"Хроноагенты за работой" - читать интересную книгу автора (Добряков Владимир)

Глава Х. Генрих Краузе.

Шеренги имперской гвардии напоминали черные монолитные стены. Они молча вышли из лайнера и без единого звука построились в каре. Потом, так же в полной тишине, каре разделилось на группы в две шеренги каждая. Эти шеренги безмолвно двинулись на толпу, собравшуюся на космодроме.

Гвардейцы были одинакового роста, ровно сто восемьдесят пять сантиметров. Длинные блестящие плащи черного цвета, красно-белые шлемы, а под ними — бледные неподвижные, совсем каменные, лица. Эти неподвижные лица были настолько похожи друг на друга, что создавалось впечатление, что эти солдаты не женщинами рождены, а клонированы из одного исходного материала. Эта одинаковость лиц, точнее, безликость вкупе с мрачной тишиной производили жуткое впечатление. Среди встречавших лайнер были убелённые сединами, покрытые шрамами и ожогами Космические Волки. Они-то видали всякие виды, и никто из них в своё время не дрогнул перед строем крейсеров противника. Но и эти, увенчанные титулами и наградами, ветераны поддались всеобщему трепету и безмолвно отступали перед надвигающейся горсткой гвардейцев, не идущей ни в какое сравнение с бронированными колоннами Федерации Альтаира. Они, стоящие в первых рядах, безропотно попятились, наступая на ноги стоящим сзади военным рангом пониже. Те тоже теснились назад, нажимая плечами на роскошную толпу придворных дам герцогини Каллисто. Кто-то падал, кого-то сильно придавили. Но все молчали, никто не роптал и не нарушал тишины, повисшей над космодромом.

А гвардейцы образовали живой, или почти неживой, коридор, в одном конце которого был парадный трап лайнера, а в другом стояли князь Джайл, командующий Ударным Флотом Империи, граф Деков, командующий центральной базой имперских космических сил на Обероне, и граф Глюм, премьер-министр Великого Герцогства Каллисто.

Образовав коридор, гвардейцы перестроились. Одна шеренга развернулась лицом внутрь коридора, а вторая осталась на своих местах. Мы, не раз смотревшие в лицо смерти, чувствовали себя под неподвижными взглядами гвардейцев и их короткоствольными мощными лучемётами весьма неуютно.

— Роботы! Биороботы! — услышал я сзади тихий шепот.

— Нет, скорее, это — киборги, — прошептали в ответ.

Мне не надо было оборачиваться, я узнал голоса. Это были советник герцогини Каллисто и главный управляющий селеновыми рудниками. А то, что они сказали, выражало общее заблуждение непосвященных. Имперские гвардейцы не были ни биороботами, ни киборгами. Они были обыкновенными людьми, детьми обыкновенных родителей. Я, барон Пивень или хроноагент Краузе, знал это точно. Барон Пивень трижды доставлял на Землю транспорты с восьми-десятилетними детьми обоего пола, прошедшими предварительный отбор на своих планетах. Больше эти дети никогда не видели своих родителей, и родители ничего и никогда не могли узнать об их судьбе.

Детей доставляли в специальные лагеря, где мальчиков и девочек подвергали строгому и глубокому тестированию по всем параметрам. После этого их распределяли по учебным корпусам. Отныне их отцами и матерями становились командиры, а братьями и сёстрами — такие же воспитанники, только постарше. На срок от четырёх до десяти лет дети уже не принадлежали себе. Они принадлежали Ордену, были его собственностью, с перспективой стать когда-нибудь его членами. Даже в тюрьмах не было такого жестоко регламентированного режима, какой существовал в этих корпусах. Достаточно сказать, что все воспитанники, без исключения, в обязательном порядке проходили сначала розги, потом, когда подрастали, плети, а в заключение и шпицрутены. Не было никакой возможности избежать этого никому. Считалось, что это закаляет будущего члена Ордена морально и физически. Впрочем, одно исключение всё-таки было. Розги, плети и шпицрутены не применялись в корпусе, где обучались девочки, которым предстояло стать персоналом Домов Любви. Впрочем, они никогда и не могли стать членами Ордена. Их внешность, в том числе и кожу, следовало беречь и холить. У них практиковались другие методы «закалки».

Стоило ли говорить о том, что «отсев» из корпусов был весьма высок. Режима не выдерживали от тридцати до сорока процентов воспитанников. Но мало кто из них покидал корпус живым и отправлялся на рудники, заводы или фермы. Большинство просто не выживало. С теми же, кто, доведённый режимом до последней крайности, пытался протестовать, возмущаться или, не приведи Время, бунтовать; поступали просто. Их запарывали насмерть. На глазах у всего корпуса, а часто и при непосредственном участии всех воспитанников. Прогоняли по несколько раз «сквозь строй». Это тоже «закаляло» будущих членов Ордена морально и физически.

Я знал это не понаслышке. Барон Пивень сам получил воспитание в корпусе космофлота. Он выжил, вышел из корпуса и два года прослужил комендором на звездном крейсере. После этого он прошел ещё одно тестирование и был направлен в Космическую академию. Выйдя из неё через четыре года, он шесть лет стажировался на должностях пилота и штурмана, а потом сам стал командиром корабля. Сейчас Пивень командовал крейсером «Буслай», названном в честь древнего новгородского героя. За годы службы Пивень участвовал во многих кампаниях, сражался во многих битвах и высаживал десант на многие планеты. Титул барона и звание полковника говорили сами за себя. В настоящее время крейсер «Буслай» входил в состав Ударного Флота Империи и базировался на Обероне.

Три года назад Пивень встречался с начальником учебного корпуса имперской гвардии. То, что он там увидел, заставило его вспомнить свой собственный корпус, как райскую обитель. Вряд ли в корпусах, где обучались будущие десантники и гладиаторы, нравы были круче, чем в гвардейском корпусе. За три часа Пивень не увидел ни одного нормального человеческого взгляда, ни одной улыбки, ни разу не услышал детского смеха. За все проявления естественных человеческих чувств воспитанников наказывали самым жестоким образом. Скамейки и козлы для порки почти никогда не пустовали, так же как и рамы для наказания кнутом.

Воспитанникам постоянно внушали, что они появились на свет с одной целью: охранять обожаемого императора, обеспечивать безопасность его самого и его семьи. Им вдалбливали, что императору абсолютно не на кого положиться, кроме своей гвардии. Все остальные: не императорская семья и не гвардейцы; только и думают о том, чтобы организовать заговор с целью убийства императора и захвата власти. А раз так, значит, все они — потенциальные преступники. Отсюда вытекает, что любой гвардеец властен над жизнью и смертью любого представителя низшей касты.

Я ещё раз прислушался и вздохнул с облегчением. Сзади больше не шептались. Не дай Время, гвардейцы услышат и, не рассуждая долго, откроют огонь на поражение. Раз шепчутся, значит, что-то злоумышляют против Владыки Галактической Империи. А если заодно погибнут два-три десятка непричастных, то и черт с ними. Другие лучше запомнят урок.

В учебный корпус гвардейцев Пивень прибыл уже в ранге барона и в звании полковника Космического Флота. Его грудь была увешена орденами и почетными знаками, среди которых ярко выделялся Знак Ордена. Но никто из воспитанников не отдавал ему чести и не уступал дороги. Он не принадлежал к Гвардейскому Легиону и, с точки зрения кадетов, был никем, пустым местом. Они молча шествовали мимо барона, глядя остановившимся взором куда-то поверх его головы, выпятив нижнюю челюсть и плотно сжав губы. Такой осанке, взгляду и выражению лица гвардейских кадетов начинали обучать сразу при поступлении в корпус. Отсюда и то впечатление, какое производили шеренги гвардейцев: безликости и удивительной похожести друг на друга.

Только одна группа самых младших воспитанников, увидев мантию из черного бархата, усыпанную звёздами и подбитую рыжим мехом силкума и золотые с камнями ордена; почтительно расступилась перед полковником Космического Флота. Но старшие кадеты тут же похватали малышей и потащили к скамейкам, стоящим неподалёку. Возле каждой скамьи была бадья с водой, где мокли розги. С ребятишек тут же стащили колготки, сорвали курточки, уложили на скамьи, и розги засвистели. Мальчики переносили порку, стиснув зубы, стараясь не издавать ни звука. Они уже хорошо знали: за каждый крик или стон полагалось по пять дополнительных ударов; но общим числом, для этого возраста, не более пятидесяти.

Пока я вспоминал эти «приятные» моменты, откинулась стенка парадного трапа лайнера, образовав пологий пандус. Два биоробота спустились по пандусу и раскатали ослепительно-белую дорожку до самого конца коридора, образованного гвардейцами. Грянула торжественная музыка. Она резала уши собравшимся для встречи императора своей необычностью. Но я, хотя и не большой знаток музыкального искусства, узнал в ней увертюру к какой-то опере Вагнера.

Под эту торжественную и мрачную музыку в проёме трапа появился император Богдан XXVII, Владыка Галактической Империи и Великий Магистр Ордена. Его сопровождала императрица, идущая на шаг сзади, справа. Они спустились по пандусу и медленно двинулись по дорожке. Пара эта поражала своим контрастом. Император и Великий Магистр был в традиционной одежде высших лиц Ордена. Ничего броского, ничего яркого: воплощение аскетизма и умеренности. Длинный, почти до земли, плащ из черной кожи с накинутым капюшоном, скреплённый на груди пряжкой из воронёной стали. Черная, с красной каймой, обтягивающая тело курка из тонкого сукна. Такие же черные чулки и блестящие черные ботфорты до середины бёдер. Императору было пятьдесят два года. Держался он прямо, его выправке и надменному выражению лица позавидовал бы любой гвардейский капитан. Челюсть так выдавалась вперёд, что тронутая сединой бородка, казалось, лежала параллельно земле.

Императрица Маргарита в противоположность своему супругу была воплощением молодости, красоты и роскоши. Высокая, стройная с великолепной фигурой, которую прекрасно подчеркивало специальное одеяние, недавно вошедшее в моду. Это был комбинезон, обтягивающий тело целиком от пальцев ног до шеи и локтей или запястий. Он шился только по индивидуальному заказу и надевался на голое тело. На спине он скреплялся магнитными плёнками. Даже изготовленный из обычной эластичной ткани он стоил безумно дорого. Императрица Маргарита обтянула своё тело тонкой чешуйчатой кожей терса, гигантского ящера, обитающего в Системе Водолея. Каждая чешуйка кожи, облегающей фигуру Маргариты, горела своим светом, и цвета отблесков ежесекундно менялись. Казалось, что это не Маргарита, а живой фейерверк. Судя по всему, такое одеяние стоило бюджета небольшой планеты. Маленькие ножки Маргариты были обуты в открытые золотые туфельки на высоченной шпильке, а руки до локтей были обтянуты золотыми же лайковыми перчатками. Светло-русые волосы, усыпанные мелкими бриллиантами, ниспадали «водопадом» до пояса. Золотая диадема с тремя рубинами украшала прелестную головку на длинной стройной шейке. Из-под тонких бровей поглядывали большие бархатистые темно-карие глаза.

Маргарите было не более двадцати лет, она обвенчалась с императором два месяца назад, и была уже четвёртой супругой. По обычаю, императрице не должно быть более тридцати лет. Достигнув этого возраста, супруги императора получали развод и удалялись в монастырь на озере Селигер. Такая же участь ждала и Маргариту. Она прекрасно это знала, но не унывала. Это будет через десять лет, а пока… Эти десять лет можно прожить так, что потом будешь вспоминать их всю оставшуюся жизнь. Показной аскетизм и простота Ордена не имели к высокопоставленным женщинам никакого отношения. Им было позволено всё, и в их распоряжении находилась умопомрачительная статья имперского бюджета «на представительские расходы».

Царственные супруги прошли мимо нас медленным торжественным шагом. Он, тяжело и твёрдо ступая в своих ботфортах; она, легко шагая в своих золотых туфельках, едва касаясь земли пальчиками ног. Не дойдя пяти шагов до встречающих высших лиц, Богдан и Маргарита остановились. Князь Джайл, граф Деков и граф Глюм отвесили придворные поклоны, дамы герцогини Каллисто присели в глубоком реверансе, и граф Глюм произнёс приветственную речь.

Император прибыл инспектировать Ударный Флот Империи накануне боевых действий против мятежного королевства Цефей. Но флот базировался на Обероне, который принадлежал герцогству Каллисто. Этикет предписывал Богдану начать свою работу с визита к герцогине и провести у неё не менее двух дней. Потому-то императора и приветствовал именно граф Глюм.

Гвардейцы вновь перестроились, образовав каре. В центре расположились император с супругой, граф Глюм, князь Джайл и граф Деков. За пределами черного прямоугольника следовали высшие офицеры флота, финансовые и промышленные тузы герцогства и придворные. Вся эта процессия покинула космопорт и, выйдя на скоростную ленту шоссе, двинулась в столицу. Там, во дворце, императорскую чету ожидала Великая герцогиня Каллисто Елизавета. В зените горело искусственное Солнце голубоватого цвета. Под его лучами серебряная лента скоростного шоссе весело искрилась и сверкала. По обочинам шоссе тянулись широкие тротуары из зелёного кирпича. Они от космопорта и до самой столицы были заполнены толпами народа: свободными и крепостными. В день прибытия императора герцогиня Елизавета остановила работу на всех рудниках, заводах и фермах. Так требовал этикет. Толпа в разноцветных ярких одеждах сливалась в сплошную пёструю ленту.

Герцогство Каллисто располагалось на спутниках Юпитера, Сатурна и Урана, а так же на части малых планет, входящих в пояс астероидов. Образовалось оно несколько столетий назад. Когда бывшие каторжники, которым было запрещено возвращаться на Землю, заселили эти спутники и малые планеты, они выбрали парламент или, это будет точнее, паханат и провозгласили независимую Республику Каллисто. Около пятидесяти лет Земная Федерация и Орден пытались вернуть под свою руку отколовшуюся часть Солнечной Системы. Войны шли с переменным успехом. Наконец Земля признала суверенитет Республики Каллисто, установила с ней дипломатические отношения и подписала ряд договоров.

Спустя пятнадцать лет после этого события завершилась давно назревавшая пятая научно-техническая революция. И вот тут-то и оказалось, что во владении Республики Каллисто находится до восьмидесяти пяти процентов имеющегося в Солнечной системе запаса самых необходимых для новейших технологий элементов. Таких как рубидий, франций, индий, астат, селен, галлий, европий, гольмий и многих других. Причем, на астероидах и безатмосферных спутниках эти элементы, не подверженные губительному воздействию воды, кислорода и галогенов, имели высочайшую степень чистоты. Потомки бывших каторжников были людьми сообразительными и грамотными. Они не только быстро организовали добычу и обогащение руд этих элементов, но и создали предприятия по производству обширной номенклатуры новой продукции, для функционирования которой эти элементы были необходимы или являлись её компонентами. Состояния в Каллисто росли как на дрожжах. С перенаселенной Земли началась массовая эмиграция безработных, которые потоком устремились на рудники и заводы Каллисто.

Внедрение достижений пятой научно-технической революции позволило начать Великую Звёздную Экспансию. Но ни один межзвёздный корабль не мог улететь дальше Трансплутона без агрегатов и генераторов каллистянского производства. К тому же каллистянские ученые установили, что наиболее удобным местом для старта межзвездных кораблей является Оберон. На этом спутнике была быстро создана мощная космическая база, которую Каллисто любезно предоставила Земной Федерации в аренду за «умеренную» плату.

Звездная Экспансия породила серьёзные социальные и политические изменения. Спустя сто лет после её начала произошла Великая Апрельская Реставрация. Великий Магистр Ордена низложил Правительство Земной Федерации и объявил себя Императором Галактики. В Республике Каллисто призадумались. С помощью Республики Земная Федерация, а ныне Галактическая Империя, создала такой мощный звёздный флот, что Империи будет достаточно одной-двух недель, чтобы прибрать к рукам всю Республику с её заводами, комбинатами, рудниками, космодромами и доходами от них. Достаточно было самого ничтожного повода. Впрочем, и повода-то было не нужно. Было бы только желание. А в том, что такое желание появится в самом ближайшем будущем, никто не сомневался.

Потомки каторжников умели держать нос по ветру и быстро нашли решение. По примеру Земли на Каллисто была провозглашена абсолютная монархия. Спикер парламента был объявлен герцогом, а Республика преобразовалась в Великое Герцогство Каллисто. Первым делом новоиспеченный герцог отправился с официальным визитом на Землю. Там он принёс вассальную присягу императору Антону и вступил в Орден. Был подписан вассальный договор. Этим договором Империя обязалась не вмешиваться во внутренние дела Герцогства. Взамен Герцогство передавало во владение Империи космическую базу на Обероне; с условием, что личный состав базирующегося там флота будет обеспечивать безопасность Герцогства и, при необходимости, поступает в распоряжение герцога для улаживания внутренних конфликтов. Свои вооруженные силы Герцогство расформировывает. Тридцать процентов добываемого и перерабатываемого в Герцогстве стратегического сырья является вассальной данью Герцогства Империи. Материалы и изделия, производимые на этом сырье, Империя оплачивает, учитывая только стоимость работ. Остальное сырьё остаётся в распоряжении Герцогства, и Каллисто реализует товары по своему усмотрению и своим ценам.

Проходили годы и столетия. На престолах сменилось много императоров и герцогов, большие изменения произошли и в социальной, и политической сферах. Но вассальный договор, подписанный герцогом Эммануилом и императором Антоном, строго соблюдался. Соблюдался даже тогда, когда Герцогство продавало свои агрегаты, генераторы и ценное топливо, как союзникам Империи, так и её противникам. Империя богатела, но не процветала. Она просто не могла процветать, обременённая астрономическими военными расходами. А вот Герцогство Каллисто никаких военных расходов не несло, и туда неиссякаемым потоком текло золото. Дело дошло до того, что Империя вынуждена была брать у Герцогства кредиты, чтобы решать свои социальные проблемы. Ещё немного, и сеньор с вассалом поменялись бы местами. Но этого не случилось. Император Елисей XVI решил социальные проблемы весьма просто.

Около трёхсот лет назад было узаконено «крепостное право». Рабочие заводов, рудников, предприятий и ферм закреплялись на производстве навечно, как и их потомки. За исключением тех, кто в раннем возрасте, пройдя тестирование, отбирался для обучения в кадетских корпусах. Навечно закреплялись за своими кораблями и воинскими частями и рядовые с капралами. Впрочем, в отношении этого сословия понятие «навечно» было весьма относительным. Империя вела постоянные войны. Звёздная Экспансия ширилась, а на присоединённых территориях то и дело возникали республики, федерации и монархии, пытавшиеся отделиться от Империи. Армия и Флот Империи постоянно были при деле.

Владельцы предприятий и командиры кораблей и частей были полными хозяевами своих подчинённых и их семей, вплоть до «права первой ночи». Они могли продавать своих людей, обменивать их, переселять. Единственно, они официально не имели права казнить своих людей смертью, кроме случаев открытого бунта. Смертные приговоры выносил суд. Но собственник имел право наказывать своих людей другими способами. И никакой закон не мог преследовать хозяина, если он, наказав своего человека тюремным заключением, «забывал» приказать кормить его. Или, к примеру, назначив провинившемуся наказание кнутом или шпицрутенами, «ошибочно» приписывал к числу ударов лишний ноль, а то и два.

Постепенно владельцы предприятий сократили заработную плату своим работникам до минимума, заменяя её «натурой»: питанием, жильём, одеждой, медицинским обслуживанием и другими услугами. А потом перестали платить вообще, отчисляя только установленную законом сумму в пенсионный фонд. У работников пропали все стимулы. Рост производительности остановился, начались случаи саботажа. Временно принятая на период военных действий система «крепостного права» нуждалась в серьёзном реформировании. Это видели все здравомыслящие люди в Империи. Но императоры и их кабинеты, занятые постоянными войнами, не могли найти «крепостному праву» удобоваримой замены. А владельцы предприятий были прямыми противниками «воли».

Но в среде образованных и влиятельных лиц Империи последние пятьдесят лет шло усиленное брожение, нарастало недовольство. Особенно ясно видели грядущую катастрофу в офицерской среде. Офицеры прекрасно понимали, что доведённые до отчаяния безысходностью, оторванные навеки от своих семей, солдаты в любой момент могут повернуть оружие против своих командиров. И тогда, храни Бог Империю!

Высшие офицеры Флота создали подпольную организацию, которая осторожно пополняла свои ряды, привлекая на свою сторону всё новых и новых офицеров. Поначалу организация ставила себе целью арест императора, его низложение и замену другим, который должен отменить «крепостное право» и установить более либеральный режим. Но пять лет назад на очередном съезде «Возрождения», так стала называться офицерская организация, возобладала более радикальная точка зрения. Было решено совершить военный переворот, захватить власть, ликвидировать Орден, провозгласить Республику, отменить позорное «крепостное право» и дать возможность всем вассалам Империи самими определить своё будущее.

Переворот планировалось совершить через десять лет, для чего необходимо было спровоцировать мятеж могучего Королевства Цефей. «Возрождение» было намерено в ходе боевых действий против Цефея организовать ряд поражений имперского флота с тем, чтобы заставить все силы отступить и сосредоточиться в районе Солнечной Системы. Тем самым «Возрождение» создавало перевес десять к одному над вооруженными силами Ордена, которые выполняли функцию непосредственной охраны метрополии. А если прибавить к этому и флот Цефея, который в день М должен был прекратить боевые действия против Империи и присоединиться к восставшим, то превосходство получалось подавляющим. Орден будет вынужден сложить оружие, и восставшим останется только подавить сопротивление Гвардейского Легиона, который, несомненно, будет сражаться за императора до последнего солдата.

Всё было продумано и готовилось тщательно и капитально. Но вмешался ЧВП. Его агенты внедрились в нескольких членов руководства «Возрождения» и возглавили экстремистское крыло. Они замыслили воспользоваться удобным случаем, захватить императора в заложники и продиктовать свою волю. Агенты ЧВП прекрасно знали, что младший брат императора Великий Князь Симеон давно жаждет дорваться до высшей власти в Империи и в Ордене. Он ни на секунду не задумается и уничтожит тех, кто захватил императора, вместе с ним. После этого начнётся такая мрачная реакция и такие массовые репрессии, что всё сегодняшнее, по сравнению с этим, будет вспоминаться как Золотой Век. По замыслу экстремистов, который они держали в тайне от руководства «Возрождения», такой удобный случай представится во время императорской инспекции Ударного Флота перед началом кампании против Цефея. Главным исполнителем акции был назначен генерал-майор граф Балиньш, командир линкора «Чингисхан», агент ЧВП.

И вот тут на сцену вышел я, хроноагент Генрих Краузе, внедренный в барона Пивня. Пивень, как и князь Джайл, тоже был членом «Возрождения». Правда, в отличие от Джайла, Пивень не входил в высшее руководство организации. Он был членом штаба, координирующего действия Ударного Флота. В Монастыре мы с Магистром и Катрин тщательно просчитали ситуацию, смоделировали десятки вариантов и приняли решение. Чтобы не насторожить заранее агентов ЧВП, меня внедрили в ночь накануне визита Богдана XXVII на Каллисто. Понятно, что у меня не было времени проконсультироваться с князем Джайлом и согласовать с ним свои действия. До он бы и не поверил мне. Балиньш состоял в организации уже второй десяток лет и всегда отличался высокой дисциплинированностью и полным отсутствием склонности к безумным авантюрам. Мне предстояло действовать одному.

Между тем искусственное солнышко скрылось за горизонтом, но темнее не стало. Весь небосвод заняла громада Юпитера. Голубоватый резкий свет солнца сменился мягким розоватым с сиреневым оттенком свечением гигантской планеты. В этом свете чешуйки комбинезона Маргариты засияли совсем уж невообразимым блеском. А процессия уже вплотную приблизилась к великолепному дворцу герцогини Елизаветы. Дворец, построенный из белого и розового мрамора, стоял на краю глубокого обрыва, и его стены и башни как бы служили продолжением черной диоритовой стены, уходившей в мрачную бездну, куда не доставал отраженный свет Юпитера.

У входа во дворец нас встретил почетный караул во главе с капитаном Шепардом, пилотом моего крейсера. Он в этом месяце, в соответствии с графиком, исполнял обязанности начальника дворцовой гвардии Герцогства Каллисто. Шепард был в каком-то невообразимом белом камзоле, отделанном красными кружевами, в красных чулках и белых блестящих ботфортах. На голове красовалась широкополая шляпа, украшенная по полям пышной белой бахромой. Это было очередной изобретение герцогини Елизаветы. Она меняла форму дворцовой гвардии не реже одного раза в два-три месяца.

Перед капитаном дворцовой гвардии имперские гвардейцы остановились, первые две шеренги расступились, дав дорогу Шепарду. Всё-таки проинструктировали псов, как надо веси себя во время официального визита. Шепард преклонил колени перед царственной четой, получил благословение Магистра Ордена; ручку, обтянутую золотой перчаткой, для почтительного поцелуя, и повёл процессию во дворец. Имперские гвардейцы перестроились и двинулись черной колонной вслед за главными действующими лицами. Странно было наблюдать эту мрачную черную колонну среди белого и розового мрамора и ярких одежд дворцовых гвардейцев и придворных. Она производила какое-то чужеродное впечатление. Словно червяк, обнаруженный в надкушенном великолепном плоде.

Процессия проследовала в тронный зал, обширный как футбольное поле и высокий до такой степени, что трудно было разглядеть его потолок. Частые стрельчатые окна пропускали достаточно отраженного Юпитером света, но этикет требовал, чтобы во время приёма горели люстры. И они полыхали на десятиметровой высоте, свисая откуда-то из заоблачной выси.

Герцогиня Елизавета сидела на троне в противоположном конце зала. Процессия перестроилась. Капитан Шепард шел между императором и его супругой, сзади следовали Джайл, Глюм и Деков. Имперские гвардейцы расположились и замерли вдоль стен ближе к входу в зал, а сопровождающие прошли несколько вперёд и остановились, заняв места согласно рангам и этикету.

Когда император дошел до середины зала, герцогиня встала и пошла ему навстречу. Вопреки моим ожиданиям, она было одета довольно скромно, даже подчеркнуто скромно. На ней было свободно свисающее длинное, почти до пола, одеяние с окинутым на спину капюшоном, светло-песочного цвета. Что-то вроде плаща на трёх пуговицах. На ногах белые туфельки с плетением ремешков до середины голеней. На руках длинные перчатки из нежно-кремовой эластичной ткани. На голове серебряная диадема.

Герцогиня приблизилась к остановившемуся императору, они обменялись поклонами и начали длительный, предписанный протоколом, обмен любезностями.

Герцогиня Елизавета была одной из самых юных властительниц в Галактике. Ей недавно исполнилось семнадцать лет. Не знаю, может быть в многочисленных царствах Империи и были более молодые владыки, но такой развратной государыни не было наверняка, это уж точно.

Отец Елизаветы, офицер Ударного Флота барон Сноудэн, четыре года прятал свою дочь от обязательного тестирования. Он справедливо опасался, что Лиза может попасть в корпус, где готовят персонал для Домов Любви. В тот месяц, когда девочке исполнилось двенадцать лет, барон Сноудэн оказал весьма важную услугу Великому Герцогу Каллисто Евгению IV. На вопрос герцога: «Чем я могу отблагодарить вас, барон?», Сноудэн ответил: «Государь, вы не женаты. Возьмите в супруги мою дочь». Увидев девушку, Евгений был сразу очарован ей, и через месяц состоялась свадьба. Лиза Сноудэн стала Елизаветой Каллисто, Великой Герцогиней.

Герцог Евгений за четыре года до свадьбы прошел двухлетний курс обучения в Космической академии на Земле. Такие курсы специально были созданы для детей высокопоставленных родителей. Барон Пивень обучался в Академии в то же время и отлично знал, как получал военное образование Великий Герцог. Большую часть времени он проводил в ресторанах, на гладиаторских боях и в Домах Любви. Сказочное состояние и богатые внешние данные сделали его весьма популярным в этих заведениях. Жрицы любви с радостью демонстрировали ему своё высокое искусство. Женившись на юной Лизе Сноудэн, герцог Евгений передал ей богатейший сексуальный опыт, приобретенный им в Домах Любви. Семена упали на благодатную почву. Молодая супруга быстро вошла во вкус безумной сексуальной жизни, но счастье молодых длилось не долго.

Через три месяца после свадьбы герцог Евгений IV погиб в бою с эскадрой Федерации Альтаира. Погиб глупо, по собственной вине. Эскадра Альтаира была окружена превосходящими силами и сдалась без единого выстрела. Впрочем, один выстрел всё-таки был. Этим выстрелом был уничтожен линкор «Александр Македонский», которым командовал герцог Каллисто. Евгений был отважен, смел до безрассудности, но слаб в тактике. Он оторвался от основных сил имперского флота и неосмотрительно подставил свой корабль под удар. Альтаирцы не могли отказаться от такого подарка.

Двенадцатилетняя Елизавета, овдовев, стала абсолютной властительницей Герцогства. По закону она должна была править до тех пор, пока наследник не достигнет совершеннолетия. Но Лиза забеременеть не успела. Таким образом, юная женщина стала неограниченной владычицей богатейшего в Империи Герцогства. Разумеется, руководил государством граф Глюм, премьер-министр, Елизавета только подписывала указы. Но иногда на неё находил стих, и в ней просыпалась жажда деятельности. Это случалось, как правило, в моменты волнений на рудниках и заводах. Елизавета лично руководила подавлением мятежей и пачками подписывала смертные приговоры, сплошь и рядом заменяя каторгу казнью.

В основном же её время было занято сексом и развлечениями. Большей частью — сексом. Покойный Евгений успел пробудить в ней такие бездны чувственности, что оправдались самые худшие опасения её отца. Елизавета стала жрицей любви, правда, весьма высокопоставленной жрицей. Такой, что никто не мог её осудить. Она сама судила других. По приказу Елизаветы три зала дворца были переоборудованы специально для занятий сексом. Там герцогиня предавалась со своими статс-дамами сексуальным утехам: необузданным, изощрённым и изобретательным. Она была поистине ненасытна. За пять лет она по несколько раз пропустила через себя весь офицерский состав Ударного Флота. Офицеры в шутку называли между собой наряд в Дворцовую Гвардию Каллисто «сексуальной повинностью».

Секс стал для герцогини Елизаветы основным содержанием, смыслом жизни. Она просто не задумывалась: хорошо или дурно. Эти понятия заменились у неё другими: сексуально или нет. Поначалу придворные испытывали нечто вроде шока, но Елизавета была Великой Герцогиней, и к её причудам быстро привыкли и ей стали подражать. Теперь уже никто и не думал смущаться или отводить взгляд в сторону, когда Елизавета являлась в тронный зал или на заседание Государственного Совета в каком-нибудь экзотическом виде. Пивень хорошо помнил, как она вышла в тронный зал, где происходил приём по случаю годовщины вассального договора. Из всех атрибутов власти на ней была лишь диадема и коротенькая, чуть ниже лопаток, малиновая мантия. Остальной её наряд состоял из белых обтягивающих ягодицы шортиков и блестящих сапожек-ботфортов кремового цвета. И всё. А когда в моду вошли обтягивающие тело комбинезоны, Елизавета заказала себе одеяние совершенно прозрачное, с широким красным поясом. Ей очень нравилось появляться на людях в таком виде. Впрочем, что греха таить, фигурка у юной герцогини была великолепная, и от неё трудно было оторвать восхищенный взор.

Как и у всех людей, особенно молодых, у Елизаветы были свои склонности и антипатии, в отношении которых она была максималисткой. У неё всё было так: если уж да, то ДА, если уж нет, так НЕТ. Она обожала четыре вещи: оральный секс, ростбиф с кровью по альтаирски, исторические романы и скоростные космические яхты. Случалось, она на две-три недели оставляла Каллисто и улетала на своей яхте с избранным обществом. Что творилось там всё это время, можно только догадываться. Она любила водить яхту сама. При этом ей было абсолютно наплевать на все правила вождения и безопасности. Она считала, что все эти правила писаны не для неё. Командир линкора «Наполеон Бонапарт» поседел в несколько секунд, когда он, набирая субсветовую скорость перед выходом в подпространство, обнаружил прямо по курсу яхту Великой Герцогини, которая «срезала ему нос». За пультом управления сидела сама Елизавета. Она хохотала до слёз, когда линкор врубил аварийное торможение и чуть не рассыпался от перегрузки.

В числе антипатий Елизаветы были гомосексуализм и детективы. Достаточно было намекнуть на кого-то, что он «голубой», как герцогиня без особых разбирательств тут же подписывала смертный приговор. Её специальным указом из всех библиотек и торговых точек были изъяты и уничтожены все детективные произведения. За распространение такого рода изданий грозили каторжные работы на срок до двадцати лет. Герцогиня никогда не скупилась в этом плане.

Вот такой была Великая Герцогиня Елизавета Каллисто. Зная её нрав и привычки, я ожидал, что она на приёме императора появится в каком-нибудь экзотическом, экстравагантном виде, чтобы потом вся Империя долго обсуждала это событие. Но герцогиня вновь всех поразила. Рядом с императрицей Маргаритой Елизавета выглядела монашенкой. Все гадали: что же произошло с герцогиней? Однако, всё разрешилось просто. Скромненький «балахон» был надет на голое тело. Это обнаружилось, когда кончился протокольный обмен приветствиями и любезностями, и герцогиня, заняв место между императором и его супругой, повела их к своему трону. При этом она так резво повернулась, что полы «балахона» разошлись до нижней пуговицы. А пуговица эта было на уровне пояса. Все присутствующие имели возможность обозреть великолепные ноги Елизаветы, её лоно и нижнюю часть животика. Будет о чем посудачить в Галактике!

Весь остаток дня был посвящен официальной части и торжественному ужину. На другой день император с супругой и герцогиней в отдельном кабинете принимал командиров кораблей Ударного Флота. Дождавшись своей очереди, я вошел в кабине, отдал честь императору и отвесил придворные поклоны Маргарите и Елизавете. Император и Маргарита были во вчерашних одеяниях, только Маргарита сменила золотые перчатки на бежевые. Елизавета же переоделась полностью. На ней была невероятно коротенькое платьице из полупрозрачной блестящей голубоватой ткани, обтягивающей великолепные груди с яркими сосками, серебристые босоножки из двух широких ремешков и белые перчатки выше локтя. Герцогиня откровенно скучала и тосковала. Торжественный ужин затянулся почти до утра, и ей не удалось заняться любимым делом. Эти сутки были для неё потеряны, и она с нетерпением ожидала, когда закончатся официальные процедуры.

— Рад видеть вас, барон, в добром здравии и готовым к новым подвигам во славу Империи и Ордена! — произнёс император стандартную фразу и тотчас перешел к неприятной части разговора, — Барон, до меня дошли сведения, что вы пренебрегаете своим религиозным долгом. Я хорошо знаю вас и ценю как грамотного и отважного военачальника. Но за веру мало сражаться, веру надо почитать.

— Ваше императорское величество! — почтительно возразил я, — На борту моего крейсера действует церковь, и отец Евстафий регулярно проводит службы. На них я всегда присутствую, это фиксируется в бортовом журнале. Мне непонятно: откуда у вас появились такие сведения?

— Посещать службы, барон, — император перешел на мягкий, отческий тон, — может и еретик, и сектант. Можно находиться в церкви во время службы, а молиться при этом какому-нибудь идолу. Вы поняли, что я имею в виду? Истинно верующий больше заботится не о внешнем благочестии, отстаивая службы; истинно верующий заботится о спасении своей души, регулярно очищая её покаянием. Или вы, барон, считаете, что на вашей душе нет грехов, ваша душа чиста?

— Ваше императорское величество! У меня, как и у каждого солдата, на душе достаточно грехов, в том числе и тяжких. Но я регулярно исповедываюсь у отца Евстафия…

— Барон! — прервал меня император, — Офицеры вашего ранга могут исповедоваться у корабельных священников только в походных условиях. Когда вы находитесь на базе, ваши грехи должны отпускаться в храме. Когда вы последний раз были там на исповеди?

Вот оно что! Барон Пивень действительно избегал исповедей в базовом храме. Он прекрасно знал, что догмат о неразглашении тайны исповеди — это не более чем сказка для наивных простаков. Отцы-исповедники базового храма состояли штатными осведомителями службы безопасности Ордена. Все исповеди записывались и тщательно анализировались. А скрыть свои сокровенные мысли в доверительной беседе с отцом-исповедником было практически невозможно. Святые отцы не только переняли богатый опыт иезуитов, но и дополнили, развили его и довели искусство выуживания чужих мыслей до совершенства. Скрыть что-либо от них в длительной беседе мог только полный кретин, думающий исключительно о выпивке и бабах.

— Что же вы молчите, барон? — оставив мягкий тон, спросил император Богдан, — Вам нечего возразить? Не находите ли вы, что ваше поведение позволяет заподозрить вас в сектантстве?

Это было тяжелое и очень опасное обвинение. Положение барона усугублялось ещё и тем, что в Империи практиковалась презумпция виновности. Каждый человек считался потенциально виновным, пока не предъявит доказательств своей невиновности. Сейчас мне предстояло доказывать императору, что барон Пивень — не верблюд. Я лихорадочно обдумывал линию защиты и опровержения обвинений, когда вдруг пришла помощь с той стороны, откуда я меньше всего её ожидал.

— Государь мой! — раздался негромкий, мелодичный голос императрицы Маргариты, — У меня сложилось впечатление, что ты проявляешь излишнюю строгость в отношении этого доблестного офицера. Не ты ли говорил, что первейший долг офицера — это защита интересов Империи. И если офицер, выполняя этот долг, допустит какие-то нарушения, чем-то пренебрежет или даже совершит преступление, ему всё это простится. Осмелюсь предположить, что мы имеем дело как раз с таким случаем. Барон Пивень командует крейсером Ударного Флота, командует не первый год и успешно исполняет свой нелёгкий долг. Я, конечно, ещё не знаю, как ты, всех высших офицеров в лицо. Но награды на груди барона говорят мне о многом. Если ему не хватает времени, чтобы посетить отца-исповедника, то его надо не винить в этом, а посочувствовать и пойти навстречу. Вместе с императорским венцом на меня возложили и священный сан, дающий мне право опускать грехи. Не разрешишь ли ты мне исповедовать этого доблестного офицера?

Ничего себе! Маргарита глядела на меня таким двусмысленным взглядом, что мне без дополнительных объяснений было ясно, что от меня потребуется, чтобы получить отпущение грехов. Но нравы и обычаи императорского двора были далеко не пуританскими и мало чем уступали нравам двора Герцогства Каллисто. Практически все супруги царствующей семьи имели любовников и не скрывали этого. «Правила приличия» требовали лишь одного. Любовники не должны капитально вживаться в свою роль и становиться фаворитами. Всё остальное допускалось. Поэтому император Богдан спокойно произнёс:

— Пусть так и будет, исповедуй его сама и отпусти ему грехи, — после этого он тут же закрыл эту тему и перешел к другой, — У вас есть какие-либо просьбы или пожелания, барон?

— Да, ваше императорское величество. Я ознакомился с графиком вашей инспекции. Завтра мой крейсер демонстрирует стрельбу по малым космическим целям. А перед этим вы, ваше императорское величество, проверяете действия команды по высадке десанта с линейного корабля «Чингисхан».

— Да, это так. И что?

— У меня есть просьба, ваше императорское величество. Поменяйте в графике местами моего «Буслая» и «Чингисхана». Разрешите мне отстреляться раньше.

— Зачем? — удивился Богдан, — Насколько мне известно, для вас в качестве целей назначены два обломка астероидов. В это время они будут на большом удалении и в зоне интенсивных помех, исходящих от Желтого Пятна. Вам придётся стрелять практически вслепую.

— Тем лучше, ваше императорское величество! Мы со старшим офицером разработали новую систему поиска целей и наводки орудий и хотели бы продемонстрировать её в достойных, достаточно сложных условиях.

— Интересно! Хорошо, я внесу изменения в график: сначала будет стрелять «Буслай», а потом мы пойдём на «Чингисхана».

— Благодарю за доверие, ваше императорское величество! Надеюсь, вы останетесь довольны.

— Вот видишь, государь мой, — проворковала Маргарита, — Я не ошиблась в этом офицере. Теперь мне ещё больше хочется отпустить ему грехи сегодня же.

Герцогиня Елизавета хмуро смотрела на императрицу. Она явно тоже планировала заполучить барона Пивня на эту ночь. Мне пришлось разочаровать одну и успокоить другую женщину.

— Прошу прощения, ваше императорское величество, но, в связи с изменением графика инспекции, я буду вынужден сейчас же отправиться на базу, готовить свой крейсер. Если вы не возражаете, я принесу вам свою исповедь сразу после завершения инспекции.

Маргарита с сожалением вздохнула и тихо проговорила:

— Я не возражаю. Удачи вам, барон!

— Вы свободны, барон, — отпустил меня император, — Ступайте и готовьте свой корабль к инспекции. Я буду с огромным интересом наблюдать за вашими действиями.

Через четыре часа рейсовый катер доставил меня на оберонскую базу. А ещё через полчаса я подошел к трапу «Буслая». В двух километрах высилась куполообразная черная громада «Чингисхана». Пройдёт совсем немного времени, и на борту этого линкора разыграются драматические события.

Часовой у трапа молча отдал мне честь и нажал кнопку сигнала, оповещающего о прибытии командира. На жилых палубах крейсера воздух был насыщен характерным запахом тушеного мяса селгона. Селгон — гигантское морское млекопитающее, единственный крупный обитатель планеты Зефа в системе Дельта Дракона. В крови этого зверя, похожего на диплодока, был какой-то фермент, препятствующий разложению. Мертвые селгоны годами служили пищей мелким хищникам, а те, в свою очередь, служили пищей селгонам. Так происходил круговорот биомассы на Зефе. Зефа была объявлена заповедной планетой, и оттуда совершали регулярные рейсы гигантские транспортные корабли, доставляющие контейнеры с мясом селгона на базы Имперского Флота. Мясной рацион в Космическом флоте состоял исключительно из селговины. Мясо было питательным и хорошо усваивалось, но имело характерный запах и вкус, не неприятный, но настолько специфический, что стоило большого труда уговорить «свежего» человека, отведать корабельный бифштекс. Офицеров Космического Флота приучали к мясу селгона ещё в кадетских корпусах, а рядовой состав тоже привыкал, волей-неволей, довольно быстро. Всё равно, ничего другого на кораблях не было.

По этому, с детства знакомому запаху, я, не глядя на часы, определил, что на «Буслае» пришло время ужина и сразу направился в кают-компанию, где рассчитывал застать всех, свободных от вахты офицеров. Там, однако, стоял совсем другой запах. Там пахло жареным мясом, чуть ли не земной говядиной. Это был серьёзным нарушением Устава Флота, предписывающего офицерам и команде питаться из одного котла. Впрочем, в настоящий момент крейсер был не в походе, а находился на базе, и на это нарушение можно было смотреть сквозь пальцы. Тем не менее, я после обмена приветствиями высказал своё недовольство:

— Я вижу, что господа офицеры, пользуясь отсутствием командира, позволили себе несколько расслабиться. Полагаю, что вы не рассчитывали на столь скорое моё возвращение.

— Не осуждайте офицеров, господин полковник, — вступился старший офицер, — Наш штурман выиграл этот ужин в карты у штурмана «Герцога Глостера». Вот и всё.

— Что ж, карточный долг — дело святое в обоих случаях. Его надо платить, и его надо принимать. Надеюсь, подполковник, вы не обанкротили своего коллегу?

— Отнюдь, — ответил штурман, — «Глостер» только что вернулся из дальней разведывательной экспедиции, и его офицеры получили по три годовых оклада наградных.

— Тогда он действительно не обеднел. Но довольно прискорбно, что деньги, доставшиеся таким тяжелым трудом, а экспедиция «Глостера» была опасной и стоила немалых жертв, спускаются столь легко, даже легкомысленно.

— Вы правы, командир, — усмехнулся штурман, — действительно легкомысленно. Никто же не заставлял его идти на девятерную игру с четырьмя козырями, тузом и марьяжем в разных мастях, да ещё и при чужом заходе. Он просто захотел перебить мой мизер. Вот и перебил!

По кают-компании прокатилась волна сдержанного смеха. Видимо, эту историю штурман рассказывал уже не первый раз. А старший офицер, тем временем, объявил:

— Ужин готов! Господа офицеры, прошу к столу.

Вестовые принесли блюда с аппетитными ростбифами и соусники. За ужином старший офицер, штурман и другие офицеры крейсера с любопытством поглядывали на меня. Всех живо интересовало, почему командир вернулся на двенадцать часов раньше оговорённого срока. Но никто ни единым словом об этом не обмолвился. По традиции за ужином в кают-компании о служебных делах не говорили. Когда вестовые принесли чай, вино и пепельницы, старший офицер, наконец, спросил с деланным равнодушием:

— Так откройте секрет, командир. Что побудило вас бросить столицу Герцогства и срочно окунуться в военный быт?

— Секрет простой, — ответил я, — Император изменил график инспекции, и мы завтра будем стрелять не в шестнадцать, а в тринадцать часов. Соответственно и стартуем мы не в тринадцать тридцать, а в одиннадцать. Поэтому я и здесь. Нам надо приготовиться.

— Подождите, подождите! — воскликнул командир огневой части, — Но ведь в тринадцать цели будут в очень неудобном для стрельбы положении!

— Что из этого, майор? Ведь не будет же реальный противник находиться всегда в положении, удобном для его поражения. Скорее, наоборот. Император желает посмотреть, как мы будем действовать в максимально неблагоприятных условиях. А как мы будем действовать, об этом я с вами побеседую через полчаса. Ждите меня в боевой рубке. Вас, подполковник, и вас, майор, — я обратился к старшему офицеру и командиру части движения, — я прошу максимально ускорить подготовку к старту, с тем, чтобы мы смогли подняться сразу после смотра. О состоянии систем корабля доложите мне в двадцать три часа. Всего доброго, господа офицеры, благодарю за ужин.

На другой день, в восемь тридцать возле всех кораблей Ударного Флота выстроились их команды в парадной форме. Тёмно-фиолетовые комбинезоны с золотыми поясами и золотыми звёздами на рукавах. Командиры кораблей выделялись черными бархатными мантиями, усыпанными золотыми звездочками. Мантии внизу были оторочены желто-рыжим мехом силкума. Издали командир походил на взлетающую ракету.

В восемь сорок пять приземлились корабли эскорта, а ровно в девять на базе совершил посадку императорский лайнер. Откинулись пандусы, и на бетон выехали бронетранспортеры с гвардейцами. За ними выехал парадный кар императора на воздушной подушке. Император, сопровождаемый гвардейцами, начал объезд кораблей. Кабина кара имела открытый верх, и император объезжал корабли стоя. Императрица Маргарита сидела слева от супруга.

Процедура была длительной. Возле каждого корабля кар останавливался; император приветствовал команду, говорил несколько слов командиру и двигался дальше. Вот кар миновал «Чингисхана», вот он отъехал от «Роланда». Теперь пришла наша очередь. После обмена приветствиями Богдан XXVII спросил меня:

— Я выполнил вашу просьбу, барон. Вы готовы?

— Так точно, ваше императорское величество! — ответил я, а про себя добавил: «Готов ко всему, в том числе и к самому худшему».

Император милостиво кивнул, и кар двинулся дальше. Наконец, торжественная часть завершилась, и я дал команду:

— Занять места по боевому расписанию! Корабль к старту!

Через двадцать минут старший офицер доложил:

— Корабль к походу и бою готов!

Я запросил диспетчерскую базы, и мне ответил сам генерал-полковник граф Деков:

— «Буслай»! Вам — взлёт! Работаете в зоне четырнадцать!

— Внимание! — скомандовал я, — Всем — в стартовое положение! Пилотам, рулить в сектор взлёта!

Крейсер разогнался по взлётной эстакаде и рванулся в космос, озаряемый пламенем стартовых двигателей. В расчетное время мы вошли в зону четырнадцать и вышли на рубеж открытия огня. Так же в расчетное время мы обнаружили, хотя это было и не просто, цели и обработали их. Через пару минут два безжизненных осколка астероидов превратились в два облачка плазмы, разлетающихся в пространств. Я доложил на базу о выполнении задания. Нам ответил адмирал Флота, князь Джайл:

— «Буслай»! поздравляю с успешным выполнением задания! Возвращайтесь на базу. Император объявляет вам благодарность!

Крейсер лёг на обратный курс, и я взглянул на часы. Через сорок минут на «Чингисхане» начнёт разыгрываться драма. Выждав, я переключил канал связи на центральный пост управления. Вскоре на экране появилось лицо генерала Балиньша. Он смотрел, торжествуя. Выдержав паузу, он начал говорить медленно, с расстановкой. В голосе его звенел металл.

— Внимание! Всем! Всем! Всем! Говорит линейный корабль Ударного Флота «Чингисхан»! Сегодня, пятнадцатого сентября шестьсот двадцать четвёртого года Империи, бывший император Богдан XXVII арестован. Он находится на борту «Чингисхана» и выступит через полчаса. Слушайте…

Звук пропал, заглушенный шипением и треском помех. Изображение Балиньша задёргалось, начало быстро меняться в цвете, распалось на отдельные фрагменты и исчезло с экрана. Около десяти минут экран оставался пустым, потом на нём появилось встревоженное лицо князя Джайла.

— Ударному Флоту — общая тревога! Боевая готовность — номер один! Император Богдан XXVII захвачен взбунтовавшейся командой линейного корабля «Чингисхан» и находится на его борту. Запрещаю открывать огонь по «Чингисхану». Батальону охраны приказываю немедленно блокировать имперских гвардейцев, окруживших корабль, и удалить их на безопасное расстояние. Взлёту «Чингисхана» не препятствовать. Повторяю! Огонь по «Чингисхану» не открывать! Жизнь императорской семьи священна и неприкосновенна. Огонь не открывать!

Офицеры в центральном посту недоуменно переглянулись. Большая часть из них тоже входила в «Возрождение», и они ничего не могли понять. Но я-то прекрасно знал, что произошло. В Монастыре при подготовке операции компьютер выдал нам картину событий во всех подробностях.

Император Богдан и его супруга поднялись на борт «Чингисхана», чтобы присутствовать при наземной высадке десанта. Их сопровождало двадцать гвардейцев. Прочие остались у трапа. Вся эта команда просто не смогла бы развернуться в узких переходах линкора. У трапа императора встретил генерал Балиньш и три офицера. Балиньш приветствовал императора на борту своего линкора и пригласил следовать за собой. Гвардейцы следовали в предписанных Уставом десяти шагах за императором. И в этот-то промежуток между ними и императорской четой стремительно упала сверху бронированная аварийная заслонка. Такая же заслонка опустилась сзади гвардейского эскорта. Мощные насосы в считанные секунды выкачали из изолированного отсека весь воздух.

А Балиньш, тем временем, остановился и вместе с офицерами окружил императорскую чету. На Богдана и Маргариту грозно уставились стволы лучемётов.

— Богдан Калаш, вы арестованы! — торжественно изрёк Балиньш.

— Вы с ума сошли, граф! — возмутился император, — Что за шутки? Вы забываете, что стоите перед Императором Галактики!

— Это — далеко не шутки. И вы больше не император! Вы низложены. Предлагаю вам пройти в мою каюту и добровольно подписать отречение. Даю вам на это полчаса. После этого разговор пойдёт совсем по-другому. Мадам, — обратился Балиньш к Маргарите, — вы тоже арестованы. Следуйте за своим супругом. Господа офицеры, отведите арестованных в мою каюту и строго охраняйте их. Гражданин Калаш, в моей каюте вы найдёте бумагу и перо. Советую вам не тянуть с отречением.

Балиньш прошел в центральный пост управления и дал команду: «Двигатели — к запуску! Маршевые — на режим!» После этого он приказал включить связь на передачу по всем каналам и выступил с заранее подготовленным обращением.

Оставшиеся за бортом линкора имперские гвардейцы, услышав это обращение, открыли огонь. Но ни их ручные лучемёты, ни мощные установки на бронетранспортёрах не могли справиться с нейтридной бронёй. Для этого нужны были мезонные орудия или дезинтеграторы.

Адмирал Джайл принял единственно верное решение, запретив открывать огонь по «Чингисхану» и препятствовать его взлёту. Он хорошо знал, что гибель императора Богдана будет на руку Великому Князю Симеону. Он знал так же, что в настоящее время приход к власти Симеона означает крушение всех планов «Возрождения». Выпуская с базы «Чингисхана», Джайл рассчитывал выиграть время, связаться с другими руководителями «Возрождения» и выработать линию поведения. Но он не предусмотрел одного.

Узнав об обращении Балиньша, Великий Князь Симеон поднимет по тревоге флот Ордена, блокирует направляющегося к Земле «Чингисхана», уничтожит его и провозгласит себя императором. Но это должно было иметь место в будущем, которое ещё не насупило. А в настоящий момент развитие ситуации было в руках не графа Балиньша, агента ЧВП; а в моих, хроноагента Генриха Краузе или барона Пивня. В ближайшие тридцать минут «Чингисхан» будет лишен возможности двигаться и маневрировать. Именно столько времени требуется, чтобы привести в действие из холодного состояния стартовые двигатели и вывести на режим маршевые. И столько же времени требовалось «Буслаю», чтобы на максимальной тяге дойти до Оберона. Я не собирался нарушать приказ Командующего Флотом и открывать огонь по «Чингисхану». Это способствовало планам ЧВП и противоречило нашим. У меня на уме было другое.

Крейсер быстро приближался к Оберону. Я включил обзор лётного поля базы. «Чингисхан» всё ещё оставался на месте, но вокруг него дрожало марево горячего воздуха, это продувались стартовые двигатели; и искрились короткими зелёными молниями цилиндрические выступы по краям купола корабля. Это выходили на режим генераторы маршевых двигателей. Охрана базы уже оттеснила гвардейцев, и сейчас вокруг «Чингисхана» не было ни души. По интенсивности искрения я прикинул степень готовности корабля и пришел к заключению, что «Буслай» успеет вовремя. Но Балиньш тоже был хроноагентом и уже просчитал ситуацию на несколько ходов вперёд. В тот момент, когда «Буслай» уже начал посадочный маневр, «Чингисхан» оторвался от бетона космодрома и начал движение в сторону взлетной эстакады. Я понял, что Балиньш надеется вывести двигатели на режим во время движения к сектору взлёта.

Это сильно усложняло мою задачу. Одно дело, совершить задуманное, когда «Чингисхан» ещё неподвижен, и совсем другое, проделать это, когда он движется. В любом случае, я не должен был дать ему взлететь. Поднявшись в космос, Балиньш сразу обнаружит «Буслая» и расстреляет его. А если «Буслай» к этому времени окажется в опасной близости, он просто взорвет линкор. Этим он тоже достигнет поставленной цели.

Мне оставался один выход. В своё время я хорошо освоил корабли типа «Буслай» и совершал на них посадки в самых сложных условиях.

— Пилотам отключиться! Управление беру на себя! Всем заблокироваться в стартовом положении! Посадка — в аварийном режиме! Маршевый не глушить!

Я сбросил тягу маршевого двигателя до нуля и развернул крейсер кормой вниз. Вслед за этим я убавил тягу стартовых двигателей, предварительно погасив орбитальную скорость. Теперь «Буслай» стремительно падал на Оберон. Я играл двигателями маневра так, чтобы в нужный момент траектории движения «Буслая» в воздухе и «Чингисхана» на земле пересеклись. Это был крайне сложно, у меня были шансы примерно один к одному. В крайнем случае я решил просто уронить «Буслая» перед носом «Чингисхана» и заблокировать взлётную эстакаду. Но при таком раскладе у команды «Буслая» не оставалось никаких шансов остаться в живых. А это в мои планы не входило. Поэтому я мобилизовал всё своё мастерство, чтобы оказаться точно над «Чингисханом».

Мне помог не случай, а ошибка Балиньша в расчетах. Когда «Чингисхан» оказался в начале взлётной эстакады, его стартовые двигатели ещё не вышли до конца на режим взлёта. Корабль был вынужден остановиться на несколько секунд. Этих секунд мне хватило.

Ударив пару раз двигателями манёвра, я направил корму крейсера точно на «Чингисхана», застывшего в начале эстакады. Одновременно я выпустил опоры, применяемые при посадке крейсера вне космодромов. Первый пилот вышел на связь, голос его был встревожен:

— Командир! Что вы делаете? Вы садитесь прямо на «Чингисхана»!

Но я не удостоил его ответом. Всё моё внимание было занято расчетами. Когда до поверхности осталось двести метров, я врубил и тут же выключил маршевый двигатель. Мощный поток всесокрушающих гиперонов обрушился на мятежный линкор. За людей, находившихся на борту, я не беспокоился. Нейтридная броня надёжно защищала их. Зато генераторы, вынесенные за пределы броневого корпуса, такого потрясения не пережили. Они вышли из строя. Вышли надёжно, капитально, надолго, то есть, навсегда. Вдобавок, умирая, они дали такой мощный импульс внутрь корабля, что из строя мгновенно вышли все системы управления и всё высоковольтное оборудование. Осталась в действии только аварийная слаботочная сеть, работавшая от резервных аккумуляторов. «Чингисхан» безжизненно шлёпнулся на бетон эстакады.

Балиньш проиграл. Он не мог ни поднять корабль, ни открыть огонь. Он даже не мог взорвать его. Для этого ему пришлось бы вручную сдвигать вместе минимум три ториевых блока в реакторе. Но такая работа была не под силу одному человеку. Если бы он даже и нашёл единомышленников-самоубийц, они не сумели бы этого сделать. Чудовищная радиация прикончила бы их задолго до завершения работы. Балиньш не мог даже убить императора. Маргарита под предлогом, что ей надо кое-что поправить в своём туалете, попросила охранников на несколько минут покинуть каюту. Император тут же заблокировал дверь каюты изнутри. Теперь её снаружи открыть можно было только воздействием на замок мощного излучателя. Но на корабле не было для этого энергии. Все планы Балиньша рухнули.

Но рухнул и «Буслай». Подброшенный вверх кратковременным импульсом маршевого двигателя, крейсер описал в воздухе дугу и упал в километре от «Чингисхана». В высшей точке траектории я успел включить тормозные и маневренные двигатели и сориентировал корабль кормой вперёд. Но в этот момент «Буслай» попал под отраженное от покрытия космодрома своё же гиперонное излучение. Генераторы крейсера постигла такая же участь, что и генераторы «Чингисхана». Тормозные двигатели заглохли, и «Буслай» шмякнулся на бетон со стометровой высоты.

Гидравлические опоры жалобно крякнули, вобрались в себя почти до предела, но выдержали. Крейсер не пострадал. Не пострадал и никто из команды. Все были надёжно закреплены на своих местах. Я же закрепился не столь прочно, мне надо было управлять кораблём. Меня вырвало из кресла и швырнуло на переборку центрального поста с десятиметровой высоты.

Очнулся я в медицинском центре базы. Не знаю, почему меня не эвакуировали в Монастырь, пока Пивень был без сознания. Скорее всего, решил я, Нэнси просто замешкалась. Я лежал под прозрачным колпаком в регенерирующей жидкости. На поверхности оставалось только лицо. К рукам, ногам, груди и вискам были присоединены многочисленные датчики. Из блоков, находящихся под колпаком, периодически, выдвигались шланги с иглами и делали мне инъекции.

В палату вошел главный хирург Флота, полковник Крачек. Он жизнерадостно улыбался. Его серые глаза сияли, сияла его лысина, освещенная ярким светом, сиял его ослепительно-белый комбинезон.

— А! Очнулся, герой! Ну, всё самое худшее позади. Жить будешь, летать будешь. Обещаю! Хочешь посмотреть то, что ты проспал?

Он включил экран на потолке над моей головой. Я увидел, как служба охраны базы аварийно вскрыла главный люк «Чингисхана». Я увидел, что первыми в корабль ворвались имперские гвардейцы. Первое, что им попалось, были трупы двадцати их товарищей. После этого гвардейцы озверели и начали крушить всё и всех, без разбора. Но они совершенно не ориентировались в запутанных переходах гигантского корабля, быстро там заблудились и растеряли друг друга. Служба охраны обезвреживала разбушевавшихся гвардейцев поодиночке. Я увидел, как схватили Балиньша и старших офицеров корабля и увели их под усиленным конвоем. Команду «Чингисхана» и младших офицеров разоружили, выгнали из корабля и отправили в гарнизонную тюрьму. Я увидел, как открылась дверь командирской каюты, и из неё вышли невозмутимые Богдан XXVII и Маргарита. Крачек выключил экран и, по-прежнему улыбаясь, сказал:

— А теперь принимай гостей! — он многозначительно показал пальцем на потолок и вышел из палаты.

Почти сразу в палату вошли император Богдан XXVII и Маргарита. На этот раз их не сопровождали вездесущие безликие гвардейцы. Я усмехнулся. Вряд ли они были уместны в палате госпиталя, где под колпаком лежит беспомощный человек. Высокие гости вплотную приблизились к моему прозрачному «саркофагу» и остановились. С минуту они молча смотрели на меня. Император — торжественно, а императрица — заинтересованно. Она жадно изучала обнаженное тело барона Пивня. Её ноздри возбуждённо трепетали, глаза пылали разгорающейся страстью. Если бы не моё состояние, то она сегодня же «отпустила мне грехи». Я нарушил затянувшееся молчание:

— Прошу простить меня, ваше императорское величество, что я не могу приветствовать вас в соответствии с Уставом и придворным этикетом.

Император улыбнулся. Я впервые увидел его улыбку. Она производила весьма неприятное впечатление. Словно кошка облизывается после того, как съела мышку.

— Сегодня не вы должны отдавать мне честь, генерал, а я должен стоять перед вами во фронт.

— Я полковник, ваше императорское величество, — поправил я императора.

— Вы, кажется, изволите оспаривать слова своего императора? Нет, я не оговорился. С сегодняшнего дня, вы — генерал-майор и командир линейного корабля. К сожалению, мятежная команда запятнала имя великого завоевателя, которое носил этот корабль. После ремонта он будет называться «Атаман Ермак». Кроме того, вы теперь граф, и к вам переходит вся собственность изменника, чьим именем я не желаю осквернять свои уста.

— Служу Империи и Ордену! — ответил я по Уставу и добавил, — Премного благодарен вам, ваше императорское величество.

— Это я должен благодарить вас, граф. И я полагаю, что ещё недостаточно наградил вас за ваш подвиг. Нет ли у вас какого-нибудь пожелания? Я охотно его исполню.

— Есть, ваше императорское величество. Только не знаю, осмелюсь ли я?

— Говорите, граф. Слово императора свято.

— Ваше императорское величество. Я осмеливаюсь просить вас не принимать всерьёз того, что скажет на допросе бывший генерал Балиньш, и не делать из этого далеко идущих выводов.

— Это почему же? — удивился император.

— Ваше императорское величество. Я знаю, что предстоит сейчас Балиньшу. Знаю я и то, что этого не в состоянии выдержать ни один человек. Мне так же хорошо известно, что на таких допросах люди говорят обо всём, что интересует следователей. А следователей будет интересовать: с кем он был связан, кто ещё участвовал в заговоре и так далее. Чтобы избавить себя от дальнейших испытаний, Балиньш начнёт сыпать именами, оговаривать честных, ни в чем не повинных офицеров, возможно, даже придумает какую-нибудь тайную организацию. Что последует за этим, ваше императорское величество? Начнутся аресты в офицерском корпусе. Флот будет обезглавлен. И это — накануне войны с Цефеем!

Император задумался. Он несколько минут молча смотрел на меня, словно пытался прочитать мои сокровенные мысли. Он явно колебался, несмотря на своё слово: удовлетворить любую мою просьбу.

— Так вы, граф, считаете, что никакого заговора не существует? — спросил он вкрадчивым тоном.

— Существует, ваше императорское величество! Несомненно, существует. Но смею вас заверить, он ограничивается весьма узким кругом лиц. И круг этот не выходит за пределы команды «Чингисхана».

— Откуда у вас такая уверенность, граф?

— Этому есть два доказательства, ваше императорское величество. Первое лежит сейчас перед вами. Я служу во Флоте много лет и имею немалый авторитет. Если бы существовал широкий заговор или тайная организация, неужели заговорщики не попытались бы привлечь на свою сторону командира «Буслая»? И второе. Когда Балиньш объявил по широкой связи о том, что он сделал, поддержал ли его хоть один корабль Флота? Если бы заговор существовал, мы бы, ваше императорское величество, сейчас с вами не разговаривали.

— Но у нас же был Гвардейский Легион! — воскликнула Маргарита.

Император поморщился, услышав от своей супруги такую глупость, а я учтиво улыбнулся и мягко сказал:

— Ваше императорское величество. Один залп бортового дезинтегратора с любого корабля, и от ваших телохранителей не осталось бы даже атомов.

— Граф! А ведь вы вчера не случайно попросили меня изменить график инспекции. Значит, вы что-то узнали! Как же соотнести это с вашими словами, что заговора не существует? — недоверчиво спросил император.

— Ваше императорское величество. Я не говорил, что заговора не существует. Я говорил, что он существует только в среде офицеров «Чингисхана». Да, вы правы, ваше императорское величество. Я действительно кое-что узнал. Но я узнал это, став случайным свидетелем разговора между Балиньшем и его штурманом. Как только они меня заметили, разговор прервался. Я проанализировал то, немногое, что услышал и сделал выводы. Вышло так, что я не ошибся.

— А почему вы молчали? Почему не поделились своими выводами с князем Джайлом, графом Дековым. Со мной, наконец, во время вчерашней аудиенции?

— Ваше императорское величество. Я — офицер, а не тайный осведомитель. И потом, у Балиньша была незапятнанная репутация. Кто бы принял мои слова всерьёз? Вы же первый посмеялись бы надо мной. Но в любом случае на репутации Балиньша появилось бы пятно. А вдруг я ошибался? Я отнюдь не был уверен, что правильно истолковал те слова, что услышал. Поэтому я и решил действовать самостоятельно, никого в свои планы не посвящая. Если бы я ошибался, об этой ошибке никто бы никогда не узнал, и ничья репутация не пострадала бы.

Император снова задумался. На этот раз он думал долго, посматривая на меня то недоверчиво, то заинтересованно. Эти минуты были самыми тяжелыми. У меня в голове копошились неприятные мысли. А что если императору вздумается подвергнуть допросу с пристрастием так же и барона, пардон, графа Пивня? А потом сопоставить показания его и Балиньша? Но император, в конце концов, сказал:

— Вы убедили меня, граф. Изменник, надеясь «чистосердечным признанием» купить себе жизнь, может оговорить многих офицеров. А те под пытками назовут других. Что делать, все мы люди, и люди слабые. Одно дело, быть героем в бою и рисковать жизнью на глазах у всех, и совсем другое — отвечать на вопросы в застенке, когда тебя уваривают с помощью электрического тока, инфразвука, нейроимпульсов, калёного железа и других приспособлений. Мерзавец заслужил самые жестокие мучения, и он получит их. Так велит закон. Но я прикажу не заносить его слова в протокол. Иначе колесо раскрутится, и даже я не смогу остановить его. Вы правы, граф. Мне совсем не улыбается перспектива отправить против Цефея корабли под командой зелёных лейтенантов. Поправляйтесь, генерал, набирайтесь сил и будьте спокойны. Я дал слово императора и буду твёрд в своём обещании. Всего вам доброго!

После императорской четы меня посетил командующий Флотом, князь Джайл. Он, как и император, какое-то время молча разглядывал меня. Потом покачал головой и спросил:

— Ради всего святого, Пивень, объясни мне: зачем ты это сделал? Тебя что, прельстили звание генерала, титул графа и три рудника с пятью тысячами рабов? На тебя это не похоже. Или я в тебе ошибался?

Я молча показал ему взглядом на скрытые камеры и микрофоны, но князь небрежно махнул рукой.

— Не обращай на них внимания. Там наш человек, и сейчас он записывает совсем другой разговор.

— А как бы поступили на моём месте вы, князь? Когда дело не одного десятилетия и не одной тысячи людей оказывается под угрозой провала. Вы ведь прекрасно знаете, чем бы всё это кончилось. Богдан, конечно, не подарок. Но, по сравнению со своим младшим братцем, он — ангел во плоти. А ведь как было всё рассчитано! Одним ударом убрать и императора, и законную восприемницу престола. Тем самым, открывалась зелёная дорога Симеону.

— Ты хочешь сказать, что Балиньш действовал в интересах Симеона? — удивился адмирал.

— А в чьих же ещё? Не в наших же.

— Но из твоих слов вытекает, что Балиньш — провокатор!

— Несомненно! Я не могу утверждать, что он был в сговоре с Сименоном или службой безопасности Ордена. Но своими действиями он играл на руку им и ставил под удар всю нашу организацию.

— Такие обвинения надо доказывать, — с сомнением покачал головой Джайл.

— А какие вам ещё нужны доказательства? Он разве поставил вас в известность о своих намерениях? Да, он поставил, поставил вас перед свершившимся фактом. Думаю, если бы вы заранее узнали о его планах, вы бы переиграли весь график инспекции и не подпустили бы императора к «Чингисхану» на дальность выстрела из самого мощного дезинтегратора.

— Но ты-то каким образом узнал? Ведь это по твоей инициативе Богдан изменил график. Ты очень вовремя зашел на посадку над «Чингисханом». Таких случайностей не бывает. Как ты узнал?

— Неважно, адмирал. У меня свои источники информации, и разрешите мне не разглашать их до поры. Другое дело, если бы они выдали мне ложные сведения, или у меня ничего бы не получилось. Но всё прошло отлично и закончилось как нельзя лучше.

— Да уж, лучше! Пятьдесят старших офицеров завтра будут казнены. Всю команду линкора, около трёх тысяч человек, ждут кнут и шпицрутены; а тех, кто выживет, пожизненная каторга.

— Что поделаешь? А ля гер, ком а ля гер, note 6 без потерь не бывает. Уж старшие-то офицеры знали, на что шли, когда поддержали Балиньша. Что же касается команды, то она была обречена. Или линкор уничтожил бы Симеон, или его взорвал бы сам Балиньш. Третьего было не дано.

— Но остаётся ещё одна проблема. Сам Балиньш. Завтра его отправят на Землю, в резиденцию Ордена. Там им займётся инквизиция, а знает он много. Ты представляешь, чем это нам грозит? Не понимаю, почему он сдался, а не застрелился? Ведь Устав «Возрождения» однозначно оговаривает такие случаи: «Живыми в руки Ордена не сдаваться».

Что касается меня, то я прекрасно знал ответ на этот вопрос. Сам-то Балиньш несомненно застрелился бы. А вот агент ЧВП делать этого не стал. И понятно, почему. Ему-то судьба Балиньша совершенно безразлична. А сдавая его целым и невредимым инквизиции, он так или иначе добивался желаемого результата. Не мытьём, так катаньем. Это был последний, прощальный выстрел ЧВП. Тут до меня дошло, почему задержали мою эвакуацию из этой Фазы. Ай, да Магистр! Я невольно улыбнулся. Он не ошибся во мне, я всё проделал как нужно. А князь Джайл недоуменно смотрел на меня.

— Что это ты улыбаешься? Тебе весело представлять нас с тобой на дыбе?

— Нет, князь, какое уж тут веселье. Просто я уже решил эту проблему. Перед вами, вы знаете, здесь был Богдан, и я имел с ним разговор.

Я передал Джайлу содержание нашей беседы, и тот удивлённо и недоверчиво покачал головой.

— И ты веришь ему?

— Верю! Верю, что он не идиот. Если он нарушит своё слово, то раскрутится механизм репрессий, и Флот будет обезглавлен. С кем он пойдёт в бой против Цефея? Нет, адмирал, пока идёт война, а она идёт уже Бог знает сколько столетий, и Бог знает, когда она кончится; мы в относительной безопасности. Тем более, что я сумел убедить Богдана, что офицеры Флота не менее надёжны, чем его Гвардейский Легион. Ведь ни один корабль не поддержал Балиньша! А мой пример?

— Да, уж! — Джайл усмехнулся, — Ты и это предусмотрел и проделал всё как нельзя лучше. Хватит держать тебя в штабе Флота. Пора вводить тебя в состав руководства вместо Балиньша. Но наши планы теперь всё равно придётся радикально пересматривать.

— Несомненно. И чем скорее, тем лучше.

— Вот этим мы и займёмся, когда ты выйдешь из госпиталя. А сейчас отдыхай и поправляйся.

Когда мы с Магистром и Катрин подводили итоги операции, кто-то вызвал Магистра на связь. Он механически включил терминал, и на мониторе появилось лицо Старого Волка. Магистр от удивления поперхнулся глотком кофе, а Старый Волк невозмутимо поздоровался и коротко спросил:

— Кто это сделал?

Я привстал и представился:

— Генрих Краузе, хроноагент экстракласса, к вашим услугам.

Старый Волк с любопытством посмотрел на меня, вздохнул и пробормотал:

— Генрих Краузе. Я запомню вас. Вообще-то я думал, что у вас на такое способны только два человека. Выходит, я заблуждался.

— Это вполне естественно, — ехидно сказал ему Магистр, — Что вы о нас знали? Да ничего, кроме того, что мы постоянно вмешиваемся в вашу деятельность и срываем ваши далеко идущие планы.

— Кстати, о планах. Здесь-то вы зачем вмешались? Этот Мир не имеет будущего. Они уже докатились до рабства. Куда уж дальше? Филипп, отдайте их нам!

— Не-а, — Магистр отрицательно покачал головой, — Не отдадим. У нас с рабовладельцами свои счеты и свои методы работы. Без ваших катаклизмов и массовых репрессий.

— Что ж, — вздохнул Старый Волк, — Значит, у нас обозначилось ещё одно поле для противостояния. Я вам в этом плане могу пообещать всё, кроме одного: спокойной жизни. Уж её-то у вас в этом Мире точно не будет.

— Спасибо за предупреждение. Вы очень благородный человек и весьма неохотно делаете гадости. Я, взаимно, обещаю вам в этой Фазе нескучную жизнь. Всего доброго.

— До свидания, — Старый Волк ещё раз посмотрел на меня, улыбнулся, и экран погас.

— Магистр, — спросил я, — В этой Фазе мы действительно будем продолжать работу?

— А как же! Нельзя же терпеть высокоразвитую цивилизацию с рабовладельческим строем! Тут и Совет Фаз поддержит нас. Да и не отдавать же её ЧВП! Только тут одной-двумя операциями не обойдёшься. Здесь нужна многоходовка. Придётся влезать в эту Фазу всерьёз и надолго.

— Только это будет уже совсем другая история, — улыбнулась Катрин.

Она была без ума от Стругацких, с творчеством которых её познакомил Олег.