"Первый любовник Англии" - читать интересную книгу автора (Додд Кристина)

20.

Лондон. Февраль 1601 г.

— Я не позволю выдергивать зуб! С ним все в порядке. — Голос королевы Елизаветы звучал как натянутая струна. — Благодарение Господу, я чувствую себя здоровой и бодрой, как боевая лошадь.

Тони обменялся взглядом с Робертом Сесилом, государственным секретарем, и снова порадовался, что не он занимает эту должность. Сесил отвечал за очень многое, в том числе и за здоровье королевы. Теперь, к несчастью, ему предстояла нелегкая задача уговорить Елизавету вырвать больной зуб. Это было неблагодарной работой, но, кроме него, никто Другой не мог бы с ней справиться. Здесь, в покоях королевы, ему приходилось принимать на себя монарший гнев, но настойчивость Сесила не имела границ. Его голос звучал, как всегда, твердо:

— Зубной лекарь сказал, что можно подержать на зубе пажитник, и тогда через некоторое время он выпадет сам…

— Превосходно! — Раздутая щека Елизаветы резко дисгармонировала с удлиненным овалом лица. Королева поджала тонкие губы, словно это могло хоть как-то скрыть опухоль.

— Правда, пажитник может заставить выпасть и соседние зубы.

Измученная двумя бессонными ночами королева одарила Сесила таким взглядом, что Тони захотелось очутиться где-нибудь в другом месте. Но с тех пор как Тони приехал в Лондон, Елизавета не отпускала его ни на шаг. Тщетно пытался получить он хотя бы кратковременный отпуск и покинуть Уайтхолл — Елизавета твердо объявила, что капитану королевской гвардии положено находиться при дворе, чтобы охранять ее.

— Боже, за что я заслужила такие страдания? — простонала королева. — Я всегда следовала указаниям лекаря, а что толку? Нет, я умру от этой боли!

— Полагаю, Ваше Величество, что боги просто испытывают ваше совершенство, — сказал Тони с самым серьезным видом.

— О каком совершенстве вы еще болтаете? — раздраженно откликнулась Елизавета.

— О! Когда я смотрю на вас, то вижу перед собой совершенство! Ваши руки изящны и гибки, ваша кожа бела, глаза прекрасны, а ум остер и проницателен. Боюсь, что боги наказывают вас за смелость соперничать с ними.

Королева дернула себя за воротник, но гнев испарился. Роберт Сесил благодарно кивнул Райклифу, но тот и другой прекрасно знали, что зубная боль Елизаветы вызвана скорее любовью к сладостям, а не гневом богов.

— Ваше Величество, — продолжал настаивать государственный секретарь, кутая в теплый плащ свое горбатое тело, — вы ведь уже удаляли зубы раньше.

— И мне это ужасно не понравилось! — Королева Елизавета пристально посмотрела на обоих мужчин. — Впрочем, архиепископ Лондонский показывал мне свой вырванный зуб и хвастался, что ему совершенно не было больно.

Сожалела ли королева о том, что приказала Тони вернуться ко двору? Тони думал, что вряд ли. Он был ее оружием, которое она отложила, пока в нем не возникла необходимость. Безусловно, он льстил королеве, но ее предусмотрительность и осторожность на самом деле заслуживали восхищения. Несмотря на явную благосклонность к молодому человеку, Елизавета ни словом не обмолвилась с Тони об Эссексе, хотя была уверена, и справедливо, что Райклиф люто ненавидит графа. Так или иначе, королева догадывалась о вероломстве бывшего фаворита и теперь раскаивалась в своей излишней доверчивости.

Кроме того, Тони было крайне необходимо переговорить с королевой насчет сэра Дэнни, но Елизавета пресекала любые его попытки завести разговор на эту тему. Тони развлекал королеву, играл с ней в карты, использовал любую возможность, чтобы найти Роузи, в то время как ее любимый папочка томился в тюрьме.

Да, сэр Дэнни был жив — пока. Зимний холод проникал даже сквозь толстые стены королевского дворца, и Тони содрогался при мысли об узнике Ньюгейтской тюрьмы. Самым худшим было то, что при всей своей отваге и храбрости сэр Дэнни не мог быть невосприимчив к изуверским тюремным пыткам. Каждое утро Тони просыпался со страхом, что услышит новость о смерти старого актера.

Если сэр Дэнни будет казнен, ему уже никогда не вернуть Роузи. Она бесследно исчезла в грязном лабиринте лондонских улиц и, очевидно, предприняла усилия к тому, чтобы он не смог ее разыскать.

Напротив, если бы он смог спасти сэра Дэнни, Роузи обязательно вернулась бы к нему. В этом — залог его будущего счастья.

— Ваше Величество! Зубная боль причиняет вам страдания. Ее миазмы струятся по всему телу и отравляют кровь. Ваш зуб необходимо вырвать, как и графа Эссекса.

Роберт Сесил смущенно кашлянул и испуганно взглянул на Тони. Он никогда не слышал, чтобы капитан гвардии Ее Величества осмеливался до такой степени забыть этикет. Казалось, та же самая мысль мелькнула и у королевы.

— Мой дорогой Тони, — сказала Елизавета, — я прекрасно знаю, какая боль меня тревожит. Но что беспокоит сейчас вас?

— Боль сердца, мадам. Боль от того, что в нашем королевстве попрана справедливость. Ваше Величество. Один из ваших преданнейших подданных обвинен графом Эссексом в измене и находится сейчас в Ньюгейтской тюрьме в ожидании смерти!

— Вы сошли с ума? — пробормотал государственный секретарь, однако Тони не обратил на Сесила ровно никакого внимания.

— Этот подданный пришел ко мне как к капитану королевской гвардии, чтобы сообщить о предательских планах Эссекса и Саутгемптона. В свою очередь, я отослал его в Лондон с письмом, в котором советовал Вашему Величеству выслушать его. Однако не успел он добраться до Уайтхолла, как Эссекс схватил его, посадил в тюрьму и обвинил в государственной измене.

Королева схватила Тони за камзол и крепкой рукой притянула к себе.

— Вы требуете ответа от меня?

Она могла быть старухой, могла быть женщиной, но прежде всего она была королевой. Его королевой. И сейчас она была не права.

— Видели вы вообще мое письмо?

— Вы требуете ответа от своей королевы?

— В письме говорилось…

Пощечина была неожиданной. Последний раз Тони получал пощечину от Джин, когда был ребенком, и сейчас ему хотелось взреветь от ярости. Вместо этого Тони расплылся в любезной улыбке.

— Если вы не хотите выслушать меня, возможно, вы выслушаете того подданного…

— Моего подданного! Бродячего актера! Неужели вы думаете, что я ничего не знаю? — Костяшки пальцев на сжатых кулаках Елизаветы побелели. — Сэр Дэниел Плаймптон — вот как его зовут. Он признался в своих преступлениях раньше, чем палач приступил к работе.

— Он боится боли. Но это единственная трусость Плаймптона: он осмелился вернуться в Лондон, зная о своей неминуемой гибели, если попадет в лапы Эссекса. Сэр Дэниел сделал это во имя любви к вам, Ваше Величество, и во имя мира в вашем королевстве. Он пришел к вам, как тигр, а вы отшвырнули его, как котенка! Почему? Вы предпочитаете слушать этого сладкоголосого льстеца и пребывать в спокойствии. Только это и надо Эссексу!

Еще одна пощечина.

— Вы могли бы поучиться у него.

— Чему? Предательству моей королевы? Думаю, что воздержусь от подобных уроков.

Елизавета ударила Тони еще раз. И еще. Он стоял, шатаясь от ударов, потому что у нее была тяжелая рука и бешеный темперамент, но не смел поднять руку на свою государыню, как однажды это попытался сделать Эссекс, когда она отнеслась к нему так же неуважительно. Тони надеялся, что королева помнит этот случай и сделает сравнение в его пользу. И еще Тони надеялся, что Елизавета, сорок два года простоявшая у руля государственной власти, научилась руководствоваться не только мыслями, но и инстинктами.

Даже если так оно и было, Тони этого не увидел.

— Убирайтесь! — коротко приказала королева. — Убирайтесь долой с глаз моих и не возвращайтесь!

Тони поклонился.

— Сэр Дэнни Плаймптон умрет счастливым, если будет уверен, что смог помочь капитану корабля, которого мы называем Англией, провести судно через скрытые подводные камни. Он ваш самый верный почитатель.

— Прочь! — В руке Елизаветы оказалась небольшая, но увесистая золотая вазочка.

Тони опять поклонился и почтительно отошел к двери.

— Прикажите позвать его, Ваше Величество, и выслушайте, что он скажет. Заклинаю вас, мадам.

Тони успел скрыться за мгновение до того, как метко запущенная вазочка ударилась в дверь как раз в том месте, где находилась его голова.

— Наглец! Какое право он имеет разговаривать со мной таким тоном?

— Сэр Энтони Райклиф — дерзкий глупец, — поддакнул Роберт Сесил.

— Глупец? Глупец?! — Очередная вазочка полетела в государственного секретаря. Он не был таким ловким, как Тони, и принял удар на грудь. — Сэр Энтони Райклиф далеко не глупец!

— Нет, мадам, он негодяй.

Вспышка королевского гнева уже прошла, и Елизавета утонула в мягком диване.

— Да, он негодяй.

— И мошенник.

— Он не мошенник. — Королева устало прикрыла глаза.

— Мадам прикажет позвать горничную?

— Нет. — Елизавета протестующе подняла руку. — Позовите-ка лучше зубного лекаря.

Сесил поклонился, хотя королева не могла его видеть, и направился к двери.

— И еще, Сесил…

— Да, Ваше Величество?

— Привезите мне сэра Дэниела Плаймптона. Немедленно. Я желаю допросить его.

Придворная труппа и актеры сэра Дэнни громко смеялись и спорили между собой, выпивая вечером на постоялом дворе «Связка ключей», что на улице Грации. Это было их место. Когда зимний холод становился настолько лют, что на открытой сцене «Глобуса» играть было уже невозможно, труппа перекочевывала на постоялый двор. Хозяин считал, что это создает популярность его заведению, и охотно пускал актеров с одним условием: их развязное поведение не должно выходить за рамки приличий.

Однако сейчас он обеспокоенно поглядывал на спорящих, поскольку речь шла о неслыханном доселе событии в истории театра: леди Розалин Беллот хотела выступать в составе придворной труппы перед самой королевой, не меньше.

— Так, значит, говорят, Розенкранц теперь сменил пол. — Ричард Барбэйдж, ведущий актер придворной труппы, насмешливо покосился на свою пивную кружку.

— Ага, теперь он стал женщиной, — подтвердил Седрик Ламбет и, приложив к губам дудку, висевшую на шее, проиграл незатейливый мотивчик. — Ей-богу, все ребята из труппы сэра Дэнни наблюдали это чудесное превращение. Правда, ушлый сэр Энтони Райклиф сразу раскусил, что к чему, как только положил на нее глаз. Недаром говорят, что он — первый любовник Англии.

Красавчик Дики Джастин Макбрайд, всегдашний мучитель Роузи, поперхнулся пивом.

— Кто это говорит?

— Он мне сам на ухо нашептал!

Очередной взрыв хохота заставил Дики потерять равновесие, и он свалился с лавки, но через мгновение уже снова сидел на своем месте. Допив пиво, он стукнул кружкой об стол и заявил:

— Сэр Энтони Райклиф, этот незаконнорожденный сукин сын, может быть кем угодно, но прежде всего он — капитан королевской гвардии. Что он скажет, если мы позволим его женщине играть Офелию? И не просто играть, а предстать в этой роли перед самой королевой.

Веселье присутствующих как ветром сдуло. Наконец чей-то робкий голос сказал из темного угла:

— Ничего же не было, когда она играла раньше…

— Да, — согласился Джон Барнстейпл, актер из труппы сэра Дэнни, — но мы-то не знали раньше ничего.

— Ты полагаешь, что незнание послужит достаточным оправданием для наших пуритан? — Дики резко взмахнул рукой над столом, и пивные кружки с грохотом полетели на пол. — Это же нарушение закона, а им только этого и надо. По мнению пуритан, театр и так рассадник греха по всей Англии. Если им вдруг станет известно, что женские роли играет женщина, нас обвинят во всех смертных грехах. — Он обвел пристальным взглядом всех сидящих, одного за другим. — Кто скажет, что я говорю неправду?

— Но что ужасного в том, что женскую роль сыграет женщина? — раздался тот же голос из темного угла.

— Не будь дураком, старина, — печально ответил Барбэйдж. — Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Но сколько же лет она делала из нас идиотов! — Алейн Брюэр, главный соперник Роузи в исполнении женских ролей, вскочил из-за стола.

— Это она-то делала из нас идиотов? — Седрик тоже вскочил с перевернутого ведра и сделал несколько непристойных жестов, подчеркивая женопо-добность соперника Роузи. — Из меня, например, никто дурака не делал — я сам вел себя как последний дурак. Уверен, что все присутствующие считают так же! За исключением, конечно, тебя, Алейн.

Актеры, сидящие за столом, прекрасно знали, что, как только Алейн открывает рот, все веселье куда-то исчезает.

— Если до королевы дойдут слухи, что роль Офелии играет женщина, мы потеряем все — покровителя, и театр, и средства к существованию! — продолжал гнуть свое Алейн.

— Если Роузи не сыграет Офелию, мы потеряем человека, благодаря которому не подыхаем с голоду!

— И каким же образом Роузи сможет помочь сэру Дэнни? — вскинулся замолкший было Дики.

— Она сыграет Офелию, и королева Елизавета растрогается, — снова вмешался человек из темного угла. — Роузи попросит ее даровать жизнь сэру Дэнни, и он будет спасен.

Все голоса смолкли, и актеры согласно кивнули, довольные таким предсказанием. Все, кроме Дики Макбрайда.

— Роузи сможет растрогать саму королеву? Та самая Роузи, которая способна в лучшем случае разыграть пустую сценку? — Дики схватился за бока. — Ха-ха-ха!

— Пусть кто-нибудь другой играет Офелию! — Алейн решил, что пора брать быка за рога.

— Что-что? — Седрик прикрыл один глаз и коснулся пальцем кончика носа.

— То, что слышал. Пусть эту роль играет кто-нибудь другой! Позволив это Роузи, мы только навредим сэру Дэнни.

— Может быть, ты и прав, — сдался Седрик, — так будет лучше.

— О чем разговор? — по комнате пронесся легкий ветерок, и в дверях появился Уильям Шекспир, расслышавший последнюю фразу Седрика. — Что будет лучше?

— Роузи должна получить свой шанс, — раздался голос из темноты.

Шекспир внимательно посмотрел в угол — казалось, он узнал этот голос.

— Я пришел поговорить с вами кое о чем, — наконец произнес дядюшка Уилл, так и не дождавшись ответа на свой вопрос. — День премьеры «Гамлета» уже определен — через три дня, восьмого февраля. Итак, мы должны решить, кто будет играть Офелию в составе придворной труппы, и решить это сейчас.

— Мое мнение: роль должна достаться Алейну, — проговорил Дики, поглядывая на Брюэра, застывшего на своем ведре, словно каменное изваяние.

— А мое: Офелию должна сыграть Роузи! — возразил Седрик.

— Кстати, где она? — Шекспир окинул взглядом обе труппы. — Поистине, в последнее время кажется, что она нигде и сразу везде. Кто-нибудь ее видел?

Актеры один за другим отрицательно покачали головами.

— Постойте-ка, — сказал один из них, — я же встречал ее на Лондонском мосту, но она исчезла быстрее, чем я успел сказать ей слово.

— Ха! Подумаешь, он видел Роузи! — засмеялся Джон Барнстейпл. — А Людовика ты не приметил?

— Людовика? — побледнел Алейн. — Эта горилла в Лондоне?

— Именно, — подтвердил Джон.

— Ты же храбрый малый, Алейн! Неужели ты боишься какого-то Людовика? — насмешливо сказал голос из темноты.

— Он же таскает с собой кинжал, — ответил Алейн, словно это все объясняло.

— Он и шпагой владеет неплохо, — масленым голосом сказал Барнстейпл. — Пожалуй, так владеет, как никто в Лондоне. Ну и что из того?

— Если я отберу роль у Роузи, он с меня шкуру спустит! — воскликнул Алейн.

— Вот как? — удивился дядюшка Уилл. — Значит, ты не хочешь играть Офелию перед самой королевой?

— Пусть играет Роузи, — объявил Алейн. — Я не буду играть, даже если меня будет умолять сама королева.

— Итак, — твердо сказал дядюшка Уилл, — если Роузи в Лондоне, она должна прийти ко мне не позже полудня завтрашнего дня. В противном случае Офелию будет играть Алейн!

Брюэр застонал.

Актеры заговорили разом, возбужденно обсуждая окончательное решение дядюшки Уилла, который, послушав их немного, незаметно исчез. В скудном свете блеклого полумесяца он успел сделать всего лишь несколько шагов и тут же увидел два силуэта, выступивших из мрака. Внимание дядюшки Уилла было обращено на мужчину, рост которого был значительно ниже, чем у его спутника. Длинный плащ и широкополая шляпа полностью скрывали своего хозяина.

— Дядюшка Уилл! — Уильям Шекспир вздрогнул и с облегчением рассмеялся. — Я пришла сказать вам, что сыграю роль Офелии.

Холод пробирал Тони до мозга костей, но он продолжал быстро идти по улице, надвинув шляпу на глаза. Капитан королевской гвардии не боялся темноты, более того, она обостряла все его чувства. После его возвращения в Лондон Нос-с-Бородав-кой старался всюду следовать за своим командиром, несмотря на решительные протесты Тони. Вот и теперь он шел позади Райклифа, докладывая на ходу:

— Говорю вам, капитан, Эссекс собирает вокруг себя настоящих головорезов, и все они потихоньку скапливаются в городе.

— Это уже не новость. — Тони с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

Вот черт! Что еще нужно человеку для полного счастья? Тони подумал, что он мог бы ощущать себя полностью счастливым, если только не обращать внимания на то, что королева Елизавета снова отказалась от его услуг и что Лондон поглотил Роузи так же, как Ньюгейт поглотил сэра Дэнни. Сколько сил он приложил, пытаясь выяснить у актеров, где же можно разыскать девушку! Тщетно! Все в один голос клялись, что не знают, но Тони в это не верил. Конечно, вид у них был такой, словно они говорили сущую правду, но ведь это были актеры. Тогда Тони заслал в труппу шпионов. Но это тоже не принесло никаких результатов. В конце концов он решил сам пойти в «Связку ключей», но Роузи там не было. Но где-то она должна же быть!

Если, конечно, ей не перерезали горло лихие парни по дороге в Лондон или она не попала в лапы предприимчивой мадам, владеющей одним из заведений неподалеку от портовых доков.

Тони вздрогнул и оторвался от этих мыслей, осознав, что Нос-с-Бородавкой продолжает что-то говорить:

— …так вот у меня как раз есть свой человек в доме Эссекса.

— В доме Эссекса? — вновь изумился Тони изворотливости своего гвардейца. — Как тебе это удалось?

— Это совсем не трудно: в Лондоне полно недовольных. Лорд Эссекс, граф Саутгемптон, сэр Кристофер Блоунт и сэр Чарльз Дейверз решили порядком удивить королеву, а заодно и всех придворных.

— Удивить? — Это было больше, чем ожидал Тони. — И с какой целью?

— Для начала Эссекс собирается уговорить Ее Величество удалить от себя наиболее преданных ей советников.

— И первым сэра Роберта Сесила, я думаю.

Удивленный осведомленностью Тони, Нос-с-Бородавкой согласно кивнул.

— Без сомнения. Потом она назначит Эссекса лордом-протектором, а уж он-то предаст суду всех своих врагов, соберет парламент и свергнет правительство.

— Черт побери! — пробормотал Тони. — Это все?

— Если понадобится, они прольют кровь Ее Величества!

— Гори они все в аду, и, клянусь, я буду одним из тех, кто отправит туда этот сброд! — Перед его глазами встала заманчивая картина: Эссекс, пожираемый языками пламени. Однако даже сейчас он боялся, что вездесущий граф ускользнет от предназначенных ему адских мук. Лондон восхищался этой хитрой лисой, и это делало королеву еще уязвимее. Мог ли Тони рассчитывать, что кто-нибудь из наиболее мудрых советников Эссекса сумеет отговорить графа от открытого мятежа в самый последний момент? Правление Елизаветы ни при каких обстоятельствах не будет прочным, пока она доверяет Эссексу.

— Ну теперь-то, надеюсь, все? — полушутя-полусерьезно спросил Тони.

— Полагаю, капитан, этого и так достаточно.

Голос Носа-с-Бородавкой был строгим, и Тони вздохнул: он совсем забыл, что этот солдат не обладал чувством юмора.

— Да, ты прав, этого больше, чем достаточно. Ты хорошо поработал, друг мой. — Положив руку на плечо Носа, Тони продолжил: — Думаю, я сумею найти способ предупредить королеву так, чтобы она не сомневалась, что все это чистая правда.

Из туманной мглы вынырнул мужчина. Тони мгновенно дернул его за плечо и прижал к стене дома. Серебряный свет полумесяца, неожиданно прорвавшийся сквозь пелену облаков, осветил лицо незваного гостя.

— Хэл? — изумленно воскликнул Тони. — Что ты здесь делаешь? Или в поместье что-то стряслось? — И он еще крепче прижал управляющего к холодному камню.

— Хозяин, пожалуйста, хозяин, — Хэл задрожал под взглядом Райклифа. — Вы убьете меня, хозяин.

Тони опомнился и разжал железные пальцы.

— В доме Сэдлера все в порядке, но…

— В поместье Одиси, — поправил Тони.

— Да, хозяин. Я просто сопровождал сюда ваших сестер и леди Хонору.

— Леди Хонору? — В памяти Тони всплыло распухшее лицо со шрамом — такой он видел леди Хонору в последний раз. — Ну и как себя чувствует наша дорогая леди? Надеюсь, она уже оправилась от ран?

— Она, кажется, снова стала такой, как была раньше… — ответил Хэл.

— А, — усмехнулся Тони, — прекрасно! Бог свидетель, я думал, что она кинется в Лондон на выручку сэру Дэнни еще раньше.

— Ее до сих пор бьет лихорадка, — доложил Хэл.

— Бедная леди! Надеюсь, в Одиси больше ничего не случилось? Никто больше не ранен?

— Нет, хозяин. Должно быть, вы были причиной всех бед… Вы думаете оставить его?

— Кого его? — не понял Тони. — Поместье Одиси? Никогда! Оно мое до самой моей смерти… Но все-таки зачем ты здесь? Ночью? В этом холоде и отвратительных испарениях?

— Дамы послали меня разыскать вас и сообщить о приезде. А караульный гвардеец объяснил, в какой части города вас можно сейчас разыскать. — Хэл вгляделся в туман и узнал улицу Граций. — Да, именно здесь, сэр, в столичной яме греха и пороков Лондона. — Хэл опустил голову и закрыл глаза. — Я надеялся, что никогда больше не увижу это проклятое место.

— А, это ты, старый лондонский бродяга! — вдруг радостно воскликнул Нос-с-Бородавкой. — Сдается мне, я тебя знаю, но с той поры столько лет минуло, что я могу и ошибиться.

С необычайной живостью Хэл отпрянул в тень и поглядел на Носа, словно на дьявола.

— Я едва знаю Лондон.

— Конечно, — покладисто согласился Нос, ухмыляясь и хитро подмигивая. — Похоже, не очень-то ты хочешь вспоминать сумасбродства своей молодости.

— Не было в моей молодости никаких сумабродств, — еле слышно прошептал Хэл.

— Ой ли? А не ты ли снял комнату в борделе, где теперь командует Крошка Мэри, на целый месяц? А не ты ли проскакал на лошади весь Чипсайд из конца в конец и задавил при этом нескольких городских денди? — Нос хлопнул себя по ляжкам и продолжил: — А разве не ты нализался как свинья, когда мы украли бочонок французского вина, и чуть было не утонул в дождевой луже глубиной не больше дюйма?

— Это… был… не я… — сжался Хэл.

— Конечно, нет, это был не ты. Не ты — и все тут. Я признаю свою ошибку. Тогда отойди в сторонку!

Поняв, что Нос разозлился не на шутку и может без труда придушить несчастного управляющего, Тони успокаивающе похлопал по плечу Хэла.

— Можешь теперь возвращаться. Мои сестры и леди Хонора остановились в моем городском доме, не так ли?

Хэл попятился, не спуская настороженного взгляда с Носа, как с дикого зверя, готового прыгнуть. Он бы так и продолжал хранить молчание, если бы Тони не дернул его за руку.

— Так где же они остановились?

Вздрогнув, управляющий пришел в себя и наконец снова обратил внимание на Тони.

— При королевском дворе.

— Тьфу! Королеве взбредет в голову, что я специально подослал своих сестер, чтобы они смягчили ее гнев.

— Ах, неужели Ее Величество опять на вас рассердилась? — воскликнул Хэл.

Тони хотелось ответить Хэлу какой-нибудь колкостью, но за последние несколько месяцев Хэл постарел у него прямо на глазах, и потому он не стал подшучивать над стариком. Казалось, необъяснимый страх стал постоянным спутником Хэла.

В тишине послышался приглушенный разговор. Несмотря на то, что сырой воздух делал его почти неслышным, Тони показалось, что он узнал голос одного из говорящих.

Этот голос был похож на голос Роузи.

— Слышите? Вы слышите? — прошептал он.

— Похоже, раньше капитан был смелее, — тихо пробурчал Нос-с-Бородавкой.

— Ничего не слышу, — признался Хэл.

— Ш-ш! — Тони опять прислушался, пытаясь расслышать голоса сквозь плотную вату тумана. Ему казалось, что этот ясный голос похож на вспышки маяка в промозглой мгле.

Он метнулся вдоль по улице обратно к «Связке ключей». Голоса стали отчетливее. Тони, готовый через мгновение увидеть Роузи, как вихрь ворвался на постоялый двор, но судьба словно смеялась над ним: двор был совершенно пуст. Резко повернувшись, Тони снова выскочил на улицу и понесся вдоль каменных равнодушных стен. Наконец он застыл на месте и снова прислушался. Вначале ему показалось, что ничего не слышно, кроме шума пьяного веселья на постоялом дворе. Затем Тони показалось, что к этому примешивается еще один посторонний звук — тихий, словно шелест осенних листьев. За годы служения Ее Величеству сэр Энтони Райклиф научился безоговорочно подчиняться инстинкту и потому снова напряг все свои чувства.

Тони ничего не расслышал, кроме тихого разговора Хэла и Носа-с-Бородавкой, которые, похоже, все же нашли общий язык. Однако неподалеку от зеленной лавки маячили какие-то тени, и Тони внутренне подобрался, приготовившись к нападению. Ничего не произошло. Осторожно, словно кошка, он подобрался поближе и вцепился в огромную, скрытую тенью фигуру. Рука ощутила довольно мускулистое плечо, явно не принадлежащее женщине.

— Караул! — закричал незнакомец, и его глубокий голос исторг проклятье из уст Тони.

— Заткни пасть, глупый пьянчуга! Я — капитан королевской гвардии и совсем не собираюсь тебя грабить!

— Это еще ничего не значит! — Пленник Тони шатался как пьяный.

Тони принюхался, пытаясь определить, чем пахнет от мужчины — пивом или элем, однако его дыхание было совершенно чистым. Внезапно ощутив, что позади находится еще кто-то, Тони резко обернулся и пристально вгляделся в темноту.

— Так вы капитан королевской гвардии? — снова заговорил мужчина, но Тони лишь сердито шикнул на него. — Не вы ли сэр Энтони Райклиф, знаменитый солдат Ее Величества?

Тони яростно обернулся и схватил незнакомца за горло.

— Постойте, — прохрипел мужчина, — у меня есть кое-что для вас. Это касается графов Эссекса и Саутгемптона!

— Лопни твои проклятые глаза! Нос! Эй, Нос! — позвал Тони, но никто не откликнулся. Да что они там с Хэлом, поубивали друг друга, что ли? — Ладно, выкладывай, — приказал Тони, прижимая незнакомца к стене.

— Меня зовут Уильям Шекспир, — начал мужчина.

— А… — В памяти Тони всплыли слова Роузи: «драматург и актер».

— Вот как! — В голосе дядюшки Уилла послышалось глубокое удовлетворение своей известностью. — Значит, вы слышали обо мне?

— Приходилось, — согласился Тони. — Похоже, что и вы слышали немного обо мне.

— Да, сэр.

— Тогда, может быть, вы слышали, что я поклялся раскроить череп любому, кто посмеет помешать мне в поисках некой леди Розалин Беллот?

— Заверяю вас, сэр, что у меня и в мыслях не было мешать вам в поисках кого бы то ни было.

— Ха!

— Я не знал, к кому обратиться, и ваше появление здесь в этот час похоже на знак свыше! Сам Господь Бог озабочен благополучием королевства. Хотя, сэр, если вас призывают неотложные дела, идите. Я разыщу кого-нибудь другого. — Уильям Шекспир одернул плащ и притворился, будто уходит.

— Рассказывайте, — скрипя зубами, остановил его Тони.

Дядюшка Уилл капитулировал с подозрительной легкостью.

— У меня есть сведения, что мой покровитель лорд Саутгемптон приказал придворной труппе в субботу сыграть мою пьесу «Ричард II». Однако у меня есть основание считать, что вызвано это не ее блестящим содержанием, а тем, что она несет в себе бунтарский дух.

— Вы написали бунтарскую пьесу?

— Я написал историческую пьесу, — поправил Уильям Шекспир. — В ней рассказывается, как двоюродный брат короля Ричарда, лорд Боллинг-брок, сверг законного государя. Когда я писал эту вещь, то думал только о славе Англии и никогда не предполагал, что это может повредить нашей доброй королеве Елизавете. Поистине добрый человек, лучше бы я и не писал эту пьесу. Она не принесла мне ничего, кроме вреда.

— И, кроме того, засадила вашего друга в тюрьму.

— Сэра Дэнни Плаймптона? Вы знаете, где сэр Дэнни Плаймптон?

— Как же мне не знать, если он попал в Ньюгейт по моей вине.

— По вашей вине? — Шекспир изумленно посмотрел на Тони и покачал головой. — Уверяю вас, сэр Дэнни сам попал в Ньюгейт, вы здесь ни при чем. Он ворвался в Лондон, как снежная буря, и совсем позабыл об осторожности, рассказывая всем — под строжайшим секретом, конечно, — что он низ-вергатель Эссекса и спаситель королевы.

— Судя по всему, и вам тоже! — Да, сэр Дэнни жаждал славы. Неужели ради тщеславия он был готов пренебречь собственной безопасностью?

Шекспир ответил на невысказанный вопрос Тони:

— Я знаю сэра Дэнни уже много лет, и, заверяю вас, он всегда предпочитал играть роли богов.

В отличие от дядюшки Уилла Тони не был знаком с сэром Дэнни много лет, однако он твердо поправил Шекспира:

— Теперь он играет не роль, а выполняет предназначение на этой земле. Да поможет ему Господь!

— Аминь, — печально вздохнул Шекспир.

— А еще я знаю леди Розалин Беллот, дочь последнего графа Сэдлера.

— Кто такая леди Розалин? Я с ней не знаком.

— Возможно, вы знали ее под именем Розен-кранца, — добавил Тони не без иронии.

— Розенкранц — приемный сын сэра Дэнни. — Шекспир без зазрения совести разыгрывал роль наивного глупца. — Вы хотите убедить меня в том, что Розенкранц — девушка?

— Не девушка — женщина. И, между прочим, моя невеста. Она дала свое согласие выйти за меня замуж, но потом сбежала. — Тони пристально посмотрел на Шекспира. — И не исключено, что она носит моего ребенка.

— Вашего ребенка? — Шекспир ошалело посмотрел на Тони.

— Да, причем мне хотелось бы иметь ребенка, рожденного в законном браке.

— Вашего ребенка? — Шекспир словно не слышал последних слов Райклифа. — Она никогда не говорила…

Тони подпрыгнул от радости. Он прав! Она жива! Роузи жива! И, вне всякого сомнения, была связана со своим дядюшкой Уиллом и непременно свяжется с ним снова. Он пошлет своих людей, он прикажет им обшарить каждый закоулок города, все театры и постоялые дворы, где часто собирается актерская братия! А уж после этого держись, граф Эссекс! Потом он приложит все усилия, чтобы освободить сэра Дэнни, женится на Роузи, и у них родится прекрасный сын.

— Если я повстречаю Розенкранца, — осторожно начал Шекспир, — я обязательно передам ему… ей… В общем, что вы разыскиваете ее.

— Если вы повстречаете Розенкранца, — улыбнулся Тони, — скажите ей, что, если она не вернется ко мне, мир лишится одного драматурга.

Дядюшка Уилл поморщился, чувствуя себя явно неуютно.

— Будьте уверены, я не забуду ваших слов. Но, сэр Энтони, что мне делать, как отказать Саутгемптону в постановке моей пьесы? Он уже заплатил актерам аванс — сорок шиллингов, а уж они-то никогда не отказываются от денег. И Саутгемптон прекрасно об этом знает.

— Ну так играйте!

— Я не желаю быть одним из подстрекателей мятежа, — горько улыбнулся Шекспир.

— Если вы откажетесь играть, это будет еще большей провокацией. Неужели вы не понимаете? Пока Эссекс и Саутгемптон не выступят открыто, королева будет продолжать связывать мне руки. Однако, если все будет указывать на то, что готовится восстание, и тот и другой прямиком отправятся в Тауэр. Галопом. — Тони ухмыльнулся собственной аналогии. — Похоже, женщины правы: все мужчины действительно делятся на жеребцов и меринов.

Роузи находилась совсем неподалеку, крепко прижавшись к грубо оштукатуренной стене. Она чуть было не расхохоталась, услышав подобное сравнение. Если уж это разделение существует, то Роузи прекрасно знала, к какой именно категории принадлежал Тони. Она положила руку на живот. Он сделал свое дело слишком хорошо, черт побери, уж это совершенно ясно. И дернул же его черт хвастаться перед дядюшкой Уиллом насчет ребенка! Пока ее тайна оставалась нераскрытой только благодаря актерскому братству. А теперь? Теперь Шекспир придет в такую ярость, что подумать страшно. Именно сейчас, когда уже давали знать о себе и быстрая утомляемость, и неожиданные приступы тошноты. Да, внутри у нее рос ребенок Тони. Почему же ей так хотелось броситься в объятия этого человека? Рассказать ему о ребенке, веселиться и радоваться вместе?

Рядом с ней пошевелился Людовик. Похоже, он догадывался о чувствах, которые переполняли сейчас Роузи. С того самого времени, как он нашел ее на дороге из Одиси, Роузи стало казаться, что она живет под защитой непробиваемой каменной стены. Людовик помог ей добраться до Лондона, снял небольшую комнатку на постоялом дворе «У быка», выяснил, в каком положении находится сэр Дэнни, и всячески поддерживал ее идею выступить перед королевой. Это он распространил среди актерской братии слухи о ее желании сыграть Офелию, это он привел ее на постоялый двор, чтобы Роузи смогла принять участие в споре о судьбе этой роли. Это он почуял приближение Тони к «Связке ключей» и убедил дядюшку Уилла отвлечь Райклифа.

О событиях в Одиси и об отношениях Тони и Роузи он предпочитал не заговаривать, будто понимал, насколько ей это будет неприятно. Этот человек, на совести которого, как подозревала Роузи, была не одна человеческая жизнь, смотрел на нее таким взглядом, словно она была его последним шансом на искупление грехов.

Изо всех сил Роузи старалась делать вид, что ничего не замечает, чтобы не поощрять его любовь к ней.

В кромешной тьме улицы послышались торопливые шаги.

— Эй, Нос-с-Бородавкой! — звал Тони. — Так ты преподал урок Хэлу или, наоборот, ему удалось тебя проучить?

— Этот самый Хэл лжив до мозга костей! — отозвался Нос-с-Бородавкой. — Ха! Праведник! Да я поклясться готов, что он месяцев с пятнадцать торчал в Лондоне, только было это двадцать лет назад.

Вздрогнув, Роузи покачала головой и опять застыла около стены.

— Так давай разоблачим его, — предложил Тони. — Где он?

— Ушел в сторону Темзы, насколько я видел.

— Ладно, думаю, нам пора возвращаться в Уайтхолл. — Голоса мужчин стали удаляться. — Уж там я его разыщу!

— Если только Ее Величество допустит вас во дворец.

— Допустит, еще как допустит!

Роузи нахмурилась. Тони оставался Тони, и ее побег нисколько не отразился на его самонадеянности.

— Из того, что сообщили мне досточтимый господин драматург и ты, Нос, следует только одно: капитану королевской гвардии весьма скоро придется хорошенько потрудиться.

— Стало быть, сэр, вы уверены, что после постановки «Ричарда II» эти лорды всерьез займутся подготовкой бунта? — Голос Шекспира был уже едва слышен.

— Да.

— Господи, мое сердце разрывается от стыда при мысли, что моя пьеса может быть использована во зло!

Это были последние слова, которые удалось расслышать Роузи. Постояв еще немного и убедившись, что трое мужчин удалились, она тихо прошептала:

— Мне кажется, они ушли. А, Людовик?

Ответа не последовало.

— Людовик? — Волосы на ее голове встали дыбом: Людовик исчез, словно оборотень.

Покрутив головой, Роузи убедилась, что она осталась одна посреди темного ночного города, укрытого плотным туманом.