"Хроноагенты за работой" - читать интересную книгу автора (Добряков Владимир)

Глава III. Генрих Краузе.

Ребята всегда выражали недовольство, что я, разрабатывая операции, рассчитывал их слишком тщательно, не оставляя места ни малейшей случайности. Я подсмеивался над ними, вместе со всеми подшучивал над своей педантичностью, и даже несколько гордился ею. А когда Андрей Злобин однажды наградил меня кличкой «Вейротер», я воспринял это как должное. На мой взгляд, именно так и должны разрабатываться операции.

Нельзя сказать, что наши хроноагенты недооценивали значения точности проработки деталей предстоящих операций. Все они не раз во время работы в Реальных Фазах попадали в такие нештатные ситуации, что дело спасали только неимоверное напряжение всех физических и интеллектуальных сил. Надо сказать, что наши парни с честью выходили из таких переделок. Впрочем, на то они и были хроноагенты. На то и обучали их темпоральной алгебре, заставляя за считанные секунды составлять в уме системы темпоральных уравнений и решать их, хотя бы в первом приближении. Для того они и проходили тяжелый и изнурительный курс морально-психологической подготовки. После возвращения хроноагента с задания всегда производилась разборка его работы, и выяснялись причины возникновения нештатной ситуации. При этом анализировались действия хроноагента и, как правило, им давалась высокая оценка. Но всегда высказывалось пожелание; причем и руководством, и самими хроноагентами, чтобы такие ситуации впредь не возникали.

Поэтому я никогда бы не сказал, что ироничное, а порой и прямо неодобрительное отношение к моей методике разработки операций, проистекало от непонимания важности этих моментов. Просто мои требования при подготовке хроноагента к операции: запомнить все детали посекундно, доводили многих до исступления. Порой мне признавались, правда, уже после операции, что во время подготовки были готовы задушить меня. Конечно, все наши хроноагенты натуры творческие, и такая мелочная регламентация с моей стороны вызывала у них вполне понятные приступы раздражения. В самом деле, зачем таким мастерам своего дела как Андрей Злобин или Микеле Альбимонте при подготовке к операции запоминать: сколько секунд они должны прикуривать сигарету, задерживаясь при переходе улицы. Но я не делал исключений даже для них. В таких случаях я докладывал руководству, что хроноагент к операции пока не готов и требуется дополнительная работа.

И вот сейчас я сам попал в жесткие тиски по секундам расписанной операции. И не один, и не два дня я живу этой строго регламентированной жизнью, а скоро уже две недели, и впереди у меня ещё целая неделя. Первые дни это было не так уж и утомительно, но дальше… Я поначалу заподозрил Магистра в том, что он специально «зарядил» на эту операцию меня, чтобы я на своей шкуре прочувствовал свой собственный педантизм. Поразмыслив, я понял, что заблуждался. Потому, как сам Магистр, когда дело доходило до проявлений открытого недовольства со стороны наших хроноагентов, неизменно принимал мою сторону. При этом он говорил:

— Насколько проще и, главное, надёжнее была бы наша работа, если бы каждая операция готовилась на таком уровне!

Потом он вздыхал, закуривал и заканчивал свою мысль сожалением:

— Увы! Иногда приходится посылать вас в Реальные Фазы, полагаясь в ряде случаев на вашу изобретательность и интуицию. Как вы там выпутываетесь, Время знает, но я, лично, вынужден расплачиваться за это своими нервными клетками и восстанавливать своё душевное равновесие весьма крепкими напитками. Зато, когда операцию разрабатывает Анри, я сижу перед монитором и блаженствую, попивая слабенький чаёк, самое большее, кофе.

В этом же случае Магистр долго изучал план операции, который я ему представил. Затем он долго восторгался его отточенностью и продуманностью деталей, а в заключение спросил, кого я планирую в качестве исполнителя. Когда я сказал, что с этим может справиться только Андрей Злобин или Матвей Кривонос, он надолго задумался.

— Нет, Анри, — сказал он после размышления, — На мой взгляд, ни Андрэ, ни Матвей этого задания, так, как оно задумано, не выполнят; где-нибудь да проколются. Слов нет, оба они превосходные агенты, но им не хватает только одного: чувства самодисциплины. В этом ты смог бы убедиться ещё на стадии подготовки. Там где надо будет сыграть точно по нотам, они больше будут полагаться на импровизацию. В итоге, операция получится скомканной, нам придётся на ходу вносить в неё коррективы, а это, ты знаешь, ни к чему хорошему не приводит. Я считаю, что за исполнение операции должен взяться ты сам, Анри. Лучше тебя никто с этим не справится. Тебе самому будет обидно, если от такого шедевра останется только скелет.

Вот так я попал в образ комиссара полиции Антуана Мержи, и вторую неделю руководил операцией по ликвидации весьма крупной мафиозной группировки. Кроме того, операция имела дальнюю конечную цель: обрубить канал поставки на Запад наркотиков, а на Восток самого современного вооружения, включая некоторые компоненты для производства ядерного оружия. И как конечный результат, в руки Интерпола должны были попасть все нити связей с другими мафиозными кланами. Это давало реальную возможность в течение ближайших лет покончить с международной организованной преступностью

Министр внутренних дел и комиссар Интерпола, ознакомившись с планом Мержи, одобрили его и предоставили комиссару неограниченные полномочия. Вплоть до применения армейских подразделений. Но в этом необходимости не возникало. Всё шло по плану. Я сидел в кабинете и действовал. Расставлял засады, прекрасно зная, сколько человек будет им противодействовать. Брал с поличным наркокурьеров и перехватывал транспорты с оружием. При этом я заранее знал: сколько наркотиков и куда везут, какое оружие, в каком количестве и куда переправляют. Я принимал донесения агентуры, заранее зная их содержание. Просматривал протоколы допросов; понимая, что ничего нового в них для себя не найду. Инструктировал следователей и оперативников. При всём, при этом я неимоверно скучал. Меня не развлекали даже частые покушения на мою жизнь. Я прекрасно знал, что сын бедного многодетного чиновника, Антуан Мержи, через два года станет министром внутренних дел, а ещё через четыре года — президентом. Ещё лучше я знал: где мафиози организуют свои засады, где будут сидеть снайперы, откуда выскочит на полной скорости тяжелый грузовик, когда заминируют мою машину, когда и где попытаются похитить моих жену и сына. Разумеется, я принимал меры.

Принимал меры и всё время надеялся, что Мафия предпримет что-то экстраординарное, что-нибудь, не вписывающееся в рамки разработанной операции, что-либо оригинальное, нестандартное. Чтобы я смог, наконец, проявить все свои способности хроноагента экстракласса. Но, увы, так и не мог дождаться. Воистину, Мафия бессмертна! Потому, что богата наша Земля ограниченными, недалёкими людьми, а то и просто идиотами. И почему-то всем им сказочно везёт в жизни. Если они не преуспевают на военной службе или в политике, не становятся министрами или даже президентами, то у них есть ещё один путь к богатству, славе и власти. И путь этот криминальный. Дорвавшись до власти, эти люди напоминают токующих глухарей. Кроме себя никого не слышат. Но глухарь хотя бы видит. А эти никогда не замечают давно уже взвившегося сигнала «Ваш курс ведёт к гибели!», и продолжают переть своим протоптанным путём и гнуть свою линию. Пусть даже при этом они в кровь расшибают головы; как свои, так и тех, кто следует за ними.

Таким был и Клод Ронсар, глава преступного синдиката. Когда под ним начала гореть земля, когда провалы его хитроумных операций последовали непрерывной цепью, когда местные организации и связные с ними другие мафиозные группировки стройными рядами и колоннами начали следовать за решетку; он не затаился и не свернул свою деятельность. Наоборот, он ожесточился и решил, во что бы то ни стало довести задуманное до конца. Уж слишком большой куш светил ему на финише.

Этот-то свет и ослепил его. Честно говоря, я считал его неглупым человеком и надеялся, что он не потеряет голову и не решится на идиотский вариант, рассчитанный на моём компьютере. До самого последнего момента я надеялся, что он придумает что-нибудь иное и заставит меня в срочном порядке искать другие решения.

У меня буквально челюсти свело, когда мне донесли, что тогда-то и там-то Клод Ронсар будет лично контролировать поступление крупнейшей партии наркотиков, а перед этим своим личным, секретным клеймом опломбирует контейнер с вооружением. Для очистки совести я проверил состояние его счетов. На меня повело мертвящей скукой. Ронсар перевёл все свои средства в банки Малайской Федерации, рассчитывая затеряться на архипелаге по завершении операции. Значит, всё шло по плану.

У меня в распоряжении оставалось три дня. За это время должны были взять с поличным ещё десяток крупных мафиози из синдиката Клода Ронсара. Если и это его не насторожит…

А пока я занялся обдумыванием операции, которая никоим образом не походила на эту, и уж никак не могла быть смоделирована и рассчитана с точностью до секунды. На войне действует слишком много случайных факторов. Вот и сейчас я планировал привлечь к операции минимум двух исполнителей: Андрея Злобина и, разумеется, себя. Мы с Андреем оба в Миру были лётчиками. А это как раз то, что требовалось. Не мало подивились бы мои подчинённые, если бы застали меня за этим занятием. С чего бы это их комиссар так внимательно изучает участок Тихого Океана между Камчаткой, Командорскими и Алеутскими островами?

Но, слава Времени, мне никто не мешал. Я даже точно знал, когда ко мне кто войдёт. В заранее известное мне время я выслушал доклад о произведённых арестах и теперь ждал только одного: сообщения о том, что Клод Ронсар отменил приём партии наркотиков и отправку вооружения. В ближайшем окружении Ронсара давно уже действовал мой агент. И его давно бы уже разоблачили и ликвидировали, если бы я не внёс в его действия коррективы, которые обдумал и смоделировал ещё в Монастыре, на стадии подготовки операции. Агент передавал сведения шифром, который знали только он и я. И передавал он их по такой многоступенчатой цепи, что никто бы и никогда не смог найти никаких концов. В Мафии он работал тоже под прикрытием: изображал агента пивоваренной компании. Вот эту-то, хорошо известную Мафии, «мирскую» профессию моего агента я и положил в основу шифра. А в передающую цепь были задействованы владельцы баров, ресторанов и магазинов. Им и в голову не приходило, что, передавая по просьбе моего агента в другой магазин или бар сведения о количестве и марках пива, которое к ним завозится, они передают комиссару Мержи сверхсекретную информацию о предстоящих действиях синдиката Клода Ронсара. Клод многократно организовывал проверки своего ближайшего окружения. Но никакие проверки не дали ему ни малейшего повода заподозрить моего агента.

В назначенный день женский голос по телефону сообщил мне, что пиво «Холстен» будет завезено ко мне в объёмах прошлой недели. Я поблагодарил, положил трубку и сделал необходимые распоряжения на эту ночь. Мне вновь стало скучно. Невыносимо, невозможно жить в Мире, все события в котором тебе заранее известны с точностью до секунды. Вот сейчас ко мне придёт под видом представителя акционерного общества «Транстерриториал» адвокат Клода Ронсара и будет навязывать мне за бесценок контрольный пакет этого преуспевающего общества. С одним условием. Я взглянул на часы; вот, сейчас…

Прозвонил сигнал, и из приёмной мне доложили, что меня просит принять представитель и так далее. Я внимательно выслушал матёрого мафиозного адвоката, подумал и пообещал дать ответ завтра в это же время. Адвокат улыбнулся голливудской улыбкой (еще бы, какой дурак откажется от такого предложения!) и сказал, что завтра он придёт с договором купли-продажи.

Он не подозревал, что я знал, какой будет пункт в этом договоре. Не подозревал он так же и о том, что завтра, в полдень, он будет арестован по обвинению в причастности к организованной преступной группировке, лишен адвокатской лицензии и осуждён на двенадцать лет. Великое Время, как мне было скучно!

Дверь за адвокатом закрылась, и я подошел к окну. С восьмого этажа город было очень хорошо видно. На него уже опустился вечер. Зажглись огни реклам и уличные фонари. По оживлённым магистралям быстро, а в переулках помедленней, сновали огни автомобилей. Вверх по реке прошел пассажирский теплоход, а вниз спускались баржи с каким-то громоздким грузом. Порт из моего кабинета было не видно. Именно там, через несколько часов разыграются заключительные сцены трагикомедии, поставленной по моему сценарию. Я ещё раз посмотрел на часы. Сейчас войдёт…

Дверь открылась, и в кабине вошел Жюльен Бланшар, начальник оперативного отдела. Он был молод (впрочем, ненамного моложе Антуана Мержи), энергичен и склонен к активным, нестандартным действиям. В самом начале операции он пытался оспаривать мои детальные инструкции, но я умел настоять. Очень скоро Жюльен убедился, что точное следование моим инструкциям всегда приносит неизменный, ранее невиданный, успех, и стал доверять мне безоговорочно, уточняя лишь некоторые детали. Интересно, а как в дальнейшем сложатся их отношения, когда я освобожу от своего контроля Антуана Мержи? Впрочем, им недолго предстоит работать вместе. Через три месяца Мержи переведут в столицу, а Бланшар сам станет комиссаром. Кстати, интересно, а как сложиться его судьба в будущем? Надо будет взять его на контроль. Такие люди как Жюльен Бланшар — находка для нашего Сектора.

Я с интересом рассматривал Жюльена, пока он излагал мне свои соображения по поводу ночной операции. Даже внешне Жюльен производил благоприятное впечатление. Живой, проницательный взгляд, буквально светящийся умом. Этот свет невозможно скрыть, даже тогда, когда Жюльен напускал на себя «дурь» и изображал из себя этакого добросовестного блюстителя: «Пусть рухнет Мир, но восторжествует закон!» Энергичные, запоминающиеся черты лица. Он напоминал мне кого-то из популярных французских киноактёров: не то Жана Маре, не то Алена Делона. Я не так хорошо был знаком с историей кино, чтобы точно сказать: кого именно.

Здесь у меня был явный пробел в образовании. Как говорится: сдал и забыл. Хотя истории искусств отводилось в программе подготовки много часов, и ей уделялось серьёзное внимание. Но уж, что не дано, то не дано. Даже Кристина как-то раз от души посмеялась, когда я в беседе перепутал Катрин Денев и Нону Мордюкову. «А ещё выходец из ХХ века!» — смеялась она. Ха! Если я жил в ХХ веке, я что, должен знать в лицо и даже общаться со всеми знаменитостями? Крис просто забыла, что я жил в фашистской Германии, откуда на весь остальной Мир смотрели с презрением. Да и кино-то достигло своего рассвета только уже после того, как меня сбили в небе над Польшей, за полгода до конца войны. А дальше я на всё смотрел уже из Монастыря, глазами хроноагента.

Я выслушал предложения Жюльена, нашёл их разумными и одобрил.

— Господин комиссар, — сказал напоследок Жюльен, — Я уже не раз имел возможность убедиться, что ваши решения всегда безошибочны. Но сегодня! Я просто не могу себе представить, как Клод может решиться лично присутствовать при таком опасном деле, как приёмка столь крупной партии наркотиков. Это на него так не похоже. Ведь он за всю свою жизнь ни разу не перешагнул порога тюремной камеры. И всё потому, что никогда не участвовал в операциях даже опосредованно, а уж тем более, лично. Не понимаю, что может толкнуть его на такой шаг?

— Жадность, Жюльен. Жадность, это — первое. Просмотри материалы допросов по этому делу, и ты всё поймёшь. Впрочем, у тебя уже нет на это времени. Так что, поверь на слово. Они придают огромное значение этой операции и готовы пойти на всё, чтобы она состоялась. А второе — безысходность. Все предыдущие операции Клода мы раскрыли и сорвали. Он теперь чувствует себя как волк, обложенный флажками, и никому не доверяет. А сегодняшняя операция спланирована давно, и прибыль она должна принести грандиозную. Мы не получили сведений, что Клод её отменил или перенёс. Более того, мы точно знаем, что она состоится сегодня ночью. Вывод напрашивается сам собой.

Жюльен усмехнулся:

— Вывод один: всё-таки больше жадность, чем безысходность. Но, однако, шеф, не взирая на всё, только что сказанное, вы действительно уверены, что Клод Ронсар будет там?

Вместо ответа я достал сигару и медленно раскурил её «Сейчас я тебя ошарашу», — подумал я, глядя в проницательные черные глаза Жюльена и, пуская дым в потолок. Жюльен с нетерпением ждал ответа.

— Уверен настолько, что сам буду там присутствовать, то есть, пойду с вами.

— Шеф! Вы нам не доверяете?

— Почему? На все сто и даже больше. Просто сегодня день нашего триумфа. Мне очень хочется посмотреть на лицо Клода Ронсара, когда вы возьмёте его с поличным, когда на него наденут наручники, и он поймёт, что пожизненное заключение, это самое меньшее, что ему светит.

— Ну, это ещё неизвестно. У него, к сожалению, прекрасные адвокаты, — проворчал Жюльен.

— Не переживайте, Жюльен, — я улыбнулся и достал из сейфа пять папок, — Вот дела на его адвокатов, а вот и ордера на их арест. После того как вы доставите Клода Ронсара в окружную тюрьму, произведите и их аресты. Эти адвокаты замазаны в ронсаровском дерьме от пяток до ушей. Мы с вами с удовольствием послушаем, как они будут давать показания друг на друга. Ручаюсь, это будут очень весёлые минуты. В каждой из этих папок материалов достаточно, чтобы упечь любого из них самое меньшее лет на десять. Ну, а новых адвокатов Ронсару, когда его возьмут с поличным, найти будет очень непросто.

Жюльен взял папки и ордера. На лице его была смесь восторга, изумления и лёгкого недоверия. Он покачал головой.

— Не понимаю, шеф. Почему вас до сих пор маринуют на этой должности? Почему не переводят в министерство?

— Наверное, из-за возраста. Мне всего тридцать восемь. У меня ещё всё впереди, как и у вас, Жюльен.

— Кстати, о том, что всё впереди. Вы собираетесь идти с нами, а ведь дело-то опасное. Партия дури небывалая. Они могут отчаянно сопротивляться.

— Это — вряд ли. Клод, хотя и потерял голову, но не настолько, чтобы не сообразить, что даже пожизненное заключение предпочтительней гильотины. И потом, ты несколько минут назад обиделся: я, мол, вам не доверяю. Выходит, ты сам не доверяешь своим людям. А вот я доверяю твоим ребятам настолько, что даже не возьму с собой оружия.

С этими словами я достал из ящика стола свой пистолет и запер его в сейф. Жюльен только головой покачал. Он откинулся на спинку кресла и смотрел на меня каким-то странным взглядом.

— Что это вы так смотрите на меня, Жюльен?

— Завидую вам, шеф. Мне бы такую уверенность и такой дар предвидения!

“Нашел чему завидовать! Да ты бы на второй день повесился.” Так я подумал про себя, а вслух сказал:

— Весь секрет в умении быстро находить то, самое главное, что скрыто в потоке информации. А это приходит с опытом. Сколько у нас осталось времени в запасе?

— Четыре часа, — ответил Жюльен, взглянув на часы.

— Отлично! У нас ещё есть время поужинать. Ты где обычно ужинаешь в таких случаях?

— Здесь за углом есть небольшое кафе с домашней кухней и неплохим выбором вина и пива. На крепкие напитки у них лицензии нет, но в данном случае оно и к лучшему.

— Превосходно! Сводишь меня туда? А то я весь желудок себе испортил в этом мексиканском ресторане напротив.

— Хорошо, шеф. Через двадцать минут спускайтесь в холл.

После ужина в маленьком, уютном кафе с действительно неплохой кухней я вернулся в свой кабинет и в спокойной обстановке составил систему уравнений. Моё участие в операции по аресту Клода Ронсара не предусматривалось сценарием. С моей стороны это был экспромт, и мне надо было знать: не повлечет ли это за собой осложнений. Нет, детерминант получился положительным, намного больше нуля. Бросив взгляд на часы и убедившись, что времени ещё достаточно, я стал полностью решать систему. Раз значение детерминанта увеличилось, значит, моё вмешательство будет иметь положительные последствия. Я хотел знать: какие.

Минут через сорок я выяснил, что мой выход на сцену создаст образ этакого классического сыщика, который всё знает наперёд и от которого невозможно ничего утаить, невозможно скрыться. Это сыграет свою роль в криминальном мире, и Мафия надолго затаится, свернёт свою деятельность. Я немного подумал, затем смоделировал некоторые детали поведения комиссара Мержи в момент ареста Клода Ронсара, его манеры, высказывания. Детерминант ещё несколько увеличил своё значение. Отлично! Я начал отрабатывать эту линию дальше и увлёкся настолько, что перестал следить за временем. От этого занятия меня отвлёк звонок Жюльена.

— Шеф, вы не передумали? Пора выезжать.

Мы прибыли на место и заняли позиции за полчаса до прибытия туда людей Клода Ронсара. Заключительный акт трагикомедии должен был разыграться в большом портовом пакгаузе, принадлежащем фирме, которая была под полным контролем синдиката Ронсара. Я выбрал себе место в будке машиниста малого крана, который был в ремонте. Вместе со мной в будке разместилась молодая сотрудница Жюльена. Она должна была фиксировать всё происходящее на видеоплёнку. Кроме неё съёмку с разных точек производили ещё пять сотрудников.

— Не боитесь, что нас здесь застукают? — спросил я девушку, которая явно волновалась.

— Что вы, господин комиссар, наши ребята своё дело знают.

— Что же вы так волнуетесь?

— От нетерпения. А вы разве не волнуетесь?

— Отнюдь. Я точно знаю, что охранники Клода появятся, — я бросил взгляд на часы, — через двенадцать минут, сам Клод приедет через двадцать пять, а ещё через два часа прибудет трейлер с наркотиками. А пока что можно даже и покурить. Мы с вами на верхотуре, здесь хорошая тяга, и дым вниз не попадёт.

— Завидую я вашему спокойствию!

— Вот станете начальником отдела, выйдете замуж, нарожаете детей и тоже будете спокойной как я. А пока сидите и ждите. Это, конечно, не очень приятно, но в нашей работе без этого не обойтись. Одно утешение: ждать осталось не долго. Иногда ждать приходится всю ночь и без всякого результата. А на этот раз, уверен, нас ждёт богатый улов.

Вскоре на улице послышался шум подъезжающих машин. Они притормозили и быстро уехали. А в пакгаузе появилось пятнадцать человек. Это были боевики, «торпеды» Клода Ронсара. В два раза больше их рассыпалось по окрестностям порта, вокруг пакгауза. Осмотрев свои участки, они должны были дать сигнал о том, что всё чисто или, наоборот, поднять тревогу.

Выведенный из состояния равновесия последними провалами, Клод Ронсар сильно опасался, что если «торпеды» будут передавать сообщения открытым текстом, полиция сможет засечь передачи и запеленговать их. Он перестраховался и совершил очередную глупость. Ронсар снабдил своих «торпед» карманными кодированными передатчиками, на которых было две кнопки. При нажатии любой из них в эфир выбрасывался цифровой код, от каждой кнопки разный. Если всё было в порядке, «торпеда» нажимал первую кнопку. На приёмнике у Ронсара все сообщения проходили через дешифратор и попадали в накопитель, представляющий собой многовходовую схему "И". В случае если все сообщения были от первых кнопок, схема открывалась, и в назначенное время Ронсар слушал Первую часть Сороковой Симфонии Моцарта. Если хотя одна кнопка не была нажата, или вместо первой была нажата вторая, звучал похоронный марш, и Клоду надо было рвать когти.

Не знаю, сколько заплатил Ронсар за эту дурацкую систему, но она оказала ему «медвежью» услугу. Это ещё раз показывало, какие всё-таки недальновидные и тупые люди пробивались к власти с помощью денег, влиятельных друзей и родственников. Кто-то хорошо нажился, навесив Ронсару лапши на уши по поводу того, что эта система гарантирована от подслушивания и пеленгования. Но до Ронсара просто не дошло, что в этом случае ребятам Жюльена нет никакой необходимости церемониться с его «торпедами». Первую кнопку они смогут нажать и сами. А вторую «торпеды» нажать просто не успеют. Они не станут зря поднимать тревогу и срывать операцию, пока не убедятся точно, что там движется: человек или кошка. А когда убедятся, будет уже поздно.

Так всё и получилось. Те из «торпед», которые больше ценили свою жизнь, чем благосклонность шефа, под дулом пистолета безропотно нажали первую клавишу. Тем же, кто пытался дёргаться, ребята Жюльена без рассуждений вышибали бесшумным выстрелом мозги, после чего подбирали передатчик и нажимали всё ту же первую кнопку. В назначенное время Клод Ронсар наслаждался долгожданной мелодией и радостно потирал руки: «Умыл я копов! Умыл-таки!» После этого он спокойно поехал в пакгауз, который вместо «торпед» охраняли люди Жюльена Бланшара. Он даже не догадался назначить какой-нибудь световой или иной сигнал, который ему должны были бы подать перед воротами пакгауза.

«Ситроен» Клода отважно въехал в ворота. С этого момента Клод Ронсар был в руках Жюльена и моих. Вместе с «Ситроеном» в пакгауз въехал ещё и микроавтобус. Из машины вышли несколько человек. Клода среди них не было, он остался в «Ситроене». Несмотря на плохое освещение, мне удалось разглядеть этих людей. Можно было смело брать их и давать им от пятнадцати лет до пожизненного заключения и гильотины, включительно. Все они числились в розыске, как в федеральном, так и в международном. Но нам нужен был Клод Ронсар, эти теперь от нас никуда не уйдут.

Должна быть ещё одна машина. Она поехала встречать трейлер, идущий из Азии. Он был под завязку загружен первосортным героином, произведённым на заводах одного исламского государства. Это государство открыто готовило «джихад». Рассуждали там предельно просто. Раз у нас нет собственной базы для производства вооружения, пусть им снабжают нас неверные. Взамен на тот яд, который мы можем производить в неограниченном количестве. Аллах простит нас. Мы казним неверных двояко: одних — оружием, других — ядом.

О том, как этот трейлер преодолевал многочисленные границы, сколько при этом было пролито крови, сколько истрачено денег, какие хитроумные разрабатывались и осуществлялись операции; можно было бы написать детективный роман. Я даже придумал ему название: «Великий шерстяной (по документам трейлер вёз шерсть) путь». Но я не поклонник этого жанра. А жаль. Из-под моего пера вышел бы леденящий душу бестселлер. С каждой страницы капала бы кровь, а вместо шелеста бумаги слышался бы звон золота, выстрелы и хриплые стоны жертв. Но сейчас этот трейлер преодолевал последние мили своего пути, а наше внимание было приковано к тому, что происходило внизу.

Девушка вовсю работала камерой, поминутно откидывая назад мешающие ей пряди волос. А внизу разворачивались события. Люди Ронсара открыли стоявший у стены пустой контейнер. Погрузчик возил из тёмного угла склада ящики. Возле «Ситроена» ящики вскрывались, их содержимое сверялось с описью, результат докладывался Ронсару, который по-прежнему сидел в машине. Тот давал распоряжения, ящик закрывался и следовал в фургон.

Чего там только не было! Автоматы Калашникова, пулемёты, патроны, гранаты, гранатомёты, в том числе и одноразовые; противовоздушные системы, противотанковые снаряды, мины… Особый интерес и заботу вызвал неказистый серый, длинный ящик. Тут даже Ронсар покинул свой «Ситроен». Когда ящик вскрыли, я чуть не выскочил из будки и не бросился вниз. Это была первая за всё время операции неожиданность.

Вместо компонентов для изготовления ядерных боеприпасов в ящике, в специальных гнёздах, лежали три тускло поблёскивающих цилиндра. На торцах цилиндров были разъёмы, а в отдельных гнёздах лежали блоки, к которым их следовало подключать. Это были три нейтронные боеголовки! Готовые к применению. У меня внутри всё похолодело. Ай да Мафия! И каковы американцы с их хвалёными охранными системами! Прошляпить такое!

Мне представилось, какой громкий может получиться скандал, каким резонансом он отразится на международных отношениях, на авторитете Америки и её позициях в Европе. И понял, что никакого скандала не будет. Дело просто закроют. Но этого никак нельзя было допустить.

— Крупным планом! — шепнул я девушке.

Если эту плёнку передать прессе, представителям левой оппозиции, то скандал замять будет невозможно. Только надо будет обсчитать ситуации, чтобы знать наверняка, что этот скандал не отразится на будущем этой Фазы отрицательно.

На площадке внизу, между тем, закрыли ящик и погрузили его в контейнер. Быстро отправили туда остальной груз (это, видимо, была уже маскировка), контейнер закрыли и опломбировали. После этого Клод Ронсар подошел и собственноручно наклеил незаметную, под цвет контейнера, полоску бумаги, на которую он поставил метку личным перстнем-печатью.

Люди внизу несколько расслабились и закурили. Одно дело было сделано. Осталось дождаться транспорта с наркотиками. Он не заставил себя ждать. Послышалось ворчание мотора, ворота пакгауза раскрылись, и на площадку медленно въехал тяжелый грузовик. Судя по всему, он же должен был забрать и контейнер с оружием. Ещё один детективный роман!

Из кабины грузовика вышли двое: шофёр-турок лет тридцати и сопровождающий, пожилой еврей. Сопровождающий обменялся с Клодом несколькими фразами, и они вместе подошли к задней двери фургона. Клод проверил пломбы, и фургон вскрыли. Первый десяток тюков, в них действительно была шерсть, небрежно откинули в сторону. Потом пошли упаковки с героином. Третья, четвёртая, пятая… Клод внимательно просматривал маркировку и делал какие-то пометки в блокноте.

Внезапно вспыхнул яркий свет. Десятки мощных ламп в рефлекторах осветили площадку. Люди возле фургона замерли, ошеломлённые. А в наступившей тишине громко прозвучал властный голос Жюльена Бланшара:

— Оружие на землю! Руки — вверх! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!

Все продолжали стоять в каком-то оцепенении, и только турок-шофёр дернулся, выхватил из-за пояса пистолет и вскинул его, целясь в осветитель. Отчетливо прозвучали два слитных выстрела, и отважный турок безжизненно распростёрся на бетоне.

— Кто следующий? — снова прозвучал голос Жюльена, — Для особо непонятливых скажу, что с вами говорит Жюльен Бланшар. Вы знаете, что он свои команды не повторяет. Ну? Раз!

Со стуком упал на бетонный пол первый пистолет, за ним второй, третий… Через несколько секунд все внизу, включая Клода Ронсара, стояли с поднятыми руками.

— Вот, так-то лучше. Вы правильно поняли. Молодцы! Оставайтесь с поднятыми руками. Те, к кому будет подходить мои люди, протягивайте руки перед собой.

Жюльен и несколько его ребят вышли из тёмного угла и начали быстро надевать на бандитов наручники. Я спустился вниз как раз тогда, когда они подошли к Клоду Ронсару. Клод, рано располневший, рыхлый мужчина тридцати пяти лет внешне не проявлял никаких признаков беспокойства. Впрочем, его лицо наполовину было скрыто тёмными очками. Когда к нему подошел Жюльен, он покорно, как и все, протянул руки, и вокруг его запястий защелкнулись стальные браслеты. Девушка, сидевшая со мной в будке, и другие операторы снимали арестованных мафиози. Жюльен бесцеремонно снял с Клода очки. Я ожидал увидеть на этом холёном личике выражение злобы, ненависти, чего угодно; но увидел только растерянность, беспомощность и страх. Именно страх, дикий страх мыши, попавшейся в когти кошке. Тут я вспомнил, что Клод Ронсар ни разу не переступал порога тюрьмы, в отличие от всех остальных арестованных. Теперь понятно, откуда этот страх. Я подошел поближе и, глядя на него в упор, спросил:

— Клод Ронсар? Комиссар Антуан Мержи. Будем знакомы. Нам с вами предстоит долго общаться.

— Не думаю, — процедил сквозь зубы Клод.

Я с интересом посмотрел на него. Выражение глаз и лица нисколько не изменилось. Скорее всего, он ответил машинально. Надо рассеять его иллюзии, пусть до конца поймёт своё положение и оставит пустые надежды.

— Если вы рассчитываете на своих адвокатов, то должен поставить вас в известность. Через пару часов они будут сидеть по соседству с вами, и вы будете общаться с ними не в адвокатской камере, а в кабинете следователя, на очных ставках. Нам всё известно, например, о деле четырёх дочерей госпожи Жеспан и о многих других делах.

Вот, наконец, лицо Клода ожило. Он часто-часто заморгал, потом взгляд его остановился на мне. Но это по-прежнему был взгляд пойманного животного.

— Я сильно надеялся, — продолжал я, — что вы не решитесь приехать сюда лично, и мне ещё придётся за вами поохотиться. Но вы сами принесли нам свою голову. Советую, когда будете идти к машине, посмотрите на небо. Отныне вы увидите его только через тюремную решетку или через проволочную сеть прогулочного дворика. Одного этого фургона, — я показал на трейлер с наркотиками, — достаточно, чтобы забронировать вам место на тюремном кладбище. Что же до содержимого вот этого контейнера, который вы так любовно опечатали своим личным клеймом, то здесь вам уже светит совсем другая статья, и тут вы о пожизненном заключении будете молиться как о спасении души. Достаточно одного длинненького ящичка, не говоря уже обо всём прочем.

Здесь Клода проняло. Его мелкие зубки оскалились в усмешке, и он тихо прошептал, точнее прошипел:

— А вот здесь вы заблуждаетесь, комиссар. Здесь вы сделать ничего не сможете, за это я вам ручаюсь.

— Нет, господин Ронсар, это вы заблуждаетесь. Не надо ни на кого надеяться. Отвечать придётся вам, и в полной мере. За это уже я вам ручаюсь. Увести арестованных!

Когда бандитов выводили из пакгауза и усаживали в машины, я подошел к Жюльену.

— Я не знаю, что отсняли другие операторы, но дубликат той кассеты, что снимала Вивиан, обязательно принесите мне, сегодня же. Завтра уже может быть поздно. И ещё, половину людей оставь здесь. Пусть охраняют контейнеры, и накажи им, что смену привезу я лично. Никому другому охрану объектов не сдавать. А я прямо сейчас еду в управление федеральной безопасности.

— Может, лучше к военным? — предложил Жюльен.

— Ни в коем случае. Американцы через командование НАТО сегодня же выставят здесь свою охрану, и Клод окажется прав.

— Они могут попробовать наложить руку и на материалы дела.

— Потому-то я и требую копию записи. Я не дам им замять это дело.

В управлении безопасности я не стал ничего говорить о нейтронных боеголовках. Сказал только, что мы задержали транспорт с оружием и наркотиками, и нам требуется усиленная охрана. После этого я поехал к себе, заперся в кабинете и более двух часов упражнялся в темпоральной алгебре. Получалось, что мне ни коем случае нельзя было давать замять это дело с нейтронными боеголовками. Авторитет США, в итоге, так пострадает, что эта держава, самонадеянно претендующая на Мировое Господство, надолго, если не навсегда, утратит свои позиции в Европе. За это стоило побороться.

Мои занятия прервал дежурный, который принёс отчет Жюльена Бланшара и видеокассету. На мой вопрос, где сам Жюльен, дежурный ответил, что он только что привёз пятерых адвокатов и уже приступил к их допросу. Молодец, Жюль, далеко пойдёт. Он хорошо понимает, что этой публике нельзя давать опомниться и освоиться в непривычной обстановке. Я попросил принести мне завтрак и снова углубился в математические дебри.

Детерминант детерминантом, но надо и детали рассчитать. Через час я поймал себя на том, что планирую и моделирую следующую операцию в этой Фазе. Тут меня прервал телефонный звонок. Жюльен сообщил, что один из адвокатов рассказал всё о том, как были приобретены боеголовки. Имён по телефону Жюльен называть не стал, но намекнул, что в показаниях фигурируют высшие чины НАТО и американской администрации. В заключение Жюльен сообщил ошеломляющую новость. Клод Ронсар попросил бумагу: он желает сделать заявление о явке с повинной и готов дать все показания о приобретении партии вооружения. Это уже существенно изменяло всю картину.

Я снова сел к столу. Но когда на листке бумаги выстроились ряды шести систем нелинейных уравнений, я вздохнул и отложил ручку в сторону. Надо возвращаться. Если мне не миновать вновь работать в образе комиссара Антуана Мержи, то хватит с меня операций а ля Генрих Краузе. Пусть её готовит Катрин или сам Магистр. А я своими разработками сыт по горло.