"Обреченная невеста" - читать интересную книгу автора (Робинс Дениз)

Глава третья

Двадцать четвертого мая, когда семья Родни устроила бал, чтобы отпраздновать день рождения дочери, в Кенсингтонском дворце также отмечали праздник. Еще одной юной девушке исполнилось восемнадцать лет; это была Виктория, которую ожидало блестящее королевское будущее.

Весь день Флер казалось, что ее судьба так же замечательна, как и любой королевской принцессы.

Элен пыталась заставить ее отдохнуть, но волнение победило. Флер всем предлагала свою помощь, а когда все было уже сделано, она с матерью рука об руку ходила по дому. Никогда еще гостиная не выглядела так великолепно. Ковры были скатаны в рулоны и убраны. Полы натерты воском и отполированы так, что казалось, будто это золотое стекло. По всем углам стояли вазы с цветами и высокие пальмы, а для оркестра, который наняли специально для этого вечера, соорудили возвышение. На потолке, покрытом резьбой, висели три огромные люстры. Они светились от сотен зажженных восковых свечей. Во всем доме горели свечи, стоящие в позолоченных и серебряных подсвечниках.

В камине горел огонь, потому что этот май был холодным. Но сегодня день был прекрасен, и, к счастью, вечер был тоже замечателен. В небе горели звезды. Тумана, которого так боялась Флер и который мог помешать приехать многим гостям, не было.

Комнаты для гостей в Пилларсе были полны людьми. Кузина Долли приехала с намерением заночевать вместе с близнецами и сыном Сирилом, который был несколько менее мрачным и тупым, чем обычно, потому что только что сдал вступительные экзамены в Оксфорд. Никто не знал, как ему это удалось, но у его матери теперь было чем похвастаться. Она говорила всем и каждому, что ее «милый Сирил – самый умный мальчик в мире и он поразит преподавателей, когда начнется учебный семестр».

Родни не пожалели денег на то, чтобы устроить великолепный праздник для своей дочери, которую они боготворили. В столовой слуги уже накрыли на столы всевозможные кушанья. Большие блюда с заливным из фаршированной телятины, Йоркская ветчина, французские и русские салаты; горы сладостей, желе, фрукты и пирожные со взбитыми сливками и орехами; тарелки с фруктовым салатом; бисквиты, пропитанные вином и залитые взбитыми сливками в серебряных тарелках и, конечно, в самом центре – праздничный торт, который был приготовлен главным поваром Родни, французом. Тут он превзошел себя. Два слоя белой глазури, а под ней вишенки. Посередине розовой глазурью были выведены имя Флер, слова «С днем рождения» и дата.

Когда Флер увидела восемнадцать свечей, которые ей предстояло зажечь этим вечером, она захлопала в ладоши, как очарованный ребенок:

– Так много! О, мама, я старею, и очень быстро. Теперь я не хочу идти вперед, пора возвращаться назад.

Мать поцеловала ее и засмеялась:

– В жизни мы никогда не должны идти назад, моя крошка, а только вперед. Я молю Бога, чтобы ты всегда шла вверх, к звездным высотам!

Флер оделась и стала ждать гостей.

Чевиот приехал рано. Он стоял у подножия винтовой лестницы, когда появилась Флер, чтобы занять место рядом с матерью и отцом, принимающими гостей. Несколько минут назад она убежала наверх в свою комнату, чтобы ее горничная подтянула нитку в оборке ее бального платья.

В глазах лорда Чевиота, которые до этого были полны скуки и равнодушия, внезапно загорелся огонь восхищения. Они жадно впились в девушку, которая, казалось, плыла, а не шла по винтовой лестнице. Сердце его бешено заколотилось, так же, как в тот первый вечер, когда он увидел ее на обеде леди Родни, а в ушах звучало предсказание, сделанное девушкой-калекой, которая умерла в объятиях брата в тот дождливый октябрьский вечер у ворот Кедлингтон-Хаус. «Через двенадцать месяцев, начиная с этого дня, вы женитесь, – сказала она, прежде чем умереть. – Я вижу будущее и предсказываю этот брак. Но вместе с ним придет несчастье. Рыжие золотистые волосы и фиалки… берегитесь рыжих золотистых волос и фиалок… Так будет…»

Он хорошо помнил эти слова и в этот вечер продолжал наблюдать за Флер Родни с необыкновенным волнением.

Платье Флер, сказочно белоснежного цвета, было сшито французским портным, который специально для этого приезжал в Пилларс. Оно состояло из прелестных кружевных оборок, из-под которых выглядывали носки маленьких атласных туфелек. Корсаж был выкроен низким, но выглядел скромно. Он был украшен розочками из атласных лент и немного обнажал плечи. Вокруг талии был повязан широкий сине-фиолетовый пояс. Локоны спадали ей на плечи.

При виде блестящих глаз Флер, фиалок у нее в волосах, ниспадающих на плечи локонов у Чевиота перехватило дыхание. Он взглянул, не несет ли она орхидеи, но в руках у нее ничего не было.

– К дьяволу их, – пробормотал он, – не думаю, чтобы я ей нравился.

Когда Флер достигла последней, самой нижней ступени и на мгновение остановилась, он шагнул к ней и в его голове молнией блеснула мысль: «Она должна быть моей. Пророчество горбуньи сбудется. Флер, и никто иной, будет леди Чевиот, баронессой Кедлингтонской».

Он низко поклонился:

– Ваш покорный слуга, мисс Родни…

Она посмотрела на него сверху вниз, но не ответила улыбкой на его приветствие. Она была какой-то ледяной, но за этим скрывался огонь. Он не нравился ей, хотя и был самым красивым мужчиной из всех присутствующих: черные волосы, бакенбарды, высокий воротник, атласный галстук. Как и большинство джентльменов, которые присутствовали здесь, он был одет в бриджи до коленей, шелковые рейтузы и пиджак с иголочки. Он был притягателен, но высокомерен, возвышаясь над остальными за счет своего огромного роста.

Флер робко пробормотала приветствие, но в то же время почувствовала, что его присутствие омрачает ее настроение. Она не могла видеть ни блистающую толпу гостей, которые болтали и смеялись, ни своих родителей, стоящих рядом с парадной дверью. Ее охватил дикий ужас, и она молнией пронеслась мимо Чевиота, как будто он собирался задержать ее. Когда она оказалась рядом с Элен, лицо у нее было бледное, а сама сильно дрожала, но ничего никому не сказала о своих чувствах. А мать была так занята встречей опоздавших, что не заметила взволнованного состояния дочери.

Уже играла музыка, и юный Том Квинтли протиснулся сквозь толпу, чтобы пригласить Флер на первый танец. Та уже собиралась принять приглашение, но между ними оказалась высокая фигура Чевиота, который, прижав руку к сердцу, поклонился:

– Если вы соблаговолите доставить мне удовольствие, мисс Родни…

Она хотела сказать «нет» и крикнуть Тому, чтобы не уходил. Но тот был слишком объят благоговейным страхом перед солидностью и великолепием знаменитого барона и, усиленно выражая свое сожаление мимикой лица, удалился.

– Оставь для меня следующий танец, Флер, – попросил он, уходя.

Чевиот предложил ей руку, и Флер ничего не оставалось, как принять ее.

– Для меня это большая честь, – тихо проговорил он. – С позволения сказать, сегодня вы выглядите, как Дух всех цветов в мире.

Она ничего не ответила на льстивые комплименты Дензила Чевиота. Она была немного рассержена, потому что чувствовала, что все это было навязано ей. Первый танец она собиралась танцевать с Томом, своим другом. Чевиот был слишком уверен в себе и производил впечатление человека, который только и ожидает, чтобы все его желания беспрекословно исполнялись. Ей это не нравилось; она не была склонна к бунтарству, но сейчас появилось именно такое желание.

Первым танцем была полька. Одной рукой Чевиот обнял тонкую талию девушки, а другой взял ее правую руку. Легкая, как снежинка, подумал он. Вспомнив о том, что он сказал насчет Духа всех цветов, у него неожиданно мелькнула мысль: «Было бы жаль срезать ее и смотреть, как она умрет».

Но начав двигаться вместе с ней по натертому до блеска полу, появилась более злая мысль: «Жаль, что я обнимаю ее здесь, на глазах у всего мира, и должен держать себя в руках. Хотелось бы прижать ее к себе и до синяков целовать этот кроткий юный ротик, показать ей, что с Дензилом Чевиотом следует считаться».

Ничего не подозревая о таких мыслях, Флер грациозно танцевала с мужчиной, которого пригласил сюда ее отец. Люди вокруг перешептывались: какая замечательная пара, высокий темноволосый мужчина и тоненькая светлая девушка. Чевиот был отменным танцором и хорошим партнером для Флер, движения которой были полны изящества. Несколько секунд гости наблюдали за ними. Однако не желая таким образом выставлять напоказ свою дочь, Элен пригласила на танец своего мужа, и вскоре другие присутствующие в зале последовали их примеру. Вся комната быстро заполнилась танцующими парами.

Веселая полька закончилась. Чевиот предложил Флер свою руку, и они вышли из зала.

– Могу я принести вам что-нибудь освежиться, мисс Родни? – спросил он.

– Нет, благодарю вас, – еле слышно ответила она. Он чувствовал, что она старалась держаться подальше от него, но это не обескуражило его, напротив, только разожгло желание преодолеть ее сопротивление.

Флер сидела на красном плюшевом диване и крутила в руках маленький разукрашенный веер, пытаясь перевести разговор на гостей.

– Много людей пришли на мой день рождения, – тихим голосом проговорила она, – и преподнесли замечательные подарки. Посмотрите, что подарил мне папа…

Она простодушно вытянула свою белую тоненькую ручку, на запястье которой блестел маленький браслет из жемчужин, вставленных в золотую оправу. Чевиот улыбнулся, но эта улыбка больше походила на презрительную усмешку.

– Красивая безделушка, – сказал он, – но она не стоит этой изысканной руки. В Кедлингтоне есть алмазный браслет, который принадлежал моей французской бабушке, а еще раньше – Марии Антуанетте. Он оценивается в тысячи фунтов. Я бы хотел, чтобы его носили вы.

Флер проглотила слюну, ресницы у нее затрепетали. Она чувствовала себя, как испуганный олененок.

– Я… очень дорожу подарком отца… но я… не особенно люблю драгоценности, – запинаясь, проговорила она.

А в это время Чевиот думал: «Ее талия такая маленькая, что я мог бы взять два браслета старой Маргарет и сделать из них алмазный пояс для Флер. И я сам застегну его на ней».

– Где мои орхидеи? – внезапно спросил он с резкостью, которая застигла Флер врасплох. Но она не хотела казаться грубой и ответила:

– Орхидеи замечательные, благодарю вас. Я… но я не могла одеть их, они… не подходят к моему платью. Сегодня фиалки лучше сочетаются с моим нарядом, – сказала она все тем же запинающимся и испуганным голоском.

Чевиот сложил руки на груди и посмотрел на нее сверху вниз, странно улыбаясь.

– Завтра я пришлю вам еще цветов из Кедлингтона. Вы можете сделать из них ковер и ступать по ним своими маленькими босыми ножками. Я ничего не имею против этого.

Такие слова привели ее просто в ужас. Она попыталась встать, но он остановил ее.

– Нет, сядьте, пожалуйста, – более тихим голосом сказал он, вспомнив, что должен держать свою страсть под контролем. Он привык лишь протягивать руку и брать все, что ему нравилось, но эту женщину нужно было добиваться, приручить.

– Сядьте, умоляю вас, мисс Родни, – повторил он. – Прошу прощения, если я сказал что-нибудь оскорбительное для ваших ушей.

Она прижала руку к сердцу, которое бешено колотилось.

– Начинается новый танец. Я обещала мистеру Квинтли…

– Вы не останетесь поговорить со мной?

– Нет… – начала она и, к своему величайшему облегчению, увидела высокую мальчишечью фигуру юного Тома. У него была ничем не примечательная внешность, и сейчас он выглядел покрасневшим и неловким по сравнению с великолепным бароном, но для Флер было наслаждением увидеть его: это было ее спасение.

– Я думаю, это наш танец, Том, – сказала она.

Он поклонился и предложил ей руку. Они быстро отошли, не оглядываясь на Чевиота.

Оставшись один, барон сощурил глаза, пока они не превратились в две тоненькие щелочки. Затем поднял брови, и на губах у него появилась усмешка. Да, это был первый раунд, возможно, первый из многих в той борьбе, которая им предстояла. Он крикнул лакея и приказал принести его шляпу и плащ, собираясь тот час же уехать в Лондон. Покидая дом, он оставил записку, адресованную Гарри Родни: «Простите, но я болен и уезжаю. Не думаю, что нравлюсь вашей дочери, но хочу, чтобы вы знали, что я с радостью отдал бы за нее свою жизнь. Чевиот».

Получив эту записку, Гарри с некоторым удивлением передал ее жене. Элен пожала плечами.

– Сомневаюсь, что он болен. Ручаюсь, что он был обижен. Флер сказала мне, что барон говорил с ней отвратительно.

– Вот несчастье, – сказал Гарри и потрогал мочку своего уха, не очень понимая мать и дочь. Но ему было ясно, что если Чевиот пожелает и дальше «обижаться», то ему будет недоставать хорошего стрелка и веселого человека. В то же время, если его крошке не нравится этот мужчина, то ему надо позволить уйти.