"Собчачья прохиндиада" - читать интересную книгу автора (Шутов Юрий)

Глава 7

Неведомо, дойдут ли эти записки до обманутых и ограбленных Собчаком людей. К тому же и цель написания их вовсе не популизм, но искреннее желание исповедоваться. Свою вину в становлении и укреплении собчачьей власти я признаю полностью, оправдывая себя лишь неспособностью разобраться в тот период с кем имел дело, отчего испытываю еще большую личную ответственность за неограниченную возможность Собчака солировать в успешном проведении врагом подрывной деятельности против нашей страны и народа, что, как известно, составляет понятие "измена Родине". Правда, сам Собчак в этом никакой измены не видит и не признает, ибо в отличие от членов ГКЧП не желает принимать наше государство за свою Родину, с нахрапом считая, как и большинство так называемых «демократов», что месту на Земле, где суждено было родиться и вырасти, человек ничем не обязан, кроме участия в разделе родного дома, да, может быть, еще в какой-нибудь посильной краже чужого добра по пути из него.

По прошествии времени, переосмысливая все события, свидетелем и участником которых мне довелось быть, я все же так и не могу взять в толк, как перед сотней миллионов пар глаз, к вящему непониманию зрителями целей происходящего, всего нескольким, причем даже не профессиональным, но очень сребролюбивым демиллюзионистам удалось разом обокрасть всех глазеющих. Это даже выдающемуся Копперфильду не под силу. При этом вся суть их фокуса заключалась в простой подмене слова «ограбление» на «реформы». Эффект получился неслыханный. Он, бесспорно, удивителен настолько, что требует самого пристального разбора.

Эти записки — одна из попыток дать возможность любому читателю уразуметь, что же с нами произошло на самом деле и как народ великой страны оказался на исторической свалке.

Сейчас частенько из разных углов приходится слышать презрительно-запальчивые реплики по поводу державности и величия СССР: мол, будь Союз по-настоящему могучим, тогда разве смогла бы его развалить нестройная свора разных собчаков в горбачевских ошейниках? Тут для парирования нелишне вспомнить горскую поговорку: "Если в проводники избрать свинью, то путь неминуемо приведет к помойке". Остается только гадать: как проводниками в светлое будущее народ умудрился нанять представителей этой породы? — массовое наваждение какое-то! В поисках ответа я неустанно заставляю себя тщательно, по крупицам анализировать не только причины собственного ослепления, но и своих действий после прозрения, когда еще все вокруг продолжали ликовать.

Ассортимент приемов, использованный «демократизаторами» для разграбления и уничтожения страны, был необычайно примитивен, но результат тем не менее неописуемо потрясающ, вот поэтому невольно начинает мерещиться вмешательство самого дьявола и всякая прочая чертовщина.

Справедливости ради нужно отметить: пока Собчак не стал откровенно, походя харкать на святыни нашего народа и в открытую подыскивать способы личного обогащения, а ураган «демократии» еще не разметал весь потенциал страны, созданный за много-много лет руками людей труда, разгадать истинные замыслы «патрона» было трудно. Хотя не скрою, поводов он давал тому предостаточно, которые особенно отчетливо видны через призму прошедшего времени. Мне же, занятому почти круглосуточно быстротекущей работой, потребовалось много месяцев, чтобы за этими поводами-ветками наконец-то различить сам ствол. Наступи мое озарение вовремя, и тогда Собчак продолжить состязаться в борьбе за доходно-призовое место "главвора (мэра) Ленинграда", думаю, уже не смог бы. Во всяком случае, у него не осталось бы шансов уклониться от кремации собственного политического трупа, намеченной депутатами Горсовета еще на конец лета 1990 года. Их "благое намерение" мне пришлось сорвать исключительно из-за собственной неразборчивости. Но прежде, чем самому признаться в такой недальновидности или даже хуже того, надо отдать должное высочайшему классу собчачьего лицемерия, как образцу сверхподлого и ювелирно-изысканного таланта, а также его прямо-таки крысиной выживаемости, сокрытой от посторонних глаз привлекательными чертами превосходно исполненной внешне оболочки. Да и взгляды собчаковских оппонентов, что и говорить, тогда еще не были налиты информированностью, поэтому не могли просветить эту оболочку.

Исстари дошла до нас аксиома: "Новые заблуждения всегда хуже старых", поэтому историю повелось благоразумно периодически переписывать либо тут же искажать с помощью ангажированных для этой цели «летописцев», скопище которых, подобно Бэлле Курковой10, теперь постоянно ползает меж ножек собчачьего кресла в надежде получить "эксклюзивное право" лизнуть «патрону» ботинок. А посему любые беспристрастные зарисовки очевидцев фрагментов быстротекущего времени очень нужны. Лишь по ним заинтересованные потомки смогут воссоздать истинную картину. При этом оценка высвеченной лучом факта личности пусть будет полностью на совести сиюминутных комментаторов, ведь всем известно: чем мельче мозаика, тем точнее портрет.

Моя память сохранила, как Собчак, повсюду публично и пылко распинаясь о собственном многотрудном, круглосуточном радении на благо ленинградцев, сам втихаря частил самолетами заокеанских компаньонов по личным коммерческим и иным делам до Америки и обратно. За ним прилетали прямо в «Пулково», где «патрон» дал указание заправлять американские самолеты за счет скудных валютных заначек из городского бюджета, столь необходимых для лавинно-нарастающих нужд его жителей даже по части закупки обычных лекарств. Порой, когда авиаторы категорически отказывались бесплатно заливать керосином баки чужого самолета, «патрон» в запальчивости мчался на летное поле и истерично кричал, требуя наказания неисполнительных заправщиков, готовый сам их тут же заменить.

По частоте американских вояжей жена старалась Собчаку не уступать и ползала по глобусу на серебристых лайнерах от материка к материку как навозная муха. Кроме того, купленный за океаном дом требовал постоянного хозяйского пригляда. Правда, летала она, как правило, рейсовыми «бортами», зато не реже раза в месяц, пока не произошла известная встреча со съемочной группой "600 секунд", запечатлевшей ее очередной загранотлет. Помню, Невзоров тогда показал, как она в новой дубленке — счастливом воплощении своих многолетних местечковых грез, с брезгливо-заносчивым выражением лица, покрытого морозным инеем морщин на вянущей шелушащейся коже, стоя на трапе специально выделенного для вояжа самолета продемонстрировала зрителям кукиш, озвучив его текстом искренне сорвавшегося «ку-ку». Причем это «ку-ку» в паре с кукишем было показано во время всеобщего аэропортовского столпотворения, когда задержали все прочие рейсы по причине отсутствия керосина и самолетов. В общем, Собчак принял решение, дабы исключить репортерские наскоки, поручить начальнику отдела КГБ в аэропорту Воронину лично провожать жену до трапа, в обход таможенных и пограничных заслонов. Кроме такой предосторожности, собчачьей жене загранконсультантами было рекомендовано, в случае обнародования ее межконтинентальной «вертежки», прикрыться своей якобы кипучей деятельностью на благо умирающих в организованном одним, ныне англичанином, городском «хосписе», где наша "кандидатка исторических наук" наряду со званием "жены Собчака" совмещала не столь для куражу, но, главное, на потребу, пост председателя правления "дома обреченных". Не правда ли, странное совпадение названия дома с перспективой жителей всего нашего города?

Жена «патрона», находясь, в общем-то, на самой невысокой ступени биоразвития, была одержима идейкой стать во всем себе с мужем полезной. Поэтому, обуреваемая лошадиной деловитостью, повадилась в услужливо предлагаемых телеинтервью давать внимающим разные советы космического масштаба на тему "Как жить дальше", разумеется, такой же по глубине межгалактической глупости. Собчак этого не видеть не мог и даже на людях пытался ее одергивать, но делал это как-то трусовато, лишь только в мечтах пытаясь катапультироваться от такой «соратницы».

Этот «хоспис» своим рождением обязан вовсе не заботе о безболезненном уходе на тот свет безнадежно больных — они использованы тут лишь для декорации и прикрытия самой цели. Как-то к Собчаку, находившемуся в Лондоне вместе с женой, на одном из приемов привязался некий Виктор З., худосочный седобородый пожилой польский еврей, когда-то работавший на советскую разведку, но затем перебежавший к врагу. Это был обычный русскоговорящий предатель с гнилодушным выдохом изо рта и всем спектром мерзопакости, испытываемой любым нормальным гражданином своей страны к подонкам подобного типа. И хотя он вел себя, как оса на пикнике, — был надоедлив и неотгоняем, Собчак, узрев в нем изменника, враз проникся симпатией единомышленника. «Патрона» восхищало мужество предающих. Этот бывший разведчик, а ныне британскоподданный проходимец, подрабатывающий журналистикой, вился вокруг собчачьей четы весь вечер, облизываясь, как кот, налакавшийся сметаны, завлекая жену «патрона» "ароматными" темами воспаленного сладострастием воображения, похоже, крепко настоянного на желаниях обычного пожилого импотента светски поболтать о сексуальной распущенности. При этом он был прямолинеен, как милицейская дубинка, и свои откровения не рядил в овечьи шкуры, демонстрируя тактичность на уровне общения дантиста с больным без наркоза.

Однако жену, да и самого Собчака такая манера почему-то не задевала. Этот «журналист» под занавес встречи, желая сделать знакомство обоюдополезным, предложил Собчакам неплохо заработать. С напористостью и одновременно чуткостью волка из тамбовских лесов он поведал супружеской чете о хорошо воспринимаемой всюду в социально-политическом аспекте идейке благотворительного призрения безнадежно больных, которым, кроме утоления боли, ничего не нужно на этом свете. Подобные приюты на Западе действуют и называются «хосписами». Правда, они обычно находятся под сенью церкви, проповедники которой муки несчастных усмиряют больше исповедью и молитвами, чем обезболивающими наркотиками, а тем более ядами в ответ на желание просящих. Для того, чтобы из этого богоугодного дела извлечь доход, британскоподданный указал путь без церкви, но с наркотиками и ядами, приобщение к бизнесу с которыми считается в мире наиболее прибыльным. Узнав о возможности заработать, Собчаки тут же решили разговор перенести на следующий день в более деловую и конкретную обстановку, где состоялось распределение ролей будущих компаньонов. «Патрон» с женой по разработанному планчику взяли на себя подбор и завладение какой-нибудь, желательно близкопригородной (подальше от глаз или еще чего) ленинградской больничкой с минимальным числом коек, ибо нужна была лишь сама вывеска с декорацией, но не больные. А английский «подельник» брался устроить шквал публикаций в западной прессе о хвалебном начинании жены Собчака и ожидающими ее проблемами на этом благородном поприще, связанными в основном с отсутствием в таком "тоталитарном государстве", как "коммунистический Союз", даже самых примитивных наркотиков для утоления боли страждущих. После этих подготовительных мероприятий жена «патрона» должна будет повсюду, на разных встречах, не сдерживая и так обильную, чисто болезненную, слезливость своих глаз, гнусавя и корча подбородок в куриную гузку, плаксиво разглагольствовать о муках умирающих, к примеру, от рака, лишенных в этой жуткой стране (СССР) всех болеутоляющих средств, а также ядов, если кому-то из них уже невмочь терпеть. В завершении подобного «выступления» ей также предписывалось сразу заручиться конкретным желанием присутствующих прислать требуемые наркотики в ранге гуманитарной помощи, а потому безвозмездно. Данный список желающих поставщиков в дальнейшем нужно переправить британскому партнеру, который обязан будет позаботиться о получении и реализации наркотиков и ядов. В общем, план был небольшой, но дерзновенный, в исполнение которого я напрочь не верил. Трудно себе представить, что в итоге не найдется хоть один честный служака, способный проанализировать поступившую информацию о выпрошенных собчачьей женой, полученных и использованных наркотиках для пары десятков больных. Но так думал я, а «хоспис» возник и существует, бесспорно принося болеутоление небольшому числу, прикрываясь которым можно творить невообразимое.

Многочисленные враги нашего народа, узрев эти шалости в собчачьей биографии, все равно похвалят его за активную, разворотливую вредоносность, но простой и честный соотечественник, узнав об этом, может в сердцах одарить Собчака званием "законченного подонка".

Если будет суд над Собчаком, в чем я не сомневаюсь, полагаю, следует включить в общий объем нанесенного им ущерба даже эти несколько сотен тысяч долларов за заправку самолетов его компаньонов, не говоря уж о наркотиках.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Это было время, когда маховик разрушений еще только начинал раскручиваться, и толпы людей купались в упоении от самих ожиданий грядущих перемен. В начале затеянной Собчаком катавасии он являл собой не более чем изумительный ораторский инструмент: певуче игривый и велеречивый, по-балаганному беспечный и трагически-серьезный, порой бросавший в дрожь министров и прокатывающийся раскатами эха даже по дальним закоулкам нашей страны. Он всюду симулировал боязнь катастроф, но, как стало ясно теперь, страстно их желал.

Был ловок в своем неистовстве и расчетлив в порывах, поэтому не ссорился с властью, а с подхихикиванием покусывал ее. Публично выступал не с программными речами, а только «кстати», сводя на нет своей чудовищной посредственностью все низкое и все высокое, оставляя на виду лишь себя самого, что вместе с приобретенной им к тому времени парой-тройкой костюмов придавало ему этакое дипломатическое достоинство представителя заносчивого посольства некой страны в стране.

Влекомый модой, взяв у меня урок, как правильно креститься, но порой путая правую сторону с левой, «патрон» зачастил в церковь, с трудом усвоив по каким-то ведомым только ему, чисто внешним признакам различие между, скажем, католическим костелом и православным храмом. Не исключаю, что, когда он наконец узнает, как всегда мимоходом, о смерти Иисуса Христа, распятого ради спасения человечества, то сильно будет обескуражен, ибо не сможет понять причину такого, абсолютно чуждого ему бескорыстия.

Мне же Собчак тогда казался добрым, гуманным элегантным ученым, этаким великосветским говоруном, умевшим находить аристократические начала даже в необходимости поиска пропитания возле помоек им же обездоленных и обреченных на это занятие людей. Однако, как выяснилось позже, он не представлял себе иных радостей, кроме бурного и скорейшего разрушения его же вскормившей страны, печалясь и досадуя лишь от сознания несокрушимости консервативного духа и невозможности быстрой возмутимости спокойствия народа, несмотря на прицельную лавину бед, обрушенную на людей подобными ему «демократизаторами». В связи с ежедневно ухудшающимся продовольственным положением в городе, Собчак всерьез начинал рекомендовать всем жителям переходить на самодобычу пропитания в собственных огородах, публично разглагольствуя без тени улыбки о желаемом наступлении такого "прекрасного, деклассированного времени", когда свиньи с кроликами станут повсеместно жить на балконах и лоджиях городских квартир вперемешку с собаками и избирателями. Как ни странно, но от этих речей многие кандидаты во владельцы обещанных им участков пригородных земель застывали вокруг него в избытке почтительности, мечтая лишь прикоснуться и облобызать собчачью длань. Покорность людей, внимающих с влюбленными глазами, распаляла его еще больше, и он начинал высказывать столь необычную даже для него пылкость обещаний, что слушатели уже не могли верить свидетельству собственных чувств, стремительно переносясь во власть бредовых грез. Число желающих сразу врезаться в сильно приукрашенный Собчаком капитализм быстро росло. Они тянулись к «патрону» душой, лишь мечтая дотронуться руками, и никто не способен был догадаться тогда, что дрянь во все времена трогали только метлой.

Широко декларируемые им повсюду преимущества «рыночных» отношений были осмыслены самим Собчаком на уровне знаний континентальной части Сибири островными аборигенами Полинезии времен Миклухо-Маклая. Но люди ему почему-то верили, и он, ничуть не боясь разоблачения своих знаний, а точнее незнаний, продолжал всех кого попало призывать к воспитанию у населения "предприимчивости муравьев", колонии которых живут, по его мнению, только ради того, чтобы рыть галереи и строить магазины, куда перетаскивать провизию заодно с разными подвернувшимися по пути материалами и миллиардами собственных яиц для обеспечения муравьиного воспроизводства, столь необходимого в «здоровой» конкурентной, но ожесточенной борьбе со своими соседями по растаскиванию окружающей среды. В подобном идеологическом построении Собчаку виделся высший смысл обитания на поверхности земли своих избирателей на данном идеологическом этапе. Ему было невдомек, что со времен жития Ивана Калиты Россия собиралась и сохранялась. Благодаря только этому, а вовсе не "переходу к рынку", сейчас было чего растаскивать. Но одно всем собчакам трудно понять, либо просто не желают они этого: если на собирание великой страны были ухлопаны века, то растащить ее можно за несколько лет. Иногда в полемической запальчивости приходится слышать многократно повторенное на разные лады сравнение сегодняшних «демократов» с фашистами. Отдавая дань софистическому задору полемистов, все же нужно признать, что подобное сравнение, как говорили в Одессе, "верно до наоборот". Только сослепу можно не увидеть различие: фашисты грабили и уничтожали другие народы, а укрупняли и обогащали свою страну; «демократы» же разоряют свою страну и уничтожают свой народ — это, между прочим, "две большие разницы", независимо от цвета униформ и национальностей авторов доктрин. Поэтому если кто-то будет продолжать обзывать отечественных «демократов» "фашистами", то вполне уместно присовокуплять слово «импортные».

"Патрон" понемногу уже начинал носиться с невероятной быстротой по заграничному свету, иногда коротая минутки в обществе довольно сносных, сопливого возраста барышень, порой переодетых матросиками либо тирольскими пастушками в белых панталончиках, напоминавших Собчаку красноармейские «кальсики». И если же раньше хотение выливалось на всех, кто подворачивался под руку, то наконец наступало время вожделенного выбора и употребления только экологически чистых женщин. Такое времяпрепровождение «патрон» находил более приятным, чем бесконечные препирательства с ленинградскими депутатами, чьи наскоки он, возвратясь, запросто отражал десятиминутными интервью Бэлле Курковой с рассказами о жгучей, леденящей душу обывателя необходимости быстрейшей выработки "свежей концепции отношений между всякими странами", где наш «турист» изловчился на этот раз побывать. Собственницу "Пятого колеса", млеющую от возможности принародно прильнуть к нему, хотя бы с микрофоном в подрагивающей по тщательно скрываемой причине руке, Собчак обычно нагло-снисходительным тоном принимался уверять, что, мол, этот очередной визит куда-то был, оказывается, нужен вовсе не ему, а уже начинающему бедствовать населению Ленинграда, жизнь которого, только благодаря теперешнему его вояжу, должна будет враз резко улучшиться. Куркова Бэлла, умиленно глядя на «патрона», с сильным чувственным выдохом, как правило, тут же соглашалась и от имени всех "без исключения" телезрителей твердым, с ударением на последнем слове, но заискивающим голосом благодарила да мужественно переносимые Собчаком тяготы его "славной деятельности" и хлопоты, вызываемые частыми заграничными разъездами "на благо жителей нашего города". В общем, дуэт был спетый и смотрелся неплохо. Однако после таких выступлений я предельно вежливо, с учетом своего ничтожества и памятуя о неутолимой жажде Собчака чаще показываться по телевидению, пытался все же вразумить «патрона» не нести подобную околесицу людям, ибо не исключена вероятность когда-нибудь всеобщего изумления по поводу случайного открытия истинных мотивов его шатаний в чужие нам страны и абсолютной никчемности для горожан других, сугубо личных затей. Но он всегда небрежно отмахивался, давая мне понять, что незачем метать бисер перед публикой, которая удовлетворяется любым вздором. А после того, как мы проговорили на эту тему битый час, сидя в машине около дома, где жила его старшая дочь, поблизости станции метро «Академическая», я окончательно убедился в непреклонности собчаковского мнения о всеобщей глупости глубоко презираемого им нашего народа. Аргументируя свое презрение к людям, Собчак с брезгливостью кошки, поедающей с голодухи на грядке свежий огурец, удобно раскинувшись в глубине моего автомобиля, в клубах окутывающей его всенародной славы еще только учился выгодно растворять собственную гордость в оригинальной финансовой улыбке. Он пока еще набивал руку, неистово днями напролет встречаясь со всеми подряд: молодыми, неизвестно зачем попавшими в Ленинград немцами, американцами и прочими марокканцами; финансистами и евреями; чернокожими бизнесменами и лирическими поэтами вперемешку с бродячими футбольными репортерами и ветеранами кордебалета с подагрой; дипломатами всех мастей, включая официальных представителей еще неизвестных никому в мире, но уже "суверенных стран"; театральными антрепренерами и православными, католическими, буддистскими, англиканскими, а также другими священниками; сексфотографами и О. Басилашвили11; настройщиками музыкальных инструментов и активистами клуба нудистов, по выражению лиц которых можно было смело определить, что они с огромным трудом уломали самих себя не являться на прием к Собчаку в чем мать родила, ибо наряд одной из них «патрона» сильно восхитил: он был просто еле заметен — вот и все, как можно о ее одежде сказать.

Собчак дал однозначное указание дежурному в приемной не допускать до себя лишь тех «ходоков», которые пробивались к нему с конкретными, нужными городу делами и мучительными житейскими проблемами, поэтому при составлении очередного плана-расписания дневного рабочего приема председателя Ленсовета встречи с такими людьми не программировались, так как контакты с ними, если они случались, безусловно требовали от главы города принятия определенных, а не расплывчатых решений, направленных на улучшение ситуации по обсужденной теме. Это, по всей видимости, не вписывалось в психологический ряд сочетания занимаемой Собчаком должности с возбужденным удовольствием и радостным удовлетворением от ее обладания, вот почему подобных встреч он просто избегал. Со всеми остальными прихожанами «патрон» пытался быть ласков, любезен, обаятелен, в меру фатоват, вкрадчив, страстен, велик и скользок, что безмерно восхищало разных дам, в которых он любил только самого себя. Размер его претензий по этой части любой из них было нетрудно оправдать, причем даже независимо от самой владелицы полыхавшего порой всей радужной гаммой чувственности женского взгляда, влажного как воздух после буйно-скоротечно-проливного теплого летнего дождя. Будь она роскошная или просто очаровательная; длинная или короткая; змеистая или полная — все они, по его мнению, обладали одним общим существенным недостатком: принадлежностью к тому же полу, что и собственная жена, оттого делающим их на нее похожими. Своей же «подруге», как я подозревал, «патрон» с трудом прощал ее злючую слезливость, да и вообще, в сравнении с другими, какую-то непотребность, находя утешение лишь в маловероятности встречи на жизненных просторах аналога ей, ибо есть такие экземпляры, воспроизвести повторно которые природа не всегда решается.

При распределении обязанностей между председателем Ленсовета и заместителями Собчак собственноручно оставил за собой кураторство всех учреждений из мира культуры в городе. Остальное, такое важное, как обеспечение продовольствием и все связанное с жизнедеятельностью самого города, он без всяких сомнений спихнул в руки замов. На заведенный мною разговор о неверности такого выбора «патрон» парировал, потирая с легким причмокиванием ладошки, что свою деятельность в кресле главы горсовета он видит исключительно ради и в обществе питомцев муз, но главное — среди великолепного стада разомлевших от его внимания и ласки служительниц Мельпомены, которые будут петь ему акафисты, а он им всячески покровительствовать, тем самым став исключением из правила, гласящего: "стареющие за любовь платят дороже". Об этом он мечтал много-много лет, сразу после первого знакомства с женщиной, коим возжелал посвятить всю жизнь, но потом, к собственной досаде, пришлось увлечься юриспруденцией. Тогда мне казалось, что это просто не очень удачная шутка. Правда, уже ощущались искорки его раздражения, если «патрон» вдруг обнаруживал в своем окружении субъекта, мыслящего лучше, чем слабо дрессированное домашнее животное, доказывая подобным, что он человек не только своего времени, но и своего часа, иллюстрируя это великолепной приспособляемостью с огромным банальным дарованием пиявки, безошибочно умеющей мгновенно присасываться к любому выгодному моменту, месту, обстоятельству и движению, притом совершенно не заботясь о последствиях собственной деятельности либо бездеятельности.

Нельзя не сказать об особом злоупотреблении им успехом собственных речей, какие взял за правило неизменно заканчивать незаметным восхвалением своего таланта, постоянно при этом уверяя слушателей, что другого желания не имел, кроме как жить среди академически образованных, но, на его взгляд, бесспорно уступавших ему умом университетских коллег, вдали от мирской суеты, заменяя ее приятными заботами о своих дочурках, на манер известных песенок Вертинского. "Однако, — далее продолжал он, — горячо любимое им население, оказав ему честь своим выбором, прямо-таки вынудило его, дабы не прослыть дезертиром, заняться спасением избирателей". От чего он хочет их спасать и когда начнет это дело, Собчак обычно не распространялся, походя возводя туманную напраслину на «раззяв-коммунистов».

Зато сама новая жизнь, за которую он агитировал, довольно быстро разбавила тихие семейные радости и уверенность в завтрашнем дне бесконечными общественными распрями и эпидемией нищеты среди почти всех отдавших «патрону» свои голоса. Самое радикальное, на что отважился тогда Собчак, были периодические богохульствования по поводу тела Ленина в Мавзолее, которое он предлагал подхоронить к могилам ульяновских родственников на одном из кладбищ Ленинграда. Думаю, нелишне отметить: на этот объект травли Собчак набрел не идеологизированной тропкой, а чисто случайно, как обычно, «кстати». Однажды просматривая подобранные ему газеты, он натолкнулся на сообщение о состоянии тела вождя. Какие-то ученые, с тогда еще свойственной гордостью за порученное им важное, государственное дело сохранения всенародного культа поклонения, рапортовали о своей постоянно проделываемой очень трудной работе, ее большой стоимости, убедительно свидетельствовавшей о неустанной заботе правительства, а также достигнутых ими в этом деле прекрасных результатов. По мнению рапортующих, выходило: благодаря их труду, вкупе с новациями и открытиями науки в этой области, состояние тела Ленина вместо продолжения естественного разложения, наоборот, "заметно улучшается" (?!). Читая такое, вместе с представленной тут же для убедительности хронологией характеристик состояния тела, неискушенному человеку можно было по бравому тону газеты сгоряча предположить, что, если так хорошо пойдет и дальше, то не исключается вероятность в конечном счете оживления самого вождя. Я отчеркнул «патрону» эту заметку, как самый шутливо-невинный образчик блудливого околонаучного оптимизма, коим просто так дурачат людей, прикрываясь для солидности своими учеными званиями, что частенько проделывал и Собчак. Было похоже: этой газетной публикацией преследуются какие-то неясные, возможно, узкопрофильные цели, во имя достижения которых в качестве рекламы используют объект действительно всенародного поклонения. Одним словом, даже отдавая должное труду самих ученых, общий фон со статьями выглядел не то что нелепо, но не совсем этично. Помню, Собчак, бегло просмотрев этот материал, внезапно уперся взглядом в цифру расходов, показывающую, во что обходится сохранение тела Ленина, после чего и стал повсюду выступать застрельщиком похода за необходимость сбережения народных денег, приводя прочитанное как пример неслыханной, с его точки зрения, ничем не оправданной правительственной расточительности. А сама идея с перезахоронением возникла у Собчака просто попутно, когда один «культтрутень» из числа вившихся вокруг него вымогателей покровительства, лелея мечту привлечь подольше внимание «патрона» к образованности своей обсыпанной перхотью интеллекта персоны, подсунул ему байку о предсмертном желании Ленина быть погребенным в кругу родственников. Этот тип с глуповатой улыбочкой, свойственной слабоумным либо уже начинающим впадать в идиотизм знатокам закулисной жизни по-настоящему великих людей, поведал «патрону» о виденном им, по случаю, каком-то письме то ли завещания вождя, разумеется, очень сильно "засекреченном коммунистами". Сей рассказ низколобого посыльного мира культуры, разукрашенного тройкой пучков волос, прилепленных к репообразному черепу, и носом, плавно ниспадавшим на небритый подбородок сладострастной формы, рассеченный похотливым вакхическим ртом, очень понравился нашему идеологическому спекулянту, и тот, как и положено такому «серьезному» ученому-юристу, мигом слямзив эту версию из распределителя слухов у распираемого похвальбой добытых знаний исторического осведомителя, выдал ее за плод своих многолетних, чуть ли не архивных, изысканий. Затем, без сверки с первоисточником, с превеликим удовлетворением довесил этим пассажем свою замечательную инициативку по сбережению государственных средств, выдаваемую чуть позже с разнокалиберных трибун, в зависимости от потреб внимающих, за некий план, первым и единственным пунктом которого было прекращение финансирования работ по сохранению тела Ленина в свете исполнения его же "собственного завещания", вместе с закрытием Мавзолея, а заодно и ликвидацией всемирно известного идеологического культового центра на Красной площади Москвы.

Для полноты описания этого маленького, но очень характерного личности Собчака этюда остается вспомнить: когда речь зашла об исполнении заявки Запада переименовать Ленинград, то «патрон», устремленный навстречу доходу, вмиг и без оглядки презрев результат столь любимого «демократизаторами» всенародного референдума, наглядно показавшего нежелание подавляющего большинства жителей нашего города изменять название места своего рождения и жизни, даже не вспомнил свой "план экономии народных денег" и скромно умолчал о многомиллионной стоимости такой, мягко говоря, исторически-масштабной глупости, чем один нанес непоправимый урон Отечеству. Истинное название операции превращения Ленинграда в Санкт-Петербург в финале собчаковского «блицтура» нужно будет определить обычному уголовному судье, а вовсе не суду истории, на который уповает Собчак в будущем, так же, как рассчитывает на «благодарность» разоренных им жителей, которая, по его мнению, не должна "знать границ". Ну что ж! Дай Бог, чтобы она действительно не знала границ!

Что до Собчака, прославившегося своей прямо-таки патологической склонностью к политперебежкам, то пусть описанное станет еще одним штришком к его уникальной способности корысти ради моментально, как хамелеон, менять цвет и отважно забывать, а точнее, безбоязненно выбрасывать из памяти, порой даже отрицать им же самим поставленные и обнародованные цели. При этом не считаться абсолютно ни с кем и ни с чем, а посему запросто и впопыхах, даже не заботясь о качестве, перекрашивать все социальные декорации без разбору.

Не стирается временем из памяти застрявшая своей звонкой емкостью для любого желаемого наполнения дивная фраза, походя оброненная С.Говорухиным12: "Россия, которую мы потеряли". Услышав ее всуе, я тогда даже не подумал уточнить, какой смысл вложил в нее именитый кинопублицист, твердо, по-мужски провозгласивший когда-то с экрана о невозможности "изменять месту встречи". В ту пору общность наших интересов мне казалась вне подозрений, а совпадение оценок и мнений было очевидным. Однако, спустя всего год, прочитав его одноименную с подаренной фразой книжку, не без удивления обнаружил почти полное расхождение во взглядах и позициях, причем с человеком, чей интеллектуальный уровень, бесспорно, очень высок, а дух патриотизма неискушаем. Каким идеологическим дурманом и измором можно было сбить с толку даже таких высокочтимых, талантливых, эрудированных искателей истины? Что заставило и как могло угораздить этот истинно-творческий цвет нашего народа принять болотные огни за маяки фарватера в светлое будущее? Тут сам собой возникал прожигающий сознание необходимостью поиска обязательного ответа вопрос: "Россия! Как и с чьей помощью мы тебя потеряли?!".

Сколько ни бейся — однозначного ответа не найти, ибо его не существует вовсе, так как на пути осмысливания и понимания свершившегося вступает в силу множество охранительных условий — рубежей безопасности страны, не преодолев которые нельзя было довести народ до сегодняшней, последней степени унижения, а тем более обесчестить и поставить Великую Державу на колени перед всем презирающим попрошайку злорадствующим миром.

Будучи непосредственным участником событий, я отчетливо помню: начиналось все с незаметно малого. Сперва кто-то тихонько выпустил в народ затертую в разных курилках, с чуждыми идеологическими клише и стереотипами, закаленную кухонными трепами и инструктируемую радиоголосами "пятую колонну", состоящую из обношенных невостребованностью нашего образа жизни, как правило, бородатых подстрекателей с душком неухоженного зоопарка. Затем осторожно навязали массам несмолкающие политические распри и перепалки, в горячке которых уже никто не обратил внимание, как какой-то «демократизатор» с очередной захваченной ими трибуны гордо констатировал, что "наконец-то к государственной кормушке подобрались честные люди!". Понятно, оговорился по запарке сирый малехо, но получилось все именно так, а не иначе. Дальнейшее представляется вообще каким-то невероятным:

— Каким образом в сердце нашего, гордившегося своим созидательным трудом народа, где издревле, еще с допетровских времен был всегда высоко чтим лишь талант трудяги, строителя храмов, умельца, подковавшего блоху, но вовсе не жирующего маркитанта, вечно презираемого и битого вместе с мышкующим купчишкой, смогла привиться собчачья психология официанта из возлерыночной шашлычной с унавоженным полом, заплеванным и засаленным вывалившимся изо ртов случайных гуляк харчем?

— Как получилось, что эти официанты вместе с мелкими лоточниками, а также фарцократией всех мастей, средь сутолоки оценщиков привокзальных «комиссионок», вперемежку с заведующими экономическими лабораториями трепанных отсутствием академизма вузов и разным другим сбродом подобного бросового человеческого материала под предводительством собчаков и прочих поповых с характерной им повальной тягой к стяжательству и воровству превратились в рафинированную, "созидательную социальную опору" для «возрождения» якобы порушенной советской властью страны? Безумие!

— Что заставило советский народ, как говаривал ныне покойный Лев Гумилев13, - "сильный духом этнос", — вмиг поменять шкалу нравственных ценностей, выработанных устойчивым мировоззрением, многолетним социальным опытом и укладом всей жизни, на привнесенные со своего плеча собчачьими единомышленниками приоритеты: лживость, лицемерие, предательство, тщеславие, моральная нечистоплотность в полном ассортименте и всех видов, цинизм, туземное преклонение и угодничество перед каждым богатым иностранцем, сочетающееся с брезгливым презрением к бедному соотечественнику, бесчестная скользкость и вертлявость всех помыслов, украшенная патологической страстью к казнокрадству? То есть, попросту говоря, практически без сопротивления произошла тотальная замена всех моральных заповедей нашего общества прямо противоположными одновременно с полной перелицовкой идеального образа, стремиться подражать которому воспитывали многие поколения. Но как и кто это смог осуществить, если естественным эволюционным ходом такие перевертывания мировоззрения с ликвидацией всех святынь невозможны?

— Как умудрились заразить, почти мгновенно, огромные разнослойные человеческие массы одной бациллой социального феномена, вызвавшей повсеместно эпидемию "безумия обогащения"?

— Каким образом только одним пустым импортным словечком «ваучер» в небывалых масштабах исцелили от умственной полноценности до этого вполне дееспособный народ, заставив его, словно дошкольников, магически поверить в расхожую прибаутку детских эстрадных иллюзионистов, выступающих на новогодних елках, которые, желая отвлечь внимание родителей от того места своего костюма, где спрятана очередная хлопушка с конфетти, любезно улыбаясь, скороговоркой сообщают пришедшим на праздник, что "деньги делаются из ничего"? Почему большинству не ясно, что "ваучерная собственность" абсолютно иллюзорна и совершенно неуловима, а сам этот «ваучер» выдуман вовсе не для справедливого раздела общенародной собственности, а как раз наоборот?

— Кто конкретно организовал этот всенародный «сверхмарафон» совершенно не подготовленных к такому «забегу» людей, вынудив их еще на старте побросать все привычные гаранты социализма: заботу и обеспечение детства, право на труд, почти бесплатный отдых, образование, лечение, жилье, социальную поддержку, спокойную уверенность в завтрашнем дне и многое другое, что, как и воздух, имея, не ценят?

— Почему уже на первом этапе этого «сверхмарафона», быстро раструсив в погоне за деньгами свои духовные ценности, никто не догадывается, что все угодили в обычное "беличье колесо" с наглухо захлопнутой дверцей, ибо весь «накрученный» по пути рядовым участником забега капитал тут же умело и сноровисто обесценивается галопирующей инфляцией, превращая деньги бегущих в аккуратно нарезанную сортовую бумагу, тем самым просто приспособив эту дистанцию "к рынку" для выматывания остатков народной энергии?

— Как удалось так быстро сформировать нужный социальный фон и атмосферу всеобщего помешательства для обеспечения более спокойных условий реализации сравнительно малой своре собчаков своих доходных афер?

— Чем сперва приманили, а ангажировав, науськали на защитников Родины москитную тучу всяких деятелей искусств разных форм: от совсем малых до сильно преувеличенных? Тех, кто всю жизнь ловко и благополучно паразитировали на шее трудового народа, а потому, к примеру, начисто подзабыли (если, конечно, знали), что в дореволюционной России, о потере которой они теперь навзрыд горюют, прикладываясь к головкам всех подвернувшихся микрофонов, скажем, артист в "табели о рангах" прочно занимал вполне достойное по тем меркам место: между столичным дворником и бродягой, вынужденным оформлять специальное разрешение при оседании на жительство в любом уездном городке, имевшем более двух колоколен! Даже в ту далекую пору, наперекор мнению нынешних «демартистов» с депутатскими мандатами в карманах, прекрасно разбирались в приоритете выращивания хлеба, добычи угля, строительства домов и кораблей над песнями с пантомимой.

И опять вопросы:

— Как было организовано отсутствие массового сопротивления трудового населения страны, которое благодаря «реформам» и активной деятельности всяких «реформистов» потеряло вместе со сбережениями буквально все? Почему молчит улица, а вместо этого народ, оглушенный воплями о дарованном ему праве на часть его же труда, радуется какому-то ваучерно-акционерно-мнимому владению призрачной собственностью неразличимой мизерности, а потому, в прямом смысле, абсолютно бесценной?

— Как навязали всем стыдливую ненависть к истории родной страны и широкомасштабную разоблачительную кампанию по выявлению "белых пятен" ее развития?

— Какой методикой удалось сложить у народа комплекс вины за прошлое, как и любое другое, небезупречное время, и заставить впасть во всеобщее неистовое покаяние, нанося этим невосполнимый ущерб настоящему и будущему собственной Родины?

— Для чего было нужно «демпропаганде» с беззастенчивой наглостью выдавать за "народных героев" шпионов и предателей всех мастей и калибров, а, к примеру, Матросова — легендарного паренька, грудью закрывшего вражеский пулемет, — за «уголовника-татарина»?

— Почему эта паскудно-гнусная выходка демпрессы не натолкнулась на взрыв народного гнева? Почему подлые глаза ее авторов не были залиты, как мочой, простым, но предельно ясным любому нормальному человеку вопросом о цели грязных намеков на национальность и прошлое парня, отдавшего жизнь за свою Родину? Видимо, невдомек этой демсволочи: не случайно, как они уверяют, упал паренек на амбразуру, а сознательно, ибо для настоящего человека, пусть хоть татарина, нет ничего дороже Родины.

— Как могло так случиться, что уже много времени кряду, на глазах у всех, при полной бездеятельности московской городской санэпидстанции юродствует, кликушествует и глумится над погибшими и еще живыми народными героями группка оттолацисных «демократов», благополучно стянувшая себе название у зазевавшихся в водовороте всеобщей вакханалии «Известий»?

— Почему народ позволил демсаранче вдрызг изглодать свое дерево жизни?

— Чем народ охмурили, чтобы, сбирая на свои демшабаши, заставлять его ликовать по поводу собственного обнищания и хором скандировать требование «углублять» нищету, придавая ей вид неких «реформ»?

— Как удалось достичь такого массового, прямо-таки клинического неведения относительно истинного маршрута, по которому волокут народ новоявленные «демиуды»?

— Что заставляет всех продолжать доверять разным «демсобчакам», уже не только ограбившим, но и предавшим страну вместе с будущим наших детей, внуков и еще не родившихся правнуков? Да что там страну! Они предали целый континент! Эпоху! Народы!

— Почему до сих пор нет намордников с номерными ошейниками на псах, вопреки воле народа разорвавших СССР? А возникшие госграницы между домами живущих в одной деревне никого сильно не беспокоят?

— Как смогли вдолбить в головы людей называть «бизнесом» и "общечеловеческими ценностями" триумфальный путь своих детей на панель?

— Откуда берутся и кто организовывает массовые восторги при виде выползания из всех подпольных щелей обыкновенного мелкого спекулянта? Которому новые власти разрешили не только в открытую, но еще и с громкой официальной помпой перепродавать втридорога людям все, произведенное их же руками, провозгласив подобное панацеей от "прокоммунистических народных бедствий прошлых лет".

Думаю, что ответивший на этот, пусть даже далеко не полный перечень вопросов может по праву считаться классным специалистом развала государств и смены устоявшегося общественного строя любых стран, причем вопреки желанию народа.

Ход событий, свидетелями и участниками цепи которых мы все являемся, аналога во всемирной истории не имеет, и потому закономерностями эволюционного процесса не объясним даже только потому, что любая форма эволюции, то бишь развития, не может смахивать на суперабсурд. Иначе, если так пойдет дело дальше, то недалек день, когда наш Президент, избранный, как все уверяют, "демократическим путем", возьмет да обвинит свой же народ в контрреволюции и потребует, к примеру, возвратить всех в капитализм заодно со сменой Конституции страны, быть гарантом беспрекословного соблюдения которой клялся публично при своей «инаугурации» — слово, каким «демократы» в целях всеобщей путаницы обозначили понятие вступления его в должность.

Подозрения любого здравомыслящего человека об управлении из-за рубежа процессом нашего уничтожения имеют, вне сомнения, объективную основу. Иначе не смог бы, скажем, возглавить ведомство внешней разведки России — святая святых безопасности любой страны — субъект, бесспорно, враждебно настроенный к государству, интересы которого призван защищать. Причем, если В.Бакатин, возглавив КГБ СССР, оказался обычным, даже не снискавшим уважение заокеанских хозяев предателем, кстати, так же, как и Горбачев, из бывших секретарей обкома, по сравнению с «делами» которого измена приснопамятного Пеньковского выглядит не более чем проказливой шалостью, то презревшего профессиональные навыки Е.Примакова до сих пор с помпой и восторгом шествуют во вражеском стане. Выходит, есть, за что, ибо враги, в отличие от нас, практичны. Я сам был тому свидетель, когда проезжал по Бродвею в Нью- Йорке и увидел на фасаде одного из самых престижных отелей наш флаг. На вопрос о причине официально не объявленного стягового парада осведомленный американец, снисходительно улыбнувшись, пояснил: "Приехал наш резидент в СССР Примаков за наградой!". Я вспомнил о нем, вовсе не желая разжигать межнациональными страсти и топтать иноверцев, но ведь любому не трудно представить себе всю нелепость и потому невозможность назначения главой, к примеру, израильской разведки «Моссад» русского или, скажем, татарина. А если к тому же, что, в принципе, уму непостижимо, он подружится с Ясиром Арафатом, да еще получит награду от Палестины либо другой, враждебной Израилю страны, то участь такого предводителя разведчиков, надо полагать, еврейский кнессет решит незамедлительно, дабы защитить свой народ и государство от, по сути, того же ограбления. Нам же подобный «свих» навязано считать за норму. А раз так, то стоит ли удивляться частоте и скорости побегов советских разведчиков на Запад. Они ведь тоже люди, которые, надо думать, лучше других знают и понимают не только зачем, но и каким образом выкалывает враг глаза нашей стране, лишая ее столь необходимого любому государству зрения внешней разведки.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

После того, как нашего «энциклопедиста», исходящего исступленной злобой и ненавистью к СССР, под видом неутомимого мемуариста, превосходящего глубиной своих сочинений всех ему подобных, закупили западные хозяева, их прежний дружелюбный тон тут же сменился снисходительно-поучительным и обязательным инструктажем, на который Собаку было предписано регулярно прибывать. Надо отметить, что Собчака, как когда-то и Пеньковского, инструктировали почти всегда в Париже, куда он и вынужден был зачастить. Видимо, наезды эмиссаров ЦРУ в Ленинград посчитали небезопасными, так как еще был жив КГБ СССР. Несмотря на личный контакт «патрона» практически со всеми наиболее влиятельными членами французского правительства и городского управления Парижа, которым Собчака представил граф Сергей Пален — замечательный представитель истинно русской исторической диаспоры во Франции, — антисоветским инструктажем ленсоветовского перебежчика занимался все тот же «обердиссидент» А. Гинзбург, существующий много лет вместе с газеткой "Русская мысль" на деньги ЦРУ, о чем раньше часто писали, что, кстати, он и сам не скрывал при вербовке очередного залетного журналиста, желавшего подзаработать. Об этом, к слову, захлебываясь от восторга и гордости, как-то «нардепам», сгрудившимся вокруг известной лестничной урны, поведала некая Зеленская, именующая себя "свободной, независимой публицисткой". Алчный огонь, разожженный в глазах "народных избранников" названными ею суммами гинзбургских гонораров, не дал возможность курильщикам попутать Зеленскую с плевательницей. А некоторые даже не удержались и тут же высказали горячее желание сотрудничать с црушным благодетелем.

Справедливости ради, требуется уточнить: самого Собчака вынужденные встречи с Гинзбургом отнюдь не завлекали, а, наоборот, сильно раздражали и унижали, ибо «патрон» себя явно переоценивал, считая, что в роли его инструктора-консультанта должен выступать сам Буш или, на худой конец, какой-нибудь Миттеран, но не облезлый Гинзбург с несменяемыми, несмотря на обширность диапазона обсуждаемых тем, неизвестно откуда взявшимися советниками в одинаковых каталожных костюмах. Возможно, не только масштабная малозначимость самой персоны Гинзбурга, но еще его покровительственно-безапелляционная манера общения вызывала у «патрона» глухой протест и антипатию. Этот ярый, заслуженный ветеран-антисоветчик оплачиваемое сотрудничество Собчака воспринял явно не за подвиг «патрона» во имя чего-то, а как само собой разумеющееся дельце, очень даже, с его точки зрения, свойственное подобным нашему юристу типам, о чем Гинзбург не преминул откровенно и без обиняков, с удовлетворением единомышленника сообщить вслух во время одной из первых встреч, таким образом приравняв Собчака к рядовому предателю, хотя наш профессор считал себя в этом смысле выдающимся.

Свою довольно-таки нахальную уверенность в безошибочной оценке личности «патрона» офранцузившийся потомок Иуды Искариота подкрепил законодательным в таких вопросах мнением американцев о некоторых необходимых качествах человека, который захотел вдруг стремительно разбогатеть: тщеславие, алчность и невежество. Такой неполный набор у Собчака был в избытке, настоянный на академизированной временем уверенности: "Сколь ни кради — все мало".

Общая тематика встреч Собчака с однотипнокостюмными людьми Гинзбурга (говорили больше они, а «патрону» полагалось слушать) сводилась к ознакомлению невского засланца с конкретными направлениями его деятельности, способствующей поставленным заокеанскими хозяевами целям развала нашей страны (это было объявлено прямо и сразу), которые вовсе не касались поименной продажи за бесценок общенародной собственности города. Такие задачки ставились и обсуждались с Собчаком в другой компании.

Один из подручных Гинзбурга (а может, он сам был их подручным, что не исключено, так как "табель о рангах" ЦРУ не предъявлялась) по своему поучительному, не терпящему возражений менторскому упорству походил на трамвайного вагоновожатого времен НЭПа, целый день продирающегося сквозь колхозный рынок. Он, это чувствовалось, знал русский язык, но грамотно скрывал. Второй же обладал ухватками гостиничного швейцара, говорил напрямую не очень приятные Собчаку вещи, однако при этом лучезарно улыбался, из чего можно было сделать вывод, что это настоящий американец, и даже не в первом поколении. Зачастую он довольно опрометчиво совался в разговор, потряхивая ухоженной головой, словно мокрый пудель, забежавший по недосмотру на спортплощадку и пытающийся хватать летящие по дорожке кегельбана шары. В общем, вел себя кое-как. Они оба, при содействии Гинзбурга, вдалбливали Собчаку методом зубрежки до головной боли прописные истины по всему спектру целей, что заметно раздражало «патрона», видимо, считавшего оплату потери своего достоинства произведенной не сполна.

— В свое время Петр Великий, собрав железной рукой земли в единое сильное государство, повелел грядущим поколениям славу Отечества беречь и приумножать, — начал в убогом стиле юродивого полушутя вещать своему курсисту начитанный Гинзбург, такой манерой, видимо, желая проверить стойкость платного предательства бывшего соотечественника. — Наша задача обратная Петровой: развалить эту страну до первоначального состояния, то есть вновь до удельных княжеств и воеводств — сиречь областей. День, когда первобытные пастухи огородили глыбами камня пространство для защиты своих жен и скота, принято считать закладкой государственности. Именно с того же момента лучшие умы рода человеческого непрестанно стали ломать головы над тем, как эти пространства изменять и их обитателей изничтожать. Надо сказать, что на сегодняшнем историческом этапе в поисках универсальных решений разгрома сделаны заметные успехи и накоплен значительный опыт, позволяющий с гарантированной степенью результативности предложить вам, господин Собчак, готовый арсенал приемов и средств, достаточных для уничтожения социализма и окончательного распада СССР на запрограммированные нашими специалистами мелкие части, обеспечивающие необратимость восстановления его в единое целое.

— Хотелось бы, — давил Гинзбург голосом, с присвистом прорывавшимся сквозь изъеденные гнилым дыханием зубы, — чтобы мы с вами под "общечеловеческими ценностями", почитаемыми в цивилизованных странах, единодушно понимали разделение мира на две категории людей. Одни, имеющие деньги и власть, считаются честными и приличными, а другие, ничем не владеющие, являются рабочим скотом и быдлом. — Собчак согласно кивнул, выражением своего лица давая понять, что справедливость такого разграничения у него лично никогда сомнений не вызывала.

Гинзбург собчачий кивок о готовности служить воспринял с легкой ухмылкой и продолжал:

— Сложность затеянного, самого грандиозного за всю послевоенную историю предприятия состоит не только в достижении стратегической цели по полному и окончательному уничтожению СССР, но и необходимости решить целый ряд задач чисто тактического характера, архитрудной из которых представляется преодоление сопротивления так называемого "советского народа". Эту, почти трехсотмиллионную толпу из более-менее сносной сегодняшней ее жизни нужно умудриться без лишних выстрелов «уговорить» перейти в нормальное для такого скота бесправное состояние, чтоб в итоге вся эта «совсволочь», как оказание неимоверной любезности, восприняла готовность Запада перерезать им глотки.

Тут Гинзбург разразился многословной тирадой, поясняющей значение русского слова «сволочь», воспринятого Собчаком по безграмотности за площадное ругательство. Оказалось, что «сволочью» во времена Петра Великого называли нужный для какого-нибудь конкретного дела мастеровой люд, сволакиваемый с этой целью в одно место.

Затем престарелый диссидент, показав глазами в сторону покуривающих вперемежку с глотками опостылевшего кофе, но внимательно прислушивающихся к русской речи кадровых консультантов, сказал, что у этих ребят заготовлен четкий, скрупулезно просчитанный план разнообразных, тщательно разработанных мероприятий, одним из которых является организация запуска под "кожу совковой идеологии" сильного всепожирающего вируса, как когда-то говаривал волосатый Маркс, "фурии частного интереса". Ибо именно эта «фурия», согласно расчетов, должна будет в дальнейшем растерзать не только советскую идеологию, но и всю страну в целом, где в итоге капитализму даже не нужно будет побеждать вооруженным путем социализм, а останется просто отменить его «волеизъявлением» самого же побежденного этим вирусом народа.

— Очень хорошо, мистер Собчак, что вы сразу перешли на нашу сторону, — встрял в гинзбургский монолог один из заокеанских друзей, небрежно срезав пепел сигареты прямо о край блюдца. — Это даст возможность всем вместе добиться в кратчайшие сроки великолепного эффекта, а также вам принесет колоссальный личный успех, ибо не нужно будет ничего подправлять и терять время на переделку.

Выслушав и поняв сбивчивый перевод диссидент-инструктора, Собчак нахмурился и стал нервно-машинально крутить чашку с остывшим кофе. Бестактность констатации во всеуслышание самого факта "быстрого перехода" его на чью-то сторону была оскорбительно-очевидной. Это покоробило «патрона», тем более что аудиозапись «дружественной» беседы в этом захламленном разной аппаратурой офисе, скорее всего, велась, потому Собчак предпочел помалкивать, и было желательно, чтобы публика, любовь к которой с первого взгляда явно не стряслась, обошлась без фиксирования вслух даже его фамилии. Разные мысли с раздражительно-глухой медлительностью крота поползли в мозгу нашего «суперинтеллектуала». Считая себя непревзойденным мастером пустого звона, столь любимого ротозеями, он вовсе не хотел, чтобы его досье, находящееся сегодня неизвестно в чьих руках, ломилось от случайно оставленных следов и оброненных фактов, которые в случае дальнейшей огласки могли изуродовать собчачий политический портрет до неузнаваемости и навсегда.

Гинзбург это почувствовал. Поэтому, желая чуть смягчить шлепок по кокетливому самолюбию "своего земляка в прошлом", он жестом руки приостановил готовившегося что-то еще добавить американца и продолжил сам истекать злобой наставлений, рекомендаций и рецептов, но более осмотрительно-конструктивно:

— Как известно, время стирает даже цивилизации. Наша же общая задача — просто значительно ускорить его бег, чтобы еще при этой жизни добиться развала СССР, а затем помочь превратить Россию с ее сильно развитым космическим и атомным потенциалом в дореволюционную колымагу, влекомую конями апокалипсиса к исторической пропасти. Притом не следует забывать: все народы — эти колоссальные этнические отары баранов — созданы именно чтобы их дурачить. А для облегчения пастушечьего труда по оболваниванию и без того баранов давно и успешно используют средства массовой информации, то есть СМИ, как у вас именуют MASS MEDIA. Это также понимал картавый проповедник идей марксизма в России, некто Ульянов-Ленин, где-то когда-то заявивший, что "самым острым оружием" его партии является печать. С тех пор СМИ сильно усовершенствованы, и сегодня они представляют собой по-настоящему грозное оружие. Поэтому выбить из рук коммунистической власти в СССР это оружие и подчинить его нашим целям будем считать первоочередной задачей.

Снисходительно-игривый тон шефа парижской газеты "Русская мысль" вкупе с формой изложения темы, свойственной больше гвардейским капитанам, а также его синагогальные манеры воздевания во время монолога рук к небу, да еще сомнительная репутация — все это, вместе взятое, сильно задевало, саднило и формировало безотчетную неприязнь, мешающую внимательно вникать в смысл сказанного, однако Собчак, помня об активном участии Гинзбурга и полученных «патроном» будто бы за свою книжку первых миллионах долларов, помалкивал без возражений, упершись рассредоточенным взглядом в стекло припыленной сигаретным пеплом столешницы.

Парижского классика высокой остервенелости, воодушевленного собчачьим послушанием, понесло дальше:

— Сперва демпрессе своим постоянным пылким возмущением по любому мало-мальскому поводу, а то и просто без него, необходимо поддерживать и развивать недовольство населения коммунистами. Для чего все негативные явления и процессы, пусть даже естественные, неизбежные в любом обществе, функции которого не всегда благородны, нужно непременно связывать с их именем, как бы порой нелепо это ни звучало. Следует обрушить на головы так называемых "советских людей" тысячи тонн газет разных названий, чтобы они вместе с телевидением и радио беспрерывно выдавали одну и ту же нехитрую, а главное, универсальную антикоммунистическую жвачку для всех без исключения социальных групп и слоев этого беспородного советского скота. Таким массированным газетно-телевизионным ударам нужно произвести окончательное оглупление многомиллионной толпы, чтобы это стадо, вежливо именуемое коммунистами "дружной многонациональной советской семьей", возненавидело своих вчерашних пастухов и не заметило, куда его погонят «демократы» по предначертанному Западом пути разгрома, осуществляемого нашими друзьями методом заранее дозированных экономическим ядом реформ, которые в итоге существенно поспособствуют внезапной необратимости смены самого режима. Крайне важно, чтобы весь этот «совсброд» воспринял наши реформы за дорогу к "светлому будущему", дабы никто не обращал внимания на лишение «совтолпы» всех ее прав, а также на презрение справедливости при делении богатств вашей страны, которое будет осуществлять сформированная у вас под международным контролем правящая группировка.

Для достижения этих конечных целей сейчас необходимо больше лицемерить, врать и обещать все, что угодно, а также азартно клясться на всем, включая коран, лишь бы удалось распылить, разметать концентрацию общественного мнения, будь то "трудовой коллектив" или, скажем, "беспартийное сообщество". Вот тогда победа над населением вашей страны будет нам обеспечена.

— Вспомните, — глумился Гинзбург, — одна лишь подмена на прошедших выборах «производственного» принципа «территориальным» убедительно показала правильность такого пути, ибо мандаты получили вместо истинных, а потому трудно сокрушимых, выразителей интересов трудовых масс всякие милые нашему сердцу абсолютно безыдейные завсегдатаи неизвестных курилок и герои кухонных «трепов», то есть шантрапа, которая, к примеру, запросто безо всяких угрызений могла сменить вместе с верой любую православную икону на медного будду или натертый до блеска таз из азиатских курилен и хурулов. Поэтому, что касается такого пустяка, как уничтожение самого социализма, то теперь на их помощь мы всецело рассчитываем. Правда, эта "омандаченная публика", Гинзбург со смаком произнес такое выражение, чем намекнул о своем бесспорном авторском праве на производные от слова "мандат", — тоже представляет собой в некотором смысле известного всем мавра, который, "сделав дело, должен будет уйти". Так и тут. Как только эти "избранники народа" — владельцы обтрепанных пуловеров, сохраняя видимость соблюдения Конституции, проголосуют за выдвинутых нами людей и, таким образом, окончательно сформируют всю вертикаль исполнительной власти, которую можно называть для отвода глаз «супердемократической» и «президентской», так их тут же нужно будет немедленно разогнать на всех уровнях, чтобы исключить обратимость совершенных этой шушерой «преобразований» в случае ее прозрения. Причем разгон депутатов легче всего осуществить под истеричные крики СМИ о необходимости "сильной власти", якобы способной преодолеть предварительно хорошо организованную с их же помощью разруху. Эту пропагандистскую кампанию желательно проводить напористо, но аккуратно, дабы не дать возможность "народному быдлу" опомниться и научиться отличать власть пророка Мохаммеда от власти его осла.

"Ну что ж! Совет этот по-солдатски лапидарен", — отметил про себя Собчак, не препятствуя пакостному энтузиасту продолжать назидать:

— Все ваши замшелые апологеты прошлого еще помнят о совести, чести, долге и патриотизме. Эти понятия крайне вредны при воспитании нового поколения, поэтому подобные настроения нужно с помощью тех же СМИ истреблять до полного искоренения. Если удастся вдолбить в мозги молодежи, что Родина там, где голубые унитазы и хорошо живется, то тогда мы обеспечим не только разрыв преемственности поколений, но и невозможность реанимации сильного государства впредь. Очень хорошо для организации идеологического раздора и разрушения государственного строя бросить в толпу какой-нибудь, пусть даже наскоро сработанный гаденький проектик новой Конституции. Это великолепно парализует действующую Конституцию страны и откроет широкую дорогу любым ее нарушениям, что даст возможность сперва подготовить «стадо» за счет полемической разрядки напряженного сопротивления «баранов», не желающих ликвидации социализма, а затем можно будет смело наградить «совбыдло» любой, угодной Западу Конституцией, закрепляющей нашу общую победу и проводящей четкую выпуклую параллель между уже бывшим "советским человеком" и гориллой. Рекламируя новую Конституцию, не смущайтесь громких и грандиозно-лживых обещаний. Они производят хорошее впечатление, а сам лгун обычно преуспевает за счет общественной глупости.

На сильно заношенном лице Гинзбурга возникла гримаса наподобие улыбки, но тут же разутюжилась:

— Для создания обстановки всеобщей путаницы наравне с вариантом новой Конституции нужно выдвигать как можно больше самых разнообразных бредовых экономических идеек, моментально по команде расклевываемых СМИ и уже в виде птичьего помета для зашторенных мозгов распыляемых над толпами. При этом заботиться об устойчивости самих идеек не следует, помня пример голландского еврея Боруха, более известного под кличкой Спиноза, орудовавшего несколько столетий назад. Если слышали, этот Борух — Спиноза предложил свою, философскую систему, тут же отвергнутую другими, что, однако, не помешало ему прочно занять достойное место в анналах истории, — явно подыграл «патрону» Гинзбург, чувствуя безмерное тщеславие продолжающего упорно помалкивать Собчака.

— Под видом инициирования "рынка", — витийствовал дальше чреслисто-стареющий гигант диссидентской мысли, — необходимо полностью отпустить цены на все, но в первую очередь на основы их образования, одними из которых являются энергоносители и некоторые виды промышленного сырья. Эта идея в своем зародыше станет грандиозным надувательством и разрушит дотла сам механизм социалистического ценообразования. Полагаю, возможно, господин Собчак знает, что рыночный механизм ценообразования запускается вовсе не снятием ограничения и контроля за ценами. Скорее, совсем наоборот: доведением объема товарной массы до существенно превосходящего покупательский спрос уровня. Причем это делается, разумеется, не за счет снижения самого спроса, вызываемого, как правило, именно недостижимым рядовому покупателю ростом цен, ведущим к общему обнищанию населения, а увеличением производства и выпуска товаров, что, если удастся развалить вашу промышленность, станет просто невозможным. Нам же этот обман с гигантским скачком цен нужен лишь для моментального превращений в пыль всех трудовых сбережений вашего населения (что, к слову, уже будет немало) и организации общей катастрофы денежно-банковской системы экономики СССР. Тогда в дальнейшем никто и ничто уже не сможет помешать беспрепятственной интервенции и оккупации вашей страны американским долларом, который, в свою очередь, под видом скупки поможет осуществить по дешевке, а точнее, практически бесплатно передачу в руки западных хозяев всей основной недвижимости или, как у вас выражаются, "народной собственности, то есть: фабрик, заводов, транспорта, связи, аэродромов-космодромов, ну и остального прочего понастроенного за все годы советской власти промышленного и научного потенциала, дающего право любому государству не только называться, но по-настоящему быть независимым. И пока Россия не создаст свою новую опорную базу недвижимости, разоренная страна будет игрушкой в руках коалиции сильных государств, которые, несомненно, сделают все возможное, чтобы это отстраивание не состоялось, дабы не дать вашей стране подняться с колен.

— Значит ли это, что на основной период реализации предлагаемого вами плана требуется приостановить все виды строительства? — тихо вымолвил наш «супердемократ» — кандидат в кадровые «оберпредатели».

— Нет! Ну зачем же все?! — развеселился угодливой реакции патрона собчачий инструктор. — В настоящий момент, к примеру, силы подрядных организаций можно бросить на сооружение всяких новых тюрем и застенков в венецианском духе с привкусом инквизиционного трибунала старой Севильи. Думаю, они в скором времени очень пригодятся.

Неслышно в комнате появилась барышня с фигурой королевы геометрии и молча заменила опустевший кофейник. Ее экстерьер, с грудью, вздернутой ввысь бюстгальтером неведомой конструкции, а также нижнюю часть тела — мишень своих устремлений — Собчак тут же, несмотря на всю бедоносность проводимого инструктажа, разукрасил огнем желаний, направив мысли по пути, который, судя по всему, помощнице "заслуженного борца с СССР" должен был нравиться. Однако служащая на «патрона» даже не взглянула, поэтому он вынужден был вновь углубиться в оргию молчаливого слушания. После смены кофейника Гинзбург пожелал немного пофилософствовать и разговелся панегириком об основах мироздания, не подозревая степени наивности представлений Собчака о "параллаксах звезд", сведшей его восприятие к уровню сидевших с не вынимаемыми изо рта сигаретами, не говорящих по-русски, калиброванных црушных вербовщиков. Правда, Собчак из всего метагалактического сумбура, описанного Гинзбургом, уразумел, что при помощи тех же СМИ нужно будет заставить народ СССР гнаться за призраками и грезами, морочить голову обманчивыми образами, способствовать размножению религиозных сект, чтобы не допустить концентрации веры только в одного Иисуса Христа, дабы не восторжествовали среди людей Истина и Непреложность, которые, по мнению присутствующих консультантов, могут сильно помешать уничтожению Союза. Также было ясно, что для достижения желаемого собравшимся результата самому Собчаку нужно, оплевывая все советское, сеять повсюду заблуждения, нелепости, организовывать парады обманов и глупостей, открывать конкурсы невежества и бессмыслия, чтобы на путях патриотических, народоохраняющих течений создать завалы человеческого тупоумия и злобы.

Собчак, внимая разговору, сам исподтишка, украдкой разглядывал вдохновителя "Русской мысли". Судя по постоянно мокрым губам и другим характерным отпечаткам беспутной жизни, Гинзбург, вероятно, был страстным охотником до девок, но время сильно утихомирило его порывы, переведя в разряд сладострастного ухажера без потенции с рожей старого дога.

— Не следует забывать нехитрую закономерность, — вернулся Гинзбург к идее взвинчивания цен в СССР, — именно рынок образует цену, а не наоборот, отпуск цен создает рыночные отношения. Чтобы такое не уразуметь, нужно быть Явлинским14 или каким-нибудь Абалкино-Шаталиным. Поэтому во имя достижения наших конечных целей этот постулат нужно тщательно скрывать, дав задание СМИ постоянно талдычить прямо противоположное, чем окончательно «засрать» (выражение Гинзбурга) мозги «совтолпе», чтобы низвести осознание людьми происходящего до уровня психологии мокрицы дворцовых подземелий, которая убеждена, что сами дворцы построены именно ради сырости их подвалов и поэтому никому не нужны.

Если эту глупость удастся прочно втемяшить в головы под перманентный телевизионно-газетный звон о том, что социалистическая госсобственность якобы «ничейная», то тогда, преодолев этим всеобщее возмущение истинных владельцев, можно будет легко и безропотно отобрать ее у вашей страны, для острастки втянув население в спектакль с каким-нибудь «акционированием» либо другим видом раздела. Не секрет, что даже теоретически, то есть в принципе, невозможно поделить собственность, созданную совместными трудами рук нескольких поколений жителей страны, поэтому чем азартнее организовать ее мнимый раздел, тем эффективнее будет нанесен ущерб промышленному потенциалу вашего государства.

Разгром банковского дела, так сказать кровеносной системы экономики любого государства, следует начинать, — вещал неутомимый в подлянке диссидент, — с задержки платежей и расчетов между предприятиями, прекращения кредитования, а также с пламенных призывов к безудержному росту зарплаты, что сделает агитатора за чужой счет еще более популярным в народе, но приведет к взрыву себестоимости, разумеется, в сторону ее резкого роста. Далее произойдет замедление скорости оборачиваемости денег, а заодно со взлетом цен сами оборотные средства будут сожраны выпущенной на свободу гиперинфляцией, что блестяще парализует всю промышленность, доведя до конвульсий навязанное нашими «демократами» желание России войти в мировое сообщество, где она окончательно окочурится со своим обморочным рублем, который в результате оккупации экономического поля страны долларом превратится в обычный фантик. Одновременно желательно не забывать и постоянно через СМИ поощрять толпу на погромы коммунистов со всеми их институтами власти. При этом не только выискивая, но даже приписывая им все свои промахи. Эту кампанию нужно сопровождать широкой рекламой, вбирающей в себя понятия агитации и пропаганды антикоммунистических взглядов, которую СМИ нужно разыгрывать в духе несусветных комедий, остро пахнущих бедой, чтобы выработать у вашего народа-быдла под видом некоего идеала «демучености» мазохистское наслаждение от сознания своего бесчестия, лишенного всяких сомнений, ибо животным сомневаться не положено. Вот тогда место на кладбище станет первой и единственной собственной недвижимостью всех представителей "советского народа".

Собчак согласно кивнул.

— Экономистов типа Гайдара15, Явлинского и других тщательно подобранных энциклопедических убожеств конопатого ума, прошедших специальное тестирование у наших заокеанских друзей, — продолжал вещать зоологический ненавистник СССР, — желательно всячески поддерживать, а также поощрять затеваемые ими бесконечные перемены-реформы, вперемешку с жаркими всесоюзными спорами, например, о "стоимости мебели в горящем доме и способах более эффективного ее использования во время пожара". Это будет великолепно сбивать с толку рядового обывателя и, в итоге, с его молчаливого согласия поможет сформировать новое, абсолютно бездарное правительство, сплошь состоящее из низколобых кретинов, малограмотных воров да небывало порочных лицемеров, которые, прикрываясь своей поголовной неопытностью, способны будут лишь беспрепятственно грабить и все разрушать одновременно, невиданно расширяя коррупцию сверху до самого низа.

Кроме этого, необходимы максимальные усилия для создания условий повсеместного прихода к управлению районами, городами и областями агрессивных идиотов, инициативных дураков и простых мерзавцев, презирающих неворующих, а потому решительно настроенных стремительно обратить всюду в прах устои права, правосудие и законность. Этого крайне важно добиться на весь переходный период «демократического» управления катастрофой СССР и до запланированного нашими друзьями конечного результата распада Союза на не менее, чем семьдесят два кровоточащих сепаратизмом куска, крушащих друг дружку, но уже под маской суверенитета. Поэтому необходимо советскую правовую машину сперва подавить, чтобы вам самим не угодить под ее колеса, а затем подчинить нашим целям устранения неугодных, препятствующих окончательному «реформированию». Дабы они не мешали специально отобранной нами разной бездарной мрази в этой веренице плутовато-вороватых бездарей, озаренных лишь вспышкой сумасшедшего карьеризма, возвыситься из безвестности на первые посты в разрушаемом государстве и разорить его дотла. Учитывая, что честность не является природным свойством человека, а на ее воспитание уходят долгие годы, усилия и искусственные средства, ваши «демократы» успеют советскую госказну мигом растащить и превратить в кучу, засиженную тучей новоиспеченных взяточников. Эти ребята своей вороватой бездарностью быстро покроют Союз кровью и развалинами, что им и поручается. Для ускорения всего процесса требуется как можно быстрее порушить старые институты власти и издать за год всяких противоречивых указов-распоряжений, приказов больше, чем, скажем, было собрано в период царствования императора Юстиниана. Такое скороспелое законотворчество нужно осуществлять под сурдинку СМИ о том, что, мол, именно недостаток новых законов мешает советским людям быть счастливыми, для чего всячески подстрекать «депутатов-демократов» вредоносить за счет злоупотребления своей законодательной властью. Этого не мудрено добиться, учитывая, что теперешние Советы, избранные по нашей схеме на основе только лишь одного территориального принципа, мнением подавляющего большинства депутатов отражают бестолковую посредственность толпы, из которой возникли, и поэтому обречены, ибо не способны умело повелевать. Они натолкнутся на полное неповиновение, считая его круговым предательством, а потому вместо дела станут шарахаться в разные стороны, непримиримо-злобно склочничать меж собой, пережевывая туманные и множественные идеи. Примирившись со своей беспомощностью, они примутся просто говорить, вместо того чтобы действовать. Вам, господин Собчак, нужно задавать всюду тон бесталанного пустого краснобайства, ибо талантливость способна внести ясность, что для нашего общего дела чрезвычайно вредно. Надо отметить как положительное явление: многие «демократы-депутаты» уже наловчились говорить так, чтобы ничего толком не сказать, поэтому те, кто поумнее, для поддержания общих иллюзий будут вынуждены лгать более изобретательно и больше других, пока не заткнутся под бременем всеобщего подозрения. Таким образом, самые умные станут самыми презренными. А если же среди них подвернутся достаточно умелые, чтобы попытаться спасти Союз, то их умение все равно не поможет, так как наши друзья и ваши «демократы» не оставят им времени, которое, несомненно, является канвой всех великих предприятий.

Тут Собчак попытался запомнить дословно это понравившееся ему своей софистикой высказывание, хотя было заметно, что Гинзбург его тоже у кого-то спер.

— После развала СССР, — картавил дальше хозяин парижского антисоветского притона, — унизительное положение страны лишит полностью бодрости ее защитников, но внушит ужасные честолюбивые помыслы всем идиотам. Советы всех уровней будут требовать от сформированного по рекомендации наших друзей бездарного правительства исполнения своих смутных желаний, реализовать которые по неумению они сами не в состоянии, как, впрочем, и кретины-министры вместе с остальным ворьем исполнительной ветви власти, поэтому, в отличие от сказочного Эдипа, они будут один за другим пожираться стоглавым Сфинксом за неумение разгадать загадку причины катастрофы государства. Правда, ключ к ней наши заокеанские друзья не дадут самому Сфинксу, то бишь главе исполнительной власти. Поэтому Президент, или как его там обзовут, подменяя дело министерской чехардой, будет вынужден плодить глупейшие указы, вводя этим в абсолютное заблуждение ваш «совдемос» ("патрон" невольно отметил про себя, что вместо «быдло», "скота" и т. п. «радушный» собеседник впервые так почтительно поименовал "советский народ"), заставляя людей считать законы источниками всеобщего благополучия или, наоборот, нищеты общества, таким примитивным обманом приписывая слишком большую, совершенно не свойственную им силу. И даже если предположить, что «демос» знает, чего хочет, то обезглавленный, а точнее, руководимый рекомендованными нами кретинами, он не сможет ничего исполнить и ничем вашим «демократам» помешать. Воровства чиновников не нужно бояться, наоборот, СМИ желательно представлять его ярким, особенно в свете скандалов. Ведь трудно что-либо скрыть при так называемом "демократическом правлении". Таким образом, по вине пойманных, подозрению будут подвергнуты все, что еще больше ослабит страну, парализовав общественные производительные силы инфекцией всеобщего недоверия.

(Забегая вперед, хотелось бы заметить, что нельзя нынешнее российское правительство назвать полностью неспособным, так как хоть одно распоряжение оно все же выпустило "разумное и значительное", защитившее содержателей игорных притонов от притязаний не оформленных патентом «наперсточников», что, вероятно, было, по мнению руководства страны, самым важным и своевременным государственным делом. — Ю.Ш.)

— Уместно ли говорить, — плел свою паутину доминатор международного сионизма, — что главный фигурант на роль Сфинкса в разваливаемой России пока не совсем ясен. В создаваемом нами хлеве яркая личность Президента вовсе не нужна, достаточно, чтобы его, среди прочих «свиней», можно было бы легко определять хотя бы по шляпе. Портретную галерею вождей СССР послесталинского периода с поочередно деградирующими рожами необходимо завершить довеском такой хари, чтоб даже внешность подтверждала вывод об окончательном разложении как самой личности, так и страны в целом.

Услышав такое, у нашего бесспорного кандидата будущего отборочного тура на предъявление обвинения за содеянное от радостного предчувствия охолонуло внутри: вдруг поставят на него!

— Горбачев16 для этой цели уже не подходит, — не заметив просительно вспыхнувшего надеждой взора «патрона», продолжал Гинзбург, — он свое отработал. Ему пора сматываться и перебираться на Запад. Что касается Ельцина, то, как считают советологи наших друзей, он в определенном смысле очень токсичный политик, однако ему странно везет. Тузы в его руках оказываются чаще, чем это допускает теория вероятности, и когда стены дома его карьеры рушились, он всегда почему-то оказывался снаружи. Несмотря на многолетний номенклатурный блеск и славную партийную карьеру, а также врожденную недопустимость, чтобы хоть малая доля власти и похвал перепадала другим лидерам, что, по всей видимости, воспринимается им как возмутительное личное оскорбление, укрепление его позиций до окончательного развала всей страны представляется неизбежным. Это укрепление, невзирая на его уверенность, что жизнь без пороков — сплошное томление и скука, основано на психологии все тех же «баранов», которые предоставляют себя охотнее стричь старому пастуху из опасения, чтобы другой неизвестный не принялся стричь их еще круче. От СМИ для поддержки Ельцина требуется тут лишь небольшая помощь в распространении забавной выдумки о том, что альтернативы ему нет, а есть только выбор между Ельциным и тем, кто будет еще хуже. Его непредсказуемость в будущем, разумеется, нужно подстраховать, окружив не только алчными кретинами-министрами, но и умными, делегированными вашими «демократами» придворными льстецами. Можно себе представить, что Ельцин не станет очень печалиться, если будет постоянно обнаруживать среди своих высших чиновников обычных воров, но с солидной рекомендацией. Еще не следует забывать: при смене режимов хитрость и вероломство остаются неизменными принципами управления, что Ельцину явно не претит, поэтому его личные качества, исследованные на компьютерах нашими друзьями, неплохо вписываются в предлагаемый сценарий, где с помощью Сфинкса будут не только решены поставленные задачи, но наконец на веки вечные утвердятся и на вашей огромной территории настоящие "человеческие ценности", когда волчьи права меньшинства станут прочно соседствовать с овечьими возможностями остального населения. Важно Ельцина убедить, чтобы он сам поверил в благодетельные результаты законодательства с налета, в виде многочисленных разнокалиберных указов рапирно-телеграфного стиля по любому подвернувшемуся поводу. Тогда ему уже не придется подсказывать и уговаривать разрушать все, что подлежит сохранению. Согласно присущим подобному типу характерным чертам, его, словно лошадь, которая понесла, будет не остановить. Если удастся заставить Ельцина увлечься такой опасной творческой бездумной лжелогикой, то он сам не заметит, как с ходу перешагнет рубеж разумной целесообразности и пойдет плодить, скажем, указы о "наступлении лета" или "отмене инфляции". Этого вполне достаточно, чтобы для облегчения разрушения вконец разладить государственный механизм советской экономики и разгромить остатки конституционного строя социализма. И да наступит скорее в вашей стране день, когда живые будут завидовать мертвым! — вольно перефразировал строки Священного Писания старый подрядчик предателей и безмятежно, не заботясь о впечатлениях урядника перестройки, продолжал:

— Как только в процессе разграбления страны из спекулянтов, фарцовщиков и прочей швали, названной «предпринимателями», сформируется новый устойчивый социальный слой нуворишей, в частные руки которых перекочует значительная часть государственных средств, для гарантии необратимости разгрома СССР все эти ельцины так же станут не нужны, ибо присвоившие под шумок чужое добро так называемые «бизнесмены» ни за что не захотят остаться вновь налегке и без боя его уже никому не отдадут. Они-то и станут тогда опорой Запада в деле ликвидации коммунистической заразы. Облик этих, социально, бесспорно, мало симпатичных новых коммерсантов, с помощью СМИ требуется постоянно размалевывать самыми привлекательными для ротозеев разноцветными красками, всячески превознося их склонность к жертвенности и благотворительности, убеждая «совбыдло» в разном нелепом абсурде, как, например, в том, что стихийное спонсорство гораздо лучше постоянного гособеспечения. Главное тут — внушить толпе считать за благо все неизбежные унижения при получении нуждающимися подаяния, а тем более из рук их же ограбивших. При этом, разумеется, скрывая, что сами пожертвования представляют собой лишь жалкую частичку отобранного у ограбленных. В деле генерации этого опорного для рекомендуемого «реформирования» страны социального слоя мелочей нет. Тем более, что у его «славных» представителей имеется одна общая ахиллесова пята. В отличие от рабочего класса, который для поддержки своей программы избрали в семнадцатом году большевики, эти новые буржуа-гегемоны при затягивании их поясов, без чего, как правило, никакой реконструкции государств не бывает, могут, вместо демонстрации бескорыстного энтузиазма, покусать, словно проголодавшиеся псы, собственных хозяев, после чего разбежаться с «демократического» двора. Поэтому нужно спешно организовывать подкрепление их генетической средой в виде нового, совсем свежего поколения, с быстро выпестованной нашими усилиями, ярко выраженной рептильной психологией и желудочной философией людей, которые головой только едят, а не думают. Для воспитания молодежи с такими нужными нам параметрами от СМИ требуется массированный, беспрестанный идеологический блуд, начиная с распространения иностранных имен детских кукол, например «Барби» вместо «Маша», и до реабилитации сызмальства чувства собственника, экзальтированного эгоизмом невиданных размеров и форм. При этом всеми силами нужно скрывать, что от одного наличия такого чувства урожаи не растут и товары не производятся, дабы до детей даже с возрастом не дошел смысл, издревле ясный любому нормальному: человек принадлежит земле, а не земля принадлежит человеку. Далее СМИ свои усилия необходимо направить на постоянное притупление у школьников не только стремления, но и самого желания учиться, подменив его жаждой каждодневно зарабатывать на чем угодно и ничем не гнушаясь. Это новое, пагубное для социалистической идеологии учение в итоге приведет юное поколение к взлету своей честолюбивой фантазии и жизненных устремлений не выше уровня помощника содержателя ночной бани либо продавца лимонада с тампаксами.

Тут Собчак поднял на говорящего глаза, видимо, не зная, что собой представляют «тампаксы». Однако пожилой парижский политразвратник не снизошел до детальных разъяснений, удерживая в мозгу нить развиваемой темы:

— Одновременно все советские, апробированные временем нормы воспитания и морали нужно повсеместно подвергать глумливому остракизму.

— Чему? — не выдержав, нарушил свое молчание Собчак.

По тону вопрос «патрона» можно было принять за проявление вновь задетого его самолюбия, чтить которое Гинзбург явно упустил в пылу своих хрестоматийных наставлений. Замечу: Собчак умел демонстрировать чрезвычайно чувствительную честь, на самом деле вообще ее не имея.

Куражный коллаборационист, недоуменно сбившись, поперхнулся:

— Остракизм? Это… Ну, как сказать по-русски… Агрессивная, злобная критика и полное отрицание, что ли… Ну да вернемся к сути:

— Отсутствие интересов и мечтаний у детей не даст развиться их дарованиям, но подготовит неплохие условия для размножения в этой свежей среде наркоманов, бесконечная борьба с которыми захватит ваше общество агонизирующей суетой и полностью лишит «совдемос» будущего. Наркоманию нужно также всячески поощрять еще и потому, чтобы за ширмой борьбы с "алчущими грез" можно было легко скрывать свои дела. В дополнение к этому, в работе с молодежью СМИ желательно постоянно измываться над наследованием чести, совести, патриотизма и, конечно же, над старыми заслугами, низведя в прах достоинство всех без исключения советских наград, приравняв их к медалям с обычной собачьей выставки и тем самым превратив доблестные регалии в предмет оживленной торговли. Если удастся предать забвению, а еще лучше — поруганию и презрению прошлое вашей страны, то возрождения у нее никогда не будет, а безнадежное наследие сегодняшнего безумства, над организацией которого мы с вами сейчас трудимся, начисто лишит государство национальной гордости как в настоящем, так и в будущем.

(В логичности описания технологии лишения целого народа своего будущего за счет разрушения его прошлого Гинзбургу явно не откажешь, если только учесть: презирать историю своего развития, а также оплевывать и замахиваться на наших стариков и матерей бездумно способны разве что гомосексуалисты, без всяких оснований считающие продолжение рода человеческого противоестественным их страстным монополовым влечениям. Да, но, если это так, то откуда они в одночасье у нас взялись в таком достаточном для исполнения заокеанских планов количестве и кого тогда под именем «демократов» подразумевал неугомонный пакостник из "Русской мысли", уверяя всех, что разгром СССР — дело их рук. Мне часто приходилось видеть в приемной активистов клуба сексуальных меньшинств, рвущихся к Собчаку подписать очередное воззвание об отмене закона, преследующего за мужеложство. При этом они представлялись «патрону» то как гомосексуалисты, то как "пылкие демократы". Что ж, выходит, они просто повторялись? Впрочем, это, возможно, ошибка дословного понимания того, что и так всем ясно в символическом смысле. Ибо чуждые духу и укладу жизни нашего народа, нагло и цинично навязываемые «демократами» "реформы" так же противоестественны, как и гомосексуализм! — Ю.Ш.)

Один из американских духовных наставников Собчака, молча всю встречу разглядывавший в упор «патрона», усугубляя свою беспардонность характерной брезгливой гримасой человека, возжелавшего разом покончить с людоедством, внезапно куда-то вышел и запропастился, а второй вновь сунулся в инструктаж, торгуя легкой ухмылкой на алеющем раздраженной кожей подбородке. По характеру потертостей и степени воспаления его шеи не исключалось желание инструктора нынешним утром покончить с собой при помощи электробритвы.

— Чтобы беспрепятственно разорить вашу страну, — сбивчиво стал переводить своего заокеанского компаньона мудрый, как китайский император, Гинзбург, — прежде всего было бы неплохо отвлечь внимание населения громом всяких, разработанных нашими специалистами «реформ», для реализации которых желательно подобрать субъектов, способных повести за собой массы, словно «бараны-провокаторы» на мясобойне. Хорошо, если эти субъекты, так же как и упомянутые «бараны-провокаторы», увлекающие стадо на заклание, сами будут искренне не представлять себе цели возглавляемых и проводимых ими «реформ». Тогда ваш народ окажет им большее доверие и одобрение губительной для него политики, а также снизится возможность ее провала за счет возможной измены этих субъектов нашим интересам. Не исключено, что они могут пожалеть людей, ведомых ими на убой. Конечно, лучше работать с надежными партнерами, преданность которых у нас не вызывает сомнений, но их, к сожалению, пока не так много либо они, как шушары Боннэр и Старовойтова, не обладают значительным политическим весом.

— Почему "шушары"? — вскинулся Собчак.

— По-моему, так звали крысу в знаменитой сказке про Буратино, — вяло пояснил Гинзбург.

"Схожесть обеих не только внешняя, но и в манерах замечена верно", — отметил про себя «патрон».

Американский «друг», прикурив новую сигарету и выпустив дым прямо в лицо «патрону», продолжил:

— У населения, одураченного сказками о народовластии, с помутившимся от СМИ разумом, нужно постоянной ложью и лестью вымогать всяческими референдумами согласие на собственную смерть. Вообще же, сама идея с референдумами чрезвычайно хороша. Это не более чем «дембутафория», ибо с учетом контроля нами ваших СМИ и при полной их поддержке отрицательного для правящей верхушки результата быть не может. Их проведением очень легко запутать народ и скрыть от возмездия усилия подлинных организаторов разгрома, убедив население, что оно само избрало движение к пропасти. Нам нужно, чтобы к власти в вашей стране повсеместно пришли люди, не имеющие никаких планов и четких мнений, следующие в основном инстинкту, а посему в большинстве своем невменяемые. Настоящие интеллектуалы способны отдавать себе полный отчет в причинах и следствиях своей деятельности, поэтому не только непригодны, но и опасны для нашего дела. Только невменяемые смогут искренне, без сомнения в правильности убеждать народ, что чем больше опустошить его карманы, тем ему будет свободнее жить и легче двигаться "к рынку", или, как в России говорят, "ехать на ярмарку", — вставил от себя Гинзбург.

— Желательно добиться, — продолжал монотонно отдаваться переводчику црушник, — чтобы Россия стала страной проводимого эксперимента по свержению невооруженным путем конституционного строя заодно с самой коммунистической идеей. Одновременно с подбором и проталкиванием наших людей в структуры исполнительной власти желательно уже сейчас готовить разгон не только союзного, но и прекрасно зарекомендовавшего себя своей «демократической» безалаберностью российского Верховного Совета. Для чего всячески потворствовать царящей там неразберихе, не давая сконцентрировать внимание большинства вокруг наиболее дальновидных депутатов и их фракций. Тут предпочтительно действовать по принципу Уила Роджерса: стоит конгрессу отмочить хохму, как ее нужно делать законом, стоит конгрессу принять закон, как его сразу нужно делать хохмой. Есть все основания полагать, что беспросветная дремучесть вашего народа даст нам возможность обмануть его самыми вульгарными примитивными способами, прикрываясь одним лишь неясным понятием "во имя демократии", которое все спишет, включая, если потребуется, даже физическое уничтожение оппозиции, противящейся нашему курсу.

Собчак не понимал без перевода, о чем говорит инструктор ЦРУ, но манера его изложения «патрону» очень понравилась.

— Чтобы толпа утратила привычные ориентиры, хорошо бы выбрать удобный момент и во имя этой «демократии», но с дальнейшей целью разгрома самого Верховного Совета, называть его в обиходе сперва «парламентом», а затем начать запутывать общественное мнение негромкими призывами к созданию каких-нибудь новых законотворческих органов, на манер "межрегиональных учредительных собраний", или, как у вас называли при царизме, «госдум», либо еще глупее. Эта идейка в будущем может сослужить неплохую службу в деле стабилизации подстрекательства к развалу страны на множество кусков по национально-федеративно-территориальному признаку.

Кроме этого, в пылу непрекращающегося бедлама нельзя забывать сразу же дискредитировать в глазах народа и быстро крушить любое формирующееся сопротивление на нашем генеральном пути, а также ложными посулами разделить неделимое, втянуть население в обвальную приватизацию госсобственности, чтобы под этот митинговый шум в возникшей суматохе захватить землю, ресурсы, заводы, фабрики. Но, главное, не выпускать из виду работу по разваливанию советской армии и системы оборонной промышленности страны. На наше счастье, в советской армии имеется великолепный слой высших офицеров, чудесно деградированных, полностью безыдейных, трусливых командиров, но храбрых воров. Желательно создать условия для их скорейшего назначения на высшие командные посты, вплоть до министра обороны. Тогда они, эти генералы, начнут шкодить и воровать с такой страшной разрушительной силой, что в результате без единого выстрела, своими же руками помогут нам полностью разоружить «непобедимую». Этот нужный нам армейский слой образовался за счет многолетней раздачи в ЦК КПСС генеральских лампасов лишь родственникам да ублюдкам, грациозно открывающим двери и бутылки, шустро удящим рыбу и ловко сервирующим пни во время маршальской охоты. Таким способом были планомерно уничтожены необходимые профессии защитника Родины качества: мужество, рискованность, честь и, конечно же, ответственная смелость принимать решения по управлению войсками. Жуковы, рокоссовские и прочие чуйковы вместе с их фронтовой "наукой побеждать" перестали быть нужными в тяжкой номенклатурной возне под мягкими кремлевскими коврами. Их медленно сменил краснорожий, полупьяно-заискивающий, широкопогонный отряд швейцаров по призванию и неуклюже-застенчивых болванов — домогателей наград по профессии. Поэтому даже слабого сопротивления нашим идеям они оказать не смогут, напротив, будут по мере сил столбовых идиотов способствовать разгрому СССР, возжелав остаться генералами, но без армии и государства. И можете мне поверить, — картаво переводил одесский иудей, — ни один из них не застрелится от собственного прозрения в измене Родине и присяге. Ибо саму верность ей эти «славные» советские генеральчики давно по значимости приравняли к обещанию, данному родителям в детстве, не ковырять, к примеру, в носу. Поэтому по команде наших «демократов», забыв про первую клятву, присягнут вновь чему угодно и любое количество раз. Таким образом, ко дню вполне допустимого всенародного негодования нами облапошенного «совбыдла», эту страну уже некому будет защищать, так как ваши ребята-генералы бросятся сражаться не за Родину, а за свои кресла.

— Вот тогда ваша страна уже и страной называться не сможет, — явно ввернул свое затаенное страстное назидание «добросердечный» переводчик.

— Как еще один из приемов уничтожения боеспособности вооруженных сил, — инструктировал дальше посланец дружественной Собчаку Америки, — кроме развала под видом конверсии военно-промышленного комплекса, в результате чего окажутся без работы миллионы людей, было бы прекрасно попытаться вашу армию сперва деполитизировать, тем самым лишив ее прокоммунистической ориентации, а затем внедрить, вместо обязательного призыва, контрактный набор на службу. Это мгновенно и до основания разрушит связь армии не только с народом, но и с главными целями, а также смыслом ее существования. Сама же служба из долга перед обществом превратится в обычную работу, начисто лишенную какой бы то ни было воспитательной функции молодого поколения, без чего, как известно, например, массового патриотизма, столь необходимого для защиты страны, уже никогда не будет.

(Хотелось бы отметить: демСМИ, особенно газета «Известия», невиданно раздувая и искажая фактики «дедовщины», заранее очень эффективно потрудились в этом деле дискредитации как воспитательной работы, так и самой армии в целом. — Ю.Ш.)

Контрактный принцип комплектования армии, — продолжал американец, — обеспечит жесткую и полную зависимость ее от прихотей работодателя. Кроме того, вынудит разоряемую и нищающую страну тратить огромные средства на оплату труда самих солдат-волонтеров. Этим, предварительно проведя спланированную пропагандистскую работу в СМИ, можно вызвать всеобщее недовольство народа, вслед за тем резкое сокращение численности самих наемников в уже и так небоеспособной армии, остатки которой нам пригодятся исключительно лишь для подавления возможного народного бунта в дальнейшем, что и станет основной итоговой задачей бывшей непобедимой советской армии, — ухмыльнулся переводчик, задержав от нескрываемой радости гнилостный выдох.

Надо полагать, что с подавлением будущих беспорядков эти деполитизированные наемники прекрасно справятся только лишь из-за одной боязни потерять работу. В случае же необходимости, наши вооруженные силы им помогут. Правда, для быстрого и эффективного вмешательства требуется уже сейчас придумать способ и облетать американским военным специалистам все ваши крупнейшие аэродромы, а также обревизировать самые секретные предприятия, работающие на оборону.

— Думаю, что здесь проблем не будет, — деловито, на радость инструкторов, включился Собчак, — в настоящее время уже наметилась устойчивая тенденция с нехваткой продовольствия, и поэтому, если правительства Соединенных Штатов, а также других вассальных им государств под видом оказания помощи, назовем ее для куража «гуманитарной», предложат доставлять в Союз продукты своими авиасредствами, то остальное утрясти с нашими руководящими дураками, да еще с помощью широкой рекламы в СМИ, уверен, не представит большого труда. Что же касается ВПК, то здесь для обеспечения рассекречивания и допуска ваших специалистов во все центры «оборонки» требуется скорее протолкнуть единую программу конверсии военной промышленности, а также постараться добиться лишения ее госзаказов, разумеется, вместе с финансированием, заодно порвав все внутренние хозяйственные связи, вкупе с изданием законодательных актов, дающих право каждому предприятию самостоятельно спасаться за счет заключения прямых договоров с любыми заказчиками, включая зарубежных. Такая свобода, в свою очередь, откроет все потайные двери представителям и экспертам заказчиков, комплектация состава которых, надо думать, будет уже вашей проблемой! — как всегда, уверенно улыбаясь, напористо заключил Собчак.

Было похоже: американец нашего бывшего «коммуниста-мутанта» понял без перевода, начав что-то быстро говорить политпрощелыге, при этом косясь на Собчака и показывая Гинзбургу большой палец.

— Мистер Собчак, — с воодушевлением принялся переводить первооткрыватель предателя, — наших заокеанских друзей интересуют ваши возможности в деле полной остановки работы некоторых избранных ими ленинградских предприятий, таких как: завод «Арсенал», в части производства спутников надводного базирования и крылатых ракет; Кировский завод — производство № 3 по выпуску танков; объединение «Большевик», производящее суперсовременное вооружение, особенно это касается скорострельных пушек проекта Б-203А. Ну и, конечно, для Америки и ее союзников значительную угрозу представляет продукция предприятий судпрома вашего города, где, как известно, сосредоточен основной кораблестроительный потенциал Союза. Среди этих предприятий особую озабоченность наших друзей вызывают Балтийский завод с его тяжелым крейсером 1144-го проекта и проект № 1052 строительства крупнотоннажного атомного ледокола с неограниченным районом плавания. Американские специалисты знают, что русские конструкторы предусмотрели возможность его вооружения самым современным ракетно-ядерным оружием за два дня. Поэтому в случае военного противостояния такие ледоколы, став ракетными плавбазами, сделают недоступными для Америки весь Ледовитый океан и Северный полюс, а также Антарктиду, ибо у Штатов ничего подобного нет в помине и не предвидится. Кроме того, завод имени Жданова, строящий крейсеры 955-го проекта; Адмиралтейское объединение, выпускающее атомные подводные корабли. Ну и, разумеется, разные, обеспечивающие эти проекты своей интеллектуальной мощью конструкторские бюро типа «Айсберг», "Алмаз", «Гранит», среди которых наиболее вредоносным американцы считают ПКБ «Северное».

Наши друзья также предлагают принять неотложные меры к скорейшему закрытию любыми методами и распылению теоретической базы вместе с уникальными научными кадрами Оптического института имени Вавилова, так как уровень отдельных проектных разработок этого НИИ намного превосходит мировой, что в области создания космического оружия для США чрезвычайно опасно.

За каждый выводимый из строя объект наши заокеанские друзья готовы корректировать ваш банковский счет в Швейцарии по заранее согласованной смете, — удовлетворил вопросительный взгляд Собчака отпрыск коренных жителей российской "зоны оседлости".

— Вряд ли с ходу можно говорить о какой-то моей конкретной помощи в этом деле. Хотелось бы сперва обдумать, — заметно помрачнев, несмотря на жажду корректировки счета, молвил кандидат в ленинградские суперрезиденты ЦРУ. Поворот темы в сторону от столь милого собчачьему сердцу общеполитического «большака» ему не очень понравился. Даже не будучи юристом, можно легко догадаться, что за подобные «дружеские» контакты с такими «любопытными» разговорами заблудших участников этих бесед по законам почти всех, даже «нецивилизованных» стран мира в итоге ожидает расстрел. И только в горячо любимой Собчаком «сверхцивилизованной» Америке применяют менее гуманный метод — электростул. Сомнений не вызывало: разговоры о преданности СССР в этих стенах не ведут. Их расценили бы тут в лучшем случае как тяжелый психический недуг. Но все же быстро сменить свое подаренное избирателями служебное кресло на электростул не хотелось, поэтому откровенно-прямолинейная постановка диверсионных задач этим американцем с вечной сигаретой в зубах претила и была больше свойственна каким-либо завсегдатаям пивных на рыбных базарах портовых городов, а не вышколенным представителям всемирно известной, уважаемой Собчаком спецслужбы Соединенных Штатов.

Такой манерой общения этот лакомка до госсекретов Союза ставил Собчака в щекотливые рамки двоичной системы ответа: да, нет. Что явно не соответствовало понятиям главы Ленсовета об утонченности дипломата, каковой, по собственному глубокому убеждению, он вполне обладал, а поэтому не видел необходимости публично и вслух признаваться, что между Родиной и собственной шкурой им уже давно была выбрана последняя. И потом, какой наглый подход! Ведь он не какой-нибудь забубенный вульгарный диверсант, а весьма известный советский парламентарий. К тому же, с отменной репутацией и прекрасной перспективой государственного деятеля, считающего, что политические взгляды, как и любые другие нормы морали, являются частной собственностью гражданина, поэтому могут продаваться. Однако, не зная конкретной суммы, Собчак вовсе не собирался менять свои убеждения и, тем более до получения денег вперед, позволить себе продать Родину. Честность всегда была ему очень обременительна, поэтому на всякий случай хотелось бы эту встречу рассматривать, допустим, как "подготовку к конференции по вопросу развития попрошайничества Ленинграда на паперти Европы", а не конспиративный контакт для получения оперативного задания. Людям, берущим взятки, всегда хочется, чтобы деньги вкладывали в розовые конверты, дабы все вокруг думали, будто тут обычная любовная интрижка.

Общеизвестно: в историю можно войти либо попасть, но можно и влипнуть. А влипать никому не надо. Поэтому мысли нашего «политкоммерсанта» пошли вразброд. Очень хотелось выразить на лице муку, чтоб все видели, как тяжело предавать Родину, но мучений не получалось. Даже наоборот. Имитация страшной муки обернулась известной теперь всем телевизионной улыбкой, при этом «патрон» попытался глуповато острить и повел себя так, словно пуританин, неожиданно попавший в варьете, где стали танцевать очень нескромные танцы, закончившиеся его обручением с солисткой кордебалета, к тому же совершенно голой.

Плохо, конечно, что население Европы говорит на непонятных Собчаку языках. Причем один другого нелепей. Все такие путаные и бессмысленные, что не уразуметь ни слова без переводчика, само присутствие которого в подобных беседах меньше всего нужно. Любой из них, особенно с собой привезенный, может вмиг превратиться в благоразумного доносчика, По возвращении домой нужно будет наконец серьезно взяться самому за какой-нибудь импортный язык, да еще приложить максимум усилий для окончательного разгрома КГБ, чтобы не было страшно приближаться к опасности. Когда же вместе с КГБ не станет самой опасности, то и мужество не будет понижаться до минимума. Зато появится страшный коммерческий аппетит. Нет, разумеется, до прямых диверсий дело доводить не следует, да и сам «патрон» прекрасно понимал, что на них не способен, как, впрочем, и на кражи всяких секретных документов с последующей их продажей ЦРУ. Подобная деятельность, при всей декларируемой им любви к "демократии закрытого типа", вовсе его не влекла и не вдохновляла. Но что же касается создания трудностей в работе поименованных янки объектов, да еще исподволь, к примеру, тому же ГОИ имени Вавилова, то тут Собчак никаких проблем и опасностей не усматривал. Так как эту операцию можно провести вполне легальным способом, используя лишь весь арсенал уже имеющихся в его руках рычагов развала экономики региона, вплоть до внезапного назначения непомерно высокой арендной платы за использование НИИ основных фондов вместе с энергоносителями, одновременно при этом добиваться сокращения бюджетного финансирования и требуемого кредитования. Вот и конец НИИ, причем безо всяких пошлых диверсий. Помучается ученый люд с грошовой зарплатой несколько месяцев и разбежится по кооперативам да ларечкам, радуясь обретенной коммерческой свободе мысли, после чего Штатам уже не нужно будет бояться превосходства Союза в лазерном и плазменном оружии. Пусть теперь сами русские боятся.

Ломать да разворовывать — не строить и созидать. У Собчака это не вызывало сомнений. Отсюда задача янки выглядела несложной. Поэтому, при многообещающем намеке црушника хорошо заплатить, вместо сильнейшей душевной, внутренней борьбы, главным было желание не продешевить, да заодно не попортить свою биографий присовокуплением конкретных статей Уголовного кодекса. Уж кому-кому, а «патрону» было хорошо известно, что в подобных случаях советский суд обычно смахивает на свору голодных собак, решающих вопрос о судьбе затравленного ими кота, даже несмотря на нашествие «демократов», которые сделали обвинение в государственной измене самым потешным. Особенно после блестяще исполненного Горбачевым и К(предательства всего, что можно было продать. Это был не только слом идейных бастионов, психологических установок и сдача Америке обширного дипломатического пространства, завоеванного тяжким ратным трудом многих поколений бескорыстных предшественников, но и продажа оптом за бесценок всех социалистических стран разом. То, что это была продажа, Собчак не сомневался ни минуты. Не мог же Горбачев со своими ребятами, такими как Шеварднадзе17 с Яковлевым18, бесплатно заставить советские вооруженные силы разломать собственные укрепредуты и спешно, разбрасывая без боя по дороге оружие, бежать на Восток, оставив на произвол покупателей вместе с братскими могилами русских солдат целые системы, страны, партии, государства и народы. Нет, бесплатно такие подарки не делают, и, судя по прямым коммерческим предложениям собеседников, Собчак утвердился в своих завистливых подозрениях: горбачевцы безбедное будущее себе полностью обеспечили. Теперь настала его очередь, поэтому он не собирается упускать эту возможность и будет торговаться до последнего доллара. Правда, сильно огорчало, что "заокеанский друг", сделав предложение продать Родину, не назвал цену. Собчаку пришлось самому судорожно пытаться ее определять методом подсчета возможного экономического эффекта для Америки, абстрагируясь от стоимости предлагаемых к ликвидации промышленных объектов Ленинграда. Но и тут он оказался беспомощным. Требовалась консультация специалиста. При этом, разумеется, не смущало, что вор есть вор, и неважно: лазает он по карманам на рынках либо орудует в рамках целой социально-экономической формации. Если продавая даже чужое добро можно хорошо заработать, то что ж из того плохого?

Наделенный от природы, как он сам считал, блестящим умом, Собчак всю жизнь комплексовал, не имея никакой материальной доли в сокровищах этого мира, поэтому торопился во что бы то ни стало наверстать упущенное.

Высокомерно несведущий Собчак, привыкший расценивать знания других, как кусок несвежей говядины, тем не менее был приятно поражен неведомой ему точностью располагаемых црушником сведений, словно тот работал в отделе оборонной промышленности горбачевского ЦК КПСС. Однако непочтительность прямой вербовки была налицо, которое с собчачьей юности нарушало единство формы и содержания, давая небывалый простор для деятельности политиконографии.

Как обычно, чужая бестактность наполнила крупный нос Собчака влагой. «Патрон» вынул из кармана пиджака заботливо уложенный женой узорчатый платочек и затрубил в него с таким азартом, как на святках подают сигнал к колядованию. Вещи коварны: выдают с головой своих владельцев.

Вероятно, поняв по-своему причину скованности и сморкания Собчака в женский не новый платок, вновь солировать в инструктаже взялся офранцузившийся литературный выжига:

— Господин Собчак! Вода, камень и дворцы придали подаренному вам судьбой Ленинграду вид столицы. Кроме того, этот город — третий в СССР по объему промышленного производства. А так как экономический потенциал страны в итоге подлежит разрушению, то следует заблаговременно позаботиться об освобождении квартир и домов вашего города от голодных стай будущих безработных.

Всю эту падаль, которая нынче еще зовется избирателями, после того, как вы окончательно утвердитесь во власти и их голоса больше не потребуются, наши друзья рекомендуют планомерно «выдавливать» из городской черты методом постоянного повышения квартплаты, стоимости коммунально-ритуальных услуг, транспорта, продуктов и жизни вообще. Под сурдинку раздачи пригородных земель пусть катятся ко всем чертям в областные болота и врукопашную попробуют себя кормить, а освобожденная таким образом жилая площадь города, к удовольствию избранных вами продавцов, легко найдет приличных покупателей. Также желательно учесть, что чем быстрее перевести большинство горожан на питательный рацион бездомных собак, тем легче будет разорить дотла всю страну, и на примере Ленинграда, традиционного для подражания остальными городами, заставить «совбыдло» радостно проглотить с голодухи свое будущее, обернутое в изумительную по внешней привлекательности упаковку, как вы ее сами назвали, "гуманитарной помощи". Наши друзья в Америке и Европе позаботятся о поставках бросовых продуктов в Союз не только в значительных количествах, но и, главное, почти даром.

Под видом «гумпомощи» мы взломаем погранично-таможенные преграды и невыразительные по разнообразию, но натуральные советские высококачественные продукты захлестнем мутной волной западного полуискусственного дрянного харча в красивой обертке. Нам нужно, используя как таран первоначально низкую цену, захватить продуктовый рынок ваших городов для уничтожения отечественной пищевой промышленности за счет наводнения торговых прилавков товарами более дешевыми, чем даже себестоимость производства советских аналогов, которые, по одной только этой причине, найти сбыт в сроки своей годности не смогут. И тогда если вы, мистер Собчак, вместе с другими «демократами» хотя бы на короткий период лишите пищевую промышленность государственной помощи, то предприятия сдохнут разом, предоставив вам великолепную возможность посадить население на наркотическую иглу импортного продовольствия, после чего творить с этим советским скотом все, что заблагорассудится. Ибо, как известно, голод не тетка…

Кроме этого, чтобы превратить в прах все огромное достояние вашей страны, достаточно разрешить всяким бесполым свиным рылам типа Гайдара, Попова и прочих запустить для прогрева собственных рук в берестяные жилы рублевой финансовой системы Союза расплавленный металл американского доллара, интервенция которого вмиг испепелит всю экономику страны. Стоит лишь под видом ложной конвертации директивно объявить о свободном обмене в любом количестве, причем только внутри страны, рублей на доллары, якобы нужном для дальнейшего "развития рыночных отношений", как национальная советская валюта — этот бастион независимости СССР — тут же рухнет навсегда, и рубль, плененный долларом, будет всецело от него зависеть, распластав Россию пред гениталиями великой Америки, так как в вашей стране дураков всем будет невдомек, что после вывода из строя отечественной пищевой промышленности долговременным десантом "гуманитарной помощи" покупка продовольствия за рубежом станет неизбежной, причем лишь за доллары, но не рубли. А если учесть, что закупочную цену будет диктовать Запад, то в руках наших друзей окажутся все рычаги управления ценообразованием на жизненно-необходимые товары внутри Союза, что равносильно прямой колонизации. Ибо планомерно-издевательским, перманентным взвинчиванием цен и резким падением жизненного уровня русских очень быстро можно превратить рубль в обычную сортирную бумажку, правда, качеством похуже стандартно-туалетной. В итоге, чтобы прокормить нищающее на глазах население, потребуется продать Западу весь промышленный потенциал страны, который, в соответствии с искусственно определенным курсом доллара к рублю, будет оценен не выше стоимости захудалого городишки на севере Алабамы.

— А почему у Гайдара свиное рыло бесполое? — перебил переводчика Собчак, завороженный грандиозностью планов друзей.

— Как почему? — споткнулся инструктор. — Попробуйте сами по пятаку хрюшки определить ее пол, не заглядывая, извините, под хвост. Так, надо полагать, и у вашего Гайдара, если не считать лысину. Удивительно бесполая рожа с младенческим выражением и другими характерными признаками болезни Дауна.

— Кстати, — вмешался другой наставник, — в целях идеологического развращения отрываемого от коммунистической пропаганды населения было бы неплохо агитировать за резкое развитие краткосрочных зарубежных турпоездок русских в самые великолепные уголки мира. Эти туры будут исподволь частично оплачиваться западными спецфондами, чтобы несуразно низкая цена путевки заманивала "советский скот" и приручала его демонстрацией превосходных условий, а также показом из окон отелей картинно-лубочной красивой жизни с одновременным восхвалением капиталистического образа мысли.

По возвращении домой эти зомбированные «туристы» будут вносить значительный эффект, разлагающий советский строй.

Также нужно позаботиться о смене городской вывески, чтобы ничто уже не напоминало о прошлом. Очень хотелось бы познакомить вас, господин Собчак, с заинтересованными лицами, которые хорошо заплатят за стирание имени Ленина с географических карт. Желательно всем властным структурам тоже подыскать более звучные названия.

— Как это? Какие? — не понял, вскинувшись Собчак.

— Разные, — уклончиво ответил Гинзбург. — Ну, например, Ленгорисполком неплохо было бы переименовать в «алькальдию», что значит «мэрия» по-испански. Главное, чтобы ничего привычно-советского не осталось и жизнь, даже в названиях, покатилась с востока на запад. Нужно внести неразбериху во все — от границ районов и вплоть до номеров автомашин. Чтоб с ходу нельзя было определить ни город, ни республику ее прописки. Наша цель — заставить «совбыдло» потерять интерес не только к политике, но и к самой жизни, чтоб даже на разные зрелища и спортивные соревнования стали ходить, как на похороны, лишь родственники да друзья выступающих.

Вот тогда дальнейшие выборы и непрогнозируемые референдумы можно будет полностью исключить, дабы стало невозможным переизбрать нами отобранных. Что же касается разного депутатского балласта, то его деятельность требуется умело парализовать на всех уровнях перво-наперво техническими возможностями оборудования залов сессий и заседаний системой для электронного голосования, которая позволит с помощью лишь одного преданного оператора безвинно манипулировать мнением всей массы голосующих во время решения кардинальных задач. Кроме этого, за счет мелких уступок и удовлетворения интересов различных депутатских фракций желательно затеять жуткую свару между ними, исключающую объединение в борьбе против рекомендованного нами курса. Даже на самом верху, если, к примеру, Верховный Совет захочет выразить голосованием недоверие одобренному нашими друзьями правительству России, то нужно будет выбрать фракцию с определяющим числом голосов и разрешить ей выдвинуть свою кандидатуру, скажем, на пост министра.

Вот таким методом можно заставить даже парламент в своем безумном движении к ничтожному американскому идеалу состязаться в продаже общих интересов страны в целом, в итоге опрокинув ее вновь в темноту и безграмотность, которую большевикам удалось преодолеть.

(Как тут не вспомнить: острое желание увековечить момент торжества порой переходило в шарж. Неукоснительно следуя полученным инструкциям, Собчак самостоятельно пытался выделить из слова «алькальдия» название должности ее руководителя, но запутался и поэтому назвался попроще: «мэром», при этом сознавая, что "клобук еще не делает монахом". К слову: не все было так комично и теперь ленинградцы, обозванные победоносно выпавшим в хрестоматийный осадок Собчаком «петербуржцами», крича и ревя от собчачьих проказ, окарачь ползают по загаженным собчатами, полуосвещенным, кишащим шпаной, но услужливо переименованным улицам нашего города. — Ю.Ш.)

— Хотелось бы, господин Собчак, — не унимался прожженный паскудник, — несколько слов сказать о небольшой, но очень популярной социальной группке, которая любому властелину с удовольствием поможет дурить и болванить родное население. Эта публика, вдохновляемая игралищем ветров, зовется творческой интеллигенцией.

Нашим главным оружием для окончательной победы над СССР, как известно, являются СМИ, а самих же бойцов в "пятую колонну" проще всего рекрутировать из наиболее известного числа разнородно-выдающихся шалашовок от искусства. Поэтому любому власть имущему желательно снизойти до них и лично водиться с видными представителями этой камарильи, способной с высоким артистическим пафосом отречься не только от коммунизма, но во имя своего успеха, аплодисментов и благополучия, шумно и возбужденно толкаясь, занять очередь на вдохновенную продажу собственных матерей. Большинство из них, выйдя из театров и киностудий, продолжают и в жизни считать себя на сцене, а потому будут радоваться предложению исполнить отведенную роль в любом сценарии. Главное, чтоб это исполнение было замечено и хорошо оплачено. И тогда, в своем недостижимом простому человеку пылком "демократическом радении", они готовы будут публично развлекать всех собственными пороками, найдя для эффективного охмурения толпы небывалую форму чудовищной мелодрамы нового стиля с авантюрно-фельетонным сюжетом.

Именно этому разноликому творческому сословию, наряду с требуемой для СМИ их популярностью, характерны столь необходимые окончательной победе наших "демократических преобразований" черты: алчность, глупость, крикливость, клиническая зависть и аполитичная угодливость, замешанная на сногсшибательном подхалимстве. Причем, практически каждый из них в отдельности, независимо от титулов и наград, представляет собой, как ни парадоксально, образец настроенной очень завистливо тупости, не имеющий даже намека на глубинный интеллект, а тем более порядочность, честь, совесть и патриотизм. Но самое удивительное: с ростом признания и славы отсутствие этих качеств обостряется, что делает ваших, скажем, тех же "народных артистов" незаменимыми для использования на потребу нашего дела. Их известность заставит «совбыдло» внимать каждому произнесенному ими слову. И тогда они по нашей указке, вопреки всякому здравому смыслу, с успехом примутся внушать аплодирующей толпе, что, например, печка топится с трубы, а телегу надо впрягать впереди лошади.

Желательно не забывать: любой артист, будь то музыкант, режиссер, романист-эпик, актер или эстрадный декламатор — это, прежде всего, не профессия, а, скорее, призвание, образ жизни и определенное состояние души, практически исключающее наличие в их среде индивидуумов с высокими гражданскими моральными качествами, поэтому склонить их к сотрудничеству с нами не только крайне необходимо, но и легко. Среди артистического и иного творческого сброда не подонок и не мразь — редчайшее исключение. Эта публика при всех режимах лишь слуги. Для подчинения нашим замыслам достаточно использовать их столь симпатичную всеядную корысть, начисто лишенную добродетели, которая, словно ворон, гнездится, как правило, в развалинах, а не в дворцовом аристократическом уюте — этом смысле жизненных устремлений всех артистов.

Лев Толстой как-то заметил: "Меньшинство нуждается в Боге, потому что у них все есть, а большинство, потому что ничего нет". Артист же готов поклоняться любому, лишь обладающему земной властью. Слава и почести — то, к чему он стремится, — без покровительства сильных и угодливого благоразумия не даются в руки. Поэтому те артисты, кто сегодня поет восторженные дифирамбы Горбачеву, завтра, после его неизбежного ухода, станут с не меньшим рвением и пылом оплевывать «меченого», одновременно полизывая длань другого властителя, кто бы он ни был. В основе творчества актеров лежит игра, а не искренность. И нет в этом ничего удивительного: вся эта продажная шваль домогателей Мельпомены всегда была готова безоговорочно визжать от умиления и восторга даже под дудку самого дремучего пастуха, только бы он не сменил ее на плетку, при этом всерьез беспокоясь лишь произведенному на хозяина впечатлению от силы визга и ярости восторга.

Не случайно ведь всех наиболее выдающихся своей мелкодушностью подонков и ничтожеств в простонародии кличут «артистами». Достаточно обеспечить им покровительство, и они тут же азартно примутся служить вам, господин Собчак, телом и своим именем, но не верой и правдой, чего, в общем-то, от них вовсе нам не требуется. Их задача — вторить вам, этим добиваясь состояния глубочайшего осовения населения, дабы помочь скрыть, что предлагаемое «реформирование» страны есть не что иное, как сплошная распродажа за бесценок ее достояния с последующей ликвидацией самого государства в целом. Стратегическую цель нужно всячески скрывать, иначе понуканий угрозой свернуть эти самые «реформы» ваши «бараны» не только перестанут бояться, но и, наоборот, будут требовать их прекращения, что может вынудить наших друзей применить силовые методы разгрома СССР, чего они вовсе не хотят.

Собчак намек с телом понял по-своему, поэтому излагаемая желчным мыслителем тема произвела отрадное впечатление, воскресив в памяти давно слышанное: "Любимое дело прежде понуждения" — так возражала одна актриса всем режиссерам, которые предлагали ей сперва ознакомиться с ролью, а уже затем лечь в постель.

— В артистах подкупает также то, — продолжал вдалбливать Гинзбург будущему ленинградскому сотрапезнику муз, — что их не нужно агитировать, скажем, "за приватизацию", как и журналистов "за рынок". Тем и другим достаточно намекнуть приказным тоном, после чего они сами, абсолютно не вникая в суть, а сообразуясь лишь со своей талантливостью, начнут убеждать в этой ахинее всех.

Из яркого сонма ленинградских звезд нам наиболее подходящим в требуемом смысле представляется такой, бесспорно, великолепный актер, как Басилашвили. Он выделяется замашками прима-балерины, совмещенными с внешним видом брюзги, которого можно без грима и в любую погоду снимать в роли холуя, потерявшего доходное место. Этого первооткрывателя вечного театрального изумления, который всю жизнь пробавлялся талантливым исполнением разных ролей, содрогавших или умилявших впечатлительных зрителей, можно использовать как показатель степени угодничества, выражаемый в «басилашвиликах», или, скажем, в «басиках», особенно учитывая его изумительную способность перевоплощаться и холуяжить с высочайшей степенью пресмыкательства, да еще помноженную на заслуженную популярность. Поэтому очень неплохо было бы использовать таких, как он, в агитации населения за разорение своей же страны. Этот тип, вместе с десятком ему подобных, способен творить чудеса по формированию нужного общественного мнения оболваненных.

В этом деле нам также помогут практически все ведущие журналисты ленинградских и центральных изданий и многие наиболее популярные работники радио и телевидения, давно сотрудничающие с нами. Все они уже прошли соответствующий инструктаж и получили задания освещать, как нам нужно, обсужденные здесь с вами, мистер Собчак, темы.

— Если все так тщательно спланированное вами успешно реализуется, то как следует расценивать деятельность на ленинградском телевидении небезызвестного Александра Невзорова? Что-то не совсем вяжется она с вашими выводами и заверениями о полном контроле американцев за происходящим в СССР, — съехидничал Собчак.

— Невзоров — это отдельная наша забота и статья расходов, — продолжал Гинзбург, не прореагировав на ерничанье патрона. — Ваш городской "неистовый репортер" мало чем отличается от остальной перешедшей на нашу сторону, подобной ему ничтожной братии. Правда, он совершенно необразован, более остальных заносчив, маникально-циничен, авантюрен и очень талантлив. Зато, так же как другие, алчно-тщеславен, абсолютно безыдеен, космополитичен, услужлив и бездумно-усерден: убивая муху, как правило, разбивает драгоценнейшую вазу, а ради поднятия своего телерейтинга готов продемонстрировать с экранов миллионов телевизоров задницу родной матери с любой, выгодной лишь ему, политической раскраской. Этот комментатор, в некотором смысле, творческий спринтер, не способен на какую-либо систематическую деятельность. Он быстро выдыхается на длинной идеологической дистанции и поэтому ему постоянно требуется сильный наставник. Кроме того, у вашего ленинградского охотника за чужими девицами и тюремщика своей — достаточно сильный комплекс неполноценности, рожденный сознанием на уровне "кожаной куртки", помноженной на психические пороки пожизненного санитара городского морга, вдобавок помешанного на разнокалиберном оружии, ежедневно ощупывая которое Саша, вполне вероятно, испытывает совершенное удовлетворение, как от некоего милитаристского онанизма, сокрушающего до помрачения его сознание такой маникальной нежностью белобилетника к стрелковому вооружению. Оценив весь арсенал указанных невзоровских качеств, переговоры с ним о покупке велись. Но решено было их прекратить, — откровенничал дальше дальновидный негодяй, — ибо, во-первых, Невзоров запросил несуразно высокую цену, явно не по таланту своей вредоносности нашему делу, а во-вторых, проблема видится вовсе не в нем самом, но в миллионах людей, которых он, к нашему сожалению, приворожил своими "600 секундами" и ежевечерне пичкает не нужной нам информацией, тем самым удерживая в своих руках определенный социальный слой, способный сопротивляться "демократическим идеям". Потому вместо переманивания Невзорова на службу нам нужно заставить разувериться в нем громадное количество его поклонников, при этом проверяя эффективность нашей деятельности периодическим закрыванием невзоровской программы, чем легко будет определяться уровень социальной напряженности. И, если же возмущение закрытием пойдет на убыль, значит, как говорили большевики, "победа за нами".

В деле дискредитации Невзорова в глазах поклонников нам помогут все ленинградские писаки, которых будет ангажировать Миша Чулаки19 и другие наши люди. Прежде всего желательно добиться, чтобы отношение зрителей к его программе стало критическим и несерьезным, а сам Невзоров воспринимался бы более посмешищем, чем пророком. На ленинградском телевидении следует создать ряд аналогичных невзоровской информационных программ-ежедневок, окружив "600 секунд" теми же, но по-другому трактуемыми сообщениями. Это приведет к расслоению доверия и охлаждению интереса среди сторонников "600 секунд". Желательно устраивать Невзорову всякие нелепые происшествия в личной жизни, с подробным пересказом на страницах печати и заключениями врачей-психиатров. Чисто технические трудности в работе Невзорова берется организовать Бэлла Куркова, если наши друзья помогут ей завладеть креслом главы ленинградского телевидения. Хотя ее способности и профессиональное мастерство расцениваются не выше олицетворения без костюма и грима на детских новогодних елках раздавленной годами придорожной жабы.

Завершая эту операцию, мы исподволь скрестим Сашу в сознании людей с образом Геннадия Хазанова20, на которого, кстати, с годами он все больше походит внешне, и, учитывая болезненное тщеславие Невзорова, создадим условия для выдвижения этого телекомментатора на какую-нибудь выборную госслужбу, где изолируем его от зрителей навсегда, растворив в безликой массе никому не нужных, превратив в шашлык, состоящий сплошь из одного перца, а посему непотребный.

Если же в конце, ликвидировав страну и установив желаемый Западу режим, потребуется закрепить необратимость произведенного процесса, дабы исключить впредь переизбрание отобранных и расставленных нами новых правителей покоренной России, то для этого представляется целесообразным, как у вас, мистер Собчак, выражаются, «завалить» пару-тройку наиболее популярных деятелей СМИ, желательно телевизионщиков из числа ведущих самых привлекательных программ.

Ваш Невзоров тут не подходит, — поймал удивленно-вопросительный взгляд Собчака переводчик, — его смерть, которую он, полагаю, давно заслужил, вызовет обратную планируемой реакцию и волну негодования толпы, направленную против угодного нам правления. Здесь нужны другие персонажи, в отличие от владельца несменяемых кожаной куртки и носочков, ежевечерне 600 секунд кряду закидывающего всех подряд грязью из-за дефицита собственных чистых побуждений. Такие же всенародно известные, но совершенно бескорыстно-безыдейные, нейтральные, аполитичные и, если хотите, «центральные» кандидаты в покойники, симпатии зрителей к которым определяются не только цветом знамен, флажков, причесок, пуловеров и гамаш. В этом случае цель убийства ваше быдло, теряясь в догадках, сформулировать однозначно не сможет. Поэтому, благодаря сопутствующим мероприятиям разработанного сценария, станет возможным в вашей национально-акустической среде, где сплетни распространяются быстрее звука, эти преступления легко свалить на всякие разные "коррумпированно-мафиозные" группировки, объявив Россию ареной их бесконтрольного разгула, где убивают даже абсолютно безвредно-известных. Затем смело, под гул всеобщего одобрения СМИ и толп, нужно ввести чрезвычайное положение в стране, исключающее на "неопределенный срок" любые выборы вообще, до так называемой "стабилизации положения", которая, по ясной причине, уже никогда не наступит, чтоб не допустить утрату завоеванного и сохранить навсегда приобретенную власть.

После того, как удастся разгромить СССР и расчленить саму страну, — продолжал "американский друг", — нужно будет затеять грандиозную эпопею глумления, издевательств и унижений национального достоинства русских. В этом направлении надо зайти как можно дальше и сколь достижимо ниже. Правда, к тому времени желательно сосредоточить в своих руках всю полноту власти сверху донизу, чтобы иметь возможность силой пресекать даже ропот оскорбляемых. Для этого на первых порах необходимо спешно принять закон, охраняющий евреев, завуалировав его уголовным преследованием лиц, разжигающих национальную вражду и рознь. Оболваненным будет невдомек: таким законом заткнут рот именно и прежде всего русским, ибо кому из нацменов, будь то евреи или калмыки, взбредет в голову, к примеру, в Москве задирать огромного русского медведя, публично сокрушаясь и негодуя, скажем, от того, что Союз писателей России в большинстве своем состоит из русских. После же принятия такого закончика станет возможным беспрепятственно с телеэкранов, страниц газет, журналов, по радио разливать потоком сионизированные домыслы и распевать песни на идиш или по-английски. Важно, чтобы не только правильная, но и вообще русская речь исчезла из эфирного обращения. Деда Мороза надобно обозвать Санта Клаусом, и чтоб даже "шумел камыш" пели не по-русски, промеж демонстрации сплошь американских кинофильмов. Чтоб все дикторы телевидения и радио щеголяли блистательным произношением махровых бердичевских портных времен НЭПа, а с праздничными датами и днями Побед русского оружия стали поздравлять такие восхитительные карикатурно-картаво-зажидовленные телерожи, вызывающие только одним своим видом сердечные приступы от генетической зависти у селекционных экземпляров не тронутых ассимиляцией потомков, выведенных Моисеем из Древнего Египта. В этом важном деле мелочей нет, предпочтительно даже команды КВН укомплектовать кем угодно, только не русскими.

Вообще же, отечественный эфир желательно махом отдать западным телекомпаниям, сделав из него этакий канал по переброске народного достояния за рубеж, сперва под видом рекламных объявлений, а затем полной продажи всего времени вещания, в результате чего нужную стране объективную, правдивую информацию навсегда подменить рекламой женских гигиенических прокладок, западной порнухой, развлекательным розыгрышем призов, викторинами и прочим блудливым бредом.

Телеэкран надо населить выдуманными врагами и фикцией повального процветания, чтоб окончательно застлать глаза вашему паршивому народишку, непоправимо опоздавшему с нашей помощью к "торжеству социальной справедливости". Ему после приступа «демократии» останутся мучения ощущением пустоты, опасности и панического страха за завтрашний день — не только свой, но и детей.

— Кстати, — втиснулся в перевод сам Гинзбург, — евреи всегда были удобной мишенью для разгневанных толп сломленных похмельем русских мужиков. И вот теперь наступает счастливая пора рассчитаться за всю историю. Поэтому пусть чаще мелькают на телеэкранах лики "демократов-победителей", исполненные в традиционном этногенетическом стиле. Дабы русские привыкли к облику своих новых хозяев.

— Это действительно важно еще и потому, — вдруг вмешался другой црушник, до этого не понимавший ни слова по-русски, — что, в случае не управляемого нами взрыва недовольства, вызванного творимыми разрушениями Союза, гнев негодования населения можно будет, как пар из котла, выпустить через традиционный российский "антисемитский гудок", тем самым защитив и сохранив истинных погромщиков государства. Кроме того, видимых следов нашего участия в изнасиловании России желательно в истории не оставлять, придав происходящим событиям некий якобы естественный ход, лишь подстрекая удавить страну руками и силами ее же населения, охмуренного «демократами». Для этого в первую очередь потребуется полностью разметать жизненные приоритеты, чтоб все смешалось в одну, смердящую разбитыми вдребезги мечтами и надеждами, зловонную кучу. И никто не ведал, к чему, кроме заработка денег, стремиться.

Все первичные ценности: образование, культуру, высшее профессиональное мастерство, — надо резко девальвировать за счет передачи значительных государственных вторичных материальных ценностей в руки кучки отдельных избранных лиц, будущих родоначальников нового социального слоя, не имеющего даже признаков образованности. И вот тогда, при выборе жизненного пути следующего поколения, русские дети, вместо приобретения традиционного образования и профессий, определяющих потенциал могущества любого государства, устремятся, подталкиваемые недальновидно-мещанской сутью основной родительской массы, в сточную людскую канаву похотливых желаний быстрого обогащения, не требующего применения знаний, опыта, навыков и ума.

В этой смрадной круговерти юношество потеряет самое дорогое, имеющееся у человека, — время. Когда же люди наконец поймут, что их просто одурачили, то будет уже поздно, и не останется ни сил, ни возможностей учиться и наверстать упущенное. Если же, мистер Собчак, вы нам поможете и в этом, то тогда мир вместо Союза получит колонию без будущего, с великолепно отвечающим нашим грандиозным замыслам новым поколением рабов, полностью зависящих от воли определенных Западом хозяев, которые позаботятся о том, чтобы возрождение России вовек не состоялось.

В осуществление этих великолепных планов нам, как ни странно, Русскую Православную Церковь вовлечь не удалось. Возможно, РПЦ ограничится нейтралитетом к происходящему.

Правда, достижению наших целей существенно способствуют, сами порой не ведая того, многие представители не только среднего, но и высшего, номенклатурного партслоя. Удивляться тут нечему, — заметил недоумевающе-вопросительный взгляд «патрона» црушник, — каким бы гениальным человек ни был, но пронзить своим предвидением толщу столетия никому не дано. Поэтому государственное устройство, предложенное Лениным, как и любая другая форма, требовала постоянного активного анализа и развития, осуществляемого напряженнейшей умственной работой высоколобых, убежденных в правоте своего дела мыслителей-интеллектуалов, а не сладострастно-густобровых пожирателей отведенного историей времени либо иных маразматических ренегатов-вегетарианцев, остановивших данной им властью процесс совершенствования вашей социально-экономической формации. Спасибо им за это! Их глупость, а точнее — неспособность достраивать идеологическую модель, парткузница кадров огромным количеством стала копировать во всех звеньях требующего постоянной реконструкции государственного механизма, породив чудовищную партийно-директивную тупость, безыдейность и беспринципность самих исполнителей постановлений ЦК КПСС. Они невосполнимо многие годы лишь имитировали, как на тренажерах, движение страны вперед, сами же стремясь только поспеть в спецбуфет или к раздаче номенклатурных кресел.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

(Комментируя сказанное црушником, следует подчеркнуть: в идеологических ошибках и просчетах виновна вовсе не партия и уж, тем более, не теория Маркса, развитая Лениным, кстати, бесспорно, не самая худшая в извечном поиске землянами справедливого бытия, но именно серая плеяда дегенератов, возглавлявших наше государство в постсталинский период, устремленных только безмятежно и праздно провести оставшееся до могилы время, заодно урвать попутно из жизни последние крохи неги, а не строить будущее страны.

Много лет тому назад мне довелось присутствовать на встрече аппарата Ленинградского обкома партии с одним из видных идеологических импотентов М. Сусловым21, даже академиком каких-то наук. В маленьком зальчике Смольного, ощупываемом объективами бессонных телекамер, пред нами предстал задрапированный кожей, пожилой, седенький скелет с колючим взглядом и тоненькой, морщинистой, как у индюка, шейкой.

Пугая слушателей уродством старости и запахом тлена из мертвого оскала вставных челюстей, он предпочел, даже находясь в узком кругу, говорить по бумажке, однобоко косясь в написанное дефективными глазами сквозь толстенные линзы очков и с трудом, по слогам читая, явно не вникая в суть и так примитивно изложенного.

Помню, как тогдашний заведующий отделом экономики обкома Василий Мелещенко не сдержался и, вероятно, заметив мое разочарование живым портретом, демонстрируя ко мне полное доверие, шепнул полушутя, что, мол, Суслов выжил из ума.

Полагаю, "дядя Вася" Мелещенко ошибался: не выжил, а, подозреваю, просто никогда его не имел.

Поэтому после крушения КПСС, когда живые соратники триумфально почившего Суслова, начиная от ответственных работников провинциальных обкомов и до членов Политбюро, ватагами повалят в подвернувшиеся на пути церкви, мечети, синагоги и буддистские храмы, разукрасив себя по дороге нательными христианскими крестами и магометанскими знаками, да станут там не только истово, но обязательно публично молиться, то осуждать их и обзывать "циничными лицемерами" не следует. Ибо не имеют они ни обычного ума и воззрений, ни твердой веры. — Ю.Ш.)

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Темень уже села на крыши домов. Собчак долго и тепло прощался с американскими «друзьями», волосы которых купались в сизых прядях сигаретного дыма, скопившегося в небольшом пространстве за время инструктажа.

Выпровоженный вежливыми хозяевами на улицу, «патрон», прежде чем сесть в авто, немного постоял отдышавшись, а затем попросил прокатить его идеальным маршрутом для заинтересованных сексом.

Луна бесстыдно села на ближайшую дымовую трубу и медленно стала сползать по кровлям крыш домов столицы мира. Где-то там наверху с душераздирающими жалобными воплями предавался яростной любви кот.

На французском ветру совсем по-русски скулил парижский фонарь…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Некоторое время спустя, когда я уже сам почти прозрел относительно Собчака, в гамбургском аэропорту встретился со мной специально прилетевший из Франции потомок славной русской династии, унаследовавший от своих предков верность, любовь и преданность России. Он молча сунул мне пленку с записью парижских «свиданий» Собчака и попросил в оставшийся до отлета французского самолета час растолковать ему, за что же в подвалах ВЧК сгинули многие его белогвардейские родственники, если они были только против красных, но Родину-то, как нынешние, не продавали. Впоследствии, прослушав записи, я сам уразумел: данные мною в зале ожидания аэропорта разъяснения были неуместны.

Прощаясь, он мне намекнул, что хранение этой кассеты может сделать мое бытие опаснейшим промыслом и в соответствии с устойчивой российской традицией я смогу выпасть из окна высотного дома в любую минуту. Дальнейшие события показали: он как в воду глядел.

4 октября 1991 года, когда я уже заканчивал первую книгу о Собчаке ("Собчачье сердце"), в мою квартиру на Сиреневом бульваре, где мы еще совсем недавно с «патроном» соседствовали, проникли поздним вечером какие-то люди, не повредив ни дверей, ни запоров. В тот вечер меня угораздило внезапно и необычно рано явиться домой. Ничего не подозревая и ни о чем не заботясь, я, войдя в квартиру, натолкнулся на следы тщательного обыска и двоих незваных гостей, перевернувших все вверх дном. Они тут же принялись меня бесшумно и деловито убивать ножами и молотками из моей же кладовки. Когда отбушевала потасовка, я с проломленным в нескольких местах черепом и другими ранениями остался в отвоеванной квартире, а они сбежали. Несмотря на обильно залитый кровью мозг, сознание почему-то не ушло. По характеру осмотренных и раскиданных во время этого обыска предметов, а также другим признакам мне сразу стало ясно: гостей главным образом интересовала злополучная гамбургская пленка и мои рукописи, частично ими похищенные. Успокоившись на полу в кровавой луже, я подтянул телефон и позвонил Невзорову. Он примчался почти одновременно с врачами, доставившими меня в Военно-Медицинскую академию, где в ту ночь, на мое счастье, дежурил замечательный полевой хирург Юрий Дикарев, который со свойственным ему угрюмым выражением лица спокойно, не суетясь, но поспевая, спас мне жизнь. Обширная трепанация черепа, кровоизлияния и наркоз не возвращали мне сознание пару суток, а всего в госпитале в окружении заботливого персонала мне суждено было провести несколько месяцев.

После того как я стал самостоятельно ходить, меня внезапно арестовали по «подозрению» во многих не только еще не раскрытых, но даже пока вообще не совершенных преступлениях.

Среди схвативших меня сотрудников уже действующего собчако-крамаревского ОРБ (оперативно-розыскное бюро) ГУВД я с изумлением, безошибочно опознал убийц, забравшихся в квартиру и раскроивших мне череп. Остолбенение от неожиданного свидания я, видимо, скрыть не смог, поэтому, поняв, что их обнаружили, они, ничуть не таясь, злорадно хохотнули прямо мне в лицо и высказали сожаление наряду с сочувствием по поводу недобития меня при первой нашей встрече. Понимая всю трагичность своего положения, я, тем не менее, потребовал бумагу и тут же написал несколько заявлений на имя городского прокурора Еременко, начальника ГУВД Крамарева и его заместителя Горбачевского, так как все знали, что Крамарев возглавляет ГУВД, а Горбачевский руководит им. На эти мои послания в ГУВД, естественно, никак не прореагировали, дав мне понять то, что и так стало совершенно ясно: я попал в плен к бандитам с милицейскими удостоверениями в карманах, а вовсе не арестован за какие-то правонарушения, которые, надо полагать, только сейчас станут подбирать для сокрытия собственного преступления.

Что же касается городского прокурора, то он откликнулся на мое заявление и расторопно подослал в камеру своего помощника, некоего Осипкина, по первому впечатлению смахивающего на дореволюционного отпрыска многодетной одесской семьи, которого неисчислимые родственники из зоны оседлости благоразумно и вскладчину трудоустроили лакеем к начинающему спиваться русскому дворянину средних лет. Как показало дальнейшее, качествами прислужника природа наделила Осипкина сполна. Эта, по сути халявно-ничтожная, премерзкая пьянь был абсолютно беспринципен, по-бабьи захватывающе фигурист, отважно хулиганист, отменно гадлив, презрительно заносчив с бесправными, беспредельно угодлив с барином и нечист не только помыслами, но и на руку.

В свой первый приход Осипкин, сияя гаденькой улыбочкой и потирая пухлые ладошки, с порога камеры сразу сообщил мне, мучимому сильной болью еще не зажившей раны, что никакими расследованиями по факту опознания мною убийц заниматься никто не станет, хотя моя правота очевидна и, к тому же, память на лица не подвела. Далее он, не скрывая сути, доходчиво разъяснил, что незачем мне было собирать досье и писать грязную книжку о горячо любимом народом Собчаке. И если бы я это сообразил раньше, то отпала бы необходимость пробивать мне голову и упрятывать в тюрьму. А теперь, увы, "поздно пить боржоми". Потребуется долго и смиренно сидеть в одиночке, «хавать» тюремную пайку, разлагаясь душой и телом, да ждать, когда мне специально отобранные и обученные люди сфабрикуют мало-мальски приличное обвинение. В случае, если я опять не возьму в толк, чего от меня хотят, и буду пытаться через друзей на воле издать свою книженцию, то первый заместитель городского прокурора Большаков уполномочил его, Осипкина, посоветовать мне поостеречься. Иначе добьют в тюрьме (это просто в исполнении) не только меня, но и прикончат мою старуху-мать. Большаков с Осипкиным хотя бы ее мне рекомендуют пожалеть, если себя, дубину стоеросовую, не жаль. Затем этот засланец городского прокурора, причмокивая от ликования толстой верхней губой, разукрашенной неухоженными усами, еще раз не преминул порадоваться моему аресту и, сделав мощный аэрозольный выдох алкоголя, удалился, страшно довольный собой, громко и, как он, видимо, считал, навсегда захлопнув камерную дверь, бросив меня на произвол злого рока в милицейской форме.

Несмотря на незатихающую боль разбудораженной раны, я попытался собраться с мыслями. Стало очевидно: мое положение — полная дрянь и, кроме Бога, уповать не на кого. Правда, не вызывало сомнений: всей этой компании ушкуйников — Большакову с Осипкиным и Крамареву с Горбачевским, а также любым другим исполнителям, отработавшим социальный заказ власть имущих по устранению неугодного, — как правило, уготована судьба обычных разовых презервативов. Но и это не утешало. Хотя немудрено было предположить: подобных пакостников, дабы они не смогли потом скомпрометировать нанимателей, в лучшем случае, спустя некоторое время зараз поувольняют, объявив заинтересованной публике, что они скопом оказались вдруг мерзавцами и негодяями. А почему вдруг?..

Однако я забегаю вперед. Подробно об этих и других «героях» читатель узнает из третьей книги, которая называется "Ворье".