинами. — И все-таки я думаю, было бы полезно узнать его точку зрения. Почему бы вам не поговорить с ним обо всем этом? Когда мы уже въезжали в Нью-Йорк, я попросила Брока хоть немного рассказать о себе. И он поведал мне о своей матери — красивой, но довольно холодной женщине, об отце, который занимал довольно заметный пост в руководстве «Дженерал моторе» и всегда хотел, чтобы сын превзошел его, и о сестре, которая все еще жила в Мичигане с мужем и тремя детьми. Она считала, что брату давно пора жениться и заводить собственных детей. — Вы любите детей? — спросила я, представив себе Брока, меняющего подгузники. — Да. Люблю. — А Келси? — поинтересовалась я, представив себе ее меняющей подгузники. — Что Келси? Его интонация подтвердила слова, которые он произнес на прошлом занятии. Он не собирался жениться на Келси. Он ее не любил. Надо сказать, что известие не расстроило меня. Чем больше я говорила с Брэндоном Броком, тем больше понимала, что это было настоящее общение, а не тот обмен любезностями, пустая болтовня, в искусстве которой мы с Кипом превзошли всех. А еще я начала понимать, что пора признать то, в чем меня заподозрили подруги и о чем уже, видимо, догадались все читатели этой книги. Да, я поняла: пора смириться с тем, что за несколько месяцев мои чувства к пациенту существенно изменились. Презрение переросло в интерес, интерес — в привязанность, а привязанность — в страсть, учащающую сердцебиение, лишающую сна, аппетита и способности не думать о нем. Иными словами, я влюблялась в него все больше и больше и не знала, что мне с этим делать. И я ничего не предпринимала. Продолжала жить в своем обычном ритме. Раз в неделю видела Брока, давала ему новые сценарии, заставляла заучивать слова и выражения Языка женщин. Я не подавала виду, что считаю дни, оставшиеся до нашего последнего занятия, не позволяла ему заподозрить, что разлука с ним принесет мне страдания. Как-то раз мне пришлось особенно тяжело. Мы только что закончили занятие, на котором я растолковала ему, что женщины ждут от мужчин понимания, а не советов, и он вдруг стал рассыпаться в благодарностях. — За что вы меня благодарите? — спросила я, когда мы стояли в дверях кабинета. Он очень внимательно смотрел на меня своими голубыми глазами, а я изо всех сил старалась скрыть охватившую меня дрожь. — За то, что вы требовательны ко мне и не позволяете мне сесть вам на шею, — сказал Брок. Он стоял на подобающем расстоянии от меня, но все же я ощущала запах его одеколона. — Ну что вы, — отозвалась я с притворным равнодушием. — Я просто исполняю свой долг. Помните, вы мне сказали, что из меня бы получился неплохой руководитель? Я требовательна ко всем своим пациентам. — Я понимаю, но для меня вы сделали нечто большее. — Нечто большее? — насторожилась я. — Да. Помните, перед нашим первым занятием я попросил вас ничего не говорить газетчикам? — Я так и сделала. Я сдержала слово. — Знаю, доктор Виман. Это и есть «нечто большее». Представляю, какой заманчивой для вас была идея рассказать журналистам о таком пациенте. Ваша карьера рухнула, вам нужна была хорошая реклама, чтобы восстановить ее. Если бы мир узнал, что глава «Файнфудз» нанял вас, чтобы вы ему помогли (представьте себе заголовок: «Брэндон Брок, лицо с обложки, плохо себя вел!»), интерес к вам, безусловно, возрос бы. Это звучало как слова прощания. Пускай добрые, но все же слова прощания. Я не хотела его отпускать, не хотела терять его из виду, узнавать о нем из газет! Но что я могла сделать?.. — Признайся ему, — сказала Пенни, когда я наконец капитулировала и подтвердила то, что она уже давно заподозрила. — Не могу, — ответила я. — Он мой пациент. С моей стороны было бы вопиющим непрофессионализмом излить свои чувства посреди занятия. Пенни пожала плечами: — Он скоро перестанет быть твоим пациентом. Дождись последнего занятия — и тогда излей свои чувства. — Признайся ему, — сказала Сара, когда я исповедалась ей. — Не могу. У него есть другая женщина. — Кто же это? Та дурочка, которую ты приводила ко мне? — засмеялась она. — Которая хотела выкрасить все стены в моем доме в красный цвет? — Келси, да. — Я думаю, он ее не любит. Таких, как она, мужчины не любят, а держат для того, чтобы козырнуть на встрече выпускников. Показать, что, дескать, есть у них еще порох в пороховницах. — Признайся ему, — сказала Гейл, когда наступил ее черед услышать о моих сомнениях. — Не могу. Брок — преуспевающий человек и очень богатый. Боюсь, он подумает, что меня привлекли его деньги. — А что плохого в деньгах? Если бы Джим пошевелил мозгами и заработал бы хоть немного, я бы, возможно, не торопилась с ним разводиться. «Не торопилась бы»?! Да они уже тыщу лет женаты! — Признайся ему, — сказала Изабелла, когда я изложила ей суть дела. — Не могу. А что, если он не ответит мне взаимностью? — Тогда заведи себе кошку, — посоветовала она. Каждое занятие с Броком стало для меня мучением. Я все время размышляла о том, стоит ли признаваться ему в любви, стоит ли даже намекать, что я испытываю к нему нечто большее, чем профессиональный интерес. В результате я не могла найти нужных слов, прекрасно понимая всю комичность ситуации: я, обучавшая других делиться своими чувствами, не могла выразить свои. Как ни странно, решение мне подсказала Диана — моя ассистентка, которую я никогда не считала своей ученицей и продолжателем моего дела. На первый взгляд Диана была девушкой поверхностной и ограниченной, интересующейся только своей внешностью. Тем не менее именно она оказалась самой проницательной из всех моих знакомых. Однажды, когда я уже собиралась домой, Диана постучала в дверь моего кабинета и появилась на пороге с последним номером «Уолл-стрит джорнэл» в руках. Его, должно быть, кто-то оставил в приемной. — Взгляните сюда, доктор Виман! — взволнованно сказала она, показывая на фотографию на первой странице. — Это же ваш пациент, мистер Брок! Судя по всему, в газете поместили статью о «Файнфудз» и снабдили ее фотографией Брока. На черно-белом снимке он получился не совсем удачно. — Я хочу это прочитать, — сказала я, поблагодарив Диану за то, что она привлекла к статье мое внимание. — Я и не знала, что он так знаменит! — воскликнула она. Ее губы были покрашены в темно-коричневый цвет, который нравился многим женщинам, но только не мне. — То есть я знала, что он большая шишка, но не подозревала, что он — знаменитость. — Ты знала, что он возглавляет «Файнфудз», — напомнила я ей. — Это крупная компания, его имя часто мелькает в новостях. — Все равно, это просто невероятно! Такой известный человек — и запросто приходит сюда, консультируется с вами… Я никогда не думала о Броке в этом аспекте. Сильный? Да, пожалуй. Привлекательный? Да. Но… — А знаете, он ведь стал гораздо более приятным в общении, когда прошел ваш курс, доктор Виман, — продолжала щебетать Диана. — Теперь он со мной здоровается. Он даже сделал мне на днях комплимент по поводу моей водолазки: сказал, что мне очень идет этот цвет. — Правда? — насторожилась я. — Да, и он сделал еще одну потрясающую штуку. Я ела шоколадную конфету, а он, проходя мимо меня, вдруг остановился и сказал: «Не волнуйтесь за цвет вашего лица, Диана. Все это сказки, что от шоколада кожа краснеет». Правда, удивительно слышать такое от мужчины? Слезы навернулись мне на глаза. На прошлом занятии мы с Броком как раз говорили о значении суеверий и предрассудков для женщин. — Что с вами, доктор Виман? — забеспокоилась Диана, заметив, что я вот-вот разрыдаюсь. — Все в порядке, — ответила я. И тут я не выдержала. По какой-то причине — возможно потому, что Диана была со мной с самого начала, была свидетельницей моего взлета и падения и всегда была предана мне, — я открылась именно ей. Не сдержав своих чувств, я разрыдалась в голос. — Боже мой, доктор Виман… — проговорила она, не веря своим глазам. — Прости меня, Диана, — всхлипывая, сказала я. — Но ты единственная, с кем я могу поговорить, единственная, кто знает Брока так, как знаю его я… Не спрашивайте, что я имела в виду. Но в тот момент мне нужно было найти нечто такое, что могло бы объединить нас с Дианой. — Значит, дело в мистере Броке? — Она смотрела на меня во все глаза. — Да, — сказала я. — Диана, я влюбилась в него и не знаю, как сказать ему об этом. — Вы?! — переспросила Диана, потрясенная моим сообщением. — Вы влюблены в мистера Брока? — Да, — снова сказала я, начав раздражаться. — Я влюблена в Брока — и не знаю, испытывает ли он ко мне хоть какой-то интерес. Но я никогда не узнаю этого, если не признаюсь ему в своих чувствах. И представь себе, что-то мешает мне говорить с ним об этом, будто меня заклинило. Мои мысли словно парализует, и я не могу даже сформулировать предложение, вымолвить слово. Не понимаю, что со мной. Никогда я не была такой! Никогда! — Доктор Виман, — сказала Диана каким-то странно торжественным тоном. — Что? — Вы всегда были такой! Я подняла голову и посмотрела на нее. — Что ты хочешь сказать? Она села в кресло, на котором обычно сидела я, и жестом указала мне на стул для пациентов. — Успокойтесь, и я вам все объясню. Кто объяснит? Она?! Но я все-таки села. Это была новая Диана — Диана, почувствовавшая свою силу. — Итак, — сказала она, устраиваясь поудобнее в моем кресле, — дело обстоит следующим образом. Вы долгое время были моей начальницей и всегда казались мне такой… замкнутой. Вы никогда не проявляли никаких чувств — даже когда ваш муж смешал вас с грязью, даже когда он продал вашу историю «Инквайрер», даже когда рухнула ваша карьера. Вы не проронили ни слезинки. Не сказали ни слова. Только плотно сжатые губы — все та же доктор Виман! Я нахмурилась. Вряд ли я была все та же. — Вы были так увлечены своей методикой, — продолжала она, — обучением мужчин женской манере общения, что сами разучились разговаривать как женщина. — Не может такого быть! — воскликнула я, совершенно обескураженная. — Может. Подумайте над этим. Я попыталась подумать, но Диана уже вошла во вкус, и теперь ее невозможно было остановить. — По-моему, ваша манера речи ничем не отличается от манеры мужчин, которые обращаются к вам за помощью. — Но это не так! — Не так? Вы перебиваете. Вы всеми командуете. Вы посылаете меня за рождественскими подарками вашим близким вместо того, чтобы купить их самой. — Такое было только один раз! Один! И то только потому, что я уезжала на конференцию в Аризону… — Неважно сколько. Главное, что вы так поступили. И это еще не все. Вы, в отличие от мистера Брока, ни разу не сказали, что мне что-нибудь к лицу. — Ни разу? — Ни разу! Кстати, говоря о нем, вы называете его Броком, а не Брэндоном. Только мужчины называют друг друга по фамилии, доктор Виман. Это лишний раз доказывает, что язык, на котором вы разговариваете, — язык мужчин. Диана все больше вырастала в моих глазах. Но неужели она права? Неужели я была так поглощена своей работой, что забывала сама следовать собственным заповедям? Неужели мое владение Языком женщин оставляло желать лучшего? Неужели мне самой надо было будить в себе женское начало? Тогда почему же мои подруги никогда не жаловались на мою манеру говорить, не обвиняли меня в излишней сдержанности? Они принимали меня такой, какая я есть. Хотя, возможно, они сами были настолько увлечены собой, что могли просто не заметить моей необщительности. — Но, Диана, разве я была плохой начальницей? — обессиленно проговорила я, хватаясь за последнюю соломинку. — Разве я проявляла непрофессионализм по отношению к тебе? — Нет, вы вели себя как настоящий профессионал, — сказала она таким тоном, что я сразу насторожилась. — Вы заставляли меня сидеть в офисе, даже когда у вас совсем не было пациентов. Справедливости ради надо заметить, что вы всегда платили мне вовремя, отпускали меня в гимнастический зал, в солярий и куда бы я ни пожелала. Но в смысле личных отношений вы обращались со мной, как с вещью. «Сделай это, Диана! Сделай то, Диана!» Будто бы вам чуждо все человеческое! — Почему ты так решила? — пыталась защищаться я. — Вы никогда не спрашивали меня о моей семье, не интересовались, республиканка я или… — Но мне не хотелось лезть не в свое дело! — Вы заметили, как только что перебили меня, доктор Виман? Вы сами себя слышали? — Извини. Она была права. — Вы никогда не задумывались, кто я такая, — продолжала Диана. — И никогда не делились со мной своими чувствами. Господи, какую холодную, бессердечную тварь она обрисовала! Но разве я такая? Возможно, холодная. Но не бессердечная. Нет, я не бессердечная! — Вы смотрели фильм «Все о Еве»? — спросила Диана, обожавшая фильмы «из былых времен». — Да, — сказала я. — Бет Дэвис там великолепно играет. Но какое отношение имеет ко мне этот фильм? — Самое прямое. Помните, что говорит Бетти Холму в машине? — Не помню. — Она затягивается сигаретой и говорит что-то вроде того: «Женская карьера — забавная штука. Карабкаясь вверх по лестнице, вы оставляете по пути множество вещей, которые кажутся вам ненужными. Вы забываете, что они вам могут пригодиться. Но вы вернетесь за ними, когда вы вспомните о том, что вы — женщина. Нравится вам это или нет, у каждой из нас, кроме деловой карьеры, есть еще и карьера женщины. И рано или поздно, вам придется ей заняться». — Тут она сделала паузу и очень удачно изобразила Бетти Дэвис. — Вам это о чем-нибудь говорит, доктор Виман? — Да, Диана, — согласилась я. — Говорит. Наверное, я действительно забыла, что такое быть женщиной. Как это могло случиться? — Возвращаясь к вашим затруднениям. — Диана пожала плечами и снова откинулась на спинку кресла — моего кресла. — С мистером Броком. Если вы не в состоянии поделиться своими чувствами даже с таким ничтожеством, как я, то как вы будете рассказывать о них ему? — Ты не ничтожество, — сказала я. — Не прибедняйся. — Я не буду прибедняться, если вы дадите мне возможность проявить себя. — Каким образом? — Если вы позволите мне обучить вас по методике доктора Виман. Теперь был мой черед удивляться: — Ты?! — А почему бы и нет? За то время, что я здесь работаю, я успела понять, в чем суть вашей методики. Я расшифровала сотни кассет и напечатала тысячи сценариев. К тому же я читала вашу книгу. — Правда? Я не знала этого, Диана! Это был единственный приятный момент в таком мучительном для меня разговоре. — Не знали, потому что не спрашивали. Вы никогда не интересовались мной. — Прости меня… — Как бы то ни было, думаю, я смогу научить вас Языку женщин, доктор Виман. Мы с вами сделаем сокращенную версию программы — специальный курс, пройдя который, вы сможете сказать мистеру Броку о своих чувствах, когда он придет на последнее занятие. У вас сейчас немного пациентов, поэтому мы можем работать, сколько захотим. — Диана! — Я взяла ее за руку. Я была тронута ее добротой, особенно в свете того, что она только что сказала о моем обращении с ней. — Я очень рада, что у тебя хватило смелости сказать мне такое и предложить мне позаниматься со мной по методике доктора Виман. Но одно дело просто научиться выражать свои чувства, и совсем другое — признаться мужчине в любви. — Да, но вы не сможете сказать ему о любви, если не освоите простейших вещей. Всему свое время, доктор Виман. — Ты права… — Так что вы скажете? Я чувствую, что смогу помочь вам. Я встала и обняла ее — не потому, что хотела завоевать ее доверие, а потому, что мне захотелось обнять ее. — Я принимаю твое предложение. Наверное, мне и в самом деле будет полезно пройти собственный курс обучения, вспомнить о том, что я — женщина. Но я хочу спросить тебя, Диана: какая тебе от этого польза? — Какая польза? Я получу в роли начальницы живого человека, а не снежную королеву, — сказала она и, впервые за все время пребывания в этом офисе, улыбнулась. — А кроме того, если у меня все получится, вы повысите меня, — добавила она. — Вас это удивит, но во мне гораздо больше честолюбия, чем может показаться со стороны. |
||
|