"Книга грез" - читать интересную книгу автора (Вэнс Джек Холбрук)Глава 12Нехорошо пить и курить, использовать пойло, а также напитки и настойки, более или менее напоминающие пиво. Пьяница – это прародитель перегара, деревенщина, ублюдок, общественное посмешище. Очень часто он пачкает одежду и совершает всевозможные непристойности. Он воняет и рыгает. Его фамильярность претит всем приличным людям. Его песни раздражают, тем более что часто он напевает неприличные куплеты. Пьяница покупает хорошие фрукты и позволяет им гнить, а добрые люди, которые желают отведать целебных фруктов, возмущаются: «Почему ты обворовал нас, пьяница? Почему ты позволяешь целебным фруктам гнить?» Пьяница устраивает нелепые танцы. Он позирует, как клоун, и чистит уши веточками ракитника. Он лезет в драку с любым честным человеком, которому довелось оказаться на его пути, если тот начнет бранить пьяницу за глупость. К северу от Клоути область становилась дикой и безлюдной: во-первых, из-за болот, окружающих реку Джунифер, во-вторых, из-за черных скал, которые делали поля пригодными только для пастбищ. Впервые Джерсен увидел фауну Моудервельта: двуногих тварей, похожих на жаб, которые высоко подпрыгивали, ловя летающих насекомых; стаю ящериц-лис с сине-зеленой чешуей, как у всех ящериц, и одним-единственным глазом. Они с любопытством смотрели на проезжающего мимо Джерсена, а когда он притормозил, приблизились, двигаясь легко и грациозно. Но что им было нужно, Джерсен не понял. Он поехал далыпе, оставив стаю позади. Когда Джерсен миновал Рок-Уоллоус, на него снова нахлынуло чувство одиночества. Пустынные степи простирались до горизонта, земля была голой, без деревьев, покинутой, залитой солнечным светом. Наконец на севере показалась темная линия: деревья вдоль берегов Великой реки. Сразу за рекой местность вновь стала обитаемой. Джерсен проехал через полдюжины деревушек, похожих друг на друга как близнецы: главная улица, несколько пересекающих ее переулков, гостиница, магазины, школа, чуть поодаль столовая, церковь, жилые дома и отдельные коттеджи. К полудню Джерсен прибыл в Гледбитук – деревню, похожую на все остальные, может, только чуть побольше. На ее окраине располагалась таверна «Денкуолл», а на центральной улице находилась более претенциозная гостиница Свичера. Джерсен затормозил около гостиницы, состоявшей из двадцати номеров различных размеров, расположенных на разных этажах. Общие комнаты были экстравагантными, с наклонными потолками и черными досками на полу, со ставнями фиолетового цвета – из-за столетней выдержки под излучением звезды Ван-Каата. Каменный фасад почти полностью закрывали виноградные лозы. Вдоль фасада расселись горожане, отдыхающие в тени. Около стойки в холле стоял мужчина семи футов ростом, тощий, как трость, с бледными щеками и запавшими глазами. – Что вам угодно, сэр? – Жилье, если можно. Мне нужен номер из нескольких комнат. Служащий оглядел Джерсена, поднял брови и опустил уголки рта: – Вы один? – Совершенно один. – И вы хотите несколько комнат? – Если можно… – Ваше желание кажется, мягко говоря, странным. Сколько комнат вы можете занимать сразу? В скольких постелях вы намереваетесь спать? Сколько санузлов необходимо для нормального функционирования вашего организма? – Не имеет значения, – ответил Джерсен. – Если у вас возражения, то дайте мне однокомнатный номер с ванной… Кстати, мой друг Джекоб Бейн уже приехал? – К нам? Нет. – Еще нет? А вообще, есть здесь иностранцы, кроме меня, конечно? – Здесь нет никого по имени Бейн, да и под другим именем тоже. На сегодня вы – единственный постоялец. Пожалуйста, заплатите вперед. Лицо, прибывшее из какого-то неведомого уголка Вселенной, может скрыться, не оплатив счет. Джерсена привели в темную комнату с голубыми стенами и черным потолком, которая в высоту казалась больше, чем в ширину. Подставка поддерживала таз с водой и щетку, какими обычно трут себе спину. Покрывало из серого войлока лежало на кровати, примерно такое же заменяло ковер на полу. Заглянув в ванную, Джерсен обнаружил там полный беспорядок. Хозяин гостиницы не дал ему заговорить: – Сейчас мы не можем вам предложить ничего лучшего. Две ночи назад у нас были постояльцы. Чтобы помыться, используйте таз и щетку. Чтобы удовлетворить другие нужды, спуститесь вниз. Хозяин удалился. «Везет мне, – подумал Джерсен. – Таверна „Денкуолл“, вероятно, еще хуже». Джерсен не долго оставался в комнате. Он вышел на улицу, огляделся и направился к скромному деловому району Гледбитука. На Голчер-вей он повернул налево, по поросшему мхом каменному мосту пересек реку Сладкая Трелони. На набережной стояла статуя, похожая на статую Дидрама Раммела Флатера: человек в одной руке держал нож, другой сжимал мужские гениталии. Надпись на постаменте гласила: ОТДЕЛЯЮЩИЕ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ ОТ ТВОРЧЕСКОЙ ИСТИНЫ! За спиной статуи находилась церковь. Напротив лежало кладбище, которое окружали мощные деодары. Повсюду стояли надгробные статуи – симулакры, мастерски вырезанные из белого мрамора или какого-то синтетического материала. Они располагались группами, словно обсуждали свой горестный удел. На четверть мили дальше широкую и тихую Лебединую реку, стремящуюся к Сладкой Трелони, пересекал другой мост. Вдали Джерсен увидел Высшую Школу Гледбитука… Он остановился, минуту постоял в задумчивости и пошел по Голчер-вей назад в город. В мясной лавке Джерсен спросил у хозяина, где находится ферма, принадлежащая Адриану Хардоаху. – За углом поверните налево, – ответил тот. – Выйдете из города и окажетесь на Кружном Пути. Пройдете четыре мили до перекрестка, повернете налево на Баусгер-лейн. Вторая ферма слева и будет фермой Хардоаха. У них там большой зеленый сарай… А что вы хотите от него? Если денег, то и не надейтесь: он упрям, как запор после сырной диеты. Джерсен пробормотал нечто неразборчивое и вышел. На своей развалюхе он доехал до Кружного Пути и отправился дальше на север. Проехав по прерии около четырех миль, он добрался до перекрестка и повернул на Баусгер-лейн. Милей дальше в сотне ярдов от дороги он увидел ферму, окруженную огородами и утопающую в зелени, которая слабо светилась в лучах звезды ВанКаата. Еще через милю слева от дороги показался маленький коттедж. Возможно, это и есть ферма Хардоаха? Она оказалась довольно скромной, даже ветхой. Джерсен не заметил никаких пристроек. На скамейке, греясь на солнце, сидела пожилая женщина, маленькая и худенькая, с осунувшимся, сморщенным лицом. Рядом с ней на кусте висел моток грубых ниток, и она что-то вязала. Ее пальцы двигались с невероятной быстротой. Джерсен затормозил и вышел из– машины: – Добрый день, мадам. – Добрый день, сэр. – Здесь живет Хардоах? – Нет, сэр. Что вы! Хардоах живет дальше, еще милю по дороге. В пятидесяти ярдах в стороне от коттеджа Джерсен заметил полуразрушенное старое здание, окруженное зарослями сине-черного гипсапа. – Это похоже на старую школу, – сказал Джерсен. – Так и есть, и я проработала там тридцать лет, а еще двадцать сижу здесь и наблюдаю, как она постепенно разрушается. Теперь все водят детей в Лек, в новую школу. – Вы давно живете здесь? – Да, конечно. У меня никогда не было мужа. Я пью воду, сыворотку и ликер. Я следовала Учению как можно точнее и была хорошей учительницей. – Значит, вы учили Говарда Хардоаха? – Да, я. Вы его знаете? – Немного. Старая женщина посмотрела на небо, вспоминая давно прошедшие годы. – Меня часто удивляло, что происходит с Говардом. Он был странным мальчиком… Таким умным… У меня где-то была его фотография, но я никак не могу найти ее. Он напоминал эльфа. Помню его на школьном карнавале, в зелено-коричневом костюме эльфа. Да он и был маленьким эльфом с искривленным, озабоченным, мрачным лицом. А, да, он дружил с крошкой Тамми Флатер! Красавица. Как-то они поссорились. Она много плакала, а Говарда жестоко наказал отец. Его семья – фундаменталисты, а они ведь самые строгие из Отгородившихся. Большинство их уже умерло. А вы не фундаменталист? – Я вообще не признаю секты. – Фундаменталисты женятся на тех, у кого вера сильнее. Они очень чувствительны в этом вопросе, вот и все. Они отстаивали право на человеческие грехи. У них брат может жениться на сестре, а кузен на кузине. Таким образом они хотели достичь совершенства. Вы видели в городе статую Дидрама Раммела Флатера? О-о, он был мастером и делал работу, которую необходимо было сделать. Но его мало благодарили, особенно те, для кого он сделал больше всех. О-о, то были незабываемые дни! Тогда Учение имело множество сторонников! Теперь старые идеи не почитают. – Говард, наверное, был тихим? – Иногда. Он бывал милым настолько, насколько это вообще возможно. А его. сверхъестественное воображение! А как он любил цветы! Как работала его маленькая головка! Однажды он рассортировал цветы по окраске, чтобы устроить Сражение Цветов. Уверена, такого дикого гротеска вы никогда не видели – летающие лепестки и… крики умирающих. Говард гонялся как угорелый, ведя в атаку свои Красные войска против Синих; розы умирали с большим мужеством, а колокольчики побеждали вербену. Да, что это был за день! Потом он пошел в Высшую Школу, и там, как говорили, ему не повезло. Он был маленьким, слишком молодым, и большие ребята придирались к нему. Потом он не поладил с Садалфлоурисами, и, естественно, разгорелся скандал… – Как так? – М-м… Мне вообще-то лучше помолчать, но ведь это было давно, времена теперь изменились, хотя Садалфлоурисы все еще важные персоны. Говарду понравилась одна из девушек. Я думаю, Саби. Она, понятное дело, заигрывала с ним, и Говард сделал что-то достойное порицания. Садалфлоурисы пришли в ярость, но Говард поспешно улетел с планеты, скрылся от возмездия. Джерсен склонился над рукоделием женщины: – Как красиво вы вяжете! – Это все, что я могу делать. Я вяжу и этим зарабатываю себе на хлеб. Джерсен дал ей около десяти севов: – Свяжите что-нибудь и для меня. Если я не вернусь, можете смело продать мой заказ кому-нибудь. Не сомневайтесь. – Благодарю вас, сэр! – Не за что. Мне понравился ваш рассказ, но я должен отправляться дальше. Проехав еще милю по дороге, Джерсен приблизился к ферме с приметным зеленым сараем. Он остановил автомобиль и осмотрел дом, похожий на многие другие; три этажа из розового известняка с голубой отделкой на окнах, высокая крыша с фронтоном и со слуховыми окошками. На заднем дворике, в саду, работал человек в синих брюках и черной рубашке с мотыгой в руках. Заметив Джерсена и автомобиль, он прекратил работу и пристально посмотрел в их сторону. Джерсен въехал во двор. Мужчина приблизился. Очевидно, это и был Адриан Хардоах. Его волосы, желто-каштановые с седыми прядями, были подстрижены кое-как. Лицо узкое, худое и обветрившееся. Он недоверчиво рассматривал Джерсена. – Сэр? – Это Домашняя Ферма? – Да, это так. – А вы Адриан Хардоах. – Да, – Хардоах говорил мягким глубоким голосом. – Я Генри Лукас, представляю журнал «Экстант». Прибыл сюда из Понтифракта на Элойзе. – А-а, это насчет конкурса в журнале? – Хардоах оживился. – Правильно. Среди миллионов приславших ответы вы были первым, кто правильно узнал номер шесть на фотографии, вашего сына, конечно. Адриан Хардоах вдруг встал в оборонительную позу: – Какая разница? Узнал – значит, узнал. – Никто не спорит. В сущности, я приехал, чтобы вручить награду. – Вот это новость! Сколько? – По нашим правилам, первый правильный единичный ответ оценивается в триста севов. Я привез вам эту сумму. – Благословение снизошло на нас с помощью Дидрама! Знаете что, если бы вы приехали на час раньше, то смогли бы встретиться и с самим Говардом. Он при. был на встречу выпускников школы. Джерсен улыбнулся и пожал плечами: – Странное совпадение, конечно. Но для меня это не имеет значения. Он просто человек с фотографии. – У него дела идут хорошо, у Говарда, хотя он и покинул нас без гроша. Прошло уже много лет… Но заходите в дом, жена тоже должна услышать хорошие новости. По правде говоря, я начисто забыл о письме и даже не подумал спросить Говарда о его рекламе. Благодаря этому снимку люди теперь должны узнавать его повсюду. – Некоторые и оказались такими наблюдательными, сэр. Джерсен поднялся за Адрианом Хардоахом по ступеням и оказался в опрятной кухне. Женщина, почти такая же высокая, как Адриан, внимательно посмотрела на Джерсена. Ее лицо, чем-то неуловимо похожее на лицо Трисонга, заинтересовало Джерсена. Глаза, посаженные чуть ближе; чем обычно, под широким, квадратным лбом, длинный, прямой нос, нависающий над бледными губами и почти отсутствующим подбородком. В этом лице не было даже намека на мягкий нрав и чувство юмора. Все же, услышав сообщение Адриана о выигрыше, она изобразила нечто похожее на гримасу удовольствия: – Ладно, это хорошо! Значит, Говард волей-неволей вознаградил нас! – Да, похоже. Ну а как с чаем, Реба? Что вы скажете на это, мистер Лукас? Как насчет хорошей пшеничной лепешки? – Я скажу большое спасибо. Жестом Адриан пригласил Джерсена сесть за стол. Тот достал пачку банкнот и стал их пересчитывать. Адриан благоговейно заговорил: – Подумать только, ведь я совершенно случайно взглянул на эту фотографию, и то лишь потому, что «Экстант» выпускается за пределами нашей планеты. А кто выиграл главный приз? – Люди, изображенные на фотографии, весьма разные, и случай свел их на одном курорте. Первым правильно назвал их имена слуга из ресторана. Ваш сын тоже обратился к нам с заявлением, но слишком поздно. Реба Хардоах язвительно улыбнулась: – Похоже на Говарда. Жаль… Тс-с! Я слышу Ледесмуса. Это старший брат Говарда, человек совершенно иного склада. У него ферма на той стороне реки Текучки. Ледесмус остановился в дверях, с удивлением глядя на незнакомого человека. Он был более грузным, чем отец, и румяным, как яблоко. Глаза с тяжелыми веками придавали его лицу лукавое, насмешливое выражение. Адриан сказал: – Ледесмус, подойди и познакомься с мистером Генри Лукасом с далекой планеты. Он привез нам деньги. Ледесмус сложил губы трубочкой и присвистнул: – Что за день! Сначала Говард появляется из небытия, а теперь и мистер Лукас. – Совпадение, – объяснил Джерсен. – Все-таки жалко, что я разминулся с ним. Ведь мне заказали написать статью о людях, изображенных на фотографии. Адриан заговорил ровным, спокойным голосом: – О Говарде можно рассказать не так уж много. Он никогда не работал на нашей ферме, не занимался сельским хозяйством. В школе он был мечтателем, и я думаю, из-за своих постоянных путешествий он так и не добился успеха в жизни. – Ты всегда был суров к мальчику, – заявила Реба. – Он сюда вернется? – спросил Джерсен. – Нет, – коротко ответил Адриан. – Странно, что после долгих лет разлуки он побыл у вас всего пару часов. Реба попыталась объяснить: – Мы насмотрелись столько его вардеспанта[13]. Мы огорчены тем, что он сбился с правильного пути Учения. Если бы он отряхнул звездную пыль со своих каблуков и вернулся домой, чтобы работать на полях вместе с Ледесмусом… Как бы мы радовались… Ледесмус лукаво улыбнулся Джерсену: – Он не вернется. Но мы и не примем его, так как он больше не соблюдает приличий. Адриан согласился: – Да, он не вернется. Он ушел, даже не обернувшись. Сказал только: «Здесь все по-прежнему. И ничего-то не изменилось». Он провел довольно много времени в своем старом кабинете, а потом посидел с матерью. – В своем кабинете? – Вон в той хибарке, где стоит насос. Раньше он там проводил все свое время с книгами, бумагой и цветными карандашами. Ледесмус печально добавил: – Говард слишком много читал о всяких неземных вещах. Там у него были стол и стул. Он засиживался до полуночи, жег свет, пока мы не загоняли его в постель. Говард был настоящим вердом[14]. – Где же он остановился? Адриан ответил с сомнением: – Он что-то говорил о друзьях, которых хотел навестить. Ледесмус весело рассмеялся: – Друзья? У Говарда? У него их никогда не было, кроме разве бедняги Нимфи Клидхо, да и с ним Говард не сильно-то дружил. – В таком случае, – сказала Реба, – ты не знаешь всего, Ледесмус. А Адриан добавил: – Говард приехал на встречу выпускников. Он мог бы, конечно, погостить дома, ведь он все-таки тут родился, вырос, здешняя земля взрастила его. Джерсен протянул ему пачку севов: – Вот, сэр. Это ваш приз. Мы благодарим вас за участие в нашем конкурсе. Вероятно, вы захотите подписаться на «Экстант». Адриан почесал подбородок: – Мы подумаем об этом. «Экстант» – инопланетное издание, у нас несколько иные интересы. Если я не могу понять действия дурных Ульмов в соседней области на севере от нас, какое мне дело до происходящего на Альфератце или на Кафе? Нет, мы интересуемся только собственными достижениями. И Чистой Истиной. Так говорит нам Дидрам. – Благословенны следующие Учению, – пробормотала Реба. Джерсен встал: – Если можно, мне хотелось бы осмотреть вашу ферму. Это послужит фоном для статьи, которую я должен написать о Говарде. – Конечно. Ледесмус, покажи джентльмену нашу ферму. Джерсен и Ледесмус вышли во двор. Ледесмус внимательно посмотрел на Джерсена: – Значит, вы напишете о Говарде? Кто же захочет читать о нем? – Конкурс вызвал огромный интерес. Я упомяну вашего отца и мать и, естественно, вас. – Тогда да. А там будет мой портрет? – К сожалению, нет. Я не взял с собой фотоаппарата… Вы старше Говарда? – На три года. – У вас с ним были хорошие отношения? – Вполне. Отец прав. Я работал, а он мечтал в своем кабинете. Джерсен остановился в нерешительности. След Говарда Алана Трисонга был четким, но, казалось, никуда не вел. – Можно заглянуть в кабинет Говарда? – Он чуть дальше и совсем не изменился за двадцать пять лет. Мы перекачиваем воду из пруда для полива орхидей и овощей. А воду для дома берем из колодца. Там другой насос. Ледесмус показал дорогу к сараю, который оказался десяти футов длиной и восьми шириной. Ледесмус толкнул дверь, и та со скрипом отворилась. Свет проникал через два окна, освещая пыльное помещение. – Здесь все осталось таким, как было раньше, – сказал Ледесмус. – Вон там его стол, а это тот самый стул, где он планировал свои похождения. На этих полках стояли книги и лежали бумаги. Говард был опрятным. Все у него лежало на своих местах. – А где его книги и бумаги? – Трудно сказать. Некоторые унесли в дом, другие сожгли. Говард заботился о своих вещах. Когда он отправлялся в дальний путь, то не оставлял следов. Он любил секреты. – У него были друзья? Или девушки? Ледесмус усмехнулся, и в этой усмешке прозвучали и презрение, и удивление. – Говард никогда не умел обращаться с девушками. Он говорил слишком много, а делал слишком мало, если вы понимаете, что я имею в виду. Ему нравились девушки маленького роста, и он грязно позабавился с одной или с двумя, но об этом не пишите… Отец никогда не слышал этих историй, – Ледесмус бросил взгляд через плечо на дом. – Он бы содрал с Говарда шкуру даже за чтение надписей на заборах. А Говард только и хотел сменить окружение. Мы ему не подходили, можете поверить? Я никак не могу его понять, но если Святой Мартис не хотел, чтобы девушки играли с ним в любовные игры, Говард кусал их, оставляя следы, как от капканов… Понимаете, что я имею в виду? Но и это не имело большого значения. Говард вытворял что хотел. По-настоящему он любил только девушку по имени… Как ее звали? Она утонула в озере Персиммон… Зида Менар. Очень хорошенькая… Друзья? Был Нимфи Клидхо. Он жил дальше по дороге. Отцу это не понравилось, так как старый Клидхо был тогда городским мармелайзером. – Что такое мармелайзер? – Вы видели кладбище, где хоронят местных жителей? Там стоят мармелы. Это тихая работа, работа с мертвецами, и вообще… Спокойная. Хотя потом они уехали. Так вот, Клидхо можно было назвать другом Говарда, если Говард вообще с кем-то дружил. – Ледесмус повернулся к Джерсену. – Я разрушил эту дружбу. И моя глупость. – Это как? – Ну, у Говарда была записная книжка, и он очень дорожил ею. Однажды Нимфи вызвал его из «кабинета», и они пошли зачем-то к матери или еще куда-то. Я залез в окно, взял ту красную книжечку и забросил ее за насос. Судьбе было угодно, чтобы книжечка проскользнула между насосом и стенкой. Я вышел из сарая и стал ждать. Вернулся Говард и хватился своей книжечки, но не смог ее найти. Никогда я не видел его таким. Он говорил странным голосом, обыскивал все вокруг. Потом он увидел бедного невинного Нимфи и бросился на него. Я выбежал из укрытия и сгреб Говарда, прежде чем он успел прибить приятеля. С тех пор они больше не дружили. Если сказать правду, я с тех пор Нимфи больше никогда и не видел. Летом Говард уехал познавать Учение, и я забыл о книжке. Можно посмотреть. Она, наверное, все еще там. – Ледесмус просунул руку за насос. – Надеюсь, не ухвачусь за канга[15]… Кажется, дотянулся. Он вытащил красную записную книжку и перебросил ее Джерсену, который, повернувшись к свету, заглянул в нее. Ледесмус вышел из домика: – Что там? Джерсен пролистал книжечку. Ледесмус пробежал взглядом по ее страницам: – Ничего особенного… Что это за тип письма? Я никогда не видел ничего подобного. – Трудно разобрать. – Какое дурачество! Что за польза писать так, чтоб никто не смог прочесть? А вот здесь рисунки: герцоги, короли в расшитых костюмах. Какой-то карнавал. Отец думал, Говард переписывает Органон. Мне казалось, что здесь дело связано с девочками. А Говард всех нас одурачил. – Похоже, – кивнул Джерсен. – Я попрошу это у вас в качестве сувенира из Гледбитука. Вы согласитесь принять от меня десять севов за беспокойство? – Ну, я не знаю… – Ледесмус заколебался, но деньги взял. – Мне кажется, отец бы этого не одобрил. Не говорите ему ничего. – Я-то не скажу, а вы не напоминайте Говарду о книжечке, если увидите его раньше меня. Интересно, где он сейчас? Ледесмус пожал плечами: – Пока он говорил с отцом, я решил, что он будет жить у нас, но вскоре он ушел. Он может остановиться в– гостинице Свичера, так как она лучшая в городе. Вернувшись в Гледбитук, Джерсен подошел к дереву перед гостиницей и сел за один из столиков, расставленных на открытом воздухе, спиной к заходящему солнцу. Черная тень от дерева пересекала розовую поверхность стола. Высокий нервный официант подошел, чтобы принять заказ. – Чего изволите? – Что у вас на ленч? – Ленч уже прошел, сэр. Сейчас немного поздновато. Я могу принести вам тарелку маунса с хорошим хлебом. – Что такое маунс? – Ну, это смешанное блюдо из трав и речной рыбы. – Меня вполне устроит. – Вы будете пить? – А что можете предложить? – Все что пожелаете. – Я бы хотел пинту холодного пива. – Пива у нас нет, сэр, ни холодного, ни теплого. – Тогда покажите мне меню или прейскурант. . – У нас нет ничего такого. Люди знают, что у нас есть, и не читая меню. – Ясно… Что заказали вон те люди? – Они выбрали охлажденный коктейль, какой обычно пьют перед сном. – А вон те? – Сок, от которого путаются ноги. – Что еще можно заказать? – Почечный тоник. Ниббет. Кислый сок. Сок из вишневых веточек. – Что такое ниббет? – Витаминизированный чай. – Я, – пожалуй, остановлюсь на ниббете. – Минутку, сэр. Парень удалился, а Джерсен стал обдумывать ситуацию. Где-то рядом находился Говард Алан Трисонг. Джерсен почти физически чувствовал его присутствие. Если бы его удалось выманить из города, упомянув о старой записной книжке, и утопить в Сладкой Трелони, то дело можно было бы считать законченным. Вряд ли все пойдет гладко… Официант принес тарелку с рыбой, хлеб и чайник. Джерсен налил чай, попробовал, ощутив аромат, которому сначала не смог подобрать названия. Один из компонентов чуть обжигал язык, а потом и весь рот. Парень, пряча улыбку, вежливо спросил: – Как вам нравится ниббет, сэр? – Замечательно. – Джерсен едал белое мясо с пряностями и рисом в квартале Ласкар на Замбоанге, пивал перцовый ром в «Мамочкиной Раскаленной Штучке» в Селе на Копусе. – Кстати, я поджидаю друга с иной планеты. Мне кажется, его еще нет в гостинице. У вас заказаны номера для мистера Слейда или каких-нибудь других иностранцев? – Не знаю, сэр. Джерсен достал монету: – Узнайте, но незаметно, так как я хочу сделать сюрприз моему другу. Он приезжает на школьную вечеринку выпускников. Официант подхватил монету и исчез. Джерсен вяло жевал маунс, как ел дюжину подобных блюд на других обитаемых планетах. Официант вернулся: – Ничего похожего, сэр. У нас нет забронированных номеров. – Где же он мог остановиться? – Есть еще таверна «Сырые Стены» дальше по дороге, но у них слишком бедная обстановка. Курорт Отта на озере Скуни, где останавливаются богатые люди. Да, еще есть поблизости гостиница «Грязные Углы». – Ясно. Где тут телефон? – В гостинице, но сначала вы заплатите за маунс и ниббет… А то со мной уже проделывали подобные трюки. – Как хотите. – Джерсен выложил деньги. – И второе. – Он дал официанту еще один сев. – Будьте добры, позвоните сначала на озеро Скуни, а потом в таверну «Сырые Стены» и узнайте о постояльцах, прибывших туда на встречу выпускников. Будьте осторожны, не упоминайте обо мне. – Как скажете, сэр. Прошло несколько минут. Джерсен выпил еще немного ниббета. Вернулся официант: – Ни одного иностранца, сэр. Участники встречи в большинстве своем местные, хотя несколько человек приехали из-за рубежа. Дядя Дитти Джингол приехал из Бантри, есть несколько человек из Уимпинга. Ваш друг, вероятно, прибудет сегодня вечером. Что-нибудь еще, сэр? – Попозже. Парень ушел. Джерсен достал красную книжечку. В начале стоял заголовок, тщательно выписанный большими буквами: КНИГА ГРЕЗ Джерсен открыл книгу и сосредоточил свое внимание на записях молодого Говарда Хардоаха… Прошли час, два… Джерсен отвлекся, осмотрелся, прикинул высоту звезды Ван-Каата над горизонтом. Много позже полудня… Он медленно закрыл книжечку и засунул ее в карман. Потом обратился в официанту, обслуживающему его столик: – Как вас зовут? – Витчинг, сэр. – Витчинг, вот еще один сев. Он ваш. Возможно, будут еще. Я хочу, чтобы только вы обслуживали меня в этом заведении. Витчинг подмигнул: – Очень хорошо, сэр. Но как это сделать? Я не могу идти против Учения. Это повредило бы всем моим добрым делам в прошлом. – Никакого конфликта с Учением нет. Я хочу, чтобы вы пронаблюдали за тем человеком, о котором я говорил, и, когда он появится, сразу бы сообщили мне. – Совсем другое дело! Не вижу причины, которая помешала бы мне сделать это. – Запомните, все должно храниться в тайне! Если вырвется хоть одно слово, я серьезно разозлюсь. – Не беспокойтесь, сэр! Джерсен положил сев в тощую руку официанта: – Сейчас я пойду прогуляюсь по городу. – Здесь нет ничего интересного для приезжих, которые, как вы, сэр, побывали в Клоути. – И все же я прогуляюсь. Запомните, никому ни слова о нашем деле! – Договорились, сэр. Джерсен пошел по улице. Теперь одежда, купленная в Клоути, делала его заметным. Он задержался около магазина и посмотрел на товары. В витрине рядом с дверью стояли тупоносые ботинки черного цвета. На вешалках висели рубашки, шляпы и высокие гамаши из серой ослиной кожи, вышитые зеленым и красным. Он вошел в магазин и подобрал себе костюм гледбитукского обывателя: пиджак с высокими плечиками из черной материи, брюки без пуговиц, перетянутые на коленях черными ремнями, широкополую зеленую шляпу, низко надвигающуюся на лоб, с тульей, отогнутой назад. Из зеркала на него смотрел деревенский парень, достаточно мягкий и простой, чтобы обмануть взгляд гостя из другого мира. Выйдя из магазина, он повернул на Голчер-вей, перейдя Сладкую Трелони, прошел мимо Дидрама Раммела Флатера, мимо церкви Ортометристов, напротив которой на кладбище стояли мармелы мертвецов, похожие друг на друга, словно родственники. Не поворачиваясь, Джерсен пошел дальше, и ему казалось, что пустые белые глаза мармелов следят за ним. Через четверть мили он перешел Лебединую реку и остановился перед школой. Строение соответствовало архитектурным вкусам Маунишленда: с каждой стороны здания – крыло, венчавшееся причудливой башенкой, тяжелая ступенчатая крыша, на самом верху которой находилась колокольня с медным колоколом, окруженная высокой медной оградой. В серебряном свете заходящей звезды Ван-Каата каждая деталь, каждый кирпичик, кронштейн и деталь орнамента контрастировали друг с другом. Надпись над воротами гласила: ВСТРЕЧА, Скачущей Камбалы? Странное выражение, специфическая шутка, наверное, понятная только ученикам класса… Невозможно представить себе Трисонга в таком окружении, бредущего по этой дороге, поднимающегося по школьным ступеням, выглядывающего из высоких окон… Между северным крылом и Лебединой рекой располагался павильон, где учащиеся могли отдохнуть, поболтать, полюбоваться на реку. Теперь в павильоне суетились несколько мужчин и женщин. Они подвешивали гирлянды, расставляли столы и стулья, украшали сцену вымпелами, высокими позолоченными опахалами и кисточками. Джерсен прошел по дорожке, поднялся по широким ступеням из отполированного красного порфира, пересек площадку, подошел к бронзовым застекленным дверям, одна половина которых оказалась открытой. Он вошел и оказался в длинном актовом зале, в дальнем конце которого через другие двери пробивались потоки лучей звезды Ван-Каата. На стенах по обеим сторонам висели стенды с фотографиями бщвших учеников. Джерсен стоял, прислушиваясь. Было тихо, если не считать музыки, то усиливающейся, то замолкавшей, то резко обрывавшейся. Ближайшая дверь была не заперта. Заглянув туда, Джерсен увидел высокого мужчину с худым лицом и светлыми волосами в компании двух девушек, играющих на фаготах. Джерсен отошел в сторону и стал рассматривать фотографии на стене. Первые фото были сделаны пятьдесят два года назад. По мере того как Джерсен шел дальше и дальше по коридору, даты приближались к настоящему времени. Джерсен остановился у фотографии, изображавшей класс двадцатипятилетней давности. Подавшись вперед, он стал изучать молодые лица выпускников. Некоторые гордо позировали, другие ехидно улыбались, остальные угрюмо скучали… Послышались голоса и шаги. Из музыкальной комнаты вышли учитель и ученицы. Учитель подозрительно посмотрел на Джерсена. Девушки, бросив быстрый взгляд, удалились. Учитель заговорил жестким и педантичным голосом: – Сэр, школа уже закрыта для посетителей. Я ухожу и должен запереть дверь. Могу ли я попросить вас удалиться? – Я ждал вас, сэр. Не уделите ли вы мне минутку? – Что вам угодно? Джерсен начал развивать идею, которая только что пришла ему в голову: – Вы преподаете музыку в этой школе? – Да, я профессор Кутте. Я создаю из маленьких варваров чудо-музыкантов. В других местах меня зовут Вальдемар Кутте, Магистр Музыки и Дирижер Большого Салонного Оркестра. – Вальдемар Кутте смерил Джерсена пронзительным взглядом. – А вы кто?… С другой планеты, насколько я вижу? – Как вы это определили? – спросил Джерсен. – Я думал, что выгляжу как обыкновенный житель Гледбитука. – Только не в этих неуклюжих ботинках. И брюки вы носите чрезмерно низко спущенными. Мы здесь культивируем свой стиль, а не расхлябанность. Вы выглядите так, словно вырядились для маскарада. Джерсен уныло рассмеялся: – Попытаюсь исправиться в соответствии с вашими указаниями. – Всего хорошего, сэр. Я должен идти. – Одну минуту. Большой Салонный Оркестр будет играть послезавтра на торжестве? Вальдемар Кутте отрывисто бросил: – Они не наняли оркестр из-за финансовых ограничений. – Но ведь ваш оркестр должен присутствовать. – Возможно. Но, как всегда, находится кто-то чересчур крепко держащийся за кошелек. Обычно самый богатый из власть имущих. – Потому-то они и стали богатыми. – Да. Вероятно. – Как долго вы преподаете музыку? – Очень давно. Я отпраздновал двадцать пятую го: довщину этого события еще три года назад. И могу добавить, что никто, кроме меня, серьезно не относится к таким «праздникам». – Значит, вы учили музыке этих детей? – Джерсен указал на фотографию на стене. – Я занимался со многими из них… Некоторые имели желание, но были бесталанны. У других, наделенных талантом, не было желания. Значительно больше учеников не имели ни того, ни другого. И только некоторые обладали и тем, и другим. Этих я помню. – Кто же из этого класса был музыкантом? – Так. Дорбен Садалфлоурис прекрасно играл на танталяне. Надеюсь, он все еще играет для себя. Мартиша Ван Боуфе… Она пробовала играть на разных инструментах на протяжении четырех лет, но всегда играла слишком вяло. Говард Хардоах был самым одаренным, но недисциплинированным. Увы, он, должно быть, уехал в далекие края. – Говард Хардоах? Который из них? – Третий ряд, в самом конце, парень с каштановыми волосами. Джерсен внимательно рассматривал фото Говарда Алана Трисонга. Лицо с квадратным лбом, широким и высоким, опрятные светло-каштановые волосы, пылкий взгляд сине-серых глаз. Ощущение чистоты помыслов и здоровья портили узкий подбородок, угрюмый женственный рот и нос, слишком длинный и слишком тонкий.. – …Фадра Хессел, единственная из выпускников этого года, конечно, играет до сих пор. Признаюсь, мне помнится слишком мало имен… Сэр, я должен идти и запереть школу. Они вышли. Вальдемар Кутте запер дверь и поклонился: – Было приятно побеседовать с вами, сэр. – Одну минуту, – сказал Джерсен. – Мне в голову пришла отличная мысль. Меня гложет сентиментальная тоска по выпускникам того года, и как анонимный благодетель я хочу нанять хороший оркестр, чтобы встреча получилась веселее. Вы можете предложить что-нибудь? Преподаватель замер, напряженно моргая. – Совершенно случайно могу. Предлагаю вам Большой Салонный Оркестр Вальдемара Кутте, которым лично руковожу. Это единственный оркестр здесь. Правда, существуют и другие местные коллективы: фольклорная группа, оркестр «Бах и бух» и так далее, но в этом уголке я руковожу единственным достойным оркестром. – Что вы делаете послезавтра вечером? – Я совершенно свободен. – Тогда будем считать, что мы договорились. Какую вы назначите цену? – Дайте подумать… Сколько инструментов потребуется? В общем, у меня есть две тарелки, правая и левая, цимбалы, флейта-сопрано, кларнет, гамба, виброн, скрипки, гитара и фагот классического образца. За все это я обычно прошу двести севов, но… – Профессор Кутте с сомнением посмотрел на Джерсена. – Я не буду торговаться, – сказал Джерсен. – Можете рассчитывать на две сотни и еще пятьдесят севов. Мое единственное условие: я хочу стать членом вашего оркестра, но только на это выступление. – О! Так вы музыкант? – Не пробовал сыграть ни ноты. Я буду тихо постукивать по барабану и никого не потревожу. – Вы потревожите всех! Барабан – это слишком шумно! – Тогда что вы предложите? – Нелепость какая-то… Почему вы просто не послушаете из-за сцены? – Я хочу непосредственно участвовать. Но если вы не можете… – Нет! Я что-нибудь придумаю. Вы способны играть так, как я скажу вам? Джерсену стало стыдно за собственную неумелость. – Никогда не пробовал. – Ба! Потрясающе! Пойдемте со мной. Посмотрим, что можно сделать… |
||
|