Дубинянская ЯнаБыть счастливой

Яна Дубинянская

БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ

ЧАСТЬ 1

У Его Величества Максимилиана Великолепного были красивые руки. У него давно вошло в привычку небрежно поигрывать длинными ухоженными пальцами, искоса любуясь ими. Он и сейчас поглядывал на них, перебирая ворох газетных вырезок, и усмехался томной, беспечной улыбкой. У него были все основания для беспечности.

"...И, ежевечерне слушая этот неприятный шум, вы не раз спрашивали себя: что за строительные работы могут вестись так долго на одном и том же месте? А, между тем, все очень просто: ведь расстреливают каждый вечер новых людей..."

"... Если вы не обнаружили в собственном доме ни одного шпиона Его Величества, не удивляйтесь: видимо, ваша методика распознания шпионов ещё недостаточно совершенна..."

"... С завтрашнего дня начинается новый сезон отлова девушек для гарема Его Величества. По непроверенным данным, Макс предпочитает блондинок. Перекись водорода можно приобрести в аптеке, но фирма "Белла" настоятельно рекомендует вам новую краску "Фантазия-Блонд"..."

Еще вчера эти гнусные, ядовитые статейки были способны вывести его из себя - но теперь Максимилиан улыбался. Автор схвачен - об этом сообщил полчаса назад Кананбер, а Кананбер никогда не ошибается. Таких людей, как он, следует беречь... надо бы отменить пока тайный приказ о его аресте.

Максимилиан приподнял руку - солнечный луч красиво заиграл на гранях рубинового перстня - и медленно опустил палец на массивную бронзовую кнопку.

- Я спускаюсь в тронную залу. Приведите туда нашего журналиста.

* * *

Они появлялись почти каждый день - короткие, саркастические, и, что самое неприятное, всегда более или менее соответствовавшие истине. Появлялись то в полулегальных желтых листках, то в уважаемых, солидных газетах. Кананбер закрывал первые и налагал штраф на вторые, - но от арестов, по приказу Его Величества, воздерживался. Максимилиану был нужен только автор, пути проникновения информации в газету его не интересовали, и это очень затрудняло работу Министра порядка. Внедрение агентуры в редакциях и типографиях не дало результатов - а Макс начинал нервничать, разоблачения все чаще задевали его за живое, и Кананбер уже физически чувствовал тяжесть сгущавшегося вокруг него воздуха опасности. Отправляясь на очередную аудиенцию, он был совершенно уверен: это конец.

Великолепный восседал на сверкающем золотыми завитушками массивном троне, среди обилия мрамора и пурпурного бархата - в другое время Кананбера смешило это плебейское представление о королевском величии и роскоши. Длинные белые пальцы нервно постукивали по левому подлокотнику - в него вмонтирован пульт, и одно нажатие кнопки сделает бесполезными все доводы и попытки к сопротивлению.

- Как дела в Министерстве? - спросил Максимилиан равнодушно-протяжным голосом, но его зеленые глаза были прикованы к лицу Кананбера, и это означало, что не имеет смысла тянуть время. Министр глубоко вздохнул и заговорил сухим, деловым тоном:

- Что до интересующего нас дела, получить новые сведения пока не удалось. Но я много размышлял об этом и пришел к следующим выводам. Материалы написаны на достаточно высоком уровне - автор, скорее всего, является профессиональным журналистом. Логично предположить, что, наряду с этими возмутительными выпадами, он занимается и легальной деятельностью. В связи с этим я выдвигаю такую идею: поручить соответствующему Ведомству провести стилистическую экспертизу данных материалов и путем сравнительного анализа с прочими публикациями в прессе выявить их автора. Со своей стороны я полагаю, что это вполне возможно.

Идя на аудиенцию, он не думал ни о чем подобном, это было словно озарение, - и Кананбер прекрасно понимал, что оно поможет ему лишь выиграть несколько дней жизни и высокого положения. Боже, какую чушь он только что нес...

Но глаза Макса скользнули в сторону и вниз, а холеные пальцы прихотливо шевельнулись.

- Действуйте, - негромко бросил он.

* * *

"Сегодня мы ходили с ним в оперу. Я не люблю его, но он такой смешной и милый. Он провожал меня домой под огромными звездами, и мы вслух мечтали о чем-то неопределенном и замечательном. Наверное, это и есть счастье..."

"Весь этот день я провела дома. Кофе, книги, спокойствие и тишина, волшебная, неземная тишина, которую так редко можно услышать. Порою думаешь: а что нужно человеку, кроме тишины?"

"Я лежу на пляже, прямо на песке, и его тепло миниатюрными иголочками проникает в мое тело. А сейчас я закрою блокнот, медленно встану - и брошусь в толщу прозрачных, изумрудных волн..."

- Знаю, - нетерпеливо махнул рукой Максимилиан. - "Дневник девушки" в "Еженедельнике". Его обожает Ее Величество.

- Ошибки быть не может, - медленно и значительно сказал Кананбер. Экспертиза показала... а впрочем, послушайте сами:

"В помощь школьникам: биография Его Величества Максимилиана Великолепного. Родился в простой королевской семье, отец неизвестен, мать алкоголичка. Детство Макса было трудным и достойным всяческого сочувствия. К двенадцати годам он уже в совершенстве освоил трудную профессию вора-карманника..," - Кананбер предусмотрительно остановился.

- Не вижу ничего общего, - досадливо поморщился Макс. - Впрочем, вашим экспертам виднее.

* * *

Войдя, она даже прищурилась - таким резким был ударивший в глаза блеск хрусталя, зеркал и позолоты. Совсем другой мир... вполне реальный, но какой-то ненастоящий, словно иллюстрация к псевдоисторическому роману.

Пурпурная ковровая дорожка уходила вдаль, сокращаясь в перспективе, туда, где в окружении пышных канделябров возвышался золоченый трон Его Величества. Слишком далеко, чтобы рассмотреть Макса как следует... Интересно, он действительно красавчик или все дело в мастерстве придворных фотографов? А вот и его жена, "бедняжка-королева" - кажется, так она назвала её в последнем очерке, а слева, чуть ниже - страшный Кананбер, Министр Порядка - какой он маленький и несуразный...

- Подвести поближе, - царственно-негромко бросил Максимилиан, и его голос гулко разнесся по тронной зале. Какой-нибудь акустический эффект или просто микрофон? Она никак не могла отделаться от чувства ирреальности происходящего, осознать, что случилось, наконец, неизбежное и страшное арест... Она шагнула вперед, и звон цепей, уже больно натерших руки, был все-таки слишком опереточным. Нет, разве в этом дворце с картинки может обитать настоящая смерть?

* * *

Максимилиан Великолепный сложил вместе кончики пальцев и взглянул поверх них вперед. Девушка приближалась уверенными, легкими шагами, и двое конвойных казались её почетным эскортом.

Словно она здесь хозяйка, подумал Максимилиан, искоса взглянув на сидящую рядом с ним маленькую изможденную женщину, хрупкие плечи которой не выдерживали королевского титула.

Девушка остановилась в нескольких шагах от трона, перед самыми ступеньками. Максимилиан смотрел на неё сверху - но она все равно казалась высокой и статной. Красивая, светлая и очень спокойная. Во всей мягкой, плавной фигуре - ни страха, ни вызова, только ровная безмятежность. Максимилиан улыбнулся - машинально и чарующе, этого всегда было достаточно, чтобы произвести впечатление... на кого? Он отвел взгляд от арестованной и встретился глазами с Кананбером. Досадливое выражение стерлось с лица Министра недостаточно быстро, сухие пальцы постукивали по толстой папке слишком демонстративно - все это совсем не понравилось Максимилиану. Поморщившись, он снова взглянул на девушку.

- Это вы писали?

- Это доказано, - сухо бросил Кананбер, которого, собственно, никто не спрашивал. И ещё продолжил, словно не отключенная вовремя машина:

- Кэтлин Анна Брендон, 24 года, внештатный корреспондент газеты "Еженедельник"...

Максимилиан не успел осадить его, потому что девушка подняла широко расставленные серые глаза и сказала вроде бы спокойно и негромко, но в один миг заглушив и прервав монотонное бормотание Кананбера:

- Да.

* * *

То, что эта крупная блондинка как раз во вкусе Макса, Кананбер понял сразу. Желание Великолепного увидеть её должно было, скорее всего, привести к пополнению его гарема - на какой-то срок, до вынесения приговора. Все это работало на руку Министру порядка, тучи над его головой будто бы рассеивались. Но теперь, когда Кэтлин Анна Брендон в окружении двух конвойных стояла на пурпурной дорожке перед троном, Кананбер почувствовал, что все далеко не так безоблачно.

Макс начал с того, что обратился к ней на "вы" - к ней, арестованной девчонке, писавшей о нем грязные статейки. Видимо, верно, что на правду не обижаются, зло подумал Кананбер. Блондинка держалась непринужденно, со спокойным достоинством - просто ещё не осознала, что с ней происходит и что её ждет, - но Макс этого не понимал. Он прямо-таки пожирал её глазами, даже на свои руки ни разу не взглянул. Эта Кэтлин Анна Брендон уже каким-то образом приобрела над ним непостижимую власть, - что было вовсе не в интересах Кананбера.

С наивным нахальством она односложно признала свое преступление. Министр порядка уже собирался сказать ей что-нибудь жестко-отрезвляющее, такое, что заставило бы опуститься эту безмятежную голову. Но в этот момент прозвучали слова Его Величества Максимилиана Великолепного - исполненный мальчишеского интереса вопрос:

- А зачем?

И Министру порядка уже не было смысла вмешиваться в их разговор - ведь это был разговор, а не допрос.

Девушка неопределенно повела глазами.

- Чтобы люди знали правду. Звучит банально, но ведь без этого действительно нельзя. Зная правду, они хотя бы в теории могут сориентироваться, что с ней делать.

- И что им, по-вашему, надо с ней делать?

- Ну... хотя бы не бояться вас до такой степени. А с другой стороны, не так пламенно вас любить.

Максимилиан довольно усмехнулся - словно это действительно был комплимент. Следующий его вопрос хотя бы был к месту.

- Откуда же вы брали информацию?

Она высоко подняла светлые, но четко очерченные брови.

- И вы серьезно думаете, что я вам это скажу?

- Есть методы, - хмуро и внушительно начал Кананбер - но осекся под холодным взглядом Макса. Черт, так ему следовало бы смотреть на нее, на арестованную...

- А меня это не так уж интересует, - вкрадчиво-лукаво сказал Макс. Скажите мне лучше: зачем вы писали этот "Дневник девушки"? Для прикрытия? Для заработка?

Ее лицо стало вдруг серьезным - слишком серьезным для такого вопроса.

- Нет, не для этого. Я хотела... Просто это глубочайшее убеждение всей моей жизни: человек должен быть счастлив. Что бы ни происходило вокруг, в стране, в мире - надо найти в себе силы быть счастливым. Иначе все теряет смысл, понимаете? А причин или хотя бы поводов для счастья много, только не все их замечают. И в "Дневнике" я просто... подсказываю, как это может быть.

Макс рассмеялся.

- Ты счастлива, дорогая? - обратился он к жене. - Ты должна бы быть счастлива, ведь у тебя есть я. Не весь, правда, но какая-то часть все-таки...

Королева промолчала, только ещё сильнее сжались тонкие губы. Вечером она, прихватив скальпель или каминные щипцы, заглянет в камеру к этой блондинке, злобно усмехнулся Кананбер... Если, конечно, блондинка будет в камере.

- Ну и делала бы всех счастливыми, - отсмеявшись, бросил Макс, и Кананбер внутренне просиял от его неожиданно пренебрежительного тона. - И не лезла бы не в свои дела. Ты хоть догадываешься, что с тобой теперь будет?

- Догадываюсь.

На её лице больше не было безмятежности - но не было и страха. Она стояла, высокая, прямая и готовая ко всему - кроме покорности. Нет, Кананбер все-таки ошибся в её оценке. Она из тех людей, которых можно разорвать на куски, ни на шаг не приблизив к повиновению. Хотя... чего не сделает высокий профессионализм! Если Максу все-таки интересно, откуда она брала информацию и как ухитрялась так долго водить их за нос, ему стоит только приказать...

- Снимите с неё наручники, - бросил Макс, разглядывая свои слегка разведенные в стороны пальцы. - Знаешь что, детка? Мне понравилась твоя недавняя статейка, с рекламой краски для волос. Хотя сама ты, я думаю, этой краской не пользовалась?

- Нет.

И вот тут Кананбер впервые по-настоящему удивился. Только что бестрепетная и отчаянно-непреклонная, Кэтлин Анна Брендон вдруг улыбнулась, легкими шагами взбежала по ступенькам и непринужденно устроилась на коленях Его Величества Максимилиана Великолепного.

* * *

Не стоило говорить обо всем этом, думала Кэтлин. Куда достойнее было бы просто молчать... "На допросе она не произнесла ни слова." Нет, она уже безнадежно вышла из образа героини - а жаль... И все потому, что на какой-то момент забыла, совсем забыла, что разговаривает с врагом. Ведь это он, её главный и беспощадный враг, Макс Великолепный. На редкость красивый мужчина... И до наивного самовлюбленный - Кэтлин даже улыбнулась, глядя, как он искоса любуется собственной рукой, слегка отставив её в сторону. Неужели она надеялась, что этот человек поймет даже ей самой до конца не понятную философию счастья, индивидуального человеческого счастья вопреки всему...

Легко быть счастливой, когда лежишь на море или гуляешь с влюбленным мальчиком под летними звездами. А ты попробуй быть счастливой сейчас закованная в цепи и окруженная врагами. Под пронизывающим взглядом министра Кананбера - он со вздохом облегчения пошлет тебя на пытки и смерть. И королева - . её тяжелая ненависть физически ощущается в воздухе. А Макс...

Вот выражение его лица неуловимо изменилось, шевельнулись полные губы - только что родилась идея, показавшаяся её творцу гениальной. Кэтлин уловила её ещё раньше, чем он придумал и произнес двусмысленную фразу с прозрачным намеком...

Он чуть повел глазами - длинными, светло-зелеными, томно прищуренными. Под его взглядом Кэтлин охватила неожиданная, странно-сладкая внутренняя дрожь - и, может быть, с этим не стоило бороться? Может, стоило забыть, что он её извечный враг - этот невозможно-красивый, вкрадчиво-чарующий мужчина? Быть счастливой, счастливой вопреки всему...

И, отдавшись независимому от сознания порыву, Кэтлин устремилась вперед, навстречу зовущему светло-зеленому взгляду.

* * *

- Ты прелесть, моя маленькая Кэт, я люблю тебя.

- Ты тоже прелесть, Макс - единственное, что я тебя не люблю.

Он приподнялся на локте и изобразил на лице глубокое удивление - но в глазах поблескивали лукавые искорки.

- Кэт, я же этого не переживу!

- Надеюсь. Было бы совсем неплохо избавить мир от тебя.

- Неужели ты хочешь задушить меня пояском во сне?

- А это мысль! Пожалуй, я когда-нибудь так и сделаю. Будут грандиозные похороны, море слез - зато потом страна вздохнет с облегчением.

Максимилиан озабоченно сдвинул брови, пряча за нарочитой миной массу противоречивых эмоций. До чего же это было возбуждающе-здорово: странная, рискованная игра с этой необыкновеннвй женщиной, вполне способной на то, о чем говорила - и в то же время такой безмятежно-счастливой.

- Оскорбление Величества, угроза покушения на жизнь, политическая пропаганда - так много преступлений за одну минуту! Непорядок, дорогая, придется отдать тебя Кананберу.

- Вот оно, мужское непостоянство! Только что этот человек клялся мне в любви.

- Как ты права, - он потянулся, полузакрыв глаза, и продолжил легкомысленно и равнодушно - но Кэтлин поняла, что именно сейчас он говорит серьезно:

- Я непостоянен, как все эти подлецы мужчины, и совсем скоро я разлюблю тебя, Кэт, моя малышка Кэт. Но нет, я не забуду тебя совсем. Ты будешь жить здесь, во дворце - до самого конца жизни, понимаешь? - никогда тебе не выйти отсюда.

Он помолчал и добавил, наслаждаясь собственными словами:

- И посмотрим, как у тебя это получится - быть счастливой.

ЧАСТЬ II

Скрипнули пружины ветхого кресла - Кананбер с трудом выпрямился и дрожащей стариковской рукой дотянулся до лежавшего на столе документа. Бегло скользнув по содержанию, его взгляд остановился на королевской печати и подписи: Максимилиан Великолепный, с причудливыми завитушками букв М и В. Какая же это все бутафория... Вот уже двадцать лет страной правит женщина по имени Кэтлин Анна Брендон.

Это она составляет документы, под которыми Макс рисует свою красивую подпись. Она руководит всем - от внешней политики до перемещений в дворцовом аппарате. Эти перемещения проходят теперь легко и свободно, аресты практически прекратились - не то что два десятка лет назад. Теперь самое фатальное, что может ожидать его, Кананбера - почетное отстранение от работы по соображениям возраста. Но, черт возьми, она не делает даже этого - выходит, он должен быть ей благодарен! - кому?! Арестантке, заключенной, бесправной пленнице из гарема Его Величества... Да у него и гарема-то никакого теперь нет. Есть только она... повсюду она!

С ней считаются все во дворце, по которому она ходит, как хозяйка хоть и не имеет права и возможности покинуть его. Последнее для нее, скорее всего, жалкие крохи власти, которые она бросает этому глупому и мальчишески влюбленному в неё Максу. А королева, законная его супруга - даже она давно перестала. ненавидеть Кэтлин, совершенно потерявшись в её тени. Слишком сильна, чтоб иметь настоящих врагов - каково?

Кананбер бросил документ на стол секретаря и тяжело откинулся в кресле. Он стар... да что там, и в лучшие времена, когда его именем пугали детей и взрослых, он не был столь силен.

Неужели для этого необходимо быть высокой блондинкой с широко расставленными спокойными серыми глазами? Бред какой-то...

Она красива... очень. Даже сейчас, в сорок с лишним лет.

* * *

Она слегка оттолкнулась ногами, приведя в слабое движение качели зимнего сада. Зимний сад... боже, как давно не была она в настоящем, весеннем саду!

Она не будет думать об этом - как много лет назад юная Кэтлин не мечтала жить во дворце. Тогда она имела все, чтобы быть счастливой... и сейчас тоже имеет все для этого.

Максимилиан сдержал свое слово - она не вышла отсюда и не выйдет до самой смерти. Впрочем, Кэтлин не сделала ничего, чтобы помешать ему сдержать его. В этом просто не было смысла. Рисковать единственной жизнью... ради чего? Бегущий человек не имеет права на остановку. Пришлось бы эмигрировать, и вряд ли она смогла бы чем-нибудь помочь этой сумасшедшей стране. А в зимнем саду так тихо и прохладно, и аромат белых цветов колышется в воздухе - пьянящий и неживой... пусть неживой, она наслаждается этим ароматом!

- Я не думала встретить вас здесь, Кэтлин...

Никто никогда не слышал шагов этой хрупкой незаметной серой тени, которую до сих пор звали королевой. Совершенно беззвучно она опустилась рядом с Кэтлин на качели.

- Его Величество получил вчера много корреспонденции, - сказала Кэтлин. - Я читала до самого утра и вот решила отдохнуть...

Бледные губы королевы чуть изогнулись.

- И отвечать будете тоже вы?

- Конечно. Хочу начать после второго завтрака.

Она развела руки над головой и потянулась всем своим гибким, сильным телом. Как замечательно хотя бы то, что сейчас она физически отдыхает, впереди целый день кропотливой, изматывающей работы. За последние годы удалось сломать лед в отношениях со многими иностранными державами, они уже не тратят бешеные деньги на подготовку к неизбежной войне с Диктатурой Максимилиана. Это целиком и полностью её заслуга - стареющий импозантный Макс давно удалился ото всяких дел, с выражением детской досады на лице он тратит несколько минут в день на подмахивание совершенно неинтересных ему документов. Кэтлин улыбнулась, вспомнив его насупленные брови и чуть вытянутые вперед пухлые губы. Макс... Теперь ей даже кажется иногда, что она его любит...

- Кэтлин, - вдруг резко, неожиданно в полный голос сказала королева. Я не понимаю... как вы можете здесь?!

И, вся съежившись, словно обуглившись от собственной вспышки, она быстро пошла вдаль по аллее.

Кэтлин встала. Поменьше нелепых мыслей, жизнь не стоит на месте. Макс, вероятно, уже проснулся и скоро прикажет подавать завтрак. Желательно сегодня позавтракать вместе с ним... может, удастся даже поговорить о делах. Все-таки надо держать его в курсе - приглашения на международные ассамблеи приходят все чаще, и присутствовать на них в конце концов придется не ей, а Максимилиану.

Она покинула зимний сад и уверенно прошла длинными коридорами дворца. Мраморная облицовка теплых оттенков, строгие светильники красного дерева в классическом стиле, несколько полотен старых мастеров на стенах... Времена кричащей позолоты и пурпурного бархата остались далеко в прошлом, там, где не было Кэтлин Анны Брендон.

Макс встретил её небрежным жестов томной руки из-за уставленного королевскими яствами стола. Он полулежал на канапе, облокотившись на гору парчовых подушек, напротив стоял оббитый парчой табурет для Кэтлин. Она села, приветствовав властелина теплой, чуть снисходительной улыбкой.

Максимилиан Великолепный уже не был всесильным и утонченно-жестоким диктатором. Незаметно избавив его от власти и поддерживавшего её стального стержня, Кэтлин оставила в этом человеке только изнеженного, томного сибарита. Макс постарел, у него отчетливо наметились мешки под глазами и второй подбородок. Утреннего халата он, как правило, не снимал до вечера, и ниспадающие складки не маскировали объемистого живота. Большую часть времени Максимилиан посвящал уходу за своими по-прежнему красивыми руками, которыми теперь любовался сквозь тонкие шифоновые перчатки. Но - Кэтлин смущенно улыбнулась - его глаза и сейчас вызывали у неё сладкую дрожь, эти длинные глаза, светло-зеленые и совершенно прозрачные...

- Как спалось? - спросила его Кэтлин, садясь к столу.

- Ничего особенного, - Макс неотразимо улыбнулся и красиво пошевелил в воздухе пальцами. - Снова видел во сне тебя. Жаль, что наяву почти не вижу - жаль, а, Кэт? Рекомендую вот этот пирог - шесть видов начинки.

Кэтлин с сомнением взглянула на огромный кусок с поджаристой корочкой. Последнее время её талия стала круглее, чем хотелось бы... а впрочем, долой такие мысли! Можно не есть пирога - но если уже есть, то получать от этого максимум удовольствия.

- Вчера пришла интересная дипломатическая почта, - сказала она за десертом. - Нам предлагают - совершенно серьезно! - стать кандидатом в члены Содружества.

- Я говорил, что эти снобы нас признают! - по-детски обрадовался Макс. - И что для этого нужно сделать?

Кэтлин постаралась придать голосу мягкие, материнские интонации:

- Ну, во-первых, ты должен съездить с визитом...

Максимилиан Великолепный недовольно скривил губы.

- А может, кто-нибудь другой... Ну почему так трудно найти надежного человека! Ладно, - добавил он уже равнодушно, - бог с ним, с Содружеством...

И вдруг его глаза вспыхнули идеей:

- Кэтлин, а может, ты?

Это было уже не в первый раз - и поэтому она не позволила себе ни преждевременной радости, ни несбыточной надежды.

Макс усмехнулся и повел из стороны в сторону своими пленительными глазами.

- Нет, дорогая, я не забыл. Ты никогда не выйдешь отсюда...

И без перерыва заговорил совсем о другом:

- Сегодня после обеда Министерство развлечений обещает цирк. Отвлечешься ради этого от дел, Кэт? Клянутся, что будут тигры и фантастическая гимнастка...

* * *

Запрокинув голову, Кэтлин смеялась, как девчонка. Смеялся и Максимилиан - правда, не так молодо и заразительно. Номер был замечательный - оригинальный по замыслу, удивительно органичный по режиссуре и исполнению. Фантастическое существо с маленьким гибким телом и огромной шишковатой головой - один глаз втрое больше другого - изо всех сил старалось быть похожим на человека, но постоянно чего-то пугалось и невольно обнаруживало свои сверхъестественные способности. Каскады сложнейших прыжков, кувырков, пируэтов проделывались, казалось, случайно, без малейшего усилия, а беспомощные попытки двигаться по-человечески выглядели трогательно и комично.

- Очаровательная девчушка, правда? - сказал Максимилиан, осторожно аплодируя.

- Это девушка? - удивилась Кэтлин. - Прелесть! Я хочу с ней поговорить.

- Пожалуйста, - великодушно разрешил Макс. - Только что она тебе скажет, дорогая? Ведь её выращивали для меня как гимнастку - и только.

Оставив Макса на пустынной трибуне, Кэтлин прошла за кулисы. В полном шорохов полумраке одиноко и неприкаянно стояла маленькая фигурка в наброшенном на узкие плечи длинном ниспадающем халате. Коротко рыкнул тигр, девушка нервозно вздрогнула и обернулась. Из-под нависающих надбровных дуг высокого неровного лба сверкнул один глаз - другой, огромный и выпуклый, был матов и мертв.

- Здравствуй, - сказала Кэтлин. - Мне очень понравилось твое выступление. Мне бы хотелось поговорить с тобой.

Девушка молчала, ещё больше похожая на странное фантастическое существо, чем только что на арене.

- Пойдем в зимний сад, - предложила Кэтлин. - Ты когда-нибудь была в зимнем саду?

Гимнастка покачала непропорционально-большой нечеловеческой головой и молча пошла вперед, словно это она собиралась показать Кэтлин дорогу. Ее движения были четкими и гармоничными, походка - пружинистой, летящей. Проходя мимо низкого столика у стены, она резким рывком сдернула с головы подобие резиновой шапочки - шишковатый лоб и уродливую имитацию глаза.

...И снова Кэтлин опустилась на качели зимнего сада.

- Как тебя зовут?

- Марианна, - девушка осталась стоять. Коротко стриженная, не очень красивая, совсем молоденькая.

- Сколько тебе лет?

- Шестнадцать.

Она отвечала кратко, отрывисто - казалось, нечеловеческие кульбиты давались ей гораздо легче, чем слова. А ведь так оно и есть, вдруг почти с ужасом подумала Кэтлин, вспомнив, что говорил Макс. Ее выращивали - боже, что за слово, - только как гимнастку...

И вдруг Марианна резко вскинула маленький четко очерченный подбородок и заговорила.

- Вы Кэтлин Анна Брендон, правда? Я слышала о вас. Мне рассказывал Джеймс, он меня всему учил и приносил книги. Он говорил, вы боролись с Максом Великолепным, когда были молодая. Вы писали в газетах такое, что он спать не мог спокойно. Он боялся вас! А потом вас схватили и заточили здесь. А вы... я не понимаю этого. Почему вы не бежали и не продолжили войну с ним?

Она говорила горячо, на одном дыхании, словно высказывала давно заготовленные, прожитые слова. Глядя в её сверкающие, страстные глаза, Кэтлин вспоминала себя - ту, двадцатичетырехлетнюю. Сильную, спокойную, совершенно уверенную в своей правоте. Это сейчас нервы стали то и дело сдавать, а незыблемая уверенность - колебаться, - как сегодня утром в этом саду.

Марианна смотрела на неё в упор - она не получила ответа на свой вопрос.

- Понимаешь, - медленно, мягко начала Кэтлин. - я всегда считала, что человеческое счастье, - в том числе и мое - несравнимо важнее любой борьбы за любую идею. Я не собиралась приносить себя в жертву. Обстоятельства изменились, но я продолжала радоваться жизни и, вместе с тем, по-моему, сделала не так уж мало...

Старые, продуманные доводы... Кэтлин чувствовала, что они не звучат достаточно убедительно. Конечно, ведь последнее время они не убеждали даже её саму...

- Джеймс рассказывал про ваш "Дневник девушки", - сказала Марианна. Но это обман. Я не знаю, где я родилась, не помню своих родителей - только упражнения, тренировки с утра до ночи, целые беспросветные годы... И мне быть счастливой - зная, что это никогда не кончится?! Я не могу. И... я уверена, что и вы не можете.

Кэтлин откинулась на спинку качелей. "Как вы можете здесь?!" Это сказала королева... сегодня утром. Кошмарное утро, невыносимый день, который рано или поздно должен был наступить. Наваждение... Самообман, он не мог длиться вечно. Но ведь она действительно сумела многое сделать, больше, чем если бы просто бежала и продолжила борьбу с диктатурой Максимилиана прежними методами. Теперь диктатура существует только в его воображении, это просто фарс... Фарс, в жертву которому принесена эта девочка. Только одно это сводит на нет все усилия.

Марианна права: невозможно быть счастливой. Здесь. Лицо Кэтлин стало спокойным и непроницаемым - как двадцать лет назад, когда она, арестованная и почти приговоренная, невозмутимо стояла перед троном Его Величества. Тогда ей хватило доли секунды, чтобы принять решение. И теперь хватит.

- Придешь сюда в одиннадцать часов вечера, - ровным, бесстрастным голосом сказала она Марианне. - Возьми с собой все необходимое... и веревку.

* * *

- Пусть войдет, - сказал автоматический голос.

Кананбер лихорадочно вскочил, пошатнувшись на ненадежных ногах. Дрожащими руками он поправил остатки волос на висках и застегнул воротничок. Проклятые стариковские нервы... А впрочем, было бы противоестественно сохранять спокойствие, принося такую весть.

Максимилиан полулежал в откидном кресле. Его руки покоились на подлокотниках, и десятки миниатюрных молоточков-массажеров бегали по белой коже. Зеленые глаза с ленивым удивлением поднялись на Кананбера.

- Что вас привело ко мне? - досадливо спросил Макс. - Министерство порядка не справляется с работой?

Бездельник, сибарит, думал Кананбер. Недоволен - как же, его потревожили, не дали спокойно принять массаж. Ни одного самостоятельного решения за двадцать лет! Но теперь - губы Министра непроизвольно иронически дернулись - ему придется.

- Ваше Величество, мое сообщение столь же важно, сколь, возможно, неприятно для вас. Я не считал себя вправе поручить кому-либо передать вам эту весть. Случилось непредвиденное: сегодня ночью ваша, - Кананбер запнулся и кашлянул. - Кэтлин Анна Брендон бежала.

Макс никак не отреагировал. Молоточки мягко и беззвучно касались его рук. Он был слишком слаб и безволен, чтобы понять то, что сейчас услышал.

Кананбер перевел дыхание, расстегнул воротничок и продолжил:

- Как известно Вашему Величеству, вчера после циркового представления Кэтлин Анна Брендон имела продолжительную беседу с гимнасткой по имени Марианна. Возможно, преступный сговор был заключен между ними и раньше. Они совершили побег предположительно около полуночи, через карстовый колодец со стороны примыкающих к замку скал. Была использована исключительная ловкость гимнастки...

- Этого не может быть, - с потерянной, какой-то вопросительной интонацией сказал Макс.

Кананбер смотрел на него с почти нескрываемым презрением. Он уже был совершенно спокоен. Этот человек не в состоянии управлять страной, а ведь управлять ею кто-то должен...

И вдруг он вздрогнул от резкой неожиданности.

- Разыскать!!! - рявкнул Максимилиан. - Расстрелять - но сначала ко мне! Если через двадцать четыре часа её не доставят сюда, будете расстреляны вы! Идите!!!

Резная дверь автоматически захлопнулась за поспешно отступившим Кананбером. Несколько секунд Максимилиан смотрел в одну точку сузившимися глазами. Потом он медленно, отчаянно поднял руку к глазам - и вдруг с яростью ударил кулаком по копошащимся вслепую маленьким молоточкам. На содранных костяшках пальцев крупными каплями выступила кровь, темнея на белоснежной гладкой коже.

* * *

Дверь распахнулась, и она стремительно пересекла порог - высокая, красивая, несокрушимо-спокойная и уверенная. За её спиной маячил Кананбер теперь он казался просто слабым, жалким стариком.

- Доброе утро, дорогой, - сказала Кэтлин. - По-видимому, произошло небольшое недоразумение, и мне хотелось бы его уладить, прежде чем приступить к разбору корреспонденции.

Максимилиан попытался спрятать за спину окровавленную руку.

- Я думаю, - медленно сказал он с невообразимым облегчением в голосе, - в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья... господин Кананбер ошибся.

Это конец, устало подумал Кананбер. Ее последняя победа, его последнее поражение... Осталось с честью уйти в отставку... но он привык бороться до конца.

- Мне тоже, со своей стороны, хотелось бы все уладить. Как вы объясните исчезновение гимнастки по имени Марианна?

Лицо Кэтлин осталось безмятежным.

- Насколько я знаю, цирк входит в полномочия Министерства развлечений, а не порядка, господин Кананбер. Кстати, я намерена заняться деятельностью этого Министерства, их методы иногда совершенно неприемлемы. Да, и о полномочиях, - уголки её глаз неуловимо улыбнулись. - Ты не находишь, дорогой, что господин Кананбер вполне мог бы представлять нас на Конференции Содружества?

- Кэтлин, - медленно произнес Максимилиан, когда они остались одни. Кэтлин...

- Ты счастлив? - спросила она и, по-матерински вздохнув, приложила платок к его ободранной руке. - Человек должен быть счастлив, всегда, непременно. Я подумала... у меня могло бы и не получиться без тебя.

1997.