"Алхимик" - читать интересную книгу автора (Бойд Донна)

Впрочем, в Фивы даже Акан идти не решился. Возможно, старик был безвредным волшебником, практикующим магом, доживающим последние дни, и сказал нам правду. Но не исключено – храмовым жрецом, посланным шпионить за нами. Теперь он вернулся к своим со сведениями о нашем местонахождении. Мы не могли более идти к выживанию теми неверными мучительными шагами, которые предпочли поначалу. Безопасность становилась настоятельной необходимостью. И, как это ни странно, именно тот старик дал нам смелость воспользоваться тем, что требовалось для создания приемлемых условий существования.

Мы начали потихоньку. Применяли магию, чтобы привлечь животных, которых убивали ради мяса, разжечь огонь, на котором готовили его, и найти воду, необходимую для поддержания жизни. Довольно долго у нас недоставало и воли, и воображения для чего-то большего. Но по мере того как день сменялся ночью, росла, а потом убывала луна, наступал холод, а за ним жара, началось наше исцеление. Мы обнаружили, что жизнь обладает собственной притягательной силой – хотим мы этого или нет.

Мы взрослели в уверенности и молчаливом понимании того, что к прошлому возврата нет. Мы установили распорядок дня и поделили обязанности, включавшие в себя деятельность, связанную не только с выживанием. Мы искали залежи соли, серы; соскребали известняк в чашу, сделанную из черепа мертвого животного. Мало-помалу экспериментальным путем мы собрали некоторые основные материалы, необходимые для нашего ремесла, и начали упражняться в магии.

Постепенно, испытывая поначалу нерешительность и подчас смущение, мы обеспечили себя элементами комфорта – шелковым шатром из нескольких комнат, фонтаном свежей воды, бьющим из камней, экзотическими фруктами, купленными у торговца на то, что он считал золотом. Мы создавали простые вещи, не требующие ничего, кроме обычного умения и природных элементов пустыни. Мы не осмеливались применять более сложное колдовство даже при наличии материалов и не смели и помыслить об объединении усилий, как это проделали однажды, свершая невозможное… Разве только в самых потаенных желаниях.

Акан, никогда не перестававший скорбеть о погибших в храме томах, поставил перед собой задачу воссоздать по памяти содержащиеся там знания. А мы с Нефар помогали ему, ибо он являлся нашим братом по духу и мы разделяли с ним его боль.

Хочу объяснить, что мистические труды – огромные тома тайных знаний, в которых описана методология науки и магии, – тогда, как и сейчас, оставались иносказательными, закодированными, основанными как на интуитивных догадках читателя, так и на буквальных формулировках. Потребовались бы десятки и десятки лет, чтобы записать то, что мы выучили на занятиях в обители Ра. Что касается того, что мы не заучивали, а лишь прочли, или наполовину запомнили, или услышали, это не подлежало занесению на пергамент или папирус, поскольку не являлось точным. Поставленная перед нами задача казалась недостижимой. Но мы располагали вечностью для ее достижения.

Несколько столетий спустя я приду к заключению, что бессмертие в основном заполнено скукой. Думаю, я начал об этом догадываться, пробыв бессмертным всего лишь год.

Не могу сказать, как долго мы придерживались этих ограничений и скучного покаяния, – изгнанные жрецы, которые, заглядывая в будущее, не видели ничего, кроме ожидающей их вечности искупления. Намерения наши оставались благородными, но дух слабым. Время и расстояние притупили остроту воспоминаний, и нам недоставало испытанного однажды восторга, открытий, приключений. Власти. Это я точно знал. Я читал это в глазах Нефар, слышал в голосе Акана, чувствовал в собственном сердце. Но мы были сильными и решительными. Мы могли бы следовать избранным нами путем воздаяния и отречения еще на протяжении нескольких десятилетий, если не веков, построив таким образом основу характера и мудрости, которые позволили бы нам бороться с искушениями. Но, увы, все сложилось иначе.

Вероятно, кто-нибудь сказал бы, что против нас ополчился Случай. Другие посчитали бы, что мы сами распорядились своей судьбой. Кто прав?..

Я знаю только, что, выйдя как-то из шатра после утомительного дня, проведенного за переписыванием рецептов, я увидел на фоне сине-алого неба силуэт небольшого каравана, и сердце мое подскочило в груди. Не от страха, а от волнения звенел мой голос, когда я позвал товарищей.

За время пребывания в лагере – длинная череда растущих и убывающих лун, возможно, даже лет – мимо нас прошли лишь два путешественника, оба заблудившиеся и едва не умершие от зноя. Мы дали им воды в обмен на те скудные удобства цивилизации, что они могли предложить. До сих пор сюда не забредал ни один караван, который мог бы принести новости и товары из внешнего мира. Мы следили из-под навеса за тем, как на горизонте растет цепочка всадников и вьючных животных, почти не смея говорить, словно даже шепот мог нарушить чары, приведшие их к нам.

К тому времени мы создали небольшой оазис посреди обширного белого океана безжизненного песка – кольцо пальм, окруженный папоротниками водоем, небольшой садик скороспелых фруктов. Наш шатер был ярким и хорошо освещенным – настоящий маяк днем и ночью для любого, кто мог оказаться в поле зрения – а в пустыне в поле зрения попадают весьма большие расстояния.

Тогда Акан, видимо отдавая символическую дань прежде всего заботе о соблюдении осторожности, пробормотал:

– Может, стоит притушить лампы.

– Слишком поздно, – сказал я. – Они нас уже видели. Скоро взойдет луна и осветит им путь.

– Интересно, везут ли они специи? – тихим голосом голодного человека произнесла Нефар.

– Или новости из Фив, – добавил Акан.

– Они действительно могут идти из Фив, – согласился я, пожалуй, с излишним жаром. – Курс у них правильный. Наверное, они покинули город всего несколько месяцев тому назад.

– Возможно, это торговцы шелком и драгоценностями, – размышляла Нефар.

– Специи подошли бы нам больше, – заметил я.

И вот ради специй, шелка и новостей из мира, который с трудом себе представляли, мы, в большом нетерпении ожидая их приближения, вышли на край оазиса.

Там оказалось около дюжины мужчин и вполовину меньше вьючных животных, топтавших дерн нашего маленького оазиса и наполнивших воздух песком и горячим смрадным дыханием. Верблюды несли объемистые тюки, завернутые в жесткую ткань. Мужчины в грубой одежде имели при себе холодное оружие. Они вели себя шумно, но глаза их смотрели холодно и жестко. Через несколько мгновений они толпились около нас. Из-за быстрых, резких движений и громких голосов казалось, что их больше, чем на самом деле. Ворвавшись без спросу в наш шатер, они стали угощаться жареным мясом и плоским хлебом – остатками ужина. Потом принялись срывать с дерева финики и плескаться в водоеме. А мы, маги, повергшие в прах обитель Ра, беспомощно стояли, не в силах им помешать.

Один из мужчин, широкоплечий и бородатый, очевидно, являлся вожаком. Он с одобрительной ухмылкой наблюдал за недостойным поведением своих воинов, а потом не спеша подошел к нам.

– Ну что ж, слыхал я об этом, но не поверил. Рай посреди пустыни, и охраняют его всего только три щенка.

– Едва ли можно назвать это раем, господин. Скромный шатер, скудная утварь… – заметил я.

Мужчина перевел взгляд на Нефар, обнажив в ухмылке щербатые зубы.

– Любой, кто владеет такой красавицей, не стал бы называть скудным то, чем обладает.

Нефар резко возразила:

– Я не принадлежу ни одному мужчине, погонщик верблюдов. Хорошо бы тебе это запомнить.

Человек с кривыми зубами рассмеялся.

Из водоема раздался визгливый вопль одного из мужчин, бросившегося в воду в развевающейся грязной одежде. Прежде он вылил туда мех вина – нашего вина, с большим риском раздобытого много лун тому назад у одного путешественника. Разлитое вино и песок замутили единственный источник, из которого мы брали воду для питья и умывания.

Мы создали в пустыне фонтан, заставили фрукты вырасти из одного семечка, но в тот момент не знали, как не дать этим нечестивцам все разрушить.

Лицо Акана напряглось. Я знал, что сердце у него в груди сильно колотится, как и у меня, а живот свело судорогой. Но все же он со скукой в голосе, словно каждый вечер нашу стоянку опустошали невоспитанные путешественники и мы привыкли иметь с ними дело, поинтересовался, кивнув в сторону верблюдов:

– Какой груз везете?

Мужчина перевел взгляд с Нефар на Акана, хитро прищурившись.

– А что вам нужно?

– Совсем немного. – Акан искоса посмотрел на нечестивца в пруду, к которому уже присоединились двое товарищей. – Может, мех или два вина.

– У вас есть золото?

– Золота у нас нет. Но есть другие вещи.

– Я слыхал, у вас есть золото.

Мужчина сделал шаг в нашу сторону.

Нефар вдруг пошла вперед и остановилась у ближайшего верблюда.

– Что это такое? Шерсть? Боюсь, не слишком хорошего качества. Надеюсь, вы за нее не переплатили.

Поперек одного из верблюдов, между двумя комковатыми тюками шерстяных одеял, был привязан длинный сверток, завернутый в полотно. Его размер и форма явственно указывали на содержимое, равно как и слабое зловоние, распространению которого не помешали даже сухой ветер и палящая жара. Нефар, сделав вид, что ничего не понимает, дернула за один из ремней и издала негромкий крик, когда полотно упало, открыв взорам застывшее серое лицо мертвеца.

Перед нами предстало уже находящееся в состоянии трупного окоченения тело молодого человека, умершего несколько дней назад. Его столь небрежно закинули на верблюда, что лицо и торс оказались повернутыми в нашу сторону и хорошо различимыми. Пряди темных волос падали ему на глаза, почти вылезшие из орбит. Я рассмотрел желтые и кривые, неправильной формы зубы в ужасном оскале смерти и почувствовал приступ тошноты. Думаю, изданный Нефар вопль ужаса был не совсем притворным. Перед моим внутренним взором мгновенно пронеслись видения тающей плоти и зияющих глазниц, отчего я ощутил внезапную слабость.

Головорезы между тем поняли, что сделала Нефар, и двинулись к нам, яростно вопя, взбаламутив по дороге водоем и вспоров ножами шатер. Подобно вою ветра звучали их голоса.

– Шлюха! Ты осквернила тело моего брата!

На Нефар с ножом бросился краснолицый человек, с губ которого капали слюна и вино, и в то же мгновение с быстротой молнии вперед устремился вожак. Горло краснолицего внезапно обратилось в ухмыляющийся красный рот, и тот вдруг пошатнулся и упал на одно колено. Голова его как бы в нерешительности покачалась на обрубке шеи, на одно крошечное мгновение замерла у левого плеча. Потом он упал вперед, выбросив на песок фонтан крови. Голова, откатившись на пару шагов, остановилась.

Приподняв подол туники, Нефар подалась назад от разлившейся у нее на пути кровавой реки. Щербатый вожак, осклабившись, угрожающе приблизился к ней, поднеся к ее волосам чумазый кулак.

– Его манеры оставляли желать лучшего, – сказал он, – Я тебе понравлюсь больше, обещаю.

Нефар отшатнулась и плюнула ему в лицо.

Бандит рассмеялся и утер слюну.

– Вижу, придется заняться твоим приручением, чтобы ты смогла отправиться в путешествие в нашей компании. Я, пожалуй, позволю моим молодцам объездить тебя, а сам позабавлюсь с двумя твоими мальчишками. И между делом позабочусь о том, чтобы ты успела на это посмотреть.

Я рванулся к Нефар, но тут же был крепко схвачен за волосы: голова моя дернулась назад, я с трудом сдержал вопль. У моего горла возник нож. Краем глаза я заметил, что Акан находится в таком же положении.

Я мог бы вызвать прилив сверхчеловеческой мощи и швырнуть моего обидчика на землю. Я мог бы одним взглядом расплавить лезвие ножа; я мог бы исторгнуть молнию из кончиков пальцев; я мог бы сымитировать звук от походки хищного кота или форму чудовищной змеи, чтобы заставить разбойников скрыться в ночи. Я мог выбирать из дюжины способов – лучший. И действительно, большинство из них в тот момент пронеслись в моей голове, в беспорядке перемешиваясь друг с другом. Горло мне сжало от тоски: я понял, что магия, которая была для меня столь же естественной, как восход и закат солнца, ускользает из моих рук. Мне не удавалось сосредоточиться, не удавалось вспомнить ни одного заклинания. С каждой новой неудачной попыткой я начинал паниковать, и чем дальше, тем сильнее. Ноздри забивал запах горящей плоти, вопли умирающих звучали в унисон с грохотом сердца, я задыхался. Я думал, что взорвусь от разраставшегося внутри меня ужаса.

Они не могли меня убить. Но муки только одного этого мгновения стоили тысячи смертей.

Я в ужасе скосил глаза на Акана, которого удерживали два разбойника, жестоко скрутив ему руки за спиной. На его тунике показалось теперь несколько идеально круглых капель крови от острия ножа, приставленного к его ребрам. Но выражение лица моего товарища оставалось спокойным, взгляд его был прикован к Нефар.

Вожак одной рукой сжимал горло девушки, отчего лицо ее покраснело, а подборок неестественно задрался вверх. Нефар не сопротивлялась, а взгляд ее был прикован к лежавшему на земле безголовому трупу. Со стороны это выглядело ужасно: казалось, девушка испугана до смерти и потому утратила всякое соображение. Но эта сценка предназначалась только для головорезов…

Мои глаза тоже остановились на теле безголового человека, распростертого на земле с раскинутыми руками – словно труп все еще пытался дотянуться до ножа, валявшегося несколько в стороне. Я увидел, что пальцы его начали сжиматься, а колено слегка согнулось, оставляя в песке неглубокий след. Задвигалась вторая нога, вытянулась рука. Мертвое безголовое существо ползло.

Меня передернуло от инстинктивного отвращения, и в то же время я набрал полные легкие воздуха в ожидании веселья. Я смотрел, как безжизненные пальцы сжимают рукоятку ножа, как безголовый труп, пошатываясь, поднимается на колени и, двигаясь прерывисто и неуклюже, встает на ноги.

Мой торжествующий смех потонул в криках и воплях ужаса, зазвучавших со всех сторон. Бандит, державший меня за волосы, вздрогнув, разжал пальцы и попятился назад, разинув рот и дико вытаращив глаза. По моей команде нож вырвался из его руки и оказался в моей. Я услышал доносящиеся из его глотки булькающие звуки – жалкая попытка закричать. Его парализовал ужас, когда я, покрутив острие на кончике вытянутого пальца, одним театральным жестом подбросил оружие в ночное небо, где оно и исчезло.

Ах, этот восторг от сознания того, что тебе все подвластно, эта радость – обыкновенная опьяняющая радость.

Я обернулся и заметил завернутый в полотно труп, привязанный к верблюду. Собрав в кулак все душевные силы и волю, я одним движением кисти отвязал последний ремень, и мертвец съехал на землю, сломав от удара несколько хрупких костей. Пока безголовое чудовище, пробужденное Нефар, пошатываясь, пританцовывало, все расширяя круг, я невидимой ниточкой воли поднял моего молодца на ноги и заставил идти вперед. Его сломанные кости торчали во все стороны, раздувшийся язык высовывался изо рта с кривыми оскаленными зубами. В воздухе теперь сильно запахло верблюжьей мочой и человеческими испражнениями. Безмолвие нарушали лишь произнесенные шепотом ругательства и рыдания: бандиты стояли оцепенев, парализованные собственным страхом.

Вожак пришел в себя первым. Взревев от ярости, он бросился к моему ожившему мертвецу с высоко поднятым ножом. От этого неожиданного наступления моя воля поколебалась, как и воля Нефар, и наши мертвецы свалились на землю, словно куклы с перерезанными ниточками. Но, не успев еще издать вздох удивления, мы услышали новые звуки, напоминающие шум сильного ветра, или грохот океана, или рев огромного огненного столба. То оказался Акан, и мощь его воли вовлекла в волшебство и нас с Нефар: сами того не сознавая, мы отдали ему силу и торжество нашей великолепной магии, ничем не стесненной и многократно усиленной.

Акан все рос и рос – гигант в развеваемых ветром одеждах, с жутковато освещенным лицом. Разбойники закричали, ибо с высоты на них смотрела физиономия мертвеца со спутанными черными волосами и желтозубой ухмылкой. Акан трансформировался в него, а мы, все трое, сделали из обычного мертвого человека монстра огромных размеров, ходячий ужас, который невозможно позабыть. Его тень простиралась чуть ли не до горизонта, а когда он рычал, содрогалась земля.

В панике спасаясь бегством, бандиты натыкались друг на друга. Верблюды, которых они не смогли поймать и оседлать, с мычанием разбежались по пустыне. Потом в течение недель мы находили остатки их груза – наверняка краденые товары – разбросанными по пустыне во всех направлениях. Мы отменили иллюзию только после того, как в ночном воздухе замерли последние отзвуки поспешного бегства головорезов. Ужас и благоговение в глазах скрывающихся во мраке разбойников убедили нас в том, что они сюда никогда не вернутся.

Мы упали на землю посреди остатков истоптанного оазиса. Два мертвеца – все, что осталось от вторжения внешнего мира. Очень долго мы просто смотрели друг на друга, с трудом переводя дух после испытанного напряжения и не переставая удивляться тому, что совершили. Мы создали грандиозную и великолепную магию. Соединив энергии, мы вызвали к жизни потрясающую иллюзию, мы спаслись, никому не навредив. Мы не навлекли на себя великий гнев, мир не разрушился в огне, гробницы фараонов не открылись, чтобы нас поглотить. Мы сдержали сверхъестественные силы. Мы совершили великое чудо и сделали это идеально. Мы полностью контролировали ситуацию.

Я выпалил на одном дыхании:

– Вы это видели? Видели, что мы сделали?

И в тот же момент Акан прошептал:

– Мы были великолепны! Вы это почувствовали? Неужели вы не сознаете этого до сих пор?

А Нефар выдохнула:

– Мы это совершили! Мы стали лучше, чем прежде, сильнее, чем прежде! Мы это совершили!

И потом мы засмеялись и заговорили, перемешивая слова с восклицаниями, протягивая друг к другу руки, обнимая за плечи. Мы чувствовали, как пляшут вокруг нас искры восторга и в воздухе пахнет жженым медом – то благоухали кусочки оставшейся магии. Я сказал, крепко держа за руки Акана и Нефар:

– Вы понимаете, что это значит?

Глаза Нефар светились далеким лунным сиянием, когда она обронила:

– Нам больше не надо прятаться!

И Акан добавил приглушенным от изумления голосом:

– И не надо бояться. Мы можем идти, куда захотим, стать тем, кем пожелаем. Мы можем защитить друг друга даже от жрецов. Нам, разумеется, надо вести себя осторожно, но…

– Но мы вольны уйти отсюда! – воскликнула Нефар, обвив одной рукой мою шею, а другой – шею Акана и притягивая нас к себе. Мы засмеялись над ее глупостью, когда она снова выкрикнула высоким голосом, улетевшим в небо пустыни: – Мы свободны!

– Мы – волшебники! – откликнулся я.

– Мы непобедимы! – закричал Акан.

Я обхватил их руками. В нас бурлила магия неподдельной радости: подобно кипящему маслу в котле, она выплескивалась в ночное небо и заряжала каждую его частицу нашим восторгом. Я крепко поцеловал Нефар в губы, потом то же самое сделал Акан. Мы пробовали на вкус смех на кончиках языков друг друга, вбирали в себя хмельное дыхание. То, что произошло с нами потом, было, полагаю, столь же неизбежным, как восход солнца или заход луны. И все же это настолько нас ошеломило, вызвало такое искреннее, всепоглощающее изумление, что нас, совершенно захваченных происходящим, унесло на вздымающейся волне растущей жизненной силы, как обломки корабля – штормом.

Полагаю, на каком-то уровне мы всегда отдавали себе отчет в том, что наша сила подпитывается сексуальной энергией, кинетическим равновесием двух мужских начал и одного животворного женского. Способность извлечь и обратить эту энергию вовне стало основой нашей великой магии, семенем жизни, крошечной частичкой, вокруг которой обращалось все.

Добавив ее к точно подобранным элементам, в точно определенной атмосфере и в точно заданное время, мы могли получить взрыв энергии, масштабов которого до конца и не осознавали. Но взять эту энергию и обратить ее внутрь, испробовать ее в дыхании товарищей и почувствовать на ощупь, упиваться ею, купаться в ней и дать выплеснуться на нас волнами и потоками чувственного удовольствия… Ах, это оказалось такое восхитительное и чистое ощущение, какого мы до той ночи даже представить себе не могли.

Нас влекло нечто большее, чем чувственность, ее квинтэссенция, ее существо. Это походило на сны, в которых я занимался с Нефар любовью, но сны, оживленные энергией Акана. Это была Нефар, моя обожаемая возлюбленная, сущность женской силы, и одновременно Акан.

Я ощущал их каждой порой тела: нежную порывистость Нефар и медовый мускусный запах Акана. Я чувствовал их, поглощал каждой клеточкой, я слышал их – мысли, дыхание, приглушенный шепот наслаждения, которые кружились в моей голове, подобно ласковому ветерку. Я стал ими, они – мной. Так возник союз столь совершенный, удивительный и неизменный, что слово «наслаждение» теряло свой смысл. Я сразу понял, почему мужчины и женщины принуждены вступать в плотские контакты, отчаянно и непрерывно ища облегчения от тревожного чувства пустоты, с которым они рождаются на свет, ибо тревога существует ради этого момента, пустота – ради этого завершения. Ах, почему же мы не догадались об этом раньше?

Нефар, Нефар. Она являлась связующим звеном и средоточием всего. Она соединила нас, подвела к чуду. Мы с Аканом стали музыкальным фоном, она – мелодией. Она заполняла меня – сердце, душу и разум. И, поскольку я познал этот момент, ни одна моя частичка теперь уже не могла быть совершенной без нее.

Никакое физическое единение не в состоянии даже сравниться с той энергией, которая бушевала меж нами, с той, которую мы дарили друг другу и в то же время исступленно поглощали жадными глотками. Ни один мужчина и ни одна женщина даже в кульминационный момент самого идеального соединения не сумели бы и приблизиться к тому, что мы тогда испытали. Но происшедшее между нами оставалось абстрактно сексуальным. Это чувство выходило за пределы физического, даже – психического, наслаждение, нарастающее по экспоненте и разрушающее в конце концов собственные границы. Мы сливались друг с другом, мужское начало с женским, мужское с мужским, омываемые горячими белыми волнами неслыханных возможностей, мы испытывали удовлетворение, растворяясь друг в друге и становясь в процессе этого чем-то совершенно новым. Хвост змеи в ее пасти; божественное проникает в земное. Я плакал при мысли о незначащих контактах с женщинами, которые случались у меня до того момента, а сейчас я рыдаю, вспоминая то, как мы, совершенные в своей невинности, превращались в одно существо.

И при этом мы соприкасались лишь кончиками пальцев.

Полагаю, в какой-то момент мне следовало догадаться о том, что Акан тоже испытывает чувства, которые вызывала во мне Нефар: беспомощное и безусловное обожание, удивительную всепоглощающую радость. Но я никогда об этом не думал. Честное слово, не думал.

И даже когда необходимая для поддержания этого союза энергия начала иссякать и мы медленно, неохотно возвращались каждый в свое сознание, печаль не отравила нам души, их не пронзило чувство утраты. Мы трое, рожденные от разных матерей, отныне никогда не станем существовать по отдельности. Внутри меня осталась частичка каждого из них, а им подарена лучшая часть меня. Мы уснули, крепко обнявшись, витая в снах друг друга, и пробудились бесстрашными, исполненными радости, которая многократно умножала наши силы.