"Большая пайка (Часть первая)" - читать интересную книгу автора (Дубов Юлий)

Господин Терьян

Рабочий кабинет Еропкина потрясал. Судя по всему, раньше здесь был актовый зал. Теперь же сцену убрали, кресла вынесли, стены выкрасили под мрамор и выделили несколько помещений: в одном у Еропкина размещались диван и два кресла, во втором – барная стойка и тоже два кресла, в третьем – тренажеры, а в четвертом – душ, унитаз, биде и утопленная в полу ванна с гидромассажем. Фойе актового зала превратилось в приемную, в которой трудились три девицы в легких полупрозрачных платьицах, а еще две сидели просто так и ничего не делали.

Еропкин вышел навстречу гостям, покинув свой письменный стол из карельской березы. На хозяине была ослепительная белая рубашка, рукава которой застегивались на массивные золотые запонки, яркий галстук с золотым же зажимом, бархатные, шоколадного цвета, штаны и, несмотря на теплую погоду, меховая безрукавка, из кармана которой свешивалась и исчезала где-то в кармане брюк золотая цепь. На ногах были домашние меховые тапочки.

Обнявшись с Левой и крепко пожав руку Терьяну, Еропкин усадил гостей на расставленные вокруг журнального столика козетки, а сам устроился в кресле напротив.

– Такие вот дела, – произнес он, разглядывая Сергея и улыбаясь. – Столько лет не виделись. Хорошее было время, правда? У нас ведь с тобой тогда какая-то штука произошла, – он пощелкал пальцами. – Уж не помню, из-за чего. Бабу, что ли, не поделили? Ну так это мы теперь спокойно можем урегулировать. Чтоб проклятое прошлое, понима-аешь, не угнетало. Видал в приемной? Хочешь, бери любую. Хоть сейчас. Не нравятся – ща позвоню, еще десяток прилетит. А?

– В другой раз, – сказал Сергей. – Прошлое не угнетает.

– Хорошо, – легко согласился Еропкин. – А я вот помню, ты раньше еще книжками интересовался. Точно? Я тоже, понима-аешь, пристрастился последнее время. Библиотечку собрал. Надо, чтобы ты посмотрел как-нибудь. Правда, у меня все на старославянском. Придешь, понима-аешь, вечером с работы, откроешь что-нибудь, сразу, понима-аешь, успокаиваешься. Ты как насчет старославянского?

– У меня со старославянским проблемы, – чистосердечно признался Сергей, почему-то вспомнив историю с писателем Оливером Твистом. – А ты здесь здорово устроился.

Еропкин оживился, оставил литературную тему и начал рассказывать о своих планах. Слушая его, Сергей с удивлением осознал, что Еропкин произносит очень осмысленные вещи. Поминутно вставляя свое "понима-аешь" и матерные слова, тыча в Сергея и Леву жирным пальцем, шмыгая носом и почесываясь, он говорил о строительстве нового корпуса станции, договорах с мэрией, организации продажи машин, головокружительных схемах кредитования.

– Такие, бля, дела, – закончил он. – На все про все два, максимум три года. Этот бизнес на полсотни лимонов потянет, клянусь. А надо-то всего два, на раскрутку. Чего вы там, в Москве, жметесь? Я Платону говорил – у меня тут уже инвесторы, как мухи, крутятся. Хочешь, говорю, я инфокаровские сорок процентов обратно выкуплю? Триста штук кладу не глядя. Нет, говорит, будем работать вместе. А чего тянуть? Лето же уходит. Если я сейчас стройку не начну, зимой это все в копеечку влетит. Вот ты приехал, прими решение. Или Платону доложи, пусть он там почешется. Понял мою мысль? Ну, мы тут все свои, так ты имей в виду – ежели Платон перечисляет, к примеру, до первого числа два лимона, один процент твой. Двадцать штук. Тут же наличными отстегиваю. Или в долю тебя возьму, в акционеры. Это как захочешь. Да ты не жмись, я ж тебе не взятку даю. Все ведь для общего дела, для того же "Инфокара".

– Рано это обсуждать, – осторожно сказал Сергей, не желая начинать с Еропкиным дискуссию о мировоззренческих принципах. – То, что ты рассказал, у тебя где-нибудь написано? Я бы хотел посмотреть. И бизнес-план тоже.

– А как же! Танька! – крикнул Еропкин. – Зайди быстро!

Впорхнувшая из приемной Танька, повинуясь взгляду Еропкина, встала рядом с Сергеем, прижалась к нему горячим бедром, открыла блокнот и приготовилась записывать.

– Значит, так, – начал командовать Еропкин. – Все материалы по проекту забери у Михалыча, пусть принесут бизнес-план, потом эту папку... ну которую у архитектора взяли... еще баланс, договора... потом вспомню, еще скажу. Соберешь все и отдашь вот господину Терьяну. Поняла? И поможешь ему разобраться. Как следует поможешь. И чтоб все, что ему нужно – ксерокс там или еще что, – молнией. Мне этот человек очень нужен. Поняла?

Танька замахала ресницами, бросила на Сергея многозначительный взгляд и удалилась.

– Так, – сказал Еропкин, выудив из кармана золотую цепь, к которой был прикреплен золотой хронометр. – Мне на массаж надо. Давайте, мужики, на вечер что-то решать. Предлагаю в восемь часов. Лева, помнишь место, где мы в прошлый раз были? Вот туда.

– Он и вправду хочет откупить инфокаровскую долю за триста тысяч? – спросил Сергей, когда они со Штурминым вышли на улицу.

– Да ты что! Откуда у него деньги?! Это все ля-ля. Рассказывает красиво, правда? Я уже третий раз слышу. Интересно, что он все это действительно может. Сколько при этом украдет – другой вопрос.

– А куда он нас вечером ведет?

– Нормальная совковая забегаловка. По салатику. По шашлычку. Будем пить водочку. Оркестр играет. Для нашего гостя из солнечного Магадана. Танцы.

В ресторан Еропкин, к удивлению Сергея, заявился все в тех же домашних тапочках. Перехватив взгляд Терьяна, Еропкин пояснил:

– Костная мозоль. Никакие ботинки не налезают. Так вот и маюсь.

Про меню Лева угадал гениально. Не заглядывая в принесенную официантом потрепанную брошюру, Еропкин скомандовал:

– Значит, так. По салатику. По шашлычку. Пить будем водочку. Три "Смирновской" принеси. Боржому. Еще пару шампанского – здесь поставь, с краю. – И, не давая никому вставить слово, начал травить анекдоты.

Ресторанный оркестр прервал захватывающую историю про поручика Ржевского. Еропкин остановился на полуслове, осмотрелся и, углядев партнершу, пошел танцевать. Оттоптавшись три танца, привел ее к столу.

– Садись, – сказал Еропкин. – Познакомься. Это Лева. Это – как тебя – Сережа. Это Галя. Шампанское будешь, Галка?

Девица кивнула и залпом выпила фужер шампанского. Еропкин, подперев голову рукой, смотрел на Галку с пьяной грустью.

– Ж-жрать хочешь? – старательно выговаривая слова, спросил он. – Голодная небось?

Галка подумала и снова кивнула. Еропкин поднял руку, подзывая официанта.

– Значит, так, – сказал он, почесывая грудь. – Еще один салат. Шашлык четыре раза. Серега, ты будешь? Нет? Тогда три раза. Коньяк есть? Принеси бутылку.

Потом придвинул стул вплотную к Галке и опустил руку под стол.

– Да ладно тебе, – возмутилась Галка, – дай поесть. Сам же предложил. Что тебе не терпится?

– П-понял, – покорно согласился Еропкин, отодвинулся на полметра и уставился на Галку, стараясь смотреть в одну точку. Просидев несколько минут, встал, направился, шаркая тапочками, к оркестру, сунул пианисту несколько купюр, вернулся на место и занял прежнюю позу.

– По заявке нашего гостя Александра, – объявил пианист, – для его знакомой девушки Гали исполняем популярную песню...

– Эт-то для тебя, – пояснил Еропкин.

– Путана, путана, путана, – жизнерадостно завопили музыканты, – ночная бабочка, но кто же виноват...

По лицу Еропкина потекли крупные слезы.

Сергей переглянулся с Левой, и они стали пробиваться к выходу через плотную толпу танцующих.

– Он что, всегда так? – спросил Сергей уже на улице.

– Ха! – сказал Лева. – Это еще цветочки. Год назад он такое устроил! Ему тут один мужик не показался. Сашка подошел к оркестру – сыграйте мне, говорит, "День Победы", только без слов. И не с начала, а сразу с припева. И не прямо сейчас, а когда я рукой махну. Подошел к мужику, встал у него за спиной и махнул рукой. Только оркестр заиграл, он взял стул и со всего размаху шандарахнул мужика по башке. Представляешь, под "День Победы"!

– Лихо, – признал Терьян. – Закончилось в милиции?

– Если бы! Мужик оказался нашим городским бандитом. Не из самых крутых, но все же. Моня Подольский. Известен тем, что ездит на белом "роллс-ройсе". С ним, кстати, незадолго до этого дела классная история приключилась. К нам Горбачев приезжал – месяца за три до путча. И, по традиции, пошел в народ. Идет он, значит, по Невскому, с ним Раиса Максимовна, как водится, охрана, людей полно. А навстречу едет Моня на своем "роллс-ройсе". Увидел Горбачева, вылез, подошел к нему – спасибо вам, говорит, Михал Сергеич, за все, за перестройку. Если б, говорит, не вы, я бы до сих пор еще сидел. Неужели не слышал? Тут все просто на ушах стояли.

– Не слышал, – рассмеялся Терьян. – История действительно классная. Чем же все-таки "День Победы" закончился?

– Так получилось, что в ту минуту Моня за столиком один сидел. Когда Сашка его стулом огрел, он сразу – брык и под стол. Влетели его быки, стали Еропкина по всему ресторану гонять. Он от них бегал-бегал, потом притомился и сдался в плен. Они его увезли. Все уж думали, что Сашке конец. Нет, через три дня появляется. Смирный. Ты заметил, что он в тапочках ходит? Это с тех пор. У него, – Лева оглянулся и перешел на шепот, – хорошие завязки в Большом доме. Они его и вытащили. Ты куда сейчас?

– Домой. – Терьян старался пить мало, но Еропкину, поначалу зорко следившему за рюмками своих гостей, все же удалось влить в него граммов триста. – Я у тебя, кстати, хотел спросить. Эта девочка...

– Настя? Понравилась? Ты не поверишь, по объявлению нашел. Когда представительство открывали, Платон позвонил и говорит – сделай так, чтобы все было по высшему разряду. Я дал объявление в вечерней газете – так, мол, и так, для представительства, для работы с гостями, все такое. Девки косяком пошли. На третий день я сдался – позвонил в Москву. Все, говорю, больше я их уже не различаю, присылайте подмогу. Приехала Мария. Молодец баба, я тебе скажу. Собрала сразу человек двадцать, только глянула и говорит – вот эту берем. Стали беседовать – а она и готовит, и два языка, и умненькая, и все такое... Плюс ко всему, оказалось, она в этом же доме живет. Что, понравилась?

– Красивая, – уклончиво ответил Сергей. Он снова поймал себя на мысли, что Настя ему кого-то напоминает. – Сколько ты ей платишь?

Лева посмотрел на Сергея сверху вниз.

– Тебе в Москве разве не объяснили, что в "Инфокаре" этот вопрос – табу? Ладно, тебе скажу. Я ей квартиру оплачиваю, на кормление гостей выдаю под отчет, дважды в год экипировочные и сто пятьдесят зеленых в месяц. Считаю, что нормально...

Едва открыв дверь, Сергей услышал телефонный звонок. Сняв трубку, он узнал голос Ильи Игоревича.

– Для вас посылка от друга, – сказал голос. – У вас с утра какие планы?

– Я хотел уехать около половины девятого, – ответил Сергей. – Но могу и задержаться.

– Задержитесь на полчасика. Гена подъедет в девять. Но если будете брать материалы с собой на работу, на столе не оставляйте.

Утром, заглянув в привезенную Геной папку, Сергей сперва перелистал ксерокопированные листы, потом сел на стул у входной двери и стал читать подробно. Через полчаса он отпустил водителя и перебрался на кухню.

Задрипанная папка с матерчатыми завязками таила в себе бомбу. Федор Федорович оказался провидцем. Еропкин пожадничал, поторопился и совершил роковую ошибку. Он хотел перехитрить других, но сам попался в собственный капкан. И теперь Сергей держал в руках готовое и изящное решение проблемы.

Регистрируя предприятие, которое приватизировало обе станции, Еропкин сочинил что-то вроде секретного протокола Молотова-Риббентропа. Можно только гадать, каким образом ему удалось заставить всех прочих акционеров подписать эту галиматью, но факт остается фактом – перед Сергеем лежала бумага, из которой явствовало, что все без исключения акционеры при своем увольнении с работы по собственному желанию обязуются немедленно подать заявление о передаче принадлежащих им акций в распоряжение правления, то есть того же Еропкина, с тем, чтобы впоследствии правление продало эти акции желающим их купить и выплатило выбывшим полученные деньги. Расчет Еропкина был ясен, как солнечный луч. Подвести любого работника автосервиса под статью, поймав его на каком-нибудь злоупотреблении, не стоило никакого труда. После этого проворовавшемуся предлагается примитивная сделка – или материалы передаются куда надо или он уходит по собственному. Пойманный за руку акционер с великой радостью хватается за протянутую ему соломинку и подписывает документ. Тогда Еропкин кладет перед ним вторую бумагу – заявление о выбытии из числа акционеров и передаче акций правлению. Делать нечего – вторая бумага подписывается тоже.

Было совершенно очевидно, что единственным покупателем освобождающихся таким образом акций мог быть только один человек – сам Еропкин. И задача его состояла в том, чтобы вышибить всех, остаться одному и тогда уже, имея на руках большинство голосов, диктовать свою волю всесильному "Инфокару". А если "Инфокар" такое положение вещей по каким-то причинам не устроит – что ж, можно поговорить и о продаже всего пакета акций. Когда Сергей представил себе, сколько Еропкин за это запросит, у него слегка закружилась голова.

Вот почему он так тянул с приемом "Инфокара"! До тех пор, пока все акционеры не выйдут из игры, ему категорически был противопоказан партнер, который тоже сможет претендовать на скупку акций. Но Еропкину чуть-чуть не хватило времени. Судя по бумагам Федора Федоровича, он убрал двух акционеров еще до своей стажировки в Германии. Трех других – сразу по возвращении. И тут же провел собрание, с готовностью разрешившее ему купить эти акции. Следующих двух акционеров предприятие Еропкина недосчиталось непосредственно в период тесного ознакомления с перспективами мерседесовского бизнеса, а их акции были куплены на внеочередном собрании за три дня до приезда Марка и последующей разборки в Москве. После этого Еропкин заспешил. Перед появлением в Питере Платона он срочно уволил еще троих и тоже купил их акции. И всячески тянул с регистрацией инфокаровского участия именно потому, что ему нужно было любыми путями переписать на себя акции еще, как минимум, четырнадцати человек, уволенных им с рекордной скоростью.

Но Еропкин не успел. Придуманный Марком и реализованный Штурминым ход с оплатой инфокаровской доли наличными спутал ему все карты. В результате двадцать процентов акций остались болтаться в воздухе, находясь в распоряжении правления, но никому формально не принадлежа. А по закону не выкупленные акции на собрании не голосуют.

Сергей схватился за карандаш. У "Инфокара" сорок процентов голосов. Плюс шесть еропкинских – против "Инфокара" он голосовать не осмелится. Итого сорок шесть. Остаются пятьдесят четыре голоса. Но из них двадцать вне игры. Значит, против "Инфокара" будут голосовать всего тридцать четыре. Меньшинство! Еропкин проиграл!

Еропкин перехитрил сам себя. Если бы он не мухлевал с документами, не вносил в устав липовых изменений о принятии решений простым большинством голосов, даже этих тридцати четырех контролируемых им процентов вполне хватило бы для блокирования любой инициативы "Инфокара". Но он пожадничал и теперь висел на волоске. А в руках у Сергея находились ножницы, которыми он мог этот волосок перерезать.

Не может быть, чтобы Еропкин этого не понимал. Сказанные Федором Федоровичем слова об интеллигентском снобизме не выходили у Сергея из головы. Он налил себе еще кофе, закурил и попробовал поставить себя на место Еропкина. Ничего не получалось. Ни одного сколько-нибудь надежного хода в распоряжении Еропкина не просматривалось.

После часового раздумья Сергей сдался и набрал номер Ильи Игоревича.

– Прочли? – спросил Илья Игоревич. – Разобрались или нужно что-то объяснять?

– Думаю, что разобрался, – осторожно сказал Сергей. – Однако хотелось бы все это проговорить. Я сейчас пытаюсь представить себе возможное развитие событий, но никаких перспектив для Еропкина не вижу. Может быть, я чего-то не учитываю?

– Скорее всего, – охотно согласился Илья Игоревич. – Вы, возможно, не очень представляете себе, каким арсеналом средств он может пользоваться.

– А вы представляете? – обидевшись, спросил Сергей.

Илья Игоревич рассмеялся.

– Скорее всего, да. Хотите встретиться? Подъезжайте через часок.

Вскоре Сергей и Илья Игоревич сидели на лавочке, и Илья Игоревич открывал Терьяну глаза на мир.

– В бизнесе, – говорил Илья Игоревич, – нельзя верить ни одному человеку. Другу, брату, матери – никому. Вам это может быть сколь угодно противно, но это общее правило. Аксиома, если хотите. Любая целенаправленная деятельность, если в ее основе лежит доверие к людям, обречена. Мало того, она просто вредна. Во-первых, потому, что цель не достигается и тем самым компрометируется. А во-вторых, что ж... Посмотрите, что вокруг творится. Все рванулись зарабатывать деньги. А толком это делать не умеют. Народ-то откуда – кто из науки, кто из комсомола, кто сам по себе. Ты меня знаешь? Знаю. Ты мне веришь? Верю. Ну давай вместе деньги делать. Давай. А когда потом эти деньги найти не могут, тут и начинается. Ах, так?! Да я тебе поверил! А ты меня обманул! А мы с тобой в одной песочнице играли! И пошла пальба. Не знаю, как у вас, а здесь каждый месяц из Невы двух-трех доверчивых вылавливают. Даже термин появился – бизнес на доверии. Я вам точно говорю – как только этим самым бизнесом на доверии запахнет, месяца через три-четыре жди разборки. Знаете, почему умные иностранцы от нашего российского бизнеса шарахаются? Потому что у них это в генах сидит – просто так, под честное слово, под фу-фу – ничего, никогда и никому. И когда они видят, как у нас ведутся переговоры и заключаются сделки, то сразу же разворачиваются и уходят. А второе правило следующее. К бумагам – любым! – надо относиться предельно осторожно. Бумага – это так, – Илья Игоревич изобразил пальцами легкое шевеление, – голая идея, нематериальный актив, что-то вроде дорожного указателя.

– Почему же? – спросил Сергей.

– Потому же. На любую бумагу, если ее умный человек составляет, всегда найдется контр-бумага. Я ведь знаю, почему вы так воодушевились, посмотрев папочку. У вас двадцать процентов неголосующих акций обнаружилось. Правильно? Что ж, думаете, Еропкин не знает, что у него большинства нет?

– Я, кстати, за этим к вам и пришел, – напомнил Сергей. – Знает, конечно. Зато он не догадывается, что мы тоже про это знаем. Так что до поры до времени он может жить спокойно.

– До какой поры и до какого времени?

– Я думаю, что до собрания.

– Нет, дорогой. Тогда уже поздно будет. Вам ведь даже никого перекупать не надо. А следовательно, если он и живет сейчас, как вы говорите, спокойно, то совсем не поэтому.

– Ладно, – сказал Сергей. – Я понимаю, вы меня жизни учите. Большое спасибо. Сдаюсь. Больше не могу ничего придумать.

– Эх, – вздохнул Илья Игоревич. – Бизнесмены. Ладно, слушайте. Он к собранию свои двадцать процентов обратно получит.

– Это как же?

– Очень просто. Возьмет и спрячет бумажки о выходе из акционеров. И эти четырнадцать гавриков либо сами на собрание придут, либо, что вероятнее всего, выдадут ему доверенности. И дело с концом.

Сергей задумался.

– Не получится, – сказал он наконец. – Бумажки эти, которые, как вы говорите, Еропкин спрячет, заверены нотариусом. Наверное, я какую-нибудь справку смогу взять...

Илья Игоревич посмотрел на Сергея с сочувствием.

– Это каким же образом? Взял человек и написал заявление. Потом пошел к нотариусу, заверил свою подпись. Вот ему справку и выдадут. А вы кто такой? Вас любой нотариус пошлет подальше. А этот – и подавно.

– Почему?

Илья Игоревич снова вздохнул.

– Я же объясняю вам, что к бумагам надо относиться трепетно. Вы хоть прочли, что там написано?

Сергей распахнул папку и вытянул наугад одно из заявлений.

– Во-первых, обратите внимание, что все заявления заверены в одном месте. С чего бы? Люди-то по всему Питеру разбросаны. Уже это одно должно насторожить. А фамилию нотариуса тоже не заметили?

Терьян от досады скомкал заявление. Оно было заверено нотариусом Еропкиной.

– Хотите сказать, что ничего нельзя сделать?

– Вовсе нет, – неожиданно возразил Илья Игоревич. – Все можно. Только к этому делу надо приступать серьезно. Все прочитав, все изучив, продумав и взвесив. А с шашкой наперевес – это для юных чапаевцев.

– Ладно, я по-другому спрошу. Что бы вы сделали на моем месте?

– На вашем месте я создал бы необходимые условия, чтобы компетентные органы заинтересовались деятельностью конкретного нотариуса и, для удовлетворения этого интереса, получили в свое распоряжение либо оригинал, либо заверенную копию книги регистрации.

– Илья Игоревич, – жалобно сказал Сергей, – ну что вы меня мучаете? Откуда я знаю, какие для этого необходимы условия?

– Ладно, – смилостивился Илья Игоревич. – Вы этого все равно не сможете, так что не забивайте себе голову. Ваша фирма пойдет на осмысленные расходы?

– Думаю, что да, – осторожно ответил Сергей.

– Думаете... – пробурчал Илья Игоревич. – Ну бог с вами. Я поговорю с Федором Федоровичем.

– А мне что сейчас делать?

– Ничего. Сидите спокойно, готовьтесь к собранию. Но имейте в виду – если Еропкину покажется, что вы себя слишком уверенно чувствуете, он начнет волноваться. И тогда, может статься, опять думать придется. Так что вы лучше поактивничайте. Штурмину, например, скажите, что вам нужно перекупить одного из еропкинских акционеров, пусть побегает, поищет правильную кандидатуру. А в сущности, я думаю, Еропкин сам разведку боем проведет. Подошлет к вам кого-нибудь из своих, тот наплетет с три короба, что с Еропкиным давно не в ладах, да хочет "Инфокару" акции продать, да все такое. Запросит что-нибудь тысяч десять. Соглашайтесь не думая. Будто вам с неба рука помощи протянулась. Тут главное не деньги – главное, чтоб Еропкин ничего не заподозрил. Тем более что этот, который к вам придет, большую часть полученных денег Еропкину же и отвалит. Вот таким путем. Связывайтесь с Москвой, готовьте денежки. Ближе к делу я вам кое-какой дополнительный матерьяльчик представлю.

– Кстати, – вспомнил Сергей, – я давно хотел спросить. Там, в конторе, Гена микрофоны обнаружил...

– Знаю.

– Как вы думаете, это зачем?

Илья Игоревич развел руками:

– Ну, Сергей, вы даете! Чтобы знать, с кем и о чем вы разговариваете. Или вы хотите знать, кому это интересно?

– Конечно.

– Еропкину – раз. Но это не он. Штурмину – два, тем более что, судя по всему, он и ставил. Возможно, что и вашим коллегам в Москве. Вполне могли Льву Ефимовичу приказать.

Вся эта идиотская возня с прослушкой вызывала у Сергея естественное чувство отвращения. До последнего времени он относился к Штурмину неплохо. И затеянная Левой возня с доверенностью на этом никак не отразилась. Но ежедневные дежурные объятия и задушевные разговоры, на которые его время от времени вытягивал Лева, находились в таком разительном контрасте с установкой микрофонов, что – независимо от того, сделал он это по собственной инициативе или по приказу – Сергею каждый раз хотелось дать ему по физиономии. Без объяснения причин. Но он сдерживался. Хотя было очень противно.

Как и обещал Илья Игоревич, дня через три Лева ввел в комнату к Терьяну человека в комбинезоне непонятного цвета. Человек присел к столу и рассказал Сергею, какой Еропкин сукин сын, как он всех угнетает, как безбожно ворует и как хорошо было бы от него избавиться, чтобы быстрее пришел "Инфокар". Тогда будет порядок. И он, как акционер, готов этому, в меру своих сил и способностей, посодействовать. Ходят слухи, что через пару недель ожидается собрание, на котором будет решаться что-то важное. Известно также, что Еропкин опять будет голосовать "за", а остальных подговорит голосовать "против". Но гость Сергея уже устал от всех этих игр и хочет нормальной обстановки и нормальной работы. Поэтому он предлагает Сергею, как полномочному представителю "Инфокара", свои услуги. И следует иметь в виду, что он не один. У него есть два кореша, которые тоже согласны и уполномочили его вести переговоры. Ну как?

Сергей спросил про фамилии корешей, провел несложные вычисления и установил, что речь идет о двух процентах голосов. Сорок шесть плюс два равно сорок восемь. Пятьдесят четыре минус два равно пятьдесят два. Лишний риск Еропкину явно не нравился.

Обозначив предмет переговоров, человек поерзал на стуле и объявил:

– Командир, мне по фигу, что вы там собираетесь решать. Но ты же понимаешь, что Еропкин ни мне, ни мужикам этого в жизнь не забудет. Понимаешь или нет?

Подготовленный к такому повороту событий, Терьян коротко спросил:

– Сколько?

– Пять штук зелеными, – сказал человек. И добавил: – Каждому.

Краем глаза Сергей заметил, что Лева дернулся на стуле, и, посмотрев в его сторону, увидел, что тот утвердительно прикрыл веки.

Однако Сергей не торопился принимать предложение. Его насторожила скорость Левиной реакции. Назначив человеку встречу через два дня, он вечером из квартиры позвонил Ларри. Тот разговаривал с ним неожиданно холодно.

– Мы ведь с тобой это не обсуждали, – сказал Ларри. – Тебя Муса послал. Почему мне звонишь?

– Хочу посоветоваться, – объяснил Сергей.

– Угу. Давай я тебя с Мусой соединю.

Муса выслушал информацию, поразмышлял немного и сообщил:

– Непростой вопрос. Слушай, ты можешь сейчас в Москву вылететь? Нет? Хотя бы на день. И на день не можешь? Ладно, я сам завтра прилечу, поговорим.

Однако назавтра вместо Мусы прилетел Марк. Рано утром он неожиданно возник на квартире и протянул Сергею большой пакет с яблоками.

– Это тебе, – сказал Марк. – Съешь витамин. А то ты здесь, должно быть, сильно устаешь.

Он демонстративно оглядел квартиру, отыскивая следы пребывания Насти.

– Ну рассказывай, что ты тут напахал, – скомандовал Марк, наливая себе кофе и садясь за стол. – В подробностях.

Сергей обрисовал ситуацию, оставив за кадром схему, разработанную с участием Ильи Игоревича. Сказал, что надо принимать решение по подкупу добровольно явившихся акционеров. Объяснил, что завтра, крайний срок послезавтра, нужно будет иметь на руках пятнадцать тысяч долларов наличными. Марк выслушал его и помрачнел.

– М-да, – сказал он. – Ты больной или придуряешься? Ну возьмешь ты эти два процента. У нас будет сорок восемь, у Еропкина – пятьдесят два. Твои дальнейшие действия?

– Дальше видно будет, – уклончиво сказал Сергей. – Я думаю, что этих двух процентов нам хватит.

– Объясни, почему. – Марк перегнулся через стол.

– Я так думаю.

Понятно, что этот ответ Марка не удовлетворил. Битый час он пытался всячески воздействовать на Сергея: уговаривал, кричал, позвонив в Москву, подключил к разговору Мусу, попытался найти в Швейцарии Платона, но не нашел. И под конец окончательно взбесился.

– Хватит с меня! – крикнул он осипшим голосом и раздавил в пепельнице очередную сигарету. – Делай что хочешь. Но я ни копейки на эту авантюру не дам. И никто не даст. Это же очевидный идиотизм – платить такие деньги неизвестно за что. Либо ты тут совсем впал в маразм с этой девкой, либо пытаешься мне яйца крутить. Я тебе последний раз говорю – выкладывай! Или я сейчас улетаю обратно, но тогда учти – разговор будет другой. Если собрание провалится, тебе просто гениталии поотрывают.

– Если будут деньги, не провалится, – сказал с трудом сдерживающийся Сергей.

– Про деньги забудь! – Марк грохнул по столу. – Хочешь, хоть сдохни тут, но я костьми лягу, ни гроша не получишь.

– Ну и катись отсюда, – Сергей встал и спрятал трясущиеся кулаки в карманы. – Я сюда не рвался, меня Платон попросил. Если бы я не мог ничего сделать, так бы и сказал. А я говорю, что сделаю. Цену вопроса я назвал. Это не все, может быть, еще что-то придется... А ты чего приперся? Ревизию наводить?

– Хорошо, – угрожающе сказал Марк. – Я уеду. Мне здесь делать нечего. Этот твой детский лепет мне уже вот где. Ты, может, надеешься, что Муса твою доверенность отзовет? Чтобы ты потом перед Платоном невинно обиженным выступил? Ах, дескать, я хотел как лучше, но мне помешали? Не надейся! Будешь сидеть до самого конца как миленький.

И хлопнул на прощание дверью так, что оборвалась висевшая на стене вешалка.

Сергей посмотрел на вешалку, походил по квартире, убрал в мойку оставшуюся после Марка чашку, выкинул окурки. Потом вернулся в спальню, лег на кровать и задумался. Ситуация складывалась непростая. С одной стороны, он был уверен в надежности разрабатываемой схемы. Но с другой стороны, визит Марка отчетливо показал, какие преграды уже встали на пути к ее реализации. Понятно, что Сергей не может засветить свои контакты с Федором Федоровичем. И тем более с Ильей Игоревичем – об этом была специальная просьба. А значит, не может и объяснить, зачем ему нужны именно эти два процента и почему их наличие решает проблему, а их отсутствие способно все погубить. Без такого объяснения он вряд ли получит деньги. Во всяком случае, Марк, как и обещал, сделает все, чтобы этому воспрепятствовать. На что можно рассчитывать? Есть смысл позвонить Мусе и честно сказать, что имеется вариант решения, рассказать про него Сергей пока не может, но за его реальность отвечает. И попросить денег. Можно попробовать то же самое с Ларри, хотя его реакция на вчерашний звонок была довольно странной. Наконец, в запасе есть тяжелая артиллерия в лице Платона. В конце концов, это же он попросил Сергея поехать в Питер. И он знает Сергея намного дольше, чем все остальные. Именно Платон может принять окончательное решение. Что еще? Витька! Питерская история, насколько понимал Сергей, находится в стороне от его основных интересов, но, на худой конец, Виктор может отщипнуть кусочек от своего бизнеса и одолжить на пользу общего дела. Пожалуй, все. Единственное, что остается, если все прочие варианты провалятся, – попытаться вынуть деньги из Левы. Но это безнадежно.

Размышления Терьяна прервал телефонный звонок. Откуда-то из далекой Швейцарии прорезался Платон.

– Сережа, привет, – сказал он. – Как дела?

– Здорово, – ответил Сергей. – Дела так себе. Скажи честно, ты мне сам звонишь или тебя попросили?

– И то и другое, – уклончиво ответил Платон. – Расскажи, что там у тебя.

– У меня проблема на ровном месте. Тут к собранию надо кое-какие действия произвести. Я обратился в Москву за поддержкой...

– Знаю, знаю. Послушай, это все очень сомнительно. Мне Марик и Лева только что рассказали. Они не понимают. Я – тоже.

– Тоша, я им просто не все рассказал. По одному эпизоду нельзя делать выводы.

– Погоди, погоди, – перебил Платон, и в его голосе Сергей отчетливо уловил интонации Ларри. – Так расскажи все.

– Не могу, – нехотя признался Сергей. – Тут есть обстоятельства...

– Что? Плохо слышно. Что ты сказал?

– Есть обстоятельства.

– Ну мне можешь рассказать?

– Не знаю. Сейчас точно не могу.

– Так, – сказал Платон. – Это никуда не годится!

– Что не годится?

– Все, что ты делаешь, никуда не годится. Так не пойдет.

– Почему? – Сергей не поверил своим ушам. – Послушай меня. Ты попросил меня сделать конкретное дело. Так или нет? Я начал заниматься. Сейчас я понимаю, что это совершенно реально. Но так все сложилось, что не могу рассказать. Понимаешь?

– Не понимаю. Впрочем, давай дальше.

– Короче, мне только и надо, чтобы ко всему, что я здесь делаю, относились с абсолютным доверием. И без вопросов, на которые я ответить не смогу. Тогда будет результат. Ты же меня сто лет знаешь. Ты понимаешь, что я просто так говорить не буду? И деньги эти я не для себя беру...

– Все ясно. Сережа, ты не понимаешь. Это не вопрос о доверии. Тут принципиальный момент. Доверять друг другу можно и нужно. Но на доверии нельзя строить отношения, – произнес Платон, и Сергей сразу вспомнил лекцию Ильи Игоревича. – Если ты настроен работать, запомни – это не разговор. Нельзя принимать решения только потому, что кому-то веришь. Решения принимаются исключительно на основе информации. Усвоил?

– И что же мне делать? Рассказать не могу – есть причины. Серьезные. А если не расскажу, то вся работа псу под хвост? Учти – это единственный вариант.

– Так не бывает, – категорически заявил Платон. – Либо вариантов нет вовсе, либо есть такой, который можно обсуждать.

– Ну значит, я такой тупой, что этого не вижу.

– Не свисти, – рассердился Платон. – Ты просто за одно что-то ухватился, и тебе плевать – соответствует это правилам фирмы или не соответствует. Ты же больше ничего не искал. Пожалуйста, если хочешь, я вполне верю, что у тебя все в порядке, и по закону, и так далее. Но ломать правила никому не позволю. Вот, возьми Марика, например. Он, как человек, может быть, полное дерьмо. Полное! Но здесь он абсолютно прав. Абсолютно! Я знаю, ты сейчас будешь в Москву звонить, у Мусы или у Витьки деньги выколачивать. Имей в виду, ничего не получится. Если здесь обсуждать нечего, ищи другое решение.

– Так, – сказал Сергей. – Давай оставим дела в стороне. Ты – лично – мне – тоже лично – можешь одолжить деньги? Как старому другу?

– Зачем? Если на квартиру, на девочку, на машину – сколько угодно. А если на это дело, то забудь. Слышишь? Забудь! Понял? Все, обнимаю тебя.

– Подожди, – остановил его Сергей. – А если я сам достану деньги, тогда что?

– Ты все-таки не понимаешь. И тогда – тоже ничего. Бизнес "Инфокара" можно делать только по правилам "Инфокара". Деньги могут быть любыми. А правила – только такие. Ты что, не понимаешь, что дело не в деньгах?

Платон выждал паузу. Сергей молчал.

– Все, обнимаю тебя.

И повесил трубку.

Через час на пороге квартиры возник Лева. От него попахивало коньяком.

– Проводил Марка? – спросил Сергей, усадив Леву на кухне.

Лева кивнул.

– Слушай, – сказал он, – мы пообедали в одном месте перед самолетом, так что день все равно уже нерабочий. У тебя виски еще осталось?

Сергей принес из комнаты нераспечатанную бутылку.

– Что вы с ним не поделили? – поинтересовался Лева, плеснув коричневую жидкость в два толстых стакана. – Он совершенно озверел.

– Не знаю. Думаю, что ему просто хочется покомандовать.

– Тебе Платон звонил?

– Звонил. Объяснял, что я нарушаю правила. Я так понял, что ты тоже придерживаешься этой точки зрения?

Лева обиженно скривился.

– Пойми, не я же их устанавливал. И потом – я ведь тоже не в курсе. А у тебя действительно есть вариант?

– Есть.

Лева поерзал на табуретке.

– Мне можешь рассказать?

– Никому не могу.

Лева помолчал и налил еще виски.

– А ты не покажешь мне свою доверенность?

Сергей сходил в комнату и принес документ. В нем было написано, что "Инфокар" доверяет господину Терьяну представлять его интересы на общем собрании еропкинского предприятия, голосовать по всем вопросам повестки дня и подписывать от имени "Инфокара" соответствующие акты. Лева внимательно изучил бумагу.

– Есть одно предложение, – сказал он наконец. – Я могу договориться с этими тремя гавриками, что они продадут свои два процента голосов. Скажем, одной моей фирме. К "Инфокару" она не имеет никакого отношения. Я могу рассчитывать, что на собрании ты поддержишь это предложение?

Сергей задумался. Он начал понимать, что Лева решил поймать в замутившейся воде маленькую золотую рыбку. А значит, помощь может придти оттуда, откуда он ее меньше всего ожидал.

– Ты, главное, не беспокойся, – заволновался Лева, видя, что Сергей не торопится отвечать. – Инфокаровские интересы мое предложение никак не задевает. Ведь эти акции все равно принадлежат посторонним людям. А так мы закрепим их за собой. Я ведь в любом случае инфокаровский человек. Ты сам подумай, есть два процента голосов. Что лучше – чтобы они принадлежали какому-нибудь Сидорову или контролировались мной? И ты ведь не инфокаровские голоса отдашь. Логично?

– Ну предположим, – осторожно ответил Сергей.

– Тогда делаем так. Этот хмырь просил пятнадцать тысяч. Мое предприятие заключает с представительством договор. Скажем, поручает ему приобрести два процента голосов в еропкинской фирме. И переводит на это дело пятнадцать штук. Я их обналичиваю и отдаю тебе. Ты рассчитываешься с мужиками. Только сначала надо им объяснить, что деньги платятся не за голосование, а за их акции. Пусть тут же напишут заявления о продаже акций, мы их заверим у нотариуса. На собрание я приду вместе с тобой. И когда встанет вопрос о покупке этих акций, ты меня поддержишь. Улавливаешь?

– Послушай, Лева, мне Платон сказал, что моих действий никто не понимает. В том числе и ты. Какого же рожна ты мне делаешь такие предложения? – поинтересовался Сергей.

– Мне кажется, что у тебя в запасе и вправду что-то есть. – Лева неожиданно перестал суетиться и посерьезнел. – Если хочешь знать, на эту мысль меня Марик натолкнул.

– Это каким же образом?

– Ну мы же с ним довольно долго протрепались. Он при мне и Мусе звонил, и Платону. Я думаю, он потому так активничает, что боится, как бы у тебя и вправду не получилось...

– Почему?

– Вообще-то это его работа. Это он должен был следить, чтобы Еропкин не соскочил. А Марик его упустил. У тебя, кстати, нет ощущения, что тебя сюда специально запихнули, чтобы ты себе шишек набил?

– Нет. Меня Платон прислал. Ему-то зачем, чтобы у меня шишки появились?

– Платон только окончательные решения принимает. И до этого он вряд ли додумался сам. Тебе не кажется, что ему подсказали?

– Кто?

– Кто угодно. Тот же Марк. Или Муса.

Сергей вспомнил свой первый день в "Инфокаре", вспомнил, как Муса распорядился, чтобы ему выдали материалы по Питеру, вспомнил непонятное оживление, появившееся при этом на лице Марка, и нехотя признал, что такой вариант вполне вероятен.

– Ну вот. А сейчас он чувствует, что у тебя что-то есть. И из-за этого бесится. Я поэтому и решил тебе предложить...

– А ты понимаешь, что рискуешь деньгами?

Лева опорожнил стакан и подвигал его по столу.

– Насчет этого не беспокойся. Мои проблемы. Ну так как, договорились?

Сергей еще раз просчитал в голове возможные последствия. Левина фирма к "Инфокару" отношения не имеет. Акции, на которые она претендует, "Инфокару" не принадлежат. Значит, на эту сделку он формально повлиять не может. Если она реализуется, он получает нужный результат на собрании. Причем никакие священные инфокаровские правила не нарушаются.

– Послушай, – неожиданно сказал Лева. – Давай так. Если все получится, я тебе премию дам. Не от представительства, ты не думай. От своей фирмы. Пять штук годится?

– Заткни их себе знаешь куда, – посоветовал Сергей. – Я это не для тебя делаю. И не для себя. Понял?

– Не обижайся! – Лева положил руку Сергею на плечо. – Ты ведь только пришел. Своего бизнеса у тебя нет. В Москве еще неизвестно как сложится. Я тебе как другу...

Сергей вспомнил про микрофоны в комнате и стряхнул руку.

– Если хочешь, чтобы у нас все было нормально, про деньги забудь. Меня еще никто не покупал. И не купит.

– Ты меня неправильно понял, – начал извиняться Лева. – Ну хорошо, давай не будем об этом. Ты просто знай, что я всегда... Договорились?

Сергей еще немного подумал и кивнул.

– Вот и отлично! – Лева вскочил с табуретки и заторопился к выходу. – Я сейчас же поеду к себе, скажу, чтобы готовили документы. А ты приезжай завтра утром. Мужик в половине десятого появится.

Уже поздно вечером Сергей смог правильно оценить истинные причины Левиного благородства. Инвестиции в еропкинское предприятие оценивались приблизительно в два миллиона долларов. Два процента от двух миллионов – это сорок тысяч. Лева получал их за пятнадцать. Кроме того, он рисковал своими деньгами только на первый взгляд. По сути же, его фирма всего лишь поручала представительству "Инфокара" приобрести для нее акции. Если бы операция провалилась, то "Инфокар", в лице своего представительства, должен был бы вернуть эти деньги Леве Штурмину, то бишь его фирме. И уж Лева наверняка позаботился бы о том, чтобы долг был отдан сполна. Впрочем, понимание этого пришло только вечером. Но даже если бы Сергей догадался обо всем этом в момент достижения договоренности, он все равно согласился бы на Левины условия. Слова Левы, что возникшие на его пути трудности вызваны исключительно ревностью Марка Цейтлина, задели Сергея намного серьезнее, чем можно было ожидать, и допустить возможность проигрыша он не мог.

Оставшиеся до собрания две недели пролетели быстро. Целыми днями Сергей просиживал в представительстве, черкая проекты решений и готовясь к решающему дню. Еще один вечер ему пришлось провести в ресторане с Еропкиным, который заехал за ним, когда Левы не было на месте. В этот вечер Еропкин практически не пил, ссылаясь на головную боль, непрерывно рассказывал Сергею, как много у него друзей в прокуратуре и милиции, как у него все схвачено, и явно старался вызвать Терьяна на встречную откровенность. Сергей отмалчивался, почувствовав, что все это неспроста. И действительно, встретившись наутро с Ильей Игоревичем, он узнал, что как раз вчера в нотариальной конторе сестры Еропкина была произведена выемка документов.

– Вот теперь, – сказал Илья Игоревич, – интеллектуальную деятельность можно считать законченной. До собрания у вас осталось три дня. Даже если вашему приятелю придет в голову какая-нибудь свежая мысль, он ее не успеет реализовать. Так что советую подумать о будущем.

– Что вы имеете в виду?

– На собрании вы его будете снимать. А вместо него кого поставите? У вас есть кандидатура?

Сергей задумался. Он был настолько поглощен проведением первого этапа операции, что мысль о будущем генеральном директоре его ни разу не посетила. Через час он уже звонил в Москву.

– А что, – спокойно сказал Муса, – если все сложится, пусть тебя и назначат. Ты, надеюсь, не против?

– Против. Я в этих делах ничего не понимаю. И потом – мы же не договаривались, что я здесь останусь насовсем.

– Что значит, не договаривались? – Сергею представилось, как на том конце провода Муса пожимает плечами. – Если надо будет, то договоримся. Кроме тебя больше некому. У Левы и так дел выше головы. Найдем кого-нибудь другого – ради бога, вернешься в Москву. А пока что это единственный выход. Ты что, и вправду сможешь снять Еропкина?

– Смогу.

– И без денег?

– Без.

– И не скажешь как?

– Не скажу.

– Ну, тебе и карты в руки. Сразу согласишься или хочешь, чтобы тебе Платон позвонил?

– Черт с тобой, – сказал Сергей, – соглашусь. Но только при двух условиях.

– Давай.

– Первое условие такое. Никто и никогда у меня не будет спрашивать, каким образом я его снял. Просто снял – и все. Обещаешь?

Муса рассмеялся.

– Все секретничаешь. Ладно, договорились. Давай второе условие.

– Максимум через месяц мне придет замена. Ни в строительстве, ни в техническом обслуживании я ни черта не понимаю. Короче, месяц, пока надо будет оформлять бумажки, я здесь посижу. А через месяц – сажусь в поезд и уезжаю. Обещаешь?

– Ладно. Только давай так. Тебе там на месте виднее, ты подбери кого-нибудь. Пришлешь в Москву, мы посмотрим. Собрание когда?

– Послезавтра.

– Позвонишь, когда закончится?

– А как же!

– Ладно, ни пуха тебе.

– К черту!

Собрание было назначено на шесть вечера. Утром, когда Сергей собирался на работу, в дверь позвонили. На пороге стоял Илья Игоревич.

– Меня Федор Федорович спозаранку поднял, – сказал он, проходя в комнату. – Просил подстраховать вас. Вам от него большой привет.

– Спасибо. В каком смысле подстраховать?

– Видите ли. Когда ваш приятель почувствует, что его приперли к стенке, он может какую-нибудь штуку выкинуть. Вы знаете, что у него в ящике стола пистолет лежит? А за сейфом, между прочим, топор.

Сергей недоуменно пожал плечами.

– Не будет же он на собрании в меня стрелять. Или топором рубить. Это ведь его не спасет, только хуже будет.

– А когда вам в спину ствол наставят, вы себя так же уверенно будете чувствовать? – поинтересовался Илья Игоревич. – Имейте в виду, он, хотя и ждет сюрпризов, но не таких. И от неожиданности может что угодно выкинуть. Так что береженого бог бережет. Давайте бумажку посмотрим.

Он развернул перед Сергеем сложенный в несколько раз лист бумаги. Там был изображен план еропкинской станции.

– Вы сейчас поедете не к Штурмину, а прямо на место, – распорядился Илья Игоревич. – Попросите Еропкина пристроить вас где-нибудь и скажете, что ждете старого друга. Где-то к обеду подъедет Гена. Распорядитесь, чтобы вам принесли выпить, закуску какую-нибудь, ну и так далее. А перед началом собрания попросите у Еропкина разрешения, чтобы ваш старый друг мог поприсутствовать. Так просто, в уголке посидеть. Собрание, скорее всего, будет проходить у Еропкина в кабинете. Сядьте как можно дальше от него, но чтобы Гене было хорошо вас видно. Да, вот еще одна важная вещь. Договоритесь с Еропкиным, чтобы председательствовал не он, а Штурмин. Скажите, что это просьба из Москвы. А Еропкин пусть будет председателем счетной комиссии. И действовать начнете, как только он подпишет первый протокол. Учтите, если оригинала протокола у вас в руках не будет, все пойдет прахом. Ну дальше все по сценарию. Договорились? Желаю удачи.

– А план станции зачем? – спросил Сергей, посматривая на развернутую бумагу.

– План-то? – Илья Игоревич призадумался. – Да так. Ни зачем.

И он снова убрал бумагу в карман.

Появившись на станции, Сергей сразу же зашел к Еропкину. Тот, недовольно хмурясь, подписывал банковские документы.

– Хрен знает что, – пробурчал он, мановением руки удаляя девицу обратно в приемную. – Оборзели все. В прошлом месяце я за электричество вот столько платил, – он показал пальцами, – а сегодня выставляют счета впятеро. Как будто я не им наликом столько отстегиваю, что уже собак на даче на золотые цепи можно пристегивать. А перекрою кислород – тут же прибегут: Лександр Иваныч то да Лександр Иваныч это... Ну ладно. Повестку собрания посмотрим?

Повестка, многократно обговоренная, не содержала никаких сюрпризов. Отчет генерального директора о проделанной работе. Отчет ревизионной комиссии. И, наконец, самый важный вопрос – увеличение уставного капитала.

– Я все-таки сомневаюсь, – объявил Еропкин. – Я-то, конечно, буду "за", и начальники цехов тоже. Но может сорваться. Серега, ты подумай. Время еще есть. Может, не будем огород городить? Подпишем с "Инфокаром" договор об инвестициях, и все путем. А уставняк трогать не будем. Есть у вас сорок процентов – и лады. Потом еще прикупим. Так или иначе, это быдло из акционеров надо вышибать. Сейчас увидишь, чего покажу.

Он достал из сейфа рукописную бумажку со списком фамилий. Около многих красовались жирные минусы, проставленные красным карандашом.

– Смотри. Через месяц-два этих людей уже не будет. Как – это мое дело. И ради бога – забирай их доли. Мне моих шести процентов во как достаточно. Ну что, договорились?

Сергей внимательно просмотрел список. Он насчитал около тридцати минусов. Фамилии четырнадцати человек, уже написавших заверенные нотариусом Еропкиной заявления, в списке присутствовали тоже.

– Не могу, Саша, – с деланным сожалением отказался Терьян. – В Москве не поймут. Ты все-таки поговори с людьми, объясни. Сам говорил – время уходит. Зимой стройка намного дороже обойдется.

– Да что с ними говорить! Я уже говорил, – махнул рукой Еропкин. – Ты давай соглашайся. Хочешь, сейчас наберем Москву, скажем, что ты согласен, пусть дают "добро".

Сергей еще немного посопротивлялся, а потом уступил. Это входило в разработанный стратегический план.

– Пусть твои красавицы соединят меня с Мусой, – сказал он, делая вид, что сдается. – Но я ничего не обещаю.

Еропкин лениво перегнулся через стол и нажал на кнопку селектора.

– Татьяна, – распорядился он, – набери-ка Москву. Приемную господина Тариева. Господин Терьян говорить будет.

Сергей было встал, чтобы подойти к телефону, но Еропкин ухватил его за руку и задержал.

– Сиди тут. У меня громкая связь работает. Вместе и поговорим.

Сергей понял, что Еропкин хочет слышать все содержание беседы и мысленно поблагодарил Илью Игоревича, настоявшего на том, чтобы Терьян предупредил Мусу о возможном звонке.

– Здравствуй, уважаемый Александр Иванович, – донесся из динамика голос Мусы. – Как самочувствие? Настроение?

– Все путем, Муса Самсоныч, – отрапортовал Еропкин. – Сидим вот тут с твоим комиссаром, рассуждаем, понима-аешь, как жить дальше.

– Как или с кем?

– Сначала – как. – Еропкин подмигнул Сергею. – А с кем, это мы потом разберемся. Тут у нас проблем нет. Хочешь – подскакивай, организуем. Баньки-шманьки. Таньки-Аньки. Сам знаешь. Ну так как?

– Заметано, – охотно согласился Муса. – Платон Михайлович из дальних странствий вернется, и сразу же подъеду. Как там дела?

– Вот пусть тебе твой подчиненный и доложит. Мы тут решили все переиначить. А он без твоего разрешения что-то жмется. Давай, Серега, излагай.

– Привет, Муса, – начал Сергей. – Тут такое дело. Мы вынесли на собрание вопрос об увеличении уставного капитала. Но Саша сомневается, говорит, что может не пройти. Он предлагает капитал не трогать, а вместо этого подписать инвестиционный контракт.

– Слышь, Муса, – вклинился в разговор Еропкин, – тут я Сереге список показывал, на отстрел. Через два месяца у меня, считай, двадцать акционеров отвалятся. Как минимум. И все их доли отойдут "Инфокару". И что так, что эдак, все равно предприятие наше. Просто сейчас не время, понима-аешь. Забрыкаются сегодня, и опять месяц потеряем.

– А что Терьян скажет? – поинтересовался Муса.

– Я думаю, надо сделать таким образом, – сказал Сергей. – Ведь увеличение уставного капитала мы сегодня все равно обсуждаем. Если пройдет, то и хорошо. Не пройдет – голосуем заключение инвестиционного контракта. Ты мне доверишь его подписать?

Муса надолго замолчал.

– Сашок, – прорезался он наконец, – давай так. Все силы бросаем на увеличение уставняка. Бери своих чушек за мягкие места, пои их водкой, обещай что хочешь, но чтобы проголосовали как надо. Ты пойми, это нормальное решение. Согласен? И Сережке тоже помочь надо, у него это первое дело, надо, чтобы хорошо прошло. Понял меня?

– Ну а если что... – начал явно обрадованный Еропкин.

– А если что, то я сейчас по факсу вышлю Терьяну доверенность на подписание инвестиционного контракта. Серега, слышишь меня? Сумма – два миллиона, срок – год. И пусть Левины юристы посмотрят. Тогда завтра послезавтра вылетай в Москву. Уловил?

– Видишь, дурочка, а ты боялась. – Еропкин нажал на кнопку отбоя и облегченно вздохнул. – Они же нормальные, понимают, что можно, а чего, понима-аешь, нельзя. Значит, давай так. Подписываем сегодня контракт, завтра получаешь свою долю. Я слово держу.

– Но сначала все-таки про уставный капитал, – напомнил Сергей.

– А как же! – Еропкин воздел руки к небу. – Это первое дело! Проект контракта тебе сейчас девки распечатают. Посмотри пока.

– Слушай, а можно я его завтра посмотрю? – попросил Сергей, вспомнив про Илью Игоревича. – Тут ко мне приятель должен подойти, сто лет не виделись. У тебя найдется место, где посидеть? И чтобы принесли что-нибудь пожевать?

– Ха! – возликовал Еропкин. – Обижаешь! И посидеть, и пожевать, и выпить. Все, что скажешь. И перепихнуться! Только к шести будь в норме. А то придется собрание переносить.

Стол для Сергея и Гены накрыли в так называемой директорской комнате. От общей столовой она отделялась глухой перегородкой и имела свой вход. Ни на еду, ни, тем более, на выпивку Еропкин не поскупился: стол был заставлен рыбными и мясными закусками, плошками с борщом и шурпой, сковородками со шкворчащей жареной бараниной. На отдельном столике стояли водка, пиво и шампанское. Последние штрихи нанесли две девицы из приемной, которые, встретив гостей, пожелали им приятного аппетита и, многообещающе поморгав ресницами, удалились, напомнив, что явятся по первому вызову.

Гена с аппетитом поедал заполнившую стол снедь, непрерывно нес всякую ерунду про якобы общих знакомых, регулярно наполнял свою рюмку, звучно чокался с Терьяном, после чего, распахивая пиджак, аккуратно переливал содержимое рюмки в укрепленную с внутренней стороны грелку. Сергей, пригубив, по настоянию Гены, первую рюмку, больше не пил. Около половины шестого в директорскую комнату зашел Еропкин.

– Ну как? – спросил он, зорко взглянув на две бутылки водки – одну пустую и вторую наполовину опорожненную. – Хорошо сидим?

– Познакомься, Саша, – сказал Сергей. – Это мой хороший друг Гена. Мы с ним в Адлере познакомились. Присаживайся к нам.

– Идти уже пора, – заметил Еропкин, посмотрев на часы, но все-таки сел и налил себе рюмку. – За знакомство. Будем.

– Хозяйство у вас тут, – слегка заплетающимся языком похвалил Гена, опрокинув рюмку. – Стол шикарный. Я вот тут Серому говорил уже, что видна хозяйская рука. А у вас это... как его... собрание надолго? А то мы потом намылились тут... в одно место.

– Часа на полтора, – подумав, сказал Еропкин. – А то и на два.

– Ух ты! – огорчился Гена. – А я думал... Чего ж мне делать-то? Два часа!

– Хочешь, посиди с нами там, – предложил Сергей, покосившись на Еропкина. – Саш, у нас же секретов нет? Пусть посидит в уголке. Ты не против?

Еропкин пожал плечами.

– Да пусть сидит, если хочет. Только тихо. Ну пошли.

Пропуская Гену вперед, Сергей вздохнул с облегчением. Он не ждал, что озвученная им просьба Ильи Игоревича вызовет резкое противодействие Еропкина, но был рад, что все получилось так легко.

В коридоре Гена поравнялся с ним и, еле шевеля губами, сказал:

– Минут за пять, как соберешься, мигни мне. Я выйду из комнаты. Когда войду, начнешь. Только не раньше.

Кабинет Еропкина был заполнен народом. Около тридцати человек в костюмах и спецовках сидели на расставленных рядами стульях. У еропкинского стола листал бумаги Лева Штурмин. Рядом с ним, за маленьким столиком, сидели две девушки из приемной. Сергей взял стул и устроился рядом с ними. Гена скромно примостился поближе к двери, прислонился головой к косяку и закрыл глаза.

– Так, – сказал Еропкин, усаживаясь в свое кресло. – Все тихо. Сегодня у нас внеочередное собрание. Лев Ефимович! Что там, по правилам, делать надо?

– Надо выбрать председателя, – отозвался Лева. – И секретаря. И счетную комиссию, там тоже председателя надо выбрать.

– Ага, – кивнул Еропкин. – Значит, предлагаю председателем выбрать Льва Ефимовича. Быстренько проголосовали. Все "за". Давай дальше, Лева.

Секретарем назначили Татьяну, выбрали счетную комиссию из трех человек. Еропкина – в качестве председателя.

– Как у нас с кворумом? – осведомился Лева. – Счетная комиссия, доложите нам.

Еропкин собрал ворох разбросанных по столу бумаг, нахмурился, пошамкал губами, что-то шепча под нос, а потом сообщил:

– Всего у нас, понима-аешь, сто процентов голосов. И присутствуют тоже сто процентов. Сорок процентов "Инфокара" представляет господин Терьян. Вот доверенность. Сергеев, Захарченко и Жечкин – это два процента – дали доверенности Льву Ефимовичу. Марков, Крутицкий... – ну, тут их целая куча, я перечислять не буду – выдали доверенности Тихонову. Это еще двадцать процентов. Всего, понима-аешь, получается шестьдесят два. И тридцать восемь присутствуют живьем. Так что кворум есть. Можно начинать.

Сергей разжал кулаки. Все шло по плану. Еропкин забрел в расставленную Ильей Игоревичем ловушку, приписав себе двадцать процентов голосов по липовым доверенностям. Осталось захлопнуть капкан.

– Регистрационный лист есть? – спросил Лева, поглядывая на Сергея. – Передайте в президиум, пожалуйста.

Еропкин еще раз просмотрел регистрационный лист, удовлетворенно хмыкнул, поставил свою подпись и перебросил его Леве. Тот переложил бумагу на край стола и накрыл пустой папкой.

Повестка дня была принята единогласно, и Еропкин взял слово. Слушая его, Терьян снова уличил себя в невольном... едва ли не восхищении. Как бы не водил Еропкин за нос "Инфокар", какие бы махинации с деньгами и автомобилями он не проделывал, как бы не крутил с доверенностями и акциями, но, стоило ему заговорить о деле, как весь этот фон куда-то пропадал, и на первый план выходили планы, сметы, чертежи, инвестиции, кредиты – короче, все необходимые атрибуты серьезного производства. И свидетельство огромной работы, проделанной человеком, который знает дело и находится на своем месте.

– Без собственной котельной и своей подстанции, – говорил Еропкин, – мы протянем еще год. Максимум. И так с условиями подключения целый геморрой был. Это мы решили. Пока что по энергетике и теплу мы проходим. Вот главный инженер скажет, сколько мы с ним побегали. Но решили. Сейчас передохнем и начнем заниматься условиями согласования на новое строительство. Ты, Тихонов, не спи. Сейчас о тебе речь пойдет.

Еропкин перешел к программе обучения персонала. Судя по всему, в Германии он не только водил девок на снятую за инфокаровские деньги квартирку, а потом лечился от последствий. В промежутке он договорился о том, что в течение года все механики пройдут обучение на заводе. И первая бригада должна выехать уже в этом месяце. Но если инфокаровские механики обучались за счет "Инфокара" же, то еропкинские – за счет немцев, только билеты в оба конца оплачивались российской стороной.

– Фрицы, конечно, своего не упустят, – продолжал Еропкин. – Они с нас за это состригут денежки потом, когда зарабатывать начнем. Но все же, понима-аешь, потом. А сейчас мы за их счет поучимся. Нормально, мужики?

По кабинету прокатился одобрительный гул. Еропкин вышел из-за стола, присел на край и стал покачивать в воздухе тапочкой.

– Я вам еще пару вещей скажу. Мы в этом месяце нормально сработали. Кой-чего наварили. Ди-ви-ден-ты, – по слогам произнес он, – платить не будем пока что, а вот премию можно выписать. Нет возражений? Эй, "Инфокар", не возражаешь? – обратился он к Сергею. – Пусть рабочий класс получит копеечку.

Сергей почувствовал, что все повернулись к нему, и поспешно кивнул.

– Значит, решили. Но учтите, бабки я так просто платить не буду. Еще раз увижу, что кто-то – Тихонов, слышишь меня? – берет левака, я из него эту премию с потрохами вытрясу. Понял? Все поняли? Вот так-то. Ну ладно. Лев Ефимыч, я, в общем, закончил. Поехали дальше.

Вопросов к Еропкину не было. Лева предложил одобрить отчет генерального директора, убедился, что других предложений нет, получил единогласное решение и вызвал к столу председателя ревизионной комиссии. Та рассказывала почти полчаса, поминутно справляясь в бумагах и нудно перечисляя номера счетов. Закончила она, когда аудитория уже совсем обмякла.

– Есть вопросы? – спросил Лева, постукивая карандашом по столу. – Нет? Тогда голосуем. Кто за то, чтобы принять доклад ревизионной комиссии? Единогласно. Что у нас теперь? Третий вопрос...

– Минутку! – поднял руку Сергей. – А может, перед третьим вопросом перерывчик сделаем? На пять минут, для перекура?

Еропкин, просидевший весь доклад ревизионной комиссии, скучно глядя в окно, встрепенулся было, но потом махнул рукой:

– Уважим крупного акционера. Только не расходиться, а то головы поотшибаю. Перерыв – пять минут.

Сергей подошел к Леве и, стараясь действовать незаметно, вытащил из-под папки подписанный Еропкиным регистрационный лист. Потом посмотрел в сторону Гены и кивнул головой. Гена встал, сладко потянулся и вышел из кабинета.

Через десять минут размявшиеся акционеры заняли свои места, и Лева объявил о начале дебатов по третьему вопросу. Слово взял Еропкин.

– Значит так, господа акционеры, – сказал он, откашлявшись. – Нам без инвестиций никак. Вот тут "Инфокар" предлагает два миллиона долларов. Мы посчитали, этих денег должно хватить. Сейчас у нас уставный капитал сами знаете какой. Вот и предлагается, чтобы он стал ровно на два миллиона зеленых больше. Сразу говорю, я такое предложение поддерживаю безоговорочно. И призываю к этому всех остальных. Председатель, объявляй голосование.

Сергей покосился в сторону Гены. Тот лениво изучал циферблат часов.

– Кто "за", прошу поднять руки, – произнес Лева.

Руки подняли только Сергей, Лева и Еропкин.

– Сейчас, сейчас, – заволновался Лева. – Счетная комиссия, сколько получается?

– Так видно же, что получается, – сказал Еропкин. – "Инфокар" – сорок, я – шесть, ты – два. Всего сколько? Сорок восемь. Кто против?

Взметнулся лес рук.

– Так, – в голосе Еропкина послышалось торжество. – Раз, два, три... Тихонов, ты руку держишь или как? Остальные против. Пятьдесят два. Это что же значит, решение не принято?

Сергей услышал, как закашлялся Гена. Тут же в кабинет влетела девушка из приемной, подбежала к Еропкину и стала что-то шептать ему на ухо. Еропкин слушал, и лицо его наливалось краской.

– Мужики, гляньте, что творится, – крикнул, тыча рукой в сторону окна, сидевший недалеко от Сергея человек.

За окнами еропкинского кабинета, будто сгустившись из наступивших сумерек, возникли люди в камуфляже. Их лица закрывали черные маски. У каждого на сгибе левой руки небрежно покоился автомат. Не закрытая после вбежавшей девушки дверь с противным скрипом распахнулась настежь, и еще две такие же фигуры обнаружились в приемной. Они стояли грозно и неподвижно, как статуи, и только блестящие в прорезях масок глаза выдавали в них живых людей.

Сергей неторопливо поднялся и прошел к столу.

– Что разволновались? – сипло спросил он, понимая, что пришла решающая минута, и чувствуя, как его колотит от волнения. – Я представитель "Инфокара", это моя личная охрана. У меня после собрания будут еще переговоры, вот они за мной и приехали. Девушка, вы не паникуйте, а лучше закройте дверь в приемную. Мешаете работать.

Присмиревшая девушка удалилась, закрыв за собой дверь.

– Так я что-то не понял про голосование, – продолжил Сергей. – Почему решение не принято?

Краем глаза он заметил, как Еропкин в задумчивости прикоснулся к ящику стола, но потом убрал руку.

– Что скажет председатель счетной комиссии? – Сергей посмотрел Еропкину в лицо.

Тот глядел исподлобья. В углах губ выступила пена.

– Ты, понима-аешь, брось эти штучки, – медленно заговорил Еропкин. – Хочешь заставить людей под автоматами голосовать? Не напугаешь. Мы и не такое видали. Правда, мужики? Мы все в суд пойдем, как один. Насидишься, сука. Ну давай, переголосовывай. Посмотрим, чья возьмет.

– А я и не собираюсь переголосовывать, – Сергей испытывал какую-то невероятную легкость. – Зачем? Я просто прошу объяснить, почему решение не принято. Ты мне объясняешь – и расходимся.

Еропкин все еще не понимал, что происходит.

– Меня, что ли, на понт хочешь взять? Ну давай. Сорок восемь – за. Пятьдесят два – против. Считать умеешь?

– Как-нибудь. Думаю, что получше тебя. По-моему, получается так. Сорок восемь – за. Это правильно. А вот против – только тридцать два. Решение принято.

До Еропкина начало доходить, что он попался. Его рука снова метнулась к ящику, но чуть заметное шевеление за окном остановило ее на полпути.

– И ты объяснишь, почему у меня пятьдесят, а у тебя тридцать? – спросил он, все еще на что-то надеясь.

Сергей повернулся к притихшему собранию.

– Господа акционеры! Или мужики, если вам так больше нравится. Тут господин Еропкин четырнадцать человек из вашего числа потихоньку за дверь выставил. Чтобы вам понятно было, на очереди еще шесть. Для начала. Список у него в сейфе лежит. Ну да это ваши дела. А чтобы правильно провести сегодняшнее голосование, он от них доверенности взял. Вот эти-то доверенности и недействительны. Поэтому вы не удивляйтесь, прошло решение об уставном капитале. Я только не понимаю, почему господин Еропкин так ерепенится, – не удержался Сергей от заключительной шпильки. – Ведь он тоже за это голосовал.

Еропкин издал рычание.

– Господин председатель, – кинул Сергей Леве через плечо. – Вы там следите, протокол ведется? Записали, что решение принято большинством голосов?

Он увидел Левин кивок, его ошеломленное лицо и замялся на мгновение. Оставалось нанести последний решающий удар.

– В связи с вновь вскрывшимися обстоятельствами, – отчеканил Сергей, – считаю необходимым поставить на голосование вопрос о расширении повестки дня. И внести в нее вопрос о возможности пребывания господина Еропкина А. И. на посту генерального директора. Господин председатель, голосуйте.

На этот раз "за" голосовали только Сергей и Лева. Сорок два процента. Но в стройных рядах акционеров уже наметился раскол. Четыре человека воздержались.

– Принято, – прохрипел Штурмин.

– В связи с попыткой фальсифицировать итоги голосования, что подтверждается подписью господина Еропкина на регистрационном листе, – Сергей помахал в воздухе заветной бумагой, – предлагаю освободить господина Еропкина от обязанностей генерального директора. Председатель, голосуйте.

На этот раз "против" проголосовали только сам Еропкин и еще пять человек.

– Ну, раз предприятие осталось без руководителя, – неумолимо продвигался Сергей, – надо выбрать другого. Господин председатель, у вас есть предложения?

Лева развернул переброшенную ему Сергеем бумажку, долго вчитывался в ее содержание и наконец дрожащим голосом сказал.

– Предлагаю избрать. Генеральным директором. Господина Терьяна. Сергея Ашотовича. Здесь присутствующего. Кто за?

Как в полусне, Штурмин пробормотал:

– Единогласно. Прошу занести в протокол.

Сергей обернулся и увидел, что Еропкин, улыбаясь ему, аккуратно, как на школьном уроке, держит поднятую руку с прижатыми друг к другу пальцами. Он посмотрел в сторону Гены. Тот сидел, привалившись плечом к стене и закрыв глаза. Сергею показалось даже, что он слышит легкое посапывание.

Провожаемый взглядами, Терьян прошел на свое место в последнем ряду и сел. Человек по фамилии Тихонов, сидевший рядом, отвернулся и даже отодвинулся вместе со стулом. Наступила тишина, которую нарушали только доносившиеся из приемной рыдания.

– Собрание закрыто, – объявил так и не пришедший в себя Лева.

Сидевшие в кабинете люди поднялись с мест и молча, как после похорон, не глядя ни на Еропкина, ни на триумфатора, просочились через дверь в приемную. Встав со стула, неторопливо удалился Гена. Через несколько минут исчезли маячившие в окнах силуэты. В кабинете остались только Сергей, Лева и Еропкин.

Еропкин неторопливо развернулся в кресле, задрал на стол ноги в тапочках, поставил перед собой телефонный аппарат и начал тыкать толстым пальцем в кнопки. Потом взял трубку.

– Муса Самсоныч, – сказал он на удивление спокойным голосом, – докладывает безработный Еропкин... Да... Да... Ну ты же прислал мне своего волкодава... Нормально отработал... Считай, что его первое дело ему удалось... Премию?.. Можешь выписывать... И не жидись там... Он тут все изладил, понима-аешь, по первому классу. Прям отличник боевой и политической подготовки. Автоматчиков прислал, собровцев... Ладно, это потом... Я чего звоню-то. Я тебя с новым генеральным директором поздравляю... Угу... Угу... Да нет, это не телефонный разговор... Конечно, встретимся... Здесь, конечно. Мне теперь ездить не на что... Да... Да... Дома буду. Так что звони... Ну, а это как договорились... Все, обнимаю. Эй! Тебе твоего комиссара подозвать к трубочке? Благодарность выразишь... Ну ладно, шучу... Все, пока.

Еропкин аккуратно положил трубку на аппарат, повернулся к сейфу, покрутив диски, выудил оттуда три граненых стакана, бутылку французского коньяка, отвернул пробку и наполнил стаканы до краев.

– Двигайтесь, мужики, – пригласил он. – Причастимся. Ну чего сидите, как, понима-аешь, мумии?

Он медленно выцедил свой стакан и тут же налил снова.

– Нормально, – произнес Еропкин, откидываясь на спинку кресла и закладывая руки за голову. – Нормально. Сделал дело. Можешь гордиться. Теперь тебе почет и уважение. Вон, Муса пообещал бабки подкинуть. Ты там проследи, чтобы нормально было. За меня и раскошелиться не грех. Собственность-то, – он обвел вокруг рукой, – для себя собирал. За полмиллиона деревянных – две станции, с мойкой, с кузовным цехом, офис отделал, земли на круг гектара два выходит, оборудование... Если по совести платить, тыщ на шестьсот зеленых встанет. Это вот столько я час назад стоил. Так что не продешеви. Вы что ж не пьете, мужики? Такое дело провернули. Брезгуете, что ли?

Он усмехнулся и снова опорожнил стакан.

– Раньше-то Еропкин – лучший друг был. Сашок туда, Сашок сюда... Сашок – строитель от бога, – скривившись, передразнил он кого-то. – Взятки начальству давать – Сашок. Девок снимать – Сашок. В баньку – Сашок. Пьяного водилу из ментовки вытаскивать – Сашок. А положили на станцию глаз, так Еропкину, понима-аешь, автомат в зубы, чтоб не вякал, – он начал постепенно заводиться, сжимая и разжимая тяжелые кулаки. – Козлы! Бля-а! Вышвырнули, как кусок дерьма. Как дерьмо последнее. Как рвань подзаборную! Я же здесь все собрал. По клочку, по ниточке. Пришел, как к своим, мужики, давайте вместе... Падлы! Хоть сказали бы, Саня, уйди на хер, мешаешь, так нет – цирк устроили, голосование, чучел этих понатаскали. Ты чего напугался, мне скажи – чего? Что я тебя долбану? Гляди!

Вытащив из ящика отливающий синью пистолет, он грох-нул его на стол. Пистолет задел рукояткой дорогую, из яшмы и нефрита, пепельницу. Осколки разлетелись по всему кабинету.

– Смотри, смотри, что морду воротишь! Духовушку никогда не видел? Да на хер ты мне сдался, срок за тебя мотать? За что! За что! За что! – простонал Еропкин, сжимая кулаки так, что костяшки пальцев налились синим. – По-людски не можете, козлы... Да мы тебе квартиру, да мы тебе машину, да мы с тобой партнеры, – снова передразнил он неизвестного собеседника. – Я что, просил что-то? Да я сдохну – ни у кого просить не буду. Вон мой "мерс" стоит за окном, забирайте. Ключи – пожалуйста. Я себе заработаю. Берите, все берите, суки, берите станцию. Обожритесь. Я себе еще десять таких сделаю, бля буду! А у вас все равно сгниет, пропадет все. Кто работать будет? Ты, что ли, профессор фигов? Вам лишь бы хапнуть, а там пропади все пропадом. Сил жалко... мужики... сколько я сюда вколотил... Вас же тут не было, никого не было, это я тут всюду на брюхе прополз, все вот этими руками! И все прахом теперь!

К мокрому от пота лицу Еропкина прилипли волосы, в глазах стояли слезы. И победа, к которой так долго шел Сергей, вдруг показалась ему постыдной и ненужной.

– Взорвать бы здесь все, – пробормотал Еропкин, обводя глазами кабинет. – Да ладно, пользуйтесь, козлы. Берите все... раскулачили... все равно пропадет. Попользуетесь и бросите. – Он криво улыбнулся. – Потом доску повесите, мемориальную... дескать, первым хозяином был Санька Еропкин, потом мы его поперли, все себе захапали. И пустили по ветру, псу под хвост. Ты же и просрешь все, просто все! Если у тебя вон там, – он ткнул рукой в сторону, – трубу прорвет, ты куда побежишь? В ЖЭК, к сантехнику? Ты в электрике хоть что-то понимаешь? Ты ребят моих знаешь, механиков? Ты знаешь, как я их собирал, кому и что обещал? Или думаешь, они с тобой работать останутся? Да здесь завтра же ни одного человека не будет! Только голые стены. Это вы там в Москве думаете – вот, Еропкин хватанул куш и сидит, как пес на цепи, чтобы кто другой не попользовался. А я тут дело, – он выделил это слово и с трудом сглотнул слюну, – дело сделал. Думал – для себя. А вы, значит, по-другому распорядились. Только ты запомни, что я тебе скажу, комиссар. Придет время – они тебя долбанут так же, как и меня. И тогда вспомнишь, как и заради кого ты Саньку Еропкина на улицу выкидывал. Ох, будет тебе тогда херово, бля буду. Вот как мне сейчас. А теперь гляди сюда, – он схватил листок бумаги и начал что-то лихорадочно писать. – Гляди, гляди, – приговаривал он, – вспомнишь Еропкина. Тебе за эту бумажку вся ваша московская синагога в ножки поклонится, скажут – да как же ты это сумел, да какой ты хват! На! – И он ткнул в лицо Сергею заявление о выходе его, Еропкина, из акционеров. – В Москве похвалишься!

Сергей не взял бумагу. Поколыхавшись на краю стола, она тихо опустилась к ногам Левы.

– Ладно, – устало сказал Еропкин, достал из кармана вельветовых штанов мятый носовой платок и обтер лицо. – Поговорили. Идите, мужики, раз уж пить со мной отказываетесь. Ты, – он ткнул пальцем в Сергея, – завтра подгребай сюда к одиннадцати, я к тому времени свои шмотки уже вывезу. Ключи от сейфов у девок будут.