"«АПОЛЛОН-13»" - читать интересную книгу автора (Клюгер Джеффри, Лоувелл Джим)

10

Мел Ричмонд не рисковал заработать морскую болезнь в южной части Тихого океана. Прежде всего, корабль, на борту которого он находился, был вертолетным авианосцем «Айво-Джима», слишком крупным, чтобы качаться даже на самых больших волнах. И, что более важно, Ричмонд ранее уже неоднократно плавал на нем. На самом деле, это был тот самый Мел Ричмонд, который, буквально, помогал составлять книгу о спасении возвращающегося космического корабля.

В дни подготовки к запуску кораблей «Меркурий», «Джемини», или «Аполлон» «НАСА» направляло команду экспертов-спасателей на военные суда в район приводнения для непосредственного возврата корабля и его экипажа. И не всегда все проходило в дружелюбной обстановке. Военные, которые привыкли работать только с военными, тихо раздражались, глядя, как среди них появлялась команда гражданских инженеров, что еще ужаснее, командовавших их судном. Сами инженеры, казалось, не замечали этой обиды, беспечно нарушая обычную жизнь экипажа судна ради чрезвычайной работы по спасению.

Ричмонд, как второй в этой команде «НАСА», был искушен в своей работе больше многих других. Задолго до того, как пилотируемый корабль оторвется от стартовой площадки, бывший служащий ВМФ, а теперь эксперт по полетам, будет корпеть над полетным планом, картами вероятных точек входа в атмосферу и мировыми прогнозами погоды. В одиночку он составит список всех возможных мест приводнения возвращающегося корабля и всех способов, как достать экипаж и космический аппарат из воды. Его отчет станет Книгой – главной книгой спасателей – на этот полет, и, как только приблизится момент входа в атмосферу и определится вероятное место приводнения, он станет детальным руководством, в котором описан каждый шаг процедуры спасения.

Мел Ричмонд был не единственным, кто делал эту трудоемкую работу. На каждый второй, третий и четвертый полеты назначались сменные команды спасателей, в которых всегда был человек, составлявший такие инструкции. Но Ричмонд составил их больше всех, участвуя в спасении «Джемини-6», «Джемини-7», «Аполлон-9» и «Аполлон-11», и он знал, что работа спасателя не каждому по плечу. Команда «НАСА», отправлявшаяся на дежурство в это двухнедельное плавание, жила не лучше обычных лейтенантов, занимая маленькие, похожие на подвал четырехместные каюты, питаясь в офицерской столовой и теряя всякую связь с материком, за исключением кратких телефонных совещаний с Центром управления, которые происходили раз в два дня.

Ежедневная рутина во время двухнедельных походов состояла из периодов подавляющей скуки, сменяющихся неистовой активностью запланированных тренировок. Самая трудная часть работы была во время ежедневных спасательных тренировок, когда за борт сбрасывался макет космического аппарата, авианосец отплывал на несколько сотен метров и вся спасательная группа, включая водолазов, пилотов вертолетов, палубной команды и наблюдателей, упражнялась, доставая его из воды.

В течение нескольких дней такие тренировки по спасению возвращающегося «Аполлона-13» происходили очень быстро, по возможности, строго в соответствии с написанной Ричмондом книгой спасения. Но теперь, на четвертые сутки полета, тщательно описанные в книге процедуры и упражнения следовало выбросить в корзину.

В соответствии с первоначальным планом командный модуль «Одиссея» должен был опуститься на воду на 207 миль к югу от острова Пасхи во вторник 21 апреля в 3:17 дня, через четверо суток после взлета от предгорий лунного массива Фра-Мауро. Однако за последние несколько дней первоначальный план изменился. Как говорили парни из Хьюстона, он вернется на Землю в полдень 17 апреля, или, возможно, вечером семнадцатого или, неизвестно во сколько, восемнадцатого и приводнится в южной части Тихого океана, или, возможно, в Индийском океане или, возможно, в Атлантическом. Точное время и место сообщат ребята из НАВИГАЦИИ, в зависимости от успеха маневра повышения скорости «ПК+2». Если этот запуск пройдет, как задумано, главная спасательная флотилия Мела Ричмонда может ожидать космический корабль в Тихом океане около полудня 17 апреля. Если что-то пойдет не так, то «НАСА» придется быстро подыскивать, какие корабли встретят «Одиссей», кто знает, в каком океане и в какое время. Этого Ричмонду очень не хотелось.

В Хьюстоне было 8:40 вечера, сумерки, когда лунный модуль «Водолей» был готов на четыре с половиной минуты включить посадочный двигатель, в то время как вдали от острова Пасхи, на юг от острова Оаху было еще 3:40 дня. Хотя весь мир мог слушать переговоры «Аполлона-13» с Землей, большей части спасательной команды это было недоступно, благодаря стараниям пресс-службы «НАСА». Один из офицеров-связистов «Айво-Джима» смог поймать передачу со спутника связи, но соединение было неустойчивым и переговоры не стали транслировать на весь авианосец. В результате только офицер спутниковой связи смог прослушивать ход запуска.

И где-то на корабле еще один офицер-связист находился в непосредственном контакте с Центром управления. Это был тот офицер, кто осуществлял регулярные телефонные переговоры между «Айво-Джима» и Хьюстоном. Именно он должен был первым доложить об удаче или неудаче «ПК+2». Незадолго до 3:30 Мел Ричмонд с небольшой группой других членов спасательной команды появились во второй радиорубке, ожидая новостей. А на другом конце судна в рубке спутниковой связи офицер в одиночку слышал переговоры с космическим кораблем, в то время как остальная часть «Айво-Джима» не имела такой возможности.

– На моем таймере две минуты сорок секунд, – услышал связист голос Ванса Бранда из Хьюстона, когда приближалось время запуска.

– Принял, мы поняли, – через бурю помех услышал он ответ Джима Лоувелла.

Наступила долгая пауза.

– Одна минута, – объявил Бранд.

– Понял, – ответил Лоувелл.

Еще шестьдесят секунд тишины.

– Наша тяга 40 процентов, – теперь услышал связист вызов Лоувелла.

– Хьюстон принял.

Прошло пятнадцать секунд.

– Сто процентов, – сказал Лоувелл.

– Принял.

Помехи бушевали в эфире.

– «Водолей», это Хьюстон. Похоже, у вас все нормально.

– Принял, – прозвучал в ответ потрескивающий голос Лоувелла.

Еще шестьдесят секунд тишины.

– «Водолей», две минуты. У вас по-прежнему все нормально.

– Принял, – сказал Лоувелл.

Опять треск в эфире и молчание.

– «Водолей», прошло три минуты.

– Понял.

– «Водолей», осталось десять секунд.

– Понял, – сказал Лоувелл.

– …семь, шесть, пять, четыре, три, две, одна, – отсчитывал Бранд.

– Выключение! – сообщил Лоувелл.

– Принято. Выключение. Удачный запуск, «Водолей».

– Повтори, – прокричал сквозь шипение Лоувелл.

Бранд повысил голос:

– Я-говорю-что-удачный-запуск.

– Понял, – сказал Лоувелл, – А теперь мы собираемся как можно быстрее выключить питание (ПРИМ.ПЕРЕВ. – см. расшифровку радиопереговоров в Приложении 12).

В рубке спутниковой связи радист откинулся назад и снял наушники. В отличие от остальных людей на борту «Айво-Джима» он знал, что цель маневра «Аполлона-13» достигнута. Во второй радиорубке Мел Ричмонд с группой сотрудников команды спасения стояли полукругом возле молчащего радио. Наконец, примерно через полминуты после окончания запуска из динамика прохрипел голос из Хьюстона:

– «Айво-Джима», это Хьюстон, 79 часов 32 минуты полетного времени. Запуск «Перилуний-плюс-два» завершен. Прогнозируемое место приводнения 600 миль южнее Американского Самоа в 142 часа 54 минуты полетного времени.

– Принято, – ответил в микрофон радист, – Запуск завершен.

По всей рубке люди улыбались друг другу.

– Итак, – обратился к офицерам Ричмонд, – похоже, у нас есть работа в пятницу.

Как только завершился маневр «ПК+2», Джин Кранц, сидевший за директорским терминалом, снял наушники, встал и осмотрел зал. Как и Золотая команда Джеральда Гриффина несколько часов назад, Белая команда Кранца отреагировала на удачный маневр спонтанными аплодисментами, что по правилам Центра управления квалифицировалось не иначе, как скандал. И по примеру Джеральда Гриффина Джин Кранц не мешал этому бурному проявлению чувств. Он полагал, что его команда заслужила этой похвалы. Тем более, вскоре ему придется заняться другими делами. Кранц был уверен, что к нему сейчас подойдут три человека. И он предвидел, что предстоит бурное совещание.

Посмотрев влево следующего ряда, он увидел Дика Слэйтона, который направлялся к нему от терминала КЭПКОМа. Обернувшись назад к четвертому ряду, он увидел, как Крис Крафт снимает наушники и спускается вниз от терминала Управления полетных операций. Позади Крафта он увидел за стеклом наблюдательного зала Макса Фагета, главу отдела инженерных разработок Космического Центра, одного из первых людей, назначенных Бобом Гилруфом в Космические Силы, которые еще двадцать лет назад составляли костяк «НАСА». Фагет выбрался сквозь толпу из наблюдательного зала и направился в главный зал. Кранц вздохнул, бросил сигарету, которую он закурил в самом начале маневра «ПК+2», и погасил ее носком ботинка. Из этих троих Слэйтон подошел первым.

– И каков следующий шаг, Джин?

– Ну, Дик, – произнес Кранц, взвешивая каждое слово, – мы будем над этим работать.

– А я не уверен, что надо работать, – сказал Слэйтон, – Надо уложить экипаж поспать, правильно?

– Со временем, да.

– «Со временем» не годится, Джин. По расписанию они должны были лечь в постель еще двадцать четыре часа назад. Им нужен отдых.

– Я это понимаю, Дик, – начал Кранц, но, прежде чем он закончил мысль, из-за плеча послышался другой голос. Это был Крафт.

– Что с нашим планом отключения питания, Джин?

– Он готовится, Крис, – спокойно ответил Кранц.

– Мы готовы его выполнить?

– Мы готовы, но это долгая процедура и Дик предлагает сначала дать экипажу выспаться.

– Выспаться? – сказал Крафт, – Сон займет шесть часов! Уложишь экипаж до отключения питания и выбросишь на ветер драгоценные ресурсы. Кроме того, Лоувелл согласен. Ты, разве, не слышал его по радио?

– Но если ты сейчас заставишь их сонными выполнять сложную процедуру отключения, – сказал Слэйтон, – кто-нибудь что-нибудь скрутит. Я лучше потрачу дополнительную энергию, чем буду рисковать еще одной аварией.

Подошедший из-за Слэйтона Фагет приветственно кивнул Кранцу.

– Макс, – сказал Кранц, – Дик с Крисом предлагают свой вариант дальнейших действий.

– Пассивный тепловой контроль, правильно? – спросил Фагет таким тоном, как будто это было вне сомнений.

– «ПТК»? – громко встревожился Слэйтон.

– Да, – подтвердил Фагет, – Корабль уже несколько часов повернут к Солнцу одним боком, а другим – в космос. Если мы сейчас не повернем это барбекю, то заморозим одну половину приборов и перегреем другую.

– А вы представляете себе, какая нагрузка ляжет на экипаж, если их попросить выполнить разворот «ПТК»? – сказал Слэйтон.

– И какая нагрузка ложится на них для отключения питания? – добавил Крафт, – Я не уверен, что мы можем себе позволить такое в данный момент.

– А я не уверен, что мы можем позволить себе этого не делать, – возразил Фагет.

Дискуссия за директорским терминалом продолжалась несколько минут. Крафт, Слэйтон и Фагет так горячо отстаивали свои точки зрения, что люди у терминала КЭПКОМа и СВЯЗИ иногда косо поглядывали на них. Наконец, Кранц, который все это время не проронил ни слова, что было для него не типично, поднял руку, и все трое, по существу, его начальники, замолчали.

– Господа, – произнес он, – Благодарю всех за участие. Очередная задача для экипажа – выполнить поворот пассивного теплового контроля, – он повернулся и кивнул Фагету, а тот кивнул в ответ, – Затем они отключат питание корабля, – и он кивнул Крафту, – И, наконец, – сказал он, глядя с извинением на Слэйтона, – они пойдут спать. Усталый экипаж может переутомиться, но без корабля некому будет переутомляться.

Кранц повернулся к своему терминалу, а Фагет и Слэйтон собрались уходить. Крафт, однако, остался. Он сам работал за этим терминалом с 1961 по 1966 год, сам обучил Джина Кранца этой работе, а теперь хотел возразить на решение своего единственного протеже. Но прежде чем он произнес хоть слово, передумал и ушел. Какое бы решение ни принял руководитель полета, оно является законом, даже если противоречит всем инструкциям. Крафт сам ввел это правило несколько лет назад и сейчас не собирался его нарушать.

В течение последующих двух часов усталый экипаж неисправного корабля выполнял приказы Земли и лишь после этого получил одобрение на сон. Но даже тогда время сна было весьма ограничено: Хэйз удалился на три часа, пока Лоувелл и Суиджерт несли вахту в «Водолее» до его возращения.

Было уже за полночь. Время сна Хэйза подходило к концу, и двое мужчин, оставшихся у штурвала лунного модуля, украдкой дремали. Спать в холодной и шумной кабине «Водолея» было трудно, но, как оказалось, не невозможно. Фокус был в том, что вы убеждаете себя, что, на самом деле, не хотите спать, а только прикроете на минутку глаза, и что, если даже сознание затуманится и вы задремлете, плавая у приборной панели, то вы все равно начеку и в случае тревоги вы быстро проснетесь.

– «Водолей», это Хьюстон, – вдруг прозвучал в наушниках Лоувелла голос Джека Лусмы, КЭПКОМа ночной смены.

– М-м-м, да, – проворчал Лоувелл, пытаясь изобразить бдительность, – «Водолей» слушает.

– Ребята, пора вам ложиться спать, а Фреду просыпаться, – сказал Лусма.

– Принято, – пробормотал Лоувелл, – Собираемся это сделать.

– Вам отводится три часа. Возвращайтесь в 85 часов 25 минут, – сказал Лусма.

– Принято.

Командир протер глаза, сделал пару шагов спиной к туннелю и прыгнул в «Одиссей». Достигнув Хэйза, расположившегося в правом кресле, он потряс его, чтобы разбудить. Температура в командном модуле, по прикидке Лоувелла, была около 5 градусов. Однако вокруг спящего Хэйза сформировался тонкий слой воздуха температуры тела. В условиях невесомости отсутствовала конвекция, так как теплый воздух ни насколько не был легче холодного и поэтому не поднимался и не улетал.

Лоувелл помог Хэйзу выбраться из кресла, отправил его в ЛЭМ и развеял слой воздуха, истощенный трехчасовым дыханием пилота. Командир забрался в свое собственное кресло, обхватил плечи руками и чтобы не замерзнуть свернулся калачиком. А немного погодя в свое кресло приплыл Суиджерт и сделал то же самое.

Со своего места в «Одиссее» Лоувелл слышал, как не до конца проснувшийся Хэйз ищет наушники, стукаясь об углы ЛЭМа, и вызывает Хьюстон. И хотя, очевидно, Хэйз понизил голос из уважения к товарищам, в тесном корабле был слышен даже шепот. Несмотря на то, что Лоувелл пытался заснуть, он не мог удержаться, чтобы не слушать бормотание в другом конце туннеля.

– Я только что покинул верхний этаж, Джек, – говорил Хэйз Лусме, – и теперь спустился вниз в ЛЭМ. Как я вижу в окно, Луна стала существенно меньше.

В ЛЭМе наступила тишина. Лоувелл предположил, что Лусма поздравляет Хэйза с успешной работой и заверяет его, что с каждым часом Луна будет становиться еще меньше.

– И я скажу тебе, – ответил Хэйз на какую-то реплику Лусмы, – что «Водолей» вышел из этого настоящим победителем.

Снова тишина. Вне сомнения, Лусма говорит Хэйзу, что на самом деле настоящие победители – это экипаж.

– Судя по той работе, что предстоит сделать, – скромно возразил Хэйз, – возможно, этот полет больше испытание для парней на Земле, чем для ребят здесь наверху.

Нет, нет, вероятно, говорит Лусма, мы выполняем лишь то, чему тренировались. Именно на вас, ребята, выпала самая тяжелая часть работы.

– Ну, мы просто пытаемся быть на высоте, – сказал Хэйз, – Мы лишь хотим вернуться домой в пятницу.

В командирском кресле Лоувелл закрыл плотнее глаза и повернулся к переборке, вскружив кокон окружающего воздуха, который только начал согреваться. Если его пилот ЛЭМа и КЭПКОМ решили немного подбодрить друг друга самоуверенной беседой о возврате, то это прекрасно. Но, что касается Лоувелла, он не хотел это слушать. Последнее сообщение, которое он получил с Земли, говорило, что он и его команда едва на расстоянии 15 тысяч миль от Луны и двигаются со скоростью всего 1500 метров в секунду, или менее 3000 миль в час. Он знал, что их скорость будет уменьшаться еще 24 тысячи миль, после чего начнет увеличиваться, когда гравитация Земли возьмет верх над притяжением Луны. А до того момента Лоувеллу будет очень неуютно. 15 тысяч миль от Луны – это целых 225 тысяч миль от дома – слишком много, чтобы считать такой путь прогулкой. Начиная с вечера понедельника, размышлял Лоувелл, пока сон не сморил его, у него было масса поводов для проявления эмоций, но глупый оптимизм не в его духе.

(ПРИМ.ПЕРЕВ. – состояние основных ресурсов на 84:00 полетного времени:

Ресурс / Всего осталось / Текущий расход / Момент истощения

Вода / 93.4 кг / 1.36 кг/час / 152:36

Кислород / 19.6 кг / 0.11 кг/час / 257:00

Батареи / 1454 ампер-час / 12.1 амп/час / 204:00

)

Эд Смайли шагнул в лифт здания 30 Центра пилотируемых полетов, развернулся и посмотрел, как блестящие двери бесшумно закрылись. Он неуклюже держал под мышкой металлический ящик. Повернувшись направо, он потянулся к ряду кнопок и слегка картинно нажал на «3», этаж Центра управления.

У Смайли, как руководителя подразделения систем жизнеобеспечения, не было причины скромничать на тему, сколько он сделал для поддержания жизни экипажа. Это Сай Либергот, Джон Аарон и Боб Хеселмейер контролировали системы жизнеобеспечения ЛЭМа за терминалами Центра управления, а первоочередной задачей Эда Смайли и его людей была их разработка и испытание. Это была важная, но незаметная работа. В то время как Либерготы, Аароны и Хеселмейеры проводили дни в просторном зале здания 30, пресса освещала каждый их шаг, Смайли со своими подчиненными сидели в перенаселенных лабораториях зданий 7, 4 и 45.

Но сегодня все изменилось. Сегодня люди из зала Центра управления мечтали увидеть Смайли и, особенно, его громоздкий ящик. С того момента, как ночью в понедельник «Аполлон-13» испытал удар, беспорядочное вращение и потерю кислорода, люди в Космическом Центре и, в частности, инженеры из подразделения жизнеобеспечения бились над проблемой гидроксида лития. Среди высокотехнологичных неисправностей «Аполлона» нестыковка квадратных картриджей воздухоочистителей командного модуля с круглыми посадочными отверстиями очистителей ЛЭМа казалась низкоуровневой. Но, тем не менее, это была неотложная проблема. Учитывая трех людей, которые живут и дышат в «Водолее», первый картридж лунного модуля насытится углекислым газом уже на 85 часу полета, после чего придется его сменить вторым и последним картриджем. Задолго до возврата на Землю он так же насытится, как и первый, и астронавты быстро задохнутся от продуктов собственного дыхания.

После того, как он вечером в понедельник включил телевизор и узнал об инциденте на «Аполлоне-13», Смайли первым делом позвонил в офис подразделения жизнеобеспечения.

– Что известно о «тринадцатом»? – спросил он, как только секретарь ответил на звонок.

– Немного. Они теряют кислород и переходят в ЛЭМ.

– Скоро у них появится проблема с углекислым газом, – сказал Смайли.

– И большая, – согласился секретарь.

– Я еду, – сказал Смайли.

Лаборатория жизнеобеспечения в здании 7 отличалась от остальных. Среди ее многомиллионного оборудования была громадная, размером с комнату, вакуумная камера для испытания космических систем жизнеобеспечения, ранцевых систем, используемых при выходе на лунную поверхность, и самих скафандров. Давление в камере можно было понижать до 5.5 фунтов на квадратный дюйм, как в корабле, или даже до глубокого вакуума лунной поверхности (ПРИМ.ПЕРЕВ. – в кабине «Аполлона» давление почти в 3 раза ниже нормального и составляет 5.5 фунт/кв. дюйм = 0.37 атм). Камера была оснащена такими же гидроксидно-литиевыми очистителями, как и командный и лунный модули «Аполлона».

Пока Смайли несся к зданию 7, менее чем через час, как только он услышал о неприятностях на «Аполлоне-13», в его голове уже начало прорисовываться замечательное решение проблемы углекислого газа. Гидроксидно-литиевая система ЛЭМа, как и в командном модуле, содержала вентиляторы, которые закачивали воздух корабля во впускные отверстия очистительного картриджа, прогоняли через него и выпускали очищенный от углекислого газа воздух сзади. На стене кабины находились два набора шлангов системы очистки, непосредственно к которым мог присоединить свой скафандр пилот ЛЭМа в случае утечки воздуха из корабля.

Для того чтобы воспользоваться не влезающими в приемник ЛЭМа картриджами, как представлял Смайли в своем воображении, надо надеть на выпускной патрубок картриджа пластиковый пакет, примотав его плотной изолентой. Для жесткости внутрь пакета надо вставить изогнутый лист картона, чтобы пакет не перегнулся возле выпускного патрубка. Затем Смайли собирался проделать в пакете небольшое отверстие и вставить в него, плотно примотав изолентой, один из тех свободных шлангов на стене, предназначенных для скафандров. Система воздухоочистки ЛЭМа будет засасывать воздух в переднюю часть картриджа и через пакет – в шланг. Пройдя через трубки очистительной системы ЛЭМа, воздух снова вернется в кабину.

По существу, воздухоочистительная система ЛЭМа работала, как и положено, за одним исключением: вместо использованного картриджа ЛЭМа к входному патрубку был временно присоединен картридж из командного модуля. После его насыщения можно присоединить новый картридж.

Смайли прибыл в здание 7 полдвенадцатого ночи в понедельник. В вестибюле его встретил помощник Джим Коррил. Они вместе поспешили в лабораторию, включили вакуумную камеру и из не содержащего очищающие кристаллы макета литиевого картриджа собрали устройство, придуманное Смайли. Когда оба инженера присоединили его к модели системы жизнеобеспечения и включили вентилятор, то обнаружили, что их простое изобретение работает хорошо. Но для полного испытания требовались настоящие картриджи.

Проблема заключалась в том, что их не было в Хьюстоне. В 3 ночи во вторник Смайли позвонил на космодром Мыса Кеннеди спросить, не завалялся ли у кого рабочий картридж, и в 4 часа специалисты из Флориды ухитрились найти несколько штук, предназначенных для «Аполлона-14» или «15», погрузили их на зафрахтованный самолет и отправили в Космический Центр. Большую часть следующего дня Смайли и Коррил провели в своей лаборатории, накачивая вакуумную камеру углекислым газом и наблюдая, как привезенные картриджи после небольшой модификации удаляли из воздуха ядовитый газ, оставляя только кислород.

А сейчас, ранним утром в среду, лифт с толчком остановился на третьем этаже здания 30. Смайли вышел, неся с собой странное и неуклюжее изобретение. Опустившись в белый, без окон холл, он, наконец, подошел к тяжелым металлическим дверям, на которых висела табличка «Зал Центра управления». Он открыл одну из половинок дверей, шагнул внутрь и беспокойно оглядел зал. Здесь не было скромных инженеров из его подразделения, не было неизвестных специалистов, зато были эффектные ЭЛЕКТРИКА, ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЕ, ДИНАМИКА и руководители полета. Смайли стал опускаться по проходу, выискивая Дика Слэйтона, Криса Крафта или Джина Кранца. Он знал, что с каждой минутой на далеком корабле приближается момент, когда три астронавта могут задохнуться от своего собственного углекислого газа. Смайли понимал, что его изобретение, этот маленький ящик, вероятно, спасет им жизнь. И ему не надо было напоминать себе, что оно никогда не сравнится по сложности ни с наушниками, ни с терминалом, ни с чем другим оператора ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ.

Фреду Хэйзу его одинокое дежурство в ЛЭМе даже доставляло удовольствие. Ему нравилась эта непривычная тишина, этот просторный отсек и он, больше чем любой другой, наслаждался этой краткой возможностью покомандовать своим кораблем. Командир экипажа обладал почти абсолютной властью над всем кораблем и своими подчиненными. Пилот командного модуля безраздельно командовал материнским кораблем во время двухдневной высадки его товарищей на Луну. В отличие от них, пилот лунного модуля никогда бы не командовал ни одним из модулей, на борту которых он был. Это мысли могли бы терзать человека, который перед приходом в «НАСА» строил свои собственные действующие модели самолетов. Однако в три ночи в среду, пока Джим Лоувелл и Джек Суиджерт досыпали свой второй час, Фред Хэйз, третий член экипажа, в одиночку парил в своем любимом «Водолее».

– Хьюстон, это «Водолей», – вызвал Джека Лусму Хэйз, проплывая в направлении пустого места Лоувелла.

– Слушаю, Фред, – откликнулся Лусма.

– Я смотрю на левый край Луны, – сказал Хэйз, – и едва различаю предгорья массива Фра-Мауро. Мы их не могли видеть, когда были ближе.

– Хорошо, – сказал Лусма, – Похоже, вы уже не так близко. Мой монитор, Фред, показывает, что вы на расстоянии 16214 миль от Луны и летите со скоростью 1400 метров в секунду.

– Когда завершится этот полет, – кивая самому себе, сказал Хэйз, – мы на деле покажем, на что способен ЛЭМ. Если бы у него был тепловой экран, то я бы на нем приземлился.

– Ну, по крайней мере, в той ночной телетрансляции в понедельник вы всем продемонстрировали, как уютно выглядит корабль внутри, – сказал Лусма, – Вы устроили хорошее шоу, ребята.

– Оно было бы еще интереснее, если бы длилось минут на десять больше.

– Да, – согласился Лусма, – после него события закрутились вихрем.

Хэйз оттолкнулся от окна и перелетел на место Суиджерта над кожухом взлетного двигателя. Потянувшись к сумке, он вытащил несколько пищевых пакетов, принесенных вчера Суиджертом из «Одиссея».

– К твоему сведению, Джек, – сообщил Хэйз, – Я собираюсь немного перехватить говядины с соусом и прочей вкуснятины.

– Я надеюсь, ты делаешь это с разрешения командира, – сказал Лусма.

– А как ты думаешь, – ответил с улыбкой Хэйз, – кто в данный момент здесь командир?

– Мне все равно, но, если бы я был на его месте, то, чтобы следить за продуктами, заставил бы тебя записывать все, что ты съел.

– Понятно.

– И, Фред, – добавил Лусма, – когда ты будешь не так занят говядиной, не сообщишь ли ты уровень углекислого газа?

Беззаботность Лусмы расходилась с безотлагательностью его вопроса. Визит Эда Смайли в Центр управления был нужен и самому инженеру и полетным операторам. Его модель очистителя воздуха заинтересовала Слэйтона, Кранца, Крафта и группу офицеров жизнеобеспечения ЛЭМа, толпившихся возле стола КЭПКОМа. Доклад об удачном испытании в вакуумной камере здания 7 убедил всех в работоспособности этой неэлегантной штуковины. И теперь, когда Смайли уже ушел, его прототип остался на терминале Лусмы, привлекая к себе операторов, которые подходили и возились с ним.

То, что коробка Смайли могла быть легко собрана в лаборатории, совсем не означало, что это так же легко получится и в космосе. Времени на сборку оставалось все меньше. Концентрация углекислого газа в командном модуле и в ЛЭМе отслеживалась при помощи не потребляющего электроэнергию прибора, похожего на термометр и измеряющего давление токсичного газа. В нормальной атмосфере стрелка не должна подниматься выше 2–3 миллиметров ртутного столба. Если она показывает больше 7, то экипаж должен сменить картридж с гидроксидом лития. Если стрелка поднялась выше 15, это означает, что картриджи перенасыщены и скоро появятся признаки отравления углекислым газом: легкое головокружение, потеря ориентации и тошнота. Фред Хэйз завернул свой пакет с ростбифом, оставил его парить внизу кабины и скользнул к измерителю углекислого газа. То, что он увидел, заставило его остановиться.

– Так, – спокойно сказал Хэйз, – Я вижу 13 на измерителе.

Он еще раз посмотрел на стрелку:

– Да, тринадцать.

– Хорошо, – сказал Лусма, – это достаточно высокий уровень, поэтому мы хотим начать сборку одной штуковины, типа небольшой коробки.

– Вы хотите отправить меня в «Одиссей» для сбора материалов?

– Нет, – ответил Лусма, – Мы пока не хотим беспокоить капитана. Дадим ему еще несколько минут поспать.

Не успел Лусма договорить, как Хэйз услышал шорох в туннеле. Он поднял взор и увидел Лоувелла с усталыми красными глазами, головой вплывающего в «Водолей». Командир опустился с глухим стуком на кожух взлетного двигателя и присел. На уровне его глаз в воздухе покачивалась недоеденная говядина Хэйза. Он с любопытством осмотрел ее, поймал и через всю кабину ЛЭМа бросил пилоту. Хэйз поймал пакет и быстро убрал его в мешок для отходов.

Ты вернулся слишком рано, – сказал Хэйз.

Лоувелл зевнул.

– Там наверху слишком холодно, Фреддо.

– Ты должен еще лежать.

– Я пытался лежать. Ничего не помогает. Я удивлюсь, если там больше 1 градуса.

Лоувелл двинулся вперед, надел наушники и вызвал Лусму:

– Алло, Хьюстон, это «Водолей». Говорит Лоувелл. Я снова заступил на вахту.

– Принял, Джим. Джек с тобой?

– Нет, он еще спит.

– Хорошо, – сказал Лусма, – как только он проснется, мы предлагаем вам отправиться туда и собрать пару кассет гидроксида лития. Я думаю, понадобятся все три пары рук.

– Хорошо, – ответил Лоувелл и передвинулся на свое левое место, покачивая головой, чтобы проснуться, – Мы соберем их, а потом заменим использованные картриджи.

До конца отдыха оставалось еще больше часа, и, хотя Суиджерт, в отличие от Лоувелла, ухитрился крепко заснуть в холодном «Одиссее», его разбудили внезапные разговоры и суета в ЛЭМе. Вскоре следом за Лоувеллом из туннеля появился Суиджерт. На Земле Лусму сменил Джо Кервин, заступив по расписанию на свое четвертое в этом полете дежурство за терминалом КЭПКОМа.

– Так, – сообщил Лоувелл новому оператору в Хьюстон, – Джек уже встал, и, как только наденет наушники, будет готов записывать.

– Принято, Джим, – сказал Кервин, соединив в своем ответе и служебную обязанность и приветствие, – В любой момент, как будете готовы.

В следующий час на борту «Аполлона-13» шла работа чуть аккуратнее и чуть технически элегантнее, чем у сборщиков мусора. Кервин зачитывал предоставленный Смайли список запчастей. Крафт, Слэйтон и Лусма обсуждали его с другими операторами, а экипаж лазил по всему кораблю в поисках материалов, совсем не предназначенных для уготованного им использования.

Суиджерт принес из «Одиссея» пару ножниц, два литиевых картриджа командного модуля и рулон серой изоленты, которой разные пакеты должны приклеиваться к переборкам корабля в конце экспедиции. Хэйз достал свое руководство по ЛЭМу, раскрыл ее на твердых картонных страницах, описывающих процедуры взлета с Луны, и вырвал их – все равно, они уже были без надобности. Лоувелл открыл шкаф позади ЛЭМа и достал упакованные в пластик комплекты термозащитного нижнего белья, которое они с Хэйзом должны были надевать под скафандры при выходе на лунную поверхность. В ткань этих костюмов с необычно длинными кальсонами были вплетены тонкие трубочки, по которым должна была циркулировать вода, охлаждая тело астронавтов во время яркого лунного дня. Лоувелл сорвал пластиковую упаковку и положил ненужные костюмы обратно в шкаф, оставив себе бесценные пластиковые пакеты.

Когда материалы были собраны, Кервин начал зачитывать написанные Смайли инструкции по сборке. Работа шла, мягко говоря, медленно.

– Поверните картридж выходными отверстиями к себе, – сказал Кервин.

– Выходными отверстиями? – переспросил Суиджерт.

– Концом с крепежной планкой. Мы его будем называть верхом, а противоположный конец – дном.

– Сколько нам понадобится изоленты? – спросил Лоувелл.

– Около метра, – сказал Кервин.

– Метр… – вслух рассуждал Лоувелл.

– Оторви по длине руки.

– Ты хочешь, чтобы изолента была клейкой стороной вниз? – спросил Лоувелл.

– Да, я забыл пояснить, – сказал Кервин, – что клейкая сторона должна быть внизу.

– Я должен вытянуть пакет вдоль сторон вентиляционной трубки? – спросил Суиджерт.

– Смотря что ты понимаешь под «сторонами», – ответил Кервин.

– Хороший вопрос, – сказал Суиджерт, – Открытые концы.

– Понял, – ответил Кервин.

Вот с такими вопросами-ответами они и собрали через час первый экземпляр. Если раньше астронавты мечтали, что на этой неделе замахнутся, самое малое, на мягкую посадку в предгорьях Фра-Мауро, то сейчас они отступили, сложив руки, и счастливо разглядывали нелепое картонное устройство, висящее на шланге для скафандра.

– Так, – сообщил на Землю Суиджерт, вложив туда больше гордости, чем хотел, – наш гидроксидно-литиевый картридж «сделай сам» готов.

– Принято, – ответил Кервин, – Посмотри, проходит ли сквозь него воздух.

Лоувелл и Хэйз следили, как Хэйз прижал ухо к выходу картриджа. Он услышал тихое, но безошибочное, шипение воздуха, проходящего через вентиляционные отверстия и, возможно, через чистые кристаллы гидроксида лития. А в Хьюстоне операторы сгрудились вокруг терминала ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ, пристально вглядываясь в показатели углекислого газа. То же самое делали и астронавты на корабле. Медленно, почти незаметно, стрелка на приборной панели начала опускаться: сначала до 12, потом до 11.5, до 11 и еще ниже. На Земле в Центре управления люди заулыбались друг другу. И то же самое происходило в кабине «Водолея».

– Думаю, – сказал Лоувелл Хэйз, – теперь я могу доесть свой ростбиф.

– Думаю, – ответил командир, – я присоединюсь к тебе.

(ПРИМ.ПЕРЕВ. – см. расшифровку радиопереговоров в Приложении 13. Состояние основных ресурсов на 96:00 полетного времени:

Ресурс / Всего осталось / Текущий расход / Момент истощения

Вода / 78.7 кг / 1.13 кг/час / 165:12

Кислород / 17.8 кг / 0.11 кг/час / 252:00

Батареи / 1312 ампер-час / 11.8 амп/час / 207:00

)

Все утро и до полудня среды у терминалов в Хьюстоне не чувствовалось той жизнерадостности, какая сквозила в словах экипажа на корабле, уносящего их от Луны.

Конечно, у Центра управления было несколько причин для оптимизма. На терминале ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ, постоянно осуществляющем мониторинг параметров ЛЭМа, весь день наблюдалось падение уровня углекислого газа. Менее чем через шесть часов после запуска оригинального воздухоочистителя Эда Смайли содержание диоксида углерода снизилось до приемлемых 0.2 процента массы. Такая концентрация газа находилась на грани чувствительности бортовых датчиков и была безвредна для астронавтов. На терминале СВЯЗИ ситуация также была в норме. Непростой маневр поворота «ПТК», на котором настаивал Макс Фагет, был успешно выполнен сразу после запуска «ПК+2». Этот поворот позволил направить главную антенну ЛЭМа прямо на Землю, и теперь для поддержания радиоконтакта не надо было постоянно переключаться с антенны на антенну, как вчера. Однако на остальных терминалах Центра управления цифры были не столь обнадеживающие, как у СВЯЗИ и ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ. Самые плохие показатели появлялись на терминалах первого ряда: ДИНАМИКИ, НАВИГАЦИИ и ВОЗВРАТА.

Запуск посадочного двигателя во время маневра «ПК+2» предназначался не только для увеличения скорости корабля, но и для исправления его траектории. Для безопасного входа в атмосферу Земли «Аполлон-13» должен иметь наклонение не меньше 5.2 градуса, но не круче 7.7 градусов. При входе с наклоном 5.2 градуса и ниже тупоконечный командный модуль отразится от верхних слоев атмосферы и улетит в космос, перейдя на солнечную орбиту. При входе с наклоном 7.8 градусов и выше этого не произойдет, но при таком крутом угле возникнут большие перегрузки, что может привести к гибели экипажа еще до касания воды. В обоих случаях не состоится торжественная посадка в южную часть Тихого океана, в которой должны принять участие спасательные силы.

Запуск «ПК+2» должен был предотвратить обе катастрофические ситуации, наведя «Аполлон-13» в узкий коридор с углом снижения 6.5 градусов. Непосредственно после запуска текущие данные мониторов полетной динамики свидетельствовали, что требуемый угол достигнут. Однако теперь, через восемнадцать часов после маневра, новые данные показывали, что траектория таинственным образом стала более пологой, опустившись ниже 6.3 градусов. Первым, кто обнаружил эту проблему, был Чак Дейтерих, работавший за терминалом ВОЗВРАТА.

– Ты следишь за этими параметрами траектории? – отодвинувшись от терминала, спросил он у Дэйва Рида, сидящего справа офицера полетной динамики.

– Слежу, – ответил Рид.

– И что с этим делать?

– Будь я проклят, если знаю, – сказал Рид.

– Слишком полого, это факт.

– Несомненно.

– Ты думаешь, мы правильно выполнили запуск? – неуверенно спросил Дейтерих.

– Проклятье, Чак, мы, несомненно, выполнили запуск правильно. Старые показатели держались твердо. Единственное, что я могу предположить, это неточность данных о траектории. С такого большого расстояния мы не можем все точно отслеживать.

– Эти параметры продолжают уменьшаться, по крайней мере, в настоящий момент, Дэйв, – непреклонно сказал Дейтерих, – Данные точные.

Если Дейтерих с Ридом были правы, что данные и запуск точные, то оставалось немного причин, которые могли вызвать опускание траектории. Очевидный и, на самом деле, единственный ответ состоял в том, что где-то из корпуса «Одиссея» или «Водолея» происходила утечка, создающая небольшую реактивную силу, отклоняющую корабль от курса.

Вот только откуда шла утечка, оставалось неясно. Прошло уже много времени с момента выброса газов из неработающего сервисного модуля, и были давно перекрыты его любые системы, которые могли бы вызвать утечку, например, водородные баки или реактивные стабилизаторы. Конический командный модуль вообще не был оснащен устройствами, способными выпускать газ, за исключением его собственных небольших стабилизаторов положения, которые были отключены вместе с остальной частью модуля. Наравне с командным модулем сомнительно, чтобы и ЛЭМ был источником необъяснимых струй газа. С момента завершения запуска «ПК+2» почти все его системы были отключены, а за теми, которые продолжали работать, постоянно следили офицеры ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ и УПРАВЛЕНИЯ. Если бы из какой-нибудь магистрали или бака шла утечка газа, то она, почти несомненно, была бы тут же обнаружена.

Существовало несколько вариантов коррекции возмущенной траектории. Если обнаружится источник и точное место утечки, то можно развернуть корабль, чтобы эта струя направляла корабль по-другому. Это позволило бы увеличивать крутизну угла «Аполлона-13», пока она не достигнет верха коридора. Обнаружение источника утечки было маловероятным, поэтому, пока таинственное снижение траектории не прекратится, оставался единственный вариант: включить питание ЛЭМа, перенастроить его гироплатформу и еще раз запустить посадочный двигатель. Но переутомленные операторы ДИНАМИКИ, НАВИГАЦИИ и ВОЗВРАТА об этом даже думать не хотели.

– Если угол входа не стабилизируется сам по себе, – сказал Дейтерих, – нам придется снова осуществлять запуск.

– Тогда, давай, надеяться, что он сам стабилизируется, – сказал Рид.

Но если НАВИГАЦИЯ, ДИНАМИКА и ВОЗВРАТ решат запустить посадочный двигатель «Водолея», им придется учесть информацию с мониторов офицера УПРАВЛЕНИЯ, человека, следящего за всеми остальными системами ЛЭМа, кроме систем жизнеобеспечения. Однако на текущий момент эта информация была неутешительной. Происходило то, чего опасался перед маневром «ПК+2» Милт Уиндлер: начало расти давление в баке с гелием сверхкритичной плотности, предназначенном для подачи топлива в камеру сгорания.

Охлажденный до минус 269 градусов газ обычно хранился под давлением 5.5 атм. При нагревании гелий очень быстро расширялся, поэтому баки имели многократный запас прочности. И только повышение давления в этих емкостях до 120 атм могло заставить скрипеть от напряжения их круглые двойные стенки. При этом давлении разрывалась предохранительная мембрана, встроенная в газовую магистраль, выпуская газ в космос.

Хотя это позволяет сбросить возросшее давление, но фактически, лишает возможности осуществить еще один запуск двигателя, так как не останется способа подать топливо в камеру сгорания. Для повторного запуска экипажу придется надеяться лишь на оставшееся в магистралях топливо от предыдущего включения двигателя. Однако никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, сколько там осталось этого, так называемого «вытесненного» топлива. Надеяться на него при последующих запусках – сомнительное занятие. В то время как Дейтерих и Рид весело обсуждали возможность повторного включения двигателя для очередной курсовой коррекции, офицер УПРАВЛЕНИЯ Дик Торсон обнаружил рост давления на индикаторе гелия.

– Это УПРАВЛЕНИЕ, – вызвал из команды поддержки Торсона офицер по реактивным системам Гленн Уоткинс.

– Слушаю тебя, Гленн, – ответил Торсон.

– Не знаю, смотришь ли ты на эти индикаторы, но сверхкритичный гелий растет.

– Я слежу за ним, – сказал Торсон, – Как бы ты оценил предельное значение для взрыва?

– Мы не уверены, – ответил Уоткинс, – Мы еще этим занимаемся. Наша текущая оценка – 128 атм.

– И когда мы перевалим за это значение?

– Тоже не уверен, – сказал Уоткинс, – но мы ожидаем разрыв мембраны примерно в 105 часов.

Торсон взглянул на таймер полетного времени: прошло уже 96 часов.

– Парни, я хочу полной ясности. Проведите расчеты, – сказал он, – Я хочу знать, как это случится, когда это случится и куда произойдет выброс газа. Мне не нужны сюрпризы.

В отключенном корабле со ставшей бесполезной приборной панелью астронавты не могли видеть ни рост давления гелия в баках под собой, ни возмущение траектории, делающее вход в атмосферу все более пологим. В среду в час пополудни Земля с неохотой сообщила им плохие новости, которые они не могли получить со своей приборной панели. Все десять часов, прошедшие после установки гидроксидно-литиевого картриджа, на борту «Водолея» был занят каждый член экипажа. Они следили за поворотами пассивного теплового контроля, обсуждали предстоящие через два дня процедуры включения «Одиссея» и советовались с Землей по поводу способов подзарядки истощенной батареи командного модуля при помощи четырех работоспособных батарей ЛЭМа. В отличие от Лоувелла и Суиджерта Хэйз умудрился улучить для сна несколько часов перед этой долгой, от рассвета до обеда, работой. Поэтому после обеда Дик Слэйтон и полетный медик Уиллард Хоукинс приказали командиру и пилоту командного модуля подняться в «Одиссей» и попытаться поспать. Как и утром, в среду после обеда управление «Водолеем» принял Фред Хэйз, пока его старшие товарищи отсыпались.

– «Водолей», это Хьюстон, – вызвал Ванс Бранд, недавно сменивший Джо Кервина на посту КЭПКОМа.

– Слушаю вас, Хьюстон.

– Я только хотел сообщить, что в настоящий момент вы прямо в середине коридора, почти точно 6.5 градусов, – обнадеживающе доложил Бранд и немного запнулся, – Хотя есть небольшой дрейф, и, если мы его не поправим, то вы выскочите из коридора на пологую траекторию.

– Понятно, – сказал временный командир, – Что нам с этим делать?

– Мы обдумываем запуск для курсовой коррекции примерно в 104 часа, – сказал Бранд, – Небольшой, около 2 метров в секунду.

– Понял, – сказал Хэйз, – звучит обнадеживающе.

– Есть только одна сложность, – добавил Бранд, – Мы следим за давлением в баке с гелием сверхкритичной плотности и ожидаем разрыв мембраны. Мы точно не знаем, когда это случится – может, около 105 часа. Даже, если это случится раньше, мы полагаем, что у нас достаточно вытесненного топлива в магистралях. Так что, возможно, все в порядке.

– И это тоже обнадеживает, – сказал Хэйз.

Волновало ли что-то Хэйза, нельзя было расслышать за спокойным тоном его голоса, прозвучавшего по каналу связи с Землей. Достаточно серьезное отклонение траектории, если для этого надо даже запускать двигатель, никак не увязывалось с «небольшим дрейфом». Более того, пилота ЛЭМа не могла не беспокоить мысль об еще одной неконтролируемой утечке из газовых баков «Аполлона-13», один из которых находился в посадочной ступени любимого лунного модуля Хэйза.

Но если Хэйза, временно замещавшего командира, и тревожили подобные догадки, он никак не выдавал этого. Эмоции было не в правилах ни у Лоувелла, ни у Конрада, ни у Армстронга, ни у любого другого командира корабля. Чего придерживался сейчас и Хэйз. А тем, кто не способен держать свои эмоции при себе, стоит заняться другим делом.

Паря в ЛЭМе над свободным левым рабочим местом, Хэйз отключился от линии связи и придвинулся к шкафу в задней части кабины. Среди прочих личных вещей астронавты пронесли на борт маленький магнитофон и несколько кассет с записями любимых песен. Никто, конечно, не надеялся, что на пути к Луне на музыку найдется время, но после сброса ЛЭМа, который бы доставил на корабль груз лунных камней с Фра-Мауро, они собирались насладиться песнями. Сейчас же «Водолей» все еще был пристыкован к «Одиссею», грузовой отсек был пуст, но «Аполлон-13», неоспоримо, летел домой, и Хэйз собирался послушать музыку. За терминалом КЭПКОМа Ванс Бранд слушал треск по каналу связи. Но тишину нарушил не беспокойный голос временного командира, а вступительные аккорды «Эры Водолея» – первой песни, которую попросили записать астронавты. По всему залу управления операторы слушали ее и улыбались друг другу. Было слышно, как Фрэд Хэйз слегка подпевал.

– Эй, Фред, у тебя там наверху женщина что ли? – вызвал его Бранд.

– Для меня нет ничего невозможного, – засмеялся ему в ответ Хэйз.

– Ну, раз у тебя хорошее настроение, то позволь мне его поднять еще выше, – сказал Бранд, – Кое-кто только что принес отчет по ресурсам. Вы потребляете от 11 до 12 ампер в час. Это на пару ампер ниже, чем запланировали парни из ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ, так что все идет хорошо.

– Понял, – прозвучал голос Хэйза на фоне музыки.

– И, кроме того, по нашим прикидочным графикам, вы на расстоянии около 44 тысяч миль от Луны. ДИНМИКА мне говорит, это означает, что вы вошли в сферу притяжения Земли и начинаете ускоряться.

– Я так и думал, что пора ее пересечь, – сказал Хэйз.

– Принял, – ответил Бранд.

– Мы на пути к дому.

– Это точно.

Хэйз немного убавил громкость магнитофона, оставил его парить в воздухе позади себя и переместился по направлению к окну. Если уж они на самом деле пересекли невидимую сферу между Землей и Луной, он хотел бросить прощальный взгляд назад. Обзор не должны были загораживать опоры ЛЭМа, направленные к Луне, тем более что окна тоже смотрели в ту сторону. Учитывая спящих товарищей и тишину в кабине, за исключением металлического звука из магнитофона, обстановка обещала быть приятной. Но внезапно все изменилось.

Как только Хэйз достиг окна, корабль потряс до дрожи знакомый удар. Он выкинул вперед руки, ухватившись за переборку, и застыл в полете. По существу, звук был таким же, как и при ночном ударе в понедельник, хотя и, несомненно, тише. Ощущения, по существу, были такими же, как и при ночном сотрясении в понедельник, хотя и, несомненно, менее сильными. Если Хэйз не ошибался, а он был в этом уверен, звук шел не от сервисного модуля, а с другого конца пары «Водолея» с «Одиссеем». Он шел прямо у него из-под ног – из посадочной ступени ЛЭМа.

Хэйз с трудом глотнул. Это, должно быть, разрыв предохранительной мембраны бака гелия. Когда Земля предупреждает тебя о возможном прорыве, а моментом позже твой корабль грохочет и трясется, то, скорее всего, эти события взаимосвязаны. Но инстинктивно Хэйз, который лучше других на борту знал «Водолей», чувствовал, что это не так. Разрыв предохранительной мембраны так не звучит и так не ощущается. Осторожно подлетев к своему иллюминатору, он глянул через него и увидел нечто новое. Подобно тому, как сорок часов назад Джим Лоувелл обнаружил истекавший мимо его окна газ, теперь Фред Хэйз, пилот ЛЭМа, был встревожен аналогичным выбросом снаружи своего окна. От посадочной ступени «Водолея» поднималось толстое белое облако снежных хлопьев – ничего похожего на туманную струю гелия из предохранительной мембраны.

– Так, Ванс, – сказал Хэйз максимально ровным голосом, – Я только что слышал небольшой глухой удар, звучащий снизу из посадочной ступени, и видел откуда-то оттуда снежный ливень. Я сомневаюсь, – сказал он с некоторой надеждой, – что это похоже на гелий сверхкритичной плотности.

Бранд замер в своем кресле.

– Так, – сказал он, – Мы поняли, что у тебя глухой удар и снежные хлопья. Мы здесь все обдумаем (ПРИМ.ПЕРЕВ. – разговор состоялся в 97 часов 13 минут полетного времени).

Это мгновенно взволновало всех людей в Центре управления.

– Ты слышал этот разговор, – с терминала УПРАВЛЕНИЯ спросил Дик Торсон офицера по реактивному движению своей команды поддержки Гленна Уоткинса.

– Слышал.

– Посмотри, как там сверхкритичный?

– Без изменений, Дик, – сказал Уоткинс.

– Без?

– Без. Он все еще растет. Так что это был не он.

– УПРАВЛЕНИЕ, это ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, вызвал Джерри Гриффин с директорского терминала.

– Слушаю, ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, – ответил Торсон.

– Готово объяснение этого удара?

– Нет, ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ.

– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это КЭПКОМ, – вызвал Бранд.

– Слушаю, КЭПКОМ, – ответил Гриффин.

– Кто-нибудь знает, чем был вызван удар?

– Еще нет, – сказал Гриффин.

– Мы можем им вообще что-то сообщить? – спросил Бранд.

– Сообщите, что это был не гелий.

В то время как Бранд переключился на канал связи с кораблем и Гриффин приступил к опросу своих операторов по внутренней директорской связи, Боб Хеселмейер просматривал экран терминала ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ. Пробежав глазами по индикатору кислорода, гидроксида лития, углекислого газа и воды, он остановился на батареях, четырех драгоценных источниках посадочной ступени «Водолея», которые, работая вместе, едва обеспечивали энергией истощенный и перегруженный корабль. Индикатор батареи номер два постепенно опустился ниже положенного уровня и продолжал падать, как столь знакомое воспоминание о датчике кислорода во втором баке «Одиссея».

Если датчики не врали, то что-то замкнуло в батарее лунного модуля, как коротнуло в баке сервисного модуля в понедельник ночью. И если это было замыкание, то эта батарея, как и тот бак, скоро выйдет из строя, сократив на целую четверть электрическую мощность, которую Хьюстон и «Грумман» расписали до последнего знака после запятой. Показатели на экране были слишком предварительными, чтобы Хеселмейер сообщил о них Гриффину. И если Хеселмейер не передаст их Гриффину, Гриффин не передаст их Бранду, а тот не сможет передать их Хэйзу.

На данный момент, возможно, так было даже лучше. Фред Хэйз стоял у окна, смотрел на растущее облако хлопьев, окружающее дно ЛЭМа, и ему было достаточно бремени временного командира корабля.