"Нарушители правил" - читать интересную книгу автора (Новоселов Дмитрий)

8.

Если бы я не нагнулся, то мне бы снесло полголовы или выбросило с девятого этажа. На меня упала стойка с цветами и кусок штукатурки. Из многочисленных порезов пошла кровь. Я попробовал подняться. Это удалось не сразу, огромный горшок с фикусом прижал подставку к полу, и мне пришлось выползать из-под нее ужом. На кухне что-то продолжало взрываться и лопаться, над самой головой, трассировали горящие точки. Я подполз к двери и заглянул внутрь кухни. Тихонов лежал совсем близко, причем на животе, а голова при этом смотрела вверх. Живой человек так лежать не может. Правая рука была вытянута в мою сторону, как будто он хотел достать до порога. Вокруг разгорался пожар.

Не вставая с колен, я подполз как можно ближе, ухватил его за рукава и вытянул на лоджию. Потом вернулся на кухню, взял со стола злополучную папку, которая уже начала плавиться и пулей вылетел на лоджию.

Тихонов был мертв. В этом не было никаких сомнений.

Я растерялся. Из кухни начали вырываться языки пламени. Жар становился невыносимым. Я захлопнул дверь, стало немного легче, но огонь уже подбирался к разбитому окну. Ногами расчистив путь я оттащил тело Тихонова в другой коней лоджии и положил его под окном, выходящим из зала на лоджию. С улицы сквозь витраж палило солнце, а в окно, выходящее из зала, было видно, что и там уже дым.

Вначале мыслей не было вообще никаких, потом я обратился к своей палочке-выручалочке – девяти отцовским заветным правилам. Правило первое о том, что не бывает безвыходных положений, ясности не добавило, а восьмое о том, что всегда нужно следовать логике тоже не принесло успокоения. Остальные пункты под данную ситуацию не попадали. Нужно сосредоточиться, это всего лишь задачка. Если ее решить, то все будет хорошо. Руки, наконец, отцепились от одежды мертвого Тихонова.

Я вернулся за папкой. Ноги не держали, поэтому передвигался я исключительно ползком.

На обратном пути, мне показалось, что на меня кто-то смотрел из зала. Почувствовал взгляд левой щекой. Может быть, это отсвет пламени? Или жар подползающего огня? Повернул голову и посмотрел в зал. В окне метнулась тень. Я вскочил. Дыма было мало, и я ясно увидел, что в сторону двери идет человек. Не спеша и не оглядываясь. Я не мог его разглядеть толком, мне мешали отсветы в окне. Но это точно был человек!

– Эй, – прошептал я.

– Э-э-э-э-й!!!! – уже во весь голос.

Человек даже не оглянулся, даже не ускорил шаг, как будто на прогулке. Слегка дернул плечом и исчез из виду, свернув в коридор.

Я бросил папку на Тихонова, схватил с пола этажерку и со всей силы звезданул ей по окну выходящему из зала на лоджию. Железка отскочила как резиновая. Горшок с фикусом!

В мирное время я, может быть, и поднять то его не смог, а тут силища откуда ни возьмись. Двумя руками, да над головой, да со всего размаху! Хваленое импортное окно лопнуло как мыльный пузырь. Я нырнул в дыру как в прорубь. В два шага долетел до коридора.

Человек как раз открывал входную дверь. Он толкнул ее наружу, потом вытащил ключ и сел на корточки.

– Эй! – опять заорал я.

Человек лег, выполз по-пластунски через порог и захлопнул дверь ногой. Я бы, конечно, его догнал, но непонятные действия настолько поразили меня, что я еще секунд пять не мог двигаться. Я подумал, что он глухой и сумасшедший.

Подбежав к двери, я подергал за ручку, повертел колесико замка, навалился плечом. Бесполезно. Дверь открывалась ключом, а ключ забрал этот тип.

Медлить больше нельзя. Я уже почти горел. Дым не давал дышать. Я стал суетливо бегать по квартире и открывать подряд все двери. Вот спальня, тут дыма еще нет. Окно, отвесная стена. Вот комната ребенка, окно, стена, внизу двор. Мне пришла мысль, разбить окно и привлечь этим чье-нибудь внимание. Я уже протянул руку, но вспомнил, что открытое окно – дополнительный источник кислорода. Я только дам пищу для огня и устрою сквозняк. Тогда у меня не будет ни каких шансов.

Надо тушить! Я ринулся на кухню, но огонь уже поедал коридор. Тушить поздно! Я помчался на лоджию. Открыв дверь из зала, сделал неловкий шаг, споткнулся о труп и упал лицом в землю из-под фикуса. Огонь со стороны кухни пробрался на балкон.

Я поднялся и посмотрел наружу. С лоджии можно было конечно и покричать. Но, внизу лес, все равно никто не услышит. Высунулся по пояс. Чтобы не сгореть, оставался всего один выход – перебраться к соседям. Я уже собрался лезть, но вспомнил про Тихонова. Мне показалось, что оставлять его здесь как-то не по-товарищески. Вот проблема!

Я схватил бывшего директора бывшего «Бумторга» за кисти и потащил в попавшуюся до этого на пути ванную. Кое-как перевалив его через край джакузи, я заткнул пробку, зачем-то перекрестил и пустил воду. Теперь он будет как живой. Душил кашель, недолго потерять сознание от угарного газа.

Примчавшись обратно на лоджию, я наткнулся на огонь. Он уже лизал левый край. Нужно спасаться. И что-то сделать с папкой. Я решил просто тупо бросить ее вниз. Если останусь в живых – найду, дай бог, не украдут. Прицелился и запустил ее параллельно земле, как кидают камешки в воду, когда хотят поесть блинчиков. Папка планировала не долго, через секунду она перевернулась и камнем пошла вниз, застряв на сосне метрах в двух от земли. «Точно не украдут», – подумал я и, перемахнув через перила, встал ногами на нижний карниз и приставным шагом двинулся в сторону соседней квартиры. Посреди пути, преодолевая стену между лоджиями, я отпустил левую руку от рамы, чтобы нащупать опору у соседей. Во время этого опасного маневра нужно было стоять на месте, но из-за отсутствия опыта я продолжал переставлять ноги. В самый неподходящий момент карниз кончился, и левая нога упала в пустоту. Правая тоже соскользнула. Процарапав носом стену, я повис на одной руке. Сердце упало в штаны вместе с геморроем.

Я заставил себя успокоиться. Вначале нащупал ногами опору, потом аккуратно поднял левую руку и снова взялся за парапет. Чтобы прийти в себя понадобилось тридцать два гулких, на весь квартал ударов сердца.

Отклонившись назад, я посмотрел на цель своего путешествия. Радости это зрелище мне не принесло. У соседей лоджия была застеклена пластиковыми окнами, и все они были закрыты изнутри.

Я вернулся назад. Пришлось наступать прямо в огонь. Я чувствовал, что у меня горят брови. Схватил с пола подставку под цветы и снова перелез наружу. Держась правой рукой за парапет, я подошел как можно ближе к соседским окнам и стал наносить этой железкой удары по стеклу. Я даже не сразу почувствовал, что мое орудие было раскалено от огня. Бить было неудобно и поначалу результатов никаких не было. Руки, которая находилась в квартире Тихонова, касалось пламя.

Наконец стекло треснуло. Потом разбилось. Осталось сбить осколки, чтобы не ампутировать себе пальцы. Я не смог до конца закончить эту процедуру, потому что выронил подставку, и потому что уже не мог терпеть жар. Железяка пролетела кувыркаясь все девять этажей, стукнулась о землю и подпрыгнула до окон второго этажа.

Лучше бы я не смотрел вниз. Зрелище не прибавило смелости. Наконец, собрав в кулак всю волю, я протянул руку и ухватился за соседский парапет. Получилось небольшое распятие. Одна рука на одной стороне, другая у соседей, а ноги набок. Секунды через две переставил к соседям ногу. Почти шпагат. Теперь самое сложное. Нужно перенести одновременно правую руку и ногу. Из кармана послышался танец с саблями. Хороший саундтрек к моим выкрутасам. Три четыре. Ух. Сердце рвалось из рубашки. Вроде получилось.

У соседей нижний карниз гораздо уже. Я упирался самыми носками, практически одними большими пальцами. Немного передохнув, попробовал перевалиться внутрь. Удалось мне это с третьего раза. Я плюхнулся на серую плитку и чуть не разрыдался. Дрожало все тело. Каждая частичка.

Музыка кончилась, потом опять заиграла. Я решил, что, если это жена, то не буду брать. Я не смогу скрыть свою проблему, а она сойдет с ума. Оказалось, что это наяривал Аркашка.

– Ну, как вы там? – бодро спросил он.

– Вызывай пожарных, милицию и скорую. Тихонов мертв, а я чуть живой.

– Ты где?

– Квартира Тихонова горит, а я перебрался к соседям.

– Ни фига! Что у вас там происходит?

– Потом расскажу.

В разбитое окно стало затягивать дым. Дверь из лоджии в квартиру к счастью не была заперта. Я толкнул ее и прополз в зал, оставляя за собой кровавые пятна. Мне хотелось уйти как можно дальше от очага возгорания.

Чтобы не умереть до приезда спасателей, необходима перевязка. Я стал шарить по ящикам, в поисках бинта или другой чистой тряпки, но они на удивление оказались пустыми. Наверное, это была квартира губернатора, и в ней никто не жил. Только на кухне удалось найти старую, грязную, сбившуюся в комок марлю, которую я изорвал на лоскуты и неумело завязал порезы и раны. В течение трех секунд марля из серой превратилась в багряную.

От входной двери шел дым. Я проковылял в самую дальнюю комнату и открыл окно. Оно тоже выходило в лес. По земле бегали возбужденные люди и показывали вверх пальцами.

Пожарные приехали через десять минут. Они начали наступление из коридора – я слышал голоса и топот ног – а так же со стороны леса, подняв огромную раздвижную лестницу. В защитных костюмах и блестящих касках они были похожи на персонажей из компьютерных игр. Одни очень быстро карабкались по никелированным ступенькам, другие с сумасшедшей скоростью разматывали на земле шланги. Все действовали четко и слаженно, как на учениях и страшно матерились при этом.

Пока они тушили пожар, я вычислил длину их лестницы. Конечно, результат был не совсем точен, потому что угол наклона стрелы пришлось определять на глаз. Высоту этажа я принял за два и семь.

Когда запахло баней, и дым превратился в пар, две группы пожарных встретились. Они сняли шлемы и закурили. Двое на Тихоновской лоджии, а один прямо на верхних ступеньках лестницы.

– С вами все в порядке? – спросил он, увидев в окне мою физиономию. – Теперь вы можете выйти в коридор.

Я исчез из окна, и теперь уже безбоязненно прошел на лоджию.

– Со мной не все в порядке, – сообщил я им, очутившись рядом, – а в коридор я выйти не могу, потому что у меня нет ключа, – я рассказал им о своих акробатических подвигах и о взрыве, с которого все началось.

Тот, который стоял на лестнице, связался по рации с машиной. Оператор повернул манипулятор в мою сторону, и парень протянул мне страховочный пояс. Секунд через пять я снова оказался в квартире Тихонова, вернее в том, что от нее осталось.

Один из МЧС-ников твердо взял меня под локоть и вывел в коридор. В группе людей около лифта он выбрал взглядом невысокого молодого парня в штатском и подвел меня к нему.

– Этот человек находился в квартире, – представил он меня. – И еще, там, в ванной, полной воды, плавает труп.

После такой рекомендации человек проявил ко мне интерес. Он отвел меня на пол этажа ниже и попросил рассказать о том, как все было. После моего правдивого рассказа парень сочувственно вздохнул и защелкнул на моих окровавленных руках наручники.

– Никуда не уходи, – сказал он. – Мы разберемся. Такой порядок.

Я прислонился к стене и, собирая на спину плевки и побелку, опустился на корточки. Мне было все равно. Я закрыл глаза и стал считать, какой мощности должен быть двигатель, чтобы доставлять на девятый этаж один литр воды в секунду, если один литр воды весит один килограмм. Задачка была не сложной, но меня постоянно отвлекали. Один раз подошел врач, молодой пацан, осмотрел меня и заявил, что меня нужно срочно отвезти в больницу.

– Ты патологоанатом? – спросил его человек в штатском.

– Да.

– Вот и иди, занимайся трупом

– Я вас предупредил, – пожал плечами врач.

Наконец, пришел серьезный сержант.

– Этот что ли? – спросил он у штатского.

– Угу.

– Пошли, – он пнул меня в ботинок.

Мы спустились вниз, спасибо ему, что на лифте. Двор был полностью забит людьми. Дети и пенсионеры. Я хотел посчитать, чтобы вывести процентное соотношение, но тут ко мне подлетела боевая девушка с микрофоном. Она засеменила рядом, но на нас не смотрела, а повернула лицо в камеру, которую направил на нее подбежавший следом оператор.

– Сегодня, – затараторила она, – было совершено покушение на губернатора. Преступники заложили фугас, мощность которого пока неизвестна. К счастью, губернатора в это время не было дома. Пострадал один человек. Перед вами один из задержанных. Этот человек подозревается в теракте.

Последнюю фразу она произнесла с брезгливостью и деланным ужасом.

– Вы можете сообщить, за что вас задержали? – обратилась она ко мне.

Сержант, поняв, что его снимают, замедлил шаг. Я представил себе, как сегодня вечером он купит пива, посадит у телевизора всю семью, и станет ждать, когда же его покажут.

Я промолчал и отвернулся. Девушка отстала, но не потому, что не успевала за нами, а из-за оператора, который не мог развить особой прыти, приложившись глазом к видоискателю.

– Мы будем следить за развитием событий, – пообещала корреспондент, – и в ближайшее время сообщим вам, почему планы преступников сорвались.

Меня посадили в воронок и отвезли в то самое отделение, куда я приходил делать заявление о грабеже, мало того, препроводили в ту самую комнату, в которой стоял стол с надписью «менты – козлы». После этого я совсем не удивился, когда минут через десять в железную дверь вошли Полупан и Ситдиков. Мне показалось, что, увидев меня, Полупан вздрогнул. Он почесал за ухом, устало плюхнулся на табурет, не стал язвить или там восклицать: «о, какие люди»! а просто спросил:

– Где очки?

Я поднес руки к лицу. Их действительно не было.

– Потерял.

Полупан пожал плечами:

– Рассказывай.

Я рассказал все по порядку и подробно. Не забыл упомянуть и про человека, который таким странным способом покинул квартиру Тихонова.

– Он именно пополз? – уточнил Ситдиков.

– Именно.

– Прямо на животе?

– Да, по-пластунски.

– А зачем?

– Если бы я знал.

В диалог вмешался Полупан:

– А Тихонова ты, значит, не топил?

– Нет.

– А от чего он умер?

– Мне показалось, что он неудачно упал во время взрыва. Наверное, сломаны шейные позвонки.

– Он упал во время взрыва, умер, а потом запрыгнул в ванну?

– В ванну его положил я.

– Зачем?

Как мне объяснить, чтобы не выглядело враньем? Я сказал правду.

– Ты положил его в воду, чтобы он не сгорел? Хотя он уже был мертв?

– Да.

Силовики переглянулись.

Они дали мне ручку и велели написать все, что я им только что рассказал. Руки отказывались держать перо, и оно периодически падало на пол. Мои кисти до сих пор были завернуты в грязную марлю, но это никого не волновало.

– Ладно, – устало сказал Полупан, прочитав мое творение, – иди отсюда.

Ситдиков изумленно уставился на коллегу. Я тоже несказанно удивился.

– Я? – спросил я.

– Да, – подтвердил милиционер. – Давай, давай, иди. Надоел уже. Проваливай.

Ситдиков хотел было возразить, но лицо Полупана налилось и превратилось в камень. А что можно возразить булыжнику?

– Под твою ответственность, – все-таки выдавил из себя прокурор.

– Конечно.

От недоумения я потерял способность двигаться.

– Тебя пинками, что ли выгнать? – раздраженно спросил Полупан.

Я подумал, что пинками не надо и встал.

– Стой, осадил Полупан. – Ты куда сейчас?

– В отель.

– Ладно, никуда из города не уезжай без моего разрешения.

Я хорошо знал дорогу до гостиницы. В сизом вечере вульгарно светился бутик «Париж», метрах в пятидесяти от него пугающе темнела подворотня, в которой честный грабитель отобрал у меня портфель. А после нее уже совсем близко, через площадь, истыканную неоновыми фонарями, виднелся мой временный приют.

– Опять подрался? – как-то буднично спросил Спартак.

– Мне нужна зеленка и бинты или лейкопластырь.

– Легко.

Я взял ключ и поднялся в номер.

Лоскуты, в которые превратилась новая одежда, рассыпались при малейшем прикосновении. Без очков я не мог, как следует рассмотреть весь ущерб, нанесенный моему телу, и это было благом для моих нервов, но если судить по восхищенным возгласам, которые стал извергать Спартак, притащивший медикаменты, он был немалым.

– Помочь? – участливо спросил он.

– Нет, спасибо.

Оставшись один, я стал разматывать повязки. Кровь засохла, и тряпка казалась кожей, которую сдирают по живому. Я корчился и орал. Мне было так одиноко и плохо в этих безразличных стенах. Да и переодеться не во что. Замечательный повод.

Я позвонил Жанне.

– Привет, дорогой, – обрадовалась она. – А папа говорил, что ты больше не появишься.

– Как не появлюсь? У тебя же мой портфель.

– Портфель? Где?

– Должен в коридоре стоять, – испугался я.

Жанна пошла посмотреть.

– Да, стоит. Так ты из-за портфеля? – разочаровано спросила она.

– Нет. Не только. Мне нужна моя спортивная одежда. Ты можешь ее привести в гостиницу?

– Наверное, – по изменившемуся голосу можно было догадаться, что она обиделась.

– Подожди, – передумал я. – Ты сейчас где?

– Дома.

– Диктуй адрес.

Я взял со стола ручку и записал на салфетке. Позвонил Спартаку и попросил вызвать такси, потом собрал бинты и зеленку в пакет, туда же бросил пару носков и трусы. Я не мог тут больше оставаться.

Где-то между вторым и третьим этажами бравурный и агрессивный армянский танец заставил вздрогнуть меня и лифтера. Я подумал, что нужно сменить мелодию.

– Ты где? – спросил Тагамлицкий. Вот не отдыхается ему!

– В гостинице в лифте еду.

– Тебя только что показывали по телевизору. Ты что там вытворяешь? – он был раздражен. Возможно, завидовал моей славе.

– Это ошибка следствия.

– Не много ли ошибок за последнее время?

Что я мог сказать в ответ? Пришлось промолчать.

– Ты виделся с Тихоновым?

– Да.

– Каков результат?

– Результата нет. Тихонов мертв.

– Что?!

– Он взорвался.

Последовала пауза.

– Ну и какие твои дальнейшие действия?

– Я пока не знаю.

– Значит, так. Завтра чтобы было ясно и четко расписано по пунктам, что ты собираешься предпринять, чтобы выполнить поставленную перед тобой задачу. Если плана действий не будет, я докладываю шефу, что ты завалил задание и отзываю тебя в Москву. Затраты на бесполезную командировку вычтем из твоей зарплаты.

Тагамлицкий даже не поинтересовался деталями, он готовился отбивать чечетку после того, как смешает меня с грязью в глазах у шефа.

– Постараюсь, – обреченно сказал я.

В такси позвонила жена. На этот раз от музыки вздрогнул таксист. Хорошо, что хоть руль не выпустил.

– Лапа, ты где?

– В такси.

– Слушай, только что звонила Элла Жуткер, она утверждает, что якобы видела тебя по телевизору, как будто бы тебя опять арестовали! Это правда?

– Это была ошибка, – расплывчато сказал я.

– Вот и я ей говорю, что такого не может быть. Какое покушение на губернатора? При чем тут ты? Ей давно пора проверить зрение.

Я не стал объяснять ей, что слово «ошибка» не относится к Элле Жуткер и к тому, что она видела. Есть много возможностей, говоря чистую правду ввести человека в заблуждение. В данном случае на благо.

– Ты скоро приедешь? Мы так соскучились!

– В худшем случае завтра.

– Почему в худшем? – капризно спросила она.

– Потому что это будет означать, что я не справился с задачей, и меня могут уволить.

– Уволить? Как уволить? Пупс, не мели ерунды. Ты гений, – голос у жены стал испуганный. – Я в тебя верю. Ты должен справиться. Оставайся столько, сколько надо. Мы подождем. Целую.

– И я.

Машина свернула на Чернышевского.

– Вон к тому дому, – указал я таксисту. – Пожалуйста, высадите прямо у подъезда. У меня непрезентабельный вид.

Таксисту было якобы все равно, он пожал плечами и прижался к самому бордюру, но все-таки внимательно посмотрел на меня, забирая деньги.

В таких старых подъездах большие окна. В молодости мы поднимались на третий или четвертый этаж, погреться у батареи и посмотреть на чужую жизнь напротив, если ее не успели закрыть шторами. Надо будет подсказать на счет шторок Беатрисе, хотя замочная скважина – это все-таки круче.

– Жанна! Тут какой-то оборванец к тебе пожаловал, – крикнул, легкий на помине Беатриса, открыв дверь. – Я же говорил, – понизив голос, обратился он ко мне, – если есть в радиусе ста километров какой-нибудь придурок, он обязательно прилипнет к моей дочери.

– Я не придурок, – с сомнением ответил я.

– Да что ты говоришь? А кого это там во всех новостях показывают, да еще так красочно, что моя дочь оторваться не может? – на Беатрисе красовалась обновка – черный со звездами халат с большим вырезом. Интересно, как ему удается создавать ложбинку на коже между искусственных грудей?

Из комнаты появилась Жанна. Она смотрела на меня с ужасом, сочувствием и любовью. Эта взрывоопасная смесь гармонировала с ее каштановыми волосами.

– Ой! Ой! Ой! – запричитала она. – Что с тобой твориться! Боже! Ты опять весь изранен! Да что же это такое!? Быстро в ванную.

Она затащила меня в санузел, пустила воду и стала нежно раздевать. Даже ее мягкие, тонкие аккуратные пальцы и те причиняли боль. Она окружила меня сочувствием, причитала, и сама чуть не плакала, видя как я корчу рожи. Почувствовав заботу, я принялся вовсю страдать. Это так приятно, почти счастье, когда тебя жалеют. Я стонал и охал, а когда полез в воду, капризничал и хныкал.

Я был голый, но совершенно ее не стеснялся.

– Полежи минут двадцать, милый, а я пока приготовлю еду.

Ей нравилось за мной ухаживать.

Честно говоря, боль была жуткой, причем одновременно во всем теле. Такое случилось со мной впервые и как себя вести я не знал, потому что ни одним из правил такая ситуация не предусматривалась. Мне казалось, что я веду себя как тряпка, а истинный мужик должен с улыбкой смотреть на свои раны. Я еще не знал, что настоящее испытание ждало меня впереди, и это было испытание зеленкой.

Тут уж я совсем распоясался, даже стыдно.

Кое-где Жанна меня перевязала, и я стал выглядеть эффектно и загадочно.

Беатриса притащил халат, естественно, женский, он оказался впору и мы, наконец, расселись за столом, образовав правильный треугольник. Халаты на нас были одинакового кроя.

После рюмки водки Беатриса оценивающе осмотрел меня и сообщил:

– Прекрасно выглядишь. Тебе идет.

Вот еще не хватало, чтобы он принял меня за своего.

– Между прочим, – продолжил Беатриса свою мысль. – Все великие женщины мира были переодетыми мужчинами.

– Да ну? – ехидно переспросил я. – Например, кто?

– Например, Мона Лиза, – с готовностью ответил Беатриса.

– Это не новость, – возразил я. – Очень многие считают, что Леонардо придал этой даме свои черты.

– Ничего он не придавал. Он рисовал с натуры.

– Как это?

– Очень просто, создавая полотно, он смотрел на себя в зеркало. Поэтому у портрета некая асимметрия. Я проводил опыт, брал репродукцию Джоконды, подходил к зеркалу и смотрел. В отраженном виде черты становились более правильными, и открывалось, что перед тобой мужчина. Это была его домашняя одежда.

– Вы хотите сказать, что Леонардо да Винчи щеголял по дому переодетым в женщину?

– Тебе этого не понять.

Я пожал плечами.

– Ну, хорошо, а кто еще?

– Тебе всех перечислить?

– Ну, нет. Хоть кого-то.

Жанна сидела опустив глаза в тарелку, она стыдилась этого разговора.

– Все началось с египетской царицы Хатшепсут, – продолжил Беатриса. – Почему-то принято считать, что это была женщина, переодетая в мужчину. Но, изучив материал, я понял, что ничего подобного, он был настоящим фараоном, просто у него была женская сущность, и, в конце концов, подданные запутались. Он хотел, чтобы его считали женщиной, поэтому и вошел в историю, как женщина.

– А я всегда считал, что самой великой царицей Египта была Клеопатра. Может, и она была переодетым мужчиной?

– Нет, – раздраженно ответил Беатриса. – Она была женщиной. Но, что же в ней великого? После нее не стало Египта!

– Ну, а кто еще? – из вредности спросил я. Так как первый раз слышал про Хатшепсут, то возразить не мог, а поспорить хотелось. – Из современных.

– Сколько угодно. Фаина Каплан, Раневская, Софья Ковалевская, Нани Брегвадзе, наконец!

Тут уж я не выдержал и расхохотался. Беатрису мой смех не на шутку обидел. Чтобы дискуссия не переросла в ссору, Жанна предложила сменить тему.

– А меня сегодня опять не приняли на работу, – сказала она. – Им не подошло мое образование. Заочное их, видите ли, не устраивает. А зачем тогда вызывали на собеседование? В резюме же все написано! Потом одна женщина из кадров сказала, что я не умею себя вести на интервью. Такая приятная особа. Вот, – Жанна показала клочок бумаги, – она написала мне список книг, по которым можно подготовиться. Завтра куплю.

– Книги книгами, но все-таки прием на работу – это дело субъективное, – вставил я умную мысль. – Важно понравиться начальнику.

– А я хочу, чтобы меня приняли за ум.

Я подумал, что в Жаннином случае лучше давить на красоту, но промолчал.

Все это время я не замечал, что ем. Оказывается, салат, жареную картошку и мясо под майонезом. Пальчики оближешь.

– Ты это сама готовила? – спросил я у Жанны.

– Нет, па…

– Я, – перебил ее Беатриса.

– Вы хорошая домохозяйка, – примирительно похвалил я.

Беатриса зарделся и застеснялся.

У Жанны на телефоне запела «АBBА». Она сказала:

– Да, я, – потом передала трубку мне.

– Это, Спартак, – сказала трубка.

– Кто?

– Рисепшн.

– А.

– Тут менты. Они тебя пасут.

– В смысле?

– В смысле ждут. Как только вы уехали, подъехала тонированная семерка, из нее вышел мусор и прямо к моей стойке. Я, говорит, ищу такого-то и такого-то, в смысле – тебя. Он в номере? Я говорю, нет уехал. На чем? На такси. Номер не запомнил? Я говорю, не запомнил. Он вышел, сел в тачку и типа отъехал, а сам стоит за углом и ждет. Вроде как спрятался.

– Это точно, милиция?

– Точно.

– Он что удостоверение показал?

– Нет. От него запах.

– Какой?

– Ментовской.

– Не факт.

– Факт.

– А сорок первого «москвича» там нет?

– Нет. У ментов только «жигули». Это парни из наружки, если тебя это интересует. Они посидят до утра, потом начнут пробивать таксистов. К обеду будут уже в курсе, куда ты делся. Ты там следы не заметал?

– Нет, прямо до подъезда.

– Тогда жди гостей. Только ты не бойся, брать тебя, у них задачи нет, просто топтуны.

– Спасибо за информацию.

– Легко. Я сразу понял, что ты крутой.

Все окончательно запуталось. Я осознал, что пришла пора разобраться с теми событиями, которые в последнее время творились вокруг моей скромной персоны. Надо взять лист, бумагу и составить задачу. Это будет задача на логику без цифр и величин. Неизвестным будет причина, которая вызывает действия. Мне нужно с кем-то посоветоваться.

В наличии имелись только неуравновешенная девица, которую нигде не берут на работу и престарелый трансвестит. Это не лучшие советчики, но все же.

Я пересказал своим друзьям разговор со Спартаком и попросил Жанну принести карандаш и бумагу.

– Я буду чертить круги, каждый из которых будет обозначать конкретное событие, произошедшее со мной по приезде в ваш город, буду подробно рассказывать о нем, и мы все вместе попытаемся найти между ними что-то общее. Это что-то будем обозначать стрелками. Надеюсь, что у нас получится читаемая схема.

Отец с дочерью отнеслись к моему предложению с энтузиазмом. Правда, чертить сам я не мог, руки отказывались держать карандаш. Чертила Жанна, мне оставалось только говорить.

Я стал рассказывать с момента, когда пришел в офис к Чебоксарову, но потом вспомнил про папку и начал с самолета. Всего у нас получилось шесть неправильных эллипсов. Первый – отравление адвоката; второй – попытка ограбления комнаты; третий – похищение портфеля; четвертый – убийство Чебоксарова; пятый – тюрьма; шестой – убийство Тихонова. Беатриса быстро вник в происшествия и предложил убрать из списка тюрьму. Он обосновал это предложение тем, что тюрьма не является самостоятельным событием, а лишь следствие убийства Чебоксарова. Я убрал тюрьму. Жанна предложила начертить дополнительный эллипс для Аркашки. Он взялся, откуда ни возьмись, и по ее словам, очень подозрителен. Я заверил ее, что Аркашка к другим событиям не имеет отношения, у него чисто шкурные интересы, которые он сразу обозначил. Еще Жанна хотела придать статус события нашей с ней встрече, но я сказал, что это, конечно, важное происшествие, но с криминалом никак не связанное.

Оставив пять кружков, мы принялись искать между ними связи – объединили отравление адвоката, попытку ограбление гостиничного номера и воровство портфеля в одну подгруппу, которую назвали «папка». Беатриса предположил, что все эти неприятности связаны с документами, которые в ней находятся, или, точнее с их содержанием. Дескать, кто-то за этой папкой гоняется. Выглядела эта версия убедительно. Во вторую подгруппу вошли убийства. Тут версий не было никаких. Я вспомнил про последние слова Чебоксарова и про то, как Тихонов отговаривал его связываться с Захаровым.

– Постойте, – воскликнул Беатриса. – Ведь и папка напрямую связана с этой фамилией. Понятно?!

– Точно! – подхватила Жанна и обвела все пять эллипсов одной жирной чертой. Получился большой круг, который она назвала «Захаров». – Адвокат тоже нанят Захаровым.

– Получается, что все замыкается на моем бывшем товарище по институту, – сделал вывод я. – Только связи не вижу. Зачем убивать людей, если мы предполагаем, что кому-то известно, что папка у меня?

– Загадка есть, – согласился Беатриса, – но мы уже близки к разгадке. А где эта папка?

– Висит на сосне, – я рассказал им о том, как выбросил ее с горящего балкона.

– Так чего же мы сидим? – поинтересовалась Жанна, – Давайте поедем, достанем ее и посмотрим, что в ней.

– Ни в коем случае, – остановил я ее. – Это нарушение девятого правила, не лезть в чужие дела. Стоило мне нарушить третье – не бери чужого, как заварилась эта кутерьма. Ни за что! – еще раз повторил я.

Дамы переглянулись. Они меня не понимали.

– Хорошо, – согласился Беатриса, – если тебе нельзя, не смотри. А нам можно. Вот мы и посмотрим.

– Нет, – уперся я. – Моя задача избавиться от всего этого. Мне все надоело. Если все дело в Захарове, то я завтра пойду к нему и все решу. Утром сниму папку с дерева и отдам хозяину. Хочу домой.

– Захаров – подонок, – неожиданно сказала Жанна.

– А у меня о нем самые хорошие воспоминания, – возразил я.

– Ты же сам говорил, что он увел у тебя девушку.

– Она была свободным человеком, и сама его выбрала. Посмотри на меня, увести у меня девушку большого труда не составит никому.

– А мне ты нравишься.

– Спасибо.

Жанна вышла в коридор и принесла визитную карточку.

– Вот его адрес.

«Захаров Константин Сергеевич, директор ОАО «Аспект», – гласила визитка.

Мелодия танца с саблями набирала звук постепенно, и я успел нажать на кнопку, до того, как она достигла своего максимума.

– Как дела? – спросил Аркашка.

– Терпимо.

– Отпустили?

– Да. Причем чуть пинка под зад не дали.

– Ты где?

– В гостях.

– У Жанны?

– Да. У меня проблемы на работе. Тагамлицкий требует, чтобы я завтра утром доложил ему, как я собираюсь возвращать деньги с фирмы, хозяева которой уже умерли. Я не знаю, как мне быть.

– Расскажи Тагамлицкому обо мне. Я пока еще и там и там директор. Если он даст гарантии, что оставит мне этот остаток в качестве товарного кредита и сделает меня вашим дилером, то я завтра вывезу товар в размере нашего долга со складов и подпишу любой договор, который вам нужен. Вы одним выстрелом убиваете двух зайцев. Возвращаете свои деньги и приобретаете партнера в регионе. Я ведь не нищий, у меня и офис есть и деньги кое-какие. То есть, я сразу делаю первую проплату, но уже за следующую партию товара, а этот вы мне как бы авансируете.

Это был шикарный выход из положения. Весь вопрос в том, что Тагамлицкому нужно? Вернуть долг или завалить меня по полной? В конце концов, если этот гад не согласится, позвоню шефу. Он этот шаг оценит и Тагамлицкий получит по шапке.

– Хорошо, – сказал я Аркашке. – Завтра, как только в Москве наступит рабочее время, я этот вариант согласую и перезвоню тебе.

– За тобой заехать?

– Нет, спасибо, – мне действительно было неудобно загружать его по пустякам.

Мы выпили еще по рюмке, доели второе и салаты.

– Мне пора, – сказал я. – Спасибо вам большое за приют и сочувствие, особенно тебе, Жанна. А вам, Беатриса, за вкусный ужин.

– Оставайся, – попросила Жанна.

– Оставайся, – предложил Беатриса. – Я покажу тебе еще картины.

– Куда ты такой? Тебя развезло. Мало что ли неприятностей?

– Тем более что там за тобой хвост.

А почему бы и нет? Меня действительно клонило ко сну.

Мы пошли в зал. Беатриса достал новые инсталляции. Эти картины были такие же мрачные и натуралистичные. Они были великолепны. Я спьяну пообещал ему помочь с организацией выставки в Москве. Беатрису аж прошиб пот, а Жанна захлопала в ладоши.

Мы еще немного поспорили про переодетых мужчин. Беатриса договорился до того, что Жанна д,Арк тоже была мужиком. Я спросил, не в ее ли честь он назвал дочь? Мы опять чуть не поругались, пока нас не расцепила Жанна. Она отвела меня в спальню и уложила в чистую постель.

На потолке метались белые полосы от проезжающих по улице машин.

Она пришла, когда я уже почти уснул, видимо ждала, когда задрыхнет папаша, легла рядом со мной под одеяло и полезла целоваться. В лунном свете она была прекрасна. Горячая и свежая, вся упругая.

Вначале у меня ничего не получалось. Я даже испугался, потом неожиданно понял, что к чему.

– Слушай, – спросил я ее. – Те твои очки без диоптрий, они далеко лежат?

– В сумке.

– Надень, пожалуйста.

– Зачем?

– У меня никогда не было женщин без очков. Я комплексую.

Жанна сходила куда-то и вернулась в очках. После этого все пошло как по маслу. Даже слишком.

Я сильно опозорился. Кончил на двадцать второй фрикции. Если учесть, что мы с женой занимаемся этим в лучшем случае раз в неделю, то реабилитироваться в глазах Жанны мне точно не удастся.

– Вон там, из-за облака выглянул ангел и выстрелил в нас из лука, – сообщила Жанна.

– Небо чистое уже почти месяц.

– Ну и что.

Мы лежали на спине. Мне было стыдно. Жанна гладила меня по груди. Тут произошло неожиданное. Я почувствовал, что опять могу. Я даже опустил руку, чтобы убедиться. Все точно. Такого не было со мной лет десять. Может, на самом деле кто-то там выстрелил?

Мы опять начали все сначала. Причем так лихо и безудержно, как по правде я думал и не бывает. Под конец у меня болел пресс и стучало в висках. Жанна сказала:

– Ох. Подожди… – потом добавила: – Кайф! – и уснула

У меня разболелись израненные руки, но я представлял себя мужественным и терпел.

Вот так удивил меня мой младший товарищ. «Мистер Мускул», как называла его моя жена. Вспомнив о жене, мне стало неловко. Все-таки папа был у меня интересный человек. Не предусмотрел на эти действия никаких правил. Что-то она не позвонила мне, моя суженая.

Я чувствовал себя предателем. Корил и самоедствовал. Долго не мог уснуть. Когда угрызения поутихли, приполз котенок, забрался на подушку и стал сопливо урчать в ухо. Пришлось прогнать его в грубой форме. Потом долго не давали уснуть насекомые. Они бились о стекло и жужжали.

Мухи совести.