"Оставшийся в живых" - читать интересную книгу автора (Херберт Джеймс)

Глава 7

Келлер свернул в пустынный проулок, и покрышки громко зашуршали по гравию, словно возвещая о его прибытии. В машине у него уже лежал полный список пассажиров рокового рейса, полученный от молодого сотрудника пассажирской службы, дежурившего той ночью. Сначала парень отказывался дать ему этот список, но Келлер проявил настойчивость, заметив, между прочим, что легко мог бы составить его сам, порывшись в газетах. Парень, наконец, сдался и даже выложил кое-какую дополнительную информацию о пассажирах, на что, собственно, Келлер и рассчитывал. Он собирался попозже, когда будет время, тщательно изучить список, хотя и не представлял себе, что это может ему дать. Но с чего-то все равно надо было начинать.

Ближайшей же задачей Келлера было встретиться с Бет Роган, женой погибшего командира, и эта перспектива его не вдохновляла: придется ворошить прошлое и бередить старые раны.

Дом Роганов находился в Шеппертоне, неподалеку от озера, облюбованного яхтсменами, в число которых входил и капитан Роган, обожавший, как было известно Келлеру, этот вид досуга. Дом был не большой, но и не маленький, и его отличала какая-то естественная неброская элегантность. Не успел Келлер заглушить мотор Стэга, как входная дверь открылась и на пороге появилась Бет.

Последний раз они виделись во время общих похорон всех погибших в авиакатастрофе; тогда она была бледна и казалась надломленной. Во время долгой панихиды он несколько раз ловил на себе ее взгляд, хотя лицо ее оставалось бесстрастным; сам он был еще слишком подавлен происшедшими событиями, чтобы как-то проявить свои чувства к ней. Сейчас Бет выглядела красивой и жизнерадостной, как и прежде, а белая блузка и такого же цвета брюки ей были к лицу значительно больше, нежели черное траурное одеяние, в котором он видел ее в прошлый раз. Длинные каштановые волосы были сколоты на одну сторону, что придавало ей вид совсем юной девушки, почти школьницы. Она слегка подняла в приветствии руку, в другой же руке он заметил у нее бокал с каким-то темным напитком.

Он выбрался из машины.

– Привет, Бет.

– Привет, Дэйв.

Несколько мгновений они стояли молча, разглядывая друг друга. Теперь, находясь от нее лишь в нескольких шагах, он увидел появившуюся вокруг ее глаз тонкую паутинку морщинок и небольшие складки на шее, которых не было прежде. Но она все еще была красива. Темно-карие, казалось, бездонные глаза, неотрывно и напряженно смотрели па него.

– Почему ты до сих пор не появлялся? – спросила она.

– Извини, Бет, я думал, что так будет лучше, – ответил он.

В ее глазах, подобно отблеску света в глубине темного колодца, мелькнул гнев. Она повернулась и вошла в дом. Он последовал за ней в гостиную и остановился у домашнего бара.

– Хочешь выпить, Дэйв? – спросила она, снова наполняя свой стакан шерри.

– Пока нет, Бет. Если только кофе.

Она тут же скрылась на кухне, дав ему возможность поудобнее устроиться на пестреньком диване и осмотреться. Последний раз, когда он был в этой комнате, здесь было полно народу, отовсюду неслись обрывки оживленного разговора, в воздухе висела сизая пелена табачного дыма. Вот также тогда он сидел на этом же самом диване, пьяный и одинокий, плохо соображая, что к чему. Он вспомнил, как Бет весьма недвусмысленно улыбаясь, смотрела на него сквозь толпу, и эта улыбка, предназначенная только ему, предполагала, что он волен истолковать ее по своему усмотрению. И вот сейчас он снова здесь, и она идет к нему, протягивая кофе, а на лице почти та же улыбка.

Поблагодарив, он взял кофе и поставил чашку на пол, рядом с собой. Она опустилась в кресло напротив и сидела там, не спуская с него глаз, беспрестанно поглаживая пальцем тонкую ножку бокала с шерри, ожидая, когда он заговорит.

– Ну, как ты, Бет? – наконец спросил он.

– У меня все в порядке, – глаза ее сразу стали серьезными.

– Да, это был жестокий удар...

– А ты знаешь, что мы собирались развестись? – резко оборвала его Бет.

Он удивленно взглянул на нее.

– Ну, я чувствовал, что у вас какие-то проблемы, но...

Резкий саркастический смех снова прервал его.

– Проблемы! Да знаешь ли ты, что ты сам был одной из этих проблем?

– Бет, но это же было много месяцев назад. И это ровно ничего не значит.

– Точнее говоря, пять месяцев назад. К тому же, Питер вовсе так не считал.

– А как он об этом узнал?

– Разумеется, от меня.

– Но почему? Зачем ты сказала ему? – В его голосе появилось раздражение. – Это же была случайность. Я был одним... – он запнулся и отвел глаза.

– Одним из немногих, ты это имел в виду, Дэйв?

Он промолчал.

– Да, ты был одним из... немногих...

Она со злостью отпила из бокала глоток шерри. Напряжение еще несколько мгновений держало ее, затем гнев ее, казалось, утих и плечи поникли. Бет сидела, уставившись в пол где-то посередине между ними. Когда она заговорила снова, ее голос был каким-то безжизненным.

– За несколько дней до того рейса я дала ему список своих любовников.

– О, господи, но зачем, Бет?

Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Теперь в ее голосе звучала горечь.

– Чтобы отыграться на нем. Наш брак уже давно дал трещину. Ты же знаешь меня, Дэйв. Я не из тех женщин, что сидят и безропотно дожидаются, когда их муженек вдоволь налетается.

Она встала и подошла к окну, руки сложены на груди, тонкие пальцы по-прежнему сжимают ножку бокала. Не поворачивая головы и глядя на простирающийся за окном газон, Бет продолжала:

– Про меня знали все, кроме него. Я думаю, ты тоже все понял при первой же нашей встрече.

Именно так все и было. Он хорошо помнил тот день, два года назад, когда впервые увидел ее: холодный оценивающий взгляд, как бы поддразнивающая улыбка, ладонь, задержавшаяся в его руке чуть дольше, чем требовалось. Уже в саму процедуру их представления она сумела вложить какой-то вызов. Сотрудники авиакомпании слышали кое-какие намеки в ее адрес от коллег, знавших Рогана и его жену, так, отдельные ехидные замечания, но вообще-то Келлер и его сослуживцы избегали разговоров о женах других пилотов – те, кто был женат, понимали, что они сами не очень-то застрахованы от такой же беды из-за постоянных отлучек из дома. К тому же Роган пользовался огромным уважением среди коллег, а молодые пилоты его просто боготворили. Из-за своего жестокого, прямолинейного характера он не снискал особой популярности в компании, но был известен как человек, на которого можно положиться в трудную минуту. Он побывал в двух авариях, которые могли бы закончиться весьма трагично, если бы не его профессиональный опыт и стальные нервы. В первый раз, восемь лет назад, заклинило шасси его "Вайкаунта", и Рогану удалось совершить идеальную посадку "на брюхо". И при этом не пострадало ни единого человека. Во второй раз, год спустя, из-за отказа переключателя подачи топлива от баков два двигателя его "Аргонавта" заглохли один за другим с интервалом в двадцать секунд, и снова ему удалось благополучно посадить самолет на двух оставшихся двигателях.

Являясь пилотом-наставником в авиакомпании "Консул", Роган проявил себя блестящим и требовательным инструктором, и многое из своего опыта и знаний ему удалось передать Келлеру. Их взаимоотношения были более близкими, нежели между учеником и наставником: капитан Роган признавал в Келлере наличие природных способностей и того врожденного чувства полета, которое невозможно выработать в курсанте даже годами практики. Этим талантом не обладали и многие опытные командиры самолетов, и они старались компенсировать его отсутствие высоким техническим мастерством. Келлер же в свои тридцать работал в должности второго пилота последний год: Роган уже рекомендовал его на должность командира самолета, и тому удалось успешно пройти все тесты на пути к новой должности. Командир, по существу, видел в нем самого себя – только молодого и, может быть, более одаренного, чем он сам, и потому принимал особое участие в карьере своего второго пилота. Зачастую он бывал к нему более требователен, чем к его сверстникам, требуя, чтобы он выкладывался до конца, и иногда Келлеру приходилось действовать на пределе своих возможностей, но при этом Роган всегда был готов "притормозить", не доводя ситуацию до критической. К счастью, Келлер понимал это, и хотя временами казалось, что между ними устанавливались довольно враждебные отношения, оба они испытывали друг к другу взаимное уважение и симпатию.

До того момента, пока Бет не рассказала командиру об их предательстве.

Как-то раз Роганы решили устроить одну из своих вечеринок – командир никогда не был особо светским человеком, – но компания предложила ему заменить заболевшего коллегу и вылететь рейсом в Вашингтон, аэропорт Даллеса. Роган почувствовал в душе даже какое-то облегчение – он терпеть не мог многолюдных сборищ, тем более в" собственном доме – и принял предложение, к большому неудовольствию Бет. Кэти тоже получила назначение на этот рейс, из-за чего Келлеру пришлось пойти на вечеринку одному. Причиной того, что он оказался в одной постели с Бет, явилось стечение целого ряда обстоятельств: ожесточенный спор с Роганом накануне вечеринки по какому-то техническому вопросу, связанному с аэродинамикой (позже оказалось, что Роган был прав), обида на Кэти за то, что оставила его одного в этот вечер, и употребление чрезмерного количества алкоголя, обычно ему не свойственное. Ну, и конечно, намерение Бет Роган совратить его.

Она обхаживала его весь вечер, сначала осторожно, а затем, по мере того, как вечеринка шла своим чередом, все смелее, все более настойчиво. Довольно долго Келлеру удавалось удерживать ее на расстоянии, но по мере того, как количество выпитого им увеличивалось, его желание сопротивляться все более ослабевало. Возможно, он пил умышленно для того, чтобы обеспечить себе оправдание за потерю самоконтроля, за свое безответственное поведение; возможно, это взбунтовалась его прежняя натура, которую он так долго по собственной воле держал в узде. А может, это была просто обыкновенная похоть.

Какие бы оправдания себе он ни придумывал после того, что случилось, вред был причинен, и он знал, что, в конечном итоге, за это придется расплачиваться. Единственное, что он хотел бы знать – как высока будет эта плата.

Келлер вспомнил, что в какой-то момент вечеринки он почувствовал себя нетвердо на ногах. Он поднялся наверх в ванную комнату, толком не зная, то ли ему дурно, то ли он собирается помочиться. Ополоснув лицо холодной водой, открыл дверь и нос к носу столкнулся с Бет, которая поджидала его снаружи. Она проводила его в одну из свободных спален и велела спать, пока не протрезвеет. Затем вышла, тихо прикрыв за собою дверь, а он погрузился в полупьяную дрему, сквозь которую как бы издалека до него доносился шум продолжавшейся внизу вечеринки. Когда он проснулся, в комнате было совершенно темно и снизу не доносилось уже никаких звуков. Он был разут и укрыт покрывалом. Вдруг он ощутил прикосновение к своему телу чьих-то прохладных рук. Вздрогнув, он повернулся, и рука его натолкнулась на лежащее рядом с ним гладкое обнаженное тело. Он тотчас же понял, кто это. Бет придвинулась к нему ближе, просунув свою ногу между его ногами и крепко прижавшись бедрами к его телу. Он даже не пытался сопротивляться – какой нормальный мужчина на его месте стал бы это делать? И он овладел ею с какой-то ожесточенной страстью, что, однако, вовсе не насытило и не успокоило ее, а наоборот, вызвало у нее ответную вспышку вожделения, которая не только сравнялась по силе с его собственной, но и превзошла ее.

Потом, полностью обессиленный, он заснул глубоким сном и проснувшись на следующее утро, обнаружил, что лежит совершенно раздетый под одеялом рядом с Бет, уютно приткнувшейся к его плечу. Для него это явилось моментом истины: вот он, лежит в постели рядом с женщиной, абсолютно трезвый и удовлетворенный. Ему нет никаких оправданий. Он мог бы тихо, не побеспокоив ее, встать и уйти, постаравшись сделать вид, что ничего, собственно, не произошло. Однако, вместо этого, он осторожно стал будить ее легкими поцелуями и нежными прикосновениями языка, и они снова занялись любовью, на этот раз неторопливо и обстоятельно, она, наслаждаясь его молодым сильным телом, а он – высоко ценя ее несомненный опыт.

И именно после этого второго раза ему открылась вся глубина совершенного им предательства по отношению к девушке, которую он любил, и по отношению к человеку, которым восхищался. Он оделся и заявил Бет, что больше это никогда не повторится. Он сказал так не для того, чтобы причинить ей боль, это было не в его характере. В ответ она только горько и слегка презрительно улыбнулась. Не проронив ни единого слова, она сидела в кровати, даже не делая попыток прикрыть свою наготу, и смотрела, как он одевается. Такой она и запомнилась ему: красивое тело и циничная улыбка на лице. И сейчас, когда он смотрел на нее, он видел ее такой, какой она осталась в его памяти после последней встречи. Та же улыбка, только лицо выглядело немного старше.

– Мог бы заглянуть ко мне и пораньше, Дэйв, – сказала она. – Если не до катастрофы, то уж во всяком случае после нее.

Он виновато посмотрел на нее.

– Извини, Бет. Мне в самом деле очень жаль. Но все так сразу свалилось на меня. Шок, внимание общественности. Я был в каком-то оцепенении и только сейчас начал понемногу приходить в себя.

Она снова подошла к бару, но на этот раз налила себе скотч.

– Ну, что, может теперь присоединишься?

Он покачал головой.

– Нет, – поднял с полу чашку и отхлебнул немного кофе. – Бет, я пытаюсь выяснить, что же явилось причиной катастрофы.

Она резко повернулась к нему.

– Но это дело специальной комиссии. С какой стати ты этим занимаешься?

– Я... я даже не знаю. Просто чувствую себя в какой-то степени виноватым. Не знаю почему, но мне кажется, что катастрофа, может быть, как-то связана со мной.

– Но это смешно. Ты-то в чем виноват?

– Незадолго до того рейса у нас с Питером была стычка. Из-за тебя. Не помню точно, когда мы сцепились, но, если, по твоим словам, ты рассказала Питеру о нас за несколько дней до катастрофы, то значит, это произошло в один из тех дней.

– При чем здесь это?

– Лицо командира до сих пор стоит у меня перед глазами. Мы – в кабине летящего самолета, а Питер, повернувшись ко мне, что-то кричит. Понимаешь, в чем дело? Если наша ссора возобновилась во время взлета, а это самый ответственный момент полета, и мы допустили какую-то небрежность или неправильно оценили обстановку, то вся вина за гибель этих людей ложится персонально на твоего мужа и на меня.

Ее глаза слегка потемнели, она подошла и села рядом.

– Дэйв, я знаю тебя и знаю мужа, по крайней мере, с одной стороны. Оба вы – слишком большие профессионалы для того, чтобы позволить эмоциям помешать работе. Питер никогда бы не позволил чувствам взять верх над разумом. Для этого он был слишком опытен.

– Но ты не видела его накануне полета, когда мы с ним схлестнулись. Я тоже никогда не видел его вышедшим из себя, но в тот вечер он был, как сумасшедший.

– Это моя вина – я слишком была жестока с ним. Ты знаешь, он даже ударил меня. Не тогда, когда я рассказала ему обо всех других, а когда рассказала о тебе. Он был слишком горд, и ты был частью его гордости.

Келлер поставил чашечку на блюдце и отодвинул от себя. Он повернулся к Бет, в его глазах не было злости, а только недоумение.

– Но почему ты сделала это, Бет?

– Чтобы причинить ему боль, чтобы пробиться через эту его твердую и холодную броню. Чтобы заставить его хоть что-то почувствовать, хотя бы ненависть.

Да, Келлер помнил это выражение ненависти в глазах командира. Яростной, вспепоглащающей ненависти. И дело было не только в уязвленной гордости: дело было в том, что его предал человек, которого он выпестовал, которого обучил всему, что знал сам. Человек, которого он считал продолжением самого себя. Это воспоминание извлекло из глубин памяти еще одну подробность их ссоры.

Келлер вспомнил жестокие слова, в бессильной злобе брошенные вслед ему Роганом, когда он выходил из пустого ангара.

– А Кэти знает об этом, Келлер? Она знает? Теперь-то она уж точно узнает, ты, скотина! И узнает от меня!

Вот тут-то его захлестнула ненависть к командиру, к человеку, которому он поклонялся, которому он старался во всем подражать, которым он хотел стать сам. К человеку, только что потерявшему свое достоинство. К человеку, лежащему распростертым на бетонном полу и выкрикивающему оскорбления. К богу, который стал простым смертным.

Насколько долго эта взаимная ненависть владела ими? Мог ли этот холодный профессиональный разум дать трещину под воздействием эмоционального стресса? Мог ли его собственный более молодой и менее опытный разум поддаться безудержной ярости? Общая картина уже начала вырисовываться в его мозгу. Но была ли она верной?

– Дэйв, с тобой все в порядке? Ты как-то странно выглядишь. – Голос Бет заставил его вернуться к действительности.

Он глубоко вздохнул.

– Пожалуй, теперь немного скотча не повредит, – сказал он.

Она налила ему большую порцию и, присев рядом, протянула стакан. Он отпил большой глоток, затем подождал, пока обжигающая струя не достигнет желудка, и только после этого заговорил снова.

– Бет, а что было накануне того рейса? Он говорил тебе что-нибудь перед тем, как выйти из дома в тот вечер?

Голос ее звучал спокойно и бесстрастно:

– Он сказал, что больше никогда не вернется.

Келлер оцепенел, его рука, державшая стакан, слегка задрожала.

– Что он имел в виду?

Теперь она прямо смотрела на него:

– Нет, не то, что ты думаешь. Я уверена, он не... – Голос ее сорвался. – Нет, – снова повторила она, – он был, безусловно, взволнован, но не настолько. Перед этим мы говорили о разводе и, похоже, он с этим смирился. Конечно, то, что я сказала ему о тебе, вывело его из себя, но я совершенно уверена, что когда он говорил, что никогда больше не вернется, он имел в виду, что не вернется ко мне. Он же не спятил, Дэйв!

Келлер покачал головой. Хотя он и согласился с ней, но все же... Летчики находятся в постоянном напряжении, и он знает много прекрасных людей, которые в конце концов не выдерживали этого напряжения. Вот почему все пилоты ежегодно, а те, кому больше сорока – дважды в год, проходят тщательную проверку физического и психического состояния.

Теперь страшное предчувствие охватило Келлера с еще большей силой. Все как будто указывало в одном направлении, и бремя ответственности, лежавшее на нем, казалось, стало давить на плечи еще сильнее. Если бы только удалось прорваться сквозь этот барьер, обволакивающий его разум, пропускающий только крохотные фрагментные видения, лишь мучащие его своей иллюзорностью. Ему мог бы помочь, как ему сказали, курс психотерапии, но для этого нужно время. В любом случае, психотерапевты не способны вылечить его разум, они лишь могут помочь ему вылечиться.

Ему необходимо узнать больше об авиакатастрофе. Возможно, комиссия уже выявила какие-нибудь подробности технического или человеческого свойства, какие-нибудь детали, которые могли бы заставить его память включиться. Может, Харри Тьюсон добыл новые доказательства в пользу своей гипотезы. Любые факты, неважно, снимают ли они с него вину за катастрофу или еще больше увеличивают ее, все же лучше, чем эта потеря памяти, поразившая его разум. Он снова почувствовал в себе надежду деятельности. Ему необходимо вернуться в Итон.

Он отставил стакан с недопитым скотчем и встал.

– Мне пора ехать, Бет.

Она вздрогнула, и в ее бездонных глазах отразилось явное разочарование.

– Побудь еще, Дэйв. Мне нужно, чтобы кто-то был со мной. – Она снова взяла его руку и крепко сжала ее, – просто поговорить, Дэйв, ничего другого. Ну, пожалуйста.

Он высвободил ее руку и как можно мягче сказал:

– Сейчас не могу, Бет. Может, как-нибудь в другой раз, но сейчас мне нужно ехать.

– Ты еще приедешь? Ты обещаешь, Дэйв?

– Да. Может быть, – подумал он. Скорее всего, нет.

Он оставил ее сидящей в гостиной, и в мозгу его запечатлелся этот новый образ Бет: белая блузка, руки, сжимающие бокал, и лицо, на котором вдруг явственно стали заметны следы возраста. И странно, все та же горькая и скорбная улыбка.

Машина рванулась вперед, выбросив из-под колес сноп гравия, забарабанившего по стене дома. Келлер осторожно вырулил на дорогу, и по мере того, как машина двигалась в сторону Виндзора и Итона, он ощутил вновь нарастающее в нем напряжение.