"Хранитель меча" - читать интересную книгу автора (Джеймс Лэйна Дин)

11

Пока Виннамир радовался первым приметам весны, Ксенара, расположенная много южнее, уже стояла на пороге лета. Дни стояли жаркие, безветренные, и торговые корабли уходили из Внутреннего моря на веслах. Неподвижный воздух дрожал над мостовыми города, и тучи жалящих мух облепляли его жителей.

Мелкоячеистая сетка, которой были занавешены окна паланкина, спасала от надоедливых насекомых, но против удушливой городской вони она была бессильна. Жара, запахи и шум, взятые вместе, для непривычного человека были совершенно непереносимы, но Тек лишь прижимал к чувствительным ноздрям надушенный носовой платок и старался почаще напоминать себе, что когда с моря задует соленый ласковый бриз, Занкос станет более подходящим местом для жизни.

Повинуясь указаниям жреца, носильщики свернули с улицы ростовщиков на аллею, вдоль которой лепились друг к другу богатые продовольственные лавки. К сожалению, самый прямой путь обратно ко дворцу и к храму Мезона пролегал через этот запруженный народом шумный квартал. По булыжным мостовым вышагивали люди всех национальностей и всех оттенков кожи, рабы и торговцы, солдаты и моряки. Кое-где в толпе приезжих и горожан можно было заметить и отпрысков королевского дома Герриков, которые расталкивали толпу в поисках развлечений. Их можно было заметить издалека по богатой одежде и надменным лицам. Стоило им, однако, очутиться на одной из боковых темных улочек, и вместо вожделенных увеселений они мгновенно бы расстались с жизнью и с кошельком.

Пока носильщики прокладывали себе путь. Тек внимательно рассматривал воинов, которые часто встречались среди обычных жителей. Большинство из них носили короткие юбочки и принадлежали либо к солдатам Бенджарийской армии, либо к воинам Тарвийского легиона. И Тарвия и Бенджария — две восточные страны — объединились с Ксенарой в борьбе против общего северного врага, и эти солдаты были лишь предвестниками того, что вскоре будет повсюду. Ксенарская равнина превратится в огромный военный лагерь, в котором будет сосредоточена армия столь огромная, что никакой Кингслэйер не сможет с ней справиться.

Армией будет командовать король Роффо, и, коль скоро бог Мезон был еще выше, чем король, то больше всего власти оказывалось в руках Тека. Верховный жрец снова возблагодарил своего бога за его благословение, за возможность прославить в битве могущество Мезона. Неожиданно возникший над городом ветер потревожил новые орды роящихся мух и принес с городской бойни запах смерти и свежей крови. Тек задохнулся и снова поднес к лицу надушенную ткань, проклиная подувший не в ту сторону зефир.

Носильщики снова повернули и замедлили шаг. Улица сузилась, а булыжная мостовая круто пошла вниз, изгибаясь и петляя по склону холма. По обеим ее сторонам возвышались высокие дома с крошечными балконами из кованого железа. Их оштукатуренные стены растрескались и местами облупились.

Впереди лежало безмятежное Внутреннее море, словно огромное зеркало сверкая под высоким полуденным солнцем. По его поверхности лениво ползли корабли с худыми, обнаженными мачтами. Жрец, однако, смотрел не на них, а на мраморные колонны храма Мезона и на дворец короля, расположенный чуть выше на холме на противоположной стороне бухты. Теку редко случалось выбираться в город, однако сейчас король нуждался в средствах для поддержания своей огромной армии, и верховный жрец мог помочь ему в этом гораздо больше всех остальных. Гнев бога-воителя был сильным аргументом в устах его жреца, который заключал сделки с ростовщиками, и помогал ему договориться о пониженных процентных ставках.

Он и Роффо поступили довольно мудро, заключив союзные договоры лишь с богатыми государствами. Благодаря этому Ксенара не рисковала остаться ни с чем, разоренная дотла временным нашествием огромного числа вечно голодных и нищих солдат. Двадцать лет назад собрать такую армию было бы невозможно хотя бы по причине недостатка питьевой воды. Теперь же титанические водоводы Ксенары, выстроенные для того, чтобы отводить на юг воду с Серых гор, могли снабдить водой несколько таких армий.

Именно эти водоводы способствовали тому, что за последние два десятилетия Занкос разросся и стал чуть ли не вдвое больше. С другой стороны, такая жара в это время года предвещала долгое и засушливое лето, а между тем все собственные водные источники уже пересохли. Не было никаких сомнений в том, что цена воды возрастет, однако вряд ли это имело какое-то значение, коль скоро именно вода приносила королю Роффо наибольший доход.

Неуклюжий спуск носилок с холма раздражал Тека, и он закрыл глаза, спасаясь от солнечного света, отражавшегося от поверхности воды. Почти мгновенно его голову заполнило, мягкое, золотистое свечение, и приступ раздражения прошел. Шум и вонь ослабели, и Тек остался наедине со своими грезами.

Перед его внутренним взором постепенно появлялось внутреннее святилище храма. Все его колонны и скульптуры были слегка освещены мягким рассеянным светом. У дальней стены возникло какое-то движение. Тек всмотрелся. Бог Мезон, холодный и белый, как собственное изваяние, шагал по обширному пространству пола. Каким-то образом оказалось так, что теперь Тек стоял на его мраморном пьедестале и наблюдал, как бог укладывает на вымазанный свежей кровью алтарь тело молодого человека и изорванной тунике.

Мезон протянул своему жрецу меч с золотой рукояткой, и Тек жадно схватил тяжелое оружие и поднес его к груди жертвы. Жертва не шевелилась, только смотрела на Тека. Смерть была единственным справедливым наказанием за грех некромантии, и верховный жрец с силой вонзил меч в грудь юноши, затем одним поворотом клинка рассек ребра так, что грудная клетка раскрылась.

Из пронзенного сердца хлынула густая кровь и поднялась по лезвию меча вверх, к самым рукам Тека. Юноша был мертв, и жрец испытал прилив сумасшедшей радости, однако жертвоприношение еще не было закончено. Взмахнув над головой мечом. Тек изо всей силы ударил им плашмя о край алтаря. Клинок переломился, и из его рукоятки хлынуло жаркое алое пламя, проворно растекаясь по каменным плитам пола. Огненная река накрыла собой тело жертвы, и плоть таяла от жара и текла, словно воск. Потом огненный поток внезапно изменил направление; он повернул вспять, и горячий воздух хлестнул Тека по лицу.

Верховный жрец вздрогнул и проснулся, жадно хватая ртом воздух. Кожа на лице горела, но это было всего лишь солнце. Прошло, однако, довольно много времени, прежде чем он сумел успокоиться. За все годы верного служения бог Мезон ни разу еще не подавал ему столь очевидного знака. В этом сновидении во всех подробностях живописалась смерть Гэйлона Рейссона и конец меча Орима.

— Ну вот, дорогая, все в порядке.

Миск погладила королеву по волосам и попыталась ее утешить. Джессмин плакала, словно девочка, над цветком розы, который Гэйлон оставил утром у нее на подушке. Цветок начинал вянуть, и для королевы это было ударом. Впрочем, на протяжении двух последних недель королеву охватывали попеременно то искрящаяся радость, то глубокая печаль. Для организма женщины, который впервые готовился к таинству материнства и которому предстоял еще целый ряд физиологических и эмоциональных изменений, это было только естественно.

— Мне следовало поставить его в воду, — причитала Джессмин.

— Подумай лучше о том, насколько дольше сохранится у тебя эта роза, если ты засушишь ее между страницами книги, — подсказала Миск.

Всхлипывания Джессмин немедленно превратились в хихиканье.

— А что, в самом деле можно?

— Почему бы тебе не попробовать, дорогая? В библиотеке наверняка отыщется подходящий толстый том.

— Замечательно! — воскликнула Джессмин и улыбнулась, хотя глаза ее все еще были мокрыми от слез. — Можно использовать «Книгу Камней», ведь она гораздо толще всех остальных.

— Нет-нет, — поспешно сказала Миск. — Я сомневаюсь, что Гэйлон будет от этого в восторге.

По глазам королевы она, однако, догадалась, что та ее дразнит.

— Впрочем, попробуй. Только не залезай на лестницы и не поднимай ничего тяжелого. Прошло еще слишком мало времени, но все равно будущему ребенку нужен комфорт.

— Обещаю даже не смотреть в сторону лестницы.

Слезы высохли, и перед Миск стояла прежняя, приветливая и веселая Джессмин. Когда она с розой в руках пошла к двери, мягкие нижние юбки полоскались вокруг ее лодыжек, а шаг был таким легким, словно ноги в домашних туфлях вовсе не касались пола.

Миск проводила ее взглядом и опустилась на подушку, уложенную на подоконнике. Эта и многие другие подушки в комнате были украшены искусной и затейливой вышивкой Джессмин, а теплое солнце врывалось в комнату сквозь стекло окна. Здесь, в замке, Миск было гораздо проще зацепиться за текущий момент времени, особенно теперь, когда в коридорах бурлила жизнь и было полно народа. И все же она не чувствовала себя спокойной. Ее видение будущего с каждым днем становилось все более нечетким и размытым, несмотря на то что незначительные события из разных вариантов прошлого продолжали являться ей с завидной регулярностью, так что она даже начинала путаться, что из всего этого было на самом деле, а что — могло бы быть.

Однако Миск вышла из текущей реальности ради гостя. Это близкое будущее она могла припомнить. И действительно, вскоре в центре комнаты появилось темное пятно, запахло соленым морским ветром, который так нравился ее брату. Вихрь усилился, океанский воздух завертелся волчком, и маленькая молния высветила изнутри стремительно сгущающуюся тучу.

Сезран шагнул из тучи навстречу сестре, и на губах его возникла напряженная улыбка. Развевающиеся полы его темно-синей накидки опали, и ветер сразу стих.

— Сестра, — сказал он обманчиво дружелюбным голосом.

— Я вижу, ты удовлетворен, братик.

Миск позволила себе на мгновение увлечься играми детей на лужайке, хотя знала, что это разозлит Сезрана.

— Да, и ты знаешь почему.

— Я знаю?

Голос мага стал вкрадчивым.

— Ну, конечно. Семя страшной войны, которая полностью уничтожит эту милую домашнюю идиллию, которую ты устроила для Гэйлона, начинает прорастать. Вскоре ему придется сделать выбор. — Сезран улыбнулся: — Если он возьмет в руки Кингслэйер, он умрет. Если он не возьмет его, то погибнет от рук врагов.

В его голосе послышалось ликование, и Миск стало тошно.

— Не слишком рассчитывай на свое так называемое проклятье, брат. Гэйлон может оказаться единственным человеком, которому дано полностью овладеть Наследием Орима.

— Нет! — прорычал Сезран, и его триумф мгновенно превратился в яростное возбуждение. — Даже твое вмешательство не спасет его. Ты можешь видеть будущее и знаешь, что я прав. Вот почему ты заставила его вспомнить о супружеских обязанностях — ты надеешься хотя бы продолжить его род. Что там у тебя запланировано — сын или дочь?

— Сын.

Миск снова глядела на детей в саду, и необъяснимая печаль овладевала ею.

— Они не оставят его сына в живых! — Удовольствие Сезрана было очевидным. — Сына могущественного некроманта и мага. Словно в дни Орима, люди станут преследовать и выжигать каленым железом все, что относится к племени Рыжих Королей и к магии. Они не пощадят никого, стоит только им заподозрить, что человек имеет магические способности. Если тебе удастся спасти королеву, то считай, что тебе очень повезло.

Миск посмотрела на брата:

— Возвращайся в свой замок, Сезран. Там ты можешь злорадствовать сколько тебе угодно. Твои амбиции и твое невежество уже дважды ставили этот мир на грань катастрофы. На этот раз ты можешь добиться успеха, но я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помешать.

Миск еще говорила, а края одежды Сезрана затрепетали. В комнате задули его яростные ветры, постепенно набирая силу.

— Невежество?! — проревел Сезран. — Ты считаешь меня невежественным?!

Этот мир населен существами, которые лишь с большой натяжкой можно назвать разумными. Они — мои игрушки, которые доставляют мне удовольствие. А ты?! Ты тоже все время играла в эту игру! Как смеешь ты судить меня?!

— Я не сужу, я просто называю вещи своими именами, — возразила Миск, но ни Сезрана, ни его ветра уже не было в комнате.

По своей природе Тидус Доренсон не был «жаворонком», однако в это утро что-то подняло его ото сна с рассветом. Сегодня королевский двор планировал охоту — не обычный королевский пьяный дебош, а настоящую охоту, где леди должны были скакать в дамских седлах, загонщики загонять оленя, а охотники в тонких кожаных костюмах — охотиться. Это светское развлечение должно было занять большую часть дня, поэтому на маршруте было заранее подготовлено место, где в обеденное время охотники должны были остановиться на пикник. Однако глава Королевского Совета был исполнен решимости сначала поговорить с королем.

Гэйлон в рыжем замшевом костюме находился в кухне, присматривая за тем, чтобы кушанья были приготовлены вовремя. Доренсон уважительно дождался, пока молодой король покончил с этим ответственным делом, и пошел за ним по коридору.

— Сир, могу ли я поговорить с вами с глазу на глаз?

— Я и так уже выбился из расписания, — проворчал король. — Столько дел!

Это не может подождать до вечера? Или до завтра?

— Нет, милорд. В последние дни вы почти не уделяли внимания вашему советнику, а дело, о котором я хочу поговорить с вами, первостепенной важности.

Гэйлон искоса взглянул на него с высоты своего роста.

— Хорошо. Библиотека ближе всего.

Тидус постарался ничем не выдать своего недовольства, граничащего со страхом. В библиотеке хранилась колдовская «Книга Камней», библиотека была прибежищем некромантии, однако он превозмог себя и мужественно последовал за Гэйлоном по коридору в указанное помещение. Входя внутрь он, однако, не стал запирать за собой дверь на случай, если дела государственной важности заставят его срочно покинуть эту мрачную обитель черной магии и колдовства. К его ужасу, Гэйлон спокойно уселся за тот же самый стол, на котором лежало тело утонувшего Арлина.

Вытащив из широкого кармана камзола конверт, Тидус положил его на стол.

— Я должен сообщить вам, милорд, что Виннамир вскоре окажется ввергнут в войну.

Гэйлон неуверенно заморгал:

— Что?

— В этих бумагах находится вся информация, которую мои лазутчики по крупицам собирали в Занкосе и Ксенаре. — Тидус с удовлетворением увидел, как недоверчивое выражение на лице короля угасло. — Ксенара вместе с шестью другими народами с юга и востока собирает огромную армию, число воинов в которой, по моим источникам, составит больше ста тысяч человек.

— Подожди-подожди! Это какая-то ошибка. Наши соотечественники продолжают вести торговлю с Ксенарой. Они наверняка что-то слыхали об этом.

— Это наиболее тщательно охраняемый секрет, милорд. Противник надеется застать вас врасплох.

— Но почему? — воскликнул Гэйлон. — Должна же быть какая-то причина. Мы не сделали им ничего дурного, такого, что могло бы послужить достаточным поводом для подобных агрессивных действий.

— Жрецы и монахи ордена бога Мезона назвали вас еретиком и некромантом.

Они заявили, что их бог требует вашей гибели и уничтожения Кингслэйера.

Гэйлон в тревоге положил руку на конверт.

— Тогда нужно договориться с ними… все что угодно, лишь бы избежать войны. Извести их, что я уничтожу меч. Мне следовало сделать это давным-давно.

— Нет, — неожиданно резко возразил Тидус, затем его голос снова стал ровным и выдержанным. — Они ни за что не удовлетворятся этим, сир. Вы нанесли оскорбление их богу. Жрецы не станут терпеть столь могущественного короля-мага, как вы. Ваша смерть — вот что им нужно. Это верховный жрец Мезона подослал к вам Седвина Д'Лорана, чтобы убить вас.

В коридоре прозвучали торопливые шаги, и в дверях библиотеки появился запыхавшийся Арлин Д'Лелан.

— Сир, — заявил он, переводя дух. — Кони оседланы, и мы ждем только вас.

— Боюсь, что сегодня я не смогу принять участия в охоте, — ответил Гэйлон, не отрывая взгляда от Тидуса.

— Но почему, милорд?

— Отправляйтесь без меня, — раздраженно сказал король.

Молодой южанин продолжал колебаться:

— Может быть мне тоже необходимо остаться?

— Нет, Арлин. Я поговорю с тобой позже. Ступай. И закрой, пожалуйста, дверь.

Арлин вышел и закрыл дверь. Некоторое время Гэйлон и Тидус прислушивались к затихающим в коридоре шагам молодого лорда.

— Что я могу сделать? — спросил король.

Тидус почувствовал вспыхнувшую в нем радость. Наконец-то Гэйлону Рейссону понадобился его мудрый совет.

— Вы можете сделать только одну вещь, сир. Готовьтесь к войне.

— Против сотни тысяч воинов? Я думаю, что во всем Виннамире не наберется и одной десятой части этого количества.

— С Кингслэйером вам не нужна большая армия, милорд.

Король упрямо тряхнул головой:

— Я не стану использовать Наследие Орима.

— Вы обязаны.

— Нет! — Гэйлон хлопнул по столу ладонью. — Этого просто не может произойти! Я только начал по-настоящему править Виннамиром. У меня должен родиться сын…

Он открыл конверт и на некоторое время погрузился в изучение бумаг.

Затем он устало откинулся на спину кресла и прикрыл глаза.

— Мне приходилось иметь дело с авторами этих сообщений. Герн Д'Сайлер, баронет Д'Халдрик… Эти люди не станут рассказывать сказки.

— Вы правы, сир. Это не выдумка и не сказка, и ошибки здесь тоже быть не может. Вам придется иметь дело с последствиями вашего колдовства.

— Сколько у нас есть времени, пока Ксенара готовит свои войска? — Гэйлон открыл глаза, наполненные болью.

— Не более двух месяцев.

Король крепко стиснул в кулаке документы.

— Ну конечно, день летнего солнцестояния! Наверное, я действительно разгневал богов, и это их кара за некромантию.

— Это не кара, милорд, — негромко сказал Тидус. — Это подарок судьбы, повод исследовать пределы вашего могущества. С Кингслэйером в руках вы поставите на колени весь мир, покорите все страны и народы. Я стану советовать вам, и поверьте мне, я смогу сделать вас величайшим из королей, которые когда-либо жили на свете.

Взгляд Гэйлона стал раздумчивым.

— Ты собираешься советовать мне во время войны?

— И во время мира, который за ней последует. Таковы моя работа и мой долг. В конце концов, милорд, не станете же вы ожидать, что советы пятнадцатилетнего мальчишки помогут вам разобраться в столь важных вопросах! Позвольте мне доказать вам, что я заслуживаю вашего доверия.

— Благодарю тебя за информацию, Тидус, — сказал Гэйлон глухо, сосредоточив все внимание на своем Камне, вставленном в перстень. — Но если война неизбежна — а мне все же хотелось бы получить новые

доказательства этому, — я сам выберу себе советчиков. Ты сильно недооцениваешь лорда герцога Госни. Я сомневаюсь, что во всем королевстве отыщется второй такой же умный и сообразительный человек.

— Должен возразить вам, милорд, — начал Тидус. Все, на что он возлагал такие большие надежды, уплывало из его рук. — Я гораздо опытнее его в государственных делах. Я могу дать вам гораздо больше, чем…

— Я согласен с этим, — перебил его Гэйлон. — Именно поэтому ты должен остаться здесь на случай, если случится самое неприятное, и надежно управлять страной, ожидая моего возвращения. — Гэйлон сложил бумаги и выдавил отстраненную улыбку: — Разумеется, я не знаю этого из первых рук, но отец когда-то говорил мне, что война — это грязное и мерзкое занятие. Нам бы не хотелось, чтобы ты испачкал кровью свое прекрасное платье.

С этими словами король поднялся, и Тидус тоже поспешно вскочил.

— Уверен, что у моего главного советника еще полно дел, — коротко заметил Гэйлон. — У меня, кстати, тоже. Созови заседание Совета сегодня после полудня… Нет, завтра утром. Я хочу, чтобы Арлин и Дэви тоже присутствовали.

— Д'Лелан ксенарец, милорд. Это может быть неразумно.

— Тем не менее сделайте, как я сказал.

Тидус Доренсон низко поклонился. Внутри него бурлили разочарование и ярость.

— Слушаюсь, сир.

Гэйлон вышел в коридор. На этот раз его верный лорд-советник не торопился последовать за ним.

Однажды, когда он держал Кингслэйер в руке, к нему в голову пришла мысль о войне — о такой войне, которая поможет ему завоевать не только этот мир, но и другие миры тоже. Даже теперь, по прошествии стольких лет, воспоминание о могуществе меча и злая воля Наследия Орима заставляли сердце Гэйлона сжиматься от беспокойства. Тогда он выпустил из рук Кингслэйер только потому, что другая великая нужда вела его. Отняв руки от меча, он коснулся Джессмин.

Впоследствии, снедаемый раскаяньем, Гэйлон запретил себе прикасаться и к тому, и к другому — и к королеве, и к мечу. И то и другое подразумевало, что кто-то получит доступ к его душе, к ее дальнему и темному уголку, в который никому не должно быть входа. В конце концов он открылся Джессмин, а теперь оказалось, что ему, быть может, придется взять в руки и Наследие Орима. Эта мысль отравила его радость, которую он постоянно испытывал на протяжении последних недель.

Стояло позднее утро, но в замке было тихо, так как лорды и леди отбыли на охоту. Джессмин, должно быть, пригрелась и спит в королевской постели. В последнее время она спала гораздо больше обычного, однако Миск объяснила ему, что такое бывает, особенно в начале беременности. У него будет ребенок… крошечная дочка с золотисто-желтыми кудряшками, как у ее матери, или сын… Ему трудно было представить себе это. Что он оставит своему наследнику? Выжженный, разоренный край; мир, который никто не сможет нарушить, потому что никого не останется в живых?

Около двери, ведущей в его покои, король на мгновение задержался. Королева может проснуться, но он отправлялся в Сновидения гораздо спокойнее, если находился в это время в своей комнате. Войдя в комнаты, он осторожно заглянул в спальню. Королева, укрытая несколькими одеялами и зарывшись в подушки, спала сладким и безмятежным сном. Он позавидовал ей, хотя знал, что вскоре и ее радостное настроение может оказаться нарушенным.

Мягкое кресло возле очага вполне подходило для его целей. Камень в перстне на пальце уже начал понемногу светиться, и Гэйлон устроился в кресле как можно удобнее. Голова его покоилась на спинке, а вытянутые ноги упирались в решетку камина. У него были тысячи мест, куда он мог отправиться во Сне, но он разбудил в мозгу полузабытое воспоминание прошлого, когда в лесу у костра Дэрин рассказывал принцу Гэйлону Рейссону о своей поездке в столицу Ксенары.

В Занкосе Дэрину случилось побывать в храме бога Мезона. Религиозные вопросы не слишком волновали его, однако архитектурное совершенство храма и подробности магических церемоний и таинств совершенно очаровали его. Вспоминая рассказ герцога Дэрина Госнийского, Гэйлон попытался вообразить себе то, чего никогда не видел, и использовать Сон для того, чтобы переместиться в тот храм точно так же, как он когда-то путешествовал под руководством Сезрана по далеким, никому не известным мирам.

Голубое мерцание Камня обволокло его тело, принося с собой покой, который постепенно побеждал напряженное сопротивление плоти. Легкое ощущение тяжести в ногах появилось и тут же исчезло. Король открыл глаза, увидел между лесом мраморных колонн далекий полуденный свет и вдохнул теплый, напитанный благовониями и куреньями воздух. Зажженные масляные лампы висели на цепях, которые терялись в темноте под потолком. Справа располагался каменный алтарь, который выглядел довольно зловеще, несмотря на затейливую резьбу по камню.

Однако Гэйлон почувствовал, что у него по-настоящему перехватило дыхание, лишь при взгляде на гигантскую статую бога Мезона, которая возвышалась над алтарем и была много выше человеческого роста. Снаряженный, словно воин для битвы, бог сжимал обеими руками рукоять настоящего обоюдоострого стального меча, похожего на Кингслэйер. Самым странным и пугающим было, однако, его мраморное лицо, словно обращенное сразу в два мира. Неведомый ваятель сумел придать чертам лица Мезона выражение, навевающее мысль и об обычных человеческих чувствах, и об атрибутах божества — о милосердии и жестокости, о ненависти и любви.

Глаза статуи были высечены таким образом, чтобы гипнотизировать и устрашать, и Гэйлон почувствовал, что этот холодный взгляд устремлен прямо на него. Из состояния оцепенения его вывел только далекий звук гонга, многократно повторенный и усиленный каменными стенами пустого храма. Тут же послышалось мягкое шарканье десятков ног, и король Виннамира отпрянул за статую и спрятался в ее тени. Он сомневался, что его здесь примут с распростертыми объятиями, вне зависимости от того, узнают ли его жрецы или нет, но надеялся увидеть или услышать что-нибудь полезное для себя.

Множество людей в белых одеждах, кто в сандалиях, кто босиком, заполнили собой обширное пространство перед алтарем и уселись на полированном каменном полу ровными рядами. Гэйлон насчитал их больше сотни. Один из жрецов вышел вперед и запел. Остальные подхватили песню невероятно высокими и приятными голосами, и Гэйлон вспомнил, что все до одного жрецы Мезона являются евнухами. Так ему говорил Дэрин. Служение богу Мезону требовало, чтобы его жрецы подвергались кастрации, и, судя по тому, что Гэйлон видел перед собой, этот обычай сохранялся до сих пор, дабы жрецы и монахи ордена становились бесстрашными и безжалостными воинами.

Тем временем голоса звучали все тише и наконец смолкли совсем. Другой жрец, высокий и седой, вышел к самому алтарю. Его белая накидка была так плотно расшита золотом, что тяжелая нить ощутимо оттягивала ее подол. Гэйлон слегка вздрогнул от внезапного предчувствия опасности. Тем временем жрец повернулся лицом к молящимся и совершил в воздухе резкий угрожающий жест.

— Тихо! Смотреть вниз! — приказал он на ксенарском наречии.

Жрецы все как один опустили головы и замерли. Тогда жрец отвернулся от них и встал лицом к статуе, а может быть — к ее тени, в которой укрывался Гэйлон. В теплом свете многочисленных ламп выражение его лица казалось почти добрым, но темные глаза были похожи на глаза бога, глядя вперед холодно и с вызовом.

— Твоя дерзость поразительна! — громко сказал он на языке Виннамира, но с сильным южным акцентом. — Или, может быть, ты пришел молить бога о прощении и отдаться его правосудию?

Гэйлон выступил из тени:

— Я пришел лишь за тем, чтобы проверить справедливость слухов о войне.

— Это не слухи, хотя бог Мезон предпочел бы, чтобы ты как можно дольше оставался в неведении.

— Но почему? Неужели война и безумие насылаются богами? — требовательно спросил Гэйлон. — Война уничтожит всех нас. Я не желаю, чтобы вы погибли от моей руки, так же как не желаю я и смерти многих тысяч ни в чем не повинных стариков и детей. Ты должен остановить это немедленно.

Жрец лишь улыбнулся ему:

— Мезон требует.

— Тогда это жестокий и бессердечный бог, раз он требует таких огромных жертв! — Гэйлон заметил, что улыбка жреца погасла. — В каком царстве обитает этот ваш Мезон? Я ни разу еще не побеждал бога, и мне не терпится попробовать.

— Глупец! Некромант! Каждый твой вздох оскорбляет его!

— Пусть придет и скажет мне это сам. Еще лучше будет, если ваш могучий бог попытается нанести мне удар сейчас.

Это был совершенно детский вызов, и Гэйлон немедленно пожалел о словах, сорвавшихся с его языка.

Лицо жреца превратилось в непроницаемую маску, словно выточенную из камня.

— Твоей смерти недостаточно. Мы должны получить меч, — он плавно взмахнул рукой. — Смотри внимательно, молодой колдун! Слушай и учись!

Затем он закричал уже на языке Ксенары, обращаясь к монахам и другим жрецам:

— Повинуйтесь мне, дети Мезона!

Опущенные головы поднялись как одна, и сотня отверстых глоток запела новую песню. На сей раз, впрочем, они были не столь сладкогласы. Песня без слов превратилась в могучий вопль, который звучал все громче, все выше, сокрушая барабанные перепонки. Под ударом этой звуковой волны Гэйлон закачался и шагнул назад, прижимая ладони к ушам. В отчаянии он попытался силой воли отправить себя прочь из этого места, но какая-то могущественная сила сковала его члены и не пускала его. Главный жрец остановился перед ним, беззвучно шевеля губами.

В мозгу Гэйлона сами собой сформировались слова:

«Ты надолго запомнишь реальность этого Сна».

Король вздрогнул и очнулся в кресле в своих покоях, и тут же голову его пронзила острая боль. Что-то теплое потекло по усам на верхнюю губу, и король ощутил соленый вкус крови. Ощупав голову, Гэйлон обнаружил, что из обоих ушей его тонкой струйкой течет кровь. Громко бранясь, король согнул ноги и попытался встать, но внезапный приступ головокружения заставил его снова опуститься в кресло. Слабо-слабо, как будто очень издалека, услышал он голос:

— Мой господин?

Затем он почувствовал на своих плечах руки Джессмин.

— Найди Миск, — сумел проговорить он. — Пожалуйста.

Ближе к вечеру в ушах Гэйлона еще продолжало звенеть, однако боль успокоилась и головокружение тоже прошло. Все это время Миск просидела с ним, каждые насколько минут закапывая в каждое ухо теплое целебное масло. Он лежал на постели в своих покоях и знал, что королева, несмотря на свои протесты, была отослана Миск в свои комнаты.

— Ты меня слышишь? — спросила Миск.

Гэйлон кивнул и почувствовал, как в затылке шевельнулась успокоившаяся было боль.

— Да, хотя твой голос звучит как незнакомый. Впрочем, мой собственный звучит гораздо хуже.

— Тебе повезло, ты мог и вовсе потерять слух.

Неодобрение Миск было очевидным, и король поднес к лицу слегка дрожащую ладонь, чтобы защититься от ее взгляда.

— Пожалуй, мне следовало спросить у тебя, правдивы ли сведения Тидуса о готовящейся войне.

Маленькая женщина нахмурилась сильнее.

— Я что-то не помню… пока не помню.

— Я никогда не верил в богов, Миск. Разве они существуют?

— Пока существуют последователи, будут существовать и боги. Мы сами создаем то, во что сильно верим… мысль может стать материальной, — Миск посмотрела на своего пациента. — Во всяком случае, Мезон существует и представляет собой реальную опасность для тебя.

— Значит, война будет? И я ничего не могу сделать, чтобы предотвратить ее?!

При мысли об этом Гэйлон почувствовал легкий приступ головокружения и тошноты.

— Война будет.

Страх Гэйлона усилился. Страшась ответа, он все же спросил:

— И ты… знаешь результат?

— Война неизбежна, а результат может быть разным, — был ответ.

— Ты не хочешь сказать мне, — упрекнул Гэйлон.

Миск спокойно посмотрела на него и покачала головой:

— Ты должен быть благодарен судьбе за то, что тебе не дано видеть будущее.

— Все равно я не возьму в руки Кингслэйер. Я не смею.

— Ты самый упрямый из королей, Гэйлон Рейссон, но тебе придется взять в руки меч Орима, — Миск пошевелилась на краю постели Гэйлона. — Выслушай меня и постарайся понять. В мирное время жизнь не подвергается сильным воздействиям и не меняется, но во время войны включается человеческая изобретательность, — она ласково погладила Гэйлона по голове. — Все то, что человек изобретает для нападения, в дни мира движет цивилизацию дальше. Орим чуть было не уничтожил этот мир, но ты… — она легонько постучала согнутым пальцем по лбу Гэйлона, — …ты не безумец.

Гэйлон застонал. Тошнота подступала к горлу, а чувство ломоты в костях распространилось по всему его телу.

— Милостивые боги, — простонал он. — Мы с тобой оба безумны, Миск, и нас ведет сумасшедший. Орим мертв, но меч впитал в себя его суть и характер. Когда я держал Кингслэйер в руках, я хотел того же, чего мог желать и Орим: смерти и забвения всему живому.

— Почему же ты не сделал этого?

— Потому что еще сильнее я желал Джессмин, — покраснев от стыда, король закрыл глаза.

— И у тебя хватило сил выпустить меч из рук, — спокойно констатировала

Миск. — Ты справился с собой и с мечом. Ты можешь сделать это еще раз.

Гэйлон недоверчиво рассмеялся.

— У меня было одно лишь животное желание… — Смех его внезапно оборвался. — А как быть с проклятьем, которое лежит на мече? Что станет с Джессмин и с нашим ребенком?

— Довольно вопросов, — отозвалась Миск, внимательно рассматривая лежащие на коленях руки. — Судьба на редкость милостива к тебе. Ты сделаешь то, что должен сделать.