"Флот" - читать интересную книгу автора (Дрейк Дэвид, Фосетт Билл)

Роберт Шекли КЛАКСОН

Седьмого генерия 932 года по местному стилю вскоре после полудня загремели набатные колокола на башне ратуши. Когда прошла десятая секунда, а они не смолкли, мы поняли, что это не профилактическая проверка, Значит, радарная сеть обнаружила вторгнувшийся в нашу стратосферу космолет, и не сомневаюсь, что в городе подумали одно и то же: халианские налетчики явились вновь после почти двадцатисемилетнего перерыва.

Все мы прошли тщательную подготовку на этот случай. Нам надлежало спокойно, без паники проследовать к ближайшему входу в подземный оборонительный комплекс. Естественно, под землей обороняться довольно сложно. Однако выбора у нас не было. Разве что остаться на поверхности, где халиане либо перебьют нас, либо заберут в рабство – эти мохнатые дьяволы, трижды вторгавшиеся на нашу планету за последние семьдесят три года.

По Хартии нам воспрещается иметь всепланетную оборонительную систему или сторожевые космолеты. Мы отказались от этого права сотни лет тому назад, когда вступили в Альянс. Теперь нам оставалось возлагать надежды на Великий Флот, защищающий большинство человеческих планет, а также союзных от вторжения халиан и других враждебных рас. Попытки защищаться самим были бы бесполезными: Тринит – небольшой мир, общее население которого не достигает и пяти миллионов. И всего один город, достойный называться городом, – Панадор, где я родилась. И все-таки нас злило, что мы были вынуждены отказаться от элементарного права на самозащиту.

Флот не оставлял нас вниманием, но он был рассредоточен уж не знаю на скольких миллионах миль космического пространства. Защищать требовалось свыше трехсот густонаселенных планет, и только естественно, что кое-какие периодически оказывались вне поля его зрения. И столь же естественно, что среди последних оказывались миры вроде Тринита-5, с малочисленным населением в отдалении от планет, на которых обитала подавляющая часть человечества.


Наш подземный оборонительный комплекс представлял собой систему естественных пещер и туннелей, расположенных под Панадором, которую мы расширяли из века в век. Обычно халиане предпочитали не гоняться за нами под землей Их интересовали наши продовольственные запасы и наиболее ценное наше имущество. В пещеры они спускались только, если целью налета были невольники. Порой во мраке завязывались отчаянные бои – в тесноте подземных переходов наше оружие оказывалось почти таким же действенным, как их оружие.

Туннели были прекрасно подготовлены для обороны. По ним размещались небольшие склады оружия, боеприпасов, продовольствия, цистерн с водой и запасной одежды. Я научилась пользоваться лазерным пистолетом малого радиуса действия, а также различными гранатами, которые были разрешены нам для самозащиты. Хотя я была девушкой, которой в этом месяце исполнилось восемнадцать, стреляла я неплохо. Конечно, нас постигла страшная беда, но я невольно испытывала радостное возбуждение – ведь и девушкам дозволено мечтать о подвигах. Сколько раз я с упоением представляла себе, как защищаю родителей, сжимая в правой и левой руках по изрыгающему пламя лазерному пистолету!

Времени бежать домой за родителями не было Инструкции требовали, чтобы мы направлялись к ближайшим входам в подземные убежища, едва раздастся сигнал тревоги. Ну, и я вошла в спусковую шахту около театра Тиджинс. Если бы я хоть немножко подумала, то потратила бы пару лишних минут и добралась бы до какого-нибудь входа поближе к моему дому, так как неплохо знала туннели там. Едва поступив в школу, мы изучали расположение туннелей под нашим кварталом и их соединение с главными туннелями. Запомнить все расположение нашей оборонительной системы, все повороты и перекрестки не смог бы никто: ведь она все время расширялась, не говоря уж о тупиках и лабиринтах, в которых, предположительно, должны были заблудиться враги.

Сначала ступеньки винтовой лестницы, уводившей все глубже и глубже в сумрак. Тусклые лампочки на стенах давали ровно столько света, сколько требовалось, чтобы возникали огромные тени, очень меня пугавшие.

Первый перекресток сомнений не вызывал, в Городе существовало нерушимое правило: каким бы входом вы не воспользовались, на первых трех перекрестках поворачивайте направо. А потом я руководствовалась царапинами на стене, оставленными прокладчиками для указания правильных поворотов.

В полутьме я чувствовала себя там как-то непривычно, хотя спускалась в туннели много раз и до этого. В школе устраивались учебные тревоги, и нас отправляли вниз в оборонный комплекс. За третьим поворотом я замедлила шаги, решив, что пора вооружиться. По торчащему над ним камню определенной формы я нашла оружейный склад и нажала на камень. Как и полагалось, дверца открылась, и я взяла лазерный пистолет.

Вскоре новейшие туннели остались позади, и я вошла в систему старых пещер. Мне становилось все беспокойнее, так как я пока никого не встретила и не нагнала. Сколько я наслушалась историй о детях, и даже взрослых, которые, повернув неправильно, так и не сумели найти выхода из пещер. Поговаривали, что тут бродят призраки детей, так и не выбравшихся на свет: они скользят тенями и заманивают тебя все глубже и глубже в недра планеты, где пылает лава и клубятся серные пары.

Через некоторое время я остановилась передохнуть. У меня заныли ноги, так часто я спотыкалась о неровности пола. Я была где-то уже глубоко внизу под Панадором, хотя и не знала точно, как глубоко. Но я продолжала спускаться, а лампочек становилось все меньше, причем многие перегорели и не были заменены. Меня все больше мучил страх, что я напутала с поворотами и не сумею найти дороги обратно. Я шла все медленнее и наконец села, чтобы дать отдых ногам. Здравый смысл подсказывал, что я ушла достаточно далеко. Вряд ли халиане доберутся сюда. Они всегда торопились забрать, что можно, и улететь прежде, чем будет организовано сопротивление.

И я уже поздравила себя с тем, что благополучно избежала опасности, как вдруг раздались тяжелые шаги. У меня оборвалось сердце. Конечно, это мог быть кто-то из горожан, но мне почему-то не верилось. В этих звуках чудилось что-то грозное, что-то военное. Я поняла, что пропала. И вскочила, чтобы убежать, но тут передо мной вдруг возникла гигантская фигура в тяжелом обмундировании, которое в сумраке выглядело серым. Широкое лицо, густые усищи, а в могучем кулаке зажато какое-то лучевое оружие.

Он что-то сказал мне, но я ничего не поняла, прицелилась в него из лазерного пистолета и начала пятиться. Тут же споткнулась о камень и распростерлась бы на полу, если бы он не подхватил меня, одновременно вырвав пистолет.

– Меня ты в рабство не обратишь! – закричала я. – Скорей я умру!

– А зачем, мисс? – сказал он. – Разве вы не видите, кто я?

Тут я посмотрела на него – то есть по-настоящему посмотрела, и увидела эмблему Альянса на его фуражке и на мундире.

– Так вы с Флота! – ахнула я.

– Конечно, – сказал он. – А за кого вы меня приняли?

– Я думала, вы халианин, – ответила я, чувствуя себя ужасно глупо.

– Но халиане же пятифутовые коротышки и покрыты мехом!

– Знаю. Но я немножко потеряла голову. А вы правда с Флота?

– К вашим услугам, мисс. Передовой десант с крейсера "Баклан", коммандер Шотуэлл.

– "Баклан"? С флагмана адмирала Эсплендадоре! – воскликнула я.

– Как вижу, вы о нас слышали, – сказал он довольным голосом.

– Проходили по истории. Я думала, адмирал Эсплендадоре давно скончался – он же такой знаменитый! Или совсем старый.

– Наверное, маленькой девочке вроде вас все, кто старше двадцати, кажутся очень старыми!

– Мне восемнадцать, – сказала я сухо. – И почему вы не сообщили о своем прибытии, вместо того чтобы свалиться с неба, точно халианские налетчики?

– Нам надо было сохранить радиомолчание, – сказал Шотуэлл. – Вот наш отряд и отправили вперед предупредить местных жителей, чтобы они не паниковали.

– Только вы вроде бы-не успели вовремя, – сказала я, боюсь, не без ехидства. – Ну а теперь что? Будем болтать тут в темноте, пока на нас кто-нибудь не натолкнется?

Он засмеялся.

– Ничего лучше я не пожелал бы, мисс. Приятно убедиться, что и на Трините есть милые девушки. Нас предупредили, что планета населена пигмеями, причем в больших бородавках.

Я было снова озлилась, но тут разглядела в полусвете, что он расплылся до ушей. Вообще-то он выглядел очень даже симпатичным, когда не пугал ни о чем не подозревающих людей. На ремешке часов у него был прицеплен возвратник, и он взялся вывести меня на поверхность, чему я, честно говоря, обрадовалась: меня грызли сомнения, точно ли я запомнила все повороты.

По дороге я узнала, что его зовут Милас, что он пилотировал маленький одноместный космолет, выполняя особые задания, и дважды участвовал в боях с халианами. Его родная планета – Астрахань-2, ему двадцать три года и он холост.

Только рано утром на следующий день боевой корабль завис в двух тысячах футов над нашим городом, установил радиосвязь и довольно резко запросил координаты места, пригодного для посадки. Это было замечательное зрелище – огромный серебристый космолет величественно появляется из облачного покрова и, наконец, приземляется в центре Полтрайерского парка, обширной территории вблизи города, отведенной для отдыха и развлечений. Приземлился он с легкостью пушинки – большое перо в шляпу его пилота.

Длина крейсеров равна восьмистам футам, грузоподъемность их составляет тридцать тысяч тонн, а полный комплект экипажа – четыреста человек. Это я выучила еще в начальной школе. А еще я знала, что впервые за всю историю нашей планеты ее навестил корабль Флота таких размеров. У меня возникло ощущение, что затевается нечто колоссальное. И я радовалась, потому что я всегда хотела жить в интересное время.


На торжественную встречу собрались все сколько-нибудь видные деятели Панадора, облаченные в парадную форму. Теперь вблизи от корабля мы увидели, что его гладкая обшивка была промята и опалена, а затем выправлена и очищена, так что выглядела почти как новая. Самые осведомленные из нас узнали боевую эмблему адмирала Эсплендадоре – Голубого Малютки Эсплендадоре, как его прозвали, одного из знаменитейших боевых адмиралов, упомянутых в наших учебниках по истории.

Затем, когда они протомили нас в ожидании, сколько им казалось нужным, в борту раздвинулись высокие двери, и на землю опустилась лестница, устланная голубым ковром. По ней промаршировал корабельный оркестр в великолепной бирюзово-алой форме с высокими черными киверами на головах. За ними последовал почетный караул – сотня до зубов вооруженных десантников, затем процессия офицеров и в заключение сам Эсплендадоре в сверкающем серебряном мундире, украшенном экзотическими радужными перьями и стеклярусом, Варварское великолепие, но, разумеется, это были посланцы великой цивилизации.

Используя динамики корабля, далеко превосходившие мощностью все, что имелось на нашей планете, Эксплендадоре сказал:

– Добрые люди Тринита, простите, что мы явились без предупреждения. Мы не хотели встревожить вас, но было сочтено необходимым обойтись без радиосвязи. Ведь шпионы повсюду!

Голос у Эсплендадоре-оказался густым, чванным, самодовольным и сразу мне очень не понравился. Может, он и великий адмирал, подумала я, но самовлюбленный индюк. Однако говорил он очень интересные вещи, и я слушала во все уши.

– Шесть месяцев назад, – продолжал Эсплендадоре, – разведчики Флота обнаружили планету на дальнем расстоянии от исследованного пространства. Небольшую, с кислородной атмосферой и необитаемую. Маленький шарик с весьма скудными природными ресурсами.

Однако планета эта, обращающаяся вокруг красного карлика, обладает одной особенностью, весьма важной для нас. Она находится близко в звездной системе, являющейся источником большинства халианских налетов.

Вот почему эта пустынная планета, названная Клаксон, представляет для нас первостепенный интерес как место для базы, откуда мы могли бы организовать решающее наступление на халиан. Наши инженеры вычислили, что мы менее чем за год, если приложим все усилия, можем построить там первоклассную базу. Она необходима для запланированной программы передислокации. Клаксон будет важнейшим фактором в подготовке внезапного и, как мы надеемся, сокрушительного удара по халианам.

Мы прилетели сюда, как заглядывали и на другие планеты, чтобы пригласить добровольцев тех или иных профессий отправиться с нами на Клаксон и помочь нам построить новую базу. Профессии требуются самые разные. Мы заключаем стандартный контракт на год, согласно которому рабочие будут оплачиваться по ставкам Рабочей гильдии Земли. А если вы решите остаться после первого года, то получите постоянное место в отделе гражданских служащих Флота с обеспечением пенсий, медицинского обслуживания и оплачиваемых отпусков.

Мне не для чего объяснять, какая это неповторимая возможность для некоторых из вас. Вы провинциалы и обитаете вдали от Первых Тринадцати. При обычных обстоятельствах мало кому из вас представится случай покинуть родную планету. Мы предлагаем вам возможность не только получать высокую заработную плату за ваш труд во имя блага человечества, но и шанс расширить свои горизонты, путешествуя по галактике.

Мои подчиненные откроют вербовочные пункты вокруг этого парка. Если хотите предложить свои услуги, вам надо будет предъявить две справки: одну из полиции о том, что в данное время вы не находитесь под следствием, и еще из налогового управления об уплате текущих налогов. В случае особенно необходимых профессий Флот может снять некоторые свои требования.

Наш корабль отправится в путь ровно через трое местных суток. Те из вас, кого примут, будьте, пожалуйста, готовы собраться здесь на третий день для посадки.

Добрые люди, благодарю вас за ваше внимание.

Адмирал еще не договорил, а я уже пробиралась сквозь толпу, чтобы побыстрее оказаться дома и заручиться разрешением родителей. По закону я в нем не нуждалась, но я знала, что им будет приятно, а мне, возможно, не представится больше случая порадовать их: ведь я намеревалась поступить во Флот и отправиться на дальние планеты.


Мой отец принял мои слова со всей доброжелательностью. Он сам всегда мечтал стать космическим торговцем, но тут грузовые рейсы в нашем секторе полностью прекратились из-за отсутствия выгодных рынков сбыта. Он был невысок, с оливково-темной кожей, как я; и еще я унаследовала его глянцевитые черные волосы, мелкие черты лица и быстрые движения. Мама была блондинкой, невысокой, очень доброй и заботливой. Не думаю, что я хоть что-нибудь унаследовала от нее, кроме сомнительного семейного дара провидения. И именно на него она сослалась, когда попыталась меня отговорить.

– Леа, милочка, ты ведь понимаешь, что дар провидения делает тебя более уязвимой, чем многих других. Аура этой новой планеты, возможно, не будет гармонировать с твоей.

– Да ну, мама! – сказала я совсем по-детски, но так уж она на меня действовала.

– Но, конечно, решать тебе, милочка.

– Со мной все будет хорошо, – успокоила я ее. – Провижу я ведь редко. И вообще дар провидения не страшнее головной боли и исчезает через несколько часов. А может, благодаря ему я окажусь пригоднее для подобной работы, чем те, кто не способен заглянуть вперед.

Со мной-то так бывало: ощущение надвигающейся опасности. Я никогда не знала точно, в чем она заключается, а только, что что-то обстоит не так, и что-то чем-то угрожает.

– И вообще доктор Боксон сказал, что с возрастом оно исчезнет. А я очень хочу улететь. Можно?

Они обменялись взглядом, потом улыбнулись, и мы обнялись все трое. Любить тебя, когда ты их покидаешь, способны только по-настоящему хорошие родители.

Я помчалась назад в Полтрайерский парк. У вербовочных пунктов уже выстроились порядочные очереди. Я посмотрела, нет ли где-нибудь Миласа Шотуэлла, но не увидела его. В конце концов я нашла очередь покороче, встала в нее и уже скоро оказалась перед вербовщиком.

Дюжий мужчина в великолепно сидящей на нем темно-зеленой форме с пуговицами из нержавеющей стали.

– Что же, мисс, – сказал он, просмотрев мои документы, – вроде бы вы слишком молоды, чтобы успеть натворить дел, а?

– Но не слишком молода, чтобы работать для Флота, – сказала я. – Конечно, настоящей квалификации у меня нет, но я умею печатать и вводить данные в компьютер, а в школе успевала по всем предметам.

– Нас интересует не столько квалификация, сколько способности и склонности, – сообщил он. – Ну-ка положите ладонь вот сюда. Маленькая проверочка вашего интеллекта.

Он указал на небольшой черный прибор, мигающий красными лампочками на столе рядом с ним. Ладонь мне следовало положить на сверкающую серебряную пластину. Я положила.

– Странная какая-то проверка интеллектуальных способностей, – заметила я. – И никаких вопросов.

Он весело усмехнулся.

– Мы не стараемся установить, чему вы научились в школе, мисс, и как хорошо умеете отвечать домашние задания. Эта машинка определяет ваш нервный потенциал. Вот поглядите на экран…

Я поглядела и увидела быстро изменяющуюся паутину из тесно расположенных переплетенных нитей.

– Это аналог нервной деятельности, – объяснил вербовщик, – и показывает нам физические возможности вашего интеллекта. Чем уже промежутки между линиями, тем полнее способность удерживать в сознании сложные умственные построения.

– Ну и чего я стою?

Он опять засмеялся.

– У вас отличный интеллект, мисс. Мы рады взять вас. Я еще не знаю, чем вы будете заниматься, но в любом случае чем-нибудь получше мытья посуды. – Он снова заглянул в мои документы. – Как вижу, у вас положительная оценка по шкале пси-способностей.

– А, да! – сказала я. – Дома у меня это называют даром провидения, но, честное слово, он ничему не мешает.

– Я и не имел в виду ничего такого! Пси-способности входят в число тех, которые интересуют Флот. В отделе связи уже работает немало экстрасенсов. Распишитесь вот тут и тут. А здесь и тут поставьте ваши инициалы. Это стандартный контракт, распишитесь вот тут. А это присяга в верности Флоту. Пожалуйста, подпишите вот тут.

Он убрал бумаги и торжественно пожал мне руку.

– Добро пожаловать на борт, – сказал он. – Теперь вы – член гражданского персонала Флота. А сейчас отправляйтесь прощаться. Мы взлетаем ровно через двое с половиной суток в двадцать четыре часа ноль-ноль.


Я воображала, что увижу, как взлетит флагманский крейсер Флота, и буду смотреть, как Тринит становится все меньше и меньше, позади нас. Какое простодушие! Нет, взлет мы видели – на экранах мониторов под потолком, лежа на кушетках, смягчающих эффект ускорения.

Все равно зрелище было великолепным, телевизионным помехам вопреки. Мы смотрели, как Тринит съеживается в горошинку на светящихся экранах, затем превращается в яркую точку и исчезает совсем. Потом адмирал Эсплендадоре отдал распоряжение, чтобы мы приготовились: он включает гиперсвет. Рада сказать, что меня даже не затошнило. В отличие от большинства новичков, когда они узнают на опыте, что такое сверхсветовая скорость. Наши экраны померкли, едва мы ее достигли.

Однако у меня не было времени дивиться происходящему. Динамики объявили о курсе вступительных лекций для первой группы-новобранцев. А затем начались лекции, тестирование и собеседования, длившиеся шесть стандартных суток.

Завербованные мужчины были в большинстве распределены по разным строительным бригадам. Флот давно набил руку в обращении со своим персоналом, и нам старались подобрать работу, наиболее отвечающую нашим вкусам и способностям. Нашу планету крейсер посетил одной из первых, и потому работы было больше, чем людей для ее выполнения. И – каким бы странным это ни показалось – между руководителями отделов и секций даже шло настоящее соревнование, кому удастся заинтересовать больше новобранцев своими специальностями.

Конечно, флотское начальство могло бы сразу улаживать такие споры, поскольку у каждой работы имелось свое место в графе приоритетности, однако его устраивали и проявления личной инициативы среди среднего руководящего звена. В конце концов, мы, в частности, сражались и за это, и нам, новобранцам, предоставляли некоторую свободу в выборе наиболее интересного для нас рода службы.

Было и еще одно соображение: выбор службы предопределял, как сложится наша карьера во Флоте, если мы решим остаться после истечения срока годового контракта. Некоторые службы Флот считал важнее других.

В первый раз я увидела Аллана Бантри на торжественном вечере в честь нового персонала. Обстановка была парадной, и всем полагалось одеться как можно лучше. Ведь тут ты ближе знакомишься с людьми, которые будут жить на одной с тобой станции, с людьми, которые будут твоими товарищами в сражениях с халианами. Ну и конечно, хочется произвести наилучшее впечатление. Аллан Бантри решил по этому случаю облачиться в свой тарг.

Мягко выражаясь, он сразу бросался в глаза.

– Кто это? – спросила я у Миласа Шотуэлла.

– Наш новый инопсихолог. Доктор Аллан Бантри.

– А что это на нем?

– Тарг. Там, откуда он, такой костюм считается парадным.

Как я узнала, тарги носит мужское население двадцати двух человеческих планет с общим населением численностью в шестьдесят три миллиарда, причем каждый индивид является прямым потомком нашего древнейшего пращура Адама Разумного. Но население это обитает в отдалении от Земли, тогда как две сотни планет в наших окрестностях придерживаются земной моды, с ее тяготением к элегантной, мужественной и суровой внешности, которую может обеспечить только военная форма. А тарг в первую очередь широк и просторен, с огромными карманами, рассчитанными на то, что носят с собой мужчины, от набора карандашей до свертка с бутербродами включительно. Тарг даже самому суровому и закаленному мужчине придает сходство с раскормленным кроликом. И в любом случае он полностью лишен элегантности, которую некоторые люди, а особенно профессиональные военные вроде адмирала Эсплендадоре, считают обязательной для мужчин.

– Но если это у них сходит за парадный костюм, – заметил Шотуэлл, – не хотел бы я видеть, что они надевают, чтобы сбегать в супермаркет. – И он громко захохотал, упиваясь своей довольно глупой шуткой.


Среди специалистов в различных науках, услугами которых пользуется Флот, значится и специалист по инопланетной психологии. Должность эту неизменно занимает штатский, поскольку многие среди высшего руководства Флота не признают, что у инопланетян вообще бывает психология. Наука эта во Флоте уважением не пользуется, а потому я решила держаться от нее подальше еще до того, как доктор Аллан Бантри пригласил меня на собеседование.

Аллан Бантри был очень высоким и худым, а также выглядел слишком молодым, чтобы его титуловали "доктором". Потом я узнала, что ему двадцать семь. В восемнадцать лет такой возраст кажется почтенным. А докторскую степень он получил в Лунном университете за три года до нашего знакомства.

На этот раз он надел мешковатый костюм, какие университетские ученые носят в галактике повсюду. Он обладал обескураживающим свойством: то был весь внимание, то абсолютно рассеян, причем почти без перехода.

Мне он сразу понравился, потому что, на мой взгляд, принадлежал к тем людям, которые думают о том, что хотят сделать, а не о том, как они выглядят, и что о них думают другие.

Доктор Бантри рассказал мне кое-что о своей специальности. Инопсихолог, как указывает само слово, это специалист по психологии инопланетных рас. В Альянсе их состоит не так уж мало. У некоторых наших союзников в предках числятся пресмыкающиеся, другие ведут происхождение от птиц.

Из объяснений доктора Бантри (или Аллана, как я скоро начала его называть) следовало, что инопсихолог – должность очень важная, так как именно он первым нащупывает связь с расами, не похожими на нашу. До сих пор в военном отношении эти расы особого значения не имели, а потому Флотское начальство ставило своих инопсихологов в один ряд с офицерами, отвечающими за соблюдение этикета. Но мне все это показалось очень интересным, и под конец нашей беседы я сказала доктору Бантри, что обязательно обдумаю его предложение пойти к нему в помощницы.

Я прошла еще несколько собеседований, а затем внезапно наш полет завершился. Динамики объявили:

– Персоналу приготовиться к переходу от сверхсветовой скорости к нормальной.

Затем раздался голос Эсплендадоре:

– Слушайте, ребята: мы прибываем к месту назначения. Отправляйтесь на свои кушетки и не спускайте глаз с экранов. Они покажут вам ваш новый дом – планету Клаксон.

Из гиперсвета мы вышли без происшествий. Мой взгляд был приклеен к экрану. Вот на нем появилась светящаяся точка. Она быстро увеличивалась, и я впервые увидела Клаксон.

Откровенно говоря, особого впечатления он на меня не произвел. Из космоса он выглядел шаром, в котором преобладали оранжевые, желтые и коричневые тона. Когда мы начали спуск, поверхность планеты скрывали от нас серо-желтые облака. Когда они остались вверху, мы увидели горы, пустыни и огромную безжизненную равнину, которая когда-то, возможно, была морским дном. Затем снова горы и угрюмое холмистое нагорье.

Мы прошли еще один облачный слой и я увидела внизу широкую зеленую долину, окруженную бесплодными горными хребтами. Она, как я узнала, была единственной плодородной местностью в этом полушарии: одна-единственная долина около ста миль длиной, а ширина самого широкого места равнялась двадцати пяти милям. Тут и предполагалось построить новую базу. Долина была обозначена как АТ334Л, но флотские окрестили ее Ксанаду.

Когда мы приблизились к поверхности, меня вдруг охватил необъяснимый страх. Взбрыкнуло мое провидение. Словно я получила моментальный мысленный снимок планеты Клаксон, и он вызвал у меня ощущение враждебности, боли и возмущения. Жуткое, непонятное ощущение, которое я не могла объяснить.

Но кое-как избавилась от него, когда двери космолета открылись.


Наш лагерь беспорядочно расположился на нескольких акрах каменистой земли у самого начала зеленой долины Ксанаду. Собственно, это был какой-то известняк грязно-белого цвета, поблескивающий вкраплениями слюды. Кое-где виднелись рыжие пятна – железной руды, объяснил мне кто-то. Дальше расстилалась очаровательная долина, угнездившись между двумя отрогами лысых гор. Зелень Ксанаду была сочнее и ярче той, к какой я привыкла на родной планете, и казалось, будто вся жизненная сила этого мира сконцентрировалась в единственной маленькой долине с невысокими покатыми холмами, между которыми струилась речка.


Первыми были построены помещения для офицеров и офицерская столовая, как я слышала. Флот поддерживал старинную и откровенную традицию Привилегированности высших чинов. Ступенькой ниже на иерархической лестнице стоял отдел связи. На Клаксоне построили небольшую передаточную станцию, но использовалась главным образом мощная аппаратура "Баклана".

Сразу же после высадки нас расселили. Я получила просторную жилую комнату с маленькой кухней. Большое окно выходило на зеленую долину.

Одна из главных проблем, которые приходилось решать Флоту, была связана с клаустрофобическими ощущениями, возникавшими у персонала после долгих недель и месяцев пребывания в космосе. А потому в целях простейшей психологической гигиены Флот стремился сделать жилые помещения на базах просторными и удобными. В конце концов для них особой разницы не составляло строить по-крупному или экономя на жилой площади.

Мебель тоже была приятной – датский модерн, один из самых милых старинных стилей, а на стенах висели копии знаменитых картин. К несчастью, меблировка во всех квартирах была идентичной. Но у меня впервые было собственное жилище, и оно сразу мне очень понравилось.

Флот, кроме того, попытался улучшить идею общих столовых. Мы могли питаться в любом из пяти ресторанов базы. Каждый отличался интерьером от остальных. "Гавайская деревня" Джо, "Китайский квартал" Эдди, и мое любимое кафе "Гарриэт". Оно было совсем таким, как кафе рядом с моей школой.

Естественно, меню во всех пяти полностью совпадало – Флот еще не дошел до того, чтобы обеспечивать разнообразие национальных блюд.

Экскаваторы и бульдозеры уже работали в долине Ксанаду, первые здания были почти закончены. Оставалось только застеклить окна.

Однако случилось так, что в первый наш вечер на планете начинались всякие неприятности и неполадки, которые превратили строительство базы на Клаксоне в сущий ад.

Работы продолжались, но дело не ладилось. Постоянно что-то случалось. Видимо в расчеты вкрались ошибки, так как секции одна за другой обрушивались. Там, где согласно геологическим изысканиям под почвой лежал гранит, порода оказывалась трухлявой, обнаруживались пустоты.


Две недели спустя первые здания были готовы для использования. Выглядели они как типичные административные корпуса-башни из бетона и алюминия высотой в четыреста футов. Перед самой церемонией их принятия коммандер Хансен, старший инженер проверил фундамент. Он обнаружил словно бы легкое оседание в перекашиванием.

Хансен нахмурился. Они подробнейшим образом проверили твердость подлежащей породы. И ничего подобного произойти не могло.

Он опустился в нижний подвал и обнаружил, что одна из несущих балок провалилась в неизвестно откуда взявшуюся дыру в забетонированной земле. Баланс напряжений в здании был нарушен.

Хансен уставился на злополучную балку. Этого не могло случиться, но это случилось. Теперь все чертово сооружение могло рухнуть.

Он кинулся к аварийному телефону. И вдруг услышал поскрипывание. Все здание оседало.

– Соедините меня с адмиралом! Немедленно! – крикнул он ответившему ординарцу. – Аварийная ситуация!


Эсплендадоре как раз вышел из-под душа. На кровати была разложена парадная форма. Через двадцать минут ему предстояло произнести речь, объявить здание принятым и поблагодарить их всех за их самоотверженную работу. С какой стати ему докучают мелочами? Тем не менее согласно легендам о нем он всегда оказывался на месте в случае необходимости. Он вытерся и взял трубку.

– Сэр! Это Хансен. Со зданием неладно.

– Хансен, о чем вы говорите?!

– Одна из балок полетела. Здание начинает оседать. Необходимо удалить оттуда всех людей.

У Эсплендадоре возникли сотни вопросов, но задавать их было некогда. Ударом кулака он включил сигнал общей тревоги, предписывающий всем немедленно оставить свои занятия и собраться у космолета. Самый быстрый способ увести их от опасного здания.

В подвале Хансен увидел больше, чем требовалось. Он метнулся к лифту. Всюду вокруг один громкий треск следовал за другим. Начали подаваться тяжелые балки. Он едва успел впрыгнуть в лифт и нажать кнопку.

Но чуть лифт начал подниматься, как его озарила ослепительная вспышка: одна из балок рухнула и оборвала электрические кабели.

Хансен открыл люк в потолке лифта и выбрался на крышу. В смутном свете аварийных ламп в шахте лифта он разглядел стальные скобы, вделанные в стены на подобный случай, и начал взбираться по ним.

На уровне поверхности толпы быстро очищали площадку возле новых зданий, но те, кто находился в задних рядах, почувствовали, как содрогается земля у них под ногами, увидели, как ближайшее здание изящно накренилось, будто кланяясь горам, и услышали скрежет и лязг рвущегося металла. Мгновение спустя оно рухнуло.

Хансен внизу почувствовал, что шахта лифта содрогается. Секунда – он выбрался наружу, а шахта под воздействием внутреннего давления расплющилась, точно тюбик, из которого выдавили всю зубную пасту. Еще бы чуть-чуть и…


В свое время Эсплендадоре был выдающимся боевым адмиралом, но то время ушло в прошлое. Теперь он был отличным кабинетным адмиралом. Проходящие годы унесли лихость и пылкость его молодости. По мере того как в его волосах пробивалось все больше седины, он становился все более умеренным в своих решениях. После его великой победы у Ахиллесовой звезды, карьера Эсплендадоре пошла под уклон. Бесспорно, движение было медленным, таким медленным, что практически незаметным, но все равно это было движение вниз. Последние несколько лет его отправляли в спокойные секторы, где никаких встреч с противником не предполагалось. Он выразил неудовольствие.

"Немного отдохните", – ответило высокое начальство, но он подозревал, что слова эти следовало истолковать так: "дай и кому-нибудь другому попробовать себя". Он видел, как его карьера и жизнь канут в благопристойный маразм. В отчаянии он нажал на все пружины, пустил в ход все остававшееся у него влияние. Любой ценой он тщился вырваться из арьергарда, куда его засунули. Он же боевой адмирал, а не снабженец в мундире!

В результате интриг, достойных двора средневековой Византии, Эсплендадоре умудрился получить под начало эту экспедицию на Клаксон, идея которой родилась в высших сферах Альянса… возможно после того, как кто-то накурился чего-то забористого. Эсплендадоре в душе несколько сомневался в здравости этого плана. Успех его зависел от того, удастся ли сохранить тайну базы на Клаксоне от халиан и нанести им один колоссальный сокрушительный удар словно гром с ясного неба, так чтобы они уже не оправились.

Ну, бесспорно, прекрасная мечта. Штатские были мастаки претворять такие мечты в планы, которые сулили ошеломляющие перемены, осуществленные с помощью хитрости и лишь с минимальными затратами стратегических средств и материалов. Исподтишка, втайне – вот так политики представляли себе войну. Но каким образом халиане умудрятся остаться в неведении, когда у них столько шпионов-ренегатов? Сколько времени ему потребуется для подготовки и нанесения удара? Месяц? Шесть месяцев? Заранее было невозможно определить, сколько времени есть у него в распоряжении. Совершенно очевидно, у него тем больше шансов скрыть план от халиан, чем быстрее будет построена база и нанесен удар.

Вот это-то Эсплендадоре и намеревался осуществить. Нанести один сокрушительный удар во имя человечества – один великий и, вероятно, последний удар в его жизни.


На следующий день я вышла на работу в отдел обеспечения продовольствием службы снабжения Флота. Я узнала, насколько сложны процедуры, без которых невозможно накормить почти семь тысяч гражданских рабочих и неведомое число служащих Флота – по моим прикидкам, их должно было быть не меньше пяти тысяч, считая и несколько сотен космических десантников, которых мы видели редко, так как у них был собственных лагерь в нескольких милях от нашего. Короче говоря, около десяти тысяч людей, если не больше, требовалось кормить трижды в день, обеспечивая некоторое разнообразие, несмотря на то, что мы жили на планете, где до нашего прибытия не росли никакие злаки или корнеплоды, съедобные для людей.

И вот утром моего первого рабочего дня я отправилась в долину по хорошо утрамбованной тропе, которая вела в подсобное хозяйство. Оно располагалось уже в самой долине и состояло из длинных низких строений, со стеклянными крышами – теплиц, совсем таких, как на моей родной планете. Небольшое здание с энергетической подстанцией. Там уже велись эксперименты с почвой и гидропоникой. Руководил ими доктор Джон Эдвардсон, человек не первой молодости (и женатый), и он показал мне свои владения.

Я с интересом услышала, что эта небольшая площадь, отведенная под сельское хозяйство, снабжает нас примерно двадцатью процентами наших припасов. Конечно, основу наших рационов по-прежнему составляли замороженные и сушеные продукты. Некоторые хранились на складах космических станций очень долгие сроки. Наука словно бы снабдила нас средствами сохранять пищевые продукты чуть ли не вечность. И все равно было как-то не по себе при мысли, что бифштекс, который ты ешь, пролежал на складе больше века. Впрочем, некоторые люди, естественно, утверждают, что требуется именно этот срок, чтобы мясо, которое закупает Флот, стало помягче.

Я очень обрадовалась, увидев, сколько растений Старой Земли так хорошо прижились в этой экзотической среде. Доктор Эдвардсон предупредил меня, что невозможно предугадать, что произойдет с земным растением, посаженным в инопланетную почву. Одни чувствовали себя отлично, другие чахли. Он показал мне, как буйно растут репа и брюссельская капуста. Признаюсь, это достижение заставило меня поморщиться.

– А местные виды? – спросила я. – Хватит ли места и для них и для земных?

– Ну, – сказал доктор Эдвардсон, – это зависит от того, будут они или нет спорить из-за одной экологической ниши. Но ведь война – это способ существования природы. Все растительные виды ведут замедленную битву со всеми прочими.

Было очень приятно увидеть земные растения – те же самые, которые мы с успехом культивируем на Трините. Из школьных учебников я почерпнула, что Флотские крейсеры всегда имеют на борту биологические пакеты с самыми полезными земными растениями. Доктор Эдвардсон подтвердил, что так оно и есть, и со смешком добавил, что с помощью наших родных растений мы, так сказать, ведем войну против всей иной флоры во вселенной. Жутковатая мысль! Доктор сказал, что это своего рода биологический рок, неизбежная судьба. Только логично, добавил он, что мы, люди, и наши растения в конце концов будем либо уничтожены, либо станем нормой во всей галактике. А после этого во всех галактиках, а потом и во всей вселенной, содержащей эти галактики.

Я заметила, что это выставляет нас не в таком уж лестном свете: мы просто хищники какие-то.

Шли дни, и меня все больше завораживала борьба, которую наши растения вели с чужими для них растениями планеты Клаксон. Естественно, доктор Эдвардсон слегка помогал нашим – рассаду сажали в расчищенную почву, – однако он не пытался оградить их от всех трудностей.

– Этим растениям надо самим приспособиться и выжить, – объяснил он мне. – Мы же не будем постоянно рядом, чтобы обрабатывать их пестицидами.

Мои обязанности в основном сводились к тому, чтобы надписывать ярлычки и вешать их на молодые растеньица, а затем вносить данные в компьютер.

Я сознавала, что являюсь частицей чего-то огромного и удивительного: расширения пищевых ресурсов планет Альянса. Но только моя роль в этом оказалась не слишком увлекательной. И я начала подумывать о докторе Аллане Бантри и его отделе инопланетной психологии.


Было проведено исчерпывающее расследование причин разрушения нового здания. Адмиралу Эсплендадоре хотя бы частичное объяснение требовалось незамедлительно. Ему надо было на что-то опираться в своих дальнейших действиях.

Первые выводы не слишком устраивали человека, который искал простого и четкого ответа. На первый взгляд строительство велось правильно и в предварительных расчетах никаких ошибок не было. И катастрофу приписали какому-то сейсмическому явлению, предвосхитить которое с помощью существующей аппаратуры не представлялось возможным из-за его незначительности.

Эсплендадоре пожелал узнать, насколько вероятно повторение чего-либо подобного. Ученые в ответ только пожимали плечами. Собственно говоря, по их данным оно вообще не должно было произойти.

Взвесив все это, Эсплендадоре прикинул, не саботаж ли это. Как-то не верилось, что какой бы то ни было человек способен продаться существу, смахивающему на хорька, с громким верещащим голосом и отвратительной натурой. Однако всегда находятся люди, которые ради наживы пойдут, на что угодно. Даже продадут свою расу.

Предательство было заложено в род людской с изначальных времен, и кто может сказать, на что ради выживания оно способно толкнуть? Считалось, что оно в определенных ситуациях помогает выжить, но это выглядело по-другому теперь, когда Флот до предела рассредоточил свои силы.

Наладить контакт с халианами было возможно через некоторые планеты, не вошедшие в Альянс. Эти инопланетяне подпадали под категорию разумных существ, во всяком случае, с той точки зрения, что умели сотрудничать между собой и держать обещания. Осведомителям платили хорошо. И не только золотом и платиной, – халиане забирали много художественных сокровищ с планет, которые грабили.

Люди и их союзники в Альянсе – триста с лишним планет, составлявшие цивилизацию, как мы ее понимаем, – были сплочены своим отвращением к халианам и решимостью противостоять халианским вторжениям. Но между ними не замечалось такого же согласия в отношениях друг с другом. Точнее сказать, разнообразные планеты Альянса представляли собой полнейший хаос соглашений, особых группировок, союзов, организаций, выискивающих чужое слабое место, неизменно заботясь только о своих местных интересах. Во всяком случае, тут человечество не преодолело своей давней склонности к агрессивности и соперничеству.

Среди планет Альянса имелись и такие, которые считали, что Флот куда опаснее для их существования и свобод, чем халиане. Особенное возмущение вызывала потеря права оборонять свою планету с помощью собственных военных космолетов. Конечно, в этом был смысл: если бы каждая планета (при малочисленности населения на многих из них) занялась собственной обороной, это вылилось бы в дорогостоящее, и ненужное дублирование. Безопасность всех планет обеспечивалась сильным Флотом, способным противостоять любой угрозе.

Это было очевидным и почти все согласились. Но все равно было тяжко смотреть, как вооруженные люди распоряжаются на твоей планете, а у тебя нет права обзавестись собственными боевыми кораблями. Люди по-прежнему находились в тисках дилеммы: многие из них не чувствовали себя свободными, раз не могли иметь собственного флота, но обзаведись они им, то отказались бы от мира и безопасности.

Ввиду всяческого соперничества между разными планетами Альянса Эсплендадоре не исключал возможности, что какие-то из тех, что финансировали его экспедицию, на самом деле желали бы, чтобы она потерпела неудачу. Ведь отнюдь не исключалось, что некоторые члены планетарного совета пытаются посодействовать карьере адмирала из своего родного города. И кампания Альянса не раз саботировалась.

Эсплендадоре обсудил все это с главой своей службы безопасности. Тот согласился, что возможность саботажа представляется вполне вероятной, и поклялся, что полностью во всем разберется.

Строительство новой базы буксовало. Число всяких накладок оказывалось непомерно большим. Внезапно рухнули несколько зданий поменьше. Все начали нервничать.

Ничто не шло по графику. Эти задержки грозили экспедиции срывом. И тогда же Эсплендадоре начал получать все больше прямых указаний, что кто-то сознательно вредит строительству. Например, ценные инструменты были оставлены снаружи, и их великолепно отполированные металлические части подверглись необъяснимой коррозии.


Леа увидела свой первый странный "провидческий сон". Во сне она собиралась в гости к своей двоюродной сестре Айрис. На самом деле у Леа не было двоюродной сестры Айрис, но во сне была. И находилась она в каком-то странном месте, но во сне оно казалось именно таким, каким и должно было быть.

Айрис жила в огромном многоквартирном доме почти в центре города. Дом назывался "Изумрудный герб", и обитало в нем несколько тысяч семей.

Войдя в здание, Леа чувствовала себя спокойно и привычно. Поднялась в засасывающем подъемнике на четырнадцатый этаж, вскочила на роллер, и он промчал ее милю по коридору до квартиры Айрис.

– Я тебе очень рада, – сказала Айрис, – но извини, если буду отвлекаться. У меня срочное телефонное дежурство.

Только тут Леа заметила черные проводочки, которые соединяли голову Айрис со штепселями в стене.

– Ого! Что-нибудь случилось?

– Дурочка! Так ведь война же! – сказала Айрис. – Ты ведь помнишь, что мы воюем?

– Ах да. Нас оккупируют или еще что-то, верно? – спросила Леа. – По правде говоря, я про это и не думаю. Мне ведь в этом году предстоит принять много важных решений о моей карьере.

– Ну так подумай! – сказала Айрис – Они все еще наступают, понимаешь?

– А я думала, что наши силы отогнали их с большими потерями, – возразила Леа.

– Мы их временно остановили ценой свыше десяти тысяч наших жизней. Однако они опять наступают… О-о… Погоди! Сигнал!

По одному из проводков, погруженных в голову Айрис, забегали искры. Айрис шепнула Леа:

– С Южного плацдарма. Там последнее время ничего не происходило. По-моему, вот-вот произойдет что-то важное. Волнующе, верно?

– Да, – сказала Леа. – Но и очень печально Столько чудесных мальчиков погибло Если бы я могла хоть что-то сделать!

– Так сделай!

– Но что я могу?

– Поговори с ними. Попытайся растолковать им. Скажи, чтобы поискали другое место На планете простора сколько угодно. Почему они выбрали это, ну почему?

– Но отчего именно я? – спросила Леа.

– Потому что кроме тебя некому. Ты живешь в их мире.

– Айрис! – воскликнула Леа. – Как ты можешь говорить такое?

– Но это же правда, – ответила Айрис. – Ты сама знаешь, что правда. Разве нет?

Леа хотела заспорить, объяснить, что такая же ариджи, как Айрис. Но тут она проснулась. И оказалась человеком. Очень расстроенным.


Я не представляла себе, с кем поговорить о моих снах. А поговорить было надо, потому что они по-настоящему меня пугали, и мне начинало казаться, что я схожу с ума. Нет, сумасшедшей я себя не чувствовала, но мои сны казались сумасшедшим бредом. И мне необходимо было с кем-то их обсудить.

Разумеется, был внеконфессиональный капеллан – официальный духовный наставник всех нас. Я видела его издали. Мужчина в годах, вдовец, довольно хилого сложения с седой бородкой и в очках с золотой оправой – не потому, что зрение у него было плохим, но потому, что на этой планете очки были знаком духовного сана. Однако по зрелому размышлению я решила к нему не обращаться, так как подозревала, что мои сны нельзя было отнести к духовным проблемам, и, значит, они, так сказать, не по его ведомству.

По работе я была знакома с несколькими девушками – но не настолько близко, чтобы обратиться к ним. Конечно, оставался Милас Шотуэлл, и я знала, что нравлюсь ему. Степенный молодой человек, красивый и очень в моем вкусе. По-моему, это очень важно, когда говоришь о чем-то интимном вроде снов. И я решила поговорить с Миласом, и честно не знаю, почему вдруг пошла по длинному пыльному коридору, который вел к маленькой лаборатории и довольно унылому жилому помещению, которое отвели Аллану Бантри и его никому не нужному отделу инопсихологии.

Аллан, как обычно, работал один у себя в лаборатории. На нем был замызганный рабочий халат, а его курчавые волосы торчали во все стороны, как бывало всегда, когда он забывал причесаться Но я все равно обрадовалась, увидев его.

Лаборатория помещалась в тесной комнате с двумя рабочими столами, один из которых был занят его компьютерами и всем, что к ним относится, включая и принтеры. На другом стояли его магнитофоны. Когда я вошла, он слушал что-то мне знакомое. "Маленькую фугу для органа" Баха.

– Привет! – сказала я. – Ну как военная жизнь?

– Откуда мне знать? – отозвался он. – Я гражданское лицо, как и ты.

– Неужто у Флота нет своих военных психологов?

– Естественно! Но они занимаются только расами, входящими в Альянс. Остальными инопланетянами Флот интересуется только, когда убивает их.

– Так зачем ему понадобился инопсихолог?

– Для демонстрации интереса к развитию наук. Отличная реклама, когда приходит время выделения средств на военные нужды.

– А почему ты не в тарге?

– Будь так добра, не напоминай мне! Откуда мне было знать, что тут таргов никто не носит? Вот так. Ну, ты решила работать у меня?

Я ответила, что пришла рассказать ему про мой сон.

– Но почему ко мне?

Я и сама не понимала, почему, но внезапно меня осенило:

– Потому что, мне кажется, что бы я ни сказала, ты не сочтешь меня свихнутой, или я свихнулась, что думаю так?

– Леа, мне иногда трудно тебя понять. Садись и расскажи мне свой сон, – потребовал он, кивая на качалку довольно ненадежного вида.

Я подробно рассказала ему про мою воображаемую двоюродную сестру Айрис. Кончив, я принялась яростно раскачиваться, а он запустил пальцы в шевелюру – верный признак, что он приходит к каким-то выводам. Жуткое мгновение мне казалось, что он вот-вот скажет: "Леа, не хочу тебя огорчать, но ты действительно свихнулась". Вместо этого он сказал:

– Леа, ты мне нужна.

От его слов у меня затрепыхалось сердце. Я уже решила, что он мне нравится. И знала, что нравлюсь ему. Но не подозревала, что настолько.

– Ах, Аллан! – сказала я. – Зачем?

– А потому что у тебя самый высокий пси-потенциал из всех нас здесь на Клаксоне, военных и гражданских. Твой сон Окончательно меня в этом убедил. Я думаю, этот сон крайне важен.

Я не знала, почувствовать ли себя польщенной или обидеться, но я начала работать у Аллана Бантри в отделе инопланетной психологии.


Я всегда записываю свои сны в дневнике. А потому точно знаю, когда какой видела. Но даже и без дневника я знаю, что каждый сон предшествовал какой-нибудь катастрофе. Первый привиделся мне накануне того, как обрушилось новое здание. Затем мукомольня. А затем происшествие в гараже. Я даже начала бояться, что мои сны являются причиной всех этих ужасов. Однако Аллан меня разубедил.

– Забудь эту чушь, – сказал он. – Никаких сомнений в том, что происходит, нет. Каким-то образом возник контакт между тобой, и теми, кто их устраивает. Во всяком случае с одной – с Айрис.

– Но ведь то, что я вижу во сне, на самом деле не происходит. То есть в действительности.

– По-моему, происходит, но не так, как тебе вспоминается. Образы в твоих снах – попытка твоего подсознания облечь смыслом увиденное.

– Аллан, неужели ты серьезно считаешь, что я нахожусь в телепатическом контакте с людьми, которые устраивают диверсии на нашей базе? И ведь даже не доказано, что это чьи-то диверсии, а не цепь несчастных случаев!

– Статистически очень маловероятно, что это несчастные случаи, – сказал он. – Нет, за этим явно стоит интеллект.

– Тогда это кто-то из наших. На планете ведь нет никого, кроме персонала Флота – военного и гражданского. Или, по-твоему, кто-то прячется там? – И я махнула рукой в сторону безжизненной каменной пустыни вокруг Ксанаду.

– Нет, – ответил Аллан. – По-моему, это вовсе не предательство, саботаж или диверсии. Мне кажется, мы столкнулись с иноинтеллектом, который борется с нами по каким-то своим причинам.

– То есть, по-твоему, тут где-то есть инопланетяне? – сказала я.

– Другого объяснения нет, – сказал Бантри. – И они могли быть здесь еще до нашего прибытия. Не забывай: планету обследовали наспех. Мы исходим из того, что тут нет разумных живых существ, а ведь это означает лишь, что разведка их не обнаружила.

Да, это была мысль. И страшная. Если Айрис и ей подобные действительно существуют, то где они?

Все это выглядело очень серьезным, но тут я кое-что сообразила и засмеялась.

– Моя гипотеза об инопланетянах кажется тебе смешной? – спросил Аллан довольно-таки холодным тоном.

– Вовсе нет, Аллан! Но согласись, именно такой гипотезы и следовало ждать от инопсихолога.

Он было насупился, но тут же ухмыльнулся. Я обрадовалась: по-моему, очень хорошо, когда у мужчины есть чувство юмора, особенно если я рядом.

– Знаешь что? – сказал он.

– Что – что?

– Ты жуть наводишь, Леа, ну просто жуть!

Тут я окончательно убедилась, что нравлюсь ему.


Честно говоря, мне очень не хотелось заниматься пси-тренировками. Мне было о чем подумать кроме них. Аллан и я только что обрели друг друга. Вот об этом стоило подумать. Хотя Аллан как будто не вполне сознавал, что мы обрели друг друга. Вот и об этом очень стоило подумать. А главное: мне вовсе не хотелось думать. Я влюбилась и хотела просто наслаждаться этим чувством, сладкой такой безмятежной ленью. Поэты называют это томностью. В обществе Аллана меня охватывала томность.

Но мое общество вроде бы не настраивало Аллана на романтичный лад. По правде сказать, я не думаю, чтобы это входило в его репертуар. Он был серьезным молодым фанатиком от науки и хотел, чтобы я занималась пси-тренировками.

Мне приходилось надевать на голову какие-то металлические штучки и смотреть на шарикоподшипники на гладкой стеклянной поверхности. Идея заключалась в том, чтобы я заставила их покатиться. Нет, вы только вообразите.

Нет, я старалась. Я толкала их всей силой своих мыслей. Иногда мне даже чудилось, что еще чуточку – и я прикоснусь к ним. Я ощущала холод стали… нет, не своим настоящим лбом, естественно, а лбом, который проецировала на стальной шарик.

Но не могла заставить ни один даже качнуться. Я видела, что Аллан разочарован. После недели тщетных потуг он, по-моему, был уже готов отказаться от своей затеи, но тут я поняла, в чем фокус – покус.

Я назвала это фокусом, но Аллан сказал, что это просто моя индивидуальная манера сосредотачиваться. Я вообразила маленький ломик, подсунула его под шарик, толкнула… и он покатился! После этого стало легче толкать моим воображаемым лбом. Но не могу утверждать, что это всецело моя заслуга. Усилитель пси, который я надевала на голову, тоже помогал. Спасибо, усилитель пси!

После подшипников Аллан захотел, чтобы я поворачивала ключи в скважине на расстоянии. Это оказалось просто, когда я научилась вроде бы закручивать силу. Ну а потом мы перешли к установлению контакта.

В моем следующем сне я словно бы шла по городской улице, которая задним числом показалась мне очень странной, но во сне все казалось привычным и нормальным. По сторонам было много зданий белого и голубого цвета, но без дверей, вообще без входов. Аллан сказал мне позже, что многие частности скорее всего не имели никакой связи с реальностью, а были плодом поисков аналогий – свойство, присущее нашему сознанию, которое симулирует то, что его окружает. Вот так изъясняются инопсихологи.

Улицы были вымощены фарфоровыми булыжниками. Я видела лошадей и всадников, хотя потом сообразила, что это были вовсе не лошади.

Я шла по улице, а меня все время обгоняли торопящиеся прохожие. Каким-то-образом я понимала, что они никуда особенно не спешат, а просто двигаются быстро, таким уж они обладали свойством. Я шла, шла и вышла на что-то вроде деревенской площади, а на ней был фонтан со статуей. Только у статуи не было головы, и вода била из шеи. Тогда мне это странным не показалось, тем более что статуя, как я знала, стояла там века и века.

Тут я услышала голос, говоривший: "Все граждане немедленно соберитесь у статуи, Оранжевый сектор двадцать два. У нас для вас важное сообщение".

Я направилась туда, и передо мной предстало печальное зрелище. С фронта вернулось много солдат, и большинство было тяжко ранено. Повсюду виднелись носилки, подъезжали и уезжали машины скорой помощи. Некоторые из наших мужчин были все в бинтах и передвигались на костылях, некоторые ковыляли на шести ногах, другие на семи. У меня сердце надрывалось при мысли, что они лишились ног и уже никогда не смогут участвовать в майской пляске.

Я пошла дальше. Мне казалось, что я должна сделать нечто важное. У меня были какие-то причины находиться тут. Стоило подождать, и я бы вспомнила. Но времени сидеть и вспоминать не было. И тут появился Ингендра, брат Айрис.

– Ты как раз вовремя, – сказал он. – Сейчас начнется высшее заседание совета. Они должны вынести крайне важное решение.

– Какое? – спросила я.

– Идем со мной, – сказал Ингендра. – Ты сама все увидишь.

В зале совета были очень высокие потолки, и освещался он скрытыми источниками света. Там собрались все советники города, и присутствовала президент ариджи. Очень толстая, с густым слоем туши под глазами. Она была старая, но мне показалась очень красивой. Я ее испугалась, потому что она, как я считала, умела читать мысли и мои и кого угодно. Они это умеют, президенты ариджи.

– Так ты Леа. Мы надеялись, что ты опять нас посетишь.

– Как же так? Я ведь живу здесь.

– Нет, Леа. Попробуй вспомнить, откуда ты на самом деле.

Я задумалась, и у меня появилось ощущение в моем сне, будто я грежу, а настоящая Леа спит в другом мире, возможно, настоящем мире.

– Ты знаешь, откуда ты? – спросила президент.

– Я правда из другого мира? – спросила я у нее.

– Да, дитя, да. Для нас это чудесная возможность. Мы уже потеряли всякую надежду войти в контакт с твоей расой. И вот у нас появился шанс.

– Послушайте! – сказала я. – Погодите! Мне что-то неясно. Я должна вернуться и сказать им, что мне приснился сон, но все было по-настоящему?

– Им придется тебя проверить. Мы кое-что задумали.

– Что?

– Пока я не могу тебе сказать. Но когда это случится, ты сразу поймешь. И тогда будешь должна снова поговорить с нами.

– Не хочу! – крикнула я и проснулась в лаборатории.

– Ты видела сон? – спросил Аллан и включил записыватель. – Расскажи подробнее.

И я рассказала.

– Когда это что-то должно произойти?

– Очень скоро, Аллан. Может, нам следует предупредить адмирала?

– О чем предупредить? Мы же не знаем, что они сделают. Он сочтет нас свихнутыми.


Адмирал Эсплендадоре сидел у себя в кабинете за поздним утренним кофе. Кофе для Флота совершал до Клаксона долгое путешествие. Единственная культура, которая никак не приживалась на инопланетных почвах. Эсплендадоре прихлебывал свою любимую смесь мокко с яванским и проглядывал отчеты инженеров. Он все еще отставал от графика. Нестерпимо, как все медленно делается! И по-прежнему никаких сведений, кто стоит за саботажем на базе. Кое-кто из штабных предложил свои теории, но что толку от теорий, не подкрепленных неопровержимыми фактами? У них нет ничего, кроме предположений. Особенно его раздражала нелепая, идея Бантри. Естественно, в галактике существовали очень странные расы, и нельзя было сбрасывать их со счетов. По просьбе Бантри он распорядился провести подробнейшую аэросъемку поверхности Клаксона, а также прозондировать два пресных океана планеты. Не было обнаружено ни малейших признаков разума, никаких намеков на него.

Однако если он в самом скором времени не разберется в происходящем, ему придется туго. Высокое начальство следит за ним. Задание крайне важное – ведь его удачное выполнение может надолго покончить с Хорьками, и предоставить Альянсу такое преимущество, что это "надолго" превратится в "навсегда".

Он снова поднес чашку с кофе к губам и вдруг заметил легчайшую дрожь на бурой поверхности. Колебания. Словно жидкость улавливала вибрацию, которой он не чувствовал.

Адмирал нахмурился, подошел к компьютерной консоли, набрал сейсмический запрос. Все как будто было в полном порядке, хотя в данных о некоторых секторах наблюдались минимальные отклонения.

Но теперь он уже сам ощущал вибрацию. Словно бы в полу. Возможно, ведутся какие-нибудь работы ниже этажом или ведется проверка оборудования. Он решил проверить и взял телефонную трубку.

– Хаскуэлл, – распорядился он в нее, – идите сюда. Мне надо отдать вам распоряжения.

Ответа не последовало. Эсплендадоре внезапно осознал, что телефон отключен. Он постучал по трубке. Ничего! Потом подошел к двери и нажал кнопку защелки с фотоэлементом. Ничего! Он ударил кулаком по двери. Это ничего не дало. Он заорал.

– Хаскуэлл! Вы меня слышите? Откройте дверь немедленно!

Никакого ответа. Ну да ведь дверь звуконепроницаема. Он успокоился и вернулся к пульту. К окнам он даже не обернулся, их стальные ставни были заварены из соображений безопасности. Дверь была единственным входом и выходом, а она отключилась. Телефон был единственной связью с наружным миром, а он молчал.

Но есть же еще компьютер!

Он повернулся к пульту и попробовал вызвать какой-нибудь другой компьютер планетарной сети. Ничего! Только на экране вспыхнуло: "Пожалуйста, подождите. Первоочередное сообщение".

Ему оставалось только ждать. А пока он ждал, дрожание пола все усиливалось.

И тут внезапно свет в кабинете погас, и наступила полная темнота, поскольку окна света не пропускали. Ему послышалось какое-то жужжание в стенах. Конечно, что-то с проводкой. Но звуки не прекращались. И совсем не похожи на потрескивание в электрических кабелях. Казалось, внутри стен происходит какое-то движение. Крысы? Или еще какая-то, дрянь?

Эсплендадоре вернулся к письменному столу, открыл на ощупь верхний правый ящик и достал лазерный пистолет новейшей модели. Он поставил ширину луча на максимум. В глубине ящика хранилось еще одно лазерное оружие – ручной дротик с коротким, но абсолютно смертоносным радиусом действия. Теперь он готов был вступить в бой с кем бы или чем бы то ни было.

Однако он предпочел бы знать, что происходило на базе. Конечно, Одряхлендер, его заместитель, превосходно справлялся с обычными делами. Но эта ситуация меньше всего была обычной. Только бы Одряхлендер не поддался панике. Эсплендадоре совершенно не требовалось, чтобы в штаб Флота полетели ракеты связи с нелепым сообщением о невидимом противнике. В результате как бы ему не стать всеобщим посмешищем. Бесспорно, противник был невидим. Но это ничего не меняло. Впечатление такое сообщение произведет самое неблагоприятное.

А этим рано или поздно придется себя показать. И тогда тем, кто там шебаршится, очень не поздоровится.

Адмирал Флота, Голубой Малютка Эсплендадоре был разгневан.

Вскоре он ощутил какое-то движение. Его кабинет словно бы закачался. Потом накренился, и он упал бы, не ухватись его рука за край стола. Кабинет, все его апартаменты словно двинулись куда-то. Это было невозможно, это было маловероятно, но это было!

Жутковатое состояние – убывать в неизвестном направлении в непроницаемом мраке. Эсплендадоре опасался, что это каким-то образом устроили халианские агенты. В таком случае его карьере каюк. Для адмирала было типичным, что сначала он подумал о гибели своей карьеры, а не о собственной гибели. Чем бы это ни завершилось, раз халиане умудрились похитить его вместе с его личными апартаментами прямо из центра военной базы, ему этого не пережить, даже если он останется в живых. Кабинет был абсолютно звуконепроницаем. И только толчки и покачивания доказывали, что он передвигается в пространстве. Ну и еще что-то подсказывало ему, что весь блок с его апартаментами подняли и теперь несут куда-то. Но кто? Это оставалось выяснить.

Рано или поздно, им придется вступить с ним в переговоры. Они войдут в дверь – вон там. Он стоял позади стола, надежно заклинившись, чтобы его не тряхнуло, наведя лазерный дротик и пистолет на невидимую дверь. Он был готов встретить их. Правда, чуть поздновато, но кто мог уберечься от абсолютно неожиданного?

Он не знал, сколько уже времени пробыл в темноте. Кабинет был подобен резервуару для тренировочного погружения, где теряется всякое ощущение времени.

Но он уловил, когда после истечения вечности кабинет замер в неподвижности.

Сейчас они войдут!

Он прищурился в сторону двери, оберегая глаза от внезапного света, который ворвется в кабинет, едва ее откроют. Его палец лежал на спусковом крючке.

И тут зазвонил телефон.


– Да? Кто говорит? – рявкнул Эсплендадоре в телефон.

– Сэр, я Аллен Бантри, инопсихолог Флота.

– Бантри, какого черта звоните вы? Где Хаскуэлл? Где Одряхлендер? Где мой начальник штаба?

– Собственно говоря, сэр, они с десантниками. Планируют операцию, как вас вызволить.

– Отлично! – объявил Эсплендадоре. – Передайте, чтобы они начинали. И кстати, где я нахожусь, черт подери?

– Блок с вашими апартаментами был отделен от здания и унесен примерно на полмили за периметр базы. Я сейчас стараюсь, чтобы восстановили телефонный прием в вашем кабинете. А! Теперь вы можете посмотреть сами.

Вспыхнули экраны. С трех сторон Эсплендадоре увидел три обрыва, уходящие вниз, а с четвертой узкий выступ, нависающий над пропастью. По-видимому, его апартаменты были поставлены на этот выступ.

– Причина, по которой, на мой взгляд, вам следовало бы остановить десантников, – сказал Бантри, – заключается в том, что, боюсь, суета на выступе может обрушить его вместе с вами в пропасть.

– Черт, так не пойдет, – сказал Эсплендадоре. – Передайте им от моего имени, чтобы не атаковали или поискали бы другой способ рассчитаться с мерзавцами, которые меня похитили. Да, кстати, а кто меня похитил?

Бантри замялся.

– Сэр, вам не понравится…

– Понравится – не понравится, при чем тут это? Говорите, и все тут.

– Вам очень не понравится, сэр.

– Бантри, хватит вилять! Отвечайте!

Бантри прочистил горло.

– Адмирал Эсплендадоре, что бы вы сказали, если бы я ответил, что соединения блока с вашими помещениями были изъяты согласованными действиями десятка миллионов жесткокрылых жуков, каждый величиной с маленькую монету?

– Сказал бы, что вы спятили, милейший, и что ваш язык подведет вас под военно-полевой суд.

– Этого-то я и опасался, – отозвался Бантри.

– Полагаю, эти ваши жуки взвалили меня на свои спины и приволокли сюда?

– Боюсь, сэр, именно это и произошло. Несколько миллионов жуков способны переносить очень большие предметы.

– Предупреждаю вас, – сказал адмирал, – ссылки на помрачение рассудка вам не помогут… А вы точно уверены, Бантри, что произошло именно это?

– Да, сэр.

– С вами кто-нибудь есть? Какой-нибудь ответственный офицер?

– Ваш адъютант, капитан Уолтерс.

– Давайте его к камере, Уолтерс! Так в чем дело?

– Никто точно не знает, что происходит, – ответил Уолтерс. – Но создается впечатление, что кто-то или что-то направляет эти миллионы, если не миллиарды жуков. Кто-то или что-то разумное Может быть, халиане, сэр.

– Вы своими глазами видели?

– Да, сэр. Я наблюдал, как эти жуки утаскивали вас. Мы не решились атаковать их взрывчаткой, газами или инсектицидами из опасения убить вас. А потому не смогли принять никаких мер против них, но скажите только слово…

– Не спешите, – сказал Эсплендадоре. – Наш долг по отношению к науке и нашей собственной будущей безопасности требует, чтобы мы вступили в переговоры с этими тварями, выяснили, чего они хотят. А они нападают на моих ребят?

– Нет, сэр. Неофициальная демаркационная линия возникла как-то сама собой. Они остаются на своей стороне, а мы на нашей. До сих пор они не предприняли никаких враждебных действий. То есть кроме вашего похищения, сэр.

– И они настоящие жуки? – спросил Эсплендадоре.

– Насколько мы можем судить. У нас в штате нет специалиста-энтомолога, или как там называют парней, которые изучают козявок. Но один из наших сельскохозяйственников говорит, что они выглядят точь-в-точь как хрущи японские, только пятнышки у них голубые.

– Что известно о японских хрущах?

– Да тут никто почти ничего не знает. Отправить РС с запросом?

– Нет, пока ничего не предпринимайте. Как вы полагаете, есть шанс, что вы сможете как-нибудь извлечь меня отсюда?

– Пытаюсь, сэр. Но есть некоторые трудности.

Эсплендадоре хотелось поскорее выбраться из своего заточения по нескольким причинам, в частности потому, что, утаскивая его апартаменты, жуки не озаботились прихватить и ванную.

– Какие трудности?

– Когда мы пытаемся приблизиться к вам, они угрожают подгрызть выступ с тем, чтобы вы рухнули вместе с ним. Глубина несколько сотен футов, сэр.

– Черт побери! Так заставьте их уйти отсюда. Найдите какую-нибудь приманку. Я слышал, что жуки любят протухшее мясо. Скажите коку, пусть попробует на них последнюю партию говядины. Полейте ее медом. Уж на это они клюнут!

– Боюсь, вы не поняли, сэр. Это ведь не простые старомодные жуки. То есть, я хочу сказать, что они не такие безмозглые жуки, к каким мы привыкли. Они хотят обсудить с вами что-то.

Эсплендадоре уставился на трубку.

– Я с трудом верю, что миллион жуков унес мое помещение. Но чтобы жук СКАЗАЛ вам, что желает что-то ОБСУДИТЬ со мной… это уже переходит границы возможного.

– Жуки говорить не могут, сэр, тут вы совершенно правы. Во всяком случае с нами, хотя друг с другом они вроде бы разговаривают. Нет, сэр, они передали свои требования через третье лицо. Оказалось, что одна из завербованных, молодая девушка с Тринита, работающая у доктора Бантри в отделе инопланетной психологии, обладает телепатическими способностями. Они связываются с нами через нее, сэр.

Адмирал Эсплендадоре устал, проголодался, его мочевой пузырь был переполнен, и он попал в дурацкую ситуацию, угрожавшую его карьере, а вероятно, и жизни.

– Свяжите меня с этой девицей по телефону, – сказал он.


– Я правильно понял, мисс, что вы находитесь в телепатическом контакте с королем, полководцем или представителем этих жуков?

– Да, сэр, – ответила Леа. – И поверьте, меня это удивляет не меньше, чем вас. Я всегда знала, что у меня есть дар провидения, но никак не предполагала, что попаду из-за него в такое положение Установлю связь с инопланетянами, хочу я сказать Наверное, это вина Аллана… доктора Бантри, хочу я сказать, потому что он заставил меня заниматься пси-тренировкой, а она сделала возможным этот контакт.

– Мисс, – сказал адмирал, – поменьше автобиографии, если можно.

– Простите, сэр. Я просто хотела объяснить…

– Ну так эти жуки. Кто ими руководит?

– Они сами собой руководят. При своем президенте, хочу я сказать. Она велела мне сказать вам это.

– У них есть президент?

– Не настоящий, сэр. Воображаемый.

– У этих жуков есть воображаемый президент?

– Тут немножко трудно объяснить, сэр. Видите ли, у них единое групповое сознание, которое слагается из всех их сознаний. То есть если я верно поняла. Для меня ведь это так же ново, как для вас, хочу я сказать. Так что потерпите, сэр. Извините, что я все время объясняю.

– И эти жуки сумели спланировать мое похищение и утащили меня сюда, и угрожают моей жизни?

– Да, сэр. То есть они спланировали ваше похищение, но они вам не угрожают. Они просто хотят, чтобы вы уделили им внимание.

– Уже уделил. Так чего они хотят?

– Они хотят, чтобы вы ушли из Ксанаду.

– Но это же лучшее место на планете!

– Вот и они так считают, сэр. Вернее, это единственное место на планете, где они могут жить. В старину, говорят они, было много лучше, ну а сейчас – вот так. И еще они указывают, что обитают тут издавна. Они утверждают, что вы оккупируете их исконную землю, а это прямое нарушение Великой Хартии Альянса, насколько они поняли ее из моих объяснений. Политика не входила в число предметов, в которых я успевала, сэр, но я очень старалась. Ведь мы правда утверждаем, что планеты являются неотъемлемой собственностью их исконных разумных рас? Правда, сэр?

– Да, безусловно.

– Я просто хотела проверить, что ничего тут не напутала. Они говорят, что вы можете потратить чуть больше денег и доставить сюда почву, воду и прочее оттуда, откуда явились (это они так выразились, сэр), и создать для себя свое Ксанаду. Места хватит. Они даже будут рады снабдить вас местными семенами и всем прочим в том же роде. Но они говорят, что вам не следует оккупировать единственное место на планете, где они могут жить.

– Погодите, погодите! – сказал адмирал, положил трубку и заранее тщательно обдуманным маневром облегчился в пустой термос из-под кофе. Аккуратно завинтил его и вернулся к телефону.

– Я не понимаю, в чем их проблема, – сказал адмирал. – Мы с ними не конкурируем. Они могут и дальше заниматься тем, чем занимаются жуки в этой долине. Ну, построим мы несколько зданий, им-то что?

– Дело не столько в зданиях, – сказала Леа. – Их злит другое.

– Что вы подразумеваете под "другое"?

– То, что мы навезли инопланетные растения и стараемся выращивать их здесь. Они считают это нарушением самых основ этики, и они сражаются и за себя и за своих растительных союзников.

– А ну их к черту! – сказал Эсплендадоре. – Я не желаю иметь никакого дела с расой, которая обвиняет наши растения в агрессии!


Несколько часов спустя адмирал Эсплендадоре дал слово, как офицер Флота, что перенесет свой лагерь в другую местность на Клаксоне, минимум в ста милях от Ксанаду.

Адмирал не был трусом. Он выбрал бы смерть, если бы счел, что он наносит какой-то ущерб Альянсу и Флоту. Он дал согласие, потому что ариджи предложили послать в новый лагерь несколько миллионов себя, чтобы помочь строительству новой базы в меру своих возможностей.

Эсплендадоре сразу увидел, как сильно это ускорит работы. Хотя он не сомневался, что может уничтожить всякую жизнь в Ксанаду, едва сочтет нужным, это не дало бы ничего. Главным было построить базу.

И все-таки Эсплендадоре медлил доложить Флоту, что он заключил соглашение с расой жуков.

Конечно, долго сохранять это в секрете не удалось бы – слишком уж значительным было случившееся. А тогда Аллана Бантри, инопсихолога, который сделал это открытие, ждало много чудесного. Вероятно, его именем назовут новую школу в инопсихологии, он получит в свое распоряжение замечательную лабораторию.

После этого Аллан был со мной очень мил, но как будто нервничал в моем присутствии. Когда я его спросила, в чем дело, он ответил только, что я внушаю ему трепетное благоговение. Скверный знак в романтическом смысле. Но что мне оставалось делать? Во мне действительно появилось что-то грозное. Особенно после того, как я получила пост старшего лингвиста при ариджи, поскольку только я одна умела разговаривать с ними, ну и конечно, Айрис настояла. Очень важная должность, но обрекающая на одиночество – во всяком случае до того, как я познакомилась с Армандом Дюнкером, обаятельным молодым дипломатом, который прибыл с Земли учредить первое консульство при инопланетных разумных беспозвоночных. Но это другая история.