"Империя алмазов" - читать интересную книгу автора (Браун Джеральд)

ГЛАВА 11

– Я просто хотела проверить.

– Себя или меня? – спросил Чессер.

– Конечно, тебя, – ответила Марен. – Влюбленные часто испытывают друг друга.

– Это ребячество.

– Напротив. Это совсем не по-детски. Ты тоже так со мной поступал.

– Не было такого. Когда?

– Много раз.

– Слушай, ты не можешь привести ни одного примера.

– Да сколько угодно. Я просто выбираю.

– Это женские штучки. Мужчины так никогда не поступают.

– А как же та шлюха в Каннах?

– Я не помню ни одной шлюхи в Каннах.

– Рассказывай сказки: не помнишь.

– Какая шлюха?

– Это проверка! То, что ты сейчас сказал «какая». Как будто их там был десяток.

– Я ничего не имел в виду. Просто я не понимаю, о какой шлюхе идет речь. Я ни с какой шлюхой в Каннах не разговаривал.

– Может, это было в Сен-Тропезе. Неважно. Ты засунул руку ей под блузку и даже не пытался это скрыть. Ты хотел, чтобы я тебя увидела.

– Это какая-то чушь.

– Нет. Я хорошо запомнила, потому что переживала.

– Ты мне тогда ничего не говорила. – Конечно. Ведь ты этого и добивался.

– Это была не шлюха. По крайней мере, я в этом не уверен.

– А по-моему, точно шлюха.

– Ты делаешь из мухи слона. Мне и в голову не приходило, что ты будешь придавать этому какое-то значение.

– Да, понятно. Ты якшаешься со всякими проститутками, а я только молчу и тихо радуюсь.

– Мне было просто интересно, вот и все. – Что именно?

– Она уверяла, что у нее искусственная грудь из силикона.

– Признайся, по крайней мере, что ты хотел меня проверить.

– Ну, хорошо. Я хотел проверить. Ее.

– Ты хотел проверить меня. Тебе интересно было посмотреть, рассержусь я или сделаю вид, что ничего не случилось. Я знала, чего тебе хочется, ну и промолчала.

– Таковы, значит, правила игры?

– Это не игра, это серьезно.

– И вчера вечером все было на полном серьезе?

– Конечно.

– Мне бы не хотелось в это верить.

– Ты все еще любишь меня? – спросила она.

– Я все еще люблю тебя.

– Я знаю.

– Но мне совсем не нравится, когда ты демонстрируешь голую задницу, стоя на вышке, а они сидят и смотрят на тебя, А когда Мэсси попросил тебя прыгнуть еще раз, я почувствовал, что еще немного и я зашвырну его в бассейн прямо в рубашке и брюках.

– Именно поэтому я так себя и вела. Я знала, что тебе это не нравится, но ты все же любишь меня. Так же сильно. Несмотря ни на что. Ты сам, наверно, испытывал то же самое, когда щупал эту шлюху.

– Для того чтобы я разлюбил тебя, нужно гораздо больше.

– И насколько больше?

– Никогда не узнаешь, пока это не произойдет.

– В самую точку.

– Правда, зачем ты это сделала?

– Кроме проверки, ты имеешь в виду? – Ну, ладно. Кроме проверки.

– Леди Болдинг раззадорила меня.

– А шампанское убедило окончательно.

– Вообще-то я выпила только два стакана, но все равно спасибо за подсказку.

– А что тебе потом сказала леди Болдинг?

– Ничего особенного.

– Передала благодарность от Мэсси, я полагаю.

– Нет, свою собственную.

– Ей-то какая разница? Она и раньше тебя видела раздетой.

– Все зависит от обстоятельств.

– Я не верю тому, что ты про нее говоришь.

– Но это правда. Просто тебе не хочется в это верить. – Мне абсолютно безразлично.

– Большинство мужчин считает красивых лесбиянок досадной ошибкой природы.

– А женщины так не думают?

– Перейди в другой ряд, милый. Не надо тормозить.

– Нам еще повезло, что мы едем не рано утром, когда все дороги забиты.

– Мы должны туда вернуться сегодня?

– Да.

– Зачем?

– Так хочет Мэсси.

– Ты работаешь на него?

– Он получил результаты расследования. Хочу на них взглянуть.

– В таком случае мы завтра поедем кататься верхом.

– Кто это «мы»?

– Ты можешь к нам присоединиться. Думаю, леди Болдинг не будет возражать.

– Кончай свою проверку, – Ты усвоил урок.

– Я знаю, чего добиваются Мэсси и его леди Болдинг. Они хотят отделаться от меня и заняться тобой. Мне начинает казаться, что я приставлен к тебе в качестве компаньонки.

– Тебя послушать – вылитая старая дева.

– Я защищаю свои интересы.

– Ты смело можешь поручить это мне.

– Честно?

– Клянусь всем, чем только можно.

– Ты успеешь покончить свои дела с Милдред до полудня?

– Наверно. Я надеюсь, что она даст мне возможность поговорить с Жаном-Марком.

– Не сомневаюсь, что у нее получится. Слушай, давай пообедаем где-нибудь, Ты и я, и больше никого. Для разнообразия.

– Я хочу поцеловать тебя. Прямо сейчас.

– Всегда к твоим услугам.

– Я хочу поцеловать по-настоящему. – Попроси хорошенько, и я подвинусь.

– Ну уж нет. У тебя на уме одни алмазы. Я ТОЧНО могу сказать, Я тренирую свою психологическую чувствительность. С каждым днем получается все лучше и лучше. Милдред говорит, что у меня необыкновенные способности.

– Я всегда так думал.

– Знаешь, кресла с вогнутой спинкой для этого ужасно неудобны.

– Почему ты не заказала обыкновенные сиденья, когда покупала машину?

– Что поделать! Недостаток предвидения, возможно, единственный мой изъян. Интересно, а если попробовать вот так, хм?

– Тебе так удобно?

– Все зависит от того, что ты чувствуешь.

– Сейчас узнаешь.

– Это хорошо.

– Следи за грузовиками. Шоферы грузовиков известные вуайеристы, любят подглядывать за парочками.

– А ты не давай им обгонять нас.

– Отлично, держись.

– Я люблю тебя.

– Я знаю. Но ты все равно докажи.

Все получилось замечательно. Даже лучше, чем они ожидали. «Феррари» подъехал к дому номер одиннадцать на Хэрроухауз немного раньше девяти тридцати.

– Ровно в полдень в «Рице», – сказал Чессер, уступая Марен место водителя, которая перелезла через рычаг коробки передач, ничуть не смущаясь задравшейся юбки. Она приподнялась, чтобы расправить ее, но оставила складки, собравшиеся спереди, и колени остались открытыми. Потом она перевела ручку на первую скорость и пообещала:

– Я буду там.

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее на прощание. Она подставила щеку, выжала сцепление, мотор взревел на пятидесяти тысячах оборотов в минуту, и мощная машина, сорвавшись с места, умчала ее прочь.

Никогда раньше Чессер не входил в дом номер одиннадцать с такой уверенной небрежностью, искренне улыбаясь Миллеру при входе.

– Я приехал рано, – сказал Чессер.

– Да, сэр, – согласился Миллер.

– Может, они примут меня сейчас, спросите, Миллер снял трубку.

Чессер остался стоять поблизости. Почти машинально ой принялся выстукивать какой-то веселенький мотивчик. Он поймал себя на этом и тут же остановился. Чессер чувствовал себя сильным и ловким, он мог сейчас прыгнуть высоко-высоко.

– Вам назначено на десять, сэр, – сообщил Миллер.

– Они хотят, чтобы я подождал?

– Да, сэр.

Чессер согласен был подождать. Может, у них там сейчас Уайтмен или еще кто-нибудь из важных персон. Наверно, всех, кто получает большие пакеты, они поместили по расписанию в начало недели.

Он сидел на старинной скамейке и смотрел на знакомый зимний пейзаж, который казался ему сейчас еще белее и ярче, чем обычно. Чессер закурил и теперь сидел и смотрел на дым, растворявшийся в кондиционированном воздухе вестибюля. Ему в голову пришли мысли о Мэсси, но они не очень огорчали его. Чессер надеялся, что частные сыщики, нанятые Мэсси, сумеют распутать это дело. Хотя Мэсси и не говорил этого, он верил, что они отыщут бриллиант, так хорошо ему знакомый. Мэсси сказал, что они получат ответы на все свои вопросы, и Чессер перестал беспокоиться. Его мысли обратились к предстоящему просмотру.

Чессер действительно ждал его с нетерпением. Он нисколько не сомневался: недавняя крупная сделка повлияет на его положение в Системе. У них такой порядок. Эта покупка – гарантия успеха: должно стать больше камней, а сами камни крупнее и лучшего качества. Может быть, на сей раз алмазов будет раза в два больше, чем обычно. Как минимум. Ведь он доказал им, что ему по силам большие дела.

Подошел Миллер, держа в руках пепельницу. Он не поставил ее на стол. Просто стоял рядом и держал. Чессер стряхнул пепел; Миллер продолжал стоять с застывшей улыбкой на лице. Чессеру это надоело, и он загасил сигарету.

И тут он вспомнил, что говорил Мэсси о запасе камней, которыми владеет Система. Стоимостью двенадцать миллиардов долларов. Где Система хранит их? Чессер глянул вверх, потому что пакет ему всегда вручали там. Мэсси вроде говорил, что они ходят по алмазам; очевидно, камни хранятся где-то внизу. Ну, разумеется. Наверняка у них есть подземное хранилище. Чессер представил себе горы неотшлифованных ювелирных алмазов, стоимостью двенадцать миллиардов долларов. Эта мысль подействовала на него угнетающе; какой бы величины ни был его пакет, по сравнению с этим количеством он все равно будет ничтожно мал. Чессер старался не думать об этом, чтобы вернуть приподнятое настроение, в котором он пребывал с утра. Но этот образ преследовал его. Двадцать миллионов карат, если верить Мэсси. Больше четырех тонн. Система припрятала их и выдает по чуть-чуть за хорошее поведение. Жлобы.

– Вы можете подняться наверх, мистер Чессер, – сказал Миллер.

Ноги Чессера как будто налились свинцом. Он шел через вестибюль, и у него появилось странное чувство, что сейчас он провалится сквозь пол и окажется по пояс в алмазах. Еще только поднимаясь по лестнице, он уже хотел побыстрее спуститься вниз. Интересно было бы посмотреть на груды алмазов стоимостью двенадцать миллиардов долларов.

В комнате для просмотров Чессер ожидал увидеть Мичема. Но там был только Уотс. Мичем, наверное, сейчас подойдет. Пока можно извиниться перед Уотсом. Он торопился покончить с этим до прихода Мичема.

– Я прошу прощения, что не показал вам алмаз после огранки.

– Он хорошо получился?

– Великолепно. Вильденштейн огранил его овалом, как вы советовали.

– Я рад это слышать, сэр.

– Мне пришлось послать его с заказной почтой.

– Я понимаю, сэр.

– Мне очень жаль, что вы его не видели. На самом деле, жаль.

– Не все получается так, как нам хочется, – сказал Уотс, Чессер подумал, что Уотс выглядит хуже, чем когда он видел его в прошлый раз. За прошедший месяц он постарел на много лет.

– Ваш пакет готов, сэр, – сказал Уотс.

Конверт, такой же как обычно, лежал на столе, покрытом черным велюром.

– Мы ведь ждем Мичема?

– Он доверил это дело мне, – сказал Уотс, – если, конечно, вы не возражаете, сэр.

Чессер был разочарован. Присутствие Мичема должно было быть частью его триумфа. Самые важные просмотры обычно проводил Мичем. Чессер хотел прочесть на лице Мичема подтверждение, что он включен в число избранных.

– Не возражаю, – солгал он. – Мне все равно. Чессер взглянул на часы.

– Я немного опаздываю. Думаю, я не буду их смотреть. У меня назначена встреча с клиентом; намечается еще одна крупная покупка.

Он широко улыбнулся.

– Может, вы все-таки посмотрите, сэр?

– Не стоит.

– Как скажете, мистер Чессер.

– Сколько здесь?

Как раз в тот момент, когда Чессер спрашивал о Цене, Мичем вставлял слайд в портативный 35-миллиметровый диаскоп. Когда Чессер приехал, Мичем стоял у окна и смотрел вниз, на решительные и уверенные движения Чессера, его элегантный вид, дорогую машину с открытым верхом и девушку. Красивую, молодую девушку, уверенную в своей привлекательности, но не придававшую этому ни малейшего значения.

Эта девушка занимала воображение Мичема. Примерно в минуту он разглядывал ее незагорелые ляжки и необыкновенные длинные волосы. Ему хотелось верить, что в любви она повелительница, что ей нравится, когда ей служат, ей подчиняются. Он стоял и смотрел, пока она не уехала. Потом, не желая расставаться с ней, он торопливо, чтобы удержать состояние блаженства, навеянное фантазиями, отпер ящик стола, Достал диаскоп, включил его и вставил слайд.

Все снимки, которые прислал Коглин, были не в его вкусе. Мичем отобрал штук двадцать – с его точки зрения, наиболее сносных. Те, на которых девушка была внизу, а Чессер сверху, просто бесили его. Ему неприятно было видеть ее, распростертую на земле подобным образом, а мысль, что ей это нравилось, полностью выводила его из равновесия. Чессер – невежа; в любви он остался на школьном уровне, а такая очаровательная любовница требует покорности и смирения. Чессер был помехой, которую следовало убрать. Он все портил, но чем дольше Мичем смотрел на снимки, тем труднее ему было заменить изображение Чессера своим собственным. Но это еще не все. Даже те слайды, которые Мичем отобрал, он видел уже столько раз, что они перестали действовать на него возбуждающе.

Сейчас он рассматривал тот, который считал наиболее вдохновляющим из всех. Слайд был снят телеобъективом. Марен во весь рост, ноги слегка разведены, голова поднята. Она выглядит надменной, величественной. Рот раскрыт, с губ готовы слететь слова приказа. Чессера почти не видно; он не в фокусе, на дальнем плане. По этому снимку его нельзя узнать.

Глядя на слайд, Мичем решил, что сегодня он уйдет пораньше и воспользуется тем, что в Лондоне легко остаться неузнанным. Хватит с него тех двух тоскливых дней, которые он провел за городом в обществе жены и взрослых детей, приезжавших погостить со своими семьями, – скука смертная. Подумав, он решил, что не станет звонить старой подруге. Он найдет новую.

Желательно рыжую.

– Сколько? – только что спросил Чессер.

– Пятнадцать тысяч, – ответил Уотс, опустив голову. Чессер был уверен, что ослышался, – Пятнадцать тысяч?

Уотсу было неприятно повторять такое, однако, пришлось еще раз произнести это вслух, теперь отчетливо.

– Пятнадцать тысяч.

Чессер молчал. Затылок у него горел. Кисти рук стали твердыми и тяжелыми. Казалось, они вот-вот взорвутся.

– Я пас, – наконец произнес он. – Что, простите?

– Мне не нужен этот пакет. Я отказываюсь.

– Может, вы все-таки взглянете на него, – предложил Уотс, пытаясь помочь.

– Нет. Я надеюсь, что эта комната прослушивается. Я в этом не сомневаюсь. Так вот: Мичем может засунуть эти вшивые камушки себе в задницу. Этому мерзавцу только того и нужно. Алмазы – самая твердая на свете вещь. Как раз то, о чем он мечтал.

Уотс покачал головой, но не осуждая, а скорее наоборот, одобряя его действия. Чессер вышел из зала для просмотров, спустился вниз, не говоря ни слова прошел мимо Миллера и вышел на улицу. Входная дверь дома номер одиннадцать захлопнулась за ним навсегда.

Чессер вышел на Холборн, взял такси и велел шоферу везти его в «Риц». Ему нужна была Марен, нужна прямо сейчас. Он только что совершил профессиональное самоубийство.

Было только половина одиннадцатого, и Марен придет еще не скоро. Он развязал галстук, стащил его и засунул в карман. Потом снял пиджак, расстегнул запонки и закатал рукава. Он пытался сбросить гнетущее чувство, расслабиться.

Система просто рехнулась. Неужели Мичем думал, что он возьмет пакет еще дешевле предыдущего. Да ладно. Теперь вообще не будет никаких пакетов. Никогда.

Возможно, это только временный побочный эффект, но, черт возьми, ему было хорошо. Однако, когда такси оказалось в западной части города и в окно он увидел спешащих по делам людей, его настроение упало. Он уныло ссутулился и постарался ни о чем не думать. Это было невозможно, и тогда он стал думать только о приятных вещах, вроде того, как он посоветовал Мичему засунуть эти алмазы себе в задницу. Интересно, слышал ли Мичем? Он все равно узнает, можно не сомневаться.

Чессер вспомнил отца, уже давно умершего. Наверное, ему не раз хотелось поступить так же, и он так бы и сделал, если бы не ответственность за семью. Чессер хотел в это верить.

– Я выйду здесь, – сказал он шоферу.

Он был на Шафтсбери авеню, сразу за Чаринг Кросс-роуд. Ему было все равно, куда идти. Он просто хотел выбраться из такси, где чувствовал незримое присутствие покойного отца.

Он дал водителю фунт: хотел убедить самого себя, что ему на все плевать, и, повернувшись, пошел по улице, одной рукой держа за вешалку перекинутый через плечо пиджак, в другой руке – «дипломат». Чессеру казалось, что он совсем не такой, как другие пешеходы, слишком занятые своими делами, чтобы обращать на него внимание.

Чессер точно знал, где находится. Он повернул на Дин-стрит и решил сделать вид, что он обычный американский турист. В самом деле, может, он такой и есть: гостиницы давно заменяют ему родной дом. Как бы входя в роль, он глазел на витрины магазинов, не пропуская ни одной. Ему на глаза попалась небольшая вывеска, которая гласила:

РЕЗИНОВЫЕ ИЗДЕЛИЯ НА ЗАКАЗ

Второй этаж

Он почувствовал себя на диво нормальным человеком, очевидно, по контрасту. Сейчас он был в центре Сохо. В этом районе собрано все, что служило для удовлетворения различных сексуальных причуд и желаний. Самый воздух был тут пропитан похотью.

Господи, что он тут делает? Но у него сразу же нашлось оправдание: надо просто убить время. Ему и в голову не приходило, что он оказался здесь сознательно: хотел посмотреть на коммерцию более низкого уровня, но гораздо более надежную, чем торговля драгоценными камнями.

Он зашел в галерею, где располагались игральные автоматы. Проходя, он обратил внимание, как много народу собирается здесь в это время дня. Он был удивлен. У всех было одинаковое выражение лица. Оно не менялось – выигрывали они или проигрывали.

Чессер разменял фунт монетами по пенни. Двести сорок английских пенни. Он переходил от автомата к автомату, тратя на каждый по несколько минут и монет и, наконец, остановился перед большим столом со сверкающим медным прямоугольником в центре. Идея игры была проста: надо попасть монеткой в лунку. Одно попадание приносило пять пенни. Чессер сделал несколько попыток и один раз почти попал. Он остановился: его заинтересовал мужчина, бросавший с другой стороны. Руки у этого человека были грязные, а костюм измятый и поношенный.

Тот, очевидно, считал это занятие весьма серьезным делом. Наверное, он видел в этом свое призвание, ведь у него здорово получалось. По крайней мере одна из трех брошенных монет попадала в лунку, тем самым принося ему прибыль, хотя и небольшую. В конце дня ему, может быть, хватит, чтобы заплатить за ночлег, кружку пива и яблочный пирог.

Чессер попытался сымитировать его манеру бросать, полагая, что в этом-то и заключается весь фокус. Но у него ничего не вышло. Его монетки попадали мимо лунки, будто кто-то отклонял их магнитом, и скоро ему надоело. Потеряв терпение, он швырнул все оставшиеся монетки сразу полной горстью. Большинство скатилось по желобу. Другие лежали бесполезными кучками. В лунки попало всего несколько штук.

Ему надоело торчать в Сохо, и он ушел. Часы показывали одиннадцать тридцать; до прихода Марен оставалось только полчаса. Пора было идти в «Риц» и ждать ее там.

Но пока он шел по Бревер-стрит, по-прежнему оставаясь в Сохо. Ему не терпелось скорее оказаться в «Рице», и он шел, не глядя по сторонам. И напрасно. Если бы он сейчас оглянулся, то увидел бы Мичема и, скорее всего, узнал бы его, хотя тот стоял к нему спиной и читал объявления на доске рядом с магазином, торговавшим порнографией. Мичема интересовали объявления, отпечатанные на машинке на небольших, четыре на пять, карточках. Мичем пытался решить, какое из двух выглядит более многообещающим:

«Красивой, строгой гувернантке требуются ученики, желающие пройти полный курс примерного поведения. Кожаной униформой обеспечу. ВЕЛ-2894»

или:

«Молодая девушка, властная, умеющая отдавать приказы, наймет приходящего помощника для работы по дому. Контракт обязателен. СХЕ-9438»

Если в Сохо на Чессера никто не обращал внимания, то здесь, в «Рице», он сразу стал объектом для множества неодобрительных взглядов. Он занял место поближе к выходу на Пикадилли: оттуда должна была появиться Марен. Однако не успел он усесться на покрытое дамасским ковром сиденье, как к нему подошел один из официантов и сообщил, что он одет неподобающим образом.

– Джентльмены, – он сделал ударение на слове «джентльмены», – должны носить галстуки и пиджаки.

Чессер улыбнулся с извиняющимся видом и стал отворачивать рукава и застегивать манжеты. Ему предложили пройти в комнату для мужчин и там привести себя в порядок. Чессер этому совету не последовал. Чувствуя на себе взгляды многих глаз, он застегнул рукава, надел пиджак и завязал галстук. Обернувшись к стене, – в «Рице» повсюду висели зеркала, – он убедился, что узел галстука не съехал набок. Теперь не было никаких оснований лишить его привилегии заказать неразбавленное виски и «Перье», чтобы запивать. Но принесли не сразу, наверняка в наказание.

Он собирался только пригубить виски, но вместо этого сделал большой глоток, обжегший ему горло. «Перье» он принял как противоядие, чтобы запить виски. Часы показывали ровно двенадцать. Он посмотрел на входную дверь. Марен не было. Она должна вот-вот появиться. Он старался все время смотреть в этом направлении: хотелось скорее увидеть ее. Она была очень нужна ему сейчас.

Пять минут, показавшихся ему часом, он не отводил взгляда от входа, даже когда прихлебывал из бокала. Он допил виски и знаком приказал официанту принести еще порцию. Потом до него стали доноситься разговоры посетителей, сидевших за соседними столиками. Две пожилые дамы говорили о своей недавно умершей приятельнице. Справа три замужние молодые женщины с аппетитом поедали деликатесы и отчаянно сплетничали.

Когда он приканчивал третий бокал, на часах было двенадцать тридцать семь…

– Тебе надо поесть.

– Я не голоден.

– Ты должен поесть.

– Я должен выпить, – сказал Чессер и допил то, что еще оставалось в бокале. Он поманил пальцем стоявшего неподвижно, как статуя, официанта.

– Зачем ты это сделал?

– По той же причине…

– Это все, что ты можешь сказать?

– Погоди, дай мне закончить. Я как раз собирался сказать… по той же причине, по которой ты этого не сделал. Чтобы сохранить лицо. Из гордости, ну и из-за всякого такого дерьма.

– Не ругайся.

– Не учи меня.

– Ты слишком часто повторяешь, что ты плевать на все хотел. Становится ясно, что это не так.

– Ну ладно. Я не хотел плевать.

– Ты не должен был так поступать. Всего-то и надо было, что пять минут держать себя в руках. Не так уж трудно. В конце концов, я…

– Да, я знаю. Ты держал себя в руках двадцать лет.

– Я убедил Систему, что ты им подойдешь. Я рекомендовал тебя.

– Зачем?

– Это было самое лучшее, что я мог тебе оставить. Разве ты не хочешь стать человеком?

– Я и так человек.

– Посмотри на приятелей, с которыми ты учился в школе. Где они сейчас?

– Отбывают пожизненный приговор.

– Ты мог бы стать юристом, но бросил.

– Юрист из меня получился бы отвратный.

– С Системой у тебя был шанс получить что-нибудь и для себя.

– Я отдал этому десять лет.

– У тебя на уме одни бабы.

– Я продал большой алмаз. Такой, что тебе и не снилось.

– И кто-то вынул его у тебя из кармана с такой легкостью, будто это стеклянный шарик. Ты ведь считаешь себя умнее всех.

– Это правда. Но ты напрасно отдал им столько лет. Систему не интересует никто, кроме ее самой.

– Ну и что ты собираешься делать дальше?

– Пока не знаю.

– Может, ты думаешь, что тебя всегда будут любить за красивые глаза…

Оставив за отцом последнее слово, Чессер пришел в себя и взглянул на часы.

Двенадцать пятьдесят девять.

Он поднял глаза и увидел в хрустальной люстре отражение очаровательно улыбавшейся Марен. Она присела, поцеловала его и даже не извинилась за то, что опоздала на целый час.

– Сегодня было что-то необыкновенное, – сообщила она. – С Жаном-Марком поговорить не удалось. Я не знаю, где он пропадал. Но Милдред показала мне еще кое-кого.

– Кого же?

– Одну женщину по имени Бабетта. Она приняла слишком много снотворных таблеток. Я получила несколько хороших советов.

– Насчет того, как лучше одеваться?

– Нет, правда, я много узнала от нее, – Про тот свет?

– Нет, про этот. Ты ел?

– Я ждал тебя.

– Милдред сунула мне что-то.

– Ага, а ты проглотила.

– Ты тут выпивал, я чувствую по запаху. – Немножко.

– Тебе надо поесть.

Ему хотелось, чтобы она спросила про сегодняшнее утро. Чессер думал, она обрадуется, узнав, что он ушел из Системы. Она всегда была безразлична к бриллиантам. Единственные украшения, которые она носила – старинные, совершенно необыкновенные, с маленькими полудрагоценными камнями. В начале их романа он подарил ей на день рождения бриллиант весом пять карат от Тиффани. Она была в восторге, но так ни разу и не надела его.

– Сегодня у меня кое-что случилось, – начал он.

– Ты ведь не хочешь здесь есть. Я так и думала и поэтому допросила их не отгонять машину на стоянку. Пошли.

Она уже встала.

Чессер решил, что пяти фунтов более чем достаточно, чтобы расплатиться по счету. Он оставил деньги на столе, на секунду задержался, чтобы кинуть в рот кубик льда из стакана «Перье», и пошел за ней. Он думал, она помчится вперед, чтобы занять место за рулем, но, подойдя к двери, она остановилась, подождала его и нежно взяла за руку.

– Перекусим где-нибудь по дороге, – пообещала она. – Я тоже ничего не ела на десерт.