"Радуга" - читать интересную книгу автора (Стоун Кэтрин)

Глава 16

Вашингтон

Декабрь 1989 года

— Весь уик-энд? — переспросила Алекса.

Разговор происходил в первый вторник декабря. За три месяца своей любви Алекса и Роберт никогда еще не проводили весь уик-энд вместе, только ночи в будние дни недели. Драгоценные, благословенные часы. И в эти чудесные часы они дарили друг другу невероятно тонкие и нежные чувства; они опаляли друг друга умопомрачительной страстью, такой же отчаянной, требовательной и тайной, какой она была в первую ночь.

Алекса с горечью думала о том, что тайна их страсти была символом того, о чем они оба знали, но о чем никогда не говорили: эта скрываемая ото всех любовь не продлится вечно. Сейчас любовь была в безопасности, она была секретом, который было легко хранить, поскольку никто не пытался о нем узнать.

Пока что вашингтонские журналисты без устали гонялись за Робертом в надежде заполучить подходящую цитату от самой яркой звезды на политическом склоне страны. Но ни один репортер, ни один даже самый агрессивный политический обозреватель и не думал расследовать частную жизнь сенатора. Что толку? Всякий, кто хоть когда-либо видел чету Макаллистер, а их видели практически все журналисты, знал: Роберт и Хилари — идеальная супружеская пара.

Тайная любовь Роберта и Алексы будет в полной безопасности, пока… Роберт не выставит свою кандидатуру на президентские выборы. После этого каждая деталь его жизни, не важно, насколько личная, станет достоянием общественности. Его будут преследовать со всех сторон — и политическая пресса, и легион шпионов, нанятых оппозиционной партией, которым будет поставлена практически невыполнимая задача отыскать мельчайшие изъяны в непробиваемой броне — безупречной репутации будущего президента. Если Роберт станет претендентом от партии на выборах 1996 года, что предсказывали самые искушенные политологи, их тайная любовь сможет безопасно длиться по крайней мере еще четыре года, а возможно, и все пять лет. А если он не станет главой государства до 2000 года…

Хотела ли Алекса жить такой любовью — любовью темноты, отчаяния, украденных мгновений — еще четыре года или даже все восемь лет? О да!

Теперь же любимый говорил, что через три дня они проведут вместе весь уик-энд.

— Весь уик-энд, — прошептал Роберт, нежно целуя наполнившиеся слезами радости глаза Алексы. — Целый уик-энд, любовь моя.

— О-о, нет!

— Что, дорогая?

— В субботу я работаю! У меня полностью свободна пятница, но в субботу съемка…

— Тогда в пятницу ты приготовишь мне ужин. Обещаю, что приеду сюда к ужину, — ответил Роберт, прогоняя страстным поцелуем грусть с лица Алексы. — Зато я приготовлю тебе ужин в субботу. А в воскресенье, любовь моя…

«Весь уик-энд, любовь моя», — пообещал Роберт, и взгляд изумрудных глаз Алексы наполнился при этом обещании такой искренней радостью! Но он-то жаждал сказать ей другое: «Всю нашу жизнь, любовь моя!»

«Не исключено, что уже в этот уик-энд я смогу дать такое обещание», — несколько часов спустя думал Роберт, бережно обнимая спящую Алексу. Она была воплощением умиротворения и счастья. Золотистые волосы обрамляли прекрасное лицо, легкая улыбка надежды застыла на губах. Когда Роберт поцеловал ее шелковистые волосы, Алекса улыбнулась и потянулась к нему во сне, словно ей снилось то, о чем думал и он: мы наконец будем вместе, и навсегда.

Роберт никогда не обсуждал с Алексой свои радужные планы прожить с ней всю жизнь, но любимая, безусловно, это знала.

Макаллистер не хотел давать пустых обещаний, пока Хилари не согласится на развод. Разговор с женой он решил отложить до рождественских праздников. Сенат распустится на каникулы, Алекса отправится в Топику, и, если все пройдет благополучно, Хилари сможет, как всегда, уехать в Даллас на свои бесчисленные вечеринки, а он останется в Вашингтоне и переедет из их дома. Решение подождать до праздников было трезво продуманным. Рождество не вызывало у сенатора особых сантиментов, так же как и у его супруги.

Но сейчас, когда Роберт держал в объятиях любимую женщину и думал о предстоящих многочисленных приемах в Вашингтоне, на которых должен появляться с Хилари, он изменил свои планы. Роберт решил поговорить с Хилари о разводе в этот вторник, вечером, накануне ее отъезда на курорт. Он не может и не будет более лгать. Никому.

Его всегда изумляло, что никто не замечал: жизнь идеальной предполагаемой первой пары была не более чем бездушное притворство. До встречи с Алексой Роберта это не волновало, потому что сердце его было пусто. Но теперь сердце переполняла любовь. И если притворство на публике в прошлом не было очевидным, сейчас оно становилось явным, потому что теперь Роберт старался не замечать Хилари, хотя они все еще оставались вашингтонскими «дорогая-дорогой».

Настало время положить конец представлению, и если все пойдет хорошо… Оно было очень грозным, это «если», ведь Роберт понимал, что Хилари не «подарит» развод. Ему придется заплатить. И Макаллистер знал, что цена будет высокой, потому что политику его ранга нужен не просто развод, но достаточно «спокойное» расставание. То, чего хотел Роберт, разумеется, не имело никакого значения для него, но играло огромную роль для Алексы. Роберт понимал, что ставший достоянием широкой публики развод поставит талантливую актрису в положение «другой женщины», и это будет губительно для Алексы.

Роберт понимал, что Хилари потребует высокую цену за то, что ему нужно. Он должен был приготовиться, скрепя сердце, и стерпеть ее оскорбления, и вынести ее ярость, но все-таки дождаться момента, когда Хилари назовет свою цену. И тогда ради Алексы, ради ее защиты и счастья он будет готов заплатить все.

— Я люблю тебя, — прошептал он своей спящей красавице. — Я люблю тебя, и скорее всего, дорогая моя, в этот уик-энд появится замечательная новость для нас обоих.

Хилари всегда проводила первый уик-энд декабря в Уиллоус, на ультрасовременном курорте, специально выстроенном для самых богатых южанок. Она гостила в отреставрированном роскошном особняке времен Гражданской войны по меньшей мере четыре раза в год — традиция, которая началась как подарок матери Хилари к ее шестнадцатилетию. По правде говоря, визиты в Уиллоус никогда не приносили Хилари каких-либо целительных результатов. В самом деле, многие специалисты курорта — косметологи, массажисты и тренеры — с трудом находили способы, которыми можно было бы улучшить прекрасное состояние ее лица, кожи, ногтей и тела. Но тем не менее Хилари упорно возвращалась в Уиллоус, потому что так было принято у богатых и влиятельных женщин ее круга.

Сейчас же впервые Хилари подумывала, не следует ли ей отказаться от этого уик-энда перед началом самых важных общественных празднеств. Она прекрасно понимала, что если проведет уик-энд в Уиллоус, то Роберт помчится к Алексе в Роуз-Клифф. А что, если Хилари откажется от поездки? Роберт проведет уик-энд в Клермонте, работая в своем кабинете, и, когда супруги привычно безмолвно будут обедать, она увидит в его темных глазах, до чего сильно он жаждет быть с той. Но Хилари может увидеть в глазах мужа и более страшное: мрачный огонь, от которого она приходила в ужас, предчувствуя, что Роберт намеревается рассказать ей о своих отношениях с Алексой.

Словно Хилари ничего не знала! Несколько месяцев назад она выследила Роберта, ездившего в маленький коттедж на вершине скалы. И все это время Хилари кипела такой ненавистью к Алексе, что прежняя зависть, связанная с их вечным соперничеством, теперь казалась вполне безобидной. И еще: она возненавидела Роберта за то, что он изменяет ей ради той. Хилари знала, что эта связь рано или поздно закончится, должна закончиться, но была в ярости оттого, что Роберт рискует своей репутацией, рискует президентским постом — и ради кого? — ради той самой Алексы! Как он только может! Как он смеет?

В конце концов Хилари решила не отказываться от уик-энда в Уиллоус, посчитав, что чем чаще Роберт будет с Алексой, тем скорее она ему надоест. Разглядывая в зеркале свое красивое лицо, Хилари рассвирепела, увидев на всегда безупречно гладкой коже несколько тончайших морщинок. Неужели они появились из-за ее переживаний и жгучей ненависти? Хилари решила, что у нее теперь есть еще одна причина ненавидеть Алексу и Роберта; и еще одна причина, по которой все же необходимо провести уик-энд на курорте.

Вечером во вторник, накануне отъезда, Хилари сидела во флорентийском зале Клермонта и просматривала пачку красочных приглашений. Она уверенно сортировала карточки, приглашавшие на коктейли, приемы, гала-представления и благотворительные вечера, моментально определяя социальную и политическую значимость того или иного мероприятия и сразу же отвергая те, что не входили в список «А». Одновременно с этим занятием Хилари прикидывала, какой из ее бесчисленных нарядов подойдет к тому или иному случаю.

«Наряды никогда не должны повторяться» — мысль эта заставила Хилари нахмуриться, поскольку она представила себе разговор с Робертом, возражающим против ярких, броских платьев и требующим, чтобы она чаще носила одежду американского производства, а не оригинальные произведения Живанши, Шанель и Лакруа.

Размышляя о предполагаемом разговоре по поводу ее гардероба с Робертом (как смеет он вообще заикаться на эту тему!), Хилари совсем рассердилась, и, когда в руки ей попалось приглашение на благотворительное представление «Хочу стать звездой», устраиваемое съемочной группой «Пенсильвания-авеню» в субботу, шестнадцатого декабря, она готова была растерзать карточку на сотню мельчайших кусочков. Но разорвав ее пополам, тут же опомнилась и представила себе великолепную картину.

Сенатор Роберт Макаллистер с супругой в этом году посетят гала-представление. Алекса, разумеется, тоже будет там, выряженная во что-нибудь безвкусное: скорее всего в ярко-алое атласное платье с бирюзовыми рюшками. А Хилари наденет новое шелковое платье цвета слоновой кости, безупречно вышитое самым дорогим жемчугом и изящными серебряными бусинками, сверкающими, подобно каплям росы. Она скромно уложит свои темно-каштановые волосы, открыв точеный овал лица, чтобы были видны изумрудные серьги — единственные драгоценности, которые она наденет, кроме, естественно, самой важной — золотого обручального кольца с изумрудами, как напоминание и ее изумленному супругу, и его бесстыдной потаскушке, кто такая актрисочка Тейлор и где ее настоящее место.

Мечты Хилари прервал звук приближающихся шагов. Роберт? Во вторник вечером? Дома, а не в Роуз-Клиффе?

«Прекрасно, — торжествующе подумала Хилари. — Наконец-то».

— Здравствуй, Роберт, — не вставая с дивана, с холодным удивлением приветствовала она мужа, тут же снова обратив взор на пачку пригласительных билетов в своих руках.

— Здравствуй, Хилари. Я здесь, потому что мне надо поговорить с тобой.

— В самом деле?

— Ты меня слушаешь?

— Да. — Она фальшиво изобразила милую улыбку и подняла глаза. — Конечно.

— Хорошо. Я хочу сообщить тебе, что мне нужен развод.

— Шутишь?

— Нет. И ты это знаешь. Ты также знаешь, что шуткой, и неудачной, был наш брак. Мы оба очень давно об этом знаем.

— И ты всерьез полагаешь, что я дам тебе развод, Роберт?

«Нет, — подумал Роберт, — не дашь. Но именно поэтому я здесь — узнать, какую цену ты назначишь за мою свободу и благополучие Алексы».

— На самом деле у тебя нет выбора, Хилари. Я могу с той же легкостью оформить документы, как и ты. Однако я надеюсь — хочу надеяться, — что мы можем достичь дружеского соглашения.

— Тут замешан кто-то еще, не так ли? — неожиданно спросила Хилари, словно ужасная мысль посетила ее только что. — Ведь в действительности разговор идет именно об этом, да?

— В действительности, Хилари, речь идет о браке, который существует только на словах и которому следует положить конец. Да, я встретил женщину, и я намерен жениться, но не в ней причина, по которой наш брак распался. Он распался давно — задолго до того, как я встретил эту женщину.

— Кто она?

— Это не имеет никакого значения.

— В самом деле?

«Искренне сомневаюсь, что многочисленные репортеры, которые будут освещать наш очень гадкий и очень скандальный развод, с тобой согласятся. Мне представляется, что больше всего их заинтересуют мельчайшие подробности именно о твоей жизни с любовницей. Наш развод будет очень гадким и очень скандальным, Роберт, это я тебе обещаю. Вот тогда ты и узнаешь, что за человек ты есть на самом деле. Как тебе известно, в наши дни борцы за права женщин весьма и весьма активны у избирательных урн».

Хилари встала и медленно, предвкушая свой триумф, направилась к Роберту, давая ему почувствовать, какую грозу он на себя навлекает. Наконец супруга сенатора остановилась и тоном, почти сочувствующим человеку, который сейчас, видимо, удивится тому, что он не может ее оставить, произнесла:

— Развод со мной, сенатор Макаллистер, будет стоить вам поста президента.

Прежде чем ответить, Роберт несколько мгновений выдерживал гневный и торжествующий взгляд Хилари. Затем совершенно спокойно ответил:

— Значит, так тому и быть.

Эти негромкие слова мгновенно сбили и самоуверенность, и злость с Хилари, оставив ей лишь безграничный страх. Роберт действительно готов на любой развод, и она не в силах его остановить, поскольку Макаллистер намеревался пожертвовать абсолютно всем ради того, чтобы провести свою жизнь с самым злейшим врагом Хилари.

Она отпрянула от мужа, неожиданно почувствовав неуемную дрожь, и, чтобы скрыть это, прислонилась спиной к мраморному камину. Взгляд Хилари бессмысленно блуждал по дорогим украшениям на итальянском мраморе, китайским вазам, антикварным часам, розам в вазе из богемского стекла на столике. Как же ей хотелось запустить этой вазой в мужа! Но если только она это сделает, Роберт тут же уйдет — немедленно и навсегда. Он, не теряя более времени, оформит развод, и тогда все будет потеряно. Хилари нужно время подумать, составить план действий, которые помогут предотвратить развод.

Гнев никогда не действовал на Роберта, как не действовали на него слезы и угрозы; чувственного соблазна тоже хватало ненадолго. Но Хилари прекрасно знала своего мужа — человека чести и здравого смысла, а потому в те долгие минуты молчания, прежде чем собралась с духом снова взглянуть на него, она лихорадочно искала и в конце концов нашла разумные доводы, которыми могла бы удержать решительно настроенного Роберта.

— Я не хочу бороться с тобой, — тихо произнесла Хилари.

— Я тоже не хочу бороться с тобой, Хилари.

— Я дам тебе развод. Без каких-либо условий и без громкой публичной огласки, но мне нужно время. Не волнуйся, я говорю не о примирении. Знаешь, ведь и у меня есть достоинство. Мне просто необходимо время привыкнуть к этой мысли и решить, что делать дальше, например, буду ли я чувствовать себя комфортно, продолжая жить в Вашингтоне.

При словах «без каких-либо условий и без громкой публичной огласки» сердце Роберта радостно подпрыгнуло. Хилари согласилась на спокойный развод, которого он хотел, и теперь назначала свою цену. С поразительным спокойствием Роберт спросил:

— Сколько тебе потребуется времени?

— До конца мая.

— Почти полгода!

— Роберт, мне необходимо это время. В уик-энд, в День поминовения, в Далласе будет праздноваться юбилей моего отца. Ты понимаешь, как важно для него это событие, и ты уже согласился произнести на торжествах одну из главных речей. Если бы мы сумели поддерживать видимость нашего брака до Дня поминовения, я смогла бы за это время построить планы, и торжества отца не были бы омрачены.

Роберт с неудовольствием отметил «поддержание видимости брака», но, несомненно, публичная огласка пройдет в этом случае более терпимо.

— Ничего не изменится за это время, Хилари.

— Я знаю.

— У тебя есть еще какие-нибудь пожелания?

— Да. Кто-нибудь знает о… ней?

— Не думаю. Нет.

— Тогда у меня есть еще одно, последнее требование. Я хочу быть уверенной, что люди не сплетничают на мой счет.

— Ты хочешь, чтобы я прекратил с ней встречаться до тех пор, пока мы с тобой не разведемся официально?

— Да.

Теперь Роберт узнал истинную цену мирного развода — полгода в разлуке с Алексой. Шесть месяцев… Это был долгий срок, но Роберт понимал, что для просьбы Хилари есть разумные основания. За это время она приспособится к своему новому положению. Его тщеславная, избалованная жена не очень-то привыкла отказывать себе в чем-либо, и даже если потерей не была любовь, для претенциозной и амбициозной Хилари это была все же значительная потеря престижа.

В разлуке с Алексой. Не слишком ли высокая цена? Роберт решил, что нет, и был уверен, что Алекса с ним согласится.

«Мы ждали друг друга всю жизнь, Роберт, — ласково скажет Алекса, и взгляд ее зеленых глаз наполнится радостью. — Смогу ли я подождать еще полгода, перед тем как стать твоей навсегда? Конечно, смогу».

— Хилари, мне нужно будет встретиться с ней еще раз, чтобы все объяснить.

— Разумеется.

— И если я соглашусь поддерживать видимость супружеских отношений и прекращу все встречи, то в конце мая ты дашь мне тихий развод, без дополнительных условий? — спросил Роберт, не отпуская взгляд Хилари, ища в нем признаки лукавства, но так и не найдя ни одного.

— Да, Роберт, — не моргнув глазом, солгала Хилари. — Обещаю.

«Полгода, — думала Хилари, в раздражении и злости меряя шагами свою спальню. — Полгода, за которые произойдет что? Ничего, — с горечью поняла она, — если только Роберт не одумается или у Алексы не хватит терпения ждать и она не найдет себе новую любовь».

Хилари продолжала вышагивать по комнате, а зимний вечер становился все холоднее и темнее, так же как и ее мысли. Холодные, темные, черные, но не безнадежные. А вдруг что-то ужасное, ужасно «прекрасное» случится с Алексой?

Может быть, Алекса умрет.

На следующее утро Роберт собирался уехать из дома, не прощаясь с Хилари, но около семи часов, когда он пил кофе перед долгой дорогой из Арлингтона в столицу, зазвонил телефон, и через минуту в кухне появилась Хилари.

— Доброе утро, Роберт.

— Доброе утро, Хилари.

— Я действительно слышала телефонный звонок?

— Да. На уик-энд мне придется уехать в Кэмп-Дэвид.

— Едешь сейчас?

— В два часа дня. А в котором часу твой рейс?

— В десять.

«Но я не полечу сегодня утром в Уиллоус», — подумала она.

Хилари не была еще уверена, как поступит, но уже почувствовала, что ей неожиданно представился случай изменить ситуацию в свою пользу.

Она позвонила по двум номерам, после чего, элегантно одевшись, отправилась из Арлингтона в Вашингтон, где посетила съемочную студию «Пенсильвания-авеню», назвав свое имя охраннику и заявив, что ее ждет Алекса Тейлор. Хилари объяснила ему (и это было чистой правдой), что она является соучредительницей благотворительного вечера в пользу бездомных, и с такой же легкостью солгала, что Алекса изъявила желание участвовать в вечере.

— Тут, должно быть, какая-то ошибка, мэм. Мисс Тейлор сегодня не занята в съемках.

Хилари заглянула в график съемок, который охранник держал в руках, и увидела, что Алекса снималась вчера до поздней ночи, а сегодня у нее был выходной. Если только пестревший отметками график был точен, то Алекса будет занята на съемках большую часть завтрашнего дня.

Отлично… то, что надо.

— Я говорила с Алексой на прошлой неделе. Возможно, что график с тех пор изменился, а она забыла позвонить мне.

— Возможно. Сказать ей, что вы приезжали?

— Нет. Благодарю вас. Я сама ее найду.

Мчась по шоссе из Вашингтона в Мэриленд, она заметила притаившийся на обочине дороги полицейский автомобиль. Взгляд ее метнулся к спидометру — шестьдесят восемь миль в час! — а потом к зеркалу заднего вида, и одновременно нога ударила по педали тормоза. Десять секунд, затаив дыхание, Хилари ждала появления преследующей ее полицейской машины — мигалка включена, сирена воет, — приготовившись выслушать обычную лекцию: «Итак, миссис Макаллистер…» Но полиция не появлялась, и Хилари дала себе слово чаще поглядывать на спидометр, дабы удостовериться, что ее золотистый «мерседес» не летит в направлении Роуз-Клиффа с такой же скоростью, с какой летели туда ее черные мысли.

«Помедленнее!» — приказала себе Хилари и через несколько минут уже контролировала свои эмоции и свои мысли. Хилари помчалась на студию, потому что ей показалось необходимым поговорить с Алексой прежде Роберта. Ho теперь поняла, что это и не столь важно.

Хилари начала подъем по лестнице, ведущей к уединенному коттеджу Алексы, и почувствовала странное спокойствие. Почему нет? Даже если ее план потерпит поражение, она не теряет более того, что уже потеряла. В случае же успеха ее злейший враг может, не сознавая того, стать ее лучшим союзником. Преодолев лестницу, Хилари заметила розы: бережно закутанные на зиму в марлю, даже шипы не видны.

«Спрячь и ты свои шипы, — напомнила она себе. — Сейчас это необходимо».

— Хилари?

— Можно войти? — Увидев Алексу, Хилари слегка запнулась: волосы соперницы были в беспорядке рассыпаны по плечам, халат затянут пояском на тонкой талии; но еще больше смутило Хилари то, что из бесцветного зимнего дня она попала в романтическое, ласкающее взор пастельными тонами гнездышко, в котором все дышало любовью.

— Не ожидала тебя увидеть.

— Жены и любовницы не так уж часто встречаются за чашкой кофе, верно? — И с облегчением увидела, что ее презрительно-растянутое «любовницы» возымело гипнотический эффект, позволив самой Хилари восстановить необходимое ледяное спокойствие. — Нет, кажется, не часто. Ладно, кофе мы можем опустить.

— Я не понимаю, о чем…

— О, ради Бога, не будем тратить время, притворяясь! Я знаю все о тебе и Роберте. Он еще не звонил сегодня утром, нет? — Хилари помолчала, как бы задумавшись над собственным вопросом, после чего протянула со сладкой улыбочкой:

— Или уже звонил и ты до сих пор не можешь понять, в чем дело? Именно по этой причине я здесь, Алекса. Роберт мог не сказать тебе, а мне хотелось убедиться в том, что ты знаешь правду.

— Правду? — ошеломленно повторила Алекса.

— Да, — снова улыбнулась Хилари; теперь она чувствовала себя великолепно и уверенно, в то время как Алекса была явно ошеломлена и растерянна.

«Поосторожнее, — предупредила себя Хилари. — Не переиграй. Будь высокомерна и презрительна».

— Роберт когда-нибудь говорил, почему он выбрал в любовницы именно тебя?

— Нет.

«Выбрал? — мелькнуло в голове Алексы. — Никто из нас не выбирал! Наша любовь возникла, потому что так было велено судьбой».

— Это не было случайностью. Роберт хотел наказать меня, ведь я достаточно много рассказывала ему о наших временах в Баллинджере. И он понял, что, кроме тебя, на всей земле не сыщется другой женщины, связь с которой ранила бы меня больнее всего.

— А зачем Роберту понадобилось ранить тебя?

— Потому что я ранила его. Он и вправду ничего тебе не рассказывал? Ну конечно же, нет! Роберт вступил с тобой в связь, чтобы наказать меня за мой любовный роман. Я нисколько не горжусь тем, что сделала. Кажется, меня немного занесло, я излишне раздражалась тем, как много он работает и как мало уделяет внимания мне. И помнишь, Алекса, в отличие от тебя я не спала всю свою жизнь с каждой встреченной мной особью в штанах. Потому я и позволила себе эту дурацкую любовную интрижку. До вчерашнего вечера я и не подозревала, что Роберт знает о неб.

Хилари печально вздохнула, взгляд ее карих глаз выражал искреннее сожаление о совершенной ею глупости. Заметив напряжение побледневшей Алексы, она уже более уверенно продолжила:

— Круги у меня под глазами могут рассказать тебе о бессонной ночи, которую мы провели с Робертом, проговорив о том, что оба совершили и как нам жить дальше. Мы пришли к выводу, что, после того как позволили себе немного отдохнуть друг от друга, нам следует завести ребенка. Мы откладывали это из-за Бринн, поскольку ей так отчаянно хотелось детей, но она лишена такой возможности. Ах, ладно, это семейное дело. Тебе надо знать только одно, Алекса, — все кончено: не у меня с Робертом, а у тебя с Робертом.

— А тебе не кажется странным, что по каким-то причинам он сам не сказал мне об этом?

— Он обязательно скажет, что положит конец вашим отношениям, но, вполне возможно, это не будет правдой. Роберт — тонкий политик, к тому же застенчивый мужчина и найдет какой-нибудь изящный ход. Я просто уверена, что он не признается ни в том, как использовал тебя, ни в том, что наш брак сейчас крепок как никогда.

— Но ты же говоришь мне об этом.

— Да. Потому что мы с тобой очень долго воевали, Алекса, и я хочу, чтобы ты знала: свое последнее и, быть может, самое главное сражение ты проиграла. Мне доставляет огромное наслаждение сообщить тебе об этом. Считай, я потакаю собственной слабости, но в этом нет большого риска.

— А ты не думаешь, что я могу предать все это огласке?

— Нет, не думаю. Сомневаюсь, что ты могла бы помешать карьере Роберта, даже если бы того захотела. «Другая женщина» — безнравственная сладострастная любовница — никогда не вызывает сочувствия. Ты, безусловно, звезда, но и Роберт является великой политической надеждой многих людей. Только попытавшись сокрушить его, ты тем самым разрушишь и свою карьеру. Возможно, тебе и плевать на это. Но неужели у тебя так мало собственного достоинства, что ты признаешься в своей грязной связи и в том, что оказалась проигравшей? Не забывай, тебе следует подумать хотя бы о своей младшей сестренке.

— О Кэт?

— Уверена, она вступится за тебя, как и много лет назад, тогда, на стадионе. Но хотела бы я знать, захочешь ли ты протащить ее через такой стыд? Твоя сестра — леди, а ты, Алекса, — шлюха. И никогда не станешь чем-либо еще.

— Убирайся!

— Что ж, — вкрадчиво протянула Хилари, игнорируя гневный приказ Алексы и глядя на свои золотые часики, словно именно сейчас и пришло время удалиться. — Пожалуй, мне пора. Роберт сегодня заканчивает работу в два, так что мы сможем быть в Далласе пораньше, чтобы выпить в честь примирения шампанского и поужинать при свечах. Ты удивлена, Алекса? Ах, верно, этот уик-энд Роберт хотел провести с тобой, пока я буду на курорте. Но планы изменились. Мы будем на уик-энд в номере для новобрачных в «Мэншне», том самом отеле, в котором провели свою брачную ночь. Идея принадлежит Роберту. Очень романтично, ты не находишь?

— Убирайся!

— Да, номер действительно забронирован, — подтвердил администратор знаменитой далласской гостиницы «Мэншн», когда Алекса позвонила, представившись секретаршей сенатора Макаллистера, — Номер для новобрачных, согласно заявке сенатора.

— Благодарю вас.

Дрожащими руками Алекса положила телефонную трубку. Она поверила глазам, тону и уверенности Хилари, но до этой самой минуты она не верила ее жестоким опустошающим словам.

«И я до сих пор им не верю! И не поверю, пока не услышу их от Роберта. Он скажет мне правду, какой бы она ни была. Я знаю, он не солжет!»

За все месяцы их любви Роберт ни разу не упоминал о Хилари или об их браке. Плененная страстной любовью, Алекса беспечно полагала, что в супружестве Роберта не было никаких теплых чувств, что оно вынужденно продолжалось только из-за политической карьеры Роберта. И Алекса от всей души желала оставаться (пусть и тайной) любовью Роберта вечно, потому что безгранично верила в их любовь.

Но что, если он действительно любит Хилари? Что, если он пришел к Алексе, только чтобы отомстить своей жене, так жестоко его обидевшей? Что, если отчаянная страсть к Алексе была на самом деле скрываемой страстью к Хилари?

— Нет! Я не верю! — громко крикнула Алекса серому небу, уже темнеющему, хотя еще совсем недавно перевалило за полдень, — зловещее предвестие надвигающейся долгой, холодной зимы. «Прошу тебя, Роберт, позвони мне. И пожалуйста, какой бы ни была правда, пусть даже та, что сказала Хилари, пожалуйста, скажи мне сам!»

Роберт позвонил без десяти два. В суматохе дел и обязанностей этого дня, когда в два часа ему предстояло отправиться в Кэмп-Дэвид, Роберт не смог вырвать ни одной свободной минутки, чтобы позвонить Алексе раньше. Телефон в его офисе беспрерывно разрывался звонками, включая и несколько раздражающих анонимных звонков, когда абонент на том конце провода не произносил ни слова; и кроме того, был просто нескончаемый поток посетителей, непременно и срочно желавших поговорить с сенатором Макаллистером.

Это был какой-то безумный день, но всякий раз, чувствуя, что дают о себе знать последствия бессонной ночи, измотанный сенатор вспоминал об обещании, данном ему Хилари. Это придавало новые силы. Роберт хотел немедленно рассказать обо всем Алексе, но считал, что должен сделать это спокойным, ласковым шепотом, держа любимую в своих объятиях. В последний раз перед шестимесячной разлукой.

Набирая номер Роуз-Клиффа, Роберт почувствовал, как лучше всякого противоядия любым горестям разливается в душе теплое, радостное предчувствие их встречи.

Лицо его засветилось нежностью, когда он услышал в трубке голос Алексы.

— Здравствуй, дорогая!

Алекса почувствовала, как его нежная сила благотворно умиротворяет исстрадавшуюся душу и стирает из памяти визит Хилари: ее не было, все это только мираж, гнусная ложь.

— Роберт, как проходит твой день? Ты не передумал приехать на ужин?

— Ах, Алекса, этот уик-энд у нас не получится.

— Почему? — «Нет! Прошу тебя, нет!»

— Президент хочет, чтобы я приехал в Кэмп-Дэвид.

— Что-нибудь сверхсекретное? То, что не появится в прессе? — «То есть никакой возможности подтвердить или опровергнуть слова Хилари?»

— Что? Ах да, кажется, так. Алекса? Мне очень жаль, — нежно произнес Роберт, удивившись неожиданной напряженности в ее голосе: он ожидал услышать разочарование, но не внезапное исчезновение нежности.

— Мне тоже.

— Дорогая, я должен сейчас ехать. Машина ждет. Я вернусь в воскресенье поздно ночью. Я позвоню тебе, если будет не слишком поздно, хорошо?

— Хорошо.

— Я люблю тебя, Алекса. «Я тоже тебя люблю».