"Книга духов" - читать интересную книгу автора (Риз Джеймс)

6 Мать Венера

Судя по тембру и тону этого надорванного голоса, принадлежал он женщине – и, похоже, немолодой. Говорила она до странности скованно, словно рот у нее не мог достаточно раскрываться, – так хромому не позволяет прыгнуть больная нога.

Пока я растерянно стояла посреди затемненного сырого подвала, где воздух пропитался запахом гнили, эта особа в черном облачении поднялась мне навстречу. Кое-что прояснилось. При всей дородности ростом особа не отличалась и была гораздо ниже не только меня, но и Розали, а ее шаркающая походка, когда она, сгорбившись, направилась к огню, недвусмысленно свидетельствовала о преклонном возрасте. Возле очага ее вуаль – подобие мантильи – скользнула с головы, неотличимая по цвету от черного шелкового одеяния, напоминавшего темный саван.

Когда она наклонилась пошевелить угли, за многослойными кружевами вуали я разглядела смутные очертания самого неотчетливого профиля. Из бочонка возле очага она взяла в горсть что-то непонятное, но по сухому погромыхиванию я предположила, что это мелкие камушки или, чему трудно поверить, игральные кости. Их она опустила в плошку, изготовленную из средней величины черепахового панциря и покрытую слоем меди, с длинной ручкой из кованого железа, которая была обернута темной или потемневшей от нагрева тканью.

Да, это были кости, но крошечные – птичьи или же от человеческой кисти. Армомантия, догадалась я. По трещинкам в нагретом панцире и костях она прочитает будущее. Сам способ гадания был мне тогда незнаком, но об искусстве предсказания я кое-что знала.

Подержав над огнем птичьи лопатки (они для данной цели предпочтительней), старуха обратилась к Розали:

– А ну, девочка, отодвинь-ка занавеску.

Розали, потянув за шнур, высоко подняла темную штору. Стало светлее, и я снова увидела разбросанное на полу содержимое моего несессера.

Тут валялись и высушенные травы, с таким старанием мной собранные, стебли которых я перевязала черными ленточками: чемерица, белладонна, вербена, зубчики чеснока, отвердевшие и приобретшие горечь, тимьян и другие, добытые без лишних усилий. Прочие колдовские атрибуты достались мне не так просто: свиной жир, яйца малиновки (проколотые булавкой и высосанные), кошачья моча. Однако я вычитала в книгах, насколько они необходимы. Здесь же, на утоптанном земляном полу, были беспорядочно раскиданы мои пузырьки и тигели, сетки и фильтры, ступка и эбеновый пестик, найденные мной в Монтелимаре. С их помощью я изготовила ту чудовищную глазную мазь (моя первая и плачевная попытка ворожбы). Да, сон мне удалось вызвать – но лишенный всякого смысла; хуже – мазь мучительно жгла глаза, ослепляла.

Старуха подвесила плошку с медным дном над языками пламени и снова зашаркала к себе в темный угол.

– Геркулина, познакомься с Мамой Венерой, – проговорила Розали.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Увидела, – ответила мне не Розали, а старуха. – Увидела на костях, угу. – Медленно, еле-еле, она приблизилась ко мне, протянула руку. – Мать Венера – мое полное имя. Моя Роза и еще много кто зовут меня Мамой Венерой. Или похуже, как когда.

Пепельная кожа ее руки на ощупь казалась безжизненней траурного крепа в гостиной, но сама рука была плотной и тяжелой, как пропитавшийся водой обломок дерева. Пальцы были короткими, слишком короткими… Я инстинктивно отдернула руку, разглядев, что эти темные пальцы (кроме больших), соединенные кожистой перепонкой, обрублены на кончиках. Ногти отсутствовали начисто. Вместо них бугорками выступали коричневатые кости.

Отпрянув от Мамы Венеры, я готова была удариться в бегство, если бы и Розали выказала такое же намерение. Но вместо того я от нее услышала:

– Мама Венера видела тебя еще во Франции, когда ты сюда собралась!

– Во сне, вы хотите сказать? – осведомилась я у старухи, которая с такой медлительностью заняла свое прежнее место в углу, что мне невольно подумалось: уж не изуродованы ли у нее схожим образом и пальцы на ногах?

Обе – и старуха, и девочка – промолчали, и я осторожно задала вопрос, ответ на который знала (или же мне так казалось):

– Вы… вы – ведьма?

Розали истерически расхохоталась:

– Ведьма? Что за чушь! Мама, вы слышите? Она спрашивает – ведьма вы или нет?

– Девочка, – воздев руку, Мама Венера указала изувеченным пальцем за наши спины, – а ну пойди-ка покорми кур, слышишь? Сделай милость. – А я что, должна остаться с ней наедине? Внезапно мне расхотелось сплавить Розали куда подальше. – Зайдешь попозже, Розали. Нам… с ней, с твоей новой подругой, нужно немного побыть вместе, угу.

«С ней». Старуха произнесла это многозначительно, выдержав паузу.

Розали безропотно повиновалась и, не задавая вопросов, улизнула. Вприпрыжку, если точнее, – и, покидая дом, снова дернула за шнур для вызова слуг. В подвале, высоко в углу, затянутом паутиной, задрожал серебряный провод. На его конце – прямо над головой Мамы Венеры – задребезжал ржавый медный колокольчик.

– Что поделаешь с этой девчонкой, – вздохнула старуха, и ее вуаль всколыхнулась. – Живет в придуманном мире.

Она жестом указала мне на табуретку у очага. Я проследила взглядом, как она повернула закутанное лицо в сторону моих раскиданных на полу вещей.

– Сожалею, – проговорила старуха. – Полюбопытствовала.

Невесело окинув глазами свой скарб, я снова спросила:

– Так вы ведьма?

Молчание.

– Ведьма, да?

– Да, ведьма.

Странно слышать это слово, произнесенное вслух.

Кости в плошке (снизу ее лизали языки огня) начали потрескивать и подпрыгивать со стуком.

– Ведьма? Хм-м. Пожалуй, что так. Одно про себя знаю доподлинно – умею ворожить.

– Ворожить? Заклинать духов и все такое прочее?

– Нет. Могу видеть. Могу читать вон по тем куриным косточкам и видеть.

Она кивнула в сторону бочонка, стоявшего близ очага, и велела мне приподнять крышку. Отказаться я не посмела. Внутри кишмя кишели бойкие жуки с блестящими черными и желтовато-зелеными спинками, которые обгладывали куриные кости дочиста. Я поспешно опустила крышку. Раздался смех – но смеялась не я.

– Вам предстают видения? – спросила я, оправившись.

– Детка, я говорю попросту – могу видеть. Не покупай слова за ту монету, что у тебя в руках… А ну-ка принеси их сюда.

Она сложила изуродованные руки горсточкой. Видимо, мне следовало бросить раскаленные кости туда. Я заколебалась.

– Давай их сюда. Вреда не будет.

Я сняла плошку с крючка и высыпала горячие кости в руки Мамы Венеры.

Она, даже не вздрогнув, невозмутимо перекинула кости с ладони на ладонь, встряхнула их и принялась что-то бормотать, раскачиваясь из стороны в сторону. Кости, подпрыгивая, растрескивались, и брызгавший из них костный мозг растекался по ее рубцеватым ладоням.

– Да, да, – утвердительно кивала Мама Венера. – Да, боже всесильный, да! – И опять: – Я видела, ты придешь. Видела. Слышала, как белая раскрасавица называла твое имя. Мол, прибудешь по морю. Видела тебя и тех двух, других. Толком тебя разглядела – сказать моей Ро, кого надо искать на пристани. Кого найти и привести ко мне… Как ни рядись – меня не обведешь.

– Но ведь меня направили к миссис Мэннинг, разве не так?

– Так-то оно так, да только нам повезло тебя перехватить. Не нужно тебе туда сейчас, где этот человек лежит при смерти и стонет.

– Мистер Хант? – (Я, конечно же, еще не знала его настоящего имени.)

Мама Венера не то вздохнула, не то презрительно фыркнула:

– Может, он и Хант – раз от него девочкам-негритоскам хана, да только не так его зовут. Бедлоу. Толливер Бедлоу. И он умирает, да, умирает. – Тут она хрипло расхохоталась. – Но, может, вернее сказать, его медленно убивают, угу.

– Кто – Мелоди? Его…

– Громче, детка, громче: его рабыня. Селия – вот ее имя. Он зовет ее Мелоди себе в угоду.

– И потому ее держат на рынке под замком?

– Нет. Ее там держат, когда светло, не сбежала чтобы. А на ночь запирают с Бедлоу. Он, дескать, не уснет, если она не будет лежать у него в ногах, будто старая сука.

– И никто не знает, что она…

– Она знает. И я знаю. А теперь и ты. Слушай: она с ним не один месяц и, что ни вечер, готовила ему любимое угощение – печеное яблоко. – Мне вспомнился бочонок у ног Селии. – Да только не знал он, что по ночам, пока он спит, она соскребала с оборотной стороны зеркала ртуть. А на следующий день, когда подходило время десерта и он просил сладкое, она впрыскивала ртуть в вырезанную сердцевину яблока и пекла его на медленном огне, а потом подавала и смотрела, как он его ест по четвертушке. Смотрела, не отрывая глаз, – и сердце у нее пело от радости, угу.

– Она его отравила?

Прямого ответа я не дождалась.

– Говорят, он теперь языком не ворочает – так у него голова болит. И желудок ничего не принимает, кроме сладких яблочек и теплого молока, да кусочка лепешки. Мокрый как мышь, лихорадка его бьет и колотит. Кончики средних пальцев холоднее льда. – Мама Венера снова расхохоталась. – И никому невдомек, что с ним такое. Кроме Селии, Мамы Венеры… и тебя.

– Он… умрет?

– Умрет, коли старая Элоиз Мэннинг не бросит его лечить. Чем она его день-деньской пичкает? Каломелью. А разве это не то же самое, что ртуть? Ртуть его и убивает! Хочет подбавить в смесь опия – а опий и вовсе лишает разума.

– Селия ваша родственница?

– По крови нет, но… да-да, родня.

Мама Венера вновь начала раскачиваться, захваченная тем, что «видит».

Опять кивки:

– О да, да, верно, да. Ла-ла, я знала, ты это сделаешь, знала – будь ты хоть ведьма, хоть курица, хоть кто. Знала, что сделаешь, угу.

– Знали, что именно сделаю?

– Знала, что поможешь.

– В чем помогу?

– Спасти ее, вот в чем.

Мама Венера замолкла. Ее покатые плечи поникли, изувеченные руки упали на колени.

– Кого? Кого я должна спасти?

Когда Провидица затянула песню, я поняла, что ответа не получу. Наконец услышала:

– Иди, детка, и возвращайся, когда кур запирают. – С этими словами она швырнула кости в золу очага. – Наша история сгодится для твоей книги. – Медленно, слишком медленно она выпрямила ногу и указала носком домашней туфли на лежавшую поблизости мою «Книгу теней».

– История?

– Вот-вот. История.

Мама Венера клятвенно пообещала мне рассказать, как вышло, что она опекает Селию и «двух этих деток победных». Я, разумеется, принялась мысленно гадать, какие такие их победы она имеет в виду. На самом же деле она назвала фамилию брата и сестры. Бедных По. Розали и Эдгара.