"Американская звезда" - читать интересную книгу автора (Коллинз Джеки)

КНИГА ПЕРВАЯ

1

Луисвилл, Кентукки, 1969 год

– Давай, давай, – кричала молодая девушка, задыхаясь, – давай, давай.

– Я даю, – ответил, запыхавшись, Ник Анджело. И он действительно старался изо всех сил, но, к своему смятению, все время выскальзывал, потому что внутри у девушки было очень мокро.

Голос ее звучал пронзительно и требовательно.

– Давай, – понукала она, извиваясь так, чтобы ему было удобнее, – давай, Ник, еще, еще, ёще-о-о!

Он готов был запаниковать и изо всей силы прижался к ней, пригвоздив к земле и – о счастье, – каким-то образом ухитрился больше не выскальзывать.

– М-м-м, – голос у нее уже был не пронзительный, в нем теперь слышалось удовольствие. – У-у-у-х! – Она задышала глубже, в унисон, а он все старался.

Ник старался, хотя вспотел и ему было не очень приятно. Но он старался, потому что сейчас на целом свете ничего не было важнее, чем быть внутри нее. Он припоминал, как один из дружков рассказывал, что секс – это все равно как скакать на лошади, надо только сесть в седло, и – в дорогу.

Но никто ему не говорил прежде, что на этой дороге подстерегают опасности и что будет очень жарко и трудно.

А потом случилось это. И это была такая восхитительная, пульсирующая дрожь, над которой он был не властен. Такого он еще никогда не испытывал. Он кончил. И с настоящей женщиной, без помощи рук и грязных журнальных картинок.

Девушка удовлетворенно вскрикнула. Ему тоже хотелось закричать, но он сдержался. Ведь мужчина должен оставаться спокоен и невозмутим в свой первый раз.

Ник Анджело это совершил. И лучшего способа отметить свое тринадцатилетие он не мог подумать.

Эванлон, Иллинойс, 1973 год

– Пожалуйста, Ник, пожа-а-луйста. Я больше не могу. Может быть.

А может быть, и нет. Но он «давал» уже двадцать минут, и только сейчас она стала жаловаться – хотя это вряд ли была жалоба, скорее, бессильное разнеженное лепетание.

– О-о, Ники, ты лучше всех!

Неужели? Да, так они все говорят. Вот только бы научить их не называть его Ники.

Он стал делать это мастерски. Гораздо лучше, чем какую-нибудь работу на дому, и это лучше, чем учиться в школе всякому дерьму. И уж конечно, это лучше, чем сидеть дома и глядеть, как его старикан упивается до потери сознания и как мать надрывает поджилки, работая за двоих, чтобы ленивый жлоб накачивался пивом.

Семья. К черту ее! И к черту эту Сьюзи, или Дженни, или как ее там зовут.

Он все равно скоро даст деру отсюда, из этой дыры, и мать заберет. Но сначала надо найти работу, чтобы скопить немного деньжат, а тогда уж ничто его не удержит.

Сейчас, правда, он торчит в школе, потому что мать верит в образование. Мэри Анджело питала безумные надежды на то, что когда-нибудь он поступит в колледж и станет ученым человеком.

Да ведь он уже попал в колледж, в тот самый, где учат этому самому.

Но Мэри была не в ладах с действительностью. Она жила в мечтах. В тридцать семь она выглядела на десять лет старше. Женщина, похожая на птичку, легкая и нервная, с увядшим, когда-то хорошеньким личиком и всклокоченными волосами. Она познакомилась с отцом Ники, Примо, на вечеринке, где партнера выбирают с завязанными глазами. Ей было шестнадцать, а ему тридцать. Они поженились ровно за неделю до ' рождения Ника, и Примо с тех пор вряд ли работал хоть один день. Плотник по профессии, он скоро сообразил, что получать пособие по безработице при жене, которая неустанно работает, гораздо лучше, чем вкалывать самому.

Семья Анджело часто переезжала с места на место, скитаясь из штата в штат, жила в арендованных домах и всегда была готова тронуться в путь, когда Примо чувствовал безудержную потребность к перемене мест. А у него такая потребность возникала часто.

Ник не мог вспомнить ни одного города, где они жили больше нескольких месяцев подряд, и так было все его детство. Как только он начинал привыкать к какому-нибудь месту, смотришь, они снова в пути. И поэтому он уже не стремился завязывать с кем-нибудь постоянные отношения. Новый город. И, значит, новые девушки, которых надо завоевывать. А затем следующий город. И он привык к такому образу жизни.

– Пойдем завтра в кино? – спросила Сьюзи, или Дженни, или как ее там зовут. – Я куплю билеты.

– Не. – Он покачал головой, вставая и натягивая штаны. Они были в служебной комнате салона по продаже автомобилей – он ее использовал для свиданий. За это он исполнял поручения одного из продавцов, и тот давал ему время от времени ключи.

– Почему нет? – спросила девушка. Ей было восемнадцать, на два года больше, чем Нику. У нее была короткая стрижка, веснушки и хорошо развитая грудь. Он ее подцепил вчера, когда она продавала в киоске жаренных по-кентуккийски цыплят.

Ник стал думать, под каким бы предлогом отказаться. В сексе он был молодец. Но очень не любил привязанностей. По опыту он знал, однако, что правда ей по вкусу не придется. Но они переспали, и дело с концом, а больше ничего не требуется.

– Нужно работать, – сказал он, приглаживая рукой непокорные черные волосы.

– А чем ты занимаешься? – спросила она с любопытством.

– Я помощник гробовщика, – соврал он, напустив на себя скорбный вид. Тут она и заткнулась.

Он подождал, пока она приведет одежду в порядок, и даже помог ей. Затем проводил до автобусной остановки и двинул домой, ему надо было пройти еще целую милю. Теперь они жили в полуразрушенном домишке с сестрой матери, тетей Фрэнни – громоздкой женщиной с крашеными желтыми волосами и вытравленными перекисью усиками. Домишко был маленький, но Примо он подходил, раз есть телевизор и пива в достатке.

Ник надеялся, что Мэри уже пришла с работы. Если пришла, значит, может, приготовила поесть. Фрэнни никогда не стряпала. Она питалась только семечками и содовой и отвергала регулярный рацион. При этом она толстела, а все остальные подыхали с голоду.

После секса ему всегда хотелось есть. Сейчас он на все готов ради гамбургера. Денег у него не было. Конечно, он мог что-нибудь достать поесть, пустив в ход обаяние. Впрочем, с матерью этого не требовалось, она и так его обожала. Он был у нее на первом месте, даже по сравнению с Примо, когда ей удавалось от него отвязаться, но удавалось это нечасто, потому что Примо претендовал на исключительное внимание с ее стороны, когда она была дома.

Ник всегда стремился как можно меньше с ним связываться. Он ненавидел, как тот обращался с Мэри. Он не выносил, когда тот начинал ругать ее шлюхой и жаловаться на жизнь. А больше всего он презирал Примо за то, что тот день-деньской сидит на заднице и ничего не делает.

По правде говоря, Ник боялся Примо. Это был огромный, очень сильный человек, и когда он бывал в плохом настроении, Нику доставалось. У старика была тяжелая рука, и его ремень из свиной кожи больно жалил спину. Мэри всегда приходила Нику на помощь. Она не позволяла ему драть Ника и защищала его по мере сил, даже если самой при этом попадало. Но Примо было все равно кого бить – главное, поработать хорошенько ремнем.

Иногда Ник хотел его убить. Чаще принимал битье как неизбежность. Его гнев был тайным, скрытым. Он ничего не мог сейчас поделать. Во всяком случае, пока не станет старше, а тогда он уйдет и вытащит отсюда мать. На полдороге к дому пошел дождь. Подняв воротник старой брезентовой куртки, Ник опустил голову и пошел дальше по обочине, думая, как здорово было бы иметь колеса, и мечтая, что когда-нибудь купит себе машину, сверкающий красный «кадиллак» с колесами из хрома и настоящим замечательным радио.

Да… когда-нибудь!

Примо сидел на ступеньках крыльца. Ник увидел его, подойдя поближе. Он напрягся: что-то не так. Почему старик оторвался от своего любимого телевизора и сидит на крыльце под дождем?

Ник медленно и осторожно подошел.

– В чем дело? – спросил он.

Примо вытер нос тыльной стороной руки и взглянул на Ника. Под покрасневшими глазами набрякли мешки.

– Ты где шлялся? – невнятно спросил он.

Ник почувствовал, как холодные капли дождя стекают за воротник, и вздрогнул в предчувствии Дурных новостей.

– Был с приятелями, – промямлил он.

Примо удрученно вздохнул, при этом от него сильно пахнуло пивом, и с трудом поднялся на ноги. Рубашка прилипла к телу. Густые седеющие волосы жирными прядями стекали на выпуклый лоб. Капли дождя мерно падали с носа.

– Ее нет, – сказал он угрюмо. – Твоя мать, черт ее возьми, взяла и померла.