"Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет" - читать интересную книгу автора (Ффорде Джаспер)

Я открыла глаз. Затем другой. Над холмами Мальборо вставал теплый летний день. Легкий ветерок принес тонкий аромат жимолости и дикого тимьяна. Воздух был теплым, заходящее солнце тронуло красным пухлые облачка. Я стояла на обочине дороги где-то в сельской местности. С одной стороны ко мне подъезжал одинокий велосипедист. А с другой стороны дорога терялась в далеких полях, где мирно паслись овцы. Если таков мир иной, значит, большинству из нас нечего беспокоиться и церковь, в конце концов, поставляет не полную туфту.

- Тсссс! - шепнул кто-то совсем рядом.

Я обернулась и увидела человека, прячущегося за огромным рекламным щитом «Голиафа», на котором значилось: «Покупаете два рояля - третий бесплатно!»

- Папа?

Отец потянул меня к себе за рекламный щит.

- Не торчи тут словно туристка, Четверг! - отрезал он. - Как будто хочешь, чтобы тебя увидели!

- Привет, папа!

Я радостно обняла его.

- Привет-привет, - рассеянно отозвался он, окидывая взглядом дорогу, сверяясь с хронометром на запястье и бормоча: - Важное случается, покуда времена вращаются…

Для меня отец - нечто вроде странствующего во времени рыцаря, но для Хроностражи он самый настоящий преступник. Он выбросил свой жетон и отправился странствовать семнадцать лет назад, когда его расхождения с руководством Хроностражи во взглядах на историю и нравственность закончились открытым конфликтом. К сожалению, в результате этого конфликта он, по сути дела, перестал существовать во всех смыслах этого слова: Хроностража прервала его зачатие в 1917 году, вовремя постучав в двери его родителей. Однако папа каким-то непостижимым образом по-прежнему жил, и мы с моими братьями все-таки появились на свет. Папа любил повторять: «Все куда запутаннее, чем мы полагаем».

Он немного подумал и сделал несколько заметок огрызком карандаша на обратной стороне конверта.

- Кстати, как поживаешь? - спросил отец.

- По-моему, меня только что случайно застрелил ТИПА-снайпер.

Он расхохотался, но внезапно осекся, поняв, что я не шучу.

- Боже мой! Какая у тебя бурная жизнь! Но не бойся. Ты не можешь умереть, пока живешь, а ты только начала жить. Что нового дома?

- На моей свадебной вечеринке откуда ни возьмись появился офицер Хроностражи, все хотел знать, где ты.

- Лавуазье?

- Да. Ты его знаешь?

- Думал, что знаю, - вздохнул отец. - Мы были напарниками почти семьсот лет.

- Он уверял, что ты очень опасен.

- Не более, чем всякий, кто осмеливается говорить правду. Как мама поживает?

- Хорошо, но ты мог бы уладить это недоразумение с Эммой Гамильтон.

- Мы с Эммой… то есть леди Гамильтон… просто друзья. Между нами ничего нет, клянусь!

- Вот сам ей это и скажи.

- Я пытаюсь, но ты же знаешь, какой у нее характер. Стоит мне только упомянуть, что я побывал где-то в начале девятнадцатого века, и она сразу же лезет в бутылку!

Я огляделась по сторонам.

- Где мы?

- В лете семьдесят второго года, - ответил отец. - На работе все в порядке?

- Мы нашли тридцать третью пьесу Шекспира.

- Тридцать третью? - удивился папа. - Странно. Когда я отнес все пьесы тому актеришке Шекспиру для распространения, там было всего восемнадцать.

- Может, актеришка Шекспир сам начал писать? - предположила я.

- Черт побери, а ты права! - воскликнул он. - Способный парень, я это тогда же понял! Скажи, сколько сейчас комедий?

- Пятнадцать.

- Но я-то давал ему только три. Наверное, они оказались так популярны, что он принялся сочинять сам!

- Тогда понятно, почему все эти комедии так похожи друг на друга, - добавила я. - Чары, совершенно неотличимые близнецы, кораблекрушения…

- …герцоги-узурпаторы, мужчины, переодетые женщинами, - подхватил отец. - Может, ты и права.

- Минуточку! - начала было я, но отец, ощутив мое беспокойство сквозь массу на первый взгляд невозможных парадоксов своей работы в потоке времени, жестом заставил меня замолчать.

- Когда-нибудь ты все поймешь, и все окажется совсем не таким, каким представляется сейчас.

Наверное, вид у меня был идиотский, поскольку он снова посмотрел на дорогу, прислонился спиной к рекламному щиту и продолжил:

- Запомни, Четверг: научная идея, как и любая мысль - будь то религиозная, или философская, или еще какая, - всего лишь мода, только долгоживущая. Нечто вроде рок-группы.

- Научная мысль - вроде рок-группы? И как прикажешь это понимать?

- Ну, группы появляются все время. Они нам нравятся, мы покупаем диски, постеры, смотрим их по телевизору, творим кумиров, пока…

- …не появляется следующая рок-группа?

- Именно. Аристотель - рок-группа. Очень хорошая, но всего лишь шестая или седьмая. Он оставался кумиром, пока не появился Исаак Ньютон, но и Ньютона сместила с пьедестала следующая рок-группа. Те же прически, но другие движения.

- Эйнштейн, да?

- Да. Улавливаешь смысл?

- Значит, наш образ мыслей всего лишь каприз моды?

- Именно. Трудно представить себе новый образ мыслей? Попытайся. Пропусти тридцать-сорок рок-групп после Эйнштейна. Из далекого будущего Эйнштейн покажется нам человеком, уловившим отблеск истины и написавшим одну прекрасную мелодию и семь позабытых альбомов.

- Ты к чему это, пап?

- Да я уже почти закончил. Представь себе рок-группу, такую замечательную, что тебе больше ни на какую другую и смотреть не захочется и никакую другую музыку слушать тоже.

- Трудно вообразить. Но можно.

Он дал мне несколько минут на осознание.

- Вот когда у нас появится такая рок-группа, дорогая моя, все, над чем мы ломали голову, станет кристально ясным и мы сами посмеемся над собой - как это мы не додумались раньше!

- Точно?

- Конечно. И знаешь, что во всем этом самое лучшее? Это чертовски просто!

- Понятно, - с некоторым сомнением ответила я. - И когда же появится эта замечательная рок-группа?

Папа вдруг посерьезнел.

- Вот потому-то я и здесь. Может, и никогда, хотя это было бы весьма некстати в великом ходе вещей, уж поверь мне. Видишь велосипедиста на дороге?

- Да.

- Так вот, - сказал он, сверяясь с большим хронографом на руке, - через десять минут он погибнет - его собьет машина.

- И что? - спросила я, понимая, что чего-то не улавливаю.

Он украдкой огляделся по сторонам и понизил голос.

- Похоже, здесь и сейчас произойдет ключевое событие, которое поможет нам предотвратить уничтожение всей жизни на планете!

Я посмотрела ему прямо в глаза. Отец был серьезен.

- Ты ведь не шутишь?

Он покачал головой.

- В декабре тысяча девятьсот восемьдесят пятого года - вашего тысяча девятьсот восемьдесят пятого года - по какой-то непонятной причине вся органическая материя в мире превратится… вот в это.

Он достал из кармана пластиковый пакет. В нем подрагивала густая непрозрачная розовая слизь. Я взяла пакетик и встряхнула его, с любопытством разглядывая содержимое, и тут мы услышали громкий визг шин и глухой удар. Мгновением позже перед нами приземлились изломанное тело и покореженный велосипед.

- Двенадцатого декабря в двадцать тридцать плюс-минус пару секунд вся органическая материя на этой планете - все растения, насекомые, рыбы, птицы, млекопитающие и три миллиарда человек - начнут превращаться вот в это. Это конец. Конец жизни, и та рок-группа, о которой я тебе говорил, никогда не появится. Проблема в том, - продолжал он, но тут хлопнула дверь машины, и мы услышали топот, все ближе и ближе, - что мы не знаем почему. Хроностража сейчас не занимается работами в будущем.

- Но почему?

- Да все воюют за улучшение условий труда. Бастуют, требуя сокращения рабочих часов. Не уменьшения их количества, пойми правильно; просто они хотят, чтобы те часы, когда они работают, получались… гм… короче.

- Значит, пока те, кто работает в будущем, бастуют, мир может погибнуть и все умрут, включая их самих? Они что, спятили?

- С точки зрения забастовки, - сказал отец, нахмурив брови и примолкнув на мгновение, - стратегия неплоха. Надеюсь, они успеют вовремя выработать новое соглашение.

- А если нет, то мы узнаем об этом, когда мир начнет загибаться? - саркастически заметила я.

- Да придут они к какому-нибудь соглашению, - улыбнулся отец. - Споры вокруг ставок за укороченные дни длятся уже двадцать лет, - легко тратить время, когда его у тебя навалом.

- Хорошо, - вздохнула я, стараясь не слишком глубоко вникать в причины забастовок ТИПА-12. - Мы-то что можем сделать для предотвращения этой катастрофы?

- Глобальные катастрофы - как круги на воде, Душистый Горошек. Всегда есть эпицентр - место в пространстве и времени, где все началось, пусть даже с чего-то безобидного.

Постепенно до меня начало доходить. Я огляделась по сторонам. Стоял летний вечер. Птицы радостно чирикали, и в небе не было ни облачка.

- Эпицентр - здесь?

- Именно так. Не похоже, да? Я проверил миллиарды временных моделей, и результат один и тот же: что бы ни случилось здесь и сейчас, это каким-то образом связано с возможностью предотвратить катастрофу. А поскольку гибель велосипедиста - единственное событие на протяжении многих часов и в прошлом, и в будущем, именно она и является ключевым событием. Велосипедист должен выжить, чтобы жизнь на этой планете продолжалась!

Мы вышли из-за рекламного щита и столкнулись нос к носу с водителем, молодым человеком в расклешенных брюках и черной кожаной куртке. Он явно пребывал в панике.

- О господи! - воскликнул он, глядя на искалеченное тело у своих ног. - О господи! Неужели он?..

- Пока да, - ответил отец так же спокойно и невозмутимо, как обычно набивал свою трубку.

- Надо вызвать «скорую». - От волнения бедняга заикался. - Может быть, он еще жив!

- Как бы то ни было, - продолжал отец, не обращая на водителя никакого внимания, - велосипедист либо что-то сделает, либо чего-то не сделает, и это ключ ко всей этой дурацкой неразберихе.

- Понимаете, я же не гнал! - торопливо оправдывался водитель. - Ну, может быть, на секунду прибавил скорость, на секунду всего лишь…

- Погоди! - воскликнула я, немного сбитая с толку. - Ты же побывал дальше тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, па! Ты сам говорил!

- Знаю, - мрачно ответил отец, - но лучше выяснить все до конца.

- Просто солнце низкое, - не унимался водитель, - а он тут возьми да и выскочи прямо передо мной!

- Стремление уйти от чувства вины - особый синдром, характерный для мужчин, - объяснил отец. - Признан медицинской наукой в две тысячи пятьдесят четвертом году.

Папа взял меня за руку, на нас обрушились яркие вспышки света и шум, и мы перенеслись на полмили в том направлении, откуда приехал велосипедист, и на пять минут в прошлое. Велосипедист проехал мимо и весело помахал нам рукой.

Мы помахали в ответ и проводили его взглядом.

- Ты не остановишь его?

- Пытался. Не помогает. Я украл у него велосипед, так он взял у друга. Не обращает внимания на знаки объезда, и даже карточный выигрыш его не задержал. Я все перепробовал. Время - это связующая субстанция пространства, Четверг, а нам надо его развязать: попытайся силой переломить ход событий, и в результате они разнесут тебе лоб, точно пуля с пяти шагов кочан капусты. Мне подумалось, может, тебе повезет больше? Лавуазье меня наверняка уже засек. Через тридцать восемь секунд появится машина. Перехвати ее и постарайся что-нибудь сделать.

- Подожди! А что будет со мной потом?

- Когда спасем велосипедиста, я заберу тебя отсюда.

- И куда ты меня вернешь? - вдруг спросила я. Мне не хотелось возвращаться в то мгновение, откуда он меня выдернул. - Под пулю ТИПА-снайпера, пап? Ты забыл? А не мог бы ты вернуть меня, скажем, на полчаса раньше?

Он улыбнулся и подмигнул мне.

- Передай маме, что я ее люблю. Спасибо за помощь. Но время не ждет, и мы…

И он исчез, растворился в воздухе прямо у меня на глазах. Я мгновение помедлила, а затем замахала рукой приближающемуся «ягуару». Машина притормозила, остановилась, водитель, не подозревающий о грядущем несчастном случае, улыбнулся и предложил меня подвезти.

Ни слова не говоря, я нырнула внутрь, и мы с ревом рванули с места.

- Только утром эту старушку купил, - бормотал водитель скорее себе под нос, чем обращаясь ко мне. - Три и восемь десятых литра и тройной гоночный карбюратор. Шестицилиндровая пантерочка - прелесть моя!

- Эй, там велосипедист, - сказала я, когда мы проехали поворот.

Водитель дал по тормозам и умудрился не зацепить человека на двухколесном транспорте.

- Чертовы велосипедисты! - рявкнул он. - Угроза и себе, и окружающим! А вам куда, девушка?

- Я… я к отцу в гости, - сказала я, практически не покривив душой.

- А где он живет?

- Да везде.