"Кратер Эршота. Фантастический роман" - читать интересную книгу автора (Пальман Вячеслав Иванович)

Глава третья

Даже представить трудно, как велика, как бесконечно просторна наша страна!

Идёт геологический отряд день, другой, третий. Заберутся люди на какую-нибудь вершину и оглянутся кругом: куда только хватает взгляд, лежат застывшими волнами мёртвого моря округлые невысокие сопки, — то в россыпях серого щебня, то одетые в редкую темно-серую чешую мелкого леса, то старательно укутанные в ярко-зеленые заросли кедрового стланика. Природа не любит однообразия. То там, то здесь подымаются горные хребты. Чёрными скалистыми массивами разделяют они мелкогорье и горделиво уходят за горизонт, кутая свои альпийские вершины в белые облака.

Спустятся люди с гор и снова идут неторопливым шагом искателей по распадкам и склонам сопок, идут день, другой, третий… И снова подымутся на очередную гору, переведут дух, зорко осмотрятся кругом. И снова развернётся перед ними знакомая картина: бесконечные, от горизонта до горизонта, ряды сопок и грозные каменные хребты среди мелкогорья.

Редко-редко увидят перед собой люди неширокие равнины. Это — долины горных рек. Титаническим трудом пробили себе путь среди гор быстрые воды, они разрушили каменные стены, натащили в низины валунов, гравия и песку и кое-как выровняли своё ложе. Долины заросли душистым тополем, лиловым кипреем и целыми рощами кустов-ягодников. Качаются на песчаных островах высокие травы, шныряют меж кочек лисы и зайцы, бормочут на опушках глухари. В долинах сосредоточена жизнь обитателей Севера. Здесь как-то веселее и привольнее, чем в сопках.

Но долин мало. Реки не часто встречаются в высокогорной стране, где даже весенний паводок и тот шумит всего лишь какую-нибудь неделю, не больше.

Чем дальше, тем суровее и неприветливее становилась природа, все труднее путь и опаснее переходы.

Где-то неподалёку находился полюс холода северного полушария Земли. Живая природа становилась беднее, тайга реже и ниже, травы непригляднее. Все чаще и чаще под ногами шуршал голый щебень, а для ночного костра приходилось довольствоваться хилой кустарниковой берёзкой или замшелыми тонкими стволами столетних лиственниц, диаметр которых не превышал и десяти сантиметров.

Вся горная страна, по которой продвигались разведчики, заметно подымалась: сопки потеряли округлость и щерились теперь в небо остроконечными останцами и скалами. В ущельях людей встречал каменный хаос, россыпи щебня и острые глыбы камня. Звери и птицы по-кинули эти неприветливые места, и бывало, что за целый день люди не слышали даже карканья вороны — вездесущей, зловещей птицы каменных пустынь.

Так проходили дни. Отряд углублялся все дальше в горную страну, куда не проникал ещё ни один исследователь.

Любимов ехал впереди. Время от времени он слезал с лошади и уходил вперёд пешком, по каким-то только ему одному понятным признакам отыскивая верный и безопасный путь. Он часто вытаскивал из-за ремня маленький топорик и делал засечки на деревьях или ставил высокие вехи на каменистых гольцах. Эти нехитрые знаки должны были пригодиться и самой экспедиции на обратном пути, и другим людям, которым ещё предстояло пройти в этих нехоженых местах.

Нашим молодым друзьям уже давно хотелось поохотиться, но не видно было никакой дичи. Правда, раза два или три они замечали вдалеке стада горных баранов: пугливые животные паслись в широких распадках под охраной чутких вожаков, недвижно стоявших на часах на какой-нибудь высокой скале. Стоило только людям появиться в виду стада, как все бараны по сигналу вожака срывались с места и в мгновение ока исчезали в ущельях.

Остановки иногда делали среди дня. Хватай-Муха в таких случаях осведомлялся:

— Плановая?

— Местная разведка, плановая, — следовал ответ. Это означало, что надо только снять вьюки с лошадей, пустить их недалеко пастись и на скорую руку приготовить у костра пищу. Разведчики немедленно расходились по сторонам. Усков с Борисом вооружались геологическими молотками и брезентовыми сумками для образцов и отправлялись в ближайшие ущелья, к обнажениям горных пород или на берег ручья; агроном и Петя, закинув за спину ружья, уходили в редкий прозрачный лес или в долину, где собирали гербарий, исследовали почву, измеряли температуру воды в ручье и делали зарисовку местности.

Но иногда Усков объявлял «особый» привал. Тогда Хватай-Муха вместе с проводником раскрывали и раскатывали основные вьюки, быстро ставили палатку из серого брезента, натягивали растяжки, и у партии номер 14-бис появлялся свой дом. К палатке незамедлительно приносили два толстых сухостойных бревна и устраивали рядом с жилищем «вечный огонь». Загоревшись от маленького костра, два сухих бревна могут тлеть очень долго. И стоит только подбросить в этот очаг несколько сухих щепок, как костёр ярко разгорается в несколько минут.

— Не иначе, як той примус, — любил говорить по этому поводу Лука Лукич Хватай-Муха.

На длительных остановках он отпускал лошадей без пут, поручая их охрану Каве, Тую и жеребцу Гордому. Надо сказать, что Гордый вполне оправдывал оказываемое ему доверие. Он ревностно, даже, пожалуй, чересчур ревностно, оберегал своих подопечных. Нередко то одна, то другая лошадь приносила на своём крупе следы его острых зубов. Лука Лукич огорчённо разглядывал раны, смазывал их берёзовым дёгтем и ругал Гордого:

— Шо ж ты киняку кусаешь, бис твоему батьке! Мо-же, це твой ридний дядько або брат, а ты его зубами! 3-заноза!

И давал Гордому кнута — впрочем, добродушно. А в душе и сам завхоз и проводник Любимов уважали Гордого и были ему благодарны: верный жеребчик не потеряет ни одной лошади, можно быть спокойными.

«Особые» остановки означали, что геолог «нащупал» интересные месторождения и хочет их изучить детальнее. Объявлялся аврал. К поисковым работам привлекались все разведчики. Рыли узенькие шурфы, делали пробную промывку песка и толчёной руды. Усков часто прибегал к микроскопу, проводил несложный химический анализ руд, подбирал коллекционный материал. Работали целый день, не разгибая спины. А вечером перед сном кто-нибудь спрашивал:

— Что нашли на дне лотка, Василий Михайлович?

— Так, небольшое месторождение, — отвечал геолог. — Есть золото. Но вряд ли оно имеет промышленное значение. Опять «кочки», то есть не сплошное залегание песков, а так… Это все не то.

Разведчики вздыхали. «Не то»… Как хотелось, чтобы было «то», чего они ждут, чего ждут от них! А вот не даётся золото в руки, и только!

Ничего не поделаешь… Отправляли очередную радиограмму в трест о том, что работа продолжается, все живы-здоровы и шлют приветы. И группа снималась с места.

Однажды отряду пришлось долго и трудно подниматься в горы по совершенно голым, каменистым сопкам. Почти целый день шли по ущелью, которое становилось все уже и уже.

Любимов забеспокоился и, остановив караван, уехал вперёд один на своём резвом коньке. Вернувшись через час, проводник с озабоченным видом доложил Ускову:

— Какая-то западня… Дальше никакого хода нет. Придётся или возвращаться, или вылезать вот по той узкой тропке… — Он показал на боковой карниз, отлого поднимавшийся вверх.

— Что советуешь, Николай Никанорович?

— Конечно, подниматься. Правда, опасно, но не идти же нам назад. Это больше двадцати километров! Разве мыслимо? Ничего, лошади у нас привычные ходить по скалам. Людям придётся слезть, идти за лошадьми и держаться за хвосты. Левые вьюки подтянуть выше!

Скоро цепочка людей и лошадей втянулась на горную тропинку и медленно тронулась по ней, выбираясь из ущелья. Кони похрапывали, но шли уверенно, низко нагнув головы и обнюхивая дорожные камни. Все молчали. Шли десять, пятнадцать минут. Тропинка все подымалась. Вот уже Гордый победно заржал наверху. Вышел!.. За ним поднялись вторая и третья лошади.

И тут случилось нечто непредвиденное. Откуда-то из тёмной щели, прямо перед пятой лошадью камнем вылетела ослепшая на дневном свете сова. Лошадь от неожиданности шарахнулась, дёрнула за повод, которым была привязана к другой лошади, и натянула его как струну; ремень больно ударил Бориса. Он пошатнулся, оступился и, не удержавшись, соскользнул вниз.

— Ох!.. — вырвалось у Пети, и он от ужаса закрыл лицо руками.

Но студент не растерялся. Падая, он все же не выпустил из рук хвоста лошади и повис над пропастью на руках. Умное животное присело на задние ноги. Ещё секунда-другая, Борис сорвётся и полетит вниз. А Петя, растерявшийся и испуганный, стоял рядом и не знал, что делать.

Любимов, шедший чуть сзади, быстро крикнул: «Держись!», прополз под ногами остановившихся лошадей, мимо дрожавшего Пети, нагнулся к Борису и быстро схватил его за плечи. Силы проводнику не занимать было! Через мгновение побледневший Борис стоял на тропинке, тяжело дыша и растерянно озираясь.

Усков этого не видел, но почувствовал, что случилось что-то неладное, и в тревоге крикнул сверху:

— В чем дело?

— Ничего, все в порядке… — откликнулся Любимов. Спокойным голосом, как будто действительно ничего не произошло, он скомандовал: «Пошёл!» Все гуськом потянулись вперёд.

Ноги у Бориса противно дрожали; он не в силах был сдержать эту дрожь и сердился теперь уже на себя.

— Вы что замешкались? — спросил геолог, когда все выбрались наверх. — Ты бледен, Петя, что с тобой?

Мальчик вдруг отвернулся и зарыдал… Любимов вполголоса передал Ускову о происшествии. Борис, оправившийся от испуга, понял, наконец, кому он обязан спасением и кто так малодушно спасовал перед лицом беды. Он пожал руку проводнику, подошёл к Пете и резко сказал:

— Размазня!..

— Отставить! — властно выкрикнул Усков. — Подойди сюда, Фисун. Это что ещё за выходка, Борис Алексеевич? Нельзя требовать от новичка ловкости и геройских поступков. Возможно, что и ты поступил бы на его месте так же. Сейчас же извинись перед ним…

Борис молчал. Сумрачное лицо его постепенно становилось более мягким, задумчивым. Ошибся? Погорячился? Разве мог Петя сообразить… Ведь все произошло в одну секунду, мальчик просто ошалел от страха за него, за Бориса…

Юноша повернулся, подошёл к Пете и запросто сказал:

— Прости меня. Я… погорячился, Петя.

Инцидент казался исчерпанным. Но горечь поступка осела на сердце Пети, и он хмуро ехал на своей лошади, раздумывая о случившемся. Обидное слово, хоть и стёртое извинением, долго не давало ему покоя. И как это он не сообразил сразу поспешить на помощь товарищу! Опешил… Именно опешил. Слово-то какое странное. Опешил… От слова «пешка» наверное. Да, мало в тебе решительности, друг Петя. А ещё левый нападающий.

Выйдя из ущелья и сверившись с маршрутом, пошли быстро, чтобы засветло добраться до какого-нибудь лесного ручья, где можно будет сделать остановку. По ровному каменистому валу лошади шли бойко, и через час отряд достиг вершины водораздела.

Но что это?

Люди увидели перед собой совершенно неожиданную картину. Прямо перед ними, в красноватом свете заката, в глубокой зелени берегов, далеко внизу, в долине, неслась стремительная, широкая и сильная река. Однако, достигнув подножия горы, на вершине которой стоял отряд, река… исчезала. Да, исчезала! Сколько ни всматривались люди в просторную котловину у себя под ногами — вправо, влево, — нигде больше реки не было видно. Она исчезала каким-то таинственным образом. Прислушавшись, разведчики уловили глухой шум, напоминающий рёв водопада.

— Что это может быть? — задумчиво обронил геолог. — Река падает вниз? Но куда?..

Уже накапливались вечерние тени и медленно ползли вперёд, все больше закрывая этот непередаваемый се-Верный пейзаж, как закрывает ревностный художник Свою картину перед равнодушным глазом профана.

— Вперёд! — скомандовал Усков, и караван тронулся дальше.

Гора покато спускалась в долину. Чем ниже, тем сильней становился шум, идущий словно из-под земли. Проводник с геологом прошли метров сто пешком и позвали к себе остальных:

— Сюда!..

Внизу, метрах в двухстах, кипела и пенилась поистине сумасшедшая река. Ударившись всей своей силой о каменную грудь горы, вода, буйно ревя и грохоча, отскакивала назад и опять падала в русло, создавая гигантскую воронку, над которой кипела клочковатая белая пена и висели мириады блестящих брызг. В центре вода кружилась с ужасающей быстротой: её втягивало вниз с каким-то гудящим и всхлипывающим звуком.

— Поток уходит в пропасть?! Вот это настоящее чудо природы! Какая-то аномалия, товарищи! — воскликнул Усков. — Невероятно! Если это так, то мы имеем здесь дело с вулканическим провалом. Пласты, поднятые вверх… Древние эры, выставленные природой для общего обозрения… Вот где нам предстоит серьёзная работа, друзья! Не будем всё-таки терять дорогого времени. Давайте скорее спускаться…

Они сделали большой крюк вправо, спустились в долину и с азартом взялись за дело. Скоро возле густых черёмух выросла палатка. Задымил костёр.

Петя не пожелал терять даром ни минуты, пока ещё было светло. Он закинул ружьё за спину и пошёл. У одинокой скалы он остановился и прислушался. Впереди что-то зашуршало: на ветке лиственницы сидел большой черно-красный глухарь и, склонив голову набок, глупо смотрел на охотника своими круглыми, чуть удивлёнными глазами, что-то бормоча и приседая, как они это всегда делают, собираясь взлететь.

Грохнул выстрел. Чёрная птица, цепляясь за ветви и теряя перья, шлёпнулась на землю. Эхо подхватило звук выстрела, и он понёсся во все концы, перекатываясь и замирая. Вся огромная долина прислушалась к этому незнакомому звуку.

— Эге-ге-ге!.. — послышалось от лагеря. — Кто стрелял? В чем дело?

«Вместо ответа взволнованный и радостный Петя через минуту положил перед Хватай-Мухой свой трофей.

На следующий день утром Орочко, взобравшись на высокую скалу, зарисовал реку и всю долину и определил, что долина имеет километров сорок в длину и не менее тридцати в ширину. С севера и востока её закрывали высокие скалистые горы. Над ними все время клубился туман. Сквозь его серую пелену проглядывали мрачные высоты.

— Салахан-Чинтай! — пояснил Любимов. — В этой стороне где-то есть большое горное плато. Дурная слава ходит о нем. Оттуда часто срывается ураганный ветер, и уж как сорвётся — жди беды! Бывает, среди лета все поморозит, даже ледок на воде появляется, а лиственница сразу чернеет и осыпается.

— Занятное место, — откликнулся агроном. — Такие места называют «кухней погоды». Именно здесь «готовятся» ураганы, снегопады и прочая подобная прелесть.

— Этих мест никто не посещал. А может, они и есть самые богатые? — задумчиво произнёс Любимов.

Днём долина выглядела весёлой и нарядной. В лесу Петя обнаружил озеро. Оно блестело, голубизной своей соревнуясь с небом.

При первой же разведке Усков набрёл ещё на несколько озёр размером поменьше и установил, что некоторые очень глубоки. В довершение ко всему оказалось, что вода в них совсем тёплая. Это уж было совершенно удивительным для такого края, где грунты всегда проморожены на много десятков метров вглубь. В озёрах водилось много рыбы.

Лука Лукич пригласил Петю:

— Айда, хлопче, на рыбалку!

— С удовольствием!

Не успел Петя забросить крючок с наживкой, как поплавок сразу ушёл в воду, а через секунду на берегу уже плескалась порядочная рыбёшка.

— Попалась! — крикнул рыболов и с радостью схватил добычу. — Хариус! Ого!..

За какие-нибудь полчаса наловили их чуть ли не с полсотни. Жадные стайки тёмных хариусов и серебристой краснопёрой мальмы сгрудились около крючков и шли на них с какой-то весёлой жадностью; они брали даже голый крючок, просто из любопытства. А когда солнце стало садиться, над тихой гладью воды начались акробатические номера. Рыба, как выразился Лука Лукич, «прямо сошла с ума». Она веселилась и играла. Ловкие хариусы десятками выпрыгивали из воды и, красиво изгибаясь в воздухе, ныряли в озеро, чтобы снова и снова взметнуться вверх.

— Танцуют! — воскликнул Петя. — Смотрите, смотрите, Лука Лукич, они и вправду танцуют…

— Побачишь, як они у меня на сковородке затан-цують…

Когда за ужином Петя рассказал о рыбной ловле, Усков улыбнулся и хлопнул себя по лбу:

— Ну вот, а мы гадали-придумывали здесь без вас, какое имя дать самому большому озеру. Петя, тебе, как первооткрывателю, предоставлено право… Как ты думаешь?

— Озеро Танцующих хариусов. Подойдёт?

— Красиво… Ну как? Возражений нет? Тогда решено… А долину?

Все задумались. Борис поднял голову:

— Долина Бешеной реки. Ведь нигде такой речки нет, как эта. Она имеет начало, по никуда не впадает…

— Удачно! Примем? Пусть будет долина Бешеной реки. Река в самом деле бешеная. Да и судьба её необычна. Она собирает воду с гор и тут же пропадает, прячет воду в земных глубинах, а потом вновь выходит на поверхность в виде источников или родников. Но не это всё-таки самое интересное, дорогие мои друзья. Вы посмотрите, сколько здесь кварца! А среди кварцевого песка нашлось кое-что… Придётся разобраться в происхождении металла. Откуда он, где взяла его река? Надеюсь, труд наш на этот раз не будет напрасным.

— И у меня есть славные вести, — вставил Орочко. — Я сегодня определял, глубоко ли оттаивает здесь вечная мерзлота. Представьте — в одном месте более чем на два метра прорыл и не встретил мёрзлого слоя. А ведь по ту сторону перевала мерзлота везде лежит на сорок — сорок пять сантиметров от поверхности. А вот что дало измерение температуры почвы: почти пятнадцать градусов тепла! Вода в озере — семнадцать градусов! Невероятно, по это так! Похоже, что мы напали на своеобразный оазис в приполярных горах. Как вы думаете, Василий Михайлович, чем все это можно объяснить?

— Я уже и сам задавал себе такой вопрос, — ответил геолог. — И, кажется, нашёл ответ. Если Бешеная /река проложила себе ход в глубины земные и уносится туда, то почему не может быть обратного явления: выходов глубинной воды на поверхность? Вы видали, сколько здесь щелей и разломов горных пород? Это позволяет предположить, что в некоторых местах тёплая вода из больших глубин подымается наверх и нагревает почву. Она же, глубинная вода, в течение веков, возможно, сумела растопить вечную мерзлоту в долине и превратила мёрзлые грунты в сплошной талик. Вот вам и тёплые озера и тёплая земля на шестьдесят шестой параллели…

— Но это же находка! Вы представляете? В такой большой долине можно создать прекрасную пашню, выращивать овощи, картофель, травы. Все, что нужно! Кругом мрачные голые горы, а в центре — этакое богатство!

— Огромное поле деятельности для агронома. Исследуйте, проверяйте, намечайте, Александр Алексеевич! Нет ничего удивительного, если именно здесь — ваши будущие поля и огороды.

Любимов сидел молча и с усердием разбирал и смазывал свой старенький карабин. Петя внимательно следил за его работой. Борис, намаявшись за день, уснул. Хватай-Муха возился с посудой.

— Николай Никанорович, — тихо спросил Петя. — Вы так тщательно смазываете оружие… Думаете, карабин пригодится вам здесь?

Любимов улыбнулся:

— А что же… Пожалуй, может и пригодиться.

— Вы что-нибудь видели? — насторожился Петя. — Сегодня на песчаной отмели я нашёл чьи-то свежие следы. Пять пальцев, с круглой пяткой. Это медведь?

— Следы медведя и я видел. И ещё кое-что. Если бы Борис Алексеевич не предложил раньше меня название для нашей реки, я дал бы ей другое имя. Ну, скажем, Волчья река. Сегодня мне пришлось видеть сразу две пары волков. Они сейчас больше парами ходят, а к зиме пойдут стаями. Так-то вот…

— Лошадей беречь надо.

— За лошадей-то как раз можно не беспокоиться. Сейчас волки их не тронут. Да и охрана хорошая: Гордый в обиду своих коней не даст. А вот нам всем нелишне будет иметь па всякий случай добрую картечь в стволах.

Долину окутала ночь. Разговоры у костра утихли. Усталость брала своё. Разведчики улеглись и скоро уснули. Тлел слабым огоньком костёр, кругом было спокойно и не то чтобы светло, но как-то прозрачно, как бывает погожей белой ночью на Севере, когда вечерняя заря почти сразу же сменяется яркой утренней зарёй.

Перед самым рассветом тревожно заржал жеребец. Весь табун в одно мгновение пронёсся через луг и сбился в кучу у самого костра. Лошади теснились к палатке, всхрапывали и дрожали всем телом. Кава и Туй вскочили и, грозно ощетинившись, с загоревшимися глазами уставились на ближние кусты. Но броситься туда не решались: видно, зверь был им не по силам. Люди проснулись почти в ту же секунду и схватились за ружья.

В прибрежных кустах осторожно треснула ветка. Кто-то тяжёлый наступил на неё. Шесть ружей поднялись. Ещё раз треснул валежник, теперь уже ближе.

Собаки, рыча, попятились. Зоркий глаз проводника на» щупал в зарослях две чёрные тени. Он зашептал:

— Смотрите… Вон в кустах Держать на прицеле… Огонь!..

Разом грянули выстрелы. Кава и Туй, преодолевая страх, кинулись в кусты. Оттуда послышался глухой и грозный рёв зверя, потом дикая возня и победное рычание Туя. Разведчики вошли в заросли.

Огромный бурый медведь бился в предсмертных судорогах. В горло ему впился Туй. Умный пёс был неузнаваем. Дикие инстинкты вспыхнули в нем при виде крови. Он рвал свою жертву и свирепо рычал. Его с трудом отогнали и насилу успокоили. Когда осветили примятые кусты, то увидели, что в лес уходила кровавая дорожка: второй медведь, несомненно тоже ужаленный пулей, ушёл в заросли.

Преследовать раненого зверя ночью Любимов запретил, да это, собственно, и не нужно было. Покой был восстановлен, нарушители наказаны, а мяса теперь хватит надолго. Медведь весил не меньше трех центнеров. Добычу вытянули па поляну. Медведь оказался старым, матёрым зверем. Бурая шерсть его слежалась и висела клочьями. Огромные, почти вершковые когти и зубы пожелтели от времени.

Пока все обсуждали происшествие, Лука Лукич явился на место с ножом и верёвкой.

— Мне окорочок треба… — заявил он и стал быстро и ловко разделывать тушу. — Утром будут «свиные отбивные» из медвежатины! Идите спать.

Прошла ещё неделя. Палатку перенесли дальше от берега. Разведчики били глубокие ямы-шурфы среди песчаных отложений долины, лазили по склонам террас, промывали пробы. Усков ходил возбуждённый и радостный:

— Будем двигаться вверх по реке. Если уже и здесь кое-что имеется, то, надо думать, у истоков реки природа припасла для нас солидные запасы, а может, всё-таки и какой-нибудь серьёзный сюрпризец…

Однажды вечером агроном со своим помощником Петей возвращался с очередной рекогносцировки. Оба они порядком устали и потому говорили мало. Недалеко от лагеря Петя вдруг остановился и потянул спутника за рукав.

— Что ты? — шёпотом спросил агроном.

— Там кто-то…

Впереди, попав под прямой луч солнца, мелькнула чья-то тень. Вот опять… Петя схватился за ружьё. Орочко ещё ничего не видел, но тоже снял ружьё с плеча. Тень появилась ещё раз. Нет, это уже не тень… Гибкий и сильный зверь быстро переползал с ветки на ветку. Вот он неслышно скатился на землю, перебежал по траве к другому дереву и стал красться вперёд.

— Тихо… — прошептал Петя. — Она кого-то выслеживает…

— Кто — она? — так же шепотам спросил агроном.

— Вон та… большая кошка.

Теперь и Орочко увидел зверя. Темно-рыжее тело с чуть приплюснутой маленькой головой. Прижатые уши с длинными кисточками на концах. Небольшой пушистый хвост, движения вкрадчивые и мягкие.

— Рысь, — тихо сказал Орочко.

Зверь не мог их ни видеть, ни слышать: ветер дул в сторону охотников, стоявших в тени большого дерева, а рысь проделывала свои перебежки по редколесью, освещённому солнцем. Вот она легла на ветку и словно слилась с ней. Медленно подобрала тело, поджала уши, прижалась мордой к ветке и вся напружинилась. Сейчас прыгнет… На кого?!

И тут Петя увидел Бориса. Тот сидел под деревом на большом пне. Рядом, на разостланном мешке, лежали куски камня. Студент брал один за другим образцы, рассматривал их в лупу и делал пометки в тетради. Борис был поглощён работой.

И Петя не стал раздумывать.

Лес вздрогнул от двойного выстрела. Мальчик ударил сразу из обоих стволов. Рысь словно пружиной подбросило вверх, но она тут же шлёпнулась па землю тяжёлым мешком, немного проползла по траве, шипя и злобно царапая землю, и затихла. Картечь, пущенная с расстояния пятидесяти метров, пробила ей грудь.

Кто охотился в лесу хоть раз, тот знает, как сильно действует на человека усиленный эхом внезапный выстрел в тишине мирной, покойной природы. Поэтому неудивительно, что Борис от неожиданности и испуга свалился с пенька на свои коллекции. Потом он вскочил и, не поняв, в чем дело, рассерженный и негодующий, бросился с кулаками к Пете:

— Что за глупые шутки, чёрт возьми!

Но Орочко остановил его и молча протянул руку в сторону неподвижной рыси. Борис заморгал глазами. Вот как?! Он теперь понял, какой опасности подвергался и кому обязан своим спасением. На взволнованном лице студента появилась робкая и виноватая улыбка. Он кинулся к товарищу и схватил его в охапку.

— Петька!.. Молодчина!.. И надо же было тебе оказаться рядом!.. А я ведь даже ружья не взял! Думал, лишний груз. Да она бы меня… Спасибо, дружище! И не растерялся, а? Хоть бы крикнул мне, что ли… Петя, взволнованный не меньше его, возбуждённо рассказывал:

— Понимаешь, даже не успел подумать, что и как… Ружьё словно само выстрелило из двух стволов. И я не целился как будто.

— Навскид?

— Ага, навскид! И смотри, как здорово получилось…

— Значит, уроки с черепками пошли тебе на пользу?

— Как видишь!

Холодок, сквозивший в отношении юношей друг к другу с того памятного дня в ущелье, исчез окончательно. Они опять стали верными друзьями.