"Большая пайка (Часть первая)" - читать интересную книгу автора (Дубов Юлий)

Предостережение

Сергей довел ее до неприглядного особнячка рядом с Арбатом. Метров за десять Ленка остановилась и показала ему на лавочку.

– Посиди тут. Я только документы передам и сразу обратно.

Ждать пришлось около получаса. Потом Ленка появилась из двери особнячка в сопровождении мужчины, остановилась на секунду, что-то ему сказала и, даже не взглянув в сторону Сергея, направилась в сторону "Смоленской". А мужчина неторопливо проследовал к лавочке и сел рядом с Терьяном.

Какое-то время оба молчали. Потом мужчина сказал:

– Ну, здравствуйте, Сергей. Отчество ваше я, кстати, так и не знаю до сих пор. Не припоминаете меня?

Лицо мужчины было знакомым, но где и когда они встречались, Терьян никак не мог вспомнить.

Мужчина усмехнулся.

– Как-то в славном городе Ленинграде вы мне кое-какие книжки помогли купить. А сдачу так и не взяли. Я потом долго думал, как вы с вашей бухгалтерией разберетесь.

Рядом с Сергеем сидел Федор Федорович, куратор ленинградской школы, тот самый, про которого что-то рассказывал в ресторане Еропкин и который увел Ленку после заключительного банкета. Любитель литературы и, как смутно припомнил Сергей, хорошего коньяка.

– Мне Лена рассказала, что вы теперь в "Инфокаре", – продолжал Федор Федорович. – И завтра отбываете в Питер. Там у вас серьезная проблема.

Сергей вовсе не был уверен, что конфиденциальную инфокаровскую информацию можно обсуждать на улице с малознакомым человеком. Даже если эту встречу устроила Ленка. На всякий случай он неопределенно мотнул головой и закурил.

Федор Федорович усмехнулся.

– Чтобы все было ясно, Сергей, я работаю в "Инфокаре". Но это не афишируется. Знают про это человек пять. В том числе, естественно, Платон Михайлович. И вы со мной можете говорить более откровенно, чем я с вами. Так что надеюсь, что факт нашей встречи вы доводить до общественности не будете. Договорились?

Сергей подумал и кивнул головой.

– Давайте пройдем куда-нибудь, чтобы не мозолить глаза, – предложил Федор Федорович. – Здесь неподалеку есть удобное место.

Удобным местом оказался грузинский центр "Мзиури" на Арбате. Это заведение, когда-то пользовавшееся популярностью и славившееся на всю Москву своими хачапури и водами Лагидзе, после образования СНГ пришло в упадок. Внутри было темно, пустынно и сыро. Через окна, покрытые густым слоем пыли, с трудом просачивались вечерние солнечные лучи.

Федор Федорович кивнул человеку у входа, взял у него ключ, провел Сергея через первый этаж к обшарпанной белой двери, открыл ее и зажег свет. В комнате с плотно занавешенными окнами стояли стол, два кресла, холодильник, небольшой буфетик с посудой и телевизор.

– Присаживайтесь, – пригласил Федор Федорович. – Я вас долго не задержу. Хотите минералки? Или покрепче чего-нибудь?

От спиртного Сергей решил не отказываться.

– Вам в Питере понадобятся две вещи, – сказал Федор Федорович, когда они выпили по полрюмки за встречу. – Информация и помощь. Информацию я вам добуду. Запишите телефон. Примерно дня через три позвоните по нему и передайте, как с вами связаться. Я вас найду. Что касается помощи, то вот вам записка. Завтра вечером, часиков в девять, будьте где-нибудь в районе Московского проспекта. Позвоните по этому телефону, спросите Илью Игоревича. Передайте ему большой привет от меня, вот эту записку и обменяйтесь контактными телефонами. Если будут какие-нибудь проблемы, он подключится. Теперь спрашивайте.

– Спасибо большое, – поблагодарил Сергей. – Я только не понимаю, о каких проблемах идет речь. Этот Илья Игоревич, он кто – юрист?

Федор Федорович как-то странно посмотрел на Сергея и задумался.

– Юрист? – переспросил он. – Да пожалуй, что юрист. Я вообще-то другое имел в виду. Я так Лену понял, что вы в "Инфокаре" человек новый, и раньше с коммерцией дел не имели. Правда?

Сергей решил про "Инициативу" не рассказывать и кивнул.

– Так вот. Бумажные методы решения вопросов всегда предпочтительнее. Но здесь так может не получиться. А если у вас еще и опыта нет, то будет великий соблазн воспользоваться силовыми приемами. Тем более что вам определенных людей в Питере рекомендовали. Я правильно понимаю?

– Правильно.

– Вот я и хочу дать вам совет. Грубая сила – это последний аргумент. К нему прибегают, только если все остальное уже испробовано. Весь сегодняшний беспредел и объясняется-то тем, что у людей мозгов не хватает. Поэтому, даже если вам покажется, что вы в тупике, не спешите сдаваться. И – что я вам особо советую – не обращайтесь к тем людям, которых вам рекомендовали. Нет, нет, – заторопился он, заметив удивление на лице Сергея, – вы не думайте, здесь все в порядке, но в данном конкретном случае это ничего не решит, и лучше этого не делать. Поэтому я вас и посылаю к Илье Игоревичу. Очень надежный человек и большая умница. Еще одна вещь.

Федор Федорович помолчал.

– Мне бы не хотелось, Сергей, чтобы вы про Илью Игоревича упоминали в "Инфокаре". Он к нашим делам отношения не имеет, и пусть так все и остается. Договорились?

– Договорились, – сказал Сергей. – А насчет информации, это вы про что?

– Видите ли, Сергей, – ответил Федор Федорович, доливая рюмки, – только очень недалекие люди думают, что если есть, скажем так, оппонент, то его надо давить, угнетать, уничтожать и все такое. На самом же деле, оппоненту надо дать максимальную свободу для саморазвития. И любая гадость, которая у него внутри есть, обязательно в условиях свободы вылезет наружу и его же сожрет. Да так быстро, что за ней никакие ахметовские молодчики не угонятся. Я ведь Сашу Еропкина много лет знаю. Он очень хитрый, очень жадный и очень нетерпеливый. Сочетание взрывчатое. Скажем, сейчас у него положение, безусловно, выигрышное. Но он на месте не усидит и обязательно что-нибудь этакое выкинет, чтобы еще больше захапать. И наверняка ошибку сделает. Я даже думаю, что уже сделал. Вот эта информация вам и будет нужна. Понимаете меня?

– Пока нет. Но потом, наверное, пойму. А можно спросить, Федор Федорович?

– Конечно. Мы же за этим и встретились.

– У меня простой вопрос. Вот вы предлагаете конкретную помощь. Серьезную. Почему мне ни Платон, ни Муса про вас не сказали и не послали к вам? Только не говорите мне, что в "Инфокаре" все непросто, я этого уже наслушался.

Федор Федорович расхохотался.

– Насчет непросто, это вы здорово заметили. Но тут другое. Дело в том, что я, формально говоря, к этим вопросам отношения не имею. Так, знаю кое-что, но занимаюсь другими вещами. И мы договорились в свое время о разграничении компетенции. Просто я хорошо отношусь к Лене, а она меня попросила помочь, и я не смог отказать. Тем более что, по моим сведениям, наши друзья Сашу Еропкина немножко недооценивают.

– Почему вы так думаете?

– Знание некоторых принципов, Сергей, освобождает от необходимости знания некоторых фактов. Есть такая неприятная штука – интеллигентский снобизм. Да еще с академической прокладкой. Мы тут все такие интеллектуалы, да со степенями, да с званиями, а какой-то, извините, жлоб, который и читать-то не умеет толком, взялся с нами тягаться. Да мы его сейчас!.. Имеет место быть такая позиция. Согласны со мной?

Сергей подумал и кивнул.

– Федор Федорович, у меня еще один вопрос есть. Общего характера. Можно?

– Конечно.

– Я даже не знаю, как сформулировать, – осторожно начал Сергей. – Я всех ребят знаю много лет, хорошо знаю. Ладно, Цейтлина давайте оставим, это особая статья. И все эти годы было знаете как... Вот я, например, с одним кем-то говорю, и это то же самое, как с другим, или со всеми вместе. Без разницы. Понимаете меня? Не то, чтобы мы там сутками не расставались. Часто месяцами не виделись вовсе. Но если встречались, то будто домой попадали. Знаете, в биологии есть такой организм, забыл, как называется. Его можно разрезать на десять кусочков, и каждый из них – это такой же организм. Любые, скажем, два из них вместе окажутся – и из них двоих немедленно такой же организм образуется. Понимаете меня?

Во взгляде Федора Федоровича появилось сочувствие.

– Понимаю. А вы это к чему?

– Тут дело вот в чем. Я в "Инфокаре", как вы правильно сказали, человек новый. И мне поэтому многие вещи лучше видно. Так вот – этого уже нет. Или почти нет. А есть что-то другое. Я не знаю – хорошо это или плохо, но это другое. И когда мне сто раз говорят, что здесь непросто, то, скорее всего, именно это и имеют в виду. Я немного выпил, поэтому плохо объясняю. Вы меня понимаете?

– Возможно. – Федор Федорович допил рюмку и переменил позу. – Так что вы хотели спросить?

– Не знаю, – честно признался Сергей. – Что-то мне не нравится. Но я не знаю, что. И вопрос может быть только самый идиотский – вы не знаете, что мне не нравится?

– Ну почему же идиотский, – неожиданно возразил Федор Федорович. – Думаю, что знаю. Самый простой на свете вопрос. И ответ тоже простой. Вам не нравится, что на вашу замечательную и дружную компанию распространяются законы природы и общества. Кому же может понравиться такое безобразие?

– Что вы имеете в виду?

– Э, батенька! Вы хотите, чтобы я вам лекцию прочел. Этак вы в Ленинград не успеете, а то, неровен час, и вообще раздумаете ехать. Могу вас заверить только, что ничего особенного с вашей командой не происходит. Все идет по правилам. И правила известны, и результат тоже. Совершенно определенный, детерминированный. Волнение ваше мне понятно, но оно сродни, как бы это сказать... Ну, скажем, ребенок промочил ноги, а родители переживают – простудится или нет. Зря переживают – простудится. Хотя здесь, конечно, другой масштаб. Вам что, хотелось бы узнать, что происходит и чем закончится?

Сергей налил рюмку и залпом выпил. Он сам не понимал, на кой черт завел этот разговор с совершенно чужим человеком и что он, собственно, хочет от него услышать. Просто сидевшая внутри тревога, накопившееся за последнюю неделю напряжение, невозможность отвести с кем-либо душу и доброжелательное отношение Федора Федоровича развязали ему язык.

– Пожалуй, не хочу, – тихо сказал он. – Скорее всего, нет. Спасибо вам, Федор Федорович. Я поеду.

– Ну, счастливо вам. Выход найдете? – Федор Федорович встал, пожал Сергею руку, подождал, пока за ним закроется дверь. Потом подошел к зашторенному окну и встал, заложив руки за спину.

– Узнать не хочет, – тихо сказал он. – Или боится. Ну что ж. Может, оно и к лучшему.