"Книга духов" - читать интересную книгу автора (Риз Джеймс)

18 Ночной кошмар

В подвале мы провели не один час. Разговаривали, но не праздно, а по делу. Мама Венера обрисовала некоторые дополнительные подробности нашего плана, однако заметила, что лучше будет, если фрагменты пазла сложатся вместе позже и одномоментно. Спорить не приходилось, да я и готова была признать ее правоту. Я, мягко говоря, была в себе не очень-то уверена, и весь план, будь он развернут передо мной целиком, наверняка бы меня подавил. Вот потому мы и занялись инвентаризацией ведьминого багажа.

Все содержимое несессера было раскидано на земляном полу подвала и разложено на деревянном столике Мамы Венеры. Жуя коноплю, она поочередно перебирала все предметы и поминутно задавала мне вопросы.

Предпочитаю ли я мужское платье? (Да, тогда я предпочитала.) Кого я оставила во Франции? (Я упомянула только Себастьяну.) Правда ли, что французские ведьмы уваривают жир младенцев? При этом вопросе меня осенило: Мама Венера вычитала это в нашей «Книге теней» – моей или Себастьяны; моя была в переплете из черной кожи, Себастьянина – из красной. Об этом я Маму Венеру и спросила.

– Нет, детка, – покачала она головой. – Я грамоте не училась.

– Но если, – простодушно поинтересовалась я, – если вы не умеете читать, то как?.. – Ответ мне стал ясен еще до того, как я, не докончив вопрос, не удержалась от вскрика: – Розали… Розали?.. Розали!

Черная вуаль наклонилась утвердительно, и Мама Венера добавила:

– Кое-какие слова я узнаю по виду, но все остальное мне прочитала она, Розали.

– Но как же… – Я растерянно взяла обе книги… – Они ведь вовсе не предназначены… не годятся для…

– Ла-ла, детка, успокойся. Ро думает, что ты всякие такие истории собираешь и записываешь, а все это только выдумка. Бедная малышка, сидит себе и читает-читает, головки даже ни разу не подымет спросить, что там взаправду, а что хуже чем взаправду. Только вот для Розали на этом свете взаправду-то мало что, поняла? Ей что взаправду, что понарошку, две разные страны, а границы между ними для нее нету, вот она где-то посередке и блуждает. И всегда с ней так было. А эти твои книги – да они ни капельки не хуже тех, какими с пеленок ее чертов брат мучил… Ну-ну, за Розали ты не тревожься. А книги ты оставишь мне, верно?

– Но вы же с ней… вы все прочитали от и до…

– Нет, детка, не от и до. А ну взгляни – какие они, эти книги, громадные! Но мы собираемся их прочесть от корки до корки, угу. Там есть ответы, которых я заждалась.

– Но как же, – начала я, – если я должна уехать завтра, сумеете ли вы…

Спрашивать было незачем. Я и без того поняла, что книг мне не видать как своих ушей.

Я запротестовала. Лила слезы и чуть ли не ползала на коленях. Ведь эти книги – единственное, что мне осталось от Себастьяны; в них – и только в них – содержалось описание моего бегства из монастырской школы, и… alors[59], у меня не было другого источника знаний, кроме этого, не было другой опоры в новом для меня мире, кроме этой.

– Геркулина, а Геркулина! – Мама Венера с трудом выговорила мое имя правильно.

В голосе ее слышалось самое задушевное, неподдельное участие, и я почувствовала, что она зарится на мои книги вовсе не из корысти. Она продолжала меня уговаривать, и я постаралась вникнуть во все ее доводы и обещания.

Во-первых, поинтересовалась она, каким это образом я изловчусь удариться в бега с двумя волюмами под мышкой, коли каждый из них весит с полугодовалого поросенка?

Во-вторых, сама она нуждается в этих книгах не меньше моего. В чем готова поклясться. Под конец она предложила мне бартерный обмен:

– Послушай, детка, не в моем обычае разживаться хоть чем-то задаром. Нетушки. Хочу прочитать или, пускай, послушать, что за секреты тут спрятаны, – она ладонью накрыла книги, помещенные нами на изрезанную сосновую столешницу, – а взамен кое-чем с тобой поделюсь, поняла? – Она шепотом добавила то, что и так было яснее ясного: – Мне ведь, ведьмочка, тоже кое-что известно.

Эти сведения она, с помощью Розали, для меня занесет на бумагу. («Ох, не видала ты, как ребенок с пером управляется. Почерк у нее каков? Загляденье – да и только, буква к буквочке. Выводит каждую ровно-ровно. Думаешь, терпение у меня не лопается? Ро, говорю я ей, твое перо не из черепахи ли сделано? Давай-ка побыстрее. Но нет, она и ухом не поведет, хоть лопни».) Итак, мы условились сообщаться по почте. Со временем книги – обе – будут мне возвращены. Такой мы выработали план.

После того как вопрос с книгами был решен – и мне недвусмысленно дали понять, что бесповоротно, – Мама Венера предложила мне подумать над тем, без чего я не смогу обойтись. А прочие вещи я получу обратно в свое распоряжение позднее.

– То есть когда вернусь в Ричмонд?

Мама Венера помялась, прежде чем ответить:

– Я смотрела насчет этого, детка, смотрела. Но ничего не увидела.

– Но вы видели, куда я направлюсь? Видели?..

О, даже тогда мне хватило ума не докончить вопроса – лишь бы не услышать ответ. Мне вовсе не хотелось знать о том, что именно увидела Мама Венера.

Мне посоветовали не брать с собой вещи, которые легко можно обменять на наличность – помимо выручки за проданную арфу, у Мамы Венеры имелась и кое-какая заначка. О продаже браслета Фрэнсис Аллан она тоже была в курсе.

Пока я перебирала свои немногие пожитки, Мама Венера еле-еле, с превеликим трудом, доковыляла до лежанки. Кое-как улегшись, она опустила вуаль и разгладила ее у себя на груди, а руки сунула в карманы – после того как положила в рот последнюю лепешечку из подслащенной медом конопли, словно это была церковная облатка.

– Завтрашний день долгим будет. – Этой фразой она предписывала мне отдых.

Я перебралась на продавленную кровать в соседней каморке. Прикрутила фитиль в голой лампе и поставила ее на табуретку для дойки коров, стоявшую возле постели. Прилягу на затхлый матрац, но ненадолго. Слегка передохну. Сомкну веки на минуту-другую – не больше.

Мне снилось, будто я упала за борт «Ceremaju» и начала тонуть.

В полусне темный, безмолвный и холодный подвал чудился мне морской пучиной. Широко раскрытые глаза ничего не видели. Страшно было втянуть в себя воздух, хотя тело взывало: дыши, дыши! На грудь давила нестерпимая тяжесть – вода. Конечно же, вода расплющивала мне ребра. Но нет, давила на меня не вода.

…Это была Элайза Арнолд. Худшего пробуждения нельзя и вообразить.

Тяжесть Элайзы Арнолд сходствовала с тяжестью воды. Разве не из той же субстанции – плюс глубокая тайна – состоял ее призрак? Когда она меня оседлала (буквально), у меня возникло чувство удушья, будто в легкие хлынула вода – именно это мне вообразилось. Телесный облик она обрела не полностью (гнилостным смрадом разило не так сильно), однако ее весомого присутствия оказалось достаточно, чтобы меня разбудить.

Мрак перед глазами понемногу расступился (проспала я довольно долго, так что масло в лампе выгорело до конца), и я увидела Элайзу при свете луны. Скрюченную голышом. У меня на груди. Повторю, что сгустилась она лишь наполовину. Различимая словно бы сквозь театральную марлевую завесу, она по мере уплотнения становилась все тяжелее.

И страх, и поза актрисы ввергли меня в ступор. Скоро я поняла, что в состоянии дышать, и втянула в себя воздух, опасаясь уже не воды, а исходившего от Элайзы благоухания, но…

Погодите, позвольте оговориться: сон порой покидает нас наподобие медленного отлива, non? При пробуждении мы, бывает, приходим в себя не сразу… Так вот, я никак не могла очнуться полностью, сознание возвращалось по частям, по частям возвращалось и ощущение собственного «я», но…

Поясню: я собирала себя воедино наподобие того, как чуть раньше мы с Мамой Венерой проводили инвентаризацию моего сундука. Внутренности дали о себе знать в форме бунта – в желудке крутило, будто в сливной раковине. Вот мои глаза – на месте, хотя и вылезающие из орбит; вот нос и рот – противятся агрессивной вони; вот они, ноги, – одна, вторая, дрыгаются всей своей длиной; вот руки, кисти рук. На каждой руке по десять пальцев, которыми я усиленно шевелю. Сначала правая рука, потом левая, но у меня чуть мозги не поехали на сторону, когда я обнаружила у себя… дополнительную, сверх норматива, конечность – третью руку.

Приставленную ко лбу козырьком – защитить от света правый глаз. Попыталась ее сдвинуть – без толку. Быть может… быть может, это одна из двух знакомых мне рук – моих рук, но, казалось, не совсем моя. Я ее отлежала, она затекла от неудобной позы – и теперь по ней бегут мурашки. Довольно знакомое ощущение, надо сказать.

Увы, это не так.

Именно в эту минуту Элайза Арнолд с улыбкой пояснила:

– Пришла тебе я руку протянуть.

После этой реплики она, очевидно, ожидала смеха в зале, но рассмеялась она одна. Ее хохот зазвякал, будто заржавленный колокол, и становился все громче, а она – все тяжелее.

Держа руку в колючем кулаке, она поднесла ее мне к лицу. Синяя, холодная, окоченевшая, вся в черных волосках, с распухшими суставами, рука ткнулась мне в ямку под шеей. Словно намереваясь меня задушить. Однако сил ей не хватило. И жизни тоже. Если выразиться точнее, рука была мертва – мертва и отделена от владельца в двух или трех дюймах выше запястья.

Объяснения и извинения, разумеется, последовали – в свой черед. Объяснения нехотя дала Элайза Арнолд. А извинения, самые прочувствованные, потоком полились из-под черной вуали. Мама Венера, разбуженная моим воплем, поспешила, сколько могла, с лампой в руке, на переполох.

Вскоре мне стало понятно, что Мама Венера – с помощью Розали – наслышана о Славных Десницах.

Они прочли либо скопированный мной отрывок у меня в книге, либо первоисточник – историю, рассказанную Себастьяной. Ей – на ее шабаше в Париже, в канун Революции – пришлось изрядно натерпеться от старой карги – взломщицы, проживавшей в Булонском лесу, которая долгое время использовала Десницы для свободного проникновения в парижские дома, обдирая до нитки тех немногих избранных, кто купался в роскоши.

Розали, владевшая лишь начатками познаний во французском языке, похитила у Эдгара словарь, и вместе с Мамой Венерой они кое-как разобрались в записи, и тогда Маму Венеру осенила блестящая (по ее словам) идея, которую она решила незамедлительно включить в намеченный план. Оставалась мелочь – раздобыть руку убийцы. За помощью Мама Венера обратилась… угадайте, к кому?

Едва успокоившись после того, как тщетно молотила по воздуху, пытаясь скинуть с себя призрак, в результате лишь замочив руки по локоть, я пулей соскочила с постели. Элайза укрылась в темном углу, где смиренно выслушивала град обвинений из уст Мамы Венеры. Я схватила книгу и, раскрыв ее, начала перечислять причины, по каким мы не можем и не должны применять Славную Десницу (не последней из них было и мое нежелание делать это).

– Ох, детка, – заметила Мама Венера, выслушав мою пространную речь на языке моих снов, – ну и чепуху ты мелешь. Лопочешь, будто индианка какая.

– Да это же по-французски, дурища, – вставила Элайза Арнолд. – Язык, на котором говорят во Франции.

– Пускай так, но ты-то на слух хоть что-то в нем смыслишь?

– Когда выпаливают скороговоркой, то нет, – призналась актриса.

Ко мне вернулось хладнокровие, и я перешла на английский:

– Во-первых, требуется рука убийцы, добытая во время лунного затмения. В этих краях было недавно затмение? – Не дожидаясь ответа, я продолжила: – И я очень сомневаюсь, что эти… мощи, – я подразумевала отвратительный придаток, валявшийся на полу, – действительно являются рукой убийцы.

– Это, ведьма, и есть рука убийцы, – пояснила Элайза Арнолд. – Мертва всего месяц, а лишила жизни не кого-нибудь, а собственную мамочку. Voil#224;![60]

– Собственную мамочку? – переспросила я. – В иных случаях, как мне кажется, это вполне обосновано.

Мама Венера громко фыркнула и заметила в свое оправдание, что Розали вычитала в книге (а там было написано именно так): мол, для успешного функционирования Десницы фактор затмения предпочтителен, однако отнюдь не обязателен.

– Верно, – согласилась я, – но с подобной штукой… Alors, #233;coutez[61]. – Тут я процитировала им свою книгу: – «Замаринуй руку в глиняном кувшине, положи в маринад соль, длинный стручковый перец и селитру; пусть настоится недели две».

– Ай-яй-яй, две недели?

– Да, – подтвердила я. – Две недели. И еще: «Потом высуши руку в духовке вместе с вербеной, а еще лучше провяль на солнышке летом».

– Ох, детка, а мы это, насчет солнышка-то, пропустили, и насчет вер…вер…

– Вербены, – повторила я. – «Свечи же нужно сделать из сала висельника, для чего надо срезать шмат с ягодицы или бедра… а фитили скрутить из его волос».

Тут вмешалась наша вампирша, подбавив суматохи. Вместо слов она выскочила из темного угла, встала на карачки, изогнула спину дугой, как кошка, и выхаркнула наружу волосы, которые сжевала с черепа матереубийцы.

Я поглядела на Маму Венеру. Ее плечи разок поднялись и тут же опустились.

– Вот вам волосы, – объявила Элайза, покачивая ладонь с лежавшим на ней мокрым комком. – А что касается сала, то… даже будь у меня руки как руки, и то мне бы с задачей не совладать. У этого парня сала не имелось – ни на ягодицах, ни еще где. Черви, боюсь, с ним уже успели управиться.

– Mon Dieu! – Только это я и сумела вымолвить, рухнув на постель.

Лицо мое, видать, покрылось болотной зеленью, потому что Элайза решила меня подбодрить:

– Не волнуйся, ведьмочка! Что черви? От них капельку щекотно, вот и все, да и то на первых порах. А сейчас мне от них ни малейшего беспокойства.

Моя книга – раскрытая на рецепте Софии – у меня на постели. Отрезанную руку Элайза положила рядышком. Волосы? Вот они, на простыне, – продолговатый, изжеванный, пропитанный слизью коричневый завиток… alors сильно напоминающий то, что поспешно выносится из спален богатых домов. Волосы переплетены и скручены, лоснятся от выделений из утробы Элайзы Арнолд… Тошно признавать, но мои мысли приняли практический оборот: как изготовить из этих волос фитили? Кто распутает пряди и… Прикушу язык. Сделала это я.

О, какое отчаяние – ввиду столь пакостного задания – меня обуревало, но у кого, кроме меня, нашлись бы для этого руки? Чтобы отвлечься от мерзкого запаха и от состава извергнутого из кишок вещества, я обратилась к Маме Венере:

– Но почему, почему вам вздумалось соорудить эту самую Славную Десницу?

– А как еще ты собираешься вызволить Селию из дома Мэннингов?

Элайза Арнолд, расхохотавшись, оценила идею Мамы как «плодотворную».

– Уймись ты, ведьма.

– Это ты обзываешь меня ведьмой? Ах ты, полудохлая недожаренная барбекю…

– Arretez![62] – урезонила я обеих женщин, нуждаясь в тишине, чтобы за работой толком поразмыслить.

Скоро взойдет солнце. Да, время действий уже на носу, это я знала точно. Знала и то, что именно мне предстоит пробраться по городским улицам для спасения Селии. И Мама Венера права: надо использовать любое обстоятельство, которое мне… на руку.

Черт побери! Кем я стала? Наверное, поглощенная делом, я задала этот вопрос вслух, поскольку стоявшая рядом Провидица ответила:

– Ты стала той, кем была всегда, вот и все, угу.

Так я оказалась на задворках пансиона Элоиз Мэннинг – вооруженная изуродованной рукой убийцы в качестве орудия взлома.

Солнце еще не взошло, но небо постепенно начинало алеть. Трава под подошвами моих сапог была мокрой от росы. И пока что – о, как страстно я на это надеялась! – почти все ричмондцы до сих пор мирно почивали.

…Взгляните на меня. Вот я, дрожа с ног до головы, скрючилась за шишковатым дубом. О, как… как решиться выступить из хранительной тени, пересечь лужайку, взойти по мраморным ступеням крыльца – одна, вторая, третья, медленно-медленно отодвинуть серебряную щеколду и… Меня терзали сомнения, способна ли я на это. Да нет, я была уверена, что неспособна. К сморщенному пятипалому «ключу» доверия у меня не было ни на грош.

Но я подумала о Селии: она была там, внутри. И заново пересмотрела наш план, принявший вот эдакий оборот. Итак, я смело выступила из тени и поднялась по ступеням крыльца – одной, второй, третьей.