"Давай поспорим" - читать интересную книгу автора (Крузи Дженнифер)Глава 3–Страстная влюбленность – самая прекрасная стадия любви, – говорила Синтия Дэвиду. Они устроились в «Серафино»; официант подал им дорогое филе и удалился. Дэвид улыбался, слушая ее, и думал: «Авот Мин и Кэл не рассуждают о психологии, это уж точно». Бог их знает, что они там делают. Да что бы ни делали, ни к чему это не приведет. Все впустую. – На этой стадии в мозгу вырабатывается особое химическое вещество, – продолжала Синтия. – Сердце учащенно бьется, дыхание прерывается, голова кружится, мысли скачут. Именно так многие представляют себе влюбленность, и все через это проходят. – Она улыбнулась милой, рассеянной улыбкой. – У нас все было замечательно. Мы не могли противиться страсти. – Гм. – Дэвид вертел в руках голубой матовый бокал. – А можно еще раз о том, что происходит с ними? – Запросто, – сказала Синтия. – Сейчас он уже понял, что пора удирать. Он посадит ее в машину и, убедившись, что все в порядке, пожмет ей руку и скажет: «Будьте счастливы». – А вдруг его потянет к ней? – Повторяю, это невозможно, – заявила Синтия, однако улыбка ее увяла. – Но предположим невероятное: он увлекся ею и пригласил снова. Он ищет подтверждения, что сделал правильный выбор. Например, показывает ее семье и друзьям. Роджеру этот тип женщин не импонирует, он обожает смешливых миниатюрных блондинок, да и у Тони другой вкус, ему нравятся фигуристые девицы – бюст, попка, ножки. Значит, не друзья надоумили его познакомиться с ней. – Трудно сказать, почему он это сделал, – заметил Дэвид, стараясь не выдать себя. – Она не станет знакомиться с его семьей, а если и станет, его мать возненавидит ее – она вечно всем недовольна, – и это явится препятствием, а Кэлу важна поддержка семьи. – Так ты говоришь, без поддержки друзей и одобрения семьи неизбежно взаимное отторжение? – спросил Дэвид. – Возможно иное: она не любит своих родных и хочет поступить им назло. Тогда их неодобрение может толкнуть ее в его объятия, но это уже совсем другой случай. – Маловероятно. – Дэвиду вспомнились два вечера в доме родителей Мин. – Семья дружная. – Значит, налицо сильное влияние семьи и друзей, – заключила Синтия. – Вот почему я старалась ладить с Тони все девять месяцев. Но между Мин и Кэлом все же не те отношения. Кэл и я – мы вступили в стадию зрелого чувства и прочной привязанности, и он не может увлечься другой женщиной. – Стадия зрелости – это, кажется, четвертая, да? – спросил Дэвид, демонстрируя интерес к теме. – Верно. Страстная влюбленность непродолжительна в силу своей обусловленности, а условия меняются. Но если говорить о настоящей любви, то страсть переходит в зрелое чувство, и мозг выбрасывает в кровь эндорфины. Они создают ощущение покоя, гармонии, чувство удовлетворения. – Синтия сделала глубокий вздох. – Приятные ощущения сохраняются, пока предмет любви рядом, но если он отдаляется, мозг перестает вырабатывать гормоны удовольствия, и влюбленный чувствует себя глубоко несчастным. – А-а, – сообразил Дэвид, – тебе сейчас как раз не хватает эндорфинов. – Временно, – подчеркнула она, вздернув подбородок. – Кэл вернется. Он обходится сейчас без секса, а это болезненно и усиливает его привязанность ко мне. – Болезненно, – повторил Дэвид, радуясь всему, что плохо для Кэла. Синтия кивнула: – Чтобы перейти от влюбленности к прочной привязанности, Кэлу нужно испытать радость или боль от свидания с Мин. Радость от интересного общения или потрясающего секса. А отрицательные эмоции могут быть разные – ревность, разочарование, страх и другие, и все они усугубляют напряжение. Ощущение боли – причина возникновения многих военных романов, и служебных, кстати, тоже. – Да, конечно. – Дэвиду вспомнился эпизод из его ранней молодости. – Но не похоже, чтобы сегодня они на что-то решились. Думаю, он будет скучать. Как хорошо, что твоя Мин – фригидная и нудная особа. – Я этого не говорил, – возразил Дэвид. – Значит, мирился с этим, – сказала Синтия. – Страсть живет от полугода до трех лет, и ты не узнаешь, насколько правилен выбор, пока не пройдешь через этот период. Вы расстались через два месяца, страсть не успела перейти в прочную привязанность. – Она пожала плечами. – Это ошибка. – От полугода до трех лет? – переспросил Дэвид. – А ты оставила Кэла через девять месяцев? Это ошибка. Синтия положила вилку. – Нет, не ошибка. Я знаю Кэла, я писала о нем статьи, он действительно успел ко мне привязаться, и я к нему тоже. Дэвид от изумления перестал жевать. – Ты писала о своем любовнике? – Я изменила имя и скрыла, что он мой любовник. – Но это же неэтично! – Ничего подобного. – отодвинула тарелку с почти не тронутой едой. – Я писала о том, как мы познакомились. Мне стало известно о нем от моих клиентов. У него уже была сложившаяся репутация. – Знаю. – В душе Дэвида поднялась ненависть к Кэлу, любимчику женщин. – Совершенно незаслуженная репутация. – Смеешься? Я изучала его, и он меня просто поразил. – Она скривила губы. – Природа одарила его красотой, а родительская любовь имела обусловленный характер. Его приучили угождать людям, чтобы заслужить их одобрение. И он угождал – в основном женщинам, которые этого просто жаждали. Сама его внешность предполагает притворство, а обаяние привлекает к нему людей. Он являет собой один из самых изящных примеров социальной адаптации, которые мне когда-либо приходилось наблюдать. Мои статьи о нем вызвали широкий резонанс. Дэвид попытался увидеть Кэла ребенком, старающимся всем понравиться. Он представил стоящего у качелей красивого темноволосого мальчика в смокинге, который с самоуверенной улыбкой разглядывал девочек. – А ему известно, что ты о нем писала? – Нет, он этого не знает и не узнает никогда. Работа завершена. У меня контракт на книгу, и я почти закончила ее. – Она хитро улыбнулась. – Я не из тех дурочек, кто просто верит в любовь мужчины, у меня есть клинические доказательства того, что он меня любит. И скоро он вернется ко мне, если только твоя Мин не собьет его с толку. – Так как же, – Дэвид наклонился ближе к ней, – если мы хотим быть уверенными, что они не достигнут этого… как его… притяжения?.. что нам делать? Синтия посмотрела на него задумчиво. – Что делать? Ну, например, можно привлечь друзей и родителей, как говорится, замутить источник. Можем предложить им разные занятия, чтобы отвлечь. Но это было бы не… Пожалуй, нам ничего не надо делать. Кэл меня любит. – Ну хорошо. – Дэвид отодвинулся и сказал себе: «А ведь я вхож в ее семью». Синтия улыбнулась: – Надоело о них говорить. А ты чем занимаешься? – «Наконец добрались и до меня», – подумал он и ответил: – Разрабатываю программное обеспечение. – Глаза Синтии слегка потускнели. Выйдя на улицу, Мин глубоко вдохнула воздух летней ночи и почувствовала себя счастливой. Прекрасный ужин сгладил все переживания. Ярость улеглась, унижение было забыто. «Запомни на будущее: вкусная еда – хорошая психологическая поддержка», – сказала она себе. Появление Кэла нарушило гармонию. – Где ваша машина? – спросил он. – Обойдусь без машины, – ответила Мин. – Пройдусь пешком. – Она протянула ему руку. – Как принято говорить, спасибо за чудесный вечер. До свидания. – Нет-нет, – не согласился он, словно не замечая ее руки. – Куда вам? – Да поймите же, – рассердилась Мин, – я и сама дойду. – Одна, ночью? Исключено. Я не так воспитан. Доведу вас до дома, как бы вы ни сопротивлялись. Итак, куда нам? Мин собралась возразить, но в этом было мало смысла. Ойа уже поняла, что он всегда добивается своего. – Ну что ж, спасибо. Нам сюда. Она двинулась по улице, слушая шум ветерка в верхушках деревьев и приглушенные уличные шорохи. Кэл следовал за ней. Звук его шагов гармонично дополнял стук ее каблуков. – А чем вы занимаетесь? – спросила она. – Провожу семинары по бизнесу с двумя своими партнерами. – Вы преподаватель? – удивилась Мин. – Да. А вы статистик. Я уважаю вашу профессию. Вы работаете за деньги, а я делаю то же самое ради развлечения. – Что именно? – Подсчитываю, стоит держать пари или нет. – Он посмотрел на нее сверху вниз. – Вы ведь тоже игрок, только работаете со средствами своей компании – а это миллионы долларов. – Да, но я не рискую собственными деньгами, – возразила Мин. – Я тоже, – сказал Кэл. – Не проигрываете пари? – недоверчиво спросила она. – Почти никогда. – Вы прямо дьявол! Потому и работаете независимо? Вы способны предугадать риск? – Нет, просто я не хочу работать на хозяина. Это лишило бы меня возможности выбора. – Свернем здесь, – сказала она. – Знаете, я могу… – Идем дальше, – скомандовал Кэл, и Мин подчинилась. – А как называется ваша компания? – «Морриси, Паккард, Капа». – Паккард и Капа – это, видимо, те двое, которые были с вами в баре? – спросила Мин. – Крупный блондин и Орешек… ну, такой… похожий на жокея. Кэл усмехнулся: – Он самый. Как вы его назвали? – Моя подруга заметила, что у него голова круглая, как орех. – Мин поморщилась. – Не думайте, это не насмешка, скорее комплимент. – Не сомневаюсь. Наверное, та, рыжая? – А, так вы ее заметили. – Мин почувствовала себя задетой. – Не я, а Орешек. – Не говорите ему, что его так назвали. Никто не хотел его обидеть. – Это убило бы Тони. Я буду молчать. – Спасибо. Чем дальше от людных улиц они уходили, тем темнее становилось, хотя везде горели фонари, и Мин только теперь оценила присутствие Кэла. – А почему именно вас приглашают учить людей? – У нас индивидуальное обучение по адаптированным программам, – объяснил Кэл. – Мы даем стопроцентную гарантию успеха и всегда добиваемся результата. – Похоже на рекламу. – Но это чистая правда. – И как вы добиваетесь результата? – поинтересовалась Мин. – Очаровываете людей? – А если и так, что в этом плохого? – Обаяние редко сочетается с честностью, – ответила Мин. Кэл вздохнул. – Многие боятся учебы и потому замыкаются. Таких мы выявляем с самого начала. Люди пытаются преодолеть свой страх и делают это по-разному. Некоторые очень скованны, этих мы направляем к Роджеру. Он мягкий, деликатный человек и способен уговорить любого изучать что угодно. – Это даже пугает. – Мин попыталась представить Роджера милейшим преподавателем. – Вы очень подозрительны, – заметил Кэл и продолжал: – Чтобы спрятать свой страх, некоторые начинают острить, привлекая внимание остальных и нарушая рабочую обстановку. Таких берет к себе Тони. Он шутит и смеется вместе с ними, пока все не почувствуют себя свободно. – А вам кто достается? – полюбопытствовала Мин. – А я работаю с озлобленными, – ответил Кэл, – с теми, кто злится на свой страх. – И вы своими чарами выводите их из этого состояния, – заключила Мин. – В общем и целом. «Вот как – с озлобленными». Они шагали молча, и звуки их шагов сливались. – Увидев меня, вы, наверное, почувствовали себя как рыба в воде. – Мин посмотрела на него. – Нет, ваш случай другой. Вы озлоблены не потому, что испуганы. Причина другая – вам кто-то напакостил. И никакие чары не выведут вас из этого состояния, пока вы не решите более глубокие проблемы. – Но вы все же пытались опробовать на мне свои чары. – И не думал, – ответил Кэл. – Как только вы сказали, что вас бросил парень, я оставил свои попытки. Мин задумалась. – Неправда, вы пытались, и даже очень. – А вы не жалеете, что весь вечер злились? – Нисколько. Вы ведь изливали свое обаяние с самого начала, значит, хотели что-то получить от меня – не знаю, что именно, – «Ты хотел секса, чтобы выиграть пари, мерзавец», – поэтому заслужили такое обращение. – Разумно, – согласился Кэл. Мин почувствовала удовлетворение: он не лишен честности, только жаль, что ее маловато. Дальше они шли молча. – А вот и мой дом. Благодарю вас. – Где? – не понял Кэл. – Там, наверху. – Мин показала на холм. – Вот ступеньки. Кэл с трудом различил в темноте очертания холма. – Бог мой, да это настоящий Эверест! Сколько же здесь ступенек? – Тридцать две, – ответила Мин, – и еще двадцать шесть, чтобы попасть в квартиру. – Она протянуларуку. – Попрощаемся здесь. Спасибо, что довели до дома. Всего доброго. Он пропустил ее слова мимо ушей, глядя на холм. – Прекратите. Я не допущу, чтобы вы одна карабкались наверх в темноте. – Ничего страшного, – возразила Мин. – Между прочим, статистика показывает, что нападения на женщин совершают в основном знакомые им мужчины. – Еще один камешек в мой огород? – Ну что вы! Нет такого мужчины, который прошел бы тридцать две ступеньки наверх, чтобы напасть на меня, поэтому мне ничто не угрожает. Можете с чистой совестью уходить. – Не могу. – Он был на редкость терпелив. – Пошли вместе. Вы впереди, я за вами. За ней? Чтобы ее зад торчал у него перед глазами? Ну нет уж. – Послушайте, уже поздно, я устал… – Скорее в аду похолодает, чем вы пойдете за мной. Если хотите, идите первым. – Почему? – заинтересовался он. – Нечего вам рассматривать мой зад. – Он покачал головой. – Знаете, мисс Доббс, вы кажетесь нормальным человеком, но когда открываете рот… – Поднимаемся, или уходите! – Кэл, вздохнув, сделал первый шаг. – Стоп! Теперь вы будете смотреть мне в зад всю дорогу. – Ну, у вас наверняка великолепный зад, – сказала Мин. – И двигаетесь вы совершенно иначе. – А я еще не видел вашего, – заявил он. – Здесь темно, и ваш жакет слишком длинный. – Так вы идете или нет? – Кэл начал подъем. Дойдя до последней ступеньки, он остолбенел, и она увидела дом его глазами: оштукатуренное каменное здание середины века, темное, запущенное, заросшее плетистыми розами, от старости превратившимися в сплошные колючки. – Дом красивый, – произнесла она, словно защищаясь. – Он, наверное, хорош днем, – из вежливости согласился Кэл. – Точно. – Мин поднялась по лестнице к входу, открыла дверь. – Я уже дома. А вы возвращайтесь. – Это не ваша дверь. Где же еще двадцать шесть ступенек? – Ладно, идем дальше. – Она сделала приглашающий жест и прошла в холл. В его присутствии ей стало неловко за поблекшие голубые обои и унылую деревянную мебель. Они двинулись наверх по узкой лестнице. Та казалась еще уже от того, что он своими широкими плечами закрывал почти весь проход. Мин шагала следом. Великолепный у него был зад. «И больше ничего хорошего в нем нет, – подумала она. – Будь благоразумна, не теряй голову». – Можете быть уверены: у человека, который проводит вас до дома два раза, действительно серьезные намерения, – заметил Кэл, дойдя до конца лестницы. Он внезапно повернулся. Мин от неожиданности наткнулась на его локоть, ударилась лицом и потеряла равновесие. Стала падать, но схватилась за перила и осела на ступеньку. – О Боже! – воскликнул Кэл. – Простите меня! – Он наклонился, но она отстранила его: – Ничего, я сама виновата. Слишком маленькая дистанция. Она осторожно ощупала ушибленное место на лице. «Вот тебе за то, что ты судишь поверхностно и оправдываешь этого самца». – Дайте посмотреть. Где ушиблись? – Он попытался заглянуть ей в глаза, потом мягко взял за подбородок. – Не надо. – Мин отстранила его руку и тут же почувствовала покалывание в месте ушиба. – Все нормально. Если не считать того, что я попала в те семьдесят восемь процентов женщин, которые стали жертвами… – Подождите вы с вашей статистикой, – перебил Кэл, выпрямляясь. – С вами все в порядке? – Да. – Она поднялась и прошла мимо него к двери. – Теперь можете идти. – Иду. – Он взял ее руку и пожал. – Рад был познакомиться. Простите за травму. Будьте счастливы. – Именно это я и сделаю. Больше никаких мужчин – завожу кошку. Мин проскользнула внутрь и захлопнула дверь перед его носом, прежде чем он успел что-либо сказать. «Будьте счастливы». Это что, шутка? Она включила бабушкину китайскую лампу возле двери, и в гостиной стало уютно. Затем нажала кнопку автоответчика и стала слушать, потирая виски. А ее место – среди слуг. «Волшебные сказки не для меня». Она положила шар на место и включила музыку. Запел Элвис, «Дьявол в маске». «Вот это и есть Кэлвин Морриси», – подумала она и потрогала свой синяк. Ей хотелось пойти в ванную и смыть с себя все воспоминания о сегодняшнем вечере. По крайней мере то, что связано с Дэвидом. Остальное не так ужасно. Одно ясно – она больше не увидит Морриси. Когда следующим утром Кэл пришел на работу, солнце ярко светило в окна, в комнате витал аромат кофе, а из проигрывателя доносился голос Элвиса Костелло, который пел песню с загадочным названием «Ангелы хотят носить мои красные туфли». Роджер помахал ему рукой. Кэл бросил папку на стол, налил себе кофе и уселся в кресло, готовый устраивать райскую жизнь клиентам. Вошел Тони и хлопнул его по плечу: – Хорошо погуляли вчера вечером? Можно поздравить с победой? – Ты о чем? – не понял Кэл. – Да о пари. Насчет девушки в сером. Ведь ты выиграл? – Разумеется. Ты же видел, мы вместе ушли. – Да, я только хотел убедиться. Сам скажешь Дэвиду или мне сказать? – Что именно? – рассеянно спросил Кэл, собираясь просматривать электронную почту. – Что ты с ней переспал, – ответил Тони. – Что? – удивился Кэл, просматривая почту и одновременно слушая песню. – Я с ней не спал. – Ах да, – вспомнил Тони. – У тебя же целый месяц впереди. – Тони, – произнес Кэл, не отрываясь от экрана, – я не знаю, о чем ты говоришь, но, по-моему, мы напрасно тратим время. – Ну как же, Дэвид с тобой поспорил, что ты за месяц уложишь ее в постель. – Я такого пари не заключал, – сказал Кэл. – А Дэвид уверен в обратном, – настаивал Тони. – Не может такого быть, – твердо возразил Кэл. – Теперь, на трезвую голову, он, конечно, сообразил, что никакого пари на десять тысяч долларов мы не могли заключить. Давай о деле. Что удалось подготовить? Это наш хлеб, между прочим. Он подвинул папку к Тони, и тот начал перелистывать страницы. – Элементарно, тут делать нечего. – Тони направился к своему столу. – Кстати, Синтия вчера ушла с Дэвидом. – И на здоровье, – ответил Кэл, возвращаясь к почте. – Тебя это не волнует? – спросил Тони. – Да что ты привязался ко мне? – разозлился Кэл. – Я только хотел убедиться, что у тебя с ней все кончено, – пояснил Тони. – Сейчас решается моя судьба. – Каким образом? – поинтересовался Кэл. – Ну, ты женишься первым, – начал Тони, вернувшись к столу Кэла и присев на уголке. – Ты всегда во всем первый. Потом женится Роджер, и вы оба селитесь в пригороде. Роджер выберет себе женщину с твердыми устоями, поэтому мне придется жить с тобой. А так как Синтия никогда меня не любила, с ней будет трудно договориться. – Со мной тоже, – сказал Кэл. – Иди-ка ты отсюда. – Не то чтобы прямо в одном доме с вами, – не унимался Тони. – В хорошенькой квартирке над гаражом. Вам будет удобно. Ты сможешь приходить ко мне поболтать и выпить, и тебе не надо будет ехать после этого домой. А я могу посидеть с детьми, если вы с женой захотите куда-нибудь пойти. – Во-первых, я еще не женюсь, так что забудь об этом. Во-вторых, если бы я по дурости и женился, то уж точно не стал бы заводить детей. В-третьих, если бы я совсем сбрендил, женился и обзавелся детьми, черта с два я доверил бы их тебе. – К тому моменту мы оба созреем, – сказал Тони. – Сейчас я тоже не пустил бы себя к детям. – А я женюсь первым, – сообщил Роджер. Кэл и Тони повернулись к нему. Он улыбался – крупный, светловолосый и миролюбивый, сияющий в лучах утреннего солнца. – Я собираюсь жениться на Бонни. – Кэл нахмурился: – Кто такая Бонни? – Вчерашняя светловолосая малышка, – недовольно пояснил Тони. – Ее зовут Бонни, – сказал Роджер таким ледяным тоном, что оба его друга переглянулись. – Он не шутит, – заметил Кэл, обращаясь к Тони. – Что случилось? – Рыжая явно заинтересовалась мной, – начал объяснять Тони. – Ну я и пошел к ней. А Роджер увязался за мной и познакомился с малы… с Бонни. И сразу потерял голову. – Тони повернулся к Роджеру: – Не прошло и двенадцати часов, как ты познакомился с ней. Ты целый год выбирал кушетку, а тут… – Она моя судьба, – заявил Роджер. – Может быть, – сказал Кэл и подумал: «Вот чертовка». – Надеюсь, ты не успел с ней объясниться? – Да нет, еще не время. – Неужели? – воскликнул Тони. – Господи Иисусе! – Я женюсь на ней, все привыкнут к этому, и всякий шум прекратится. Она превосходна. – Превосходных женщин не бывает, – проворчал Кэл. – Поэтому надо смотреть в оба. Ты сегодня с ней увидишься? – Нет, – ответил Роджер. – У них сегодня что-то вроде журфикса, или, как выражается Бонни, «как бы обед». – У кого это – у них? – У Бонни, Лайзы и Мин. – Кто такая Мин? – не понял Тони. – А это та самая, с которой я не буду спать, – ответил Кэл. «Если и Бонни такая же, – подумал он, – Роджера ждут серьезные проблемы». – А в пятницу ты увидишься с Бонни? – не отставал дотошный Тони. Роджер кивнул: – В том же баре. Они не всегда бывают там, но она сказала, что найдет меня. А в субботу она придет ко мне на матч. И мы сможем поужинать. – Она будет смотреть, как ты тренируешься? – спросил Кэл. – Видно, она очень тебя любит. – Пока нет, – ответил Роджер. – Но полюбит непременно. – Значит, пятница, – рассуждал Тони, не слушая их. – Отлично. Я займусь Лайзой, а Кэл продолжит с серым костюмом. – Еще чего! – возмутился Кэл. Роджер улыбнулся: – Что такое? Кэл вернулся к компьютеру. – Она старомодна, в ней нет ни капли авантюризма, а по профессии она статистик. Весь ужин она портила мне настроение, а потом я довел ее до дома, прошел вверх пятьдесят восемь ступеней, чтобы убедиться, что она в безопасности, и в темноте заехал ей локтем в глаз. Это был худший день в моей жизни, и я уверен, что и для нее далеко не лучший. – Ты ее ударил? – удивился Тони. – Случайно, – ответил Кэл. – Надо бы послать ей цветы, чтобы загладить вину, но она ко всему – неприятный человек. Так что все кончено. – Найдешь другую. – Тони с неодобрительным видом покачал головой. Кэл с раздражением взглянул на него: – Давай вспомним твои глубокие и прочные привязанности. – Да что с меня взять. Я на серьезное чувство не способен. – Бонни живет в этом же доме на первом этаже, – сказал Роджер, как будто не слыша их. – Мне надо было пройти только тридцать две ступеньки. А она из сочувствия пригласила меня на чашечку кофе. Так что я уже знаком с этими ступеньками. – Может, Лайза живет на втором? – Нет, на Пеннингтон, – ответил Роджер. – Она каждый год переезжает, как только меняет работу. По словам Бонни, Лайза любит перемены. Кэл посмотрел на Тони: – Ты не проводил ее домой? – Она удрала, когда я был в туалете, – признался Тони. – Наверное, это игра. – Чем-то она напоминает мне Мин, – сказал Кэл. «Только Мин, похоже, не играла», – подумал он. – Мы с Бонни проводили Лайзу до дома, – сказал Роджер. – Я не возражал, потому что можно было подольше не расставаться с Бонни. Тони не выдержал: – Опомнись, несчастный! – Ты что, всерьез? – спросил Кэл, поворачиваясь к Роджеру. – А то нет… Лицо Роджера выражало решимость. – Поздравляю, – сказал Кэл. – Выжди хоть месяц, а то напугаешь ее своим предложением. – Я и сам так думаю, – согласился Роджер. – Оба вы идиоты, – подытожил Тони. – Мы все останемся без работы, если сейчас не займемся делом, – спохватился Кэл. – Начнем с повторного семинара для Бэтчелдера. – Бонни утверждает, что Мин – стоящий человек, – заметил Роджер. – Ничего подобного. Она зла на весь мир и переносит свою злость на любого мужчину, который окажется рядом. А теперь о семинаре для Бэтчелдсра. – Ты уверен, что Дэвид не будет настаивать на пари? – опять забеспокоился Тони. – Совершенно уверен, – ответил Кэл. – А я никогда больше не увижу эту женщину. И давайте наконец о семинаре. В половине пятого Мин вошла в задрапированную кремовым муаром примерочную лучшего в городе магазина для новобрачных, хорошо понимая, что опоздала, и не очень обеспокоенная этим. Мать, наверное, так поглощена делами Дианы, что… – Опаздываешь, – укорила мать. – Назначено на четыре. – Я с работы, – объяснила Мин, бросая жакет на кресло. – Если хочешь, чтобы я приходила вовремя, выбирай вечернее время. Нанетта Доббс, как всегда высокомерная, была раздражена. – Не смеши. Твое платье во второй примерочной. Давай блузку, а то еще сбросишь ее на пол. Она протянула руку с ухоженными ногтями, и Мин, вздохнув, подчинилась. – Что это? – Голос матери зазвучал неожиданно резко, в нем послышалось презрение. – Зачем ты носишь этот лифчик? Мин посмотрела на грудь. Белье из простого хлопка, но вполне пристойное. – А в чем дело? – Белый хлопок, – объяснила Нанетта, – это как орхидея без запаха… – А мне нравятся простые орхидеи, – заупрямилась Мин. – …которые никого не возбуждают, – закончила Нанетта. Мин заморгала. – Но я была на работе. Кого там возбуждать? – Мужчин, разумеется. Ты не девочка, тебе тридцать три, лучшее время упущено, а ты еще носишь простой хлопок. – Я же сказала – я с работы, – повторила Мин, теряя терпение. – Не важно. Мать вывернула ее блузку, проверила ярлык, убедилась, что это шелк, и, немного успокоившись, продолжала: – Если ты носишь белье из хлопка, ты и чувствуешь себя и ведешь соответственно, и ни один мужчина даже близко к тебе не подойдет. Надо носить кружевное. – Из тебя бы вышла хорошая сводня, – ответила Мин и направилась в примерочную. – Минерва! – окликнула мать. Мин обернулась. – Ну не сердись, – сказала она. – Честно говоря, этот разговор утратил актуальность. Я не уверена, что мне хочется замуж, а ты критикуешь мое белье, потому что это плохая приманка для мужчин… Нанетта вздернула подбородок. – Ты рискуешь потерять Дэвида. – Мин сделала глубокий вздох. – Кстати, насчет Дэвида… – Что такое? – Было заметно, как мать напряглась. – Мы расстались, – произнесла Мин с бодрой улыбкой. – О Господи! – вскричала мать, прижимая к груди блузку дочери, – воплощенное отчаяние, картинный образ, вписанный в богато декорированное окружение. – Мы с ним разные люди, мама. – Разве нельзя было удержать его хотя бы до свадьбы?! – Разумеется, нет, – отрезала Мин. – И хватит уже. Что мне сделать, чтобы ты больше не начинала эту тему? – Носи кружевное белье. – И ты отстанешь от меня? – На какое-то время. Мин улыбнулась и направилась в примерочную. – Ну ты и штучка, мама! – покачала она головой. – Сама такая! – ответила Нанетта, оглядывая свою старшую. – Ты же знаешь, как я горжусь тобой. Кстати, у тебя какое-то пятно над глазом. – Это чтобы я вела себя потише, – сказала Мин и закрыла за собой дверь. Она расстегнула молнию, и юбка упала на ковер. – Я совсем не уродина, – убеждала себя Мин, глядя в зеркало. – Надо только найти человека, которому нравятся полные женщины. Она сняла длинную бледно-лиловую шифоновую юбку с золотого крючка и шагнула в нее, следя за тем, чтобы не распоролись швы; пришлось втянуть живот. Затем она надела блузку, тоже из шифона, и застегнула крошечные кнопки. Блузка туго обтянула грудь, а в вырезе виднелся белый бюстгальтер. Она встряхнула руками, расправляя двойные шифоновые манжеты, которые ей придется терпеть в течение всего свадебного дня. Блуза складками лежала на бедрах, расширяя нижнюю часть тела. Мин взяла корсет из голубовато-лилового муара. Когда полгода назад она выбирала наряд, ей так понрарилась красивая ткань, что она заказала из нее еще и одеяло. Сейчас она смотрела на узкий корсет и думала: «Лучше ходить в одеяле. По крайней мере чувствуешь себя свободно». Она глубоко вздохнула и стянула талию корсетом. Грудь поднялась очень высоко, а корсет не сходился, оставляя промежуток почти в два дюйма. «Вот они, углеводы», – подумала она и вспомнила, как ела хлеб у Эмилио. Потом замазала синяк тональным кремом и вышла к матери. Но вместо нее увидела Диану; та стояла на возвышении перед огромным зеркалом с золоченой рамой в окружении своих подруг, которых Лайза называла Мокрица и Жуть. Из плейера доносился голос Дикси Чикс. – Готовая к бегству, – сказала Мин Диане. – Вот уж некстати. – М-м-м? – промычала Диана, не отрывая глаз от зеркала. – Это «Сбежавшая невеста». – Нуда. Диана хотела, чтобы на свадьбе звучала музыка из фильмов с участием Джулии Робертс. Что ж, неплохо. – Мне очень нравится этот фильм, – сообщила Сьюзи. Несчастная блондинка, вечно злая на весь мир, совершенно взмокла в своем зеленом шифоне. Не повезло ей с платьем. – Я думала, он смешной, – сказала темноволосая Карен, которую Лайза называла Жуть. В голубом шифоновом наряде она выглядела самодовольной и высокомерной. Мин помахала ей рукой: – Отойди, я хочу видеть сестру. Та подвинулась, и Мин наконец разглядела Диану. – Ух ты! Диана, одетая в кремовый шифон и атлас, казалось, пришла из волшебной сказки. Темные вьющиеся волосы были завязаны затейливым узлом, а нежный овал лица украшали мелкие завитки. Низкий вырез платья открывал прелестную шею и мягкую белизну груди. По краю декольте и на запястьях шли шифоновые оборки, в сочетании с узким лифом это подчеркивало тонкость стана. От талии тоже шли оборки, увеличивая пышность юбки. Подол заканчивался плиссированной каймой, из-под которой показывались шелковые туфельки с пряжками. Диана повернулась спиной, и Мин увидела турнюр из шифоновых сборок, за которым следовал каскад из множества складок, так что задняя часть платья колыхалась при каждом движении. – Ну как тебе? – спросила Диана без всякого выражения. «Да ты похожа на гиперсексуальную принцессу, возбужденную к тому же героином», – подумала Мин и сказала: – Ты просто красавица. – И это была правда. – Бесподобно, – поддакнула Жуть, поправляя и без того безупречную складку на Дианиной юбке. – Вот это да! – восхищенно вздохнула Мокрица. Мин хотела было пожалеть ее – нелегко ведь смотреть, как твоя лучшая подруга выходит замуж за твоего бывшего дружка, особенно если ты сама страшнее атомной войны в этом зеленом платье. Но девица казалась настолько безликой, что даже не вызывала сочувствия. Потрогав бант на груди, Диана сказала: – Это не пошло бы к утренней церемонии, да и к дневной тоже. Но у нас свадьба в сумерках, на границе дня и ночи, это волшебное время, когда все можно. – Ты сама волшебная, – сказала Мин, уловив в голосе Дианы напряжение. – У тебя все в порядке? Диана повернулась лицом к зеркалу. – А ты могла бы появиться перед публикой в таком наряде? – Могла бы, если была бы как ты. Жуть оглядела Мин с головы до ног, отметила тугой корсет и выглядывающий лифчик и вынесла приговор: – Это не идет. – Думаешь? – засомневалась Мин. – А я собиралась носить это после свадьбы на работу. Прошу вас, оставьте нас на минутку вдвоем. Жуть подняла брови, Мокрица же мгновенно удалилась. Мин скрестила на груди руки и приняла выжидательную позу. Не выдержав ее взгляда, Жуть сдалась и тоже исчезла. – Что случилось? – спросила Мин Диану. – Ничего, – ответила Диана, смотрясь в зеркало. – Вот только с тортом проблема, а все остальное нормально. – А как Грег? – не отставала Мин, одновременно размышляя: «Ни за что бы не пошла за такого зануду, каким бы умным и богатым он ни был». Она бы выбрала только человека авантюрного склада, ловкого, легкого на подъем, с которым всегда интересно. – С Грегом все в порядке, – сказала Диана, взбивая оборки, которые, как ни странно, уменьшали ее бедра. – Ну и отлично. А что с тортом? – поинтересовалась Мин. – Торт… – Диана откашлялась. – Торт не заказали вовремя. – У него же был какой-то знакомый кондитер? – удивилась Мин. – Да он и сейчас есть, только Грег забыл про торт. Но уже слишком поздно, так что надо кого-то срочно найти, – сказала Диана. – Да кто же сделает за три недели такое произведение искусства? – Грег не виноват, – сказала Диана. – Ты же знаешь мужчин. Они выше таких мелочей. Это я не проследила. – Вчера вечером я познакомилась с настоящим зверем, но он бы не забыл про торт. – Грег не зверь. И лучше хороший человек, забывающий про торты, чем зверь, который о них помнит. – Тоже верно, – согласилась Мин. – Ладно уж, помогу тебе. Хоть чем-то компенсирую ту подлянку, которую я тебе сделала. – Ты ничего мне не сделала. А что случилось? – Я потеряла Дэвида, и, кроме того, вот это – не для таких толстух, как я, – ответила Мин, указывая на корсет. – Никакая ты не толстуха, – возразила Диана, спускаясь с возвышения. – Может, просто не тот размер? Дай-ка посмотрю. Мин развязала корсет, передала Диане, и та быстро вывернула его наизнанку. – Так что у тебя с Дэвидом? – спросила Диана, разглядывая этикетку. – Он порвал со мной, потому что я отказалась с ним спать. – Какой болван! – произнесла Диана. – Знаешь, тут восьмерка на этикетке, твой размер. – Спустись на землю! – вскричала Мин. – Я же отроду не влезала в восьмерку. Кто это заказал? – Я, – послышался сзади голос Нанетты. – Я полагала, что ты сбавишь вес к свадьбе сестры. Ты ведь еще на диете, так? – Да, – ответила Мин, повернувшись к матери. – Но давайте рассуждать логически. Ты купила блузку нужного размера. Тогда… – Тебе дали целый год, – перебила мать. В руках она сжимала ворох кружевного белья. – Я думала, корсет подойдет, даже если останется несколько фунтов лишнего веса. У тебя была уйма времени. Мин глубоко вздохнула и щелкнула кнопкой на блузке. – Мамочка, я никогда не буду стройной. Я же норвежка. Если тебе хотелось иметь стройную дочку, не надо было выходить замуж за человека, чьи прабабки гоняли коров на пастбище. – Ты наполовину норвежка, – возразила Нанетта. – И это еще ничего не объясняет, в скандинавских странах много стройных женщин. Ты объедаешься назло мне. – При чем здесь ты? – огрызнулась Мин, мысленно сетуя на законы генетики. – Нечего кричать, дорогая, – отозвалась мать. – Мы просто затянем корсет сильнее. – Неплохая идея, – сказала Мин. – И если я упаду в обморок у алтаря, все заметят мою нордическую стройность. – Минерва, речь идет о свадьбе твоей сестры, – строго сказала мать. – Можно хоть чем-то пожертвовать ради такого события. – Ладно, хватит вам, – вмешалась Диана, замахав руками. – Надо найти для Мин корсет по размеру, и все будет хорошо. – Вот именно. – Мин шагнула вперед, чтобы увидеть свое отражение. Из зеркала на нее глянула толстая краснощекая барменша в обносках принцессы, место которой должно быть в гостинице позади замка. – Это все совершенно не мое. – Цвет тебе потрясающе идет, – мягко возразила Диана. – Ты будешь бесподобной невестой. Все просто сдохнут от восторга, – сказала Мин сестре. – И ты будешь не хуже, – ответила Диана, положив руку ей на плечо. «Да, если корсет лопнет, перед моей грудью не устоит даже священник», – подумала Мин. – Что у тебя с глазом? – тихо поинтересовалась Диана, чтобы не слышала мать. – А это от вчерашнего Зверя. Но я сама налетела на его локоть, он не виноват. – Лифчик не годится, – раздался голос матери из-за спины. – А может быть, ты мне мачеха? – задумчиво спросила Мин, глядя в зеркало на мать. – Это бы многое объяснило. – Вот, держи. – Нанетта протянула ей пять кружевных лифчиков разных цветов. – Пойди в кабину и надень какой-нибудь. А этот, белый, дай мне, я его сожгу. – О чем вы? – полюбопытствовала Диана. – На мне белый хлопковый лифчик, – объяснила Мин, удаляясь с целой охапкой кружевного белья. Диана застыла в удивлении: – Ты что, спятила? Иди ты с ним ко всем чертям! – Диана, – строго одернула ее Нанетта. – Хочешь сказать, туда, где все лучшие мужчины? – спросила Мин, направляясь в примерочную. – Минерва, – удивилась мать, – ты куда? – Сегодня вторник, – ответила Мин, повернув голову. – Я обедаю с Лайзой и Бонни и не желаю больше говорить о моем белье. – Она остановилась в дверях. – Закажи корсет побольше – и намного, – я примерю его, когда он будет готов. – Никаких углеводов, – крикнула мать вдогонку. – И масла! – Я знаю, ты украла меня у моих родителей, уж они-то разрешили бы мне есть все, что угодно, – ответила Мин и закрыла дверь, чтобы не слышать, как Нанетта запрещает есть сладкое. |
||
|