"Невский проспект" - читать интересную книгу автора (Вересов Дмитрий)

Часть вторая Замкнутый круг

Глава первая Переплет едет на охоту и попадает в капкан

Телефон в то утро звонил долго. Переплет был уверен, что это опять Григорьев – больше звонить было некому. Взял трубку, готовясь дать комсомольцу решительный отпор, но это был не Дрюня. Голос, раздавшийся в трубке, Переплет узнал сразу.

– Как дела? – спросил Раков.

Тон его был беззаботным, но поскольку до сих пор «стратег» ни разу не звонил Акентьеву, тот ощутил легкое беспокойство. После дежурного обмена любезностями москвич поинтересовался планами Александра на ближайшее время. Переплет еще больше встревожился, но ответил, нисколько не покривив душой, что никаких особенных планов у него на это самое время не имеется.

– Вот и хорошо! – сказал собеседник, хотя Акентьев не сомневался, что наличие планов не имело для того никакого значения. – Девятнадцатого сентября прилетайте в Москву, нужно встретиться, обсудить кое-что! Билет мы вам оплатим – надо думать, вы сейчас не роскошествуете…

Переплет ничего на это не сказал – жаловаться на недостаток потенциальных антисоветчиков и порнографов было как-то странно, отвечать: «Не ради корысти трудимся» – тоже: посчитают издевательством. Как он прекрасно понял, об отказе не могло быть и речи. Он уточнил время и место – в Шереметьево его должна была ждать машина.

– Предстоит небольшой пикник, – посчитал нужным разъяснить «стратег», чтобы Акентьев не паниковал понапрасну.

– Бутерброды брать? – пошутил Переплет, которому все это не очень понравилось.

– Думаю, насчет провизии беспокоиться не стоит! – усмехнулся в ответ Раков. – Кстати, вы не охотник случайно?

– До чего? – не понял Переплет.

– До охоты!

– Думаю, вы бы об этом знали, – сказал Акентьев. – Нет, не охотник. Помнится, как-то, во младенчестве еще, птичку камнем зашиб и с тех пор уже не охотился!

– Жаль, жаль, ну это ничего! Увидимся!

«Что-то было людоедское в этом голосе, – думал уныло Переплет, положив трубку. – Какого черта им, в Москве, от меня нужно?» Все шло прекрасно, книги по эзотерике регулярно доставлялись им в дом на канале. Правда, в последнее время ничего стоящего на эту тему в мастерской не появлялось, но вряд ли это обстоятельство послужило причиной вызова. Нет, не нравилась Переплету эта поездка, но сказаться хворым не получится – не тот случай. Пришлось собираться – времени оставалось в обрез.

«Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал!» – звучало навязчиво в мозгу. Билет был заказан на его имя. «Как в лучших домах Европы», – подумал Переплет, только радости от такого внимания к его персоне не было никакой. Отсутствие предварительной информации – вот что удручало, но взять эту самую информацию было неоткуда. Дрюня Григорьев в столь высоких сферах связей не имел, кроме того, Переплет в последнее время избегал с ним встреч.

«Ладно, – решил он, – на месте все выясним!»

Может, прознал все-таки Раков про его эксперименты и вызывает в Москву, чтобы огласить приговор, а потом расстрелять? Нет, Переплет понимал прекрасно, что, подписавшись на сотрудничество, ввязался во что-то очень серьезное, но не расправится с ним «стратег» – для этого вызывать не нужно.

Тут что-то другое. Собрался с дальним прицелом – упаковал в дипломат лучший костюм, подаренный отцом и практически не надевавшийся: в переплетной мастерской франтить было глупо. Предупредил Федора Матвеевича, что его не будет несколько дней, и прямо из мастерской отправился в аэропорт.

Летать Переплет не любил и предпочел бы отправиться в Москву поездом, но выбора ему предоставлено не было. По пути в аэропорт он вспоминал тот первый раз, когда отец, собиравшийся в Одессу на какие-то съемки, пожелал взять с собой семью – отдохнуть на море. Вот тогда юного Сашу Акентьева охватил какой-то просто невиданный ужас. Почему-то он был уверен, что они не долетят ни до какой Одессы. И вообще самолеты стали казаться ему чем-то смертельно опасным. Какой вой поднял он тогда в здании аэропорта – всегда спокойный Сашенька захлебывался в слезах на руках у нервно трясущей его матери. Никогда позднее Акентьев не мог понять, почему таким странным образом принято успокаивать ревущих младенцев. В тот раз мать добилась лишь того, что его стошнило.

– Мой сын, словно легендарный Антей, – шутил по этому поводу отец. – Не желает отрываться от земли, дающей ему силы!

Правда, в тот теплый июньский вечер Акентьеву-старшему с орущим ребенком на руках было совсем не до смеха. Он не раз выразил сожаление, что детей нельзя перевозить отдельно, как перевозят животных, при этом усыпив их на время полета, чтобы не осложнять никому жизнь.

Несмотря ни на что, до Одессы они добрались. Однако обратно мать с ним ехала уже поездом.

После этого Переплету случалось летать, и не раз. До истерик дело не доходило, но всякий раз он ощущал неприятное беспокойство до тех пор, пока снова не оказывался на земле. Почему-то сейчас он вспомнил именно тот, первый свой полет, хотя и день был непохож – стояла пасмурная осенняя погода. Бабьим летом пока и не пахло: день за днем – дождь и ветер. Мелькнула надежда, что вылет отменят, но тут же растаяла – самолеты взлетали и садились. Акентьев слонялся в зале ожидания, слюнявя во рту мятный леденец, пока не сообщили о начале посадки.

В самолете он задремал – почти всю ночь накануне вылета Переплет провел без сна, пытаясь как-то осмыслить все, что происходило с ним до сих пор. Правда, что считать точкой отсчета, в какой момент жизнь его повернулась на новый лад? Отец в редких «душеспасительных беседах», как называл их Переплет, говорил ему о том, что рано или поздно придет и в его жизнь осознание своего места. Александр не любил эти проповеди и не видел в них абсолютно никакого смысла. Странно, что отец, считая себя интеллектуалом, опускался до подобных нравоучений. К счастью, это происходило нечасто – у Акентьева-старшего просто не хватало времени. Но, вероятно, даже в самом кошмарном сне не мог он представить себе, с чем будет связано возмужание его сына. Вернее, с кем.

В его последний визит Переплет стыдливо спрятал книгу, которую читал, – одну из тех, что следовало отнести на канал, друзьям из Совмина. Правда, сам Александр давно уже не следовал неукоснительно их с Раковым негласному договору – кое-что возвращалось законным владельцам без проверки Совмина. С некоторых пор он стал воспринимать Совмин и всех его аналитиков как своих конкурентов. Они рвались туда, куда он уже сумел попасть самостоятельно. Знали ли они о существовании этого мира или пока только нащупывали пути?

Бывало ведь не раз, что ищет клад целая команда, трудятся не покладая рук, с точными картами и лучшим инструментом. И все без толку. И тут же какой-нибудь случайный прохожий натыкается на этот самый клад и оставляет специалистов с носом. Если ему позволят, конечно. Переплет не сомневался, что «стратег» Раков никаких конкурентов на этой стезе не потерпит и, узнай он о переплетовских экспериментах, ему не поздоровится. Нет, бить, конечно, не будут, а запрут в какой-нибудь клинике, как того же Маркова, и станут изучать.

С тех пор как Александр сумел самостоятельно отыскать путь вниз, в подземный мир, он уже не удивлялся вниманию, которое уделяли вышестоящие товарищи этой «фантастической» литературе. Переплет не мог знать, насколько эти ребята продвинулись в изучении тайных доктрин. Вряд ли намного дальше, чем он, несмотря на свои возможности. Иначе не пришлось бы им изучать старые книги.

И отдавать эти книги проклятым конкурентам было просто глупо. Тем более что, как уже было сказано, никакой особенной выгоды Переплет пока от сотрудничества с ними не видел. Проверить его вряд ли удастся, если только «стратег» не подошлет своего человека с «контрольным», так сказать, экземпляром. Но если тот и додумался до такого, то проверки следовало бы ожидать на начальном этапе сотрудничества, а тогда совминовцам, кто бы там ни стоял за этим весьма условным определением, не на что было жаловаться. Переплет исправно носил все, что попадало в мастерскую, на его взгляд, стоящее. Только в последнее время его стало глодать сомнение.

В Шереметьево к нему подошел человек, гладко выбритый и улыбчивый. «Чем-то они похожи, – думал Переплет, направляясь за ним к машине, – этот тип и Раков. Только “стратег” рыжий, а этот жгучий брюнет – с пролысиной. Словно их там по шаблону лепят, с минимальными изменениями, чтобы не слишком было заметно. Освоили создание гомункулусов по методу Парацельса». А ведь любопытный был метод, но с этим товарищем явно не следовало обсуждать его преимущества – не поймет. Так что ехали молча. Сначала в гостиницу. Привезший его водитель остался в машине. Переплет поднялся в холл, где его ждал Раков собственной персоной. «Стратег» постукивал по ладони сложенной газетой «Правда».

Переплет отметил, что рыжий Раков теперь уже не совсем рыжий. «Полинял, видимо, в преддверии зимы!», – решил он. Обменялись приветствиями.

У «стратега» был какой-то таинственный вид.

– Отлично! – он оглядел Переплета, одетого весьма демократично – в теплый свитер и джинсы. – В самый раз! Сейчас перекусим и поедем!

Куда «поедем», рассказать отказался, пообещав сюрприз. Переплету этот сюрприз заранее не понравился, но делать было нечего. Раков заверил его, что переодеваться не следует – времени мало, да и ни к чему. «По крайней мере, – подумал Акентьев, – мероприятие будет неофициальным». Он не сомневался в том, что Раков пригласил его не для того, чтобы познакомить со своей бабушкой.

Переплет отдал должное обеду: не столько потому, что хотел есть, просто ему не нравилась вся эта загадочность и хотелось оттянуть время до объяснения, которое, как он чувствовал, ему тоже не понравится. Хотя бы пожрем за казенный счет!

– Мы очень довольны вами, Александр, – сказал Раков, который ел мало, ссылаясь на диету. – Впрочем, я с самого начала не сомневался, что на вас можно положиться!

– Вы меня по этому поводу вызвали? – спросил Переплет.

В креманке таяли два шарика шоколадного мороженого. Спиртного не было. «Он меня что, за ребенка принимает?!» – мелькнуло в голове у Акентьева.

– Это только на дорожку! Там, куда мы с вами отправляемся, – объяснил Раков, – будет все, чего ваша душа пожелает. И даже больше!

– Расплачиваться тоже душой? – поинтересовался Александр.

Раков погрозил ему пальцем.

– Мы ведь материалисты! Так что никто на вашу душу не претендует. Угощайтесь!

– Может, хотя бы намекнете?

– Нет, нет! Не уполномочен разглашать. Но не тушуйтесь, я буду рядом – поддержу морально. Мы же с вами сотрудники, я в вас заинтересован.

У гостиницы их ждала та же черная «Волга». Раков вышел с Александром, неся небольшой чемоданчик. Переплет не смотрел по сторонам, в Москве он уже бывал, и не раз. Выехали за город в южном направлении. Пытаться определить, куда они едут, не стоило – Переплет неважно знал Московскую область.

По сторонам от дороги тянулся еловый лес.

В последнее время Александру Акентьеву пожалуй слишком часто приходилось выступать в роли бессловесного багажа, который всякий таскает куда захочет. Сначала Дрюня, теперь вот Раков принял эстафету!

Акентьев никогда не любил загородные поездки. Пешие походы с рюкзаками на Карельский перешеек с его холмами и болотами, песни у костра и тому подобная романтика его нисколько не прельщали. Но сейчас и он был заворожен открывающимися красотами. Среди хвойного массива попадались березовые рощи, деревья уже пожелтели, но листва еще не опала.

– Изумительно,… – пробормотал Переплет.

– Что? – переспросил Раков.

– Лес, – пояснил Александр, – очень красивый!

– Ах, да! – Раков согласно кивнул и похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Водитель, не поворачиваясь, протянул ему через плечо пачку «Кэмела».

– Работа нервная! – проговорил «стратег», словно оправдываясь за дурную привычку.

Один раз остановились на заправке, Акентьев выбрался размять затекшие ноги. Раков посматривал на часы, кивал, соглашаясь с какими-то собственными мыслями.

– Так, может, раскроете секрет, куда мы направляемся? – поинтересовался Переплет еще через час езды.

В ответ Раков показал ему на щит на обочине, мимо которого они как раз проехали. Надпись на щите предупреждала о том, что они въезжают на территорию заказника. Еще полчаса колесили в полном молчании. Разговор иссяк. Переплет закрыл глаза. В последнее время его постоянно преследовало одно видение. Огонь и вода. В огне угадывались очертания корабля, с хрустом падала мачта и повисала над темной водой, обвитая языками пламени. «Что за чертовщина?!» – подумал он. Если ему что-то пытаются сообщить, то слишком невнятно. Он посмотрел на Ракова – тот казался довольным собой. Переплет уже догадывался, что в данном случае он вы-ступал лишь в роли вестника, проводника. Как та мохнатая тварь… Воспоминание пронзило его, как током.

– Что, истомились? – поинтересовался Раков, заметивший его беспокойство. – Скоро приедем! Давненько я в этих местах не бывал – все времени нет, да и компании тоже, а в одиночестве я не охочусь! Вот вы, Александр, человек одинокий – не тягостно?

Переплет посмотрел на него с подозрением – все, даже случайные на первый взгляд, замечания этого человека следовало воспринимать серьезно.

К чему следует отнести это, последнее, он пока не мог понять.

Впереди уже показалось лесничество – двухэтажный коттедж за высоким забором. Ворота были раскрыты, и машина подъехала прямо к крыльцу. Раков жестом попросил Переплета оставаться на месте. Водитель перекинулся парой фраз с человеком, который, заметив их в окно, вышел на крыльцо. Через минуту они пересели в «УАЗ» лесничества и еще пятнадцать минут тряслись по грунтовой дороге, пока не выбрались к месту обещанного «пикника».

Впереди, у дороги, стояло несколько машин разного калибра – черные «Волги», «Уазики» и «Нивы» из лесничества. Лесничеству же принадлежал и грузовик «Урал», который доставил к месту охоты разнообразную дичь. «Все ясно, – подумал Переплет, – искать эту чертову дичь в лесу, понятное дело, долго. Гораздо удобнее стрелять фазанов, когда их выпускают одного за другим из клетки. Непонятно, правда, чего ради тащиться в такую даль. Ради природы? Но тогда почему все эти люди кучкуются возле стола?» Такая охота напоминала ему пение под фоно-грамму – и в том и в другом случае создается иллюзия живого действа, причем охотники, стреляющие в подготовленную дичь, так же довольны, как и слушатели «фанерных» певцов.

Да, собравшиеся не были похожи на товарища Никитина, на вечеринке у которого Переплет был завербован на службу Совмином. Эти люди знали оружие и стрелять умели. Лязгали затворы, рядом лаяла собака: псы скорее присутствовали для антуража – охота велась с загонщиками.

– Слушай, Сергеич, – крикнул кто-то егерю, – утихомирь псину, а не то вместо кабана уложим!

Собаку отвели в машину, и она смотрела печальными глазами из-за стекла. Акентьев пока ощущал себя на этом празднике жизни столь же декоративным элементом – никто им не интересовался, никто не обращал на него внимания. Компания была чисто мужской. Переплет пошел за Раковым, перекинув пальто через руку. После долгой поездки было приятно выбраться на свежий воздух – если бы еще не эти чиновные морды, собравшиеся там, внизу, возле стола. В низине, защищенной от ветра, был поставлен стол. Несколько солдат стояли рядом, исполняя роли лакеев.

– Ну вот вам и угощение! – шепнул Раков, проходя за спиной у Переплета.

– Премного благодарен! – сказал тот тихо.

– Вот Степан Михайлович ручался, что будет кабан! – бурчал в усы высокий плечистый мужчина, лицо которого показалось Акентьеву смутно знакомым.

Раков, который подхватил Акентьева под руку, подвел его, словно школьника, к усачу.

– Вот, товарищ маршал Советского Союза, до-ставил, как и обещал!

– Это не кабан! – крикнул кто-то из-за стола.

– Молчи, дурак! Сам вижу! – мужчина оглядел Акентьева с ног до головы. – Ну здравствуй!

Ладонь была крепкой и шершавой – мужицкая ладонь. Александр пожал ее.

– Маршал Анатолий Николаевич Орлов… – начал Раков, но был прерван повелительным жестом.

– Мы как-нибудь сами разберемся! – сказал Орлов, чью фотографию в парадном мундире, увешанном орденами, Акентьев видел недавно в какой-то газете.

Оказавшись рядом с маршалом, Раков мгновенно потерял весь свой совминовский лоск и, как показалось Переплету, даже слегка уменьшился в размерах. Впрочем, с размерами все было понятно – просто рядом с маршалом все казалось каким-то незначительным. Орлов вполне оправдывал свою фамилию – маршал казался если не воплощением былинных богатырей, то по крайней мере достойным их потомком.

Переплет представился, маршал кивнул – было видно, что он и так прекрасно знает, кого ему привезли.

И повернулся к остальным, продолжая поднятую тему:

– Так где этот чертов кабан?

– Согласно непроверенным данным, – сообщил один из военных за столом, – кабан застрял на дороге!

– Вот ведь незадача! – вздохнул маршал. – Саша, знакомься. Майор Панин, разведка!

Акентьев пожал еще с пяток рук и уселся за стол, мигом появились чистая стопка и тарелка. Переплет подумал и вместо стопки подвинул к себе стакан под одобрительные возгласы собравшихся.

– Я что-то не совсем понял, – после первых двух «тостов» он почувствовал себя более уверенно, – как это кабан мог застрять на дороге?..

– Кабан не мог! – согласился майор, однофамилец знаменитого вельможи. – Но он же на колесах!

– Точно! – хихикнул маршал, однофамилец не менее знаменитых вельмож. – Мы его за руль посадили и права дали!

Объяснялось все просто – кабана готовили заранее, как это обычно принято, но в последний момент маршалу вздумалось переменить место дислокации, и несчастного зверя погрузили снова в грузовик, чтобы доставить на новое место. Где-то на лесной дороге машина завязла в грязи. Впрочем, долго ждать не пришлось: не прошло и пяти минут, как из-за деревьев раздался гул двигателя – проблема, стало быть, была решена.

– Да ты закусывай, – майор подвинул Переплету какую-то мясную рульку. – А не то и впрямь поверишь в кабанов за рулем!

– Закусывай, не закусывай, а ничего не поможет! Да ты не бойся, отправим самолетом обратно, прямо отсюда! – маршал Орлов засмеялся.

– Самолетом-разведчиком? – спросил Переплет.

– Бомбардировщиком, – сказал маршал. – Только не сразу!

Он внимательно посмотрел в лицо Переплету. «Оценивает», – понял тот. Но в каком качестве он мог понадобиться армии, Акентьев не мог себе даже и представить. «Ну что ж, – пытался он рассуждать философски, насколько это было возможно, – может быть, это логическое развитие взаимоотношений с силовыми структурами. Сначала книжечки переправляешь в комитет, потом тебя самого переправят куда-нибудь на Аляску к эскимосам с рацией. Заодно избавятся от лишнего свидетеля… Господи, какая чушь в голову лезет».

– За успешный почин! – Разведчик ткнул в сторону машины, где лежала туша убитого охотниками лося.

– За почин уже пили! – сказал кто-то.

– Значит, повторим! – подмигнул Панин Переплету.

– Уже повторяли, – продолжил правдолюбец, который, несмотря на теплую погоду и обилие горячительных напитков, кутался в настоящую бурку.

На покрытом белой скатертью столе стояло всего несколько бутылок с водкой, но, как вскоре понял Переплет, их просто оперативно меняли, доставая новые из ящика. Никаких других напитков генералитет, видимо, не признавал. Раков привезший с собой минералку, вскоре был разоблачен и осмеян.

– У меня такая диета, – утверждал он, разводя виновато руками.

– И что же это за диета? – вопрошал разведчик Панин. – «Нарзан» и «Полюстрово»? Знаете ли вы, что означает это ваше «Полюстрово»? – обратился он к Переплету. – «Болото» в переводе с греческого.

– С латыни! – поправил машинально Акентьев.

– О, товарищ у нас ученый! Это хорошо. Как говорится, мы не смогли выучиться, так наши дети…

– Саша у нас из Питера! – сказал Орлов.

– Давайте выпьем за Питер! – предложил один из офицеров. – За то, что не сдались врагу!

На другом конце одинокий майор или полковник – Акентьев не силен был в званиях, – уже набравшийся в доску, что-то невнятно напевал, компенсируя отсутствие музыки. Орлов остановился, послушал и махнул рукой:

– Тебе, товарищ Будин, медведь на ухо наступил.

Прежде чем сесть на предложенный адъютантом стул, Анатолий Николаевич проверил его устойчивость.

– Маршал, слетевший со стула, – плохая примета! – пояснил он Переплету.

– А чего ты расселся-то, Николаич? – поинтересовался его сосед, судя по выправке, тоже военный. – Охотиться-то будем еще?

– Тебе уже оружие не дадут – ты подстрелишь еще кого-нибудь, как в прошлый раз было! – отрезал Орлов.

– А что было? – осторожно поинтересовался Александр, отметив про себя, что общались товарищи генералы совершенно непринужденно и без всяких церемоний.

Орлов опять махнул рукой – мол, неважно.

– Смотри, Саша, внимательнее – тут у нас весь цвет Советской армии. Вздумай наш вероятный противник, чтоб ему сгореть, обезглавить Красную Армию, ему достаточно было доставить к месту нашего сегодняшнего базирования одну гранату.

– Зачем вы пугаете юношу, Анатолий Николаевич? – спросил Будин, который, казалось, весьма расстроился из-за того, что ему помешали петь.

– А ты молчи, дурак, – сказал Орлов, опрокинул рюмку без закуски и тут же поднялся. – Пойдем, Саша, разговор есть!

Переплет уже понял, что маршал – человек чуждый сценических эффектов, на которые был горазд, например, его собственный отец. А значит, разговор и правда предстоит серьезный. Поэтому он опрокинул еще одну стопку под одобрительные возгласы генералов.

– Ладно, хорош! – сказал Орлов. – Будет еще повод, это я тебе обещаю!

Переплет с тоской оглянулся на оставленный стол, за которым было куда интереснее. Поднялся и пошел тяжело, как на казнь. Разведчик показал ему большой палец – мол, все отлично. Переплет был в этом далеко не уверен.

– Кабан приехал, товарищ маршал! – крикнул им вслед кто-то из егерей, но Орлов не отреагировал.

– Кабан пьет штрафную! – сказал майор-разведчик. – За опоздание!

Вдалеке залаяли собаки, почуявшие зверя, солнце медленно спускалось к лесу. Акентьев еще раз поразился окружавшей красоте и тому, какими чужими казались здесь и эти полупьяные вояки, и их машины, и он сам. Времени на раздумья, однако, сейчас не было.

– Ты, Саша, чем в Питере-то промышляешь? – поинтересовался маршал.

Вопрос, без сомнения, был чисто формальным – не мог не знать Орлов, кого пригласил на охоту. Тем не менее Акентьев рассказал в деталях про переплетную, опустив, правда, сотрудничество с товарищем Раковым. Орлов мог быть в курсе взаимоотношений Акентьева с Совмином, а мог и не быть.

– Там у тебя еще в прошлом какая-то фарца была? – спросил маршал, выслушав его внимательно.

Насчет фарцы Переплет в своем рассказе умолчал, да и говорить было не о чем: не вышло на этом поприще у него ничего путного. Что он и объяснил маршалу, не переставая при этом недоумевать относительно цели всех этих расспросов. Что это такое? Проверка морального облика?

– Ты думаешь, почему я все это спрашиваю? – озвучил его мысли маршал. – Ты мне, Саша, нужен, извини за выражение, как шило в заднице, но тут уж ничего не попишешь – жизнь связала! Не обо мне ведь речь!

Переплет почтительно ожидал продолжения, не обращая внимания на мужицкие обороты. После слов про жизнь, которая их связала, все казалось уже неважным. Маршал был определенно в своем уме и знал, о чем говорил. А это означало, что сейчас последует что-то поистине ошеломляющее. Акентьев почувствовал, что дело пахнет керосином.

– Я, как сам видишь, уже не юноша, хотелось бы внука увидеть! – Маршал смутился, что, видимо, происходило нечасто. – Дина моя уже не ребенок…

Акентьев напрягся. Имя «Дина» не вызывало у него никаких внятных ассоциаций. Только какая-то кошка замаячила перед глазами, но речь шла явно не о кошке.

Орлов, очевидно, ожидал более оживленной реакции. Может быть, думал, что Акентьев прижмет руки к сердцу или примет еще какую-нибудь трагическую позу – как-никак сын театрального режиссера. Не дождавшись ничего подобного, он помолчал еще с минуту, сжав губы, словно собирался идти в штыковую атаку.

– Не знаю, как вы там познакомиться успели! – Он покачал головой. – Она у меня москвичка до мозга костей. Даже на родину, в Архангельск, съездить не заставишь. Париж ей подавай!…

Тут до Акентьева начало медленно доходить, в чем, собственно говоря, дело. А вернее – в ком.

– В общем, такое дело, – выдохнул Орлов, – будет от тебя, Саша, ребенок у Дины моей. И тебе как мужчине, как отцу нужно сделать правильный выбор…

Он помолчал, хитро прищурившись, и, поскольку Переплет не выказал никаких восторгов, озвучил этот самый выбор:

– Ты вот, я знаю, из семьи благополучной, родители у тебя хорошие. Живешь в свое удовольствие.

А такие же, как ты, ребята сейчас в Афгане гибнут, похоронки их матери каждый день получают… Вот и подумай… Нужно, Саша, взять на себя ответственность! Раз уж нам с тобой повезло. Повезло нам с тобой?

– Повезло! – согласился Переплет, который очень не хотел, чтобы его мать получила похоронку.

Падали осенние листья, медленно кружились. Один из них – березовый, легкий, как почтовая марка, – сел маршалу на плечо. Орлов смахнул его, не глядя. Переплет почувствовал, что нужно выпить. Впрочем, трезвым было бы сложно принять все это – неожиданный брак, отцовство. «Вот уж поистине страна чудес, – думал про себя Переплет, сохраняя на лице благодарную улыбку, – утром был и холост, и бездетен, и никаких бед не знал».

Маршал продолжал разглядывать небосвод: небо над заказником, не в пример питерскому, было ясным. Акентьев решил, что аудиенция окончена, и тихонько затрусил вниз по пологому склону. Возле машин весело грызлись несколько разномастных псов, но при появлении Акентьева они оставили возню и напряженно уставились на него, чтобы через мгновение разразиться дружным лаем.

– Вы бы отошли! – попросил подошедший егерь и посмотрел в лицо Акентьеву. – Собаки вас боятся!

Переплет пожал плечами – раньше животные никогда так не реагировали на его приближение. Он отошел, вернувшись за стол, к гостям, но собаки продолжали надрываться. Потом одной из них, видимо, пришло в голову, что пора сменить пластинку, она стала подвывать. Остальным идея понравилась, и они дружно подхватили вой. Егеря всполошились, заметались возле своих питомцев, успокаивая.

– Говорил я им, – доверительным шепотом сообщил Переплету майор-разведчик, – ну на кой черт собаки?! Все равно это не охота, а так – фикция. Все равно что в зоопарке охотиться. Разве нет?

– О чем ты там, майор, с моим зятем шушукаешься? – с подозрением спросил спустившийся вслед за Переплетом Орлов. – Военные тайны разбалтываешь? Смотри у меня!

– Никак нет… – начал майор, тут же осекся и с удивлением воззрился на Переплета: – Так ты… вы – зять Анатолия Николаевича?!

– Прошу любить и жаловать! – сообщил Орлов.

Все взгляды устремились на Акентьева. В некоторых из них Александр заметил зависть, зато в других – неприкрытое сочувствие. Впрочем, возможно, ему просто показалось.

Маршал же подозвал Переплета и, когда тот подошел, обнял его по-медвежьи, прижавшись усами к его губам. От усов разило водкой. Акентьев сделал вид, что несказанно польщен, и поспешил отодвинуться, пока старику не вздумалось снова лезть с поцелуями. Тосковал он теперь не меньше кабана, предназначенного на убой веселым охотникам. Товарищи офицеры собирались встретить несчастную зверюгу дружным залпом из нескольких десятков стволов. Впрочем, многие из них были «в состоянии сильного алкогольного опьянения». Даже Акентьеву, несмотря на его робкие протесты, вручили ружье – фирменную двустволку.

– Жуков с таким же охотился! – сообщил ему передавший ружье старший егерь.

По выражению его лица Акентьев понял, что, будь его воля, никакого ружья маршальский зять не увидел бы, как, впрочем, и кое-кто еще из присутствующих.

– Да, пора вернуться к нашим баранам, а вернее – кабанам! – сказал маршал. – Любишь кабанятину, Саша?

Переплет пожал плечами – может, и случалось пробовать, да забыл. Орлов потряс дланью, как бы заверяя его, что скоро он сможет полакомиться. Однако не вышло. Зверь, вопреки здравому смыслу и многолетнему опыту егерей, не помчался прямо под выстрелы, а, развернувшись, бросился к машинам мимо охрипших от лая псов. Несколько охотников успели дать нестройный залп, но чудеса продолжались, и зверь двигался с прежней скоростью в выбранном направлении, пока не исчез в лесу. Словно призрак.

– Это был не кабан! – сказал майор из разведки, который пришел в себя первым. – Это они собаку в кабанью шкуру зашили – помните, была байка, что для Хруща кошку за зайца выдали? Кабаны такими умными не бывают – не положено!

– Черт! – выругался маршал. – Это Будин своими пьяными песнями его спугнул! Примета дурная – вот что плохо! Ну а мы на эту примету с тобой сплюнем, верно?

Последняя фраза была обращена к новоиспеченному зятю. Акентьев кивнул – его все просшедшее от души позабавило.

– Ладно, – решил Орлов, который все еще держал ружье, будто надеясь, что зверь одумается и вернется, – на сегодня нам и так хватит!

Переплет подумал, что маршал может и его самого с полным на то основанием записать в свою добычу.

Свадьбу сыграли в конце сентября, спустя неделю после охоты. По-видимому, Орлов нисколько не сомневался в исходе беседы, потому что практически все оказалось готово, начиная со свадебного платья, колец и кончая всеми процедурными хлопотами, от которых молодые супруги, само собой, были избавлены.

Первая встреча с невестой произошла в присутствии будущего тестя и больше напоминала фарс. Лишенная вместе с макияжем и сигаретами львиной части шарма, Дина выглядела на все свои тридцать лет с хвостиком и даже чуть больше – сказывался веселый и совершенно некоммунистический образ жизни. Сейчас ничто в ней не напоминало ту эксцентричную дамочку, с которой Акентьев повстречался на отцовской премьере. Переплет не знал, какими кнутами и пряниками суровому маршалу удалось добиться, пусть и временного, послушания, но догадаться было нетрудно. Гонорары критика вряд ли могли позволить Дине приобретать дорогие шмотки, в которых она привыкла щеголять. Но в любой момент все это могло прекратиться. Маршал, как потом узнал Акентьев, пригрозил также, что в случае неповиновения вышлет ее на родину, в Архангельск, а это для бедной Дины было равносильно смерти.

– Так это мой? – Переплет указал на ее живот.

– Возможно. – Она посмотрела на него сквозь растопыренные пальцы. – Я тебя шокирую?

– Меня трудно шокировать! – Александр был готов к подобному повороту и сейчас нисколько не покривил душой.

– А я постараюсь! – пообещала она.

Дверь в комнату была прикрыта, и шагов Марьи Григорьевны было не слышно, но Переплет почувствовал, как она прошла по коридору и остановилась, прислушиваясь к их разговору. В комнате тускло блестели фотографии за стеклами – их было много, все незнакомые лица, и развешаны кучно, в деревенской манере. Переплета, впрочем, обстановка не раздражала – хватало других поводов для раздражения.

Пили крепкий чай – спиртное будущей матери не полагалось.

– Я бы сделала аборт! – продолжала откровенничать Дина. – Только отец не позволил. Ему, понимаешь ли, очень хочется посмотреть на внучку!

Акентьев посмотрел на нее задумчиво.

– Тебе не хочется узнать обо мне что-нибудь? – спросила она, немного удивленная и уязвленная его молчанием. – Я, например, много о тебе знаю, больше, чем ты думаешь!

– Разведка доложила точно! – Переплет пожал плечами. – И что, много компромата нарыл твой папаша?

В его положении только и оставалось делать вид, будто ничего не произошло. А ее задевало это пренебрежение. Акентьев и не догадывался, что его подозревают в одном из смертных грехов – в гордыне. Однако если он и презирал Дину, то вовсе не по причине ее происхождения. Сейчас его мысли вообще были далеко как от нее, так и от ее папаши – о себе нужно было думать. Выкрутиться тут не удастся, разве что в окно, вниз головой. Значит, нужно постараться просто извлечь максимум выгоды из создавшегося положения. Снова пришли на ум слова о перстне, который он должен найти. Женитьба предоставляла новые возможности, о которых он раньше не мог и мечтать.

А значит, цепочка продолжала складываться так, как было нужно ему.

– Помнишь, я тебе говорила при встрече в прошлый раз, – сказала она, – про одного актера. Марков, кажется, нужно посмотреть в записульках! Хорошо бы его пригласить на свадьбу!

Переплет поморщился дважды, как от зубной боли, – в первый раз от упоминания имени Маркова, второй от этих ее «записулек». Можно было легко привыкнуть к некоторым чисто московским выражениям, которые у Дины переплетались с просторечными формами, явно почерпнутыми от матери, – она использовала их нарочно, щеголяя, как некоторое время назад французские пижоны щеголяли в русских солдатских шинелях. Но эти уменьшительные «записульки», «штанульки». Пойди пойми еще, о чем речь!

Он сразу вспомнил визит Маркова в мастерскую – первый и последний. И ведь совершенно случайно зашел, как сам Кирилл тогда признался – «словно черт привел». Может, впрочем, и привел – с него станется. Может, он и принес ему этого чертова маршала с дочкой?

Но, как он уже знал, Марков уехал на гастроли в Европу, так что на свадьбе присутствовать не способен. Переплет и сам не мог объяснить, чем нежелательно это присутствие. Он не хотел признаваться самому себе, но что-то в новом Кирилле Маркове его по-настоящему пугало.

– Жаль! – Дина пожала плечами, узнав о гастролях. – Интересно было бы посмотреть на него!

– В Ленинграде полно других актеров, – даже немного обиженно сказал Акентьев. – Отец пригласит кого пожелаешь!

– А мне хотелось именно этого! – капризно сказала Дина, но в конце концов ей пришлось смириться.

Переплет меньше всего желал афишировать неожиданную женитьбу, но от него уже ничего не зависело. Отпраздновать «втихаря» не получилось. Тут неожиданно стал протестовать Владимир Акентьев, с которым маршал связался в обход будущего зятя. Отцы быстро нашли общий язык, несмотря на разницу в образовании и характерах. Акентьев-старший, не будучи дураком, подозревал, что за внезапной женитьбой сына стояло что-то более весомое, чем нежные чувства, тем не менее делал вид, что все в порядке. Как ни крути – этот брак не выглядел мезальянсом. Невеста, может, и не первой свежести, но с таким приданым на мелочи не обращают внимания. Александр почти не сомневался, что между ней и отцом что-то было – об этом он судил по нескольким взглядам, которыми они обменялись. Отнесся к этому философски: в конце концов, это, кажется, обычное дело у некоторых племен, да и в средневековье широко практиковалось – право первой ночи.

С некоторых пор Переплет стал ощущать это пьянящее чувство безразличия к условностям. Соблюдать их было необходимо. Это было правило игры. Но воспринимать всерьез – никогда. Дина чувствовала его настроение и относила на счет воспитания. Ее нигилизм был другого сорта – инфантильный, демонстративный, а Переплета с первых дней общения она объявила конформистом-притворщиком.

– Не говори слов, которых не понимаешь! – грозил ей пальцем будущий супруг.

Свадьбу отпраздновали в одном из лучших питерских ресторанов. Хлопоты на этот раз взяли на себя поровну Орлов и Акентьев-старший.

– Ты не перестаешь меня удивлять! – сказал последний, когда официальная часть банкета, с поздравлениями и пожеланиями, была закончена и отец с сыном смогли переговорить в уголке наедине. – Вот, кстати, от меня!

В его руке появился вполне предсказуемый конверт.

– Сам понимаешь, – сказал он, – искать для тебя чайные сервизы на тысячу персон я не стал бы – сам купишь, что пожелаешь… Я вижу, ты до-волен!

– Доволен, – сказал Переплет, – что жив остался!

Рассказ об обстоятельствах, при которых он обзавелся невестой, много времени не занял. Но, к удивлению Александра, рассказ этот не произвел на отца того впечатления, на которое он рассчитывал.

– М-м-м… – Акентьев-старший всегда не любил ничего не значащих междометий, но здесь явно не знал, как начать. – Не ты первый! – сказал он наконец.

– Только прошу без банальностей! – попросил Переплет.

– К сожалению, Сашенька, это не банальность, а утверждение, основанное на самом что ни на есть жизненном опыте! – сказал отец и вздохнул.

Переплет посмотрел на него, на мать, за столом радостно улыбавшуюся кому-то из знакомых.

– Ты что, хочешь сказать, что и тебя вынудили?.. – недоверчиво спросил он.

– Ну, ситуация была несколько другой, но можно сказать и так. Дед твой, адмирал, был еще менее любезен. Просто обещал меня сжить с белого света, а с его связями это, сам знаешь, было очень даже просто… Так что он тебя спас от хирурга!

Переплет подумал про себя, что в его случае все не так просто. Насчет ребенка Дины он был совсем не уверен – его ли это дитя. Но проверить это удастся, только когда будет уже слишком поздно. Впрочем, отец, наверное, прав со своей сермяжной правдой – не он первый, не он последний.

Он вернулся на свое место во главе стола, а Дина уже кружилась в танце с каким-то своим престарелым родственником, бросая в сторону жениха тревожные взгляды. Были причины. С правого фланга к Акентьеву подбиралась брюнетка, затянутая в зеленый переливчатый шелк, похожий на змеиную чешую.

– Я вас знаю, – сказала зеленая змея, – вы работали в «Аленушке», там у вас еще был такой напарник странный, стихи читал!

– Вы что-то путаете! – ответил хладнокровно Переплет. – Я никогда не работал ни в какой «Аленушке», мы по переплетной части вообще-то…

– Ну как же? – Она изогнула бровь, но, видя его категоричный взгляд, сочла за лучшее не спорить.

В качестве приданого жених получал четырехкомнатную квартиру на набережной лейтенанта Шмидта. Перебравшись на невские берега, подальше от родительского глаза, Дина ненадолго успокоилась. Ее капризы были типичными для беременных, но Переплета они мало касались. Ему было предложено на выбор несколько должностей в городском исполкоме – Орлов и мысли допустить не мог, что его зять будет продолжать прозябать в переплетной мастерской.

Александр, и так несколько обескураженный стремительными переменами в своей жизни, не сразу смог выбрать между равноценными, на его взгляд, вакансиями. Пока он размышлял, их количество сократилось до одной: заместителя начальника отдела с жутковатой специализацией – ритуальные услуги. Первый раз услышав, в какой интересной отрасли ему предстоит занять место, Акентьев пришел в уныние. Воображение сразу нарисовало бесконечную череду кладбищ, похоронных контор и крематориев, которые ему предстоит опекать и инспектировать. Однако действительность оказалась веселее. Проверка печей и могил в его обязанности не входила, работа была чисто бумажной – с многочисленными заседаниями, плавно перетекавшими в застолье. Акентьев-младший еще застал самый конец умирающей советской эпохи – счастливое время для тех, кто был у кормушки.

Перемена места работы означала не только новый оклад и перспективы в плане карьеры. С ходу пришлось вникать в тонкости взаимоотношений в исполкоме, эти отношения были, пожалуй, более важны в данном случае, чем сами служебные обязанности.

– Люди, – объяснял ему старый жук из числа опытных работников, приставленный к Акентьеву неофициально, дабы ввести его в курс дела, – люди, вот наше основное богатство, Александр Владимирович. Поэтому общайтесь больше с людьми и налаживайте контакты! Вы меня понимаете?

Он улыбался, и глаза за очками в простенькой стальной оправе казались исполненными житейской мудрости. Переплет последовал доброму совету, тем более что люди к нему сами тянулись. Теперь он ощущал себя самостоятельной личностью без юношеского, ничем не подкрепленного вызова. И вы-шло все в полном соответствии с классиком, который советовал ни о чем не просить: «Сами придут и дадут».

Со своим непосредственным начальником Акентьев познакомился лично лишь спустя три дня после поступления на службу. Товарищ Черкашин пропадал где-то в Москве – «обменивался опытом», как не то в шутку, не то совершенно серьезно сказал он. Назначение его замом Акентьева, не имевшего нужного опыта, Черкашина нисколько не смутило. Переплет подумал, что, вероятно, подобные назначения здесь вообще в порядке вещей, а в ходе разговора стало ясно, что шеф хорошо знаком с маршалом Орловым.

Прощание со старым Федором Матвеевичем, для которого уход Переплета стал весьма неприятной неожиданностью, было по-своему трогательным.

– Я понимаю, – вздохнул тот, выслушав Акентьева, – семья – это главное. А в ваше время деньги стали нужнее… Мы-то о них и не думали!

Акентьев крепко пожал ему на прощание руку, старик и не подозревал, сколь многим Саша ему обязан. А сам Переплет до сих пор не осознавал, насколько привязался к этому месту. Представить себе, что он никогда больше не окажется здесь, среди старых книг, никогда больше не услышит ворчливо-добродушных наставлений старика, было трудно. В этот момент его сердце вздрогнуло, но только на мгновение. «Нужно двигаться вперед», – напомнил он себе.

В здание на канале он, само собой, не стал заходить на прощание. Оставалось только гадать, кто теперь станет подбирать книги для Совмина. Может быть, Зоя? Переплет на прощание вручил ей коробку шоколадных конфет и поцеловал ручку. Зоя вздыхала – теперь не с кем будет и словом перекинуться. Со «стратегом» Раковым после той памятной охоты Переплет не виделся. Продолжать отслеживать для Ракова книги по магии и прочей эзотерике и одновременно трудиться в исполкоме было просто физически невозможно. Напоследок он получил напоминание о необходимости молчать о том, что ему приходилось выполнять. Раков назвал это «деликатными поручениями».

Акентьев уже самостоятельно нашел одну библиотеку: оставалось убедить Дину приобрести ее – чем-то нужно было заполнять книжные полки.

А Переплету нужно было заполнять вечера в ожидании перемен. Вся его жизнь превращалась в ожидание, а то, что происходило с ним, включая этот брак и место в исполкоме, было лишь ступенями, ведущими к цели. Старую квартиру – давний подарок отца – он решил продать. Две квартиры для одного – слишком большая роскошь для советского человека, тем более для чиновника. Акентьев еще не успел окончательно утвердиться в своем новом статусе, и возбуждать нежелательные слухи не хотелось. Иногда он с тоской вспоминал о том времени, которое провел там. «Рано ностальгировать начали, товарищ Акентьев», – одергивал он сам себя строгим «партийным» тоном, который так удачно получалось имитировать на вечерах у отца.

Квартира на набережной была роскошной даже по сравнению с московскими апартаментами Орловых. Странно было бродить по полупустым комнатам, в которые только начали ввозить мебель. Одна из комнат была отведена под его кабинет.

– Сможешь тут переплетать книги на досуге! – Дина постоянно старалась уколоть его, но у нее не очень получалось.

Информации не хватало, если Орлов и знал что-то, то не стал делиться с дочерью. «Что ж, правильно», – думал Акентьев. Как было сказано в «Домострое», с которым он тоже успел познакомиться на прежней работе, «жена да убоится мужа своего». Правда, заставить Дину бояться у него вряд ли получится, это Переплет хорошо понимал.

Вечера он теперь проводил за изучением книг. Дина должна была быть довольна – золото, а не супруг. Однако новоиспеченная мадам Акентьева довольна не была. Дине казалось, что он не уделяет должного внимания ей и будущему ребенку. Когда же Акентьев попытался напомнить ей о том, что его отцовство – факт далеко не очевидный, Дина назвала его скотиной и параноиком.

– Я просто шутила, прикалывалась! – сказала она, но прозвучало это не слишком уверенно. – Твой ребенок, твой, я знаю!

Акентьев чувствовал, когда она врет. Он быстро научился распознавать ложь, угадывал, когда следовало ожидать просьбу или истерику. Это поначалу озадачивало ее, затем начало раздражать. А дело было не в каких-то исключительных особенностях Переплета – просто она была на редкость однообразна и предсказуема.

Спорили из-за всего, Дина когтями вцеплялась в каждую мелочь, которая связывала ее с прежней жизнью. Сколько споров было только из-за одной фамилии. Отец считал, что она должна стать Акентьевой – «как положено».

– Куда положено? – спрашивала зло Дина. – Я журналист – у меня фамилия имеет значение.

– Возьми двойную, – предлагал Переплет, которого все это лишь забавляло, – Орлова-Акентьева!

Супруга мысленно примерила предложенный вариант, но потом категорически затрясла головой – слишком длинно!

– С беременными так всегда бывает! – объясняла Марья Григорьевна эти припадки раздражительности и непременно при этом брала его за руку, словно боялась, что он сейчас исчезнет, наплевав на все угрозы и подарки.

Переплет встречал тещу подчеркнуто радушно: ему нужен был благоприятный отзыв – от этого зависели взаимоотношения с маршалом. Еще на свадьбе пьяный Орлов пообещал, что если он обидит Дину, то перспектива его поездки в Афган, в гости к душманам, превратится в реальность. А о духах по Союзу ходили разные ужасные слухи, похожие на детские страшилки. Так же шепотом передавали, что «наши» там тоже отличились. Адом, в котором безвозвратно гибнут души, представал Афганистан в этих рассказах, и Акентьев не сомневался, что действительность еще хуже рассказов. Нет, там ему не место.

Одну из комнат решено было отдать под дет-скую. Дина недолго развлекалась, выбирая обои, кроватку, ночные рубашки для роддома, специальные платья для беременных, какие-то книги и препараты для улучшенной лактации. «Есть ли жизнь после брака?» – вспомнил Переплет старую шутку, слышанную еще в бытность диск-жокеем «Аленушки». Тогда его собственная свадьба казалась чем-то запредельно далеким. Переплет не раз заявлял во всеуслышание, что из всех женщин не нашел ни одной, от которой хотел бы родить ребенка, ибо «я люблю тебя, о вечность»! Случайным слушателям эта цитата ни о чем не говорила.