"В клетке" - читать интересную книгу автора (Джеймс Генри)

23

Это употребленное им во множественном числе местоимение поразило ее своей красотой; ей думалось, что и она поражает его своим «мы»; но теперь она так хорошо успела во всем разобраться, что могла почти играть и с ним, и с наполнявшей ей сердце радостью.

— Вы говорите «примерно в то время»? Но вы же не можете назвать точной даты, не правда ли?

Беспомощность его была восхитительна.

— Вот это-то я и хочу узнать. Так разве у вас не сохраняются старые телеграммы? Разве вы не можете поискать?

Наша молодая девушка, все еще пребывавшая в Паддингтоне, стала опять его переспрашивать.

— Так, выходит, ее не доставили?

— Нет, доставили. Но вместе с тем, видите ли, и нет… — Он немного смутился, но потом все объяснил: — Ее, видите ли, перехватили, а там была одна вещь.

Он снова выждал и, словно для того, чтобы продолжить свои расспросы и чтобы вымолить у нее восстановление утраченного, даже силился приветливо ей улыбнуться, но в улыбке этой было что-то зловещее, и тут вся скопившаяся в ней нежность к нему обернулась вдруг лезвием ножа. Только каких, должно быть, все это стоило мук — и эта разверзшаяся вдруг бездна, и бившая его лихорадка, — если теперь он, задыхаясь, едва мог вымолвить:

— Нам надо знать, что в ней было!

— Понимаю, понимаю. — Произнося это слово, ей удалось в точности воспроизвести интонацию, с какою обычно говорили те, в Паддингтоне, когда они застывали в неподвижности, как оглушенные рыбы. — И у вас нет никаких точных данных?

— Никаких. Только то, что я вам уже сказал.

— Ах да, конец августа? — Если бы она продолжала так и дальше, то он действительно мог рассердиться.

— Да, и тот адрес, который я назвал.

— Тот, что был и вчера вечером?

Он весь затрепетал, словно в нем вдруг пробудилась надежда, но это только усугубило ее невозмутимое спокойствие и она все еще что-то обдумывала. Потом она принялась раскладывать какие-то бумаги.

— Так вы, может быть, посмотрите, — настаивал он.

— Я помню, как вы приходили, — ответила она. Он глядел на нее, и им снова овладевала тревога; может быть, увидав, что она так переменилась к нему, он лучше начинал понимать перемену в себе самом.

— Право же, вы в тот раз все делали гораздо быстрее!

— Да, но и вы тоже, уж если говорить правду, — ответила она, улыбнувшись. — Постойте. Она была адресована в Дувр?

— Да, на имя мисс Долмен…

— Пэрид Лодж, Пэрид Терес?

— Точно. Большое, большое вам спасибо! — Надежда к нему вернулась. — Так, значит, она у вас, та?

Девушка снова задумалась, она словно дразнила его.

— Ее подавала дама?

— Да. И она по ошибке поставила не то слово. Вот это-то нам и надо узнать!

Господи! Что же он теперь еще скажет! Какие чудовищные предательства обрушит он теперь на голову несчастной женщины из Паддингтона! Она не позволяла себе особенно дразнить его ради забавы и вместе с тем, щадя его достоинство, она не позволяла себе предупредить, или сдержать, или остановить его. Она выбрала среднее:

— Так, значит, ее перехватили?

— Она попала не в те руки. Но в ней есть нечто такое, — продолжал он, разбалтывая свою тайну, — что может оказаться кстати. Поймите, все будет хорошо, если там стоит не то слово, — головоломно разъяснял он.

Так что же все-таки, в конце концов, это значило? Происходившее начинало уже интересовать мистера Бактона и клерка, но ни тот, ни другой не считали удобным вмешаться. Страх за него, совсем особый, боролся в ней с самым обыкновенным любопытством. Но она уже видела, с каким блеском ей удается, для того чтобы выпутаться из этого разговора, прибавить толику вымысла к тому, что она действительно знает.

— Я все поняла, — сказала она, и быстрота, с какою она произнесла эти слова, была великодушна и даже покровительственна. — Эта дама забыла, что она там написала.

— К несчастью, забыла, и теперь мы просто не знаем, что делать. Мы только что обнаружили, что она не была вручена; вот почему, если бы мы могли узнать сразу…

— Сразу?

— Дорога каждая минута. Они же, наверно, у вас есть в подшивке? — настаивал он.

— Вы хотите, чтобы я вам сейчас же ее показала?

— Да, пожалуйста, сию же минуту. — Стойка вся звенела от костяшек его пальцев, от набалдашника трости, от его панического ужаса. — Разыщите ее, разыщите! — повторял он.

— Мне кажется, мы могли бы ее для вас раздобыть, — мягко ответила девушка.

— Раздобыть? — переспросил он, совершенно ошеломленный. — Когда?

— Может быть, к завтрему.

— Так, значит, у вас ее здесь нет? — вид его вызывал жалость.

Она уловила только отдельные проблески, вырывавшиеся из темноты, и она не могла понять, какое потрясение, даже среди самых вероятных, самых что ни на есть худших, могло оказаться настолько непоправимым, чтобы вызвать такой вот безудержный страх. Были какие-то тиски, какие-то повороты, были места, где из-под винта капала кровь, но она не могла догадаться какие. Ее все больше радовало, что она уже к этому не стремится.

— Телеграмма эта ушла.

— Но откуда же вы знаете, если вы даже не посмотрели.

В ответ она только улыбнулась — улыбкой, в которой при всей ее ироничности было что-то божественное.

— Это было двадцать третьего августа, а храним мы здесь только те, что были поданы после двадцать седьмого.

Он сразу переменился в лице.

— Двадцать седьмого… Двадцать третьего? Так вы, значит, уверены? Вы знаете?

Она сама не понимала, что с ней происходит, ей уже начинало казаться, что скоро ее уличат в зловещей причастности к разразившемуся скандалу. Это было очень странное ощущение, ибо ей доводилось слышать, читать о подобного рода историях, и тесное общение со всем этим у Кокера, может быть, даже в известной степени к ним ее подготовило и приучило. Ведь и эта, с которой она теперь уже совершенно сжилась, в общем-то была не нова; однако все предшествующее ей течение событий, скрывалось в тумане и было так далеко от того потрясения, которое она испытала теперь. Скандал? Слово это всегда казалось ей глупым. А теперь это было что-то большое, что легко было опознать на ощупь. Это была некая огромная выпуклая поверхность, и поверхность эта каким-то образом отождествлялась с удивительным лицом капитана Эверарда. Где-то на дне его глаз ей виделись высокие своды, что-то вроде зала суда, и там перед собравшеюся толпой несчастная девушка, беззащитная, но самоотверженная, дрожащим голосом под присягою подтверждает подлинность документа, доказывает чье-то алиби, восполняет недостающее звено. В этой представавшей ее глазам картине она смело заняла свое место.

— Это было двадцать третьего числа.

— Так нельзя ли отыскать ее сейчас же или хотя бы сегодня днем?

Она задумалась, продолжая смотреть на него, а потом переведя взгляд на своих двух сослуживцев, которые к этому времени уже не могли сдержать своего интереса к происходящему. Ей не было до них никакого дела, и она озиралась, ища клочок бумаги. Тут ей лишний раз пришлось воочию убедиться, какая беспримерная бережливость блюдется у них в конторе, — единственным, что ей попалось под руку, был кусок совсем уже почерневшей промокательной бумаги.

— Визитная карточка у вас есть? — спросила она.

Теперь он был уже неизмеримо далеко от Паддингтона и тут же, раскрыв записную книжку, вынул оттуда просимое. Она даже не взглянула на стоявшее на карточке имя и только перевернула ее. Она продолжала смотреть ему в глаза так — она теперь это ощутила, — как никогда еще не смотрела, и в эту минуту сослуживцы ее тоже словно подпали под ее власть. Она что-то написала на оборотной стороне карточки, которую потом протянула ему.

Он впился в нее взглядом.

— Семь, девять, четыре…

— Девять, шесть, один, — предупредительно договорила она. — Так или нет? — она улыбнулась.

Внимание его было напряжено до предела.

С жадностью вглядывался он в каждую цифру; потом у него вырвалось что-то похожее на вздох облегчения, вообще-то говоря, страшным образом его разоблачавший. Казалось, он, точно огромный маяк, светит им всем, изливая чувства свои даже на поглядывавших на него молодых людей.

— Слава Богу, это ошибка!

И, не сказав ни слова благодарности и даже не взглянув на нее, спеша так, что времени не хватило ни на что и ни на кого, он повернулся к ним своей могучей спиной и, торжествующе выпрямив плечи, большими шагами вышел на улицу.

Она осталась в обществе постоянных своих критиканов.

— Если там ошибка, то все в порядке! — неожиданно громко повторила она его слова.

Клерк был совершенно потрясен.

— Но как вы могли узнать, дорогая?

— Друг мой, я просто помнила!

Мистер Бактон, тот, напротив, повел себя грубо.

— Что это за игру вы ведете, сударыня? — спросил он.

Никогда еще в жизни не доводилось ей испытывать такого счастья, и должно было пройти несколько минут, прежде чем она могла, овладев собою, ответить: что его это не касается.