"Силь" - читать интересную книгу автора (Петров Дмитрий Владимирович)

Десятая глава

Дон, ничего не видя вокруг, машинально шагал вслед за гномом сквозь лес. Без удивления, на которое его измученная выпавшими за этот день испытаниями душа уже не имела сил, Дон отмечал, что Грахель ориентируется в лесу ненамного хуже его самого. Во всяком случае, они двигались строго на восток, как по нити — отклоняясь от путеводного направления лишь для огибания стволов деревьев и очень уж густого подлеска. Но, обойдя препятствие, гном педантично продолжал движение в первоначальном направлении. Причём гном явно пытался себя вести в лесу предельно аккуратно — просачиваясь, а кое-где даже ввинчиваясь сквозь подлесок, но стараясь как можно меньше и аккуратнее прикасаться к ветвям и молодой поросли деревьев. Дон следовал за ним, держась на расстоянии вытянутой руки, без особого труда — он не раз ходил по лесу, и тело действовало автоматически, практически без участия человека.

Дон понимал, что эта гномья аккуратность излишня. Он прекрасно знал, что эльфы вовсе не педанты и не станут обижаться из-за сломанной в пути ветки или даже небольшого деревца. В конце концов, в лесу водятся крупные животные, которые не могут пройти по нему, не сломав ни единой веточки, но это нормально, это часть жизни леса. Другое дело, если ломать ветви нарочно, просто ради того, чтобы сломать — в таком случае эльфы отреагируют очень жёстко. Дон собрался рассказать об этом Грахелю, но почувствовал, что вести беседу просто не в силах. Трудно было заставить себя открыть рот и выдавить из себя хоть слово.

Дон пребывал в очень странном состоянии — словно его сознание каким-то неведомым образом раздвоилось. Некая малая, рассудочная часть, заставляла ноги двигаться, лёгкие дышать, глаза видеть, в то время как остальная часть корчилась от боли при мыслях о таком внезапном изменении отношения любимой. Мысли бились одна за другой, сколь панические, столь же и ужасные — память услужливо подсовывала внутреннему взору образ Миралиссы и все моменты общения, связанные с ней, от чего становилось только хуже. Пристрастный и мнительный внутренний судья анализировал каждый взгляд, каждое слово, каждый вздох, обращённые к эльфийской принцессе — и находил массу ошибок, из-за которых эльфийка имела право, по мнению этого судьи, обидеться и решительно разорвать с ним всякие отношения. В глубине души Дон понимал, что, терзая душу подобного рода воспоминаниями и самокопанием, он делает себе только хуже — но ничего поделать со своим воображением не мог. Дон тряхнул головой, страстно желая избавиться от этих губительных мыслей, но это не помогло — наоборот, память подбросила сцену поцелуя на Радужной площади — первого и последнего поцелуя, как оказалось — и Дон не сумел сдержать горестный стон. Он уже ничего не видел перед собой — окружающий лес и маячащую впереди широкую спину гнома заслонило представшее перед взором лицо Миралиссы, её нежная и ласковая улыбка — сколь прекрасная, столь и недоступная. Сердце пронзила новая вспышка боли из-за такой потери — потери, без которой и жизнь-то не мила.

Жизнь? - пронеслось в голове Дона. — Разве это — жизнь? Какая же может быть жизнь — без неё?

Рука сама легла на рукоять меча. Её меча — вспыхнуло очередное воспоминание, и очередная вспышка боли заставила Дона зашататься. Ничего не видя перед собой, кроме словно подёрнутых дымкой контуров любимой, со свистом вдыхая воздух сквозь насмерть стиснутые зубы, Дон потянул меч из ножен. Но в этот момент что-то хлестнуло его по лицу, и Дон принялся отплёвываться и протирать глаза от мусора, немного придя в себя. Гномья спина по-прежнему невозмутимо маячила впереди, а по лицу его стегнула ветка, отогнутая широким плечом идущего впереди гнома, и резко распрямившаяся после его прохождения. Вот гном зацепил ещё одну ветку, вот она принялась изгибаться…

Ничего удивительного, — подумал Дон. — При походе через лес — это самое обычное дело, так что нужно быть начеку. Я слишком уж ушёл в себя…

Вторая ветка с силой ударила назад, но в этот раз Дон был настороже и успел пригнуться, пропуская ветку над собой. Гном, как ни в чём не бывало, невозмутимо шагал вперёд, не только не оглянувшись, но даже не сбавляя шага. Вот он задел третью ветку, заметно толще первых двух, вот она принялась изгибаться…

Удар веткой — в этом странного ничего нет. Странно другое, - мелькнула мысль. - Идём мы довольно долго, а веткой меня ударило только сейчас…

— Грахель! — окликнул Дон идущего впереди гнома. Грахель вопросительно покосился на него, не прекращая отгибать ветку.

— Ты… Это… Пожалуйста, больше не надо.

— Уверен? — гном остановился и полуобернулся к Дону.

Дон кивнул, оглядываясь вокруг. Слева и справа неприступными стенами возвышались молодые деревца, растущие настолько густо, что протиснуться между ними стоило бы изрядных трудов. А между этими стенами вилась тропинка, на которой человек с гномом в данный момент и находились.

Странно, я и не помню, как мы на эту тропинку вступили, - удивился Дон.

Тропинка, непрерывно извиваясь в обход деревьев, всё же вела в нужном направлении, и путь вполне можно было продолжить по ней — но что-то Дона удерживало, что-то с тропинкой было не так. Дон опустил взгляд — хорошая тропинка, гладкая, отлично вытоптанная до самой земли, по бокам вдоль неё возвышаются опавшие листья, но на самой тропинке — ни листочка, ни камушка…

Это значит, что ею часто пользуются! - вдруг осенило Дона.

— Может, всё-таки пойдём? — несколько раздражённо начал было гном. — А то…

Но Дон предостерегающе поднял руку, призывая Грахеля к молчанию, и тот послушно умолк, прислушиваясь к тому, что могло насторожить человека. Вскоре и гном услышал то, что чуткие уши Дона уловили чуть раньше — тяжёлый топот и мерное сопение. Звуки становились всё громче, и едва гном успел схватиться за рукоять молота, впереди, из-за поворота тропинки, находившегося в дюжине шагов, вынырнул кабан. Это был матерый секач, и на его спине вполне могло усидеть сразу два человека. Попади он на праздничный стол, и его едва бы съели две роты вусмерть голодных гномов. Он был не один — за его спиной показались несколько свиноматок и целый выводок пегих поросят. Секач злобно сверкнул глазами, нагнул голову и презрительно хрюкнул.

— Это кабанья тропа! — запоздало понял Дон. — Кажется, мы в беде, — тронув гнома за плечо, негромко прошептал он.

Дон достаточно хорошо знал повадки кабанов, и теперь запоздало клял себя за невнимательность. Как он мог проглядеть тот момент, что они вышли на кабанью тропу, как можно было сразу не сообразить этого? Кабаны не такие уж страшные животные, если их не обижать — но дело-то как раз в том, что кабаны воспринимают появление на их тропе посторонних — как обиду. А вернее — как вызов.

Что же делать? - напряжённо размышлял Дон.

Теперь, из-за возникшей опасности, внутренние терзания и переживания отошли на второй план, и мозг вновь работал как следует — быстро и точно.

— Убежим? — неслышно спросил гном, не оборачиваясь. Дон не мог не восхититься его выдержкой — не каждый мог бы сохранять неподвижность, находясь ближе всего к налитым кровью глазам матёрого зверя.

Дон отрицательно покачал головой, потом, сообразив, что Грахель его не видит, прошептал:

— Догонит.

Вбок от тропки тоже нельзя, — продолжил Дон мысленные поиски возможностей выхода из ловушки, в которую они с гномом угодили по его, Дона, неосторожности и невнимательности — во всяком случае, Дон был в этом уверен.

Вбок от тропинки — слишком уж густые заросли, быстро мы сквозь них не протиснемся, и кабан нас наверняка успеет настигнуть… Может, залезть на дерево?

Дон поднял голову и обозрел ближайшие деревья. К сожалению, низко расположенных веток не было, а карабкаться по стволу — задача не из лёгких…

Хотя, будь я один, я бы наверняка успел, — пришла незваная мысль. — Но вот Грахель… Как я слышал, лазание по деревьям не входит в число гномьих достоинств. Нужно придумать что-то иное… Но что?

Грахель вдруг вышел из состояния неподвижности и сделал шаг вперёд, по направлению к кабану, не отрывая взора от глаз секача. Секач коротко рыкнул и также сделал шаг вперёд, сближаясь с гномом. Гном тоже издал сдавленное рычание и сделал ещё один шаг.

Дон шагнул было к Грахелю, потянул руку к его плечу, чтобы остановить, удержать… но на полпути рука остановилась.

Похоже, Грахель прав, — сокрушённо подумал Дон. — Иного выхода у нас нет. С этим секачом придётся сражаться.

Дон был осведомлён о боевых особенностях диких кабанов, а кое-что даже видел своими глазами — и увиденное заставляло проникнуться к бойцовским способностям диких кабанов глубочайшим уважением.

— Тем более, — лёгкая улыбка скользнула по губам человека, — что увиденные мною кабаны были раза в два меньше этого.

Дон понимал, что будь у него копьё и топор, он легко бы совладал с кабаном, даже в одиночку. Нужно вонзить копьё в нужное место — в область сердца секача и правильно упереть копьё в землю — а потом, удерживая клыки кабана на безопасном расстоянии от себя, методично добить его топором.

— Да и с одним копьём я бы справился, только дольше бы ждать пришлось, пока он кровью истечёт… — Дон сокрушённо вздохнул. — Но копья нет, так что придётся как-то обходиться…

Рука уверенным движением вновь опустилась на рукоять меча. Выход был только один — в прыжке перемахнуть через гнома и попытаться убить секача первым же ударом. Первым — потому что нанести второй удар секач скорее всего не даст. Да и уцелеть после нанесения первого удара было проблематично — кабаны не умирают сразу.

Убить секача с одного удара — очень непросто. Нужно безошибочно нащупать сталью меча упрятанный в его огромной голове мозг, размером с кулачок младенца… Но даже если мне удастся первым же ударом поразить его мозг, — прикидывал Дон, — он будет всё ещё опасен. Инстинкты, зашитые в спинном мозге, и запас жизненной силы в его огромной туше позволят ему оставаться на ногах в течение пары вдохов, причём до последнего вздоха он будет оставаться грозным противником. Так что секач наверняка успеет нанести мне смертельный удар своим клыком…

Шансы на успех были минимальны, но Дон всё же решил рискнуть. Собственная жизнь его волновала очень мало, а вот отдать её не просто так, не из-за невыносимого желания избавиться от боли в сердце, а ради спасения жизни друга — почему бы и нет? Дон выхватил меч и, набирая разгон, ринулся к гному. Размашистый шаг, другой, толчок… Что?

Толчковая нога почему-то не оторвалась от земли, намертво к ней прилипнув. Дон едва удержал равновесие и сердито глянул на гнома, умудрявшегося даже будучи обращённым спиною к человеку, излучать этой спиной выражение неприкрытого ехидства.

— Ах, ты ж маг земли! — возмущённо воскликнул Дон, но гном никак не отреагировал.

В полной сосредоточенности, не отрывая взора от кабана, Грахель сблизился с ним на расстояние вытянутой руки, потом ещё ближе, ещё… Голова секача нагнулась, рука гнома в тяжёлой латной перчатке упёрлась ему в лоб — и две фигуры застыли. Дон видел, как взбугрились мышцы ног кабана, как напряглась гномья спина, как гномьи сапоги и кабаньи копыта принялись погружаться всё глубже в утоптанную до каменной твёрдости почву…

Это же соревнование! - огненной искрой пришло осознание. — Конечно, они соревнуются в силе, и слабейший должен уступить дорогу. Кабаны довольно часто выясняют при помощи таких поединков, кто сильнее — но никогда при этом не опускаются до смертоубийства. Проигравший просто уступает дорогу… Всё-таки животные в чём-то намного мудрее нас, называющих себя разумными, - с внезапным раскаянием подумал Дон. — Животным не нужны войны, не нужно убивать себе подобных, чтобы доказать, кто лучше. Животные научились жить с миром и друг с другом в гармонии. А мы, разумные, — почему-то сейчас это слово вызвало у Дона лишь горькую иронию, — так и не можем этого постичь. Наверное, это означает, что мы не так уж и разумны…

Размышления Дона прервало удивлённое хрюканье кабана: гном внезапно шагнул вперёд, с силой давя на кабаний лоб — и того оттащило назад. На прочной поверхности тропинки остались четыре глубокие борозды, оставленные копытами кабана, изо всех сил упирающегося давлению гнома. Секач от неожиданности сел на задние лапы, но потом быстренько вскочил, коротко хрюкнул какое-то своё свиное ругательство в адрес победившего гнома, развернулся и неспешно потрусил в обратном направлении, к ожидающему его семейству, во все глаза глядевшему на поединок. Секач коротко рявкнул, отчего семейство как ветром сдуло, остановился, обернулся к гному и коротко махнул головой — после чего бесшумно исчез за поворотом тропинки. Только после этого гном тяжело опустился на землю.

— Ты не пострадал? — быстро спросил Дон, наблюдая, как Грахель тяжело утирает пот с покрасневшего лица.

— Ничего, — с кряхтением ответил гном. — Всё в порядке, устал только. Вот немного посижу, отдохну — и пойдём дальше.

— Но как тебе удалось его одолеть? Он ведь один весит как добрая дюжина гномов!

— Мы, гномы, сильный народ, — со смешком ответил гном, после чего, поколебавшись, намного более серьёзным тоном добавил:

— Магия земли помогла, — и коротко указал взглядом на свою грудь, на которой искрился и сиял звёздным светом Сильмарилл.

Дон понимающе усмехнулся, но тут же воспоминания о личной трагедии, оттеснённые было свежими впечатлениями от встречи с секачом, вновь на него нахлынули, грозя полностью затопить рассудок. Дон резко шагнул к гному, намереваясь помочь ему подняться и шагать дальше, надеясь, что хоть физическая усталость поможет избавиться от переживаний, от боли в сердце — и в то же время, в глубине души, прекрасно понимая и осознавая, сколь напрасна эта надежда. Но Дон совсем забыл, что нога его по-прежнему намертво прилипла к земле, поэтому он неловко упал и завалился на бок — к несчастью, именно на тот бок, на котором висел чехол из-под лютни. К счастью, гном успел снять своё заклинание, прежде чем Дон коснулся земли — иначе перелом лодыжки был бы неизбежен. Неосознанным движением Дон успел смягчить удар, подставив локоть. Удар им о землю хоть и отдался болью во всём теле, но треска раздавливаемой лютни, какового звука Дон опасался больше всего, так и не последовало. Содержимое чехла лишь больно упёрлось ему под рёбра — но, по-видимому, уцелело.

Содержимое? - возникла донельзя удивлённая мысль. — Какое содержимое? Ведь лютни нет, её разнёс в щепы арбалетный болт гоблина в чёрном плаще… Покойного гоблина, кстати — но лютню этим не вернёшь… Но что же в чехле?

Дон осторожно поднялся на ноги и опустил руку в чехол, крепко ухватив это самое нечто, и извлёк его наружу. Это была не лютня. Это был её убийца — гоблинский арбалет. Заряженный и полностью готовый к стрельбе. А кроме него, в чехле пересыпались арбалетные болты.

Но как он оказался у меня в чехле? — недоумённо подумал он. — И почему он заряжен? Я его точно не заряжал, арбалет нельзя долго держать в заряженном состоянии — у него быстро растягивается тетива… Последний раз я его видел, я его видел… Вспомнил!

Память послушно предоставила картинку — обжигающая боль в груди, страшная усталость, белое пятно старосты на вышке в перекрестии прицела, и указательный палец, из последних сил давящий на спусковую скобу арбалета… После этого — темнота. А после неё — бой спина к спине со здоровяком, но арбалета в руке уже не было…

Скорее всего, это он, здоровяк, — мало того, что спас мне жизнь, так ещё и озаботился снабдить меня этим мощным оружием, и погиб, защищая меня… А я даже не узнал, как его зовут… А ведь у него не было необходимости так поступать, мне он ничем не обязан! Я жил в своё удовольствие, когда он был гоним законом и стражей — и я не сделал ничего, чтобы ему помочь… Более того, встреть я его раньше — да я его просто-напросто сдал бы страже. Он ведь «бандит», уголовник! Хотя иной бандит намного лучше дюжины дюжин таких предателей, как староста!

Дон растерянно вертел в руках арбалет. Ему было невыносимо горько и стыдно.

— Не переживай, — мягко произнёс незаметно подошедший гном. — Важно не только то, что ты совершил ошибку — важно её запомнить, и больше никогда подобных ошибок не совершать.

— Я запомнил, — твёрдо кивнул Дон, — Ещё как запомнил. Жаль только, что понял я это слишком поздно. Человеку пришлось умереть, только после этого до меня дошло…

— Мы все растём, взрослеем и меняемся, — необычным, каким-то очень проникновенным тоном произнёс Грахель. — А взросление — это процесс осознания происходящего вокруг. Многим, очень многим это не нравится, и они до глубокой старости предпочитают оставаться подростками. Причём не в душе — это-то как раз неплохо, сохранить до старости детскую яркость впечатлений и непосредственность. Увы, у них ум остаётся подростковым… Вот как ты думаешь, многие ли за свою жизнь успевают понять то, что ты понял только что — то, что о душе человека нельзя судить по внешним признакам?

— Я… Не знаю… — растерялся Дон.

— Единицы! — торжественно поднял вверх палец гном. — Большинство судит по внешности. А потом удивляются, когда видят, что иной раз под некрасивой оболочкой скрывается нежная и благородная душа, а под неземной красоты эльфийским обликом — душа опустошённая, лживая и циничная…

Гном резко замолчал, слишком поздно сообразив, что он ненароком вновь разбередил едва начавшую затягиваться душевную рану Дона. Дон пошатнулся, очередная чёрная волна отчаяния и боли вновь захлестнула всё его существо.

Гном, проклиная про себя свой длинный и невоздержанный язык, шагнул к нему, чтобы поддержать — и резко обернулся, когда вдруг на тропе под чьей-то ногой громко хрустнула сухая ветка. Дон, действуя скорее инстинктивно, чем осознанно, также резко обернулся в направлении звука, направляя на предполагаемый источник опасности арбалет. Изображение расплывалось, и Дону пришлось несколько раз махнуть головой, чтобы проморгаться и отчётливо увидеть противника.

Гном, едва взглянув в сторону звука, тотчас же расслабился и даже улыбнулся — на тропе стоял годовалый олень. Грахель много читал об оленях и несколько раз видел их на гравюрах — но вживую он выглядел гораздо восхитительнее. Гордый поворот головы, твёрдая постава, корона рогов, возвышающаяся над макушкой — следовало быть, по меньшей мере, гением, чтобы изобразить это всё! Олень, а вернее, вчерашний оленёнок, который очень хочет стать взрослым, нагнул голову и несколько раз резко потешно боднул рогами воздух.

Очевидно, он усмотрел в наших действиях угрозу, если хочет бодаться, - смекнул начитанный гном. — Вернее, даже не угрозу, а вызов. Но что именно он счёл вызовом? Разве что…

Грахель покосился на Дона — и слова замерли у него на устах. С неподдельным ужасом гном увидел, как Дон — бледный, с закушенной губой и затуманенными глазами, целится в оленя из арбалета. На слова времени не оставалось — настало время действий. Гном метнулся к Дону, хватая его своею железной хваткой за кисть, удерживающую арбалет, и направляя её прочь от оленя — выше, ещё выше, как можно выше… В небо.

Едва взор Дона прояснился, перед его глазами предстал олень, бодающий рогами воздух. Дон расслабился, и хотел было опустить арбалет, но не успел, ибо на него налетел вихрь. Стальная хватка сдавила руку с арбалетом, заламывая её. Дон пытался сопротивляться, но силы были явно неравны — пальцы человека подались давлению, сжались, и указательный сжал спусковую скобу арбалета. К счастью, арбалет уже наклонился почти вертикально — и болт ушёл в небо, пронзив крону дерева, из которой, кружась, начали медленно опускаться несколько сбитых листьев.

Дон ясно представил себе, что было бы, если бы его пальцы подались сразу — до того, как арбалет будет направлен вверх — и содрогнулся. Убить прекрасного, молодого, безвинного оленя — большей мерзости сложно себе вообразить!

И эльфы эту точку зрения вполне разделяют! - Дон ощутил в душе поднимающуюся ярость. — Да они бы нас за это из луков расстреляли бы как пить дать, и я бы даже не стал сопротивляться. Ну разве же можно так хватать!

Дон покосился на гнома, вцепившегося в его руку, и вспомнил о другой его хватке — когда Дон, будучи в отчаянии из-за поступка Миралиссы, шагнул к надвигающемуся войску эльфов, гном его так же схватил и удержал — удержал от того, чтобы со всем этим покончить раз и навсегда! Поднимающаяся волна ярости, вместе с волной боли от разрыва с любимой, взаимно усилили друг друга. Дон уже не сознавал, что он делает, ему требовалось излить, выплеснуть эту гремучую смесь на кого-то, чтобы она не разорвала сердце изнутри — и гном показался подходящей мишенью, именно его затуманенный горем рассудок воспринимал как одного из виновников. Дон сейчас был там, перед наступающим войском орков, намереваясь броситься к нему наперерез и погибнуть, но его удерживало одно-единственное — усилие со стороны гнома. Больше всего человеку хотелось его преодолеть. Дон сплёл руку, удерживающую арбалет, с рукой гнома в тяжёлой латной перчатке, вцепился в неё и другой рукою, напрягая все силы, бросая в топку ярости все, последние резервы…

И волна ярости окончательно покрыла рассудок.

Гном, выкрутив Дону руку, уже собирался вырвать из неё арбалет — как тот внезапно выстрелил.

Уф, я успел! Олень остался цел, - подумал гном, продолжая выдирать арбалет из крепкой, но всего лишь человеческой хватки, которая даже у самых сильных людей не может сравниться с гномьей. Гномы часто на спор завязывали пальцами одной руки подковы в узелок и растягивали стальные монеты в обжигающие полоски. Вдруг усилие гнома натолкнулось на нешуточное сопротивление. Грахель напряг мышцы рук — гномьих рук, легко способных месить сырое железо ненамного менее ловко, чем тесто — но ничуть не преуспел. Ярость Дона уравняла силы — и рука Грахеля принялась отгибаться назад. Второй рукою Дон впился в тяжёлую латную перчатку — и гном с сильнейшим удивлением ощутил, как легированная гномья сталь постепенно сминается под усилием человеческой руки. Стальная гномья перчатка, которую далеко не каждый гномий меч мог разрубить, а большинство человеческих мечей не были способны даже поцарапать — сминалась и рвалась под усилием человеческой руки столь же легко, как гнилой холст. Гном свободной рукой попытался было разорвать хватку Дона, но сил не хватило — ему удалось лишь немного её ослабить. Сухожилия гнома затрещали.

Ещё немного, и он сломает мне руку, - понял гном, пытаясь уже не то что выкрутить человеку руку, а вырваться из его хватки.

Дон перехватил гномью руку поудобнее, сдавил её с усилием парового молота — но при этом арбалет вывалился из его руки и со стуком ударился о тропинку. Дон, несколько ослабив хватку, обернулся на этот стук, внимательно глядя на арбалет — и волна ярости внезапно опала, оставив после себя лишь недопонимание.

— А что, собственно, здесь происходит? — недоумённо спросил он, глядя на руку гнома в искорёженной перчатке и побагровевшее от усилий, со вздувше6йся жилой на лбу лицо гнома.

Ярость, на которую были израсходованы почти все оставшиеся силы, покинула его — и сил оставаться в сознании практически не осталось. Дон, с некоторым даже облегчением, рухнул в беспамятство.

Словно со стороны он видел, как гном осторожно укладывает его тело на землю, ругаясь и обжигаясь, пытается стащить с руки искорёженную и разорванную перчатку, но это ему никак не удаётся. Потом последовало короткое заклинание — и перчатку словно разорвало изнутри, и гном отшвырнул во влажную листву искорёженный кусок металла. Листва зашипела и от неё начал подниматься пар.

Гном подобрал арбалет, сунул его на место, в чехол, навьючил на себя рюкзак, сверху водрузил бесчувственное тело Дона — и, пошатываясь, побрёл вдоль по тропе. Без удивления Дон своим взором со стороны заметил искрящуюся серебряную нить, вьющуюся от его тела в направлении, противоположном движению гнома. Тянущуюся туда, где свистели стрелы и наступали орки. Туда, где была Она. Миралисса. Единственная. Любимая. Любимая, несмотря ни на что…

Миралисса устало опустила лук и утёрла пот со лба.

— Это какая по счёту атака? — небрежным тоном спросил Элл, не отходивший от неё ни на шаг, и даже во время боя умудряющийся тереться рядом. — Четвёртая?

— Если считать их разведку, то пятая, — сухо ответила Миралисса, устало облокотившись на ствол берёзы. Ветви берёзы затрепетали, и эльфийке показалось, что ствол несколько изменил форму, пытаясь подстроиться под форму её тела, чтобы ей стало мягче и удобнее. Возможно, так оно и было на самом деле. Берёзы у эльфов считались чем-то большим, чем просто деревья. Люди называли берёзы "священными деревьями эльфов", но это слово не вполне точно передавало суть отношения эльфов к берёзам. Не станешь ведь говорить, что друг — это нечто священное? Другу не поклоняются и на него не молятся, с ним просто дружат — отдавая всё, если это нужно другу, но и принимая от друга всё, если это нужно тебе. Орки же ненавидели берёзы ничуть не меньше, чем эльфов — во всяком случае, во время битв в берёзовых лесах, орки бросались рубить ятаганами берёзовые стволы наравне с эльфийскими телами. Впрочем, эльфы всегда защищали своих друзей, не щадя жизней своих — и обычно оркам добраться до берёз удавалось лишь в том случае, если никого из эльфов в живых не оставалось.

Миралисса наконец ощутила прилив сил — берёзы умели очень быстро восполнять резерв, потраченный эльфийскими волшебниками. А Миралисса истратила свой резерв практически до донышка во время последней атаки — тогда перед бегущим к лесу отрядом орков с ятаганами наперевес катилась мутно-серая стена, в которой безнадёжно вязли стрелы. Миралисса сумела выпустить по стене три Ледяные Стрелы, но пробить ей эту стену ими так и не удалось, стена их отразила. Если бы в бой не вмешался отец, использовавший модифицированное заклинание Ледяной Стрелы, всё могло бы закончиться гораздо плачевнее. А так с его пальцев сорвалась Ледяная Стрела, которая, как с удивлением отметила Миралисса, была какой-то кривой формы и летела по спирали — за счёт чего она ударилась о стену несколько раз, в конце концов, разнеся её на куски, и заставив нескольких неудачливых орков навсегда застыть посреди поля ледяными глыбами. С остальными орками, лишёнными магической защитной стены, довольно быстро покончили вступившие в бой эльфийские лучники — до леса не удалось добраться ни одному орку.

— А здорово мы их, правда? — вновь постарался завязать беседу Элл.

— Да, — ещё более сухо ответила Миралисса. Элл постоянно пытался втянуть её в беседу и уже успел ей безумно надоесть, так что продолжать с ним общение на пустые и бессмысленные темы у неё никакого желания не было. Она встряхнула Сильмарилл, и, с сожалением, всмотрелась в его поверхность — увы, он оставался всё столь же пустым, холодным и безжизненным. Похоже, дерево не могло передать ему своей энергии — или Звёздный камень был не в состоянии эту энергию воспринять.

Как же наполнить его силой? - думала Миралисса, машинально отмахиваясь от Элла, что-то монотонно зудевшего ей на ухо. — Жаль, я не успела расспросить Дона о том, как его можно зарядить, а теперь… теперь уже поздно. Дон, как же ты там?

Миралисса чуть слышно всхлипнула. Нежное чувство к человеку было погребено под покровом Долга и Обязательств, съёжилось, затаилось — но никуда не исчезло, и постоянно напоминало о себе. Заставляя вспоминать его весёлый голос, искорки юмора в глазах и прикосновения губ…

Чьи-то губы прикоснулись к её щеке — и Миралисса резко повернулась к немного обескураженному такой реакцией с её стороны Эллу.

— Ты что это делаешь? — нахмурив брови, резко спросила эльфийка. Даже слишком резко, ибо на какое-то мгновение, на долю мгновения, ей показалось, что это был… человек. Глупая надежда, но ведь всегда веришь в то, во что хочешь верить!

— Да я… это… Я предложил, ты не возражала, — развёл руками эльф.

Миралисса, не говоря ни слова, круто развернулась, и, решительно раздвинув ветви берёзы, шагнула за пределы леса и упорно пошла вперёд — и оглянулась, отойдя от леса лишь на дюжину шагов. Эльф не пошёл за ней — он несколько обижено смотрел ей вслед.

Зря я с ним так, - подумала Миралисса с запоздалым раскаянием. — Он ведь меня любит… По-своему, конечно. А я… я… не знаю. Кого я люблю? И люблю ли вообще кого-нибудь? Я вообще ничего не понимаю, я окончательно запуталась…

Эльфийская принцесса уже была готова вернуться назад, под полог родного леса, чтобы извиниться перед Эллом и попытаться загладить свою вину, даже если придётся разрешить ему себя поцеловать… может быть. Вдруг её чувства словно обдало волной сухого жара, и Миралисса резко обернулась. Орки! Но непосредственной угрозы пока не было. Орки, занятые неведомым делом, построились в круг, в центре которого то и дело взлетал и опускался посох Шамана. Тут Миралиссу пронзило то же, только намного более сильное чувство. Чувство, знакомое каждому магу — ощущение плетущегося неподалёку заклинания, так называемый откат. Причём это заклинание было настолько сильным, что Миралисса рухнула на колени и судорожно закашлялась — её лёгкие как будто наполнились сухой раскалённой пылью. Никто из эльфов, как отметила краем глазом эльфийка, ничего особенного не заметил, только Король несколько поёжился, напряжённо вглядываясь в центр орочьего круга.

Эльфийка собралась с духом и попыталась сконцентрировать зрение на центре круга — в этом умении никто, даже отец, не мог с ней сравниться. Вот перед её сконцентрированным взором промелькнул круг орков с ятаганами наголо, явно готовыми к атаке и просто чего-то ждущих. Чуть дальше — понурый главнокомандующий, далее — Шаман, совершающий ритуальные движения, а в самом центре круга, на массивной металлической подставке, возвышался сверкающий багровыми искрами чёрный кристалл. Кристалл властно приковывал взор, взгляд против воли устремлялся к нему, всё ближе и ближе… Миралисса попыталась отвести взгляд, но тщетно. Эльфийка уже не видела ничего вокруг, её взор властно тянуло к кристаллу. Миралисса рвалась изо всех духовных сил, но ничего не помогало. Кристалл становился всё ближе, и, казалось, сверканием своих граней излучал одновременно голод и удовлетворение, предвкушал… Пищу? Неужели — пищу?

Эльфийка слепо шарила вокруг в поисках опоры, уже не только её взгляд, но и её всю, её суть неудержимо приближалась к чёрной громадине. Кристалл казался Миралиссе огромным, заслоняющим полнеба, сверкание искорок всё усилилось, а внутри — эльфийка это ясно ощущала — жила чья-то сильная воля — только воля, сама по себе, без души и тем более без тела. Вдруг правая рука принцессы нащупала нечто, за что ей удалось уцепиться — островок постоянства в мире хаоса, верёвка утопающему, спокойствие посреди бури. Миралисса потянулась к этому островку, как к последней надежде, заключая себя внутрь спокойствия, отгораживаясь от моря хаоса берегом постоянства. Искры чёрного кристалла яростно вспыхнули — но островок вокруг неё в ответ полыхнул ярким светом, и багровые искорки кристалла вдруг воссияли спокойным светом звёзд и осыпались звездопадом.

Миралисса открыла глаза. Она вновь стояла перед лесом, так крепко сжав кулак правой руки, что костяшки пальцев совершенно побелели. Эльфийка с усилием разжала кулак. На её ладони лежал Сильмарилл.

Шаман закончил ритуал — и на Миралиссу вновь накатила волна отката творящейся посреди круга орков магии, но в этот раз до неё дошли лишь отголоски — похоже, Сильмарилл её теперь как-то защищал. А вот её отцу пришлось гораздо хуже — его отбросило на спину и протащило несколько локтей по земле. И тотчас же стал заметен результат колдовства — и ожиданиям орков он вполне соответствовал.

Из кристалла в небо ударил столб очень яркого, почти белого пламени. Пламя взлетело, замерло — и на определённой высоте рассыпалось отдельными струйками, полого стекающими на землю. Войско орков оказалось внутри огромной пламенной полусферы. Старший Шаман поднял голову и посмотрел прямо на притихшую эльфийку — и хоть Миралисса сквозь стекающие струи не могла чётко разглядеть его лица, она могла поклясться, что он усмехнулся. Шаман взмахнул рукой — и огненный купол, полусферой охватывающий войско орков, дрогнул — и начал расширяться. И вслед за расширяющейся границей купола двинулось войско орков — тёмные фигуры, посвёркивающи лезвиями ятаганов. Трава разлеталась хлопьями пепла под границей купола, а земля под действием раскалённых струй пламени спекалась и звенела под чеканными шагами орков, как камень.

Одинокая сосна, растущая в отдалении от леса, оказалась на пути купола. Купол приблизился к ней — и спустя мгновение сосна вспыхнула. Вскоре от неё остался лишь обугленный остов. Один из орков, проходя мимо, как-то небрежно, походя, пнул этот остов ногой — и он разлетелся на куски. Со стороны эльфов донёсся стон — и кто-то нетерпеливый выпустил по широкой дуге в направлении орков стрелу. Стрела на неуловимое мгновение зависла в высшей точке своей траектории, хищно ринулась по направлению к оркам — и быстро сгорела без остатка, даже не долетев до него.

— Не стрелять! — хриплым от волнения (или от испуга? — предположила Миралисса) голосом приказал Король. — Это бесполезно. Здесь работа для магов. Дочь, ты готова? — Король требовательно посмотрел на неё.

Миралисса кивнула, облизав вмиг пересохшие губы. Похоже, судьбе орочьего наступления суждено будет решиться именно сейчас. Миралисса начала сплетать заклинание Ледяной стрелы, и, вспомнив предыдущее заклинание отца, немного видоизменила его, так что стрела получилась то, что надо — огромная и выписывающая совершенно невообразимую траекторию. По своей загадочной траектории стрела устремилась к огненному куполу. Подсознательно эльфийка была готова к тому, что стена Ледяную стрелу отразит — ну или, в крайнем случае, поглотит. Но вышло совершенно иначе — так, что Миралисса от удивления на миг застыла: стрела ударила в купол — и испарилась. Рассеивающееся облако пара понеслось вдоль степи, влекомое весёлым ветерком, а эльфийка растерянно провожала его глазами. Этого не могло быть — но это было!

В купол ударила ещё одна Ледяная Стрела. Хоть она и была намного большего размера — результат оказался тем же самым. Миралисса оглянулась на отца, который покрытыми инеем руками пытался активировать новое заклинание, кивнула ему — и они поняли друг друга без слов. Ледяные Стрелы сорвались с их рук почти одновременно, и одна за другой, с ничтожным интервалом ударили в одно и то же место в центре купола. Испарились обе. Купол же, видимых глазом и ощутимых доступными для магов ощущениями, повреждений не понёс и изменений не претерпел. Миралисса в порыве отчаяния вложила остаток магической энергии в заклинание Хрустальной Стены — довольно сложного заклинания, отнимающего много сил и получающегося один раз из трёх даже у опытных волшебников. Но эльфийке в свете последних событий подобные заклинания стали удаваться почти всегда. Хрустальная стена воздвиглась в нескольких локтях от огненного купола, купол упёрся в неё, дёрнулся — и остановился. Эльфы радостно закричали, поддерживая её, но Миралиссе было не до веселья, да и Король хранил молчание, не прекращая подготовку нового заклинания. Будучи волшебниками, они хорошо видели, даже не видели, нет — слово «видеть» для мага в данном случае неуместно — они ощущали своим магическим чувством, какое страшное давление купол оказывает на хрустальную стену, как постепенно разрушает её структуру, и как стена деформируется и подаётся. Они хорошо понимали, что это всего лишь отсрочка — и отсрочка кратковременная.

Орки, следовавшие за расширяющейся границей купола, были вынуждены остановиться. Даже сквозь купол эльфы ясно видели, что среди оркского войска воцарились разброд и смятение. Только что стройные ряды нарушились, орки смешались и начали понемногу пятиться от купола, с опаской глядя на эльфов — было видно, что они потеряли веру в превосходство своего шамана над эльфийскими волшебниками. Но некая низенькая фигура в сером плаще с капюшоном быстро навела порядок: протолкавшись сквозь толпу орков, она пробралась вперёд, а затем, обернувшись, отдала несколько визгливых команд, потрясая чем-то зажатым в правой руке — и орки быстро и испуганно повиновались. Фигура медленно обернулась, и Миралисса вздрогнула — этот серый плащ с проблеском тьмы в проёме капюшона, из которого сияют парой багровых углей глаза — забыть было невозможно. В этот миг Хрустальная Стена рухнула, разлетевшись оплавленными осколками — и купол продолжил своё неспешное расширение, как ни в чём не бывало.

Миралисса ожидала, как всегда в таких случаях, когда разрушают её заклинание, удар и по ней самой — но его не последовало.

Или защита сработала, — подумала она, нежно поглаживая Звёздный камень. — А вот сейчас мы повторим…

Миралисса попыталась было повторить это же заклинание, но ничего не вышло — сил у неё почти не осталось.

Нужно бежать к лесу и там зарядиться! - огненной вспышкой сверкнула мысль. — Ну зачем же я выскочила из леса?

Эльфийка попятилась к лесу. Вдруг фигура в сером подняла правую руку, в которой острое зрение Миралиссы углядело то, чего ей очень не хотелось бы видеть. Арбалет. Фигура в сером спокойно навела его на эльфийку, и, недолго думая, нажала на спусковую скобу. Арбалетный болт беспрепятственно преодолел огненный купол — обострившимся восприятием, которое часто пробуждается в критические моменты, Миралисса видела, как огненные струи расступились, пропуская болт, после чего вновь сомкнулись. Болт нёсся прямо к ней, причём выстрел был смертельным — болт ей целил прямо в горло. Сильмарилл, который эльфийка сжимала рукой, сама не понимая зачем, своей острой гранью вонзился в кожу — и Миралисса обрела способность двигаться, но обострённое восприятие не исчезло.

Медленно, преодолевая сопротивление воздуха, будто находясь под водой, эльфийская принцесса мягко качнулась вбок, уходя с траектории полёта арбалетного болта. Болт, зловеще сверкая остро заточенным наконечником, пролетел на расстоянии вытянутой руки от её лица, и эльфийка не могла не продолжать взором его движение — полёт в лес, туда, за её спину… За спину? Неужели? Эльфийка похолодела и продолжила взглядом траекторию полёта болта. Так и есть, её наихудшее подозрение оправдалось — на пути арбалетного болта стоял Элл, стоявший в момент выстрела в аккурат за её спиной. С бессильной ненавистью смотрела принцесса на медленно плывущий в сердце дорогого для неё эльфа арбалетный болт, О, если бы взглядом можно было его остановить!

Миралисса взглянула на Элла, и вспомнила, как он с таким же выражением лица стоял напротив Дона. Готовясь скрестить с ним меч, рядом с ним, недалеко от неё были две эти фигуры — Элл и Дон. Их черты в воображении эльфийки слились в одно лицо, которое она, теперь уж без сомнений — любила.

Сильмарилл вдруг дрогнул в руке, потеплел — и эльфийка ощутила, что в нём неведомо откуда появилась энергия. Сама не понимая, что и почему она делает, Миралисса вновь с яростью взглянула на арбалетный болт, и эта ярость огненной волной поднялась внутри, жидким огнём пробежала по жилам. Казалось, ещё мгновение — и ярость просто сожжёт её — но эльфийка собралась и выплеснула ярость, гнев и ненависть — весь огонь, бившийся у неё внутри, по направлению к арбалетному болту — и тот исчез на расстоянии нескольких локтей от лица Элла в огромной огненной вспышке.

Миралисса ловила на себе растерянные взгляды эльфов, но сказать ничего не могла — она и сама была порядком растеряна.

Я сожгла этот болт… Сожгла… Значит, у меня получилось заклинание магии огня. Значит, магия огня мне подвластна! Я могу её контролировать!

Краем глаза эльфийка заметила неяркую вспышку — это отец завершил плетение Ледяного Копья огромного размера, которое, возникнув в неяркой вспышке, понеслось к приближающемуся огненному куполу. Но заклинание явно далось ему очень нелегко — все деревья рядом с ним побелели, покрылись инеем, отдав всю накопленную энергию для заклинания. Сам же Король больше всего напоминал ледяную статую — окончив плетение, он обессилено упал на четвереньки, провожая взглядом полёт Копья. Копьё ударило в купол — и место удара окуталось паром. Когда он рассеялся, стало ясно, что купол не пострадал, но копьё всё же нанесло оркам некоторый ущерб — первые несколько шеренг обожгло раскалённым паром. Одна лишь фигура в сером плаще не проявила признаков нанесённого ей ущерба, спокойно и деловито перезаряжая арбалет. Но через пару мгновений арбалет, готовый к стрельбе, был поднят, и в его прицеле оказался Король. Тоненькая ручка, едва выглядывающая из серого рукава, нажала на спусковую скобу.

Миралисса буквально чувствовала, как несётся болт к цели, пронзая беззащитный воздух, слишком слабый, чересчур лёгкий, излишне податливый, чтобы сдержать стальную смерть, сдержать… остановить! И все-таки это возможно — эльфийка вдруг ощутила тем самым неведомым, неизвестно из каких глубин подсознания пришедшим знанием, что в лёгком ветерке, едва касающемся её лица, скрыта невероятная мощь, сворачивающая скалы и вырывающая с корнем вековые деревья.

Люди очень похожи на свою стихию, — подумалось ей. — То они обманчиво-слабые, поверхностные… мимолётные. Но в критической ситуации — нет силы, способной перед ними устоять. Ах, если бы здесь был человек, - перед взором Миралиссы вновь возникло лицо Дона, избавляться от образа которого сердце никак не хотело, несмотря на все увещевания рассудка. — Человек бы легко управился с этой стальной болванкой, например, сделав воздух густым, чтобы она отклонилась…

Изображение Дона перед мысленным взором словно подмигнуло, и Миралиссу помимо воли обволокло ощущением нежности и заботы, исходящей от него; Сильмарилл заворочался в руке, как живой, только что проснувшийся зверёк — и вдруг Миралисса услышала, что галдёж со стороны орков прекратился — они испуганно примолкли и даже несколько замедлили шаг. Её сородичи тоже молчали, бросая на неё довольно странные взгляды.

Арбалетный болт! - пронзила мысль. — Где же…

Миралисса взглянула — и у неё перехватило дыхание. Болт висел в чистом воздухе, абсолютно ничем неподдерживаемый — висел неподвижно, как будто бы встрял в стену — но в том-то и дело, что стены никакой не было. Но магическое чувство показало, что эта на первый взгляд нелепая аналогия была правильной — болт действительно встрял в стену. В стену сжатого воздуха.

Фигура в сером плаще злобно сверкнула багровыми угольками глаз и склонилась над арбалетом, лихорадочно его перезаряжая. Орки, опасливо косясь то на неё, то на приближающийся лес, осторожно продолжили движение вслед за невозмутимо движущимся куполом.

Король эльфов, бережно поддерживаемый под руки двумя бросившимися ему на помощь эльфами, печально смотрел на приближающийся купол. И обострившийся слух Миралиссы уловил, как он тихо и горестно прошептал:

— Всё кончено… Нам не победить…

— Но почему? — выкрикнула Миралисса, резко обернувшись к нему.

Её отец слабо махнул рукою в направлении купола.

— Даже если его уничтожить прямо сейчас, орки всё равно успеют добраться до леса. — с убеждённостью, почёрпнутой из сотен сражений, в которых ему довелось участвовать, ответил Король. — Их слишком много, мы никак не успеем остановить их стрелами, а в рукопашной нам тоже мало что светит…

Принцесса не нашла, что возразить. Её отец был прав. Прав во всём. Прав, как всегда. Даже когда он изгнал… изгнал… её любимого!

Пылая яростью, Миралисса обернулась к куполу. Она ещё не знала, что именно с ним сделает — но чувствовала, что сил и решимости, для того чтобы уничтожить этот купол, у неё хватит с избытком.

Ярость, огнём бурлящая в крови, требовала выхода — и невольное движение эльфийки и дрожание Звёздного камня преобразовалось во что-то иное, породившее огненную стену, которая со скоростью летящей птицы понеслась к куполу. Удар — и стена вместе с частью купола взаимно поглотили друг друга и исчезли. Образовалось отверстие, в которое спустя мгновение сплошным потоком полетели стрелы. Миралисса также сорвала с плеча лук и пустила его в ход. Отверстие медленно закрывалось текущими сверху огненными струями, так что эльфийке удалось выпустить в отверстие не больше дюжины стрел. Орки сомкнули ряды, живые заняли места павших — и атака продолжилась.

Миралисса буквально чувствовала волны злобы и ярости, исходящие из кристалла в центре огненного купола, огненные ручейки начали бежать быстрее, бурлить, вздыматься, обретя при этом пугающий цвет засохшей крови. Надёжно защищённая Сильмариллом, эльфийка видела, что вокруг кристалла преобразовывается сама суть пространства и его законы, как изгибается воздух вокруг кристалла, как гнётся тяжёлая металлическая подставка под ним, как вздымается и опускается земля под нею, и как бешено бьётся и бушует вода в подземной скважине на значительной глубине. Миралисса ощущала эти все стихии как саму себя, как продолжение своего тела — вихрящийся воздух, дрожащую землю, неистово бурлящую от соседства с враждебной стихией огня подземную воду… Воду? А ведь это отличная идея! Сейчас попробуем их ближе познакомить… Миралисса твёрдо сжала Звёздный камень.

Такого ей испытывать ещё не доводилось. Её словно сжало, сдавило под огромным гномьим прессом, сделав маленькой, тяжёлой — и при этом невероятно прочной. Миралисса с огромным трудом подняла глаза чуть выше — туда, где чёрный кристалл извергал в небеса пламя — и поднять взор было ничуть не легче, чем втащить каменную глыбу на вершину горы. Миралисса сжала камень ещё крепче.

Только не раздавить бы! — мелькнула паническая мысль, но Миралисса её отринула, каким-то чувством зная, что нет в этом мире силы, способной раздробить этот камень.

Её сжатый кулак по прочности не уступал граниту, казалось, сильнее сдавить было невозможно, но эльфийка, превозмогая растущую боль и борясь с невыносимой тяжестью, которая скалой давила на плечи, так что даже стоять было чрезвычайно трудно, сумела сжать камень ещё сильнее.

Мир дрогнул.

Поверхность земли под куполом рассекло несколько зигзагообразных трещин, одна из них прошла прямо под подставкой кристалла — и кристалл, накренившись, медленно скользнул в трещину.

— НЕТ!!! - вопль Старшего Шамана был слышен даже снаружи купола. Он ринулся к кристаллу, чтобы подхватить, удержать — но не успел, ибо под его ногами также расступилась земля, он опасно забалансировал на краю трещины, всё сильнее заваливаясь вбок, норовя последовать за кристаллом…

Удалось ли Шаману удержаться на краю, или же он упал в трещину, Миралисса уже не видела, захваченная другим зрелищем. Кристалл скользил всё глубже под землю, и защитный купол уходил под землю вместе с ним. Купол падал на орков, сокращаясь, оставляя после себя кольцо выжженной земли. От орков, попавших под этот сокращающийся купол, не оставалось ничего, кроме жирного пепла. Стремясь уйти от неминуемой гибели, орки ринулись к бывшему центру купола, пытаясь если даже не избежать её, то, по крайней мере, отсрочить, выигрывая несколько мгновений жизни. Казалось, вот-вот купол весь, целиком уйдёт под землю, оставив от армии орков лишь ровный круг выжженной земли… — но вскоре купол резко остановился, задрожал, как будто под действием сильного ветра, непрерывно меняя цвета и оттенки, а над полем раздался оглушительный не то стон, не то визг, от которого орки, судорожно зажимая уши, рухнули на землю, как подкошенные.

Кристалл достиг водяного горизонта, — сообразила Миралисса. — Ну, сейчас подземные воды ему покажут! - не без злорадства подумала она.

Эльфийка ощущала, как вода бросается на раскалённый кристалл, тут же кипит и обращается в пар, но за нею следуют новые порции воды, ещё и ещё! Кристалл сопротивлялся, но силы были неравны — вскоре стон оборвался на высокой ноте, и купол над орками лопнул. Уцелевшая часть орочьей армии, от которой осталась едва ли половина, медленно поднималась на ноги. Последние события изрядно выбили орков из колеи.

— Вперёд! — звонко крикнула Миралисса, потрясая зажатым в руке луком. — Зададим им жару!

Первым на её призыв поднялся Элл, за ним последовали и остальные. Горстка эльфов быстрым шагом направлялась к пусть разгромленной, деморализованной, но всё ещё многократно превосходящей их численностью армии орков. Вот они уже на дистанции прямого выстрела. Ещё пару шагов, ещё…

— Стреляй! — полувыкрикнула, полупрошептала Миралисса, намечая взглядом первую цель, а дальше тело сработало само, и стрела отправилась в полёт. За ней была следующая, ещё, ещё и ещё… И орки не выдержали. Если бы они ринулись всеми силами к эльфам, то у них был бы шанс их смять и победить — пусть даже ценой значительных потерь. Но ринуться первым на врага и тем самым почти гарантированно получить стрелу — смелости не хватило никому. Зато удирать, бежать подальше от страшных эльфов с их просто ужасающими луками — сразу нашлось довольно много желающих. Их никто не сумел остановить — и вскоре этому примеру последовала вся армия. Эльфы двигались неторопливым шагом, обеспечивавшим максимальный темп стрельбы, методично осыпая войско орков потоком стрел. К чести орков, среди них нашлось несколько храбрецов, пытающихся отвлечь на себя силы атакующих эльфов. Встав с ятаганами наголо, они пытались отражать поток эльфийских стрел, тем самым отвлекая на себя атакующих эльфов и сокращая потери среди оркской армии, чьё отступление уже переросло в бегство, и понемногу превращалось в бегство паническое.

Но судьба этих храбрецов была незавидна — едва заметив такого, двое-трое эльфов делали его мишенью для своих стрел. Этот не то что поток, а целый водопад стрел отразить мог только выдающийся мастер клинка, а таковых среди храбрецов не нашлось.

Может, это и не очень «честно» — несколько на одного, зато очень эффективно, даже не то что «эффективно» — необходимо, - подумала Миралисса, вспоминая свой спор с Грахелем. — Как бы мне ни было нелегко это признать, но он тогда был прав. Конечно, было бы здорово, если бы все войны проводились, как рыцарские турниры — один на один, под бдительным оком судей, с целью демонстрации своих умений и соревнования в силе и ловкости. Но войны ведутся не с этой целью, цель войны — уничтожить меня, мою семью, моих близких, мой народ. А допустить этого нельзя, никак нельзя…

Правила Чести возникли неспроста, не на пустом месте, - продолжала рассуждать эльфийка, продолжая осыпать отступающих орков стрелами — подобные внутренние рассуждения всегда использовались ею, чтобы отвлечься от картины смерти и разрушений, предстающих перед её глазами, в которой был и её вклад. - Когда разумные стали вести войны, то вскоре стало понятно, что побеждают, как правило, вовсе не те армии, которые состоят из более сильных и умелых солдат! Это, конечно, тоже важно, но важнее всего для достижения победы оказалась сплочённость. Ощущение рядом плеча друга и прикрытой спины — это очень много значит! И вот эта сплочённость и сформировала правила Чести в их нынешнем виде — нельзя бросать друга в беде, нужно быть рядом, защищая его, как самого себя. А друг так же точно защищает тебя, а все вместе — друг друга! Но поскольку ни один разумный не может жить с двойной моралью, относясь к друзьям и к врагам согласно совершенно разным принципам — то и к врагам сформировалось особое отношение — согласно правилам Чести.

Армия орков откатывалась всё дальше, и эльфы, движущиеся размеренным шагом, всё больше от них отставали. Прямые выстрелы уже не достигали цели, и эльфы начали стрельбу по навесной траектории. Их примеру последовала и Миралисса, продолжая свои рассуждения:

Мне приходилось видеть такую картину: пасётся на лугу куриная стая. Вдруг над ними появляется коршун. Куры — врассыпную. И каждая думает: "Только бы не меня, только бы не меня…" И коршун, не спеша, выбирает самую упитанную, самую аппетитную, самую жирную. И благополучно ею закусывает. Но однажды мне довелось видеть, как коршун появился над лебединой стаей. Увидев коршуна, лебеди все мигом развернулись и строем ринулись к нему, он бросился удирать, но не успел — и только перья поплыли по воде. Хотя те же лебеди часто соревнуются, меряются силой, кто кого. Но соперников не убивают! А в случае с коршуном — это было не соревнование, это была война. Это был хищник, явившийся за добычей. И лебеди поступили с ним именно так, как он того заслуживал. - Миралисса вновь вспомнила свой спор с гномом. — Конечно, я хотела до него донести, что используя не совсем честные методы, мы тем самым увеличиваем количество бесчестья в мире. И это так, но… но… но если мы будем погибать из-за нежелания поступиться правилами, то вскоре нас не останется — и бесчестье станет всеобъемлющим. Это крайность. Но есть и другая крайность — если мы станем нарушать правила Чести сплошь и рядом, то это перерастёт в привычку — и бесчестье опять возрастёт. Обе эти крайности — плохи. Нужно искать между ними золотую середину. Именно так! - кивнула Миралисса своим мыслям и продолжила стрельбу.

У кого-то из орков-храбрецов, отражающих эльфийские стрелы, по-видимому, оказался амулет, защищающий его от стрел — трое эльфов излили на него реку стрел, но они лишь смешно и безобидно отскакивали от сферы вокруг него. Тогда Миралисса обратилась к магии. Но не успела она даже начать плетение заклинания Ледяной Стрелы, как камень в руке опять ожил. Знакомый огонь пробежал по жилам — и огненный шар, сорвавшийся с её руки, ударил в орка, защищённого амулетом, разнёс защиту вдребезги, обратил орка в кучку пепла и ударил в центр поспешно отступающей армии, которая, после такого, начала удирать ещё более поспешно. Эльфы вокруг, как по команде, остановились, прекратив стрелять и уставившись на неё со смесью страха и подозрения.

— Да, у меня есть Звёздный камень! — Миралисса потрясла перед их взорами Сильмариллом. — Он даёт мне возможность управлять магией всех стихий… Что-то не так?

— Да ничего… Просто… огонь — это же… — протянул кто-то из эльфов.

— Да, огонь! — яростно обернулась к нему Миралисса. — Огонь нам помогает готовить пищу, обогревать жилища, а теперь — и бороться с врагом! — Миралисса обернулась к отступающим оркам, и в них полетело ещё несколько Огненных Шаров. — Плох не огонь, — добавила она намного более спокойным голосом — Огненные Шары каким-то образом выплеснули вместе с магией накопившееся в душе раздражение. — Плох тот, кто использует огонь в неблаговидных целях. Огонь — лишь инструмент.

Эльфы выглядели задумчиво, но в то же время по выражению их глаз Миралисса поняла, что ей удалось-таки достучаться до их сердец и убедить их в своей правоте. Наконец они все согласно кивнули, признавая, что Миралисса права.

— Ну что, возвращаемся? — выразил вслух Элл желание всех эльфов, глядя вслед удаляющейся по направлению к Городу орочьей армии — вернее, её остатков. — Неприятно находиться посреди этого… этого… этой бойни.

Миралисса согласно кивнула, и эльфы поспешили вернуться в родной лес, покинув этот обожжённый круг. Миралисса брела последней, наблюдая, как, при каждом её шаге, вздымается чёрный пепел. Звук шага по спёкшейся до прочности базальта земле получался приглушённым и довольно странным. Эльфийка была уже возле самой границы круга — как вдруг под ногами в серой пыли что-то тускло блеснуло. Миралисса остановилась и подняла арбалет — вернее, то, что от него осталось. Рядом виднелись обгоревшие, но вполне узнаваемые останки серого плаща. Миралисса оглядела арбалет. Увы, он был безнадёжно испорчен — дерево сгорело начисто, медная окантовка, расплавившись, сползла, а стальные элементы под воздействием высокой температуры приобрели невероятную хрупкость, так что ломались от одного её прикосновения.

Грахель бы объяснил, почему так произошло, - подумала эльфийка. — Он бы долго рассказывал, как сталь меняет свои свойства под действием высоких температур, употребил бы кучу мудрёных терминов вроде «закалки» и «перекалки», а вот если бы здесь был Дон, он бы рассказал всё просто и понятно…

Непрошенная слезинка пробежала по щеке Миралиссы и упала в пепел — взметнулся фонтан серой пыли, осел, опал — и нет ничего, вроде бы и слезинки не было…

Впрочем, если бы здесь был Дон, не нужны были бы мне никакие объяснения свойств стали, — внезапно поняла она. — В этом случае сталь бы меня интересовала в самую последнюю очередь.

Останки арбалета полетели в пыль, от удара разлетевшись на несколько частей. На самую крупную из них опустилась ступня эльфийки, превращая когда-то смертельно опасный, а ныне просто хрупкий механизм в бесполезную кучу обломков.

За границей выжженного круга её ждал Элл, напряжённо всматриваясь вдаль, вслед удалившейся орочьей армии. Миралисса подошла к нему, и, не выдержав, обернулась, поглядев в том же направлении. Над Городом Людей взметались тучи пыли, и тонкий слух Миралиссы уловил звуки боя — звон клинков, яростные крики живых, преисполненные муки стоны умирающих. Миралисса удивлённо подняла бровь.

— Да, это так, — Элл серьёзно кивнул головой, верно истолковав её жест. — Там кипит сражение.

— Но кто сражается с орками? — удивлённо спросила она. — Неужели горожане… нет, не может быть!

— Думаю, мы скоро это узнаем. — Элл как бы невзначай обнял её за талию и повлёк к лесу, где уже собрались остальные эльфы, где её ждал отец.

За спиной продолжала звенеть сталь.

Бой продолжался.