"Холодная гавань" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Джек)Глава 4Сразу за деревней находился холм, странное место, обозначенное на картах как древний форт. Женевьева Треванс очень любила этот холм. С его гребня она могла сидя наблюдать за прибоем, набегавшим на коварные отмели, и только морские птицы были рядом с ней. Она взобралась туда после завтрака, чтобы нанести прощальный визит. Накануне вечером она спокойно констатировала, что опять здорова, а налеты на Лондон, по сообщениям «Би-би-си», участились. В госпитале, конечно, каждая пара рук на счету. Стояла чудная мягкая погода, какая бывает только в Северном Корнуолле и нигде больше, небо синее, на море легкие волны. Впервые за несколько месяцев она чувствовала внутренний покой; расслабленная и радостная, она повернулась и поглядела вниз, на деревню. Ее отец работал в саду старого дома приходского священника. Потом она вдруг заметила машину. Во время войны, когда горючее строго ограничено, это означает приезд либо доктора, либо полиции. Но когда машина подъехала ближе, Женевьева с удивлением поняла по ее цвету, что это военный автомобиль. Машина остановилась у калитки дома священника, и из нее вышел человек в форме. Женевьева сразу побежала вниз. Она видела, как ее отец выпрямился, положил лопату и пошел к калитке. Они обменялись парой слов с человеком в форме, пошли по тропинке и вошли в дом. Ей понадобилось не больше трех минут, чтобы добраться до подножия холма. Когда она спустилась вниз, парадная дверь открылась, из нее вышел отец и пошел ей навстречу. Они встретились у калитки. Его лицо было ужасно напряжено, взгляд совершенно остекленевший. Она взяла его руку: — В чем дело? Что случилось? Его глаза остановились на ней на какое-то мгновение, и он отпрянул, как будто испугавшись. — Анн-Мари, — сказал он хрипло. — Она мертва. Анн-Мари умерла. — Он кинулся мимо нее к церкви. Почти бегом, нелепо прихрамывая, он миновал кладбищенский двор и крыльцо. Тяжелая дубовая дверь закрылась за ним с гулким ударом. Небо было по-прежнему голубое, грачи громко перекликались на деревьях за церковью. Ничего не изменилось, но все сразу стало другим. Женевьева стояла, словно окоченев. Никаких чувств, пустота. Сзади послышались чьи-то шаги. — Мисс Треванс? Она медленно повернулась. Форма на человеке была американская — расстегнутый плащ, накинутый поверх оливково-зеленого мундира. Майор, несколько орденских планок на груди. Их было удивительно много для такого молодого человека. Фуражка, надетая слегка набекрень, ладно сидела на золотистых волосах, в которых играли красноватые отблески. Гладкое, очень спокойное лицо, глаза холодного серого цвета, как Атлантический океан зимой. Он уже собирался заговорить, но внезапно закрыл рот, как будто онемев. — Вы, кажется, принесли нам плохие вести, майор? — спросила она. — Майор Осборн, — он откашлялся. — Крэйг Осборн. Боже, мисс Треванс, мне вдруг показалось, что я вижу привидение. Она повесила его плащ в гостиной и открыла дверь в кабинет. — Проходите сюда. Я попрошу экономку приготовить нам чаю. Кофе, боюсь, нет. — Вы очень добры. Она заглянула на кухню: — Приготовьте нам чаю, миссис Трембат. У меня гость. Папа в церкви. Боюсь, мы получили плохие новости. Экономка отошла от раковины, вытирая руки о фартук: высокая худощавая женщина с сильным лицом, типичная корнуоллка, очень спокойная, с проницательными голубыми глазами. — Анн-Мари, да? — Она мертва, — сказала Женевьева тусклым голосом и закрыла дверь. Когда она вошла в кабинет, Крэйг стоял у камина, разглядывая детский снимок Анн-Мари и Женевьевы. — Почти нельзя отличить уже тогда, — сказал он. — Это невероятно! — Вы, кажется, знали мою сестру? — Да, я встретил ее в 1940-м, в Париже. Я был журналистом, мы стали друзьями. Я знал, что ее отец англичанин, но, честно говоря, она никогда не упоминала о вас. Ни малейшего намека на то, что у нее есть сестра. Женевьева Треванс ничего не ответила ему. Она села в кресло у камина и спокойно спросила: — Вы приехали издалека, майор? — Из Лондона. — Долгая дорога. — Но несложная. Почти никакого движения на дорогах теперь. Последовала неловкая пауза, почти невыносимая, и Женевьева спросила: — Как умерла моя сестра? — В авиакатастрофе, — ответил Крэйг. — Во Франции? — Да… — Откуда вы знаете? — удивилась девушка. — Ведь Франция оккупирована. — У нас свои каналы связи. У людей, на которых я работаю. — А кто они такие? Дверь открылась, и вошла миссис Трембат с подносом, который она аккуратно поставила на маленький столик. Кинув быстрый взгляд на Осборна, она вышла из кабинета. Женевьева разлила чай. — Должен сказать, что вы очень хорошо держитесь, — отметил он. — А вы только что ухитрились не ответить на мой вопрос, но это неважно. — Она передала ему чашку. — Мы с сестрой никогда не были близки. — Разве это не странно для близнецов? — Она уехала жить во Францию в 1935-м, когда умерла мама. Я осталась с отцом. Все очень просто. Теперь давайте начнем с самого начала. Так на кого вы работаете? — ОСС — Отдел стратегической службы, — ответил он. — Это довольно специфическая организация. Она заметила странную деталь в его одежде. На правом рукаве была эмблема с изображением крыльев с буквами СФ в середине (позже она узнала, что это означает Специальные формирования), а ниже — крылья английских парашютистов. — Коммандос? — Нет. Большую часть времени наши люди вообще не носят форму. — И вы пытаетесь убедить меня в том, что моя сестра ввязалась в подобные штучки? Он достал пачку сигарет и предложил ей. Она отрицательно покачала головой. — Я не курю. — А мне можно? — Сколько угодно. Он закурил, поднялся и подошел к окну. — Я встретил вашу сестру весной 1940-го. Я работал для журнала «Лайф». Она занимала весьма высокое социальное положение тогда, но это вам известно. — Да. Он напряженно глядел в сад. — Я сделал очерк о замке Вуанкур, который по разным причинам не был опубликован, но это означало, что мне нужно было взять интервью у графини… — У Гортензии? Он обернулся с кривой улыбкой на лице. — Настоящая леди. Она тогда только что потеряла четвертого мужа, полковника артиллерии, его убили на фронте. — Да, я знаю. А моя сестра? — О, мы стали… — Крэйг выдержал паузу, — хорошими друзьями. — Он вернулся к камину и сел. — А потом немцы взяли Париж. Я представлял нейтральную страну, и они поначалу не трогали меня, но потом я, по их мнению, связался не с теми людьми, так что мне пришлось быстро смываться. Я приехал в Англию. — Что произошло, когда вы вступили в этот ваш ОСС? — Я попал туда не сразу. Америка в то время еще не была в состоянии войны с Германией. Сначала я работал на аналогичную английскую организацию — ИСО. Можно сказать, та же работа. Я перешел к своим позже. — А как моя сестра оказалась втянутой в эти дела? — Высшее немецкое командование стало использовать имение вашей тетушки. Генералы, адмиралы, разные бонзы — в общем, люди их круга приезжали туда на несколько дней отдохнуть или на совещание. — А Анн-Мари и моя тетка? — Им разрешили остаться, ведь они вели себя лояльно; для пропаганды было хорошо, когда графиня де Вуанкур и ее племянница играли роль хозяек. Женевьева вдруг рассердилась: — И вы ждете, что я этому поверю? Чтобы Гортензия де Вуанкур позволила кому-то использовать себя таким образом?! — Помолчите минуту и дайте мне все вам объяснить, — сказал Крэйг. — Вашей сестре было разрешено ездить в Париж, когда ей этого хотелось. Там она связалась с людьми из Сопротивления. Она предложила нам свои услуги, и, надо сказать, она находилась в очень выгодной ситуации. — Значит, она стала агентом… — тихо проговорила Женевьева. — Вас это не удивляет, как я вижу? — Меня — нет. Возможно, она делала вашу работу в свойственной ей изящной манере. — Война, — тихо заметил Крэйг Осборн, — ни в коей мере не является изящным занятием. То, чем занималась ваша сестра, трудно охарактеризовать этим словом, если помнить, что сделали бы с ней немцы, если бы поймали. — Думаю, я должна сказать вам, что работаю сестрой в госпитале св. Варфоломея в Лондоне, майор, — сказала Женевьева. — Десятый военный госпиталь. В последнюю неделю моего дежурства к нам поступил один из ваших мальчиков, стрелок «летающей крепости», и нам пришлось ампутировать то, что осталось от его рук. Не надо объяснять мне, что такое война. Я имела в виду нечто совсем иное. Если вы знали мою сестру так хорошо, как говорите об этом, я уверена, что вы поняли меня. Крэйг не ответил, он встал и начал быстро ходить взад и вперед по комнате. — Мы получили информацию о специальном совещании, которое немцы собираются провести в замке. Очень важное, настолько важное совещание, что нашим людям потребовалась встреча с Анн-Мари. Она сказала, что отправляется в Париж, и отсюда направили специальный самолет, «лизандр», чтобы доставить ее в Англию для получения инструкций, а потом отправить обратно. — Разве это так просто? — Это делается все время. Регулярное челночное сообщение. Я сам так летал несколько раз. Предполагалось, что она доберется на машине до Сен-Мориса, чтобы сесть в поезд до Парижа. На самом деле машину припрятали, а ее довезли на тракторе прямо до поля, на которое должен был приземлиться «лизандр». — И что произошло? — По сведениям людей из Сопротивления, они были сбиты немецким ночным истребителем, не успев даже набрать высоту. Кажется, самолет взорвался мгновенно. — Понятно, — ответила Женевьева. Он перестал метаться по комнате и зло бросил ей: — Вам не жаль ее? Вам вообще все равно? — Когда мне было тринадцать лет, майор Осборн, — ответила Женевьева, — Анн-Мари сломала мне большой палец на правой руке в двух местах. — Она подняла палец. — Видите, он до сих пор слегка изогнут. Она сказала, что хочет выяснить, какую боль я способна вытерпеть. Она использовала щипцы для раскалывания орехов старого образца, те, что сжимаются очень крепко. Она сказала, что я не должна кричать, как бы ни было больно, потому что я — де Вуанкур. — Боже мой! — прошептал Крэйг. — И я не кричала. Я просто упала в обморок, когда боль стала невыносимой, но палец был уже сломан. — И что было дальше? — А ничего. Просто шалость, которая плохо кончилась, вот и все. Когда дело доходило до отца, сестра никогда не делала ошибок. — Она налила себе еще чаю. — Между прочим, что вы сообщили отцу? — Я просто сказал, что, по сведениям нашей разведки, ваша сестра погибла в тяжелой автокатастрофе. — Но почему вы рассказали правду мне, а не ему? — Потому что вы выглядели человеком, который сможет это вынести, а он — нет. Она мгновенно поняла, что он лжет, но в этот момент мимо окна прошел отец. Она встала. — Я должна посмотреть, как он. Когда она открыла дверь, Крэйг сказал: — Это не мое дело, конечно, но мне кажется, что он меньше всего хотел бы видеть вас сейчас. — Его слова причинили ей боль, настоящую боль, потому что в душе она понимала, что он прав. — Видя вас, он будет страдать еще больше, — сказал он осторожно. — Каждый раз он на мгновение будет воображать, что это она. — Он будет надеяться, что это она, майор Осборн, — поправила его Женевьева. — Ну и что вы можете предложить? — Я собираюсь в Лондон, сейчас еду… И тут Женевьева поняла. — Так вот почему вы здесь? Вы приехали именно за мной? — Да, мисс Треванс. Она вышла, оставив его сидеть у камина. Ее отец снова работал в саду, выдирая траву и бросая ее на тележку. Солнце сияло, небо было синее. Все тот же прекрасный мягкий день, будто ничего не случилось. Он выпрямился и спросил: — Ты уедешь после обеда поездом из Пэдстоу? — Я думала, ты захочешь, чтобы я осталась на время. Я могу позвонить в госпиталь, объяснить, попросить, чтобы мне продлили отпуск. — Разве это что-нибудь изменит? — Он раскуривал свою трубку, его руки слегка дрожали. — Нет, — ответила Женевьева устало. — Думаю, что нет. — Тогда чего ради оставаться? — И он вернулся к прополке. Она прошлась по своей маленькой спальне, проверяя, все ли собрала, и остановилась у окна, наблюдая, как отец работает в саду. Может быть, он любил Анн-Мари больше оттого, что ее не было рядом? Или было что-то еще? Она никогда не чувствовала себя своей в семье. Единственным человеком, к которому она питала искренние чувства, была тетя Гортензия, но она — особый случай. Женевьева открыла окно и обратилась к отцу: — Майор Осборн собирается сейчас в Лондон. Он предлагает мне ехать с ним. Отец взглянул на нее. — Как мило с его стороны. Я бы на твоем месте воспользовался приглашением. — И он вернулся к своим грядкам. Сейчас он выглядел на двадцать лет старше, чем час назад. Как будто он ложится в одну могилу со своей любимой Анн-Мари. Она закрыла окно, в последний раз окинула взглядом свою комнату, взяла чемоданчик и вышла. Крэйг Осборн сидел на стуле возле двери. Он встал и, не говоря ни слова, взял ее чемоданчик. Из кухни вышла миссис Трембат, вытирая руки о передник. — Я уезжаю, — сказала Женевьева. — Береги его. — Разве я не делала этого всегда? — Она поцеловала Женевьеву в щеку. — Ступай, девочка. Твое место не здесь, оно никогда не было твоим. Крэйг подошел к машине и положил ее вещи на заднее сиденье. Она глубоко вздохнула и подошла к отцу. — Я не знаю, когда снова смогу приехать. Я напишу. Он крепко сжал ее в объятиях и быстро отвернулся. — Возвращайся в свой госпиталь, Женевьева. Помогай тем, кому еще можно помочь. Она пошла к машине молча, испытывая странное чувство освобождения от того, что отец так отверг ее. Крэйг помог ей забраться в машину, закрыл дверцу, сел за руль и включил зажигание. Через некоторое время он спросил: — Как дела? — Вы бы сочли меня сумасшедшей, если бы я сказала, что впервые за многие годы я чувствую себя свободной? — ответила она. — Нет, зная вашу сестру, как знал ее я, после всего того, что я увидел сегодня утром, я бы сказал, что все это очень символично. — Ну и насколько же хорошо вы ее знали? — спросила Женевьева. — Вы были любовниками? Крэйг криво усмехнулся: — Вы ведь не ждете от меня ответа, правда? — И все-таки? — Черт возьми, не знаю! Слово «любовник» в нашем случае неуместно. Анн-Мари никогда никого не любила, кроме себя. — Верно, но мы говорим не об этом. Меня интересует физическая сторона, майор. Он рассердился на мгновение, щека его слегка дернулась. — Ладно, мисс, я спал с вашей сестрой один или два раза. Вам от этого легче? Она отвернулась и следующие десять миль они проехали молча. Потом он достал пачку сигарет. — Эти штуки иногда бывают полезны. — Нет, спасибо. Он закурил, слегка приоткрыв окно. — Ваш отец необычный человек. Сельский врач, но, как я прочитал на табличке, член Королевской коллегии хирургов. — Вы что, пытаетесь убедить меня, что не знали этого, когда приехали к нам? — Кое-что знал, — признался он. — Не все. Ни вы, ни ваш отец не представляете себе словарного запаса той Анн-Мари, которую я знал. Она откинулась на сиденье, сложив руки и запрокинув голову. — Тревансы жили в этой части Корнуолла с незапамятных времен. Мой отец нарушил вековую семейную традицию, поступив в медицинское училище и не став моряком. Он окончил Эдинбургский университет летом 1914 года. Он действительно талантливый хирург, это пригодилось ему в полевых госпиталях Западного фронта во Франции. — Я представляю себе, что это было за повышение квалификации, — усмехнулся Крэйг. — Весной 1918-го он был ранен. Шрапнелью в правую ногу. Возможно, вы заметили, что он до сих пор хромает. В замке Вуанкур был санаторий для выздоравливающих офицеров. Вы уже поняли, что было дальше? — Старая сказка, — ответил он. — Но продолжайте. Это интересно. — Моя бабушка, по праву носившая один из самых древних титулов Франции, гордая, как Люцифер, ее старшая дочь Гортензия, ироничная, остроумная, всегда владеющая собой, и, наконец, Елена — молодая, волевая и очень, очень красивая. — Которая влюбилась в доктора из Корнуолла? — кивнул Крэйг. — Мне как-то не верится, что старуха могла это одобрить. — Вы правы, и влюбленные сбежали однажды ночью. Мой отец устроился в Лондоне, и французская родня надолго замолчала. — До тех пор пока Елена не родила двойняшек? — Именно так, — кивнула Женевьева. — Кровь, как говорится, не водица. — И вы начали приезжать в гости в старый замок. — Мама, Анн-Мари и я. Все было очень хорошо. Мы вошли в семью. Наша мама объяснила нам, чтобы мы говорили в доме только по-французски, вы понимаете. — А ваш отец? — О, его никогда не приглашали. Он успешно работал много лет. Главный хирург Гайского госпиталя, квартира на Герли-стрит. — И тут умирает ваша мать? — Верно. От пневмонии. В 1935-м. Нам было в это время по тринадцать лет. Я называю этот возраст «неуклюжим». — И Анн-Мари выбрала Францию, а вы остались с отцом? Что было дальше? — Все просто. — Женевьева пожала плечами типично французским жестом. — Бабуля умерла, а Гортензия стала следующей графиней де Вуанкур, она унаследовала этот титул по праву старшей по женской линии — в нашей семье так было принято еще со времен Шарлеманя. После нескольких замужеств Гортензии к тому же стало ясно, что у нее не будет детей. — А Анн-Мари была следующей наследницей? — Как родившаяся на одиннадцать минут раньше. О, Гортензия официально ничего не объявляла, но отец разрешил Анн-Мари свободно выбирать, хотя ей было всего тринадцать лет. — Он надеялся, что она выберет его? — спросил Крэйг. — Бедный папочка, — кивнула Женевьева. — А Анн-Мари уже тогда прекрасно знала, чего хочет. Для отца это был страшный удар. Он продал все в Лондоне, переехал обратно в Сан-Мартин и купил старый дом приходского священника. — Это готовый сюжет для фильма. Бетт Дэвис в роли Анн-Мари. — А кто играл бы меня? — спросила Женевьева. — Ну как же, Бетт Дэвис, конечно. — Он рассмеялся. — Кто же еще? Когда вы видели Анн-Мари в последний раз? — В пасхальные праздники 1940-го. Мы с папой приезжали в Вуанкур вместе. Это было перед Дюнкерком. Он пытался уговорить ее вернуться с нами в Англию. Она решила, что он просто сошел с ума, и очаровательно отвлекла его от этой идеи. — Да, могу себе представить. — Крэйг выпустил дым в окно и выкинул окурок. — Так что теперь вы законная наследница. Женевьева повернулась к нему, краска внезапно сошла с ее лица. — Боже, помоги мне, я совершенно забыла об этом, совершенно! Он обнял ее свободной рукой. — Эй, солдат, не бойся, все в порядке. Я понимаю ваши чувства. — Она внезапно показалась ему очень уставшей. — Когда мы будем в Лондоне? — К вечеру, если повезет. — И тогда вы расскажете мне правду? Всю правду? Он даже не посмотрел на нее, сосредоточив внимание на дороге. — Да, — бросил он коротко. — Думаю, что могу обещать вам это. — Прекрасно. Пошел дождь. Когда он включил дворники, она закрыла глаза и через некоторое время заснула, слегка повернувшись на сиденье, сложив руки на коленях и положив голову ему на плечо. У нее были другие духи. Она была похожа на Анн-Мари, но не была ею. Крэйг Осборн еще никогда в жизни не чувствовал себя настолько сбитым с толку и вел машину, хмуро уставившись на дорогу. Когда они добрались до Лондона, было уже темно. На горизонте горел пожар, слышалось эхо взрывов — след, оставленный разведчиками Ю-88 С, прилетавшими из Шартра и Ренна во Франции. В городе всюду были следы бомбежек предыдущей ночи. Несколько раз Крэйг вынужден был возвращаться назад, потому что улицы были перекрыты. Когда Женевьева наклонялась к окну, она чувствовала запах дыма в сыром воздухе. Толпы людей направлялись к станциям метро, они шли семьями, неся одеяла, чемоданы и личные вещи, готовясь провести еще одну ночь под землей, как в 1940-м. — Я думала, что мы покончили с этим, — сказала она с горечью. — Я думала, что Королевский воздушный флот сумеет справиться с ними. — Кто-то забыл сказать об этом Люфтваффе, — ответил Крэйг. — Маленький блиц — так они называют это. Внезапно совсем рядом вспыхнул огонь, несколько бомб легло справа от них, так близко, что Крэйг рванулся с места, переехав с одной стороны улицы на другую. Он выровнял машину, и в этот момент из мрака вынырнул полицейский в оловянной каске. — Вам придется оставить машину здесь и укрыться в метро. Вход в конце улицы. — Но я выполняю военное задание, — запротестовал Крэйг. — Да будь вы хоть сам Черчилль, старина, все равно вам придется отправиться на эту чертову станцию, — сказал полицейский. — Ладно, сдаюсь, — ответил Крэйг. Они вылезли из машины, закрыли ее и влились в пеструю толпу, спешившую к входу в метро. Они встали в очередь, миновали два эскалатора, прошли по переходу и наконец оказались в туннеле перед путями. Платформы были забиты людьми. Они сидели, завернувшись в одеяла, рядом стояли их жалкие пожитки. Девушки из группы снабжения продовольствием раздавали еду с подноса. Крэйг занял очередь, и ему удалось получить две чашки чаю и сандвич с солониной, который они с Женевьевой поделили. — Люди великолепны, — сказала она. — Только взгляните, как они держатся. Если бы Гитлер мог увидеть их сейчас, он прекратил бы войну. — Вполне возможно, — согласился Крэйг. В это время появился уполномоченный Гражданской обороны в комбинезоне кочегара и в оловянной каске, его лицо было покрыто пылью. — Мне нужно полдюжины добровольцев. Кого-то завалило в подвале, там, на улице. На несколько минут возникло замешательство, потом двое мужчин среднего возраста, сидевшие рядом с ними, поднялись: — Мы идем. Крэйг сомневался, ощупывая раненую руку, но тоже встал. Женевьева последовала за ним, но уполномоченный сказал: — Только не ты, дорогая. — Я медицинская сестра, — решительно возразила она. — Я, может быть, окажусь полезнее всех. Он устало пожал плечами, повернулся и стал пробираться к эскалаторам, чтобы выйти на улицу, остальные последовали за ним. Бомбы падали теперь далеко, но пожары еще не были погашены, в воздухе стоял острый запах дыма. Метрах в пятидесяти от входа в метро все магазины были превращены взрывом в руины. Дежурный сказал: — Мы должны подождать спасателей, но я слышал, как кто-то кричал. Здесь раньше было кафе, оно называлось «Сэмс». Я думаю, там кто-то есть, в подвале. Они остановились, вслушиваясь. Дежурный крикнул и сразу же в ответ раздался слабый ответный крик. — Все ясно, давайте расчистим вот эту кучу, — приказал он. Они набросились на кучу кирпичей, раскапывая голыми руками завал, пока через пятнадцать или двадцать минут не появились ступени. Открывшийся проход едва позволял мужчине протиснуться головой вперед. Присев, они изучали проход, внезапно один из мужчин крикнул, предупреждая всех, и они бросились в стороны, так как на улицу обрушилась стена. Пыль осела, и они поднялись на ноги. Один из них произнес: — Идти туда — сумасшествие. Они помолчали, потом Крэйг снял свой вельветовый плащ и передал его Женевьеве. — О Боже, я получил эту проклятую форму всего два дня назад, — сказал он, лег на живот и скользнул в щель над ступеньками. Началось тревожное ожидание. Через какое-то время они услышали плач ребенка. Появились руки, держащие малыша. Женевьева кинулась вперед, схватила его и отступила на середину улицы. Немного погодя из щели вылез мальчик лет пяти, весь в пыли. Он растерянно остановился, и в этот момент показался Крэйг. Он взял мальчика за руку и присоединился к Женевьеве и дежурному на середине улицы. Кто-то крикнул, предупреждая, и другая стена рухнула вниз, завалив улицу дождем кирпичей и полностью завалив проход. — Ну и ну, командир, вы в рубашке родились, — сказал дежурный и опустился на одно колено, чтобы успокоить плачущего ребенка. — Там кто-нибудь остался? — Женщина. Боюсь, она мертва. — Крэйг взял сигарету, закурил и устало улыбнулся Женевьеве. — Я всегда говорил, что «великая» война — это нонсенс, мисс Треванс. А вы как думаете? Она прижимала к себе ребенка. — Ваша форма, — сказала она. — Она не очень испачкалась. Ее легко будет вычистить… — Вам кто-нибудь уже говорил, что рядом с вами чувствуешь себя необыкновенно уютно? — спросил он. Позже, сидя в машине, она почувствовала ужасную усталость. Бомбы теперь падали где-то далеко, но даже в этом районе были видны следы бомбардировки, стекло хрустело под колесами. Она увидела название улицы — Хастон-Плейс. В этот момент Крэйг остановил машину у дома номер десять, красивого здания с террасой в георгианском стиле. — Где мы? — спросила она. — Примерно в десяти минутах ходьбы от здания ИСО на Бейкер-стрит. Квартира моего шефа находится на верхнем этаже. Он считал, что так будет удобнее. — И кто ваш шеф? — Бригадир Дугал Мунро. — Это звучит не слишком по-американски, — заметила она. Он открыл ей дверь: — Мы ведь присваиваем все, что попадается нам на пути, мисс Треванс. Следуйте за мной, пожалуйста. — Он повел ее вверх по ступенькам и нажал на одну из кнопок на входной двери. |
||
|