"Том I: Пропавшая рукопись" - читать интересную книгу автора (Джентл Мэри)ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. 10 сентября — 11 сентября 1479. «Плодоносная природа машины»Казалось, темнота тянется часами. У Аш не было возможности определить время. В окружающей ее холодной тьме она могла только нащупывать себе путь кончиками пальцев вытянутой руки. В основном — кирпичи и отсыревшая штукатурка. Под ногами грязь или дерьмо. Но темнота придавала ей уверенности в себе. Нет света — значит, нет трещин в потолке над сточным каналом; поэтому перемещаться по этим кирпичным проходам безопасно. Пока не попадется яма. Или шахта. Впереди послышался шум воды, спокойно протекающей по глубокому руслу, и Аш пошла медленнее. Стена, как она на ощупь определила, сворачивала за угол. Она медленно продвигалась вперед, обогнула стену, сначала ставя ногу на носочек, проверяя, нет ли разрушений под ногами. Сточные каналы тянулись бесконечно. В слабом свете появились геометрические изображения. Аш остановилась, окровавленной рукой все еще придерживаясь за кирпичную кладку. Света было тут достаточно, и она увидела освещенные поверхности стен — в этом месте скрещивались туннели. Стены были плоские и изгибались к потолку, через трещины в потолке просачивался бледный свет. Внизу протекал ручей. Над ним, вдоль стен, — проходы. Мусор. Послышался шум. — Вальзачи? — тихо позвала она. Никого. Аш подняла голову. Прямо перед ней с потолка туннеля упало несколько камней. Отверстие вполне достаточное, чтобы через него проникал слабый свет греческого огня. Ей, вроде бы, послышался смутный шум, на этот раз снаружи. Но как только она напрягла слух, чтобы расслышать, стало тихо. Как долго еще продержатся эти каналы? Пора бы ей уже оказаться где-нибудь в другом месте. Неожиданно ее охватила печаль. Глаза наполнились слезами. Она утерла их рукавом. Она прижала к лицу грязные руки. Подняла голову. Она знала, что печаль будет возникать на секунды или минуты, когда ее не ждешь; будет особенно болезненна, когда пройдет первый шок и она уже смирится с тем, что это можно пережить; ведь причины определены, принята на себя ответственность, исповедь произнесена. Но это не меняет того факта, что она никогда больше снова не поговорит с Годфри; он не ответит ей. — Спокойной ночи, священник, — прошептала она. Она заметила белое движущееся пятно. Рука метнулась к поясу, но ножны были пусты. Она прижалась к стене туннеля, вглядываясь вперед. Что-то маленькое, белое поспешно перебежало коридор и исчезло в темноте. Аш осторожно сделала шаг вперед. Ее сандалии скребли по кирпичу. С дороги быстро убежали еще два белых существа, стелясь по земле. — Крысы, — прошептала Аш, — белые крысы? Ей в голову пришла мысль: «Чем — Ты бы не одобрил, Годфри… Ты всегда говорил, что я язычница. Да, я такая. Я не верю в прощение и снисхождение. Я верю в месть — я причиню кому-нибудь боль за то, что ты мертв. Дальше по каналу раздалось отдаленное эхо. Писк. Крысиный писк. Сильнее завоняло дерьмом. Аш теперь шла, зажимая нос влажным рукавом. Блевать ей было нечем. Вдоль каменного прохода тихо и медленно текла вода. Последние отблески света из трещин в крыше высветили какую-то неровность в стене. Это такой кирпич, что ли? Она протянула руку, чтобы дотронуться до кирпича — но вместо него дотронулась до темной пустой нишы размером с кирпич. Кончиками пальцев она ощупала длинную нишу, высотой в две ее ладони. Для проверки засунула руку внутрь. В глубине ниши костяшки пальцев наткнулись на кирпичи, скрепленные известкой. Нахмурившись, она огладила ладонью стену перед собой, повела рукой вверх по стене, и ладонь попала на такое же пустое место, в другую нишу для кирпича. А над ней — еще одна. В нижнем краю каждой ниши имелся кирпичный выступ. Достаточно крепкий, чтобы выдержать вес человека. Ее охватила радость. Незаметно для себя, она даже стала дышать глубже; вдыхала сладкое зловоние и громко смеялась, из глаз бежали слезы. Она водила руками по стене вверх и вниз, убеждаясь, что не ошиблась. Высоко над головой, насколько она могла достать руками, в стену были встроены ниши. И стена была не изогнутая в этом месте, где перекрещивались туннели: эта стена над ней шла прямо вверх. Аш подняла руку и ухватилась за одну нишу, ногу поставила в другую и стала карабкаться по стене. Первые пятнадцать-двадцать метров подъем был не сложным. Потом заболели руки. Она рискнула чуть отклониться от стены и посмотреть наверх. Разбитая часть трубы поднималась над ней еще на пятьдесят-шестьдесят футов, не меньше. Она дотянулась до следующей ниши и подтянула себя кверху — в промокшей насквозь, тяжелой одежде. В голове у нее стали бродить несвязные мысли. Аш решительно запретила себе прислушиваться. Она тянулась вверх, подтягиваясь на руках, бицепсы болели, она поднялась еще на одну ступеньку. У нее горели икры и бедра. Она рассеянно опустила взгляд мимо себя и разглядела пол — далеко внизу под собой, увидела, как она уже высоко. На высоте в сорок футов до кирпичного прохода вдоль стены или до сточного канала — вполне достаточно, чтобы при падении разбиться насмерть. Она толкала себя вверх. Аш передохнула, прислонившись лбом к кирпичной кладке. Кладка была холодной. Руки были уже исцарапаны пыльной известкой. Теперь ей пришлось извернуться, чтобы увидеть разбитую часть потолка над собой и сбоку. Ее отрезал от потолка каменный выступ. Ступени вели вверх, она подняла голову и увидела куда — в узкую шахту в потолке. Там — полная тьма. Не угадаешь, что там может оказаться. Она крепко держалась, дрожа в своих мокрых и вонючих одеждах. Мысли неслись в голове, опережая одна другую. И вдруг Аш улыбнулась в темноту. Аш вцепилась пальцами в ступеньку. Мышцы свело судорогой. Она глубоко засунула пальцы ноги в ступеньку и разогнула ногу, выпрямив ее; другую ногу потянула наверх, поставила на следующую ступеньку. Аш двинулась в темноту, постепенно втягиваясь в шахту. Сперва — голова, потом плечи, а следом и все гибкое, извивающееся тело. Наверх, в шахту. «Если шахта не ведет никуда, мне просто придется карабкаться снова вниз, — подумала она, и сразу же пришла новая мысль, о том, прежнем: — Итак, они знают обо мне теперь. Ладно. Ладно. Я потеряла моих людей. Я потеряла Годфри. С меня хватит». — Ты бы лучше постарался узнать обо мне, — прошептала Аш, обращаясь к неведомому врагу. — Потому что я непременно выясню, что ты такое. Если ты машина, я тебя расколочу. Если ты человек, я тебя распотрошу. Самое глупое, что ты мог сделать — это связаться со мной. Она улыбнулась в темноте собственному хвастовству. Протянутыми вперед пальцами прикоснулась к кирпичу и металлу. И остановилась. Осторожно водя пальцами, она нащупала пыльный камень, прямо над головой, и ободок из холодного металла, внутри него оказалась круглая железная пластина. Аш как можно глубже засунула ступни в каменные ступеньки, на которых она стояла. Крепко схватилась за ступеньку левой рукой. А правой ладонью сильно ударила по металлической пластине, выталкивая ее вверх. Она ждала сопротивления, думая — «ни хрена я не буду подставлять под нее спину, да и не смогу», и удивилась когда металлическая крышка отскочила вверх и тут же отлетела куда-то в сторону. В лицо ей ударил поток холодного воздуха. Ее ослепил яркий греческий огонь. Двигаясь по инерции, она упала лицом вперед, поцарапала лицо о кирпичную лестницу и чуть не сорвалась. — С… сука! Она подтянула себя еще на две ступеньки и вцепилась в наружный край в поисках какой-нибудь опоры, чтобы вылезти наружу. Ничего. Пальцы скребли по камню. Отверстие оказалось слишком широким, и Аш никак не могла опереться руками о края. Держась левой рукой, Аш распрямила ноги, с усилием вытолкнула себя наверх и тяжело рухнула на мостовую. Ее пронесло вперед; тело ее уже лежало, вытянувшись, на дороге, а бедра и ноги еще висели над бездной. Она оперлась ладонями и, извиваясь, поволокла тело вперед и покатилась, сложившись пополам; и катилась без остановки, пока не оказалась в добрых десяти футах от открытого сточного люка. Она лежала в узком переулке между зданиями без окон. В двадцати ярдах от нее горел один стеклянный цилиндр с греческим огнем. Другие, поближе к ней, оказались разбиты. В нескольких ярдах ниже по переулку булыжники зловеще осели. Привыкшие к темноте глаза заслезились. Аш встряхнула головой, поднялась, опираясь на руки и ноги; мокрая шерсть рейтуз и камзола прилипла к телу и быстро замерзала в ночном воздухе. «Значит, я еще в Цитадели…» Ветер сменил направление. Аш поднялась и настороженно прислушалась. До нее донеслись крики, грохот колес повозки, звон металла о металл. Битва, хаос; но ничто не говорило о том, где она — в пределах Цитадели или вне ее стен, в самом Карфагене. Ветер снова сменил направление, и звуки относило в сторону. «Но я выбралась!» Аш глубоко вздохнула и задохнулась от зловония, источаемого ее одеждой. Она огляделась. Вокруг, по обе стороны узкой улицы, были только голые каменные стены. Такие высокие, что у нее не было возможности увидеть межевой знак или догадаться, в какой стороне должен быть храм, где находятся стены города. Аш повела носом. Запах гавани… и еще чего-то… Дым. С обеих сторон улица упиралась в перекрестки. Налево улица шла вниз — туда не стоит. Она пошла направо. Ее охватил внезапный острый приступ печали и отвращения. Что-то лежало впереди на булыжниках, рядом с кругом света, отбрасываемым оставшимся светильником. Тело мужчины — такое же неподвижное, как мертвый Годфри. Она заставила себя не думать о печальном: об этом — позже. Аш быстро шла по переулку, чтобы согреться. Сандалии оставляли на булыжниках пятна грязи. Она подошла к распростертому телу, лежащему ничком у безликой стены. Гражданского положено ограбить — забрать деньги, солдата — обезоружить… Свет был слабым. Греческий огонь потускнел в своем стеклянном цилиндре. Аш опустилась на колени, перекатила лежащее ничком тело на спину. Переворачивая его, быстро отмечала: мужчина; на нем рейтузы и куртка поверх лат; стальной шлем с забралом; пояса уже нет; меч украден, кинжал тоже стащили… — Господи Боже… Аш уселась, подогнув колени. Наклонилась вперед и раскинула в стороны руки мертвеца, открыв его грудь. Горло и плечи его были сплошной массой застывшей крови. Яркая куртка была надета поверх кольчужной рубахи, завязана на талии, на ней — какое-то темное изображение… Аш отстегнула лямку, стянула шлем с головы убитого, запачкав себе руки кровью — из горла, куда попала арбалетная стрела. Шлем — не визиготский. Сделан в Аугсбурге, в Германии — ДОМА! Аш натянула шлем на свою голову, пристегнула лямку, взяла труп за запястья и потащила по булыжникам под меркнущий свет. Он вытянулся, руки волочились за головой, повернувшейся набок. Молодой человек лет пятнадцати-шестнадцати, со светлыми волосами и пробивающейся бородкой; она его где-то видела, она уже узнала мертвое лицо — но пока не могла вспомнить имя… В свете фонаря Аш увидела на груди убитого юноши изображение синего льва. Лев Лазоревый. Этот человек — из ее отряда. Мокрыми замерзшими пальцами Аш развязала завязки и стащила куртку с тела парнишки. Горловина была такой широкой, что куртку можно было надевать сверху, прямо через шлем; она набросила ее на себя через голову. Затягивая пояс, Аш все вспоминала имя: — Майкл? Мэтью? Кровь уже не текла из раны. Тело даже не окоченело. Холодное, как все в этом городе, но не твердое. Убит совсем недавно. Она разгладила крашеную льняную ткань на своем незащищенном животе. Она одна не сумеет снять кольчужную рубаху с убитого; ее и с живого-то не так просто снимать: металлические звенья кольчуги присасываются к телу. Она стащила с его рук кольчужные рукавицы — слишком велики для нее, но это не смертельно, — и обувь с его ног. Раздетый, он имел жалкий вид: конечности длинные, пухлое лицо юнца. Аш обулась. — Марк. Марк Тиддер, — вслух проговорила она и, наклонившись, перекрестила его холодный лоб. — Ты… ты один из копьеносцев Эвена, верно? Аш выпрямилась и огляделась на холодной темной улице. Она наклонилась к лежащему в грязи мертвому Марку Тиддеру, поцеловала его в лоб и сложила его руки крестом на груди. — Если получится, пришлю за тобой кого-нибудь. Греческий огонь в стеклянном колпаке оплыл и погас. Аш выждала минуту, привыкая к темноте. Над ней высились стены без единого окна, и в промежутках между крышами на ледяном зимнем небе виднелись незнакомые созвездия — машинально она вычислила, что до восхода солнца осталось около часа. Она пошла вниз по переулку. Здесь не было заметно никаких следов землетрясения. Она свернула налево в первый же перекресток; потом — направо в следующий. Здания осыпались, на улице было набросано много камней. Она стала идти медленнее, высматривая, куда поставить ногу. Над головой торчали расщепленные балки. Чем дальше по переулку она шла, тем осторожнее ей приходилось выбирать дорогу среди высоких штабелей отесанного камня, разбитой мозаики, сломанной мебели… вот мертвая лошадь… И ни одного трупа. Ни одного раненого. Кто-то прочесал эту местность после землетрясения — или отсюда все унесли ноги, поднялись во дворец? Перебравшись через упавшую колонну, скользя сапогами по заиндевевшему камню, Аш добралась до того места, где прежде был уличный перекресток. В дальнем конце улицы здания сохранились. Но по их стенам расползлись огромные трещины. Она остановилась, подняла шлем и внимательно вслушалась. Раздался оглушительный звук: «Бум-мм!». Воздух сотряс звук такой силы, что могли разорваться барабанные перепонки. Булыжники сдвинулись и посыпались. Дерьмо! У Аш зазвенело в голове, она свирепо ухмыльнулась. И развернулась налево. Без размышлений она перебралась через мусор и как можно быстрее зашагала в темноту, в направлении звука. Это пушки! Фальконет или крючковая пушка. Легкая пушка? Она поскользнулась на разбитых булыжниках, переползая вниз по темной узкой улице. Не готская! НАША! По небу стремительно плыли облака. Слабый звездный свет иссяк, и Аш оказалась в почти полной тьме между зданиями без окон, трещины шли по их стенам от фундамента до крыши. Здесь обломков было меньше. Аш неуклюже — в темноте — спускалась по переулку, протянув руки вперед, чтобы не наткнуться на неожиданное препятствие. Свет. Желтый свет. За острым углом стены загорелся фонарь. Аш поняла, что оказалась в конце переулка, ведущего на площадь, по левой стороне которой здания рухнули внутрь стен, но по правой еще стояли. С дальнего конца переулка кто-то нес фонарь. В нос ей ударил сухой, острый, бесконечно знакомый запах пороха. Аш оскалилась и свирепо ухмыльнулась в темноту. Одной рукой она безотчетно искала эфес меча, которого давно уже не было на поясе. Она глубоко вдохнула холодный воздух, полный порохового запаха: — ЭЙ! ВЫ, ОЛУХИ! НЕ СТРЕЛЯТЬ! Фонарь дернулся. От взрыва — бац! — прямо ей на голову полетели осколки глины. Зазвенела стрела арбалета: выстрел был направлен вверх и стрела впилась в стену, справа над ней. — Я же сказала — ВЫ, ОЛУХИ, НЕ ЗАСТРЕЛИТЕ МЕНЯ, МАТЬ ВАШУ! Послышался осторожный голос: — Марк! Это ты? Вмешался второй: — Это не Тиддер. Кто там? — А кто, как ты думаешь, блядь? — проорала Аш на франко-фламандском диалекте, принятом среди своих в ее лагере. Минута молчания, — когда у Аш сердце подскочило, дыхание в груди сперло от страха и надежды, — и потом второй голос, с явным валлийским акцентом, произнес: — Командир? Мать твою… командир? — Эвен! — Капитан! — Иду, иду! И не будьте такими уж хорошими стрелками! И — зашагала вверх по переулку на свет фонаря. Уверенно, как ни в чем не бывало. Ха! В неровном круге желтоватого света толпилось шесть или семь вооруженных солдат, все в стальных шлемах, с острыми, как бритва, алебардами, с мечами, двое — с арбалетами, один — бешено брыкался, доказывая, что он вовсе не выпускал стрелы. — Ошибка по небрежности, — ухмыльнулась Аш, проходя мимо, и закричала: — Эвен! Она потянулась к нему, схватила и крепко сжала руки малорослого черноволосого валлийца. — Ну? Томас, Бартоломью, Микель… — Ни фига себе! — благоговейно молвил Эвен Хью. — О, блядь!.. — Капитан Аш! — Рыжий Томас Морган перекрестился, держа в другой руке взведенный арбалет. Остальные — высокие, широкоплечие — и на всех лицах печать недавнего, лютого голода — при виде Аш начали ухмыляться и отпускать восторженные комментарии. Вокруг них были аккуратно составленные штабелем бочки с вином, бархатные одежды и тяжелые джутовые мешки. Обращенные к Аш лица так и сияли от изумления. — Кто бы такому поверил! — Да я это, я, — сказала Аш, снова поворачиваясь к валлийцу. Вид у Эвена Хью был не особенно привлекательным: в прерывистом свете переносного железного фонаря было видно, что его кожаная безрукавка покрыта белыми пятнами пота, левая рука и запястье обмотаны старой, побуревшей повязкой. Другой рукой он сжимал эфес верхового меча. — Я мог бы это предвидеть, капитан, — сказал Эвен. — Мы прямо в центре этого хренового землетрясения — и тут вылезаете вы. Ну, что будем делать? — Почему меня спрашиваешь? — скривила губы Аш, обводя взглядом их грязные вороватые лица. — Ах да, верно, — я же командир! Я так и знала, что ты какую-нибудь причину да сыщешь. — Ты где была? — спросил другой лучник, Микель. — В визиготской каталажке, — усмехнулась Аш. — Но вот я тут. Ладно, тут у нас не херовое рождественское угощение для нищих. Говорите. Кто из наших тут, почему мы тут, и что, мать вашу, вообще происходит? Эта пушка бабахнула так близко, что земля вздрогнула под ногами. Аш, сморщившись, заткнула уши пальцами. Она видела, как они наблюдают за ней, как скалятся и радостно ухмыляются; она заметила, какие у них напряженные лица, как почти все уже опомнились от первого изумления при виде своего пропавшего капитана — и вот уже снова к ним вернулась старая привычка слушать ее команду: «вот — Аш; она скажет, что нам делать, она вытащит нас отсюда, она вытащит нас откуда угодно; это — Аш». В бою, когда ярость бушует в крови, они даже не удивились; в бою всегда случается невозможное. … В самом центре главного города империи визиготов, в окружении вражеского народа и войск противника… — Какой херов кретин привел вас, ребята, сюда? Арбалетчик Микель сапогом отодвинул в сторону подозрительный мешок. — Да кто же еще? Сумасшедший Джек Оксфорд, капитан, — вот кто. — О, провались ты!.. А кто при пушках? — Мессир Анжелотти, — ответил Эвен Хью. — Он там, наверху, старается вломиться в этот дерьмовый дом господина амира — конечно, эта халупа не развалится так, как остальные, а? — Какого еще господина амира? — Ладно, об этом — после. Что вы, мать вашу, вообще делаете в Карфагене? — Мы тут осаждаем их, капитан, — не видишь, что ли? Ждем, пока все эти крысенки вылезут и попытаются перекусать нас. Его копейщики дружно заржали. Аш хмыкнула. — Да мне их просто жалко, этих несчастных готов! Ладно, продолжайте в том же духе. И — смотрите! Вы забрались в самую середину развороченного улья. — А то не знаем! — ухмылялся Эвен Хью. Он выглядел счастливым. — Тело Марка Тиддера — в одном из этих переулков. Ты — Микель — иди, разыщи его; потом возьми себе напарника и принесите его сюда. Мы не оставляем наших… Перед ее глазами всплыл вдруг образ Годфри, в зеленой рясе, почерневшей от воды и грязи, и белые обломки кости над его загорелым лбом. У нее защипало глаза. — … если можем. Если появятся какие-то войска, доложить сразу. Я буду в штабе. — Капитан, но ведь ты и есть штаб, — весело сказал Эвен Хью. — Ни черта подобного — пока не выясню, какие намерения у Оксфорда! Ты, — она указала на рыжеволосого командира второго отряда валлийских копейщиков, Томаса Моргана, — отведи меня к Оксфорду и Анжелотти. А вы, ребята, погасите этот хренов фонарь! Я вас за милю увидела. У всех у вас ума не больше, чем у полевой мыши, но это не причина сложить тут голову, — ваше дело просто выполнять мои приказы! Ладно, пошли! Шевелись! Когда Аш двинулась вперед и высокий широкоплечий Томас Морган загородил поспешно погашенный фонарь, она расслышала чей-то шепот: — Дерьмо, вернулась, и морда расцарапанная… — Верно, — прорычала Аш. — Вернулась! Дерьмо! Они живы! Она улыбалась. Без фонаря, да еще небо скрыли тучи, видимость совсем исчезла, вокруг только тьма, но теперь впереди слышались голоса и крики солдат, протирающих затворы пушек и заряжающих их; она уцепилась за пояс Томаса Моргана и ступала след в след за его неуверенными шагами, а он, нащупывая себе дорогу древком алебарды, двигался вниз по улице, древко стучало по рассыпанным кирпичам кладки и обломкам булыжников. В животе у нее похолодело. Воображение рисовало ей кошмары среди кромешной тьмы: эти люди, которых она знает всю жизнь, — они угодили в ловушку на этих чужих улицах, они схвачены врагом в самом центре города, обнесенного стенами, — огороженный город внутри другого большого огороженного города, а весь Карфаген — снаружи, все амиры, все их домашние войска, вся армия короля-калифа, а еще торговцы, и ремесленники, и рабы; и каждый из них — наш враг… «Какого дьявола этот опасный безумец притащил их сюда? — гневно размышляла Аш. — Как бы мне вытащить их отсюда? И как бы перед этим все-таки успеть сделать то, ради чего мы здесь?..» Томас Морган споткнулся, пробормотал проклятие, постучал древком алебарды по разбитой вдребезги глыбе кирпичной кладки и свернул направо. Аш, с трудом удержавшись на ногах, последовала за ним. «Сколько моих ребят тут? О чем думает Оксфорд, черт бы его побрал? Да, мы наемники — но это не значит, что ты можешь выставлять нас, как свою последнюю надежду, и подвергать нас такому смертельному риску… Ну, впрочем, он-то может считать, что вправе поступать подобным образом — просто я думала о нем лучше…» Воздух стал другим. Подняв голову к небу, Аш увидела, как тучи превращаются в редкие облака и сквозь них сияют яркие звезды: созвездия Вечного Сумрака. Она быстро опустила глаза в землю. Свет звезд позволил ей видеть, куда она ставит ногу, она отпустила пояс Томаса Моргана. Перед ней вырос дом с голыми стенами. Они стояли у угла. Справа висели измочаленные ворота — массивные, обитые железом — разбиты не землетрясением, а пушечным огнем. Пушкари толпились на углу за несколькими большими щитами. note 133 Два фальконета note 134 опирались на стойки, воткнутые в грязь в то место мостовой, откуда при землетрясении вылетели булыжники. Солдаты отчаянно ругались и кричали; они старались выстрелить ярдов на пятьдесят вниз по переулку, да еще поперек него, чтобы последним взрывом окончательно снести ворота, а пушку подтащить поближе. Места развернуть орудие как следует не хватало — ширина переулка составляла не более десяти футов. Прибежали еще солдаты; деревянные двери, сбитые с других домов, служили им прикрытием вместо щитов. В десяти ярдах от Аш в мостовую беззвучно вонзились стрелы, подняв тучу каменных осколков. Голос Антонио Анжелотти — о, Ангелок! Аш улыбалась, счастливая от узнавания, просто от его присутствия. Мессир Анжелотти изрыгал проклятия. По крыше дома быстро перемещались защитники, стреляли вниз: визиготы, стража визиготского дома, этот дом… Память не подвела Аш. «Точно ли? Не кажется ли мне? Помню, как шли на север… Я прошла назад весь путь от дворца короля-калифа, вот здесь меня ввели в дом Леофрика… Да, ошибки нет — это дом Леофрика!» Ее вдруг осенило. Томас Морган проорал: — Вот они, командир! Но в его голосе прозвучало какое-то сомнение. Аш прошагала мимо него в переулок, заканчивающийся тупиком; тупик был освещен фонарями и факелами; он был полон солдат; они кричали, бегали туда-сюда; еще два фальконета стояли на входе в переулок прямо перед домом Леофрика, их затворы в безумной спешке протирали снова и снова — и палили, без устали палили в проклятый дом. Высокий блондин в итальянском камзоле и укороченной мантии присел возле пушечной команды и кричал — Анжелотти! И еще дюжина знакомых лиц: дьякон Ричард Фаверхэ; за большим щитом — тощий блондин, руки которого по запястья перебинтованы; и два алебардщика; и Флора дель Гиз — а за нею большая толпа, все в нагрудниках и ножных доспехах, с булавами и аркебузами, со знаком Льва на груди; и среди них молодой рыцарь с волосами цвета спелой ржи, в полудоспехах — Дикон де Вир; и сам Джон де Вир — вот он снимает свой шлем с забралом и утирает лоб… У нее была всего секунда, чтобы одним взглядом охватить их всех, поглощенных своими делами в этом упорядоченном хаосе, всего одна секунда, пока они ее не заметили. Внутри у нее все сжалось в панике: видеть своих людей, своих солдат, не замечающих ее, как будто ее тут и вовсе нет, — вечный кошмар командира. Его авторитет всегда может растаять, как туман. Его авторитет всегда висит на нитке, тонкой, как паутинка. Нет уж. Мадам Аш — тот человек, который уговорил их бросить свои поля и заняться воинским делом. Приговорил к бесконечным сырым утренникам на травянистых, пропитанных кровью холмах, долгим ночам в горящих городах, переполненных изуродованными трупами. Она — тот человек, благодаря которому, как они надеялись, после всех этих кошмаров они все-таки останутся в живых. Двое-трое тех, кто оказался поближе, повернули головы, заметив Томаса Моргана. Один из пушкарей уставился на Аш неподвижным, непонимающим взглядом и опустил свой шнек; другой, у второй пушки, уронил затвор. Трое фламандских алебардщиков прервали разговор, у них отвисли челюсти. Антонио Анжелотти ужасно выругался на своем великолепном музыкальном итальянском языке. Флора медленно выпрямилась, в свете фонарей на ее лице вспыхнула безумная надежда, сменившаяся изумлением и — неожиданно — страхом. — Ну-ка под прикрытие! — заорала на нее Аш. Сама Аш тем не менее оставалась на открытом пространстве. Она подняла руки, отстегнула пряжку шлема Марка Тиддера и сдвинула его с головы. Ее коротко остриженные серебристые волосы стояли торчком, взмокшие от пота. Аш затолкала шлем под мышку. Металл был холодным, это чувствовалось даже через кожаные ладони рукавиц. Свет от фонарей падал на плащ, почерневший и жесткий у горла от высохшей крови, на груди отчетливо виден Лев Лазоревый. Из-за того, что на руках у Аш были слишком большие кольчужные рукавицы, а на ногах — слишком большие сапоги, у нее был вид ребенка в одежде взрослого. Высокого тощего ребенка. Три шрама отчетливо выделялись темными пятнами на ее белых отмороженных щеках. И тут она пошевелилась, уперла кулак в бедро, чтобы ее признали по привычной позе: вот — Аш, капитан Аш, мадам Аш, кондотьер; женщина, в нарушение всяческих законов одетая по-мужски; женщина-воин в камзоле и рейтузах, волосы острижены, как у раба, лицо исхудало от голода и боли, но глаза сияют злой улыбкой. — Это она, это капитан! — дрожащим голосом объявил Томас Морган. — АШ! АШ! Она не поняла, кто это крикнул; в тот же миг, обвалом, к ней кинулись все. Они забыли о том, что в нескольких ярдах — полный дом врагов. Первым до нее добежал Анжелотти, слезы текли по его черному от пороха лицу, он обхватил ее обеими руками, как ствол дерева; Флора с силой оттолкнула его в сторону и вцепилась в руки Аш, уставилась ей в лицо — задыхаясь от невысказанных вопросов. А потом навалились все остальные: Генри де Тревиль, Людмила Ростовная, Дикон Стур, Питер Тиррел и Томас Рочестер со знаменем отряда, Герен аб Морган — все они накинулись на нее, хлопая по спине кольчужными рукавицами. Они орали так громко, что ее голоса было не слышно: — Поглядите только, что с вами, сукиными сынами, стало, стоило оставить вас на пять минут! Где Роберт? Где он, мать вашу! — В Дижоне! — Флора, внешне похожая на высокого мужчину с грязным лицом, крепко схватила ее за руку. Железная хватка хирурга. — Аш! Это правда ты? Ты постарела. Боже, ты постарела! А твои волосы… Ты была в тюрьме? Ты сбежала? — И в ответ на кивок Аш: — Матерь Божья! Зачем ты вернулась! Зачем ты вернулась к нам? Надо было тебе бежать подальше. Одному-то отсюда еще можно убежать… А ведь Флора права. Аш поняла это и испугалась. «У меня было гораздо больше шансов убежать одной. Не стоило мне подниматься по этой улице и соваться в самую гущу — очень небольшой — группы вооруженных безумцев. Но мне и в голову не пришло не делать этого…» Она не почувствовала сожаления и даже не удивлялась. Флора прикоснулась к холодной щеке Аш, обезображенной шрамами. «Почему я ожидала чего-то другого? Приветствую вас в сумасшедшем доме!» О Годфри я расскажу ей позже, решила Аш. Она подняла голову и оглядела круг лиц; все взмокли, несмотря на холодный воздух, у всех оружие наголо, двое невдалеке слезали с высокой стены. — Командиров ко мне! — Слушаю, капитан! — Морган умчался. Они находились в одном из переулков, которые с трех сторон окружают дом Леофрика и доходят до конца утеса. Аш представила себе этот план — точно и подробно. С четвертой стороны — сама стена Цитадели. Она посмотрела вниз, на поперечный переулок. «Сейчас я смотрю на север. На стену Цитадели. Позади этой стены — и чертовски далеко внизу — гавань Карфагена». Из-за света фонарей и факелов трудно было понять: возможно, свет сочится из-за стены, а шум — издалека снизу, из-под стены. — Герен! — Она дружески ухмыльнулась Герену аб Моргану, вернувшемуся опять к ней от барьера из больших щитов, хлопнула его по плечу. — Ни хрена себе, ведь это ты! — он все не мог успокоиться. — Ты сюда привез отряд на корабле? Значит, у нас есть корабли? Ну и как тебе путешествие за границу в Вечный Сумрак, а, Герен? — Мерзость! — вздрогнул широкоплечий капитан. — Но это не я их привез, не я! Видишь ли, у меня морская болезнь. — Морская болезнь? — Поэтому я и стал лучником. А не торговцем шерстью, как все в моей семье. При переезде от Бристоля до Брюгге я всегда отдавал рыбам все, что съедал. — Герен аб Морган вытер рот тыльной стороной ладони. — И пока плыли сюда из Марселя на этой херовой галере, я только об одном мечтал — чтобы дело того стоило. А что твой папаша, богат? Группа солдат притащила большие щиты, и Аш упала на колено позади временного прикрытия, пока к ней подбегали остальные ее офицеры. Аш снова натянула шлем и застегнула его. Она взглянула на ворота дома Леофрика: расстояние отсюда до них по переулку пятьдесят ярдов, попали в них уже два — или три? — пушечных ядра, но они все еще крепкие. Надо больше пушек. — Леофрик мне не отец, — ответила она наконец Моргану. — Богат, да. Но мы будем путешествовать налегке, так что берите только такую добычу, какую легко донести — ясно? — Понял, капитан. Разумеется. Аш взяла себе на заметку, что надо будет обыскать Герена на обратном пути. Наверняка нахапает. Как бы потом ко дну не пойти со всем этим добром. — Все-таки как же вы, ребята, добрались сюда? — На венецианских галерах, — сказал ей на ухо Антонио Анжелотти, когда она взглянула на него. Своими ангельскими ресницами он прикрыл смеющиеся глаза. — Милорд Оксфорд отыскал для нас двух венецианских капитанов, переживших сожжение Республики. Они что угодно сделают, лишь бы навредить Карфагену. — Где они? — Стоят на якоре у берега в десяти милях отсюда. Мы прибыли переодетые в караванщиков из Александрии. Я… Мы решили, что они могли из Оксона увезти тебя сюда. И пошли слухи, что ты в Карфагене. — Первый раз в жизни слух оказался верным. Не столько в выражении лица Анжелотти, столько в его глазах было откровенное ожидание. И еще — вера в нее. Аш снова почувствовала приступ страха где-то внизу живота. Она сидела, скорчившись за хлипкими щитами, и думала: «Надо же, приехали за мной. Сделаем по-быстрому все, что задумано, и уносим ноги… А может быть, стоит просто уносить ноги, иначе погибнем все. Сколько бы их ни было, они все погибнут, если я их не вытащу отсюда. Именно этого они от меня и ждут. Уже пять лет — ждут. Ответственность. Я отвечаю за них. За всех вместе и каждого в отдельности. Даже если их привез сюда де Вир». Она ощутила лицом дуновение леденящего ветра, прилетевшего из южной пустыни. Ветер донес издали панические крики из центра Цитадели. Но здесь, в этом разрушенном квартале, — здесь никакого движения. Где Леофрик, где его люди? Где люди короля-калифа? Что происходит? — Хорошо, — сказала наконец Аш. — Кто-нибудь, найдите мне доспехи. Подходящие по размеру. И меч! Милорд де Вир, мне надо с вами переговорить! Поднявшись, она отошла в сторону, а когда граф Оксфорд подбежал к ней, взяла его за облаченную в стальной доспех руку и отвела на несколько шагов прямо под стену, в то место, над которым не было амбразур. Здесь угол наклона стены был таким крутым, что не простреливался. Откуда-то из переулка послышались крик и хруст — и громкий торжествующий вопль: — Попал! — Мадам, — начал Джон де Вир. Его блеклые голубые глаза были прищурены, как будто он смотрел на яркий свет или развеселился. Поверх стальных доспехов на нем была надета ливрея де Виров — алая, желтая и белая — преувеличенно яркая в тусклом свете фонарей. Под поднятым забралом шлема лицо его было красивым, грязным, морщинистым, оно сияло, как у возбужденного юнца. Звук без предупреждения ударил по барабанным перепонкам. Ушам стало больно, даже несмотря на подкладку шлема. В переулок посыпались отбитые кирпичи, и каменная пыль осыпала плечи; запрыгали осколки булыжников, растрясенных землетрясением, и у Аш опять защипало глаза. — Капитан Аш! — громко заговорил Джон де Вир, стараясь перекричать каскад звуков, поднявшихся после залпа пушек Анжелотти. Его, казалось, ничуть не удивило ее появление. Через ее голову он указал направо, на массивную стену Цитадели: тупик в конце переулка высотой в двадцать футов: — Остальные пушки скоро подъедут! Привычный разговор в разгар боя; короткие вопросы по существу; быстрые ответы. — Как вы доставили сюда людей и артиллерию? — Сверху по стене. Эта стена окружает Цитадель. Она достаточно широка для патрулей, вот мы ею и воспользовались. На всех улицах пробки. Протянутая рука Джона де Вира светилась, на руках у него были тонкие готские рифленые латные рукавицы, в свете фонаря хорошо заметен кружевной узор металлической сетки на обшлагах и костяшках пальцев. Аш поймала себя на мысли: «Прибыл сюда во всем своем богатстве, но в доспехах слишком легких для маневрирования в этих чертовски узких переулках; и все мои ребята — только в нагрудниках, доспехах для спины и ног, ни на одном нет хотя бы наплечников note 135; может, он спятил, но, наверное, знает, что делает…» — А что там с воротами из Цитадели в город? — Мадам, эти ворота удерживают мои люди, на южных воротах Карфагена тоже — со стороны суши, у нас есть час, если поможет Господь и Фортуна, чтобы совершить набег и смыться. Подошли Томас Морган и алебардщик Каррачи. Ученик оружейника таращился на нее во все глаза, пока сбивал заклепку и снимал стальной рабский ошейник. Аш протянула руки, и с нее сняли камзол, а взамен натянули одежду какого-то молодого человека, тесноватую в груди. Зато в плечи и под мышки были вшиты кольчужные полоски. Затем на Аш начали натягивать и прилаживать чей-то чужой нагрудник и спинную часть кирасы. Доспехи подходили плохо. В таких не побегаешь. — Сейчас принесем наколенники, — пообещал Каррачи. — Набедренники тоже достали. Аш затаила дыхание, пока Томас Морган плотно затягивал ремни застежек. Она постучала костяшками пальцев по пластине, приваренной к нагруднику. Какая-никакая, а все же защита. Каррачи опустился на колени и застегнул пряжки набедренников на нижних металлических пластинках створок note 136. Она не могла скрыть улыбки: — Только пожалуйста — наколенники note 137, если не сможете найти ничего другого. Какой-то хренов крысоголов уделал мне колено под Оксоном. — Будет сделано, капитан! — Каррачи взял из рук Томаса Рочестера короткую кривую саблю лучника и пояс для меча: темноволосый англичанин теперь встал на колени и помогал ему пристегивать оружие ей к поясу поверх доспехов. Аш повернула голову, чтобы что-то сказать Джону де Виру, снова одергивающему латные рукавицы: — Я так понимаю, что вы сюда прибыли за каменным големом. Да это же это самоубийственное мероприятие, милорд! — Мадам, сие отнюдь не обязательно; у наших на севере такое отчаянное положение, что Фарис надо как-то остановить. — Как вы намерены действовать? — Главными силами возьмем этот дом и обшарим его от крыши до погребов. — Легче сказать, чем сделать. Вы хоть знаете, как построены их дома? — Нет, разумеется. Джон де Вир оборвал себя и прокричал приказ своему брату Дикону; тот побежал вниз по переулку, туда, где в свете фонарей у подножия стены, окружающей Цитадель, были видны штурмовые лестницы, а на стене, на фоне неба мелькали темные силуэты. — Полезу наверх, — решила Аш. — Надо сориентироваться. Вы начали набег до землетрясения, милорд, или после? — Счастливая случайность. — Счастливая! — Аш не удержалась и фыркнула. В двадцати футах над ее головой за парапет зацепили штурмовые крюки, повисли веревочные лестницы с деревянными перекладинами. Она подтянулась, в какой-то момент испугалась, что руки у нее слишком слабые, — Поперек стены была сооружена баррикада из больших щитов, выломанных дверей и расщепленных балок. Вверху, на фасаде дома Леофрика, выходившем на эту часть стены, Аш различила вспышки света, отражающегося от визиготских стальных шлемов и наколенников стрел: солдаты амира готовы были открыть испепеляющий огонь, если неприятель сдвинется со своей позиции. — Франсис, Биллем! — приветствовала Аш своего арбалетчика и командира копейщиков. — Как там дела у ворот Цитадели? — Хреново, — пробормотал Биллем. И оба замерли, уставясь на нее, держа в руках одну на двоих солидную дубовую бочку. Лучник Франсис хрипло закашлялся, сплюнул и изумленно проговорил: — Капитан, была пара стычек. Сейчас там вообще нет никого. Все бегают, как блохи по сковородке. Это все из-за землетрясения. Тут все поразрушено. — Будем надеяться, что так будет и дальше. Ладно, двигаемся! — Командир… — арбалетчик не выдержал, разулыбался во весь рот и обернулся к своим товарищам, которые бежали сюда с бочонками — Посмотрите! Она вернулась! Капитан Аш вернулась! Здесь, на высоте, на крыше города, вне спасительных переулков сильный ветер бил по лицу Аш, забирался под забрало, и слезы катились у нее из глаз. Она сразу замерзла. Согнувшись, она побежала на ту сторону стелы, которая была обращена к гавани, и стала глядеть вниз, в черные провалы. Джон де Вир вернулся к лестницам, что-то крикнул, наклонившись со стены, принял поданное ему снизу и пошел к Аш; в руках — толстый шерстяной плащ. — Мадам, возьмите. Ваши люди последние три дня просачивались в город переодетыми. Это настоящие сорвиголовы, и командовать ими — одно удовольствие. Я планировал атаку на более позднее время, но сейчас… — Он окинул взглядом неровные очертания разбитых крыш внутреннего города, рухнувшие стены, переулки, ставшие вдруг непроходимыми. — От этой возможности грех отказываться. Примете снова командование под моим руководством, мадам? Достаточно ли вы в добром здравии для этого? Аш взглянула на небо. Ничто не позволяло определить время суток. Благодаря холоду, из ее ноздрей выветрилось, наконец, зловоние сточных каналов; она не была уверена, заметили ли ее состояние остальные, среди вони порохового дыма и смертей. — Кто тут еще из моих офицеров? И где остальные? — Тут всего половина вашего отряда. Под командованием герцога Карла мастер Роберт Ансельм остался в Дижоне с двумя сотнями людей, он держит оборону против армии готов; неделю назад от него пришло последнее донесение. Пока что они держатся. — Отделение Роберта… — В безопасности, мадам. Мастер Ансельм жив. — Они живы! — Во всяком случае, были неделю назад. Глаза ее наполнились слезами. — Сукин сын! — тихо проговорила Аш. — Я могла бы и сама сообразить. Куда там горсточке крысиных голов прикончить этих моих жоп! Провались ты, я должна была больше в них верить! — А вам ничего не сообщили? — спросил граф. — Ни хрена! Мне врали, говорили, будто все погибли на поле под Оксоном! Будто их… перерезали… — В таком случае, счастлив поставить вас в известность, — улыбнулся Джон де Вир, одним ухом прислушиваясь к крикам и шуму под стеной. — Жаль, что могу рассказать вам так мало хорошего. Ваши люди очень болезненно переживали ваше исчезновение. Аш поперхнулась, у нее перехватило горло. — Дерьмо! Переживали? Вы уверены? Когда вы уезжали, у них все было в порядке? У ребят Роберта? — Они были в стенах Дижона и намерены держаться до последнего, мне кажется. Мадам, мы бы услышали, если бы город пал. И Карл — в городе. Если бы герцога взяли в плен или если бы он умер, вся заграница узнала бы. Де Вир потянулся к ней и схватил ее за плечи своими латными рукавицами. Когда просыпаешься в потерявшем управление фургоне, ты или хватаешься за поводья, или соскакиваешь. Или одно, или другое. Сейчас на стенах несколько десятков человек, они спускают по лестницам в переулок оружие и бочонки; и все они, бегая мимо Аш туда и обратно, пялятся на нее, кричат: «Это она, она!» — и радуются, когда она кивает в ответ; и бегут дальше, возбужденные от радости, от прилива энергии. — Или уходим, или воюем, — ответила графу Аш. С момента землетрясения прошел, наверное, час. В ней росло ощущение, что часы тикают, отсчитывая время, за которое разворошенный муравейник Карфаген может очухаться и начать рассылать войска из домов-крепостей во внутренний город и на улицы. Чтобы выяснить, что это тут за пушечную пальбу устроили проклятые франки. — Они еще нас не услышали. Или думают, что кто-то из амиров под шумок сводит счеты со старыми врагами… БУМ-ММ! — Дерьмо! — Аш схватилась за каменный парапет. Звук был таким устрашающим, что у нее зазвенело в ушах. «Не взорвалась ли какая-то пушка Анжелотти?» — подумала она, готовая бежать на ту сторону стены; и тут ночную темноту расцветила вспышка света, поднимаясь все выше из расположенной внизу гавани. — Это, наверное, виконт Бомон, — предположил граф Оксфорд. Столб огня поднимался, освещая красным внутреннюю гавань. Дым и огонь; и у подножия высоко взметнувшегося столба пламени горела военная галера визиготов — охваченная пламенем до самой ватерлинии. Аш наклонилась вперед, всматриваясь в черную воду и лед. Сильные языки пламени пронизывали тьму. В их интенсивном свете она видела другие корабли, гавань была забита деревом, канатами, грузами — все это могло вспыхнуть в любой момент. Еще один виток пламени вдруг разорвал ночной воздух, охватив мачты небольшого торгового судна, превращая канаты в огромную массу золы, уносимой холодным ветром. Теперь горят уже два корабля… Три. Четыре. А дальше… У Аш от ветра слезы текли по холодным щекам, она скосила глаза на крыши складов по ту сторону протоки. Завернувшись в плащ, привычным движением она связала узлом его шнуры. Многоязыкое пламя вырывалось из-под крыш складов и расположенных наверху зернохранилищ… Ветер донес неожиданно еще какой-то шум, как будто взрыв послужил ему сигналом. Шум доносился с запада, из главной части города, расположенной на соседнем утесе. Ей было не разобрать, это шум огня или голосов. — А это, полагаю, мои братья, Том и Джордж, — пояснил граф Оксфорд. — Видите ли, капитан, король-калиф ввозит много скота. Тысячи голов, чтобы накормить город, где нет пастбищ. Насколько я понимаю, Джордж и Том захватили и обратили в бегство рынок скота… — Скот… — Аш вытерла нос и подавила смешок. — Милорд! — Когда на улицах полно перепуганного скота, в этих развалинах хаос еще больше усилится, — задумчиво добавил де Вир. — Я хотел еще поджечь нефтяной завод, но там охрана хорошая, и потом, не было надежных сведений, где он находится. — Да вы, милорд, просто какой-то хренов маньяк! Мысленно Аш представила себе развалившиеся от толчков здания, мечущихся людей, обезумевший рогатый скот, пожар, ранения, смерти, полный хаос. — Сколько с вами человек? — спросила, наконец, Аш графа. — Двести пятьдесят. Команды галер остались на судах. Пятьдесят человек у ворот Цитадели, пятьдесят удерживают южные ворота, там, где в город входят акведуки. И тут более сотни, в легких доспехах, с боевым оружием, легкие ружья, арбалеты и аркебузы. В гавани пламя перескакивало с одного судна на другое, горели лодки и галеоны, толпа людей, сверху похожих на черных вшей, бегала в безумной суматохе, выстраивались цепочки передающих из рук в руки ведра с водой к складам, ветер раздувал искры и разносил их по крышам. Мелкие суденышки отчаянно спешили, рассекая черную стеклянную воду, в попытке переправить уцелевшие грузы в безопасное место, пока еще не загорелись оставшиеся корабли, и толпа — торговцы, служащие порта, матросы, кабатчики, шлюхи — орала возле складов. Кожаные ведра с водой выплескивались на пламя, грузы вытаскивали из зданий и передавали подальше от огня, то и дело ловили и били мародеров. Аш слышала, как выкрикивают приказы, и одним порывом ветра до нее донесло такой отчаянный вопль, что она испытала искреннее сочувствие. Такое будет происходить многократно во всем Карфагене: никому нет дела до дома одного амира, находящегося в Цитадели. — Ни фига себе! — она ухмылялась, глядя на графа Оксфорда. — Какая возможность! Отлично вышло. Такого шанса больше не представится. Джон де Вир ответил ей сияющей дерзкой улыбкой. — Я и подумал, что идея стоит того, пусть она отчаянная или дурацкая, если удастся разрушить военную машину. А тут, когда земля затряслась, мадам, да, мы можем сделать свое дело и уехать. Частенько мне везет на такие совпадения, когда мне чего-то очень надо. — Фу ты! — Аш даже задохнулась. — «Когда мне надо»! — Однако, — продолжал де Вир, поглядывая на хаос сгорающих кораблей и суетящихся людей, — я предусмотрел наш отход через акведуки — они не разрушены, но после толчков землетрясения они могут оказаться небезопасны. — Мы не будем уходить по улицам, даже в такой обстановке, — лицо Аш освещал мигающий свет пожара. — Даже если они и рухнули, это, черт побери, намного лучше, чем пытаться пробиваться через армию Гелимера — вся эта суматоха не вечно будет длиться. — Гелимер? — Новоизбранный калиф. — Ага, значит, его так зовут. — Да, вам повезло, — сказала Аш. Она говорила с Оксфордом через плечо, ползя боком, как краб, назад к стене под прикрытие баррикады. Две стрелы с черным оперением торчали из большого щита над ее головой. Она обратила на них не больше внимания, чем на какого-нибудь комара. — Смерть Теодориха и выборы! Войска всех амиров сейчас утирают жопы своим хозяевам вместо того, чтобы носиться по городу. Тут, в городе — только ополчение, а оно гроша ломаного не стоит. А тут, наверху… Аш снова вытерла нос кожаной ладонью своей кольчужной рукавицы. — В этом городе дворяне с домочадцами половину времени тратят на взаимные стычки, — объяснила она. — Они привыкли запираться в своих домах-крепостях и ждать какой-нибудь заварухи, чтобы сделать вылазку. Но люди Леофрика вылезут довольно скоро. — Зачем им вылезать, если мы не сможем взять эти ворота! В тридцати футах от них раздался крик. Аш резко дернула головой в ту сторону. На крыше дома Леофрика еще один человек в кольчуге и белой мантии вскинул руки, резко перевалил через стену и скатился вниз, в переулок. Сиплый смех донесся снизу. Каррачи побежал вперед и затащил дергающегося умирающего за щиты; Томас Морган подобрал лук визигота. — Леофрик оставил свои войска охранять дом — или, может, они уже вернулись из дворца. В любом случае, они уже сообразили, что мы не визиготы, а франки; что на них напал вовсе не какой-нибудь другой амир. В воздухе прозвучал свист. У Аш не было времени броситься плашмя на землю, только успела отшатнуться — она, Оксфорд и солдаты на стене Цитадели чуть пригнулись, сделав одинаковое ныряющее движение, — и что-то взлетело вверх изнутри, из стен дома Леофрика. Вспышка — и сотрясающий удар прогрохотал над головами. Белая вспышка осветила разрушенные здания, засыпанные переулки, внизу — массу шлемов. — Знак бедствия — ракета! Они призывают на помощь союзников. — Аш покачала головой. — Ладно, решаем, милорд, — нападаем прямо сейчас или уходим. — Нет! Не уходим! — граф Оксфорд начал ругаться. — Я раздобуду этого каменного голема чертовой суки Фарис, я сделаю из него черепки! — У визиготов имеются ведь и другие полководцы. — Но ни одного они не считают таким сильным, — на грязном, напряженном лице Оксфорда вдруг появилось ироническое выражение. — Позволю себе заметить, что — да, у них наличествуют военачальники и получше, мадам, — но ни у одного из этих военачальников нет мистической военной машины, которую все визиготы считают непобедимой. У нас там такое бедствие, в Бургундии, что мы просто должны ее остановить! Слово «Бургундия» чем-то обеспокоило Аш; она заставила себя пока что не думать об этом. — Я — за атаку. Ты, Дикон? — граф взглянул на младшего брата. Тот, заикаясь, проговорил: — Да, милорд, и я — за. Аш ослабила лямку шлема и подняла его краешек, прислушиваясь — но не услышала ничего, кроме шума ракеты и голосов своих людей под стеной. — Это все еще мои люди. Мой отряд. Решаю я. Когда будем уносить ноги, нас еще и покалечат. Вы, конечно, английский граф, милорд, но я их капитан, за кем они пойдут, по-вашему? Джон де Вир угрюмо смотрел на нее: — Особенно сейчас, после вашего чудесного возвращения? Лучше не испытывать судьбу, мадам. Командиры не должны ссориться, особенно в нашем нынешнем положении! — А кто здесь ссорится? — Аш широко улыбнулась, вдыхая холодный воздух со сладким запахом черного пороха, отбросив все — и свою способность слышать Голос, и другие Голоса, все… — ради этой секунды «сейчас или никогда». — Такого шанса больше не будет! — сказала она. — Сделаем! — Капитан! — голос Герена — он только что вырос над парапетом; шлем чужой, голос кажется искаженным. — Они стараются выпустить на стену связных со своей крыши! — Давай сюда своих лучников, отбери лучших! Шлем исчез. Аш еще не полностью осознала реальность того, что тут все свои: Герен, Анжелотти, Каррачи, Томас Морган, Томас Рочестер — и Флора! Боже! Флора… Тут, прямо в Карфагене. Дерьмо. Они рискнула взглянуть через парапет в переулок под стеной. Флора и Ричард Фаверхэм стояли на коленях под защитой кордона алебардщиков, между ними по земле мечется и орет кто-то… это — лучница, Людмила Ростовная, кровь из нее так и хлещет на булыжники; Флора уже открыла свой ящик, повязки набухли от крови. — Не атаковать через эти передние ворота! — рявкнула Аш. — Они ведут в туннель. Закрытый коридор, где полно смертельных ловушек! Де Вир нахмурился. Теперь еще больше ее людей гурьбой мчалось мимо них — а ведь она всего несколько минут назад поднялась сюда, наверх, — люди карабкались вниз по лестницам, неся железные бочки на деревянных носилках, бочонки, аркебузы, колчаны со стрелами. Граф заговорил тише, чтобы его не было слышно посторонним — только для Аш: — Я так и не смог купить никаких сведений о внутренней планировке этих дворцов. — Но я их знаю лично, милорд, — лицо Аш мгновенно помрачнело от воспоминаний. — Я с рабами много говорила. Дома эти уходят глубоко вниз, в скалу. Ниже уровня улицы еще шесть этажей. Я пробыла в этом доме… — ей пришлось заставить себя вспомнить, — три, четыре дня. Там шахты, ловушки, глубокие подземные убежища. Охренеть, до чего недоступны. Ничего удивительного, что Карфаген никогда не захватывали враги! — А голем? — Красивое обветренное лицо де Вира под забралом угрюмо улыбнулось. — Мадам, вы знаете, где хранят этого голема? Ее вдруг осенило, пришло ощущение точного попадания. Он знает одно, она — другое; вдвоем они знают почти все. У Ее охватило странное оцепенение. Она пропустила мимо ушей свист второй ракеты — призыва о помощи, взлетающей в черное небо, оставляя за собой светящуюся полосу. — Как бы я атаковала этот дом? Разумеется, не с фасада. Конечно, можно подняться на их стены и скатиться в центральный двор — и там нас возьмут под перекрестный огонь со всех сторон и в упор расстреляют из окон здания… — Мадам Аш! — Джон де Вир тряс ее за плечи. — Некогда болтать. Уходим или остаемся, убегаем или нападаем! Времени нет. Иначе я поведу отряд вместо вас! Аш оттолкнулась от стены, одной рукой держась за верх лестницы. — Каррачи! Герен! Томас Морган! — Да, командир? — счастливым голосом заорал снизу вверх Каррачи, лицо его под шлемом покраснело. — Очистить этот переулок! — Слушаюсь! — Анжелотти! Мастер-пушкарь пробежал через толпу вооруженных солдат к подножию стены и закричал, запрокинув к ней лицо: — Что, мадонна? — Сделаю, мадонна! Когда Анжелотти и его команда убежали, Аш сказала, обращаясь к Оксфорду: — Я все рассчитала по шагам, милорд. Моя камера, коридор. Я знаю, где что находится — там, по ту сторону стены. Приготовившись спускаться по лестнице, Джон де Вир посмотрел на нее с восхищением и изумлением: — Все это — за время пребывания в тюрьме и, несомненно, при плохом с вами обращении? Мадам, вы не перестаете изумлять меня! … Боль, кровь на полу, нерожденный ребенок; все это настолько ушло в прошлое, что она этого теперь не могла ни ощутить, ни вспомнить. Аш показала на растущую гору бочонков с порохом. — Мы не будем возиться со штурмом ворот, мы пройдем прямо сквозь стену — взорвем стену здания. Тогда мы попадаем на первый этаж северо-восточной части. Граф Оксфорд коротко кивнул: — И возьмем весь дом? — Зачем? Он построен как четыре сектора, в центре каждого — свой лестничный колодец, и они между собой не соединены. Окажитесь на верху одной лестницы, и вся она в ваших руках — или вы заперли всех, кто в ней находится. Людей нужно поставить на первом этаже, чтобы удерживать этот сектор дома против остальных. Потом надо будет с боем прорваться на шесть этажей вниз и найти каменного голема… Она повернулась, соскочила с лестницы, двигаясь неуклюже в плохо подогнанном доспехе и вспотев в своем боевом камзоле на подкладке; спустилась под ледяным ночным ветром в пустой переулок; за ней — Джон де Вир и Дикон. Теперь переулок был освещен совсем тускло — унесли почти все фонари и факелы. Высокий длинноногий мужчина в кожаной куртке на подкладке, в шрамах от пороховых ожогов вкатывал на штабель последнюю бочку — Анжелотти. Его золотые локоны выбивались из-под металлического ободка шлема. — Все бочки на месте. У меня еще остался порох. Мы сможем бросать гранаты вниз в лестничный проем. — Неплохо… — И Аш замолчала. Она стояла в пустом переулке, над головой у нее звезды южного полушария; слышен звон луков, из которых посылают тучи стрел в фасад дома, но здесь, в переулке, — ничего, ничего, кроме Джона де Вира, ступающего очень осторожно, чтобы его металлические башмаки не высекли искру из булыжников. И невинный штабель маленьких дубовых бочонков, аккуратно сложенный под стеной дома Леофрика. — Капитан, время не ждет, — к ней подошел Герен аб Морган и с уважением отвесил поклон графу Оксфорду и Дикону де Виру. — Они палят сверху из амбразур и подстреливают моих парней. — Мадонна, хотите, чтобы я остановил фальконеты, пусть не бьют по воротам? — осведомился Анжелотти, утираясь черной потной рукой. Он взял у Томаса Моргана медленно горящую спичку, и тот быстро удалился. Запал задымился, издавая зловоние. — Или пусть продолжают, пока мы не взорвем стену? Оба они кричали громко, стараясь перекричать грохот бьющих по стене пушек и отрывистые выстрелы из аркебуз; резко, как кричат офицеры, привыкшие отдавать громкие приказы, полуоглохшие от бряцания доспехов в своих шлемах на подкладке. Они выжидающе смотрели на нее, ожидая приказа в ту же секунду. От ужаса Аш потеряла дар речи. Она смотрела на тех, кто был в переулке, но голосов не слышала. Молчание затянулось. — Мадам, вы ранены? — Джон де Вир орал, надрываясь в шуме. — Вас пытали? Вы больны? На лице Герена аб Моргана росло сомнение. Анжелотти — в свете факелов особенно была заметна красота его перемазанного лица — быстро проговорил: — Когда я был пушкарем у Хильдериха, мне доводилось стрелять в христиан. Те франки были мне не знакомы. Но когда я вернулся в христианский мир, первое время у меня не хватало духу воевать с визиготами — потому что я мог попасть в тех, кого знал лично. — Дерьмо. Вот ведь дерьмо, — Аш протянула руку к пушкарю-итальянцу. — Ангелок, я никогда раньше… это первый раз в жизни, когда мне придется нападать на тех, кого я знаю лично… — У меня в Доме Леофрика остались кровные родственники. — Родня? — Это вывело Анжелотти из его византийского спокойствия. — Ну да, они рабы, — твердо проговорила она. — Но все же это родня. Других нет. Она видела, как ошарашен Дикон де Вир, возбужден в ожидании сражения; у его старшего брата — лицо спокойное, заинтересованное; Герен переминается с ноги на ногу и почесывается под рейтузами; Анжелотти — тот просто растерялся. Люди готовы на приступ, сейчас, пока не ослабли решимость и инерция боя. Дикон де Вир сказал брату резким высоким голосом: — Давай к делу, пока нас с крыши не увидели! Если кто-нибудь уронит факел на эти бочки, нам конец! Это не Голос говорит в голове, это ее собственные соображения делают наиболее подходящий выбор — при полном отсутствии человеческих чувств. Она подумала: «Ну что же, такова моя работа, это только мои обязанности, а не я». — Ждать моего сигнала! — приказала она Анжелотти, раскачивавшему в руках медленно тлеющую спичку в ожидании ее приказа прикоснуться к запалу. Она повернулась и быстро умчалась прочь вместе с английским графом, Гереном и Диконом де Виром. Аш смотрела на коротко стриженные головы своих людей; лица закрыты забралами; в руках — мечи, топоры, луки. — Слушать меня! — крикнула она этим людям, полным готовности участвовать в деле, обосравшимся от восторга и ужаса, от грандиозности творимого, ошеломленным, возбужденным, перепуганным от того, что сейчас будет настоящая драка. — Мало времени, слишком поздно. — Сейчас мы окажемся в доме. Мой приказ: не трогать домашних рабов! Рабам не причинять вреда! Все рабы светловолосые и в железных ошейниках. Убивать только воинов. Простой люд беречь! Этот закон известен давно, еще со времени войн в Англии; Джон де Вир кивком одобрил ее слова. В бою все возможно. Иногда. Люди в такой момент, готовые убивать других, будут выполнять ее боевые приказы, чтобы самим благополучно выйти из боя. А что касается других приказов… Ведь порох — он не послушается; особенно если ты намерен вдребезги разнести стены и превратить в кровавое месиво тех, кто окажется внутри. «Нельзя попадать в эту ловушку, — думала Аш. — Это как попасть в мельничные жернова: или сам молоти, или тебя перемелют. Решение в любом случае остается за мной». — Анжелотти! Разноси эту стену к чертовой матери! Каррачи, стоявший дальше, передал ее приказ. И через секунду они с Антонио Анжелотти, тяжело топая, мчались назад, вниз по переулку, прижав к ребрам локти в доспехах. Она развернулась и ринулась вслед за ними по твердым булыжникам; они свернули за угол, за второй и нырнули в гущу людей Эвена Хью, его копейщиков, все были возбуждены, минуты перед боем всегда тянутся невыносимо долго. БУМ-ММ! Она даже не услышала, а скорее ощутила взрыв и мгновенно оглохла от невероятного рева взлетевших в воздух шестидесяти бочонков с порохом. Мостовая подпрыгнула под ней; и перед глазами — быстрое, как вихрь, движение: это оседает, заваливаясь, здание; черный порох завершил дело, начатое землетрясением; в лицо ей полетела пыль, и она закашлялась, задохнулась, Анжелотти хлопнул ее по плечу своей изящной рукой; на месте взрыва взвился тонкий язык пламени, похожий на молнию, только направленную вверх, прямо в небо; где-то раздался агонизирующий крик; Джон де Вир беззвучно открывал и закрывал рот. Она развернулась лицом к толпе и закричала: — Вперед, вы, сукины дети! Не слыша своего голоса, она подняла руку с мечом и побежала, а все — за ней и за ее знаменем; в голове у нее гудело, барабанные перепонки болели, как будто их проткнуло острой проволокой; бежали через клубы пыли, обломков камней, известковой пыли, вылетевших из мостовой осколков гранита; бежали туда, где был боковой фасад дома Леофрика. Не видно ни зги. Огромный вихрь пыли окружал ее. Она закричала: «Фонари! Факелы!» — даже не уверенная, слышат ли ее. Стало светло; отчасти от света фонарей, принесенных вооруженными солдатами, отчасти от охваченного ревущими языками пламени отверстия в стене перед ними. Мимо нее неслась толпа, она хлопала людей по плечам, побуждая их бежать туда, вниз по переулку; Герен и Анжелотти рядом с ней кричали, обращаясь к своим. Алебардщиков возглавляли Оксфорд с братом; лица у всех искажены, все вопят разинутыми ртами, но для нее наступила глухая тишина. Пыль начала оседать. У входа в боковой переулок Аш оказалась во главе толпы; она резко выбросила руку вверх, призывая их остановиться. За ней толпились и подталкивали ее вперед. Слева и справа не стало стен домов. Как будто какой-то великан просунул морду вперед и откусил от стен большую дыру. Не стало большей части дороги, а в месте, где были бочки, теперь образовался большой провал. А перед ней — пустое воздушное пространство. Дыра в стене Цитадели. Исчез большой кусок кирпичной кладки, а по краям провала болтались разорванные блоки, а за ними — черная пустота, а там, дальше — море, северное море и дорога домой. Дом Леофрика горел. Одна сторона переулка исчезла, на этом месте теперь были камни, щебень, балки, обломки бревен и мебели, мужчины в белых одеждах ругались и кричали, женщина в железном ошейнике кашляла, сплевывая кровь себе на юбку, разбитая мозаика с изображением Медведя и Древа, обуглившиеся догорающие обломки. — Занять первый этаж! Обезопасить окна! — завопила Аш. Каррачи кивнул, помчался вперед. К ней только-только начал возвращаться слух, и это сопровождалось тонким резким свистом. — Мы в здании! — Каррачи был снова рядом, возле Аш ухмылялось его вспотевшее, черное от пыли лицо. — Лучники Герена заняли позиции у окон, выходящих во двор! Аркебузы тоже там! — Томас Рочестер, держи круговую оборону! Я иду! Наступил момент, когда не ощущаешь тесноты доспехов, тело способно на все в опьянении боя. Эскорт командира — Эвен Хью и его копейщики плечом к плечу плотно обступили ее. Томас Морган наклонил шест знамени Льва Лазоревого, когда она двинулась вперед, за толпой орущих солдат; через развалины фундамента стены, еще горячие и светящиеся от следов пороха и догорающих обрывков ткани, в просторный зал, где большие щиты теперь были подняты и загораживали разбитые окна в обрамлении каменного кружева; здесь Герен аб Морган большими шагами расхаживал за рядами своих лучников и аркебузиров; Джон де Вир сражался во главе своих солдат… На ее глазах все было кончено: не менее дюжины солдат в кольчугах и белых одеждах повержены, один сложился пополам над клинком де Вира, и из него на мозаичный пол посыпались розовые потроха; Каррачи опустил свою алебарду прямо на шлем назира, разрубив металлический шлем, и жертва камнем рухнула на пол. Пленных не брали. У ее ног лежал другой назир, мертвый или без сознания, рот его был полон крови. Аш заметила, что впервые в бою всматривается в лица врагов, но эти все были ей незнакомы. У нее сильно болели уши. Граф Оксфорд что-то прокричал, подняв руку в сверкающей перчатке, и солдаты, громыхая сапогами, пересекли зал и заняли позицию по обе стороны двери. — Лестница! — крикнула Аш, подходя к де Виру, и шаги по крыше наверху заставили ее взглянуть наверх. — За этой дверью лестничный проем! — Где главный пушкарь? — Анжелотти! Итальянский пушкарь по обломкам кирпичей прибежал в сопровождении людей с факелами. Аш оглядела пещеру с разбитыми каменными стенами, которая когда-то была комнатой, драпировки на стенах догорали, пол стал скользким от крови и испражнений. — Гранаты! — Несут уже! — Всем прочь от двери! — закричала Аш. Дверь — каменный блок старинного устройства, скользящий на металлических шарнирах. Такая дверь выдержит взрыв. — Давай! Сбежалось не менее десятка пушкарей отряда, де Вир заставил алебардщиков оттянуть каменную дверь; десяток лучников прицелились к дверному проему, и Аш почувствовала, как чья-то рука вдруг ударила ее по нагруднику, отталкивая назад. Из открытой двери хлынула туча стрел — снизу, с лестницы, из-за угла, — и она машинально пригнула голову, улыбаясь Эвену Хью. К ней одновременно подбежали из дальнего конца комнаты связной от Герена и с другой стороны — Дикон де Вир. — Двор очищен! — сообщил гонец. Она рискнула выглянуть из окна в каменной стене — во дворе пыль, обломки булыжников; а под окнами, на плитках двора два-три распростертых тела в кольчуге и белых верхних одеждах, надетых поверх доспехов. С каменных рам окон сыпалась пыль от попадания в них стрел с черным оперением. С противоположной стороны большого внутреннего двора какой-то назир болезненным голосом скрипел приказы. — Пусть так и остается! Не тратить стрел! Нам надо будет еще выбираться отсюда. Что, Дикон? — Там, в дальнем конце лестничного проема, у них открыта дверь, и они стреляют из дальнего конца той комнаты! — Ну на фига нам теперь хорошие манеры, — на ее почерневшем лице блестели белые зубы, на губах — циничная ухмылка, голос сиплый, в ушах звон, лицо похолодело от ветра, несущего пыль по разрушенной комнате, от этого ветра теперь было не заслониться — не было даже городской стены. — Швыряйте гранаты! И захлопните эту гребану ю дверь! Команда Анжелотти зажгла запалы и покатила брызгающие искрами бочонки по полу через комнату к лестничному проему. Де Вир вместе с ее людьми прижался плечом к каменной двери: все нажали на нее одновременно. Металлические шарниры взвизгнули и застряли. Дверь открылась на три четверти, и ее заклинило. Срывая горло, Аш закричала: «ЛОЖИСЬ!» — и упала ничком на острые обломки камней. Всем телом она ощутила, как ее подбросило на воздух взрывом. Еще два взрыва последовали сразу после первого; Эвен Хью в своей куртке на подкладке чуть не задушил ее, упав сверху и прикрывая ей спину в доспехе; и тут же она опять оказалась на ногах рядом с валлийцем; они перебрались через обломки в другой конец комнаты, лучники, громко ругаясь, поднимались с пола из-под окон, Джон де Вир и с ним трое копейщиков тоже встали с пола, Флора спешно и сердито забинтовывала раненого — тот визжал, лицо ее было грязным и сосредоточенным; и Аш побежала в тот конец комнаты, где была дверь. — СУКА ГЛУХАЯ! — крикнул ей в ухо Эвен Хью. — Кто-то же должен это сделать! Чувствуя, как под металлическим наустником ее разбирает смех, уже не замечая, что латы впиваются в тело, Аш с шумом вылетела через отверстие между дверью и стеной на широкие ступеньки лестничного пролета, во тьму, освещаемую только горящими факелами из комнаты напротив, и прямо перед ней какой-то человек прицелился в нее. Она отметила шлем в форме желудя, кольчугу, развевающуюся мантию и в руке — поднятый меч. Мгновенно узнаваемый силуэт врага. Она уже двигалась, обеими руками подняв над головой меч; ее руки сами взметнули клинок и рубанули вниз по четкой, выписанной дуге — прямо на его поднятую руку. Она не разрезала его кольчугу: склепанные звенья амортизировали остроту клинка. Но под рукавом кольчуги, от силы ее удара, раздробился его локтевой сустав. Он пронзительно заорал — от боли или от гнева? Ощутив дрожь от удара через свои кольчужные рукавицы и камзол, Аш резко бросила свой клинок вниз, ткнула куда-то и снова подняла его вверх; еще раз бросила его вниз, не тратя ни секунды на размышления; она с силой вонзила в него клинок, попав в сочленение между шлемом и бездействующей рукой, которую удерживала только кольчуга между шеей и плечом. И снова, и снова, безотчетно хрюкая, она наносила удар за ударом; она быстро свалила его, вкладывая в эти удары всю свою природную жестокость. Он свалился мертвым задолго до того, как Аш перестала убивать его; и вот она остановилась, готовая к встрече со следующим… Никого. С ее нагрудника, тонким слоем стекая по блестящей, как зеркало, стали, капала красная кровь. Нижний край стального нагрудника болезненно врезался ей в тазовую кость. На долю секунды она осознала, что в дальней комнате — только пыль, дым, тишина, каждая жилка в ней дрожала от нетерпения… На нее налетел Томас Морган, наткнулся ей на плечо, в руках тащил ее знамя и кричал: — Ату его! Лев идет! Эвен Хью постарался оттолкнуть ее в сторону своим жилистым телом, туда, где были его копейщики: и в итоге оба они вместе наткнулись на дальнюю стену, под хриплый смех лучников Герена. Ничто больше не движется, никого… Комната напротив пуста, пустая лестничная площадка, никто не бежит вверх по каменной лестнице… Почерневшие от пороха стены лестничного проема истекали кровью. Аш остановилась, на лице ее заиграла жестокая улыбка. От горячего запаха горящей плоти она ощутила рвотные позывы. Они побежали наверх по лестнице в самый неудачный момент, эти враги. У ног Аш лежала отсеченная рука, кровь все еще била из белого узла плечевого сустава, в этой руке до сих пор был зажат меч. На половине витка винтовой лестницы лежали вперемежку трупы. Как всегда бывает с мертвецами, они напоминали валяющуюся развеселую компанию, обрызганную красной краской или известью, бросившую мечи и луки как попало. Но руки не сгибаются под таким углом, ноги не подвернешь под себя таким образом; из-под слоя пыли на Аш уставилось мертвыми глазами дочерна обгоревшее лицо: Тиудиберт, назир Тиудиберт; нечего рассматривать лица лежащих рядом, и так ясно — это его восьмерка. И все же она смотрела. Гейзерих, и Барбас, и Гайна, молодые ребята, мальчишки не старше ее. Лица вполне узнаваемы, хотя сорванный взрывом шлем Гейзериха унес с собой почти всю его челюсть. В открытых глазах Барбаса отражался дымный свет факелов: следом за ней с топотом подходили люди Эвена и копейщики Рочестера, Нед Моулет, Генри де Тревиль. В ней вспыхнула радость: глубокая, непристойная, мстительная, исключительно минутная радость. — Очистить путь! — приказала Аш. Солдаты ворвались в комнату, расположенную напротив на этой лестничной площадке. Убитого ею визиготского солдата отволокли за одну руку и бросили под стеной, чтобы освободить проход. Она хотела увидеть его лицо в тусклом свете. Она ведь помнит лица многих, кого встречала в доме Леофрика. Этот был неузнаваем, из-под подкладки шлема торчали мягкие коричневые волосы. Двумя ударами клинка она рассекла его лицо от виска до скулы и от глаза до губ. Она держала в памяти лица почти всех, убитых ею за пять лет. — Двери заблокировать! — крикнула Аш громким металлическим голосом, перекрикивая шум. — Окружить их! Не теряйтесь, ребята! Нам не надо убивать! Займите лестницу! Она сделала два шага назад, а мимо нее неслась масса солдат, не видя ничего перед собой, кроме освещенных факелами спин в доспехах, мечей и булав, поднятых над головами; здесь секире было не размахнуться, и она снова отступила, грудь ее высоко вздымалась, дышала она неровно, толчками, резко вдыхая и выдыхая воздух, и тут рядом оказался Джон де Вир, он быстро отдавал приказы связному, присланному уличной стражей. — Мадам, у ворот перестрелка! Она не могла прочесть его слов по движению губ, у него было опущено забрало; она слышала его слова, когда приподнимала один край своего шлема. — У каких ворот? — Цитадели! Личная стража какого-то амира, людей около пятидесяти. — Но мы еще можем уйти тем путем? — Мы держимся! Защита легче, чем нападение; ворота, вероятно, выдержат. Если ее люди не растеряются. В нижней части здания раздались еще взрывы, и эхом гулко отдались в лестничном проеме. Захвачен еще один этаж по ходу вниз. Аш обернулась, рядом были люди Эвена. Томас Морган выругался себе под нос, зацепившись верхушкой знамени за разбитый свод потолка: — Другие командиры не бегают! Другие командиры не палят! — А ну, за мной! — она снова вошла в дверь, слыша грохот ударов даже своими оглохшими ушами. Мимо нее вниз по лестнице толпой устремлялись солдаты. Анжелотти рядом с ней выкрикивал приказы. Дюжина пушкарей кувалдами забивала деревянные клинья под двери каждой комнаты, выходящей на лестницу, заклинивая их. — Отлично сделано! — сильно хлопнула она его по плечу куртки с подкладкой. — Пусть продолжают! А потом — вниз! — Да, мадонна! Удар — прекраснейший! Аш переступила через грязные обгоревшие ноги Тиудиберта. Ее эскорт бесцеремонно топал прямо по телам, пока Эвен Хью не выругался и не отогнал их в сторону, на ступеньки. Но удар прекраснейший, думала она, глядя не отрываясь в лицо мертвеца. И лицо прекраснейшее. Как говорит Годфри — Морган ругался: на узкой лестнице ему пришлось опустить знамя. Связные бегали к ней и сверху, и снизу по лестнице, так что она не сразу добралась до следующего этажа. Снизу слышались крики и лязг ударов метала о металл. Двое в цветах Льва лежали на пороге одной комнаты, у одного разрублено лицо, у другого ранен живот: Катерина, копейщик, подруга Людмилы, и большой Жан из Бретани. Аш опустилась на колени. Жан шевелился, стонал. Катерина Хаммель открыла побелевшие глаза на залитом кровью лице; одной рукой прикоснулась к животу и куртке. — Этих наверх! Вынести! — Аш прогрохотала по ступенькам мимо, в стесненном каменном мешке громко звенели набедренники; четверо из ее эскорта остались позади и понесли раненых наверх. Ее обогнала группа, которая, по приказу Анжелотти, обеспечивала безопасность со стороны дверей, они бежали вниз, совершенно не думая о собственной безопасности, забивая грубые клинья, а пехотинцы отсекали высовывающиеся из дверей руки, стреляли в комнаты из арбалетов и плотно задвигали каменные глыбы дверей. Гранатами были отбиты края истертых ступенек, и дважды она чуть не поскользнулась; и каждый раз ее подхватывали и снова ставили на ступеньки, и они с эскортом со всех ног мчались вниз. Считая этажи, Аш думала: «Четыре? Да. Мы спустились на четыре этажа. Дерьмо, не слишком ли просто, даже если у них тут только часть их войск, все равно слишком легко! Ведь мы никого не встречаем! Где люди Альдерика?» В лицо ей дохнуло горячим воздухом. Горячим, обжигающим незащищенную кожу и глаза. — Стой! — она ударила Эвена по нагруднику, чтобы остановить его, подняла забрало, прислушалась. Что-то раздражало ее слух. Она нахмурилась, вопросительно взглянула на Эвена, тот качал головой. Странный звук скольжения и потрескивание. «Бум-мм!» Тридцатью футами ниже вдруг раздался многоголосый вопль. Звук гулко отдавался в каменном проеме. Перекрывая его, послышался треск ломающегося дерева; и гулко загудело пламя. — Дерьмо! — Аш схватилась за эфес меча и побежала вниз по спиральной лестнице. — Командир, стой! Подвернулся каблук одного сапога. Она схватилась за стену свободной рукой, разрывая кожу на ладони кольчужной варежки, и покатилась на заду, пока не затормозила на следующей широкой ступеньке, с которой открывался вход в комнату. Это пятый этаж, считая сверху. За дверью была пустота. — Каррачи! — позвала Аш. Впереди, где кончались ступеньки, была тьма. Пустота и тьма. Она выпрямилась и прохромала к краю ступенек, на этот раз не обращая внимания на дверь позади; и услышала грохот сапог, это ее догоняли люди Эвена, но она и на них не обратила внимания, просто не обратила, потому что впереди была бездна, совсем ничего. Каменная лестница заканчивалась в том месте, где она стояла. Она смотрела вниз, куда провалилась кирпичная кладка, откуда вырывались языки пламени, шевелились… Снизу взвивался горячий, как в печи, воздух. Она закрыла рот рукой, наклонившись вперед, глядя вниз, на свет пожара. — Дерьмо, — выдохнул рядом с ней Эвен Хью. Лестничный пролет обрывался, дальше — пустая каменная шахта с полированными стенами, диаметром пятнадцать футов. Внизу полыхало яростное пламя, в нем горела огромная масса перепутанных веревок, планок, балок и расщепленных бревен. На дне шахты корчились и кричали упавшие люди. — Давайте веревки! Давайте лестницы! Тащите их! Давайте! Побледневший Эвен Хью развернулся и рванул вверх по лестнице. Аш оставалась совершенно спокойной, глядя вниз на людей в кольчужных рубахах и куртках на подкладке и шлемах, которые полетели прямо вниз на глубину пятидесяти или шестидесяти футов. Намеренно подстроенная авария. Потому что лестница на этих двух последних этажах была не каменная, а из дерева… Аш опустилась на колени, дотянулась до стены шахты, нащупала то, чего и ожидала: дыра в кирпичной кладке, достаточно большая, чтобы вбить деревянную балку, на которую опирались деревянные конструкции. И которую прекрасно можно вытащить, опрокинуть, переломить, если сюда доберется враг. Снизу доносились крики и рев пламени. — Шахта с запасным выходом, — сказала Аш, и сообразила, что рядом, задыхаясь, стоит граф Оксфорд и смотрит вниз, на лице его свирепое выражение. Она отступила в сторону, пропуская людей с веревочными лестницами. — Вот где они. Альдерик, домашние войска, Леофрик, если это его затея. — Они разрушили лестницы и подожгли их, когда на них оказались наши люди. — Джон де Вир опустился на колени с трудом, насколько ему позволяли ножные доспехи, и глядел вниз, в жуткую тьму и языки пламени. — А теперь они забаррикадируют все двери, ведущие вниз, и чтобы прорваться, нам потребуется больше, чем порох. — Больше пороха, чем у нас есть, — сказал стоящий рядом Антонио Анжелотти. На почерневшем лице блестели его мокрые глаза. — Дерьмо! — она ударила по стене кулаком в кольчужной рукавице. — Дерьмо. Дерьмо! — Прочь с дороги! — приказал низкий сорванный голос. Аш снова отступила назад, пропуская мимо себя Флору, а та на нее и не взглянула; просто приказала Фаверхэму и копейщику помочь ей унести наверх два тела, поднятые лестницами. Одним был Каррачи, плачущий, без шлема. Теперь его свежее лицо и светлые белокурые волосы стали одного цвета — черного. Обгорели. — Господи! — снова сказала Аш, лицо ее было мокрым, и голос дрожал; и тут же она выпрямилась, подошла к краю и взглянула на тех, кто раскачивался на лестницах над огнем, отчаянно пытаясь добраться до тех, кто упал и расшибся. В лицо ей дунул перегретый воздух. — Поднять лестницы! — Командир… — Я сказала — поднять! Ну! Когда поднимался последний, пламя уже лизало его пятки и поднималось все выше. Черный дым и паника заполняли шахту. Кашляя, со струящимися по лицу слезами, Аш начала подталкивать и подгонять людей наверх, Морган со знаменем был рядом, люди Эвена тут же; Джон де Вир хватал людей и бросал их все выше и выше из обжигающе горячего воздуха и копоти, пока она, шатаясь, не переступила каменный порог, где ей — по контрасту — показалось невероятно холодно, это была комната в первом этаже дома Леофрика, выходящая на открытый воздух. — У них есть воздушные шахты! — Аш подавила приступ кашля. — Воздушные шахты! Они могут подпитывать огонь! Превратить все сооружение в очаг! Кто-то приложил ей к губам кожаную флягу. Она взяла в рот немного воды, прокашлялась, сплевывая воду, во рту было горько от желчи. — С тобой порядок, командир? — спросил Эвен Хью. Она отрывисто кивнула. Все головы обратились к защищенным окнам, к другим дверям, аркебузиры нацелились дать залп по растрескавшейся крыше. Графу Оксфорду она прокричала: — Они превратили шахту в очаг! У нас не было времени ждать, пока пожар разгорится, там слишком много дерева! — А от жара не треснет шахта? И их двери? Анжелотти снял шлем и пригладил назад свои мокрые кудри: — Нет, милорд. При таких толстых стенах — никогда. Все это строение выдолблено в каменной скале. — Они могут просто перебраться в наружные помещения, — горько проговорила Аш. Она уже почувствовала, что глухота проходит, она снова слышит. И сказала более спокойным голосом: — Они могут в наружных помещениях переждать, пока огонь иссякнет, и потом, спорю на что угодно, у них там есть лестницы и припасы. Они не в первый раз это делают. Дерьмо, я должна была понять, что так будет! Герен, Анжелотти, скольких мы потеряли? — Десять, — угрюмо сказал Антонио Анжелотти. — Если Каррачи выживет — то девять. Окна на внутренний двор все еще были закрыты большими щитами, арбалетчики прекратили отпускать шутки, подняли свои арбалеты и не спускали глаз с усиливающегося столба дыма, выходящего из лестничного проема. Здесь остов дома продувался холодным ветром. В центре комнаты Флора, с почерневшими руками, вместе с Ричардом Фаверхэмом стояла на коленях над Каррачи. Аш через весь зал подошла к ней: — Ну? — Будет жить, — руки Флоры двигались над обожженным лицом раненого. Каррачи зашевелился, замычал, не приходя в себя. Аш увидела, что у него обгорели веки. — Ослеп, — сказала Флора. — И таз разбит. Но выживет, скорее всего. — Дерьмо. — Как бы нам кстати одно из чудес Годфри, — Флора встала, отряхивая рейтузы, и заговорила другим тоном: — А что, Аш, Годфри здесь? В Карфагене? Ты его видела? — Годфри мертв. Погиб, когда началось землетрясение. — Аш отвернулась, чтобы не смотреть в лицо Флоры. И заговорила с Антонио Анжелотти. — Попробуем пробиться с тем порохом, который остался. Посмотри, нельзя ли шарахнуть по дну шахты. Не рискуя людьми. — У меня пороха не осталось! Минуту она и итальянский пушкарь смотрели друг на друга. Аш слегка пожала плечами, он ответил тем же. — Иногда, мадонна, колесо Фортуны поворачивается и таким образом. Они стояли рядом, Аш и Анжелотти, Флора и Ричард Фаверхэм, Эвен Хью и оба брата де Виры, на миг наступила тишина. Солдаты у окон тоже молчали. Слезы бежали из ее глаз, их жгло заполнившим комнату древесным дымом, идущим из лестничного проема. Аш медленно качала головой. — Нет смысла обследовать другой сектор дома, милорд. У нас недостаточно пороха, чтобы попробовать взорвать проход туда сквозь стены. Я вообще-то думаю, что мы по уши в дерьме. — Но мы ведь не можем отступить сейчас! — Саймон. Хью за плечо вытащил из толпы вытолкнутого вперед молодого парнишку: еще один длинный тощий парень, брат Марка Тиддера. — Чего, командир? — Ты не видел, где там двери ниже всего? На одном уровне с полом шахты? Молодой человек покраснел до корней волос — оттого что на него смотрели все: его командир копейщиков, его командир отряда и сумасшедший английский граф. — Нет, командир. Все эти двери были выше моей головы. Лестница опускалась ниже самой нижней двери. Аш кивнула, перевела взгляд на Оксфорда. — Виоланта говорила мне, что в скале есть цистерны, хранилища воды, — на их месте я бы так расположила эти цистерны, чтоб можно было затопить лестничный проем. И утопить там всех захватчиков, как… крыс. Джон де Вир нахмурился: — И потом спустить воду из шахты? — Этот мыс изрезан галереями, как соты! А вдруг они тут, внизу, под ее ногами, шестью этажами ниже, в скале? Ариф Альдерик, предположим, скомандовал своим людям сбросить лестницы, сжечь обломки. А господин амир Леофрик бодро отдал приказы в неизвестной комнате, где стоит военная машина, каменный голем… Аш встретилась глазами с де Виром, им в голову одновременно пришла одна и та же мысль. — Мадам, — сказал он прямо, в присутствии ее людей, — спросите свой Голос. Спросите голема. Она резко повернулась, сделала всем жест отойти подальше, даже своим нахмуренным офицерам; и осталась в центре комнаты вдвоем с графом Оксфордом. — Амиру Леофрику достаточно просто спросить его, что я говорю, и он узнает все, что мы делаем. — Ему-то с этого какой прок! Спрашивайте. Как можно яснее, под шум бушующего в лестничном проеме пожара, она сказала: — Милорд, тут имеется не одна машина. — Не одна… машина? — Гораздо больше. Я их слышала. Это не мой каменный голем. Другой. Есть другие Голоса, милорд. Они говорят через эту машину, пользуются ею как… каналом связи. Белки синих глаз Джона де Вира казались слишком яркими на чумазом лице. Он опустил нижнюю пластину забрала и проговорил уже спокойнее: — Другая? Если ваши люди это услышат, они прекратят сражаться, их тут держит только отчаяние! Отчаянное понимание, что они тут делают что-то очень важное! Разрушить дьявольскую машину. Одну машину. Если у других амиров есть свои каменные големы… — Нет. Те — не как каменный голем. Они… другие. Они больше знают. Они — отвечают… — Аш утерла рот рукой. — Дикие машины. note 139 Не прирученные. Не устройства. Они дикие. Я слышала их… сегодня… впервые. В тот момент, когда начались подземные толчки. — Демоны? — Может, и демоны. — Какое это имеет отношение к тому, что нам нужен совет вашего Голоса, нужен именно сейчас? Аш заметила, что у нее трясутся руки. В крови кончился выброс адреналина, зловоние, холод уже не ощущались; еще и двух часов не прошло, как пал великий дворец королей-калифов. — Потому что они могут услышать, как я спрашиваю каменного голема. И потому что, когда Дикие Машины заговорили со мной, — именно в тот момент началось землетрясение. Милорд, тогда пал город. Джон де Вир насупился: — Спрашивайте! Нам надо знать — риск того стоит. — Нет! Я была в самом эпицентре, и это не стоит риска, особенно когда тут мои люди! — Милорд! Быстро! Выходите! — закричал голос во дворе. Граф Оксфорд прервал разговор, пробормотал: «Сейчас!» — и через обломки камней побежал к переулку, куда выходила дыра в стене. — Возьми двери, возьми что угодно, — Аш обратилась к Флоре. — Я хочу, чтобы раненых вынесли, когда мы тронемся. Фаверхэм, помогите ей! Эвен, пусть твои ребята тоже этим займутся! — Отходим? Не ответив, она помчалась вслед за графом Оксфордом. Из лестничного проема вздымались султаны черного дыма. — Герен, ставь лучников, пусть прикрывают! — Она осторожно выбралась в переулок и через развалины пошла к новым лестницам, приставленным к стене Цитадели в безопасных пятидесяти ярдах от пролома. Плащ Оксфорда, алый и белый с золотом, ясно виднелся в свете множества факелов: граф карабкался на одну из закрепленных крюками лестниц. Аш побежала к подножию лестницы. — Дерьмо. Так и знала. Потеряли одни ворота, так? — бормотала она про себя, следя, как де Вир ползет наверх. — Пусть скажут мне, я-то всего лишь хреновый капитан отряда! Она задвинула на периферию все мысли о военной машине. Бургундия, думала Аш неотступно. Ухватилась за деревянные ступеньки и стала карабкаться за графом. Бургундия; те громкие Голоса настаивали на слове «Бургундия», Голоса, звучавшие в ее голове, перед которыми она чувствовала себя не крупнее вши. Пасмурное небо Карфагена было черным. Интуиция подсказывала ей, что сейчас время заката солнца или около того, но вокруг была тьма. Теперь, когда она забралась повыше, более ясно слышались крики из центра города и из гавани. Забравшись на выступ стены, она услышала как будто звук отдаленного прибоя или ветра, гудящего в березовой роще, и догадалась, что это гул пожара. Горела не только гавань, горел сам город Карфаген в пасмурной тьме. — Если отправимся сейчас, — настойчиво говорила Аш Джону де Виру и его брату, — то выберемся без потерь. Если хотите моего совета, то вот он: надо уезжать сейчас. Нам уже не добраться до каменного голема. Это невозможно! — После всех наших усилий? — граф Оксфорд ударил себя стальным кулаком по ладони другой руки. — Две с половиной сотни людей пересекли Средиземное море, и все впустую? Прах побери Леофрика! Леофрика и его дочь, Леофрика и его голема! Мы обязаны снова попробовать. Аш встретилась с ним взглядом. В его глазах не было неистовства, вовсе нет, но только горечь, злость и невыразимое разочарование. — Пора посмотреть реально на положение дел, — сказала Аш. — Все мои ребята знают, что случилось, что мы потеряли людей, что мы не можем спуститься по их лестницам, тем более до шестого этажа в глубине скалы. Милорд, независимо от контракта, они не станут умирать за вас при таких обстоятельствах. А если я им прикажу, они скажут мне — иди на хрен. Боевой дух войск подвижен и текуч, как вода, так же подвержен колебаниям, она давно знает это по своему опыту. Несомненно, она права. И ее правота позволяет ей позолотить свою совесть нравственностью: «Чем скорее я уберусь отсюда, тем лучше! Чем бы ни был для меня Карфаген — питомник рабов, каменных големов, родина тактических машин, моей кровной родни — ничего этого мне не надо! Я — простой солдат!» Граф Оксфорд поник головой. Посмотрел вокруг, на городскую стену, на разрушенные крыши и развалины зданий Карфагена. И Аш смотрела на разрушения, вызванные землетрясением. Что-то привлекло ее внимание. С такой высоты видно очень хорошо. Она проследила взглядом за полосой разрушений, которая тянулась через весь Карфаген, а начиналась — отсюда; она проходила через дворец короля-калифа и выходила за южные ворота Цитадели. Все разрушенные здания располагались по одной прямой — на юг. — Мы не можем уехать, не сделав этого, — вяло проговорил де Вир, не дав ей сказать ни слова, и повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо. В голосе его не прозвучало ни единой гордой нотки. — Я здесь сделал такое… Захватить этот дом и удерживать его, пока не будет разрушен каменный голем… Но Карфаген не разрушен. — Карфаген теперь заткнется круче, чем уткина гузка, — грубо ответила Аш. И сплюнула, чтобы избавиться от привкуса дыма в горле. Внизу, в разрушенных переулках, ее люди подтягивались к пролому в стене дома Леофрика, низко пригнув головы, а из самого дома по-прежнему валил дым сильного пожара. — Другого шанса не будет, — предупредил Оксфорд. — Но я не верю, что Фарис нельзя победить. Пусть остается со своим каменным големом! Она будет делать ошибки… — При этих своих словах Аш внутренне закипела от крушения своих надежд. — Дерьмо! Ладно, милорд, я и сама в это не верю. Она по-прежнему будет разыгрывать из себя молодого Александра, пусть даже от того, что ее люди считают ее таковой. Я не могу поверить, что мы подошли так близко — и не сумели! Не могу поверить, что мы ничего не можем сделать! Медленно, очень медленно Джон де Вир проговорил: — Но мы не промахнулись в одном, мадам. Теперь мы знаем, что машина не одна — значит, эта Фарис может ничего не значить для их целей. А есть ли у них другие полководцы? Если в Карфагене имеются другие машины… — В Карфагене? Не знаю, где они. Просто я их слышала, вот и все, что мне известно. — Аш дотронулась до своего виска под забралом; потом похлопала своими кольчужными рукавицами, потому что в холодном воздухе у нее начали мерзнуть пальцы рук, а тело так застыло, что она уже прекратила сопротивляться холоду. — Я не знаю ничего о Диких Машинах, милорд! У меня и времени подумать не было. Все произошло час назад. Это мог быть кто угодно: демоны, боги, Господь, Враг, король-калиф! Я знаю одно: они хотят стереть с лица земли Бургундию. «Бургундия должна быть разрушена». Вот главное, что я вынесла из их слов. Она встретилась с ним взглядом: на нее из-под шлема с подбоем смотрел ветеран многих войн, между бровями у него появилась складка. — Знаю, я похожа на сумасшедшую, — прямо сказала она, — но я говорю правду. Позади них по стене грохотали шаги, их догоняли Анжелотти и Герен аб Морган; за ними, прихрамывая, ковыляла Флора дель Гиз. Все трое, запыхавшись, склонили голову перед графом Оксфордом. — Там, в дальнем углу двора, собрались их люди, — Герен хватал губами воздух. — Клянусь, капитан, они собираются устроить вылазку! — Интересно, чья это безумная идея? «Да уж не Альдерика», — подумала Аш. Но ведь солдаты есть и в других секторах дома, и между секторами связи нет; те не знают, что могут надумать франки. — Если они устроят вылазку, их перебьют, но и они кого-то из нас заберут с собой. — У меня двадцать раненых, — жестко сказала Флора. — Я их вывожу. Аш кивнула: — Нечего ждать атаки — все равно отходим. Так ведь, милорд? — Да, — кивнул граф. — А с зарей… — Зарей? — Аш, как волчок, развернулась и устремила взгляд туда, куда смотрел граф. — Это не может быть зарей, тут, в Карфагене, и вообще — там юг! — Тогда что это, мадам? — Не знаю. Дерьмо! Она, Герен, Анжелотти и Флора, сгибаясь, побежали к внутреннему краю стены, глядя в сторону юга поверх территории города. По-зимнему ледяной ветер дул в лицо, развевал короткие пучки ее волос, торчащие из-под подкладки шлема. Она затаила дыхание. Небо, которое было при их появлении в Доме Леофрика пустым и черным, теперь больше не было пустым. На юге загорался свет. Но это не в городе. Это так далеко, что не может быть городским пожаром, и дыма нет, нет пламени. Это дальше, на юге… Южный горизонт сиял переходами света от серебряного к черному. Ее люди на стене непристойно ругались, глядя, как света прибывает. Это далеко на юге, дальше, чем разрушенный купол дворца калифа, дальше, чем ворота Цитадели и Ворота акведука, выводящие из самого Карфагена. Небо пошло полосами света. Пурпурные, зеленые, красные и серебряные: гигантские, как башни, блестящие завесы на фоне черного дневного неба. Вооруженные солдаты рядом с ней пали на колени. Она ощутила слабую вибрацию каменной стены под ногами: почти неразличимую вибрацию, синхронную с переливами света от черного к серебряному и с ритмом ее сердца. Джон де Вир перекрестился: — Храбрые мои друзья, мы теперь в руках Господа, и будем сражаться за него. — Аминь! — вторили ему несколько голосов. — Надо смываться, — хрипло проворчала Аш. — Пока в Доме Леофрика не увидели, что мы стоим тут и пялимся на небо! Вдоль городской стены мчался пехотинец — один из сорока семи людей графа Оксфорда, в белом с багровым. Он старался уклоняться от света, идущего с юга. — Милорд! — заорал он. — Милорд, надо уходить! Ворота Цитадели мы сдали! Идут амиры! Аш и Оксфорду не потребовалось даже обмениваться взглядами. — Офицеры, ко мне! — прокричала Аш без долгих размышлений. — Анжелотти, Герен; прикрыть отход огнем! Эвен, Рочестер, всем шевелиться! Не зависать на этом месте! Выходим прямо через эти ворота и прочь отсюда. Не вступать в схватки! Испепеляющий ливень стрел и аркебузных ядер снес крышу дома Леофрика. Она двинулась к краю стены Цитадели, понуждая массу своих людей подняться из переулка на стену. Приказы едва были слышны. Визиготов было не видно. Она подняла своих людей на стену — подняла! — она втащила их на широкую стену Цитадели. Такую широкую, что там могли разъехаться две колесницы. В сплошной сумятице солдаты тащили орудия, волокли за собой раненых; грохотали пушки, кричали умирающие — и надо всем этим сверкало в переливах света черное небо. — Боже милостивый! — Оксфорд, ворча и грохоча на ходу доспехами, быстро шагал вдоль стены, меч в руке. — Дикон удерживает ворота! Что это? Это какое-то новое оружие? С высоты стен Карфагена Аш смотрела на юг. Ветер небрежно смахнул замерзшие слезы с ее глаз, обращенных на унылую пустую территорию за чертой города. Южная пустыня — куда лохматая бурая кобыла отвозила ее вместе с Фернандо, Гелимером и арифом Альдериком. Пирамиды находились между городом и южными горами, отсюда они казались совсем маленькими, геометрическими фигурками и колебались перед ее глазами, как будто она смотрела на них сквозь воду. Их острые грани отливали серебром. Большие плоскости каменных откосов казались светлыми на фоне неестественной черноты Вечного Сумрака. — Мадам, некогда любоваться видами! Мгновенно пропало ночное видение, и она со своим эскортом, спотыкаясь, стала пробираться вдоль стены. Задыхаясь, прокричал Эвен Хью: — У ворот Цитадели стычка кончилась — ворота для нас открыты! Древний город Карфаген, победитель римлян, note 140 великие африканские руины того, что когда-то было империей, захватившей христианский мир, — в этом Карфагене теперь царила суматоха: посреди грандиозного пожара кричали и бегали, горели улицы и гавань, повсюду шныряли грабители, носились кони, испуганно ревел скот; суетились люди в кольчугах и люди в железных ошейниках; их оглушительные вопли усиливались и умножались эхом, отраженным от высоких каменных стен. У городских ворот их встретил Биллем Верхект с белым, бескровным лицом и с ним пятьдесят человек: эти ворота не были взяты, на них даже не было нападения. Акведуки Карфагена шли через весь город и располагались головокружительно высоко над крышами. — Туда, — без лишних слов приказала Аш, — на акведук. Милорд Оксфорд поведет вас в лагерь, который вы разбили, когда приехали! — Понял вас, мадам, — и скомандовал своим: — Спустить веревки вниз, чтобы поднять стражу, которая еще у ворот; всех поднять, лучникам и арбалетчикам и аркебузирам — прикрывать отход. — Наверх! — Аш наклонилась, она сама тащила за руки людей кверху; ножны с мечом колотили ее по нагруднику. Края ее доспехов резали руки тем, кого она втаскивала, но они этого не замечали, они сами подсаживали наверх своих соратников-копейщиков, чтобы те ухватились за верх стенки акведука, люди перекатывались через стену, крепко держа свое оружие, и там падали — как ни странно — на зеленую траву. Солдаты толпились на лестнице, ведущей с главных ворот Карфагена на акведук. Аш, тяжело топая, двигалась вслед за ними. — Вперед! Вперед! Вперед! Теперь шум остался позади. — Милорд Оксфорд! — бесцеремонно приказала Аш. — Вы поведете головной отряд. Вы знаете дорогу. Герен, Анжелотти, ведите центр. Я подниму оставшихся. Для споров нет ни времени, ни настроения: они любят ее четкие уверенные указания. Анжелотти только пробормотал негромко: — А мои пушки… — Слишком тяжелые! Эвен, придержи своих ребят: помогите нести раненых. Анжелотти, я хочу, чтобы два ряда стрелков были впереди нас и два позади: не стрелять без моего приказа. Герен, займи позицию впереди. Оксфорд, вперед! Брань — кажется на английском; горазд же его милость ругаться! На акведуке, кажется, все; собрались вокруг знамени Синего Медведя. Знамя милорда Оксфорда. Тусклый звездный свет осветил разруху на земле. Ночь наступила. — Вот они, идут! — завопил Герен с акведука, откуда-то из арьегарда. Аш перегнулась через кирпичный гребень и увидела внизу — на улице, идущей вверх от гавани, — сплошную массу вооруженных солдат с вымпелами городского о толчения. Без колебаний она проорала приказ Томасу Моргану и своему знаменосцу: идти вперед по акведуку, ведущему в темноту, идти — на высоте пятидесяти футов над землей, идти — в пустыню, к каменным статуям калифова зверинца. Кирпичное покрытие акведука поросло редкой травкой и лишайником. Пятки скользили по этой траве, оставляя за собой черные холодные следы. — Бегом! — приказала она. — Бегите, как будто черти кусают вас за яйца! Она задыхалась на бегу, чужие доспехи натирали под мышками, врезались в тело, покрытое кольчугой; завтра будут ссадины и синяки. Если наступит завтра. Тьма вокруг них сгустилась, они мчатся длинной цепью, их около двух сотен, они вооружены; они мчатся по пустому, отзывающемуся эхом, кирпичному цилиндру, который несет воду в Карфаген и выводит их за пределы города — в пустыню, под черное небо, где медленно восходят чужие звезды, прочь от поднимающихся к небу пожаров в гавани Карфагена и бесчинств на улицах. Впереди безмолвие. Впереди — серебряные всполохи света, мерцающие на южном горизонте. Штурмовые лестницы позволили им спуститься с акведука в четырех милях от стен города. Аш ступила ногами на грязь пустыни. Она рассчитывает, думает, планирует — делает все, но не замечает серебряного света, под которым блестит разрушенная земля. — Нас будут преследовать! Вперед! Теперь осталось только поторапливать их, голос у нее охрип, забрало открыто, все видят ее лицо в шрамах — видят своего командира. Некоторые угрюмо ворчат: именно те, кого она отметила ранее как способных на это в пылу и напряжении боя. А другие — некоторые еще не преодолели своего изумления от ее неожиданного появления — с привычной грубой сноровкой собирают оружие, пересчитывают личный состав отделений. Надо идти, иначе начнут выражать недовольство потерями, решила Аш, топая по разрушенной земле ко временному укрепленному лагерю с фургонами. Не давать им времени на раздумья. К ней бежал оруженосец, на лице его была написана глупая радость. — Командир! — голос Рикарда был по-мальчишески писклявым. — Фургоны запрячь и — ходу! Не медлить! К фургонам двигался Ричард Фаверхэм, вот он поравнялся с ней. Рослый черноволосый дьякон тащил на плечах человека в полном итальянском доспехе. Он бежал — и даже не спотыкался. Дикон де Вир, разглядела Аш; закричала: «Не останавливайся!» — и поспешила к Флоре и ее команде. Раненых несли на алебардах, на самодельных носилках из веревок, на чьих-то куртках, кого-то тащили, просто ухватив за запястья и щиколотки. Перекрывая стоны раненых, Флора закричала: — Если будем и дальше так драпать, многие не выживут. Замедлите ход! Вечность прошла с той палатки под Оксоном, промелькнуло в голове Аш; и вот опять Флора — Флора! — с грязным лицом, такая знакомая. И снова орет на нее, своего капитана. — Мы не можем их оставить! Визиготы убивают пленных! На грязном лице медика на мгновение сверкнули белые зубы, блеснули белки глаз; и Флора проговорила — так знакомо: — Сучка! — и потом: — Мы тут, не беспокойся, не оставляй нас! — Мы своих не оставляем! — прокричала Аш. Это было сказано разом для всех: и для качающейся от усталости Флоры, уже на грани изнеможения, и для тех, кто был рядом с ней. А больше всего для самой Аш: они уносили даже тело Марка Тиддера, но тело Годфри оставили. Аш наткнулась с размаху на доспех Томаса Моргана, потому что ее знаменосец внезапно остановился. И вокруг них — ничего, только свой лагерь, каре фургонов; двести пятьдесят человек, и каждое лицо знакомо. Ни звука преследования. У своего локтя она обнаружила Флору, отпустившую вперед своих добровольных помощников. Аш согнулась почти пополам. Флора тяжело дышала: — Ты мне всегда говорила, что любой хреновый идиот может начать битву… — … но требуется соображать башкой, а не жопой, чтобы выбраться без потерь! — Аш обернулась к своему врачу — своей подруге — и с теплым чувством обняла ее. Флора вздрогнула, когда в ее кожаную куртку врезался доспех. — За это благодари де Вира. Но мы это сделаем… — Она перекрестилась: — Бог нам в помощь. — Аш… Что это сейчас происходит? Мимо спешили люди, почти бегом; Анжелотти расхаживал туда-сюда вдоль цепочек аркебузиров. Аш встретилась глазами с измученным взглядом Флоры: — Мы стараемся добраться до берега, к своим галерам… — Нет. Я имею в виду — ЭТО. Теперь они стали ближе. Они сияли в звездном свете, эти пирамиды, они сверкали черным. От холодного пота у Аш стало мокро под мышками и между грудями. Мужчины крестились, кто-то молился вполголоса Зеленому Христу и святой Херлене. — Не знаю… Не знаю. У нас сейчас нет времени останавливаться и обсуждать это. Положи раненых на повозки. Кто-то из раненых мог идти, кто-то только на носилках — Аш насчитала всего двадцать пять человек — они были пронесены мимо нее; и она отвернулась от Флоры с ее вопросами и оставила ее наедине с жестокими ежедневными обязанностями полкового хирурга; проорала Анжелотти и Герену: «Катись!» — махнув им, чтобы шли в лагерь, а сама побежала к графу Оксфорду. Шума преследования не было, и разведчики Эвена Хью не бежали к ней с дурными новостями; но тут — самая сердцевина империи, близко главные караванные пути, и берег — в десяти милях, а там их ждут — а может, и не ждут! — венецианские суда. Среди этих древних каменных сооружений голос военной машины смолк в ее голове; внутри нее настала тишина, когда она оказалась среди пирамид и статуй, принадлежащих Вечности — непостижимых для человека с его обыденной меркой времени. Аш почти зримо вспомнила, как они ехали мимо, как она видела под осыпающейся разрисованной штукатуркой красные кирпичи, из которых построены эти страшные, нечеловеческие здания; мириады плоских кирпичей, вылепленных из красной почвы Карфагена. Оно приходит интуитивно, быстрее, чем слова или мысль: знание, уверенность в своей правоте; и только потом она мысленно вернется, старательно проследит путь назад, чтобы уловить логическую цепочку, которая привела ее к этому убеждению. — Вот они. — Аш заговорила, перекрывая крики приказов, ржание коней, внезапные дальние выстрелы аркебуз. — Пирамиды. Это и есть другие голоса. Голоса, которые заговорили из-за землетрясения. Они и есть Дикие Машины. — Что? — взволновался Джон де Вир. — Где, мадам? Аш сжала кулаками свои кольчужные рукавицы. Она не слушала графа, она глядела на горизонт, имеющий вид зазубренной линии; говорила вслух, хоть и не собиралась: — Святой Боже, Рабби и вас изготовил? До того как она услышала ответ, она почувствовала дрожь, вибрацию, такую слабую, что она ощущалась подошвами сапог, передавалась скрежетом через землю и воздух. Голоса в голове оглушили ее сильнее, чем пушки Анжелотти: — — Капитан Аш! — Ее душа задрожала, как колокол, в который ударили. — — Это про Фарис. — Аш смотрела на Джона де Вира сквозь горячие слезы, исторгнутые из ее естества этими оглушительными голосами. — Они говорят — что… они… вырастили ее, вырастили Фарис… Граф в своих доспехах сжимал руки Аш, глядя прямо ей в лицо, хмурясь под своим поднятым забралом, обрызганным чьей-то красной кровью. — Некогда, мадам капитан! За нами гонятся! — Дикие Машины… они ее вырастили — Фарис… но как? Де Вир протянул руку и остановил адьютанта, не спуская глаз с Аш. — Мадам, что с вами? Вы их слышите? Это — те, другие машины? — Да! — Не понимаю. Мадам, я простой солдат. — Ах, черт тебя побери, — сказала Аш, дружески ухмыляясь Джону де Виру, его губы искривились в неохотной улыбке; и спустя мгновение в голове у нее снова зазвучали, перебивая друг друга, Голоса: — — Аш закрыла глаза. По обе стороны от нее раздавались шаги; кто-то — граф? — сильно тряс ее за плечи: она сбросила его руки. Она напряженно слушала — как тогда, во дворце короля-калифа; что-то, что вызывало у нее в голове одновременно и напряжение, и отключение от окружающего, и острое и неожиданное ощущение провала, пустоты, которую надо заполнить… — Я ХОЧУ ЗНАТЬ! В ухо ей прокричал голос Джона де Вира: — Вставайте, мадам! Отдавайте людям приказы! Она чуть приподнялась на одно колено, открыла глаза и увидела его лицо, кровь ручейком стекала у него изо рта к подбородку — стрела зацепила, — почти встала на ноги и проговорила: — Да плевать мне, пусть хоть весь мир рушится, я хочу знать, что тут лезет мне в душу! — Да ведь не сейчас, мадам! — раздраженный мужской вопль. Мимо нее пронеслись двое к движущемуся фургону: Томас Рочестер и Саймон Тиддер, весь в бинтах; Каррачи на носилках, сделанных из двух древков алебард и чьего-то пропитанного кровью плаща. Аш поднялась на ноги, сжала кулаки, разрываемая между двумя неотложными делами. — Это ничьи машины. Кто может владеть этими… — Леофрик, король-калиф, какая разница! — Нет. Они слишком… слишком велики. Аш спокойно встретила встревоженный взгляд Джона де Вира. Этого человека просто сжигает потребность отдавать приказы, действовать, принимать срочные меры. — Они знают о Фарис. Называют ее — «Та, которая слушает». Если она их… Но знает ли она о Диких Машинах? Она мне и слова не сказала о Диких Машинах! Никогда! — Позже! — рявкнул граф. — Вся эта хренотень — потом! Мадам Аш, вы нужны людям! Аш посмотрела через вздыбленную землетрясением пустыню назад — в темноту; в пяти милях от них черный город, где она оставила две смерти, еще до кровавой бойни: Годфри и ее нерожденное дитя. Она больше не может позволить себе быть просто солдатом. А может быть, и никогда не могла. — Милорд, вы их сюда привели, вы и выводите! — Она оскалила зубы и крепко схватила его за руку. Глаза ее под забралом сияли. Длинные сильные ноги, широко расставленные, стриженые волосы, широкие плечи — женщина-воительница, Афина Паллада. — Выводите моих ребят! Я догоню вас. — Мадам Аш… — Хватит с меня Карфагена! Больше такого не повторится. Я хочу узнать до того, как унесу отсюда ноги… За черным огромным пространством, под пустым небом древние пирамиды отливают серебром; и она в своем сознании делает все то, что ей случалось делать и раньше, но теперь куда усерднее: слушает, спрашивает, требует. Каменная мостовая поднялась и ударила ее по лицу. В этот момент — до того, как канал связи закрылся стеной молчания, потрясшей ее и приводящей в отчаяние, — она слышит уже не голоса, не рассказ, а идеи, целиком внедряемые ей в сознание… Она услышала скрежет металла о металл — удар по забралу и шлему, тупую боль в ноге; и все стерлось из памяти; смутно послышался женский голос: — Приступ — нашла время! И ответ — мужским: — Уносим ее! Поспеши, лекарь! Мимо нее бежали ноги в доспехах, черные от грязи и крови. — Поднимайте ее, чтоб вас дьявол забрал! Да несите же, мать вашу, несите ее! Все голоса стали единым голосом, спокойным, не громче, чем голос военной машины, который звучал в ее сознании большую часть ее жизни. Голос, природа которого заставила бы Годфри процитировать святого Марка: «Имя мне легион; потому что нас много». note 142 Аш услышала, что каменные демоны и дьяволы говорят с ней единым шепотом: — При этом шепоте у Аш закружилась голова, и ее затошнило. Краем сознания она понимала, что валится навзничь, что ее обмякшее тело подхватили несколько человек, бегущих рядом с ней, если бы она могла закричать, она бы попросила их положить ее на землю и бежать, но, под влиянием коварной заразительности этого голоса, она не могла вымолвить ни слова. Ее подловили в один-единственный момент дурных предчувствий, как будто бы они оказались парализованы в этой пустыне около моря; хирург, господин граф: военный командир; информация налетела, как буря, как дождь, как лавина, в одну бесконечную секунду, и голоса говорят слишком быстро, так что их не понять человеческой душе. «Какой-то момент в сознании Господа Бога», — подумала она, и… В сознании Аш прозвучал голос Годфри: «ересь!». Аш поплакала бы от воспоминания о нем, но в этот момент ее заворожила возможность узнать все. Ее вопрос стал частью этой неостановимой лавины; раз уж задан — то задан. «КТО ВЫ?» — — — В Рим… предсказатель Гундобад уехал в Рим и умер… — — То, что она слышала, было версией рассказа военной машины, когда Аш беседовала с големом, чтобы доказать Леофрику свою полезность. Теперь она узнала больше, чем знала машина Леофрика, — значительно больше; теперь она постигла значение огромных каменных сооружений — неподвижных, не имеющих рук, чтобы манипулировать миром, только способных мыслить, и Голосом… — Это были вы. Не визиготы! Это вас проклял Рабби! — — Над ее головой — черное сверкающее дневное небо. — Раздались непонятные звуки — Дикие Машины смеялись. Наверное, так смеется сам дьявол. В сознании Аш возникли их зрительные черные образы — они надвигались и теснили ее. Несколько крошечных искорок в бесконечной тьме, как искры от лагерного костра. Вокруг — тишина, только слышны машинные души, говорящие одновременно. А затем заговорил новый голос из темноты… Шепот продолжался: — — — — — Вторжение! — В памяти Аш отчетливо всплыли воспоминания: страх; солнце заходит, и мир окутывает черное пустое кладбищенское небо. Она говорит — или сказала уже — или скажет: — Это плохая война… Это… Боль, воспоминания; ее осеняет: — Это Последние Дни. — — — Торжествуя, закричал многоголосый хор неприятных ожесточенных голосов: — Бургундия, всегда Бургундия, ничего другого, одна только чертова Бургундия… — ПОЧЕМУ? — выкрикнула Аш, не только мысленно; вслух — тоже. — Почему Бургундия? Месть? Но Гундобад был не из Бургундии! И почему не сделать это сейчас? Зачем вам нужно вторжение? Если вы можете изменять мир, вам не нужно вести войны! Я-то думала, что Леофрик — ну, ладно, вы — выводили кого-то, кто смог бы выиграть войну, получая на расстоянии советы военной машины… Их ответ был мгновенным, откровенным, неосторожным: — И — голоса смолкли, как будто у нее из души что-то вынули. Отобрали. Почти физически она ощутила это «стоять!». — — — «Они думали, что я не смогу!» — ликующе мелькнуло у Аш, и вдруг в ее голове оглушительно прозвучало: «Это только тогда могло произойти, если они сами допустили!» Послышался кислый голос Флоры: — А мне плевать, можете запихнуть эту глупую суку хоть в ассенизационную повозку! Ей вообще не следовало позволять командовать, в ее-то состоянии! Суньте ее в какой-нибудь фургон! Быстро! На голову Аш опрокинулось черное небо. В бедра ей врезались зазубренные края сплетенных из ивы носилок. — Кто ее ударил? — Да никто, Эвен; она сама рухнула, как заминированная стена! Где-то там толпа людей, они хватаются руками за стенки раскачивающегося фургона; слышен сильный грохот от столкновений мечей и алебард, удары о доспехи, о человеческие тела. Под ней громыхал фургон, рядом в темноте храпели лошади. Аш протянула руки, дотронулась пальцами в кольчужных рукавицах до стенок. Ощутила вибрацию, дрожание воздуха; и голос в сознании окончательно отвлек ее от всех внешних ощущений: — Она с усилием выпрямилась, края наколенных чашечек врезались ей в ляжки, а наспинный доспех давил на шею и позвоночник. Томас Морган, рысью поспевавший за движущейся телегой со знаменем Льва в руках, протянул ей руку и помог встать. Эвен Хью поравнялся с ними: — Командир, Герен спрашивает, не зажечь ли факелы? — Нет! — Командир говорит — ни хрена подобного! — заорал вперед Эвен, и, пока он кричал, Флора протолкалась мимо валлийца, взгляд ее был беспокойным, но голос — вполне деловым: — Тебе надо ехать верхом! Аш развернулась — непроизвольно — и пошла пешком. На юг. Ничего в этом не было добровольного. На минуту ее ошарашило, как это ее тело само идет, без ее желания: мышцы и сухожилия сокращаются, плоть и кровь движутся прямо на юг, к высящимся плоским бокам пирамид, к серебряному свету Диких Машин. — — Никакими силами Аш не могла раскрыть рта, разжать горла; голос ей отказал. Ноги непроизвольно несли ее вперед; и она содрогнулась, подчиняясь телу, ее охватило такое состояние, какое бывает, когда затошнит: тело само знает, что ему делать… — Не призыв, а приказ; и в ее сознании, помимо ее воли, забилась паника; вся в синяках, все у нее болит, но она упорно идет во тьму. И ее не остановить. — Командир! — окликнул ее Эвен Хью. — Морган, хватай ее! Пара рук схватила тело Аш, гладкое в доспехах. Это Флора дель Гиз. Тело Аш само знает, что эти руки надо сбросить; напрягшись, оно бьет кольчужной рукавицей Флору по глазам. — Назад! Это прозвучал голос валлийца, и по доспеху, по спине, ей нанесли два сильных удара, свалили на землю, древками двух алебард пришпилили к разбитой карфагенской мостовой; так, что она не может воспользоваться своим доспехом как оружием, не может достать рукой меч, вообще не может шевельнуться. — Ты с ней поосторожней, лекарь, — голос Эвена Хью. — Учти, она привыкла убивать. — И бросил через плечо, всем телом оперевшись на древко алебарды: — Такое бывает в битве. Истерика. И я раньше такого насмотрелся. Все будет в порядке с ней. Может, придется отнести ее на суда. Томас, не можешь ли подвинуть свою жопу, чтобы мне было ее видно? — Эвен Хью смотрит на нее сверху вниз своими блестящими черными глазами. — Ну как, командир? В порядке? Голос ей не повинуется. Теперь она закашлялась, почти не в состоянии дышать, как будто тело забыло, как это делается. Она чувствует, что ноги ее шевелятся, так лягается умирающее животное; ноги стараются поднять ее и повести на юг, туда, где земля дрожит у подножия великих пирамид; где Дикие Машины упиваются под черным небом тем, что сделали с людьми. — Несите ее, — резко говорит Флора дель Гиз. — И отнимите у нее этот чертов меч! Ничего, больше ничего, только смущение; пока они ее поднимают, она сопротивляется практически помимо своей воли. Она бьется в руках несущих ее людей, они устремляются через пустыню, ориентируясь по созвездиям. Голова повисла, стальной шлем бьется о выступающие на поверхности камни и твердые комья земли, от ударов она дуреет и прикусывает язык, ощущая во рту слабый привкус крови. В поле зрения запрокинутой головы прыгают силуэты Диких Машин, топают солдатские ноги. Доспехи; тьма. Малая толика сознания еще остается у нее в собственном распоряжении, не подчиняется вторжению чужого разума. Аш могла бы нанести убийственные удары, но не стала этого делать. Она могла бы воспользоваться своими умениями, режущим ударом кольчужной рукавицы поразить уязвимые суставы коленей и локтей. Но — неподвижна. «Они не знают, как, — догадывается ее подсознание, — и они не смогут меня заставить. Но они могут заставить меня уйти от своего отряда, заставить меня прийти к ним…» Она напрягается — пленник своего тела. Голова ее горит как в огне. Сильная воля — воля свободного человека — не желает покоряться, и плевать, что там порываются сделать ноги, которые вышли из подчинения. И вдруг она снова ощущает себя в камере в доме Леофрика, кровь струится по ее бедрам, она в полной изоляции, одна, она умирает… А теперь она еще где-то, но не знает, где; ее удерживают; ее тело бессильно; ее разрывают на части, а она не может ничего сделать, не может двигаться, не может предотвратить… Она теряет ощущение времени. Гром в голове становится слабее. Аш поднимает голову. Ее несут двое мужчин, лиц не узнать под стальными шлемами; звезды переместились по куполу неба, уже, наверное, позже, чем заутреня, почти канун обедни. Все ее тело бьет крупная дрожь, руки и ноги дергаются спазматически. — Опускайте ее! Двое кладут ее на круглую гальку и камни. Аш слышит какой-то звук — шум волн. Холодный ветер дует ей в лицо. Море. — Эй, командир, — Эвен Хью протягивает руку и осторожно трясет ее за плечо. — Ты тут немного вырубилась. — Командир, еще меня стукнешь? — грустно спрашивает Томас Морган. — Я тебя не трогала. Если бы я тебя действительно ударила, ты бы это ой как заметил! Морган ухмыляется, вскидывает на плечо потрепанное древко знамени и, подняв кверху руки, снимает свой шлем с открытым забралом. От пота его длинные рыжие волосы прилипли к голове, ушам и шее. Он снимает рукавицу и вытирает щеки. — Все дерьмо, командир! Мы выбрались! Где-то там, среди двух сотен человек, Ричард Фаверхэм громко и немузыкально горланит мессу обедни и молится о спасении. Если бы не Вечный Сумрак, сейчас было бы время перед полуднем. Горят несколько фонарей, по одному-два на копье, догадывается Аш; и, опираясь на локти, старается приподняться — вся в синяках, опустошенная, измученная. Ломит все тело. — Мы ждем тех галер, о которых мне говорил Анжелотти? Эвен Хью показал большим пальцем на розовое свечение дальше по берегу: — Сигнальный огонь, командир. Им лучше вернуться поскорее, этим хреновым гондольерам; иначе мои ребята разрежут их кишки на ленточки. Возможно что угодно: шторма, течения, корабли противника. Аш уселась. — Прибудут. А если нет, ну… ну, мы просто вернемся и очень любезно спросим у короля-калифа, нельзя ли нам одолжить у него хоть один. Верно, ребята? Оба валлийца ржут. — Покушать, — прошепелявил неподалеку чей-то голос. — Уот! — Аш поднялась на ноги, ощущая боль. Кто-то снял с нее доспех; возможно владелец, и ей стало полегче, и в то же время она ощутила себя беззащитной. — Уот Родвэй! Здесь! — Мясо, — немногословно произнес повар, протягивая дымящийся кусок. — Ты так считаешь? — Аш взяла у него из рук кусок, пожевала — желудок стонал от голода, но все же следующие два куска Аш передала Хью и Моргану. Она небрежно облизала пальцы и воскликнула: — Ах, Уот, так вот куда подевались мои старые сапоги! — Лучшая говядина! — удрученно прошепелявил Родвэй. — Была — пока не попала к тебе в руки, — проговорил, не прекращая чавкать, Эвен Хью. — Где Оксфорд? — все еще смеясь, спросила Аш. — Я здесь, мадам. На нем все еще был полный доспех, казалось, он не снимал его после отбытия из Карфагена. Морщины вокруг глаз отчетливо виднелись из-за въевшейся в них грязи. — Как вы? — Кое-что должна вам сказать. — Она увидела своих офицеров позади него и сделала им знак подойти; к ним присоединилась Флора — возникла из тьмы, неся лампу, освещавшую ее грязное, свирепо ухмыляющееся лицо, с побелевшими глазами. — Ты в своем уме? — без всяких предисловий осведомилась Флора. Аш привычным жестом отправила Анжелотти и Герена к себе за спину, и они присели на корточки; им были хорошо видны лица друг друга в круге света, который отбрасывала лампа на размытый волнами берег. Голоса опять звучали у нее в голове. Как зимой солнечный свет бывает не менее светел, чем летом, но как-то жиже, слабее, без летнего сильного жара и тепла. Так и шепоты в голове ворчали на нее, но не могли принудить ее тело действовать помимо ее воли. — Слишком многое я должна рассказать вам… но не все сразу. Прежде всего, я получила приказы и предложение, — сказала Аш. — Сейчас я намерена отправиться назад в Дижон. К Роберту Ансельму и к остальному отряду. Большинство моих ребят пойдет со мной, милорд Оксфорд, — хотя бы потому, что они погибнут, если останутся в Северной Африке. Дома, на севере, кто-то, может, захочет дезертировать, но я думаю, что большинство дойдут со мной до Дижона. Она помолчала, прищурившись, как будто глядела на свет: — В Бургундии еще светит солнце. Боже мой, как хочется увидеть дневной свет! — А что потом? — спросил де Вир. — Что вы нас заставите делать, мадам? — Вам я не приказываю. Хотя я бы не возражала, — Аш чуть-чуть улыбнулась, заметив, какое выражение появилось на лице английского графа. — Милорд, у нас есть враг, который прячется за нашим врагом. Де Вир опустился на колени, серьезно слушая ее. Она продолжала: — Нам противостоит сила, которой все равно, что произойдет, при условии, что будет взята Бургундия. По-моему, их вообще не волнует империя визиготов. Граф Оксфорд выслушивал ее терпеливо и сдержанно. — Вы носите древний титул, — продолжала Аш, — и, будь вы в изгнании или нет, вы остаетесь одним из крупнейших воинов этого века. Милорд Оксфорд, я возвращаюсь в Дижон, но вам там делать нечего. Вам следует направиться в другое место. — Объясните, мадам, — Голос Джона де Вира заглушил раздавшиеся протесты. — Наш враг — это демоническая сила… — Он перекрестился, и тогда Аш наклонилась вперед и договорила: — Если вы прислушаетесь к моим словам, я вам посоветую вот что. Сейчас речь идет о христианском мире. Империя визиготов победила почти все страны, кроме Бургундии — и Англии, но Англия не подвергается такой опасности. — Вы так считаете? Аш вдохнула побольше воздуха: — За нашим врагом стоит другой враг… Каменный голем решает военные проблемы, он предлагает готовые решения Леофрику и через него — королю-калифу. В последние двадцать лет они получали от него указания нападать на христианский мир. Но тем силам, которые вещают устами каменного голема, — им наплевать на христианский мир. Их интересует только Бургундия. — Враг за нашим врагом… — повторил Джон де Вир. — Им нужна Бургундия. Не Англия. Только Бургундия. Визиготы возьмут сначала все другие города, потом Дижон, и Фарис опустошит страну. Не знаю, почему Дикие Машины ненавидят Бургундию, но это так. — У нее дрожь пробежала по спине от шепота их голосов. — Это так… — И вы считаете, что один отряд наемников, воссоединившись в Дижоне, сможет это предотвратить? — с живостью спросил Оксфорд. — На войне и не такое случается, но я не сильно беспокоюсь насчет разрушения Бургундии, — Аш поймала напряженный взгляд Флоры, но сделала вид, что не заметила его. — Я хочу добраться до Дижона — и там оторваться, сесть на корабль, идущий в Англию, оказаться в четырехстах милях от них, и посмотреть, что случится с крестовым походом, когда герцоги Бургундии будут побеждены и мертвы. Чем дальше я буду оттуда, тем лучше… Голоса в голове были все еще слабыми. — … но если они не остановятся на Бургундии, милорд Оксфорд, тогда я могу придумать только одно, что может остановить завоевания. Де Вир заморгал блеклыми голубыми глазами в едком свете фонарей: — И что же это? — Мы должны разделить отряд здесь, — сказала Аш, — вы должны отправиться на восток. — Восток? — Плывите в Константинополь — и просите турок помочь в войне с визиготами. — Турок? — Джон де Вир захохотал звучным глубоким смехом, на звук которого оборачивались издали. Он положил руку на плечи Дикона де Вира, — осторожно, стараясь не задеть забинтованную голову младшего брата, — и хохотал. — К туркам за помощью? Мадам капитан! — Возможно, они вовсе не союзники короля-калифа. На его коронации их не было. Милорд, мы — это все, что осталось от бургундской армии. Турки собираются отнять христианский мир у визиготов любым путем, вы могли бы уговорить их сделать это сейчас… — Мадам, я скорее попытаюсь вернуться и взять Карфаген! Темные тени заслонили волны. Аш стояла, вглядываясь в темноту. Она знала и без связного Рочестера, прибежавшего спустя пару минут, что это пришли их легендарные галеры. — Если учесть, в каком состоянии их гавань… — пожала плечами Аш. — А у нас два корабля: может быть, стоило бы вернуться и попытаться взорвать дом Леофрика, снести его с утеса! Таким путем убрать каменного голема. Милорд, мы смогли бы вернуться… — Слабые, но настойчивые, как дальние горны: голоса Диких Машин завопили в ее голове: — — — — Аш, плотно зажав уши руками в тщетной попытке не слышать голоса, звучавшие в голове, смотрела вверх глазами, полными слез: — О-о, Боже… — Что такое? — грубый голос Флоры, странно противоречащий ее изящным, нежным рукам. — На том же месте. — От боли у Аш сощурились глаза. — Они говорят в том же месте головы. Я же говорила вам, де Вир, они пользуются им как каналом связи. Это их способ говорить… Теперь она это отчетливо поняла. — Они сами из камня. Слепые, глухие и немые. Пока не появилась эта машина, они не могли сообщаться с нами… ни с кем, ничего не могли сделать! Флора не сводила с нее глаз. Перекрикивая шум весел с галеры и шум морских волн, она уточнила: — Они только так могут говорить. Я правильно поняла? Это их единственный канал связи с внешним миром. Люди загружались в галеры. Мыс Карфаген представлял собой темное пятно в десяти милях от них к востоку. — Ты не думаешь возвращаться! — И быть убитой? Нет. Я видела их флот. Не надо мне. Опершись подбородком о кулак, она смотрела на черные волны. — Мы перевернули Карфаген вверх тормашками, но у нас не вышло. Имея всего две сотни человек, чтобы устроить выступление в столице их империи, мы рискнули, и у нас не вышло. Того, что мы сделали, недостаточно. На их лицах не было смущения: Антонио Анжелотти, непривычно грязный, его куртка на подкладке в пятнах от черного пороха; Герен, стоя на коленях, чешется. На лицах только угрюмое усталое беспокойное отчаяние. Джон де Вир крепче обхватил брата за плечи. — Не понимаю, — низкий голос Флоры прозвучал странно светло. — Как может быть недостаточным все, что мы сделали? — Мы проиграли, — скрипуче отозвалась Аш. — Мы могли бы прервать связь. Если бы мы взяли каменного голема, разрушили его — мы бы прервали единственную связь между Дикими Машинами и миром. Посмотрев на Флору и графа Оксфорда, Аш добавила: — То, что мы сделали, — хуже, чем недостаточно. Мы сделали только одно — предупредили нашего тайного врага о том, что мы знаем о его существовании. Мы сейчас в худшем положении, чем были в начале. Адресат: #139 (Пирс Рэтклиф) Тема: Аш Дата: 02.12.00 12:09 От: Лонгман@ Пирс. Мне трудно Вам это говорить, но решение издателя таково: нам придется отложить издание Вашей книги. Я стараюсь делать все, что в моих силах. Может быть, найду другое издательство для Вас, которое заинтересует книга средневековых мифов и легенд? Я понимаю, что для Вас это не большое утешение. Вы столько лет готовили к печати тексты «Аш», в полной уверенности, что это подлинный исторический документ. Но в данный момент мне больше ничего не приходит в голову. Когда Вы прилетите в Британию, давайте встретимся. Пообедаем вместе или что-нибудь еше. С любовью, Анна. Адресат: # 204 (Анна Лонгман) Тема: Проект Аш Дата: 02.11.00 16:28 От: Нгрант@ Анна, прошу Вас! Анна, вы должны позволить мне издать книгу. Я знаю, что у нас есть практическая возможность издать ее весной. Не останавливайте процесс сейчас. Прошу Вас. … но чего ради Вы *должны* позволить мне продолжать работу? Ведь совершенно точно доказано, что наши тунисские находки — подделки! Я умоляю Изабель повторить испытания: методом радиоактивного углерода проверить металлические суставы «голема-посланника». Полученные нами исчерпывающие результаты могут оказаться ОШИБОЧНЫМИ. Я не могу поверить, что эти «големы», которые экспедиция выкопала из наносов за пределами Туниса, — всего лишь современные подделки. Я этому просто не верю. Это — подлинные останки периода визиготского поселения Карфагена: я *знаю*, что это так!! И все же — как я могу… не… верить, что это подделки, когда научно доказано, что бронзовые металлические детали были отлиты не ранее 1945 года? Шпиман открыл Трою в 1871 году, проводя раскопки на том месте, где Гомер указал ее местоположение в Илиаде, — но он во время раскопок не определил, что город Троя периода Бронзового Века был построен в 1870-м! Мы оказались в аналогичных обстоятельствах. Знаю, что Вы скажете. Как мы могли даже подумать, что это была подлинная история? Тексты, на основе которых я сделал свои выводы, были переклассифицированы как художественная литература. А мой документ «Фраксинус», мое единственное на всю жизнь великое открытие, где говорится о женщине по имени Аш, «слышащей голоса каменного голема» в пятнадцатом веке, оказался легендой, выдумкой! Я собираюсь слетать вместе с Изабель на экспедиционный корабль, сейчас мы, НАКОНЕЦ-ТО, получили официальное разрешение. Смешно сказать. Эта моя поездка на корабль как будто вовсе не оправдана, но что мне делать *еше*? Меня удручает ощущение тяжелой потери. Я знаю, что Изабель очень тактична и не скажет прямо, что мне сейчас пора возвращаться в Соединенное королевство. Надеюсь, за несколько дней, наблюдая за подводными съемками прибрежного дна севера Туниса, я хотя бы рассеюсь после удара. Может, нам попадутся обломки одного-двух римских кораблей. Я потерял сон. Анна, я закончил перевод предпоследней части «Ясеня». Я приложил объяснительную записку к этой части рукописи книги «Аш». Но теперь все это ни к чему. Големы оказались подделками, рукопись Анжелотти — тоже просто литературное произведение. Неясности в тексте «Фраксинус» теперь не существенны. Пирс. Адресат: #140 (Пирс Рэтклиф) Тема: Аш Дата: 02.12.00 23:01 От: Лонгман@ Пирс. Я теперь даже не уверена, что вы раскапываете участок «визиготского Карфагена». Что обо всем этом думает Изабель Напиер-Грант? До сих пор с Ваших слов я поняла, что Вы ожидали при помощи текста «Фраксинус» доказать существование визиготского поселения 15 века на месте арабского Карфагена, государства настолько мощного, что они смогли отправиться крестовым походом в Южную Европу. Я бы это приняла на веру (допустив, что летописец имеет право на такие поэтические выдумки, как сожжение Венеции) и поверила бы, что визиготам поход не удался и они вернулись в Карфаген, и интерес к ним был потерян, когда в том же году Бургундия прекратила свое существование . Наверное, можно поверить даже в то, что Ваш «визиготский» Карфаген настолько ослабила эта экспедиция, что вскоре страну захватили мавры и стерли ее с лица земли. Или же визиготы вернулись в Испанию и растворились в ней при смешении народов в период Реконкисты. И любое доказательство здесь игнорируется из расовых и классовых соображений. И вот теперь я не понимаю… Если Ваши тексты — романтические выдумки, а «големы-посланники» — современная подделка, тогда по каким *возможным* причинам Вы считаете, что участок раскопок Вашего доктора Изабель вообще имеет отношение к каким-либо визиготам! Пирс, дело *закончено*. Я знаю, что слышать это очень горько, но взгляните фактам в глаза. Нет никакой книги. Аш — не историческое лицо, она — то же, что и Робин Гуд, Артур, Ланселот, — короче, легенда…. Мы могли бы все же сделать программу на тему раскопок доктора Напиер-Грант и ее конфликтов с тунисскими властями, Не вижу причины, почему бы Вам не стать литературным консультантом, если эта идея сработает. Выждите несколько дней и начните обдумывать это мое предложение. С любовью, Анна. Адресат: #205 (Анна Лонгман) Тема: Аш/Карфаген Дата: 03.12.00 23:42 От: Нгрант@ Анна. Ваше последнее сообщение пришло в ужасном виде — не тот машинный код. Отправьте свой текст снова, я отвечу Вам позже, намного позже — Изабель срочно нужна эта линия связи как минимум на несколько часов. Я сейчас больше не на месте раскопок, я на корабле; возможно, поэтому и не дошел Ваш текст. Мы вылетели на вертолете сегодня утром на корабль экспедиции, он называется «Ганнибал»; мы находимся в море, в пяти милях от побережья Северной Африки. Ничего из того, что я Вам сейчас расскажу, не говорите никому, даже Джонатану как-его-там, Вашему человеку в средствах массовой информации, даже во сне не проговоритесь. Экспедиция находится здесь с сентября прежде всего из-за открытий, которые сделала экспедиция Института исследований штата Коннетикут в июле и августе 1997 года. Если помните из сообщений прессы, та экспедиция обнаружила — кроме всего прочего — пять затонувших римских кораблей, на глубине ниже отметки 1000 метров в двадцати милях от побережья Туниса. (Им помогала атомная подлодка США, снабженная сонаром. У нас же — низкочастотное исследовательское снаряжение, какое применяют при поисках нефяных скважин). Найденные ими обломки показали, что торговые суда вовсе не пробирались тайком вдоль береговой линии до Сицилии, а с 200 года до н. э. плавали по *глубоководным* маршрутам через Средиземное море. Их находки и были одной из причин, побудивших Изабель изыскать финансирование на обследование прибрежных земель и получить от местного правительства разрешение вести раскопки на побережье. Теперь НАШИ приборы шлют нам изображения — и тоже с глубины, с отметки 1000 метров. Мы решили, что это, возможно, ошибка в показаниях приборов. Но… приборы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО присылают нам изображения с этой глубины — слишком большой для людей-ныряльщиков. Мы обнаружили траншею на морском дне на мелководье, в 60 километрах к северо-западу от развалин старого Карфагена — чуть не написал — НАШЕГО Карфагена. Я молился об этом после получения ужасных отчетов с данными углеродного анализа. На этой глубине мы обнаружили гавань с пятью мысами. Все это покрыто толстым слоем наносов, но контуры видны отчетливо. Я сам наблюдал за передачей увеличенных изображений в зеленом свете ночного видения. Позже: Анна, невероятное — случилось! Изабель потрясена. Да, мы нашли Карфаген. Я всегда знал, что мы можем найти мое «визиготское поселение» на этом берегу; и оно — именно такое, каким описано в рукописи «Фраксинус». О, Анна. Я его нашел. Я нашел НЕВОЗМОЖНОЕ. Изабель поручила мне давать указания техникам, которые улравляют приборами. Я держал перед собой приблизительный карандашный набросок, сделанный мною на основании рукописи, — там изображено, какой ДОЛЖНА быть география Карфагена времен Аш. Когда наступает великий момент в жизни, ты почему-то всегда или промок под дождем, или взмок от жары, или тебя подташнивает; а иной раз вообще смотришь совсем в другую сторону, как и произошло с нами. Я старался рассмотреть внутреннюю стену, стену Цитадели, о которой говорится в рукописи. Стену мы и обнаружили на одном из мысов. Это ИМЕННО готский Карфаген, прямо под волнами; это — ТО, что описано в рукописи. Я все время напоминаю себе об этом, потому что дальше случилось нечто почти нереальное, настолько потрясающее, что, чувствую, — опять мне не уснуть; отныне моя жизнь пойдет на закат, под уклон. Я — на вершине, в зените. СЕЙЧАС! Это — мое открытие, ЭТО — то, что впишет мое имя в учебники истории. Никогда не достигнуть мне снова такой вершины. Я приказал опустить камеры на разрушенные стены. К нам поступали изображения покрытых наносами крыш и комнат — все в таком состоянии, какое бывает, когда застигнуто землетрясением. И я повернул камеру направо… А если бы я этого не сделал? Теперь с этими развалинами будут работать лет сорок. Это место имеет значение не меньшее, чем гробница Тутанхамона. Итак, я повернул камеру направо, и она вошла в здание, где сохранились остатки крыши. Подобные ситуации ненавидят все техники; возникает очевидная опасность лишиться техники. Камера вплыла в здание, и мы увидели двор и разбитую стену; — развалины стены, а под ней — ТО, ЧТО ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ГАВАНЬЮ. Тут даже Изабель согласилась, что лучше потерять прибор при попытке, чем не сделать ее вовсе. Я мысленно так все это себе и представлял — из рукописи «Фраксинус», и все так и оказалось. Стены комнаты, и ведущий вниз лестничный проем, и большие, покрытые резьбой каменные глыбы, которые, должно быть, отделяли одну комнату от другой. У нас ушло шесть или восемь часов — не считал! — во всяком случае, работали две смены техников. Изабель все время была рядом. Я не заметил, чтобы она отдыхала или прерывала работу, чтобы поесть, я и сам не ел. Видите ли, я знал, где оно должно было быть. Нам понадобилось почти четыре часа, чтобы просто сориентироваться — среди скал, покрытых толстым споем наносов, в пространстве, похожем на ЧТО УГОДНО, только не на город, пытаясь распознать, где в этих освещенных электричеством глубинах он мог быть. Я имею в виду — дом Леофрика. То, что в рукописи названо домом Леофрика. Нет, я не спятил. В данный момент я немного не в себе, но не спятил. У нас два прибора, и одним я был готов пожертвовать. Техники всячески измывались над ним: и вниз опускали, и в здание, и под здание; все это время нам благоприятствовали течения и температурные условия. Сейчас я просто теряю дар речи, вспоминая их ловкость, а тогда я даже не замечал. На экранах по-прежнему вставали картины накренившихся ступенек лестничного проема. Мне кажется, Изабель заплакала в тот момент, когда каменные ступени закончились, а вместо них появилось изображение просто кирпичной трубы с гладкими стенами, уходящими отвесно вниз, во тьму, и нам удалось подробно рассмотреть одну стену. В ней было гнездо для вставления рамы под деревянные конструкции. Все это время я не был уверен, какой этаж дома обследует прибор. Столько повреждений, что трудно что-либо сказать точно. Верхние этажи — это еще не дом! И прибор пошел медленно и осторожно, минуя комнату за комнатой — этажом выше, этажом ниже, через отверстие — ил покрывал кости, амфоры, монеты; древесные жучки съели всю мебель. Вниз, вниз, комната на комнате, и никак не узнать, где мы. Он появился совсем неожиданно. Просто — еще одна разрушенная комната — и он. Изабель громко выругалась: она сразу по описанию опознала силуэт. А я только через минуту осознал, чем это должно быть. Техники не могли понять возбуждения Изабель, один из них сказал: «Ради Бога, мэм! Да просто какая-то хреновая статуя». И тут я увидел его в фокусе. Загляните в перевод, Анна! Посмотрите, что говорится в тексте «Фраксинус». Каменный голем имеет «форму человека сверху до пояса, а ниже — ничего, только платформа, на которой можно играть в военные игры» — т. е. в шахматы. Но я все же не представлял себе, насколько ВЕЛИК каменный голем. Торс, голова и руки — как у Гаргантюа, в три раза больше человеческих. Высота его — двенадцать-пятнадцать футов. Он так и сидит там, слепо, в море у берегов Африки, и смотрит в темноту невидящими каменными глазами. Черты лица северо-европейские; в камне изображен каждый мускул, каждая связка, каждый волосок. Мне кажется, что у Рабби было своеобразное чувство юмора. Я подозреваю, что, хотя в рукописи «Фраксинус» говорится, что подвижные големы напоминали Рабби, сам каменный голем есть портрет благородного визигота, амира Радоника. Ил, конечно, скрывает окраску, все делает одинаково коричнево-зеленым в свете ламп мощностью в миллион свечей. Сам камень, из которого сооружена статуя, — по-моему, гранит или красный песчаник, судя по цвету. Качество мастерства я не могу Вам передать. Похоже, металлические связки рук, запястий и кистей корродировали. Под ним сохранилась часть платформы. Насколько я мог заметить, его торс без шва входит в поверхность мрамора или песчаника. Можно расчистить ил струями воды под давлением, и тогда будет видно, есть ли какие-либо отметки на платформе. Но Изабель и ее команда, как безумные, накручивали пленку за пленкой, не желая ни до чего дотрагиваться, пока не зафиксируют все, чтобы не осталось ни тени сомнений. Да какие тут доказательства нужны, это и есть ОНО, тот самый каменный голем, ВОЕННАЯ МАШИНА, описанная Аш. И скажу Вам еще вот что, Анна. Изабель даже не пытается представить себе, каким способом кто-то мог бы подделать ЭТО. Мне надо знать одно — та ли это ВОЕННАЯ МАШИНА, о которой говорится во «Фраксинус»? Может, это храмовая статуя?.. Но ведь это не может быть ничем другим, как вы считаете, Анна? Я не спал уже не помню как давно и давно не ел, у меня головокружение, но я не могу не размышлять: это — ТОТ ли механический шахматист? ЭТО — та пи военная машина? Ну, допустим, это было что-то больше. Допустим, это был Голос, который говорил с ней? На две трети мили вглубь, в глубокой траншее, оставленной, вероятно, землетрясением, в холоде и тьме, пять сотен лет под уровнем моря, которое с тех пор повидало достаточно войн; я не могу не поражаться, ВОЕННАЯ МАШИНА справилась бы с объединенными военными силами; если бы Аш была жива, что бы она сказала ей сейчас, если бы у нее БЫЛ голос? Анна, прошу Вас, Вы когда-то говорили мне, что если големы — истинны, то что еше истинно? Вот это — тоже истина. Развалины визиготского Карфагена: участок археологических раскопок на дне моря. Не бывает подделок стоимостью в 50 биллионов долларов; а это сооружение столько бы стоило. Анна, наша находка подтверждает все, что написано в рукописи «Фраксинус»! Но как может быть ошибочной датировка големов-посланников методом радиоактивного углерода? Скажите мне, что мне думать, я так измучен, что не соображаю. Пирс. Адресат: #143 (Пирс Рэткпиф) Тема: Аш Дата: 03.12.00 23:53 От: Лонгман@ Пирс, Господи Боже! Обещаю, что ни словом не обмолвлюсь. Пока не будут опубликованы результаты экспедиции. О, Пирс, это ТАК ЗДОРОВО! Простите, что усомнилась в Вас! Пирс, Вам надо прислать мне следующую часть «Фраксинус», которая переведена. Если мы оба будем вчитываться в слова рукописи, больше шансов, что заметим путеводные нити, намеки, о которых Вам следует рассказать доктору Напиер-Грант. Я даже не буду держать перевод на работе — унесу домой и буду держать в портфеле не далее чем на расстоянии вытянутой руки! Помните: Вам надо заканчивать эту работу! С любовью, Анна. Адресат: #237 (Анна Лонгман) Тема: Аш/Карфаген Дата: 04.12.00 01:36 От: Нгрант@ Анна, Я знаю. Знаю! Теперь нам нужен «Фраксинус» больше, чем когда-либо. Но тем не менее в последней части «Фраксинус» есть проблемы, на которые мы не можем закрыть глаза! Я давно собирался послать Вам объяснительную записку с предпоследней частью «Фраксинус» — «Рыцарь Заброшенной земли». Даже без проблемы големов-посланников, датированных методом радиоактивного углерода и неаутентичными рукописями, «Ясень сделал меня» все же заканчивается утесом в ноябре 1476 года: нам не говорят, что случилось *потом*! Я пролистал последние страницы рукописи Анжелотти, согласно которой галеры Аш отплыли с побережья Северной Африки приблизительно 12 сентября 1476 года. Я опустил короткий отрывок о возвращении в материковую Европу. (Я бы хотел включить его в окончательный текст книги. Ежедневные подробности жизни на борту венецианской галеры очаровательны!) Для возвращения в Марсель им потребовалось три недели. Итак, галеры покинули Карфаген в ночь на 10 сентября 1476 года и — несмотря на шторма, плохую навигацию и остановку на Мальте, чтобы пополнить запасы продовольствия и выгрузить раненых, которые иначе бы умерли, — путешествие продлилось до 30 сентября. Из рукописи Анжепотти следует, что отряд за три-четыре дня приобрел мулов и продовольствие и направился на север. Антонио Анжелотти посвящает большую часть текста сожалениям об оставленных пушках, которые он описывает с большими техническими подробностями. Куда меньше — всего в двух строках — он говорит о том, в каком направлении решил отплыть изгнанник граф Оксфорд, снова севший на корабль и отплывший со своими людьми. На этом месте рукопись Анжепотти заканчивается. В тексте «Фраксинус» добавлено только, что в стране в это время безраздельно царили голод и холод; люди поддались панике; невиданные бедствия опустошали города и разоряли страну. Из того немногого, что мы можем извлечь из рукописи Анжелотти, явствует: отряд высадился в Марселе, когда обстановка в стране напоминала, по нашим современным представлениям, ядерную зиму. Под руководством Аш отряд форсированным маршем прошел по долине реки Роны от Марселя на север до Авиньона, и дальше на север к Лиону. Аш как командира характеризует тот факт, что она умела вести группы вооруженных людей на несколько сотен миль в условиях большой свободы дисциплины, при беспрецедентно плохих погодных условиях, — военное подразделение с менее опытным командиром, скорее всего, забилось бы в местную деревушку под Марселем в надежде пересидеть пасмурную зиму. Если учесть, что у них не было коней, и тот факт, что голодающее крестьянство начисто лишило страну зерна и рабочего скота, самым легким выходом для них была, вероятно, кража речных судов. Более того, в стране, где двадцать четыре часа в сутки черно, как в яме, без надежных карт или проводников переход по долине Роны, по крайней мере, гарантировал, что отряд не заблудится безнадежно. Отрывочные сведения позволяют понять, что, оказавшись южнее Лиона, они решили не следовать по самой реке, когда Рона совершенно замерзла, и двинулись к границе Бургундии, следуя на север вдоль Сены. Нет сведений, что какой-либо французский владетель как-то отреагировал на их появление на своей территории. Возможно, им хватало своих забот — ведь в стране свирепствовал голод, шла война, вспыхивали восстания. Зимой, в условиях вечной ночи, солдат Аш попросту не замечали. Учитывая проблемы материально-технического обеспечения двухсот пятидесяти человек — плюс тех голодающих, которые начали присоединяться к отряду (мародеров, проституток, бродяг), не стоит удивляться тому, что в рукописи «Фраксинус» почти нет описаний личных взаимоотношений Аш с кем-либо в отряде. Однако в рукописи имеется куда более существенный пробел — опущен эпизод сразу после прибытия Льва Лазоревого в лагерь под Дижоном. Мы знаем точно, что отряд Аш сумел занять позиции очень близко к Дижону, не будучи замеченным разведчиками визиготов. Отряд продвигался вдоль разработанных участков по опушкам тех девственных лесов, которые в то время еще покрывали большую часть Европы. Передвигаться приходилось медленно, поскольку надо было транспортировать оружие и багаж. Это был единственный надежный способ добраться до Дижона и не быть уничтоженным каким-либо отрядом одной из визиготских армий. В тексте «Фраксинус» говорится, что путешествие заняло около семи недель. К 14 ноября 1476 года Аш и с ней от двух до трех сотен солдат с мулами и обозом, но без коней и пушек, находились в пяти милях к западу от Дижона, как раз на юго-западе главной дороги на Оксон. Анна, я *всегда считал*, что рукопись «Фраксинус» написала сама Аш или же кто-то под ее диктовку; я был уверен, что это надежный источник. Теперь — увидев Карфаген в 1000 метрах под собой! — я убедился в этом еще БОЛЬШЕ! НО — всегда бывает какое-то НО. Видите пи, я всегда надеялся, что открытие документа «Фраксинус» позволит мне занять мою нишу в академической истории, стать «человеком, который решил проблему исчезнувшего года». Хотя возникает проблема датировок. Какие-то из подвигов Аш гораздо лучше вписываются в известные нам события 1475 года; другие могли произойти только в 1476 году; а в текстах все они подаются как одна непрерывная цепь событий; и тогда встает вопрос об «исчезнувших полутора годах»! Имеющиеся источники датируют войну Аш против войск Карла Смелого июнем 1475/1476 гг. Аш не упоминает событий, приписываемых лету 1476 года; однако о ней говорится в описании зимних событиях; Аш погибает в битве при Нанси (5 января 1477 года). Имеется пропуск в несколько недель между концом «Фраксинус» (середина ноября 1476) и тем моментом, когда Аш опять появляется в традиционной истории. «Фраксинус» обрывается неожиданно, книга явно не закончена. Не страшно, что не получается плавной стыковки текста «Фраксинус» с традиционной историей. *Проблема* в другом, и она касается осени 1746 года, когда герцог Карп Смелый участвовал в осаде Нанси. Он вел эту осаду весь ноябрь и декабрь и погиб в январе. Вначале я надеялся, что в последней части «Фраксинус» будет рассказано о том, как Аш вернулась в Европу, в которой визиготы проиграли свою кампанию и спасаются бегством. Но оказалось не так. В сообщениях «Фраксинус» многие силы визиготов все еше *присутствуют* в Европе — вплоть до ноября 1476 года. Договор о мире империя Карфагенская заключила с Францией и герцогством Савой; а бывший император Священной римской империи Фридрих — теперь под руководством Карфагена — вторгается в швейцарские кантоны в качестве сатрапа визиготов и действует рука об руку с Даниэлем де Кесадой. В сущности, всего этого и следовало ожидать в случае успеха кампании визиготов. Или же речь идет о годе 1476? И наоборот — если речь идет о 1475 годе, тогда несостоятельна моя теория о том, что вторжение визиготов было забыто при исчезновении Бургундии, поскольку Бургундия просуществовала еще двенадцать месяцев! Я могу только допустить, что в этом тексте даты каким-то образом сильно перепутаны, и я сам до сих пор толком не понял, как. Как бы много ни осталось нами непонятого, я все-таки понял одно: во «Фраксинус» нам представлен Карфаген. Изабель говорит, что поразительно, что мы смогли идентифицировать место раскопок так сразу! Я отправлю Вам мой окончательный вариант последней части, как только смогу. Я не свожу глаз с *Карфагена*. Я все время думаю о ДИКИХ МАШИНАХ. Пирс. |
||
|