"Двигатели Бога" - читать интересную книгу автора (Макдевит Джек)

15

Хатч стояла над пропастью и смотрела на звезды и мерцающие кольца Шолы. Сам газовый гигант висел низко в небе за ней.

Окружающее пробуждало чувство тревоги. Совсем иное ощущение, чем когда выходишь на корпус летящего в открытом космосе корабля. При этой мысли она улыбнулась и опустилась на колени, чтобы рассмотреть поближе кромку обрыва.

Странная поверхность, безупречно гладкая, без всяких неровностей, совсем как точно обработанное ребро драгоценного камня.

Это место действительно чуждо человеческому разуму, оно не служит никаким целям и не затрагивает никаких струн души – ни эстетических, ни практических. Но здесь, как и в Оз, есть свое эхо. Позади простиралась отполированная каменная равнина, гладкая, как поверхность пруда. Ее идеальную гладкость лишь слегка портили несколько кратеров и трещин. Границей равнины была вовсе не линия горизонта. Наоборот, на довольно близком расстоянии гладкая поверхность просто исчезала, и человек инстинктивно понимал, что за этим резким краем стена падает вертикально вниз в бесконечность. Со всех сторон Хатч окружало небо, оно было везде, под каким углом ни взгляни – полное огня, света, усеянное полумесяцами. Перед ней был огромный часовой механизм, в котором, следуя своим ритмам, мерно мигали сферы планет и звезды.

Эта картина угнетала. Была зловещей. Отпугивающей. Она сама не знала почему.

Четыре таких объекта вращались вокруг огромной планеты, которую жители Нока называли Спутником. Они все были одинакового размера и некогда находились на равных расстояниях друг от друга. Два из них сильно обуглены.

Обуглены. Опять как в Оз.

Для чего они находятся здесь?

На них не было никаких таинственных символов, подобных тем, что она видела на круглой башне. И все же в их спартанской геометрии было послание, возможно, даже громкий выкрик.

Хатч сняла видеошлем компьютерной системы виртуальной реальности, и тут же включился свет. Она положила шлем на столик рядом с собой и посмотрела на арлингтонское небо.

Deja vu.

В юбилей публикации знаменитого исследования Ричарда Вальда под названием «Память и миф» его родственники и друзья устроили вечер, посвященный его памяти. Он состоялся на вершине холма в Арлингтоне, в том месте, откуда было видно здание Академии. Там был поставлен небольшой павильон. Это было незадолго до Дня Благодарения. Стоял ненастный день – серый, дождливый и такой холодный, что не грела никакая одежда.

Хатч получила приглашение и вначале хотела отказаться. Она не обманывалась показной торжественностью мероприятия, так как слишком хорошо знала, что у всех на уме. Все произошло так недавно и еще слишком болезненно. Может быть, в следующем году она и смогла бы спокойно беседовать о нем, удобно устроившись в кресле. Но сейчас перед глазами все еще стояла беспомощно болтающаяся под шаттлом фигура.

И все же в назначенный день она была здесь. На ней был подаренный им талисман. Спонсоры соорудили на вершине холма небольшую трибуну и установили под елями стол, заваленный сувенирами, археологическими находками и фотографиями. Были там и книги Ричарда, таблички с Пиннэкла, арбалеты с Куракуа и изображения Монументов. В центре – печать Академии, обрамленная цветами ее флага.

И, разумеется, еда в огромных количествах. Все раскланивались со старыми знакомыми и оживленно беседовали. Хатч стояла в сторонке. Она чувствовала себя не в своей тарелке. В полдень высокий мужчина, похожий на Ричарда в молодости, забрался на трибуну и подождал, пока не смолкнет шум.

– Здравствуйте, – обратился он к публике. – Я со многими уже знаком, хотя и не со всеми. Меня зовут Дик Вальд. Я – двоюродный брат Ричарда Вальда. Он бы остался доволен, увидев, как много людей пришли сегодня. И ему было бы приятно, если я вам выражу благодарность. – Он помолчал, глядя поверх толпы. – Ричард часто говорил, что был счастлив в жизни и ему всегда везло с друзьями. О нем обычно ходило много «смертельных» анекдотов. Сегодня здесь так много археологов, что вам тоже придется смириться с их шутками. Вы знаете, как они это делают. Вроде того, что все его дружки умерли по меньшей мере восемьсот лет назад, а говорить он умеет только на мертвых языках. Что ж, смерть входит в круг интересов археолога, но больно, когда она приходит к самому археологу. – Он сделал паузу. Деревья затрепетали под порывом ветра. – Я хотел бы попросить Билла Уинфилда сказать несколько слов. Билл учил Ричарда сумерийскому языку 101.

Присутствующие по очереди вставали и что-нибудь говорили о нем. Благодарили за то, что он поддержал их в начале карьеры и за то, что помогал деньгами, советом или добрым словом. И за то, что был для них примером. Некоторые цитировали любимые страницы из его книг или мысли, которые он высказывал в кругу друзей осенними вечерами на Амити Айленд:

«Разница между историей и археологией такая же, как между выступлениями политиков и разговорами за кофе. Первая – это теория, анализ, порой даже спектакль. Вторая – частица жизни.

Существует археология разума, когда мы откапываем старые раны и обиды, погружаемся в них, держим у сердца. И в результате они отравляют нас, как тот дух, который хранился в могиле тысячи лет. И тогда я задумываюсь, не переоценивается ли значение истории.

Я всегда чувствовал родство с могильщиками из «Гамлета». Они были первыми археологами.

История не имеет ничего общего с действительностью. Это всего лишь точка зрения, попытка упорядочить события, на самом деле, довольно хаотичные».

Вот его наблюдения, взятые из очерка о Пиннэкле. Хатч всегда хотелось, чтобы он сам воспринимал их всерьез: «У Вселенной есть чувство юмора. Два года назад один джентльмен из Чикаго ехал на собственную свадьбу, и в его машину врезался метеор. Жених понял намек и покинул город. Если археологи проводят раскопки при неблагоприятных условиях, им тоже надо научиться понимать намеки».

Когда высказались все, кто хотел. Дик Вальд спросил, нет ли еще желающих. Хатч обычно инстинктивно избегала выступлений на публике. Но она не могла поступить так сегодня. Не совсем еще понимая, что будет говорить, Хатч поднялась на трибуну и повернулась лицом к публике. Ее здесь многие знали и раздались легкие аплодисменты.

Она искала нужные слова.

– Я просто хотела сказать, – начала она, – что с ним всегда хорошо работалось. – Она сделала паузу. Небо было высоким, чистым и голубым. – Он умер за то, во что верил. И мне кажется, он умер так, как хотел. – Она с отчаянием обвела взглядом окружающих. Ей так хотелось божественного вмешательства. В голове все перемешалось. Она инстинктивно ухватилась за талисман. – Любовь и процветание, – сказала она. – Вот что он подарил мне. Надпись в переводе с куракуанского языка означает, что любовь и процветание пребудут со мной, пока у меня этот талисман. И они на самом деле были со мной, пока был жив Ричард.

Потом она подошла поздороваться с Диком. Он сказал, что Ричард часто вспоминал о ней. При более близком знакомстве его сходство с Ричардом просто поражало. Особенности его речи – то, как он тянул «а» на манер бостонцев. Если закрыть глаза, могло показаться, что она разговаривает с Ричардом.

С Академией сейчас не слишком считаются. На торжестве появился Генри. Этот поступок требовал от него достаточной смелости – ведь многие, в том числе и Хатч, обвиняли его в смерти Ричарда. За эти месяцы он заметно постарел. Лицо стало серым, а походка нетвердой.

– Как вы? – спросила Хатч, протягивая руку.

Он пожал ее, но пожатие вышло слабым.

– Хорошо, – ответил он. – Приятно снова видеть вас, Хатч. – Взгляд его блуждал от нее к трибуне, уже опустевшей. – Я очень хотел, чтобы все сложилось иначе.

Последовало неловкое молчание. Хатч знала, что Генри объявили выговор. Об этом все знали. Он заявил об отставке, и перед ним открывалась перспектива стать центральной фигурой в правовом диспуте по вопросу, распространяется ли судебная юрисдикция за пределы Солнечной системы.

– Кстати, я так и не поблагодарил вас за все.

– Я была рада помочь, – ответила она.

– Мне бы хотелось, чтобы все вышло иначе. – Он прекратил разговор и поспешил удалиться.

– Мне тоже, – тихо промолвила она.

Хатч положила ноги на подушку, отхлебнула кофе и взглянула на каменистую равнину. На этот раз она была далеко от края, и Шола находилась справа. Хотя газовый гигант доминировал в небе, свет от него был слабым. Звезд вверху не было. Она смотрела прямо в Пустоту. Если постараться и смотреть достаточно долго, то можно увидеть другую сторону – далекое мерцание Руки Стрельца.

Кофе был вкусным.

(Приложение)

ГОЛОГРАММА

Пометка: Лично Ричарду Вальду.

Дэвид Эмори в своем полевом офисе.

– Ричард, – говорит он. – Забавно, вы спрашивали об этом всего несколько дней назад. Мы нашли Орикон! Мне кажется, вам интересно будет узнать о наших открытиях, но просьба никому не сообщать об этом до тех пор, пока мы все не опубликуем.

Мы уже знаем, что под современным городом находятся древние руины, но они были недоступны для непосредственного исследования. Или, если быть более точным, я знал. Но, так как у нас не оказалось ни одного предмета для точной датировки, мы не могли ничего доказать.

– Сканеры показывали наличие металлических сооружений, окружающих руины. Существовала гипотеза, что это оборонительная стена. – Он сел на стул и сложил руки на груди, очень довольный тем, как развертываются события. – Эта планета подвержена огромным приливам из-за близости к Спутнику. Теперь здесь установлены морские дамбы, чтобы удержать наступление океана. Но они появились недавно.

Орикон находился на скоплении островов, которые теперь превратились в холмы. При отливе пространство между островами превращалось в болото. Вопрос: каким образом их обитатели перебирались из одной части города в другую. Это, надо сказать, довольно непростая задача. Не забывайте, мы говорим об островах, разбросанных по площади тысяча двести квадратных километров. Более того, как им удалось обеспечить доступ к океану, если необходимо было преодолевать местность, которая была то морем, то топью?

Решение: у них были монорельсы. Это – гористая страна и мы забрались за доказательствами на горные вершины. Вчера мы нашли их – кусок бетона, прикрепленный к отвесной стене. Теперь у нас есть и другие доказательства. Очевидно, их цивилизация процветала в период примерно между 18000 и 16000 годом до нашей эры. Таким образом, получается, что она в три раза старше, чем мы предполагали.

Орикон жив, Ричард!

Генри снял видеошлем. Солнечные лучи согревали комнату. Хатч посмотрела в окно и увидела там «Утренний Бассейн», музей Ивера, «Эльта Парк» и вдали – памятник Вашингтону.

– Очень хорошо, что вы принесли мне это, – сказал он. – Можно мне сделать копию?

– Конечно. – Она ждала, что он оценит важность сообщения.

– Итак. – Он сложил на груди руки и удобно откинулся в кресле. – Как у вас дела?

– Хорошо, – ответила она.

– Что-то не так? – спросил он. – Вы держитесь напряженно.

– Генри, вы, кажется, совсем не удивились.

Выражение его изборожденного морщинами лица не изменилось.

– А почему вас это удивляет, Хатч?

– Существует второе историческое прерывание на Ноке. По два на обеих планетах! Здесь есть определенная тенденция.

Генри изучающе смотрел на нее поверх широкого стола. У него был большой кабинет, заполненный реликвиями, напоминавшими о его карьере.

– Вы считаете, что Орикон пострадал в одном из таких событий?

– Конечно. А как иначе объяснить исчезновение цивилизации, которая могла строить монорельсы?

– Хатч, речь идет о неподтвержденных фактах. Мы хорошо осведомлены о делах на Ноке. Вам бы следовало знать, что у Эмори вообще есть склонность к необоснованным умозаключениям. Но, конечно, в данном случае мы действительно столкнулись с любопытным совпадением. Он ведь говорит, что последние находки относятся к 16000 году до нашей эры. – Генри выжидающе посмотрел на нее.

Она не поняла, к чему он клонит.

– События на Куракуа, – подсказал он, – были разделены периодом в восемь тысяч лет.

– …А на Ноке периодом в шестнадцать тысяч лет. В два раза больше. Но о чем это говорит?

Он пожал плечами.

– Кратное восьми, но какое это имеет значение? – Он выглядел старым. Движения замедленные, и чувствовалось, что они требуют от него значительных усилий.

– Кратное восьми? А мы не знаем, происходили ли на Ноке какие-нибудь события около 8000 года до нашей эры?

– Возможно, что не происходили. Современный цикл цивилизации начался на три тысячи лет позже. – Он внимательно изучал поверхность стола. – Я понимаю причины одного совпадения. Но только одного.

– Какое же второе?

– Сходство между Оз и кубическими лунами.

– Итак, что мы будем теперь делать?

– Я ухожу на пенсию, – ответил он. – И надеюсь, что у меня будет на что жить, после завершения всех дел с юристами.

– Генри, вы не можете просто так выйти из игры…

– Вот это уж, позвольте… Я-то как раз и могу. – Он покраснел и перегнулся к ней через стол. – Вы хоть понимаете, что все это значит для меня? Меня вышибают под барабанный бой и обвиняют в смерти друга. – Подбородок его задрожал. – И, спаси меня Бог, может, они и правы.

– Но вы нужны нам.

– И мне вы нужны. Мы с вами выбрались из ада. Там я принял решение, с которым мне придется прожить весь остаток жизни. Теперь вы разговариваете со мной в обвинительном тоне. А где вы были сами, когда мы пытались найти решения некоторых вопросов? Что вы сами-то сделали, кроме того, что висели на этом проклятом проводе и создавали панику? Вы что, на самом деле думали, что мы не знаем, что происходит? Мы нырнули туда, прекрасно понимая, что делаем, Хатч. Мы все.

«И ты не заставил их повернуть назад», – подумала она, но промолчала. Он пристально посмотрел на нее, но затем силы, казалось, покинули его, и он откинулся в кресле.

– Мне очень жаль, что вы так думаете, – сказала она. – Я выполняла свой долг.

– Я тоже.

Они смотрели друг на друга. Между ними лежала пропасть. Наконец, Хатч сказала:

– Вы принимаете участие в этом деле. Я правильно поняла вас?

– Участие принимаете вы. Если найдете что-нибудь, я буду в Чикаго.

Гнев Генри расстроил ее. Неужели все остальные думали так же? Господи, неужели, Ричард, умирая, разочаровался в ней? Сердце сжалось.

В ту ночь она не могла вернуться домой.

Прошлась по давно знакомым местам и, в конце концов, оказалась в Силвер Дансер – любимом местечке летчиков, где, возможно, никогда не бывали археологи. Выпила несколько рюмок рома с кокой, которые, впрочем, никак не подействовали. Около полуночи ей подвернулся скромный молодой техник с добрыми глазами, и она ушла вместе с ним.

Он провел с ней незабываемую ночь.

Хатч хотела все бросить. Но не не смогла. И вот прохладным ясным вечером спустя неделю после разговора с Генри она встретилась с Фрэнком Карсоном, чтобы пообедать с ним в итальянском ресторанчике на арлингтонском побережье.

– Я бы на вашем месте не придавал этому значения, – сказал он. – Генри сейчас не в лучшем настроении, ему столько пришлось испытать. Он, между прочим, говорил мне о вашем разговоре.

Карсон был неплохим парнем. Он пытался разговаривать с ней по-отцовски, но это еще можно простить. Она почти смирилась с таким тоном.

– Он ненавидит меня, – ответила она.

Он попросил объяснить почему. Когда она кончила говорить, он попытался переубедить ее.

– Я делал то же самое, – сказал он. – Я тоже был на связи с Генри и все время подгонял их. Нет ничего зазорного в том, что ты настаивала, чтобы они покинули место раскопок. На твоем месте Генри сделал бы то же самое. Он и на меня дуется.

Только что зашло солнце. Они пили кьянти и смотрели, как пассажиры сходят с корабля, прибывшего из Александрии.

– Что ты думаешь, – спросила она его, – о прерываниях в исторических циклах?

Он, не задумавшись, ответил:

– Не думаю, чтобы что-то было точно установлено. И, если все же что-то такое и случилось на Ноке восемнадцать или двадцать тысяч лет назад, мне все равно кажется, что это не имеет большого значения.

– А как насчет «двигателей Бога»?

– Извини?

– «И явится он – шагающий по заре. Попирающий ногами солнце. Судящий души людские. Он будет шагать по крышам. И запустит двигатели Бога». Это из куракуанской книги молитв. Арт предположил, что это, возможно, было предсказанием второго прерывания на Куракуа. И по времени совпадает.

– Предсказания всегда были, – сказал он.

Им принесли обед – фрикасе по-флорентийски и спагетти на двоих.

– Ну, как, теперь тебе получше? – спросил Карсон после того, как они приступили к еде.

– Кажется, да, – ответила она.

– Ну, вот и хорошо. А у меня для тебя новость. Мы узнали историю Хоргона.

Она с довольным видом подняла голову от тарелки – очень вкусно.

– Прекрасно. И что у вас есть?

– Ну, это довольно интересно. Ты знаешь, что Хоргон – это мифическое чудовище. Одни когти и зубы. Огненные глаза в панцире и о двух ногах. Правда, со встроенным огнеметом. – Он сделал паузу. – И он мог видеть на триста шестьдесят градусов.

Хатч чуть не подавилась.

– Глаз Хоргона, – прошептала она.

– Да, – продолжил с придыханием очень довольный собой Карсон, – и мы подумали так же. Это чудище обычно упоминается наряду с Малинаром – героем-ребенком и Уриком, чем-то вроде куракуанского Геркулеса. Малинар спас свою сестру от чудовища, отвлекая его внимание блюдом с едой. Чудовище пожалело ребенка и отпустило его. И сестру тоже отпустило. О Малинаре есть целый цикл мифов, но о Хоргоне мы знаем всего одну историю.

– Урик, возможно, самый известный герой куракуанских мифов. Но самое важное то, что его, безусловно, должны были знать куракуанцы эпохи Линейного письма «С».

– И нам есть, за что зацепиться, – сказала Хатч.

– Да. – Он подцепил кусочек мяса и попробовал. – Вкусно, – одобрил он. – Так или иначе, Урик жил в начале этой цивилизации, в мире колдовства и темных чар, в мире, где преступившего закон неотвратимо настигало божественное возмездие. В данном сценарии только один Бог – мужское божество, капризное, вспыльчивое и нерасположенное шутить. Монотеистические системы, между прочим, были в те времена обычным явлением на Куракуа. Существуют свидетельства существования и политеистических религий, но за последующие тысячелетия легенды наверняка не раз переписывались в соответствии с изменяющимися взглядами. Интересно отметить, что прослеживается еще одна общая тенденция.

– Какая?

– Монотеистические религиозные системы обычно нетерпимы. – Фрэнк тепло улыбнулся, и голос зазвучал мягче. – На самом деле это прекрасно, – сказал он. – Ужинать в компании самой прелестной женщины Арлингтона.

Хатч перегнулась через стол и благодарно пожала ему руку.

Фрэнк вернулся к разговору:

– Хоргон многим доставлял неприятности. Он терроризировал сельских жителей и в общем-то превращал их жизнь в ад. Тогда они позвали Урика.

– Понятно.

– Его можно было убить только единственным способом – вонзить меч в сердце.

– Прямолинейное решение, – заметила Хатч.

– Это старая история, – сказал он, – Гермес и Аргос.

– Извини?

– Греческий миф. Охотничья история. Вы охотитесь на смертельно опасное чудовище. В кустах от него не спрячешься, но и лицом к лицу встречаться нельзя. Значит, надо что-то придумать.

– В сказаниях об Урике герои – целое поколение – пытаются убить чудовище. Они придумывали множество хитростей: ослепить солнечным лучом, отраженным от полированного щита; подкрасться, притворившись Хоргоном женского пола. Даже усыпить волшебным тромбоном.

Хатч улыбнулась:

– Волшебным тромбоном?

– Ну, не совсем тромбоном. Но, безусловно, это был мифический инструмент типа трубы. И всегда что-то получалось не так. Герой выпускал из рук инструмент, чтобы покрепче схватиться за меч, Хоргон тем временем просыпался и получал неплохой обед. Такой же способ использовал, между прочим, и Гермес. Впрочем, у него получилось.

Один раз попыталась женщина. Звали ее Хаска. Она прихватила целую армию пажей, и те поливали ее водой. Хоргон приготовил из пажей отличный обед, но Хаске повезло: она спаслась и была единственной, кому это удалось, за исключением Урика.

Ну, Урик ввязался в эту историю, потому что он любил Лисандру, а ее похитили демоны. Местный мудрец сказал, что ее спасет только глаз Хоргона.

– Бинго!

– Да. Видимо, тот, кто вырезал надпись, был хорошо знаком с куракуанской мифологией. Источники расходятся в вопросе о количестве глаз чудовища. Так или иначе, друг Урика Калипон отправился вместе с ним, и они решили отвлечь внимание Хоргона, предложив ему лакомое блюдо.

– Корову?

– У Хоргона была однообразная диета: он питался исключительно людьми.

– О!

– Во всяком случае, герой считал именно так. Калипон выразил согласие стать добровольцем. Он первым нападет на Хоргона. Предполагалось, что Урик спрячется, пока Калипона не сожрут, а сожрав Калипона, животное насытится и не станет трогать героя.

Хатч покачала головой.

– Довольно странное поведение для куракуанца. Они ведь не были склонны к самоубийствам?

– Хатч, вы говорите так, будто у куракуанцев всего одна культура. У них, как и у нас, превеликое множество кодексов поведения. Некоторые воспринимали самоубийство как разумное деяние. Но мы почти ничего не знаем о том периоде, когда возникли сказания об Урике. По этой же причине нам не многое известно о цивилизации, построившей Храм Ветров. Поэтому я не могу точно ответить на ваш вопрос. Калипон и сам был героем. Но, принеся себя в жертву, он обрел бессмертие. Потом целый народ носил его имя.

Она удивленно подняла брови.

– Еще один герой.

– Да. И самоотверженный. Так бывает везде. На Ноке существует несколько вариантов мифа. Как и у нас. Например, Патрокл.

– А почему другой, как его, – Урик не догадался принести себя в жертву? В конце концов, они спасали его подружку.

– Ну, знаешь ли, не очень-то прилично спасать леди, бросая ее любимого в пасть тигру. Нет. В этом мифе Калипону досталась роль жертвы. И он добровольно сыграл эту роль. В этом-то вся соль истории. Каждый должен внести свой вклад в борьбу со злом.

– Ну и как, это сработало?

– О, да. Калипон погиб. Урик прикончил Хоргона и получил один его глаз. А потом священная морская птица «ныряльщик» помогла ему получить и Лисандру. В память о своем избавлении Лисандра повесила золотую цепочку с глазом на шею и никогда ее не снимала. Известно также, что на изображениях ей сопутствует птица-ныряльщик. – Итак, вопрос: чем же все это закончилось?

– Чем же?

– А вот чем. – Карсон наполнил стакан. Отблески электрических свечей играли в вине.

– Он освободил ее, и они счастливо прожили всю жизнь, – предположила она.

– Нет. – Он покачал головой. – Конец не такой. И он никогда таким не бывает. По крайней мере, у эпических героев. Должно быть окончательное утверждение мифа, признание богами и людьми значимости героических поступков. И должно быть возвышение. В данном случае возвышение произошло следующим образом. Пока герой отсутствовал, на его дом напали разбойники. Лисандра погибла, защищая их сына. Урик догоняет разбойников и убивает их, но и его смертельно ранят в стычке. Тут-то у богов появляется возможность воздать ему божественные почести. В награду Урик (о Калипоне ничего неизвестно) становится божественным воином из когорты бессмертных, которых призывают к битве в самые тяжелые минуты. Эти воины увековечены тем, что их поместили на небо.

– Интересно, – признала Хатч. – «Ищите нас по свету глаза Хоргона.» Таким образом. Создатели Монументов дают нам понять, откуда они прибыли?

– Возможно.

– Если это так, то это значит, глаз Хоргона – звезда. Может, звезда, на которой они живут.

– И я тоже об этом подумал, – признался Карсон.

Хатч съела немного спагетти.

– Может, для начала определить созвездие.

– Видимо, да.

– Но как? Нам известны созвездия вокруг Куракуа?

– Ни одного из той эпохи.

Она вздохнула.

– Все равно мы в море, и берега не видно. Как мы найдем созвездие, которое похоже на куракуанца с копьем? А потом надо еще сузить круг поисков до одной звезды.

– Думаю, что искать надо не Урика. Глаз Хоргона связывался не с ним, а с Лисандрой. Это она носила глаз.

– Все равно, – сказала Хатч. – Значит, должно существовать созвездие Лисандры?

– Урик и Лисандра любили друг друга. В мифах любовники такого уровня не разлучаются и в потустороннем мире. Эти двое всегда вместе – во всех мифах, а значит, их и на небе надо искать вместе.

– Все равно это безнадежно. – Хатч всплеснула руками. – Вы когда-нибудь пытались составлять рисунки из звезд? Как мы ее узнаем?

– Хороший вопрос. Если у тебя есть идеи, буду рад послушать.

– Нет у меня никаких идей.

– Может быть, все не так уж безнадежно. У нас есть козырная карта – глаз Хоргона был красным.