"Игры Высоких" - читать интересную книгу автора (Курмаев Дмитрий)

Часть третья ИГРА

Глава 1 СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Дорога была запущенной. Сквозь растрескавшийся камень проросла трава. Деревья обступили ее вплотную, и временами всадникам, чтобы не задеть их ветви, приходилось пригибаться, словно уклоняясь от броска степного аркана. Влага с потревоженной листвы падала на людей и животных холодным душем. Иногда путь преграждали поваленные стволы лесных исполинов, и тогда приходилось спешиваться и прорубать дорогу в обход. Низкое, грозившее затяжным дождем небо едва проглядывало сквозь зеленый шатер. Птицы здесь были странные: они молчали, когда мимо проезжали всадники, но стоило тем немного отъехать – начинали шумно обсуждать их своими сварливыми голосами.

– Ничего, скоро выйдем на имперский тракт. А там, если верить карте, и до постоялого двора рукой подать. – Сархен сделал скупой глоток из фляги и вернул ее Комкову.

– Рукой подать – это сколько? – Андрей убрал флягу. Судя по весу, в ней осталось чуть больше трети.

– Ну, дотемна точно успеем, – сказал монгол. На нем был засаленный зеленый кафтан. На левом боку висела длинная сабля, на правом – саадак[26] со сложносоставным луком[27] и стрелами. Кольчуга и шлем были в мешке, притороченном к седлу. У Комкова кафтан был слегка посвежее, вместо сабли – длинный обоюдоострый меч в черных посеребренных ножнах. Лука у него не было вовсе: стрелять с коня – наука, которой нужно учиться всю жизнь. Вместо этого он носил пояс с набором хорошо сбалансированных метательных ножей. Шлем и доспех также ждали своего часа в седельном мешке.

– Скорее бы, – мечтательно проговорил Комков.

Они шли, вернее, ехали через Амбурский лес пятый день. И его уже достали ночевки на свежем воздухе в компании мелкой жужжащей кровососущей сволочи, жесткое пригоревшее мясо на ужин и сухари на завтрак, сон вполглаза из-за тоскливых вздохов и воя в темноте и испуганного ржания коней.

За все время пути они не встретили ни души. Для купеческих караванов старая дорога была уже не пригодна, а желающих пуститься в странствие через Злой лес в одиночку или небольшой группой, видимо, было не так много. Особых ужасов, впрочем, они тоже не видели: ни веселых братьев, ни гигантских волков, о которых трепали в Кирпине. И ничего удивительного в этом, пожалуй, не было. Разбойникам нечего делать там, где нет добычи. А волки размером с дом, скорее всего, вообще сказка. Хотя какая-то сволочь и пугала ночами коней. Самыми страшными оказались однообразие, скука и задница, превратившаяся в сплошную мозоль. Комков уже раз десять пожалел, что решил сэкономить несколько дней пути, вместо того чтобы примкнуть за умеренную плату к торговцам, отправляющимся в Сальвейг.

Сархен оказался прав – вскоре лес раздвинулся, и они выехали к широкой дороге. На украшавшей обочину П-образной виселице ветер слабо покачивал три тела: бородатого пожилого мужчины с черными руками крестьянина, молодой женщины практически без одежды и худого подростка. Монгол соскочил с коня рядом с виселицей, внимательно оглядываясь. Комков смотрел на казненных, чувствуя, как внутри мутной волной вскипает бешенство. Он успел наглядеться на подобные «достопримечательности» в портовом Кирпине, где они с Сархеном покупали коней, но привыкнуть не мог.

– Свежие совсем. Видишь полосы сапожной сажи на лицах? – спросил Сархен. – Это знак. У патруля не было желания возиться с табличками и писаниной, а может, просто грамотных не оказалось. Их вздернули как шпионов Черной Вдовы.

– Думаешь, это не так? – Андрей смотрел на лица казненных. Что-то тяжелое, мрачное ворочалось внутри.

Сархен сплюнул в сторону.

– Какой из крестьянина лазутчик? Что он знает? Вот любого караванного купца можно сразу вешать, ошибки не будет.

Монгол забрался в седло и кивнул на бородатого.

– Этот со снохою и младшим сыном вез продукты на постоялый двор. Встретили патруль. То ли девчонка понравилась, то ли сказал чего не так…

– Понятно, – пробормотал Андрей. – Вот и пришили дело.

– Ага, – согласился монгол. – Пришили. Мужика с сыном избили, с девкой позабавились. Потом всех повесили, чтобы штраф за обиду не платить. Телеги угнали, на том же постоялом дворе продадут по дешевке, как реквизированное.

– Ладно, поехали, – буркнул Комков. Вот и добрались до «цивилизации»…

Монгол, понукая коня, поравнялся с ним.

– Кстати, мы этих героев наверняка скоро нагоним, ты уж держи себя в рамках. Хорошо?

Комков угрюмо кивнул. Монгол был прав. Второго штрафа за «оскорбление действием», как в Кирпине, их бюджет не выдержит. А путь еще неблизкий.

Свинцовые тучи все-таки пролились холодным дождем.

– Вот, блин… – Комков накинул на голову плащ.

Дорога была пустынна. Мерный топот копыт убаюкивал, к тому же Сархен уныло затянул на одной ноте древнюю степную песню из трех слов. Андрей потряс головой, отгоняя дремоту. Ну, где этот постоялый двор?..

…Постоялый двор – двухэтажный бревенчатый дом и несколько хозяйственных построек за высоким забором – они увидели за очередным поворотом дороги уже в сумерках. Ворота успели прикрыть на ночь. Монгол громко постучал в них своим литым кулаком.

– Хто эта там? – тут же откликнулся гнусавый голос.

– Два путника, – сообщил Сархен.

– А чего надо-то?

– Чуссен, – тихо прошипел монгол, зло оскалившись. – Ищем защиты от непогоды, горячей еды и ночлега!

Было слышно, как, приглушенно ругаясь, кто-то снимает засов. Створки со скрипом приоткрылись. В щель выглянул здоровенный детина с лицом олигофрена. Он долго рассматривал сначала монгола, потом Андрея. Комков, вспомнив о своей «благородной» крови, решил вскипеть.

– Чего уставился, быдло?!! Плетей давно не получал?

– Да нет, получал… – Детина задумался, наморщив лоб. – Сегодни только… Когда в сарае, эта…

– Молчать! – взревел Андрей, разозлившись уже не на шутку. – Отворяй ворота, хам.

– Дык тесно у нас нынче, ваша милость, – доверительно сообщил здоровяк. – Конных вроде вас понаехало! И телеги Михая-Бородача с собою привели. А самого Михая – того!

Детина сделал круглые глаза и изобразил рукою петлю вокруг своей шеи.

– Шпиен, оказывается, был, – выпучив глаза, сказал он. – Сам Черной Вдове продался и всю семью продал. А мы и не знали ничего! Вот ведь…

Монгол, которому давно все это надоело, хлестнул детину плетью по груди. Несильно для такого бугая, но ощутимо. Тот ойкнул, хихикнул и принялся за дело.

Во дворе было тесно от телег и привязанных к коновязи под навесом коней. Несколько молодцев в красных кожаных куртках, опираясь на короткие копья, стояли возле крыльца двухэтажного дома.

– Это не патруль, – тихо сказал Сархен. Он указал на круглый кавалерийский щит, висевший над входом в дом. На щите скалил пасть ставший на задние лапы медведь. – Это барон Жульен по прозвищу Шатун. Судя по отзывам, та еще сволочь!

– Это я уже понял… – вздохнул Андрей.

После недолгих препирательств стража пропустила Комкова и Сархена вовнутрь. Испуганный хозяин, смешно размахивая руками, кинулся к ним навстречу.

– Комнату на двоих, горячий ужин, воды для мытья и корма для наших коней. – Сархен ударил на опережение.

– Так мест-то… – начал было хозяин.

– У нас подорожная, подписанная самим герцогом! И ты смеешь отказывать нам?!! – рявкнул Андрей.

За подпись герцога, похожего на толстого усатого таракана, они отдали большую часть своего золотого запаса. Но без подорожной было никак нельзя. Империя находилась в ожидании скорой войны с Черной Вдовой, которая, не торопясь, гнула под себя одного хана за другим в Большой степи. И патрули на дорогах творили что хотели.

Хозяин, тряся щеками, выставил перед собой пухлые ладошки.

– Что вы, что вы, господа!

Комната нашлась. Хоть и не без скандала с наглой челядью барона. Неизвестно, чем закончилась бы склока, Сархен уже шипел как змей, брызгал слюной и хватался за саблю. Но тут на шум спустился сам Шатун.

– Добрый вечер, господа. – Жульен был молод, высок и хорош собою. – Прошу прошения за моих слуг, они порою ведут себя неподобающим образом…

Он выразительно глянул на самого крикливого хлопца, и тот сразу съежился.

– Пустяки, господин барон. Абсолютные пустяки, – сказал Андрей, отвечая на его галантный поклон.

Барон уже успел переодеться из пыльной дорожной одежды в длинный вечерний халат. Красный, фамильного цвета. На поясе висел кинжал в золоченых ножнах.

– Надеюсь, вы не откажете в любезности разделить со мной трапезу, когда расположитесь и приведете себя в порядок с дороги, господин?.. – поинтересовался Шатун.

– Анджей, господин барон. Ваш щит говорит сам за себя, а я не догадался представиться сразу.

– Ну так как насчет ужина, господин Анджей?

– Буду рад, буду рад! – Комков широко улыбнулся и наклонил голову. – Ваши люди любезно уступили нам комнату для ночлега, а мы, в свою очередь, угощаем их лучшим вином, какое только можно отыскать в этом богом забытом месте!

Комков, Сархен, барон и начальник его стражи расположились отдельно от остальных: их стол отгораживала от общего зала тонкая деревянная перегородка. Две дородные дочки хозяина сноровисто накрыли на стол господам, а потом стали обслуживать рассевшихся простых вояк. Сквозь перегородку были слышны сальные шуточки, отпускаемые солдатами в их адрес, шлепки, взрывы хохота, стук массивных глиняных кружек с вином.

Сначала все дружно набросились на еду. Андрей налег на дымящуюся похлебку, Сархен и угрюмый начальник стражи ломали руками и грызли зажаренную на вертеле птицу. Барон заказал себе что-то вроде пшеничной каши с мясной поджаркой. И лишь когда первый голод был утолен, они наполнили бокалы и выпили за Бога и императора. Теперь можно было приступать к расспросам и беседам.

Комков представился небогатым дворянином с Северных островов, который, по воле матушки, в сопровождении старого верного слуги пустился в путь, дабы разыскать двоюродного брата и его сестру, год назад пропавших на окраине Империи вместе с торговым караваном.

Барон покачал головой.

– Мне очень неприятно вам это говорить, дорогой Анджей, но не думаю, что они до сих пор живы… Участь же юной девушки вообще может быть хуже смерти…

Комков мрачно посмотрел на барона.

– Я знаю, Жульен. Но волю матери и свой долг брата я должен выполнить… Я либо их найду, либо добуду доказательства их гибели.

– И где же вы их станете искать, позвольте полюбопытствовать? – Шатун аккуратно промокнул губы салфеткой.

По манерам было видно, что долго обретался при дворе императора.

– Сначала порасспрошу в Сальвейге, потом в сторожевых замках на границе. Возможно, мне придется отправиться в Степь.

– Неспокойное время выбрали вы для поисков, Анджей. Отряды Черной Вдовы все чаше проникают на нашу территорию… Все пограничные графства полны ее шпионами. – Барон сделал знак начальнику стражи наполнить опустевшие бокалы.

– Кстати, барон! По пути к постоялому двору мы наблюдали трех повешенных…

Жульен прервал Комкова жестом руки и поморщился, словно от кислого.

– Вы о тех несчастных, что вздернули мои люди? Я отстал от авангарда, задержавшись в Аскуле, а когда нагнал их, было уже поздно… Конечно, это были никакие не шпионы. Имела место безобразная сцена из-за девицы. Двоих зачинщиков я приказал заковать в кандалы, их отдадут в руки палача в ближайшем замке. А десятник получит десять плетей и лишится жалованья за полгода – за то, что не смог удержать своих людей в узде… Мы, разумеется, не будем выносить сора из избы, но дисциплину надо поддерживать железной рукой. Нельзя вести себя на своей земле как в завоеванной стране.

А Сархен как в воду смотрел, подумал Комков.

– Простите, барон. Я вижу, вам не очень приятно об этом говорить… Давайте оставим эту тему. – Андрей поднял свой бокал для тоста. – Я знаю, война жестокая вещь. Так выпьем, господа, чтобы она подольше обходила стороной границы Империи!

– Точно, – буркнул молчавший до сих пор начальник стражи.

Сархен лишь скупо улыбнулся.

– Боюсь, война неизбежна, – задумчиво сказал барон, когда они влили в себя вино. – Черная Вдова явно не собирается успокаиваться. Когда все ханы лягут к ее ногам – а они лягут, уверяю вас! – она поведет войска на Империю. А у нас… – Жульен раздраженно махнул рукой, словно отгонял назойливое насекомое. – Армия размякла, дисциплина падает. Еще бы, двадцать лет мира! Графы, забыв страх былых нашествий, смотрят на императора почти как на равного себе. Чернь бунтует… Но, черт меня подери, у нее есть основания для возмущения! Я знаю, Анджей, вас, верно, удивляют мои слова. Еще бы! Ведь Шатун славен своими делами в провинции Нура. Молва ославила меня кровавым зверем, и это так. Это так… Но любая угроза для жизни Империи должна устраняться быстро и эффективно. А император временами словно спит…

Андрей смотрел на размякшего от выпитого вина, изливающего ему душу барона и поймал себя на том, что этот внешне больше похожий на придворного хлыща, чем на сурового воина, парень ему нравится.

– Извините, – вдруг спохватился Жульен. – Я слишком много времени провел там, где каждое лишнее слово может быть обращено против тебя самого… Иногда хочется поговорить с разумным человеком свободно, без проклятых условностей.

– Давайте лучше о бабах, господа! – громко предложил начальник стражи, берясь за уже полупустой кувшин с вином. – Ну ее к ляду, эту политику. От нее несварение желудка и временами очень сильно болит шея!

Вечер, против ожидания, прошел неплохо. Они наелись, напились. Обсудили особенности поведения придворных дам и простолюдинок и разошлись спать.

Выехали рано поутру, наскоро перекусив остатками вчерашнего роскошества и запив все чуть подогретым вином. Трактирщик был рад-радешенек, что благородные господа расплачиваются монетами, а не пинками и угрозами. На его лице читалось почти ничем не прикрытое облегчение, что беспокойные гости уезжают. Телеги несчастного Михая-Бородача остались на его дворе.

В выбоинах дороги тусклым серебром стояли лужи от вчерашнего дождя. Промозглый холод пробирал до костей. Андрей ехал рядом с бароном, во главе отряда. Барон был мрачен. Украдкой зевая, он кутался в свой красный плащ.

– Ненавижу ранние подъемы… С самого детства ненавижу, – признался Жульен. – Всегда мечтал понежиться лишний часок в постели, и всегда было некогда. А эти бесконечные инспекционные поездки доконают меня вернее, чем меч или стрела…

Вид у барона и в самом деле был неважный: под глазами залегли тени, лицо осунулось, на щеках черная щетина. Сейчас он выглядел много старше своих лет. Кто везет, на того и грузят, подумал Комков. Барон был классическим служакой, несмотря на свой придворный вид. На таких только и держится любая армия, в любом мире. И такие редко где удостаиваются почестей и славы. Разве что дурной, какую получил и сам барон Жульен. Ославленный кровавой собакой, вернее, медведем, барон, насколько Андрей мог судить по личному общению, был человеком суровым, но справедливым. Пожалуй, на его месте он тоже решил бы не предавать огласке вчерашний инцидент и наказал бы своих солдат втихую: народ должен доверять своей армии.

– Скажите, барон, а кто есть эта знаменитая Черная Вдова? – спросил Комков.

Жульен пожал плечами.

– У нас очень мало сведений о ней. Мы даже не знаем, как она выглядит, молода или уже в летах. Все дипломатические контакты шли через посредников, а ни один из наших лазутчиков не смог приблизится к этой особе. Говорят, что она своею рукой отправила на тот свет своего супруга. Еще говорят, что ей неведома жалость, а лик ее столь ужасен, что она постоянно носит шлем с личиной. Но все это досужие россказни…

– Вот как… – Комков усмехнулся и покачал головой. – Никогда бы не подумал, что кочевники признают над собою власть женщины!

Барон закашлялся и потянулся к фляге с вином. Сделав несколько глотков, он немного порозовел и с облегчением перевел дух.

– Это все Дунские болота… Сказать по чести, дорогой Анджей, не думал, что сумею выбраться оттуда живым. – Лицо барона ненадолго стало отрешенно-угрюмым, было видно, что он вспомнил нечто не слишком приятное. – Что же касается Черной Вдовы… Я уже давно ничему не удивляюсь, друг мой. Женщины гораздо более прагматичны и жестоки, чем мужчины. То, что ханы покорились ей – ну, конечно, еще не все, но это вопрос времени, – говорит лишь о том, что она очень и очень опасна… Как бы она не устроила нам второй «Зимний марш».

«Зимним маршем» в Империи называли полувековой давности набег орд Великого хана Язука. Имперский пограничный корпус тогда словно корова языком слизнула – белые поля под Сальвейгом стали красными от крови. Сам город не выстоял в осаде и недели, его взяли штурмом с двух направлений. Язук дошел бы и до самой столицы, если бы так вовремя не поперхнулся косточкой на праздничном пиру. Многочисленные наследники тут же передрались за его трон, и Степь схлынула, оставив закопченные развалины и укрытые до весны снежным покрывалом трупы.

– Если вы уверены в неизбежности войны, то почему так спокойны? Вы не пробовали говорить с герцогом, испросить аудиенции у императора, в конце концов? Ведь надо что-то делать!

Жульен невесело усмехнулся.

– Делаем. Что можем. Вот, с инспекцией меня направили… А так!.. – Он безнадежно махнул рукой. – Единственное средство от проигранной войны – это напасть самому! Ударить первым! Собрать ополчение графств, привести сюда гвардию и ударить! Но император на это никогда не решится. Не любит он военных действий, слишком они, на его взгляд, разорительны.

– Понимаю, – произнес Андрей. – Значит, остается лишь уповать на Бога.

– Да, – вздохнув, согласился барон. – Только на Бога.

На обед остановки не делали, перекусили сухарями прямо в седлах, на ходу: барон торопился достигнуть замка Солен. Замок, а точнее, обнесенное невысокой стеной военное поселение, был одним из многих в цепочке оборонительных укреплений на вероятных путях кочевых банд.

– Там наши дороги, к сожалению, разойдутся, – предупредил барон. – В Сальвейг мне пока не нужно. Людей для сопровождения не предлагаю, как видите, мой отряд невелик.

– Не беда, барон! – беспечно отмахнулся Андрей. – Переночуем, и в путь! Мы не купцы, нападать на нас себе дороже – сами укусить можем при случае.

Барон недоверчиво покачал головой:

– Вы, безусловно, производите впечатление людей, которые могут постоять за себя, но здесь граница. Смотрите, как бы вашей матушке вскоре не пришлось снаряжать спасательную экспедицию уже за вами.

Комков рассмеялся в ответ, хотя особого веселья не испытывал: Жульен был прав.

Сплошной лес постепенно редел и все дальше и дальше отступал от дороги. День был хмурый. Солнце тусклым белым пятном проступало сквозь сплошную облачную пелену, затянувшую низкое осеннее небо. Всадники растянулись сдвоенной змеей, острой щетиной торчали копья, ветер трепал узкие алые вымпелы у наконечников. Все чаще им попадались обработанные поля и маленькие деревни. Дым лениво курился над соломенными крышами. Работающие в поле крестьяне – кто настороженно, кто равнодушно – провожали взглядами кавалерийский отряд.

Замок Солен, с низкими замшелыми стенами и высокой спицей дозорной башни, появился на холме чуть в стороне от имперского тракта. Дозорный на башне, разглядев красный стяг Жульена, приветственно протрубил в сигнальный рог. Ему ответили пронзительным дребезжанием боевой трубы. По колонне пробежал радостный оживленный гомон: усталые люди предвкушали горячий ужин и отдых.

Холм, на котором стоял замок, был окружен неглубоким рвом. Копыта коней прогрохотали по подъемному мосту, и, миновав ворота, кавалькада оказалась во дворе замка, где сразу стало тесно от людей и коней.

Встречать их вышел начальник гарнизона со своим лейтенантом. Начальник замка был колоритной, запоминающейся личностью: казацкий чуб, длинные усы, шальные пьяные глаза. На нем был легкий кавалерийский доспех степного типа.

– Рад встрече, барон! – Он приветствовал Жульена без придворных условностей, коротким взмахом руки, как равный равного. Лейтенант, длинный и сухой, с мертвыми, пугающими глазами, в тяжелом нагруднике, напротив, отвесил положенный поклон. Но не промолвил ни слова.

– Я Уксук. Капитан Уксук. А это Нант. – Капитан сильно хлопнул своего лейтенанта по плечу. – Он у меня парень молчаливый, не обращайте внимания.

– Приветствую, капитан. – Барон соскочил с коня. – Тоже рад вас видеть в добром здравии. Вас, конечно, заранее известили о моей миссии?

– Известили! – Уксук широко улыбнулся, демонстрируя большие желтые зубы. – Инспекция Пограничного корпуса вещь серьезная! А то вдруг мы тут спать залегли и мышей не ловим. Пойдемте, барон, поднимемся ко мне. Жареных райских птиц не обещаю, но кабанчика забили. И вино есть неплохое. Дела подождут до завтра. Идемте, барон. О ваших людях и конях позаботятся.

Жульен задумчиво посмотрел на пустующую виселицу.

– Как раз два места, – пробормотал он себе под нос. Он сделал знак начальнику стражи. – Тащи этих ублюдков… Капитан! – громко сказал Шатун. – К сожалению, прежде чем подняться в ваши покои и отведать приготовленного угощения, нам нужно сделать одно весьма неприятное дело.

– Да? И какое же, барон? – настороженно спросил Уксук. Он с недоумением смотрел, как к крыльцу подтащили двоих закованных в кандалы людей в изодранной форме имперских стражников. – Что все это значит?

– Этих людей надо повесить, – сказал Жульен. – Быстро и за шею.

Уксук хмуро глянул на барона, потом подошел к брошенным на колени бедолагам.

– В чем их вина? – поинтересовался он. – Как я вижу, они принадлежат, или принадлежали, к вашему отряду.

– Насилие над женщиной. Потом убийство трех крестьян. В том числе изнасилованной женщины и мальчишки.

– Не слишком ли круто, барон? Отдайте их мне, тут на границе каждый клинок на счету. Мой Нант быстро сделает их шелковыми.

– Нет, – покачал головой Жульен. – У них уже был шанс. Эти люди не понимают ни слов, ни кнута. Они должны умереть.

– Воля ваша, – пожал плечами Уксук. – Нант, займись!

Осужденных потащили к виселице. Один, похоже, давно смирился со своей участью, второй же, поняв, что конец близок, упирался, попытался ударить одного из своих палачей головой. Когда петлю уже накинули на его бычью шею, он закричал:

– Она сама! Сама, ваша милость! Сама хотела! Мы не виноваты!

Барон, жестом руки остановив казнь, медленно поднялся на эшафот.

– Она тоже просила тебя о пощаде, ведь так, Барсук? Наверняка она просила пощадить их. Может быть, она и спровоцировала вас на насилие, хотя такому грязному кобелю, как ты, и слово «нет» всегда слышится как «да». Но зачем вы их потом повесили, да еще выставив вражескими лазутчиками?

Барсук замолчал и опустил вспыхнувшие было безумной надеждой глаза.

– Я отвечу сам, коли уж ты проглотил язык… Ты пожалел денег, которые пришлось бы потом заплатить за совершенное. Ты всегда был жадным похотливым скотом, Барсук. Поэтому ни одна проститутка в Столице не имела с тобою дел дважды. Я несколько раз предупреждал тебя. В Нуре я сквозь пальцы смотрел на твои художества, но там был мятеж. Думаешь, на имперской земле можно творить то же самое? Нет. Вовсе нет. Ты меня вывел из себя. Барсук.

Жульен кивнул Уксуку, и два тела, разом потеряв опору под ногами, заплясали в последнем танце…

…После ужина, пьяного и веселого – люди из Пограничного корпуса каждый прожитый день воспринимали как праздник, а тут еще и гости, – Андрей взобрался на сторожевую башню. Заслышав постороннего, очнулся от своей дремоты часовой:

– Кто тут?

– Свои, свои! Спи дальше, я немного посмотрю, – сказал Комков.

Часовой, разглядев, что это не грозный десятник, тут же успокоился и покладисто засопел дальше.

Андрей подошел к ограждению смотровой площадки. Ночь была ясная. В небе бриллиантовой россыпью мерцали незнакомые созвездия. А на земле, вокруг замка была тьма, ни одного огонька, словно все вымерло на много-много миль. Воздух был пропитан дымом, конским навозом и жареным мясом. Во дворе еще сидели самые неугомонные, Комков слышал, как они старательно и душевно выводили грустную солдатскую песню. Все как всегда, вздохнул про себя Андрей. Любовь и смерть, верность и предательство. Есть ли что-то более важное в этом мире?..

Он воровато оглянулся на часового, сунул руку за пазуху и достал крупный красный рубин. Прикрыв глаза, Андрей сосредоточился, потом подышал на камень, словно хотел согреть его своим дыханием, прошептал заученные слова, смысла которых до сих пор не знал. Он ощутил биение проснувшейся силы. Не открывая глаз, Комков вытянул руку с лежавшим на ладони рубином и начал, переступая ногами, водить ею по кругу. Со стороны это, наверное, выглядело смешно. Он сделал несколько полных оборотов, прислушиваясь к ожившему кристаллу. Когда он решился взглянуть на него, тот горел чуть пульсирующим огнем. Кажется, направление было взято верно. Андрей сжал кулак, гася холодное пламя, и спрятал рубин. Итак, если он ничего не напутал, им надо на восток, в Степь. А вовсе не в Сальвейг.

Первое, что он увидел, придя в себя после рокового бала, было лицо Коры. Амазонка отирала влажной тряпкой пот с его лба. Заметив, что пациент хлопает глазами, Кора обрадованно сказала:

– Ну наконец-то! А то я уже начала беспокоиться.

– Где Эллинэ? – спросил он.

Голос его был еще очень слаб. Андрей закашлялся. Оставив тряпку, девушка взяла со столика чашку с теплым отваром. Андрей сделал несколько жадных глотков – только теперь он почувствовал, как сильно хочет пить.

– Где Эллинэ? – повторил Андрей свой вопрос.

– Тихо. – Кора прижала палец к губам и посмотрела куда-то в сторону. – Тебе еще нельзя много говорить.

Она положила свои тяжелые руки ему на плечи, не давая подняться, и приказала не терпящим возражений голосом:

– Спи! Спи, я сказала. Потом поговорим…

Андрей, которого от усилий опять бросило в пот, покорно откинулся на подушки и смежил веки. Даже мягкий свет светлячков больно резал глаза. В голове царила гулкая пустота. Бал остался у него в памяти набором бессвязных картинок. Что с ним произошло?..

При следующем пробуждении он чувствовал себя лучше. На этот раз с ним была не Кора. Рядом с его кроватью сидела девушка-«тень».

– Он проснулся, Госпожа! – сказала она, глядя на него пустыми глазами.

Андрея на миг охватило чувство восторга – Эллинэ здесь, рядом! – которое тут же сменилось разочарованием. «Госпожой» «тень» назвала Великую Мать. Илла сделала служанке знак удалиться и заняла ее место. Андрею показалось, что ему стало холоднее, несмотря на теплое одеяло. Он с трудом преодолел детское желание спрятаться под подушкой от этой страшной тетеньки.

– Где Эллинэ? – Андрей собрал в кулак всю свою волю, чтобы задать этот вопрос.

– Забудь о ней, мальчик. – Великая Мать смотрела на него с непонятным сожалением.

– Почему? – тупо произнес Андрей.

– Ты сам так решил. Решил уйти. И от нее, и от Элизабет. И от своего долга. Ты сбежал, ведь так?

– Что? – Андрей ничего не понимал. – О чем вы говорите, Госпожа Илла?

Вместо ответа она вдруг больно сдавила ладонями его виски. Белое пламя вспыхнуло в голове Комкова, и он вспомнил. Мертвые лица Олега и Светланы. Многообещающую улыбку Элизабет. Слезинку на щеке Эллинэ. Боль и тьму…

– Я же умер, – произнес он медленно. – Умер…

– Да, – сказала Великая Мать. – Ты умер. Сбежал.

– У меня не было выбора…

– Неужели? – усмехнулась Великая Мать. – Выбор есть всегда, мальчик. Ты просто испугался. Не захотел жертвовать собою ради друзей. Очень удобно – красиво уйти, бросив всех! А с чего ты взял, что это как-то помогло бы твоему другу и его сестре? Да Бет так бы на них отыгралась!

– Почему я все-таки жив? – наконец осмелился он спросить.

– Ты не спрашиваешь, живы ли еще твои друзья? – криво усмехнулась Илла.

Комков сжался, словно нашкодивший щенок. Никогда еще он не чувствовал себя так жалко.

– Спрашиваю, Госпожа.

Великая Мать вздохнула.

– Они живы. Бет вернула им души. Но они в чужом мире, там, где им постоянно грозит опасность.

– Я могу помочь им? – Андрей посмотрел на нее с надеждой.

– Возможно. Если только сможешь отыскать их там. Уверяю тебя, это будет непросто.

– А об Эллинэ я, значит, должен забыть?

– Да, мальчик. Забыть. – Великая Мать встала. – Сегодня ты последний день изображаешь из себя больного. Завтра Кора займется тобою. И ты будешь слушать ее как меня, если только действительно хочешь спасти своих друзей.

…Кора забрала его в казарму Верных и начала дрессировку: каждый день ранний подъем по свистку, утомительный кросс по песчаному пляжу, физические упражнения, рукопашный бой с использованием всех видов колюще-режущего оружия. И еще уроки верховой езды, турнирные схватки, полеты на лязгающем зубами злобном звере, который, того и гляди, отхватит наезднику ногу. Кора была строгим учителем, поблажек Андрею она не давала. Очень скоро Комков растерял весь набранный за последнее время жирок, его тело почти утратило чувствительность от множества ударов, тычков, пинков, падений. Тяжелее всего давался Андрею меч – ему ни разу не удалось «честно» одолеть свою наставницу. И он хитрил как мог, использовал малейший шанс, чтобы перевести схватку на «свое поле»: проводил подсечки, пинал ногами, бил головой. Кора не оставалась в долгу, она прекрасно владела техникой высокой ноги, тоже знатно лягаясь. Если не предохранительное снаряжение, которое традиционно было тяжелее боевых лат, без серьезных травм и увечий не обошлось бы.

Все это было понятным – так, или почти так, учат в любой армии. Странным было другое: каждый вечер Великая Мать призывала Андрея к себе в покои и до захода солнца погружала его в состояние полусна. И там он видел странные видения. Они всегда были наполнены болью и смертью. Иногда Комкову казалось, что Великая Мать хочет таким образом свести его с ума.

А потом, когда Мать отпускала его, на жестком узком топчане в казарме Андрей сразу проваливался в темный омут забытья, чтобы утром опять вскочить по сигналу дежурного. Дни тянулись похожие один на другой, пустые, стертые. Он не знал, сколько времени провел в Высоком замке, иногда ему казалось, что уже прошли годы. Годы, наполненные физическими упражнениями, звоном мечей, болью, чуждыми кошмарами, усталостью. И еще ворочались и ворочались в голове вопросы. Вопросы, на которые никто не давал ответов. Он хотел знать, каким образом уцелел. Что произошло с Олегом и Светланой. И почему, наконец, возлюбленная забыла его?.. Но Комкова окружала глухая стена молчания. Другие Высокие практически не общались с ним. Андрей пытался расспросить Кору, но она тоже ничего не сказала.

Поначалу каждый новый день Андрей ждал, что Эллинэ придет, хотя бы ненадолго. Он хотел видеть ее. Услышать вновь ее голос. Прикоснуться к ней… Но Темная Богиня не приходила к нему – ни во сне, ни наяву… Недоумение и обида на возлюбленную постепенно превратились в черную тоску.

В один из вечеров Великая Мать почему-то не вызвала его к себе, на очередной сеанс ужаса. Впервые предоставленный самому себе, Андрей зашел к Джону, чтобы, как водится, напиться и все трезво обдумать.

– Отвратительно выглядишь, – буркнул хмурый Джон. – Чего тебе налить?

– Водка есть? – поинтересовался Комков, навалившись локтями на стойку.

– Есть, как не быть! Только гадкая, – предупредил Джон.

– Давай, – махнул рукой Комков.

Джон неодобрительно хмыкнул и взял со стеклянной полки початую бутылку без этикетки.

– Только вот не надо, не надо этого! – поморщился Комков, заметив, что бывший пилот собирается соорудить ему благопристойный коктейль со льдом и тоником. – Дай сюда стакан и всю бутылку. И поищи что-нибудь похожее на ржавую селедку и черный хлеб.

Комков устроился поближе к выходу, подальше от других. Задул свечку на столе. Налил и медленно выцедил сразу полбокала – стаканов у Джона не нашлось. Водка и в самом деле оказалась гадкая. Комкова передернуло от отвращения. Ему пришлось постараться, чтобы не вернуть свой первый «дриньк» прямо на стол: организм, отвыкший от алкоголя, как мог, сопротивлялся отраве. Андрей торопливо схватил кусок хлеба. Черт! Сладкий. Хорошо, хоть селедка оказалась такой, как надо: соленой и с костями. Через силу уговорив полбутылки, Комков внимательно оглядел полупустой зал. Рыжей, к сожалению, не было. Значит, все. Пить хватит. Андрей поднялся на не совсем твердых ногах, помахал на прощание Джону, который озабоченно поглядывал в его сторону из-за своей стойки, и пошел к выходу. Требуемой «гибкости мышления» достигнуто не было, но все равно – хватит.

Он долго бродил по темным аллеям и думал. Ясно, что Великая Мать сказала ему не все о том проклятом бале. Гадать, о чем умолчала старая ведьма, бесполезно. Достоверно одно: он выжил, несмотря на то что умер. И еще: Эллинэ покинула его. Он больше не нужен Темной Богине.

Ну вот. Опять махровый эгоизм. Самое главное другое: Олег и Светлана живы. И у него есть шанс их спасти. Он должен сделать это. И он это сделает. А потом… Потом он найдет Эллинэ, И если она разлюбила, пусть скажет ему об этом. Сама. Глядя в глаза. И будь что будет.

…– Доброго пути, Анджей, – сказал утром на прощание Жульен. – Надеюсь, удача улыбнется вам и вы найдете тех, кого ищете.

Уксук улыбнулся и привычно махнул рукой.

– Держитесь имперского тракта, так безопаснее, – посоветовал он. – Если вдруг будут проблемы с патрулем, просто передайте старшему привет от Чуба.

Андрей поблагодарил их за помощь и собранные в дорогу припасы. Пора было отправляться. Сархен уже был в седле с видом невозмутимого Будды.

– И вам удачи, барон. Думаю, еще увидимся.

– Да, мир тесен, хоть и велик, – кивнул Жульен. У него было странное выражение лица.

Комков поклонился и вскочил на коня. Взгляд его зацепился за вновь пустующую виселицу – казненных солдат уже вынули из петли. Заскрипели плохо смазанные петли ворот, гремя цепями, опустился мост. Пора!

Дорога привычно стелилась под копыта коней. Скоро холм с угрюмым замком исчезли из виду.

– Ты уточнил направление? – спросил Сархен.

– Да, – коротко ответил Комков. – Степь. Камень указал туда.

– Сразу в Степь нельзя, – помолчав, сказал монгол. – Нужно покупать грамоту в Сальвейге.

Андрей кивнул. Без охранной грамоты они станут жертвами первого же разъезда Черной Вдовы. Интересно, сколько за нее заломят, за грамоту? Кошелек у них уже сильно отощал.

День был хороший, солнечный. По небу неторопливо плыли по каким-то своим делам редкие барашки облаков, плескались в высокой синеве птицы. К полудню разогрелось – осеннее солнце припекало почти по-летнему. Путники устроили короткий привал в тени дерева, на обочине пустынной дороги. Перекусили холодными кусками жареного мяса и пирогами, запивая все это слабым кислым вином. Покончив с едой, Сархен достал и расстелил карту.

– В Сальвейге будем дня через три или четыре… – Монгол сосредоточенно разглядывал карту, смешно наморщив лоб. – Там возьмем охранную грамоту. Сколько у нас осталось денег?

Андрей извлек из потаенного кармана кожаный кошель. Развязал тесемку, высыпал его содержимое на скатерку рядом с картой. Золотых кружочков с чеканным профилем императора оказалось пятнадцать штук.

– Вот и все наследство Ушкуя. Не густо, – сказал монгол. – А нам еще нужно оплатить место в караване к Йоссору. Ставка Черной Вдовы там.

– Может, охранниками наймемся? – лениво спросил Андрей.

Он сложил монеты обратно в кошель и тщательно его спрятал. Потом лег на сухую колкую траву, положил голову на седло. Пара красивых величественных птиц, широко раскинув крылья, парила в вышине. Они перекликались голосами, напомнившими Андрею курлыканье журавлей. А было бы здорово, подумал он, заснуть и проснуться дома. На Земле. В родном мире.

Сархен пожал плечами.

– Можно и охранниками…

Андрей скосил глаз на напряженную спину монгола.

– Что? – спросил он. – У тебя вид как у собаки, почуявшей приближение зверя.

– Дорога, – сказал монгол. – Ни всадника, ни повозки… Не нравится мне это… Как бы на шайку степняков не нарваться.

Оседлав коней, они двинулись дальше. Еще засветло, так никого и не повстречав, они добрались до очередного постоялого двора.

– Вам повезло, господа! – жизнерадостно сообщил хозяин. – Обычно у меня яблоку негде не упасть. А сегодня вот есть свободные комнаты.

– Нам хватит одной комнаты на двоих, только без клопов в постелях. – Андрей царским жестом выложил на обшарпанную стойку мелкую серебряную монету. – И, разумеется, горячего ужина и вина.

Хозяин придирчиво проверил монету на зуб и широко улыбнулся.

– Все будет, господа! Еду подать в вашу комнату или вы отужинаете в общем зале?

– В зале, – ненадолго задумавшись, решил Андрей.

И они пошли вслед за мальчишкой-прислужником, грохоча сапогами по лестнице.

Комната оказалась приличной: чистой и достаточно просторной. Постель застелена свежими простынями. Андрей одобрительно кивнул, взял у мальчишки ключ от комнаты, одарил его медяком и отпустил, наказав принести воды для умывания. Сархен со вздохом облегчения сгрузил в углу тяжелые мешки с доспехами, которые тащил на правах верного слуги.

– Куда они постоянно бегут? – спросил Андрей, опускаясь на табурет.

– Вернее сказать, от кого? – Сархен прикрыл ставни окна. – Кто-то гонит их перед собой.

– Кто? Кто их гонит? Мы прошли по их следу уже половину Империи.

– Если бы знать… – проговорил Сархен.

В дверь громко постучали: кряжистый, с красной от натуги мордой прислужник притащил большой жбан с чуть подогретой водой и полотенца. Андрей и Сархен смыли с себя дорожную пыль, переоделись и спустились в общий зал ужинать.

В зале было немноголюдно: за столом у окна сидел купчина с окладистой бородой, на груди горделиво поблескивал массивный серебряный овал Имперской торговой лиги. Рядом, угодливо изогнувшись, притерся приказчик с лицом продувной бестии. Он что-то нашептывал хозяину на ухо. Возле самой стойки расположились две благородные дамы: одна молодая, с веселыми быстрыми глазами, другая уже в годах, с застывшим брезгливым выражением, словно только что выловила таракана из своего супа. За соседним с дамами столиком несколько мрачных типов при оружии сосредоточенно ели жаркое. В них Андрей безошибочно угадал охрану – без сопровождения дамам путешествовать нельзя даже по относительно безопасному имперскому тракту. Андрей и монгол уселись в дальнем углу, заказали каши, мяса и вина.

Здесь, в Империи, было принято сначала есть, потом пить и разговаривать. И они принялись за еду. Благо, после целого дня в седле жаловаться на отсутствие аппетита не приходилось. Быстро работая ложкой, Андрей временами чувствовал на себе заинтересованный взгляд молоденькой дамы. Сархен, который замечал все, даже то, что творилось у него за спиной, без улыбки хлопнул Андрея по руке:

– Эта востроглазая скоро на тебе дыру протрет.

Комков равнодушно пожал плечами:

– Просто здесь смотреть больше не на кого.

– Так уж и не на кого? – Морщинки собрались в уголках глаз монгола.

– Ну, не на тебя же, чукчу такого, любоваться скромной девушке?

– А «чукча» – это кто? – поинтересовался монгол.

– Великий и очень свирепый воин, – сказал Андрей.

– То же самое ты говорил про «чурбана», – задумчиво сказал Сархен. – Врешь, конечно. Но все равно приятно.

Они выскребли тарелки до блеска и принялись, не торопясь, потягивать густое красное вино. Пожилая матрона, заметив стрельбу глазами, которую устроила ее подопечная, что-то зло прошипела той. Молоденькая покраснела и наконец уставилась в свою чашку с уже остывшей похлебкой. Один из охранников, в одежде чуть побогаче, чем у остальных, оглянулся на Андрея. Тот встретил его хмурый взгляд ясным безмятежным взором.

– Пошли спать, а? – предложил Сархен.

Он чувствовал чуть сгустившуюся атмосферу в зале и не хотел ссор из-за какой-то глупой гусыни.

– Пошли. – Андрей нехотя встал.

Монгол был прав.

Они поднялись в свою комнату. Андрей зажег масляный светильник на столе и сел на свою кровать. Монгол задумчиво посмотрел на полупустой кувшин с вином, который он прихватил с собой.

– И надо спать, а почему-то не хочется… – Комков разделся и лег, закинув руки за голову.

– Спи-спи! – Монгол налил и торопливо выпил две чашки вина. Его тень причудливо изгибалась на потолке. Он удовлетворенно вздохнул и вытер губы. – Вставать рано. Спи.

– Сплю, – лениво отозвался Андрей. И правда, незаметно для себя уснул.

– Что? – спросил Андрей, открывая глаза.

В комнате было темно. Монгол, перегнувшись через стол, смотрел во двор сквозь приоткрытые ставни. Оттуда доносились встревоженные голоса людей, лязг оружия, конское ржание. Красноватый отблеск факелов освещал его бесстрастное лицо.

– Конные, человек десять.

– И чего им?

– Пойдем спросим, – блеснул на миг своей белозубой улыбкой монгол, он был уже при оружии.

Они спустились в зал. На сдвинутых столах лежал крупный мужчина в доспехах. Голова его была замотана окровавленными тряпками. На пластинчатых латах следы многочисленных ударов. Над ним хлопотала полная пожилая женщина – жена хозяина постоялого двора. Сам хозяин с белым мертвым лицом стоял рядом.

– Что случилось? – спросил Андрей. Ему ответил воин, сидевший у входа, на которого Комков поначалу не обратил внимания. Воин был в зеленых цветах Пограничного корпуса, поверх куртки байдана.[28] Глаза у него были дикие.

– Замок Руст вырезан степняками! Мы были в рейде, преследовали одну настырную банду: сожгут пару деревень – и уходят в степь, под крыло хана. А тут – такая удача! – мы отжали их в Ничейные земли. Пять дней шли по следу, потом, когда их кони обессилели, настигли и посекли мечами. А когда вернулись… Замок… – Солдат закашлялся, жадно глотнул из кубка. – Ворота выбиты. Живых – никого! Капитан и младшие офицеры на башне висят. Остальные во дворе лежат, порубленные. Никто не уцелел…

Андрей посмотрел на Сархена. Тот нахмурился и зачем-то убежал наверх.

В помещение с шумом и лязгом ввалились несколько солдат. У одного была замотана рука.

– Эй, хозяин! Принеси вина! – гаркнул кто-то из них.

Хозяин постоялого двора со скорбной миной скрылся в подсобке. Его жена, смочив теплой водой, осторожно разматывала присохшую к ране повязку лежавшего без сознания воина.

– Мой бог! Что здесь происходит?! – Пожилая матрона смотрела на потрепанных пограничников как на злостных возмутителей спокойствия.

Из-за массивного плеча выглядывало любопытное личико ее молоденькой подопечной. Следом топала сонная и недовольная охрана. В зале стало многолюдно.

Воин в зеленой куртке, проигнорировав вопрос женщины, продолжил рассказ:

– Мы отправили гонцов в соседние замки и пошли по следу орды. След был широкий, не менее тысячи коней, может, больше.

– Куда они двинулись? – Андрей сел напротив солдата.

Прибежавший обратно Сархен с озабоченным видом сдвинул в сторону кувшин, стаканы, тарелки и расстелил на столе карту.

Воин наморщил лоб, стараясь сориентироваться в условных обозначениях.

– Значит, так… – пробормотал он, водя заскорузлым черным пальцем по пергаменту. – Это, значит, Руст, а это дорога на Лысый Холм, там мы и попали в засаду.

– Когда? – спросил монгол.

– Вчера, уже на закате. И отряд-то ведь у них небольшой был… Скачут кругом, черти вертлявые, и из луков садят. Луки у них – ужас! Сыплют стрелами, словно дождь идет… Большинство наших там и осталось. Нам вырваться только в темноте удалось, когда у них колчаны опустели…

Воин замолчал и покачал головой. Монгол сосредоточенно рассматривал карту. Комкову очень не понравилось выражение его лица.

Пожилой даме, на которую никто не обращал внимания, это наконец надоело.

– Я хочу знать, кто командир этого сброда! – громогласно объявила она.

Старший охранник поддержал ее невнятным ворчанием.

– Вон наш командир, – кивнул пограничник на раненого. – Лейтенант Россок, госпожа. Только вряд ли он вам чем-то поможет. Плох очень.

Словно желая проверить его слова, матрона подошла к хозяйке постоялого двора и что-то у нее тихо спросила. Та в ответ лишь покачала головой. Сам хозяин вернулся из подсобки в обнимку с массивным глиняным кувшином дешевого вина. Солдаты встретили его появление радостным гомоном.

– Возможно, орда идет на Сальвейг, – заключил Сархен и посмотрел на Комкова.

– Тысяча коней – это максимум пять сотен воинов. Не маловато для такого города? – В голосе Комкова прозвучало сомнение.

Сархен пожал плечами.

– А если они рассчитывают взять его изгоном, врасплох?

– Может получиться, – поддержал его воин. – Очень даже может. А уж какая у них тогда будет добыча!

По голосу воина могло показаться, что он желает успеха степнякам.

– Ой, а как же я попаду к папе?! – пискнула молоденькая.

Андрей не заметил, как она тихой мышкой скользнула к столу с разложенной картой и встала у него за спиной.

– А кто у нас папа, госпожа? – обаятельно улыбнулся ей щербатым ртом пограничник.

– Он командует Серебряным отрядом, – с гордостью сообщила девушка.

– Ого! Так ты дочка Луженой Глотки! – удивленно присвистнул воин. – Простите, госпожа. Я хотел сказать – капитана Горта.

– Ага, – подтвердила та. – Я в Столице, в Университете училась. А когда мама умерла, папа прислал за мною тетю Илену. Велел возвращаться домой.

– Лучше бы вам было, госпожа, пока в Столице оставаться. Уж больно у нас весело временами, – сказал воин.

Матрона тоже подошла к их столу.

– Нам очень нужно попасть в Сальвейг. Очень! – обратилась она к пограничнику. – Если вы своим отрядом усилите нашу охрану…

Тот лишь грустно рассмеялся.

– Какой отряд, госпожа? Вы попали в точку, когда обозвали нас сбродом. Мы разбиты и еще долго будем вздрагивать от всего, что напоминает шелест падающей стрелы! Эти люди не подчиняются мне. Мы лишь бежим вместе до ближайшего замка, чтобы укрыться за его стенами. Бегите с нами, если хотите.

Тетя Илена презрительно поморщилась:

– Я-то думала, вы и правда мужчины!

– Он говорит дело, – тихо, но веско произнес Сархен. – Не спешите его осуждать, госпожа. Чтобы признаться в своем страхе женщине, тоже нужно иметь мужество.

Матрона демонстративно сплюнула в сторону и воинственно скрестила на массивной груди сильные руки.

– Чепуха! Мой брат, верно, уже вешает последних бандитов из той шайки, что намяла этим доходягам бока! Просто у страха глаза велики!

– Вам лучше вернуться, госпожа. – Монгол говорил спокойно, терпеливо. – В замке Солен сейчас стоит барон Жульен со своим отрядом. Отправляйтесь туда, это лучшее решение. Если вы все-таки попытаетесь проскользнуть в Сальвейг, то ваша племянница, если ей повезет, украсит собою гарем хана. А если не повезет – поймает стрелу. Или…

– Хватит, Сархен! – Андрей остановил его властным жестом. – Достаточно. Я уверен, госпожа Илена поняла, что ты хотел сказать.

– А вы? Куда теперь направитесь вы? – спросила девушка.

Она осторожно положила свою почти невесомую руку на плечо Андрею.

– Анита! – словно заправский десятник, рявкнула матрона. – Нам больше не нужны попутчики! Во всяком случае, не столь подозрительные.

– Чем это мы вам не угодили, госпожа? – поинтересовался монгол.

Тетя Илена хмыкнула и обвиняюще ткнула указательным пальцем в сторону монгола:

– У тебя рожа степного бандита. Наверняка лазутчик. Петля плачет! – Потом перевела взгляд на Андрея: – А этот… Этот мне просто не нравится.

Сархен и Комков переглянулись и дружно расхохотались.

– Возвращайтесь! Послушайте доброго совета, госпожа! – отсмеявшись, сказал Сархен. – Переждите грозу в безопасном месте, к чему рисковать?

Когда они поднялись за своими вещами наверх, Комков, не удержавшись, в сердцах треснул кулаком по стене.

– Только этого не хватало! Мало нам остальных проблем!

Монгол, не обращая внимания на его вспышку, извлек из своего мешка шлем и доспех.

– Понять не могу, и как я дал себя уговорить? – Андрей подул на сбитые в кровь костяшки. Боль не отрезвила, бешенство все еще бродило в нем, как пузырьки газа в игристом вине. Сархен громко фыркнул.

– Что? Ну, что я должен был ей сказать? – почти крикнул Андрей.

– Командир ты, – невозмутимо сказал монгол. Он аккуратно разложил на кровати кольчугу.

– Черт, черт, черт!

Комков метался по комнатке. Задев бедром край стола, он едва не опрокинул стоявший на нем светильник – красный огонек суматошно дернулся, играя тенями на стенах и потолке. Монгол надел на себя кольчугу, чем-то напоминающую серый свитер грубой вязки. Мелкие, из хорошего металла кольца тускло, маслянисто отблескивали, когда на них падал свет. Кольчуга была длинной, почти до колен. Спереди и сзади – вырезы, чтобы удобно было садиться в седло. Повозившись, Сархен затянул боковые тесемки, подгоняя броню под себя.

– Хватит, не бесись, – сказал он, взяв со стола шлем. – Красивая, отказать трудно. К тому же нам все равно по пути.

Андрей наконец взял себя в руки. Посидев немного на кровати, он решил последовать примеру монгола и полез в свой мешок за доспехом и шлемом. Его броня была несколько богаче на вид, чем у Сархена: на груди и спине в кольчужную сеть были искусно вплетены узкие металлические пластины. На шлеме была откидная полумаска, хорошо прикрывавшая верхнюю часть лица. Черт! Будь проклят этот набег, а заодно и его дурацкий характер, который не позволяет отказать женщине, особенно если она молода, красива и так выразительно хлопает длинными пушистыми ресницами. Черт!

Монгол помог ему облачиться в доспехи, подал перевязь с мечом.

– У нас есть шансы добраться с ними до Сальвейга? – спросил Андрей.

– Есть, конечно, – кивнул Сархен. – Но очень небольшие.

…Идти к Сальвейгу после короткого совещания решили по старой дороге, поворот на которую был в нескольких милях от постоялого двора. Двигаться по имперскому тракту было слишком опасно: для их маленького сбродного отряда, к тому же отягощенного двумя женщинами, даже небольшой разъезд степняков был почти верным смертным приговором.

– По тракту до самого Лысого Холма, где нас постреляли, открытое место, – говорил щербатый пограничник. – А по старой дороге – сначала теснина между холмами, потом сплошной лес, до самой Золотой реки. Если и будет стычка, проще довести дело до мечей.

Среди них только Сархен владел луком, да у щербатого пограничника был компактный кавалерийский арбалет. И только они смогли бы ответить на стрелы степняков. Андрей вспомнил рассказ щербатого воина о проигранном бое и невольно поежился. Даже в кольчуге ему не хотелось бы испытать на себе такой «дождик».

– А как через Золотую переправляться будем? – спросил Сархен, разглядывая карту. – Мост вроде не обозначен.

– Да, моста там нету, – согласился пограничник. – Вернее, был. Но давно, когда имперского тракта еще в помине не было. Тогда в Сальвейг только эта дорога и была. И мост.

– А сейчас, значит, нету моста? – Монгол с выражением бесконечного терпения посмотрел на воина.

– Сейчас нету. – Воин виновато пожал плечами, словно это он куда-то припрятал злополучный мост.

– Хорошо, а как все-таки переправляться будем? – спросил Сархен.

– А вброд будем, там брод есть. Золотая только по весне широко разливается, а сейчас перейдем, ничего. Намокнем, конечно, немножко.

– Ладно, – со вздохом решил монгол. – Пора двигаться. Доберемся до реки, а там видно будет.

…На востоке небо уже чуть порозовело. Скоро черная синева ночи начнет светлеть, а разбуженное солнце сгонит с небосвода весело перемигивающиеся звезды. Маленькая кавалькада из двенадцати всадников растянулась по дороге в колонну по двое: впереди Андрей с Сархеном, потом пара пограничников, решившихся ехать с ними, и, наконец, переодетые в мужское платье женщины в окружении своей охраны. Успевшие отдохнуть кони легко несли своих седоков, изредка высекая искры подковами копыт из камня имперского тракта.

Если бы не покосившийся полосатый столб с указателем, они точно пропустили бы в темноте поворот на старую дорогу. Хотя дорогой ее назвать можно было лишь условно: скорее это была утоптанная тропа, петляющая среди невысоких холмов, поросших колючим кустарником и низкорослыми деревьями. Скорость движения упала: в сгустившейся тьме по узкой и незнакомой дороге пускать коня рысью было рискованно. Андрей мерно покачивался в седле. Перед глазами маячила спина занявшего место впереди Сархена. Рядом с монголом теперь ехал щербатый «Ивашка Сусанин» из Пограничного корпуса. Запах прелой листвы и свежесть холодного ночного воздуха бередили что-то в душе. Комков вдохнул полной грудью. Пахло осенью. Что принесет им новый день?..

– Я решила сменить твоего наставника. Кора уже научила тебя всему, что могла.

Сложив руки на груди, Великая Мать задумчиво расхаживала перед Комковым. Острые каблуки ее туфель ритмично цокали. Подол длинного красного платья волочился следом, сметая несуществующие пылинки.

– Да, Госпожа. – Опустив голову, Андрей смотрел на свое хмурое отражение в зеркальном полу Мраморного зала.

– Мечом ты еще владеешь слабовато, но мастером клинка можно стать только в бою, когда ждет смерть. И ты им станешь. Если выживешь, конечно. Тебе надо научиться другому.

Илла вдруг остановилась рядом и положила прохладную ладонь ему на затылок. Как всегда при ее прикосновении, Андрей непроизвольно покрылся гусиной кожей. Мышцы брюшного пресса свело судорогой страха.

– Ты умеешь убивать, но тебе не хватает жестокости. Равнодушия к чужим страданиям. Способности обрекать на смерть людей невинных, если так надо.

– Я солдат и убийца, но не мясник, Госпожа. Не думаю, что мне надо учиться быть бездушной сволочью, – осмелился возразить Комков.

– Кто-нибудь здесь интересовался твоим мнением, мальчик? – снисходительно произнесла Илла.

От ладони Великой Матери в голову Андрея тягучим потоком потекла боль. Комков упрямо стиснул зубы. Он терпел несколько минут, потом все-таки застонал. У Андрея уже было темно в глазах, когда Мать прекратила пытку.

– Видимо, тебя придется учить и покорности, Элли явно пропустила этот момент дрессировки. – Илла ласково потрепала Комкова по голове. – Но сначала я познакомлю тебя с твоим новым наставником.

Андрей услышал шум быстрых шагов за спиной. Он скосил глаза на опустившегося рядом с ним на колени человека. Это был Сархен. Такой, каким он его впервые увидел на острове Темной Богини: с мертвым лицом «тени», в светлом мешковатом комбинезоне. Оставив Андрея, Илла приблизилась к монголу. Тот склонился к ее ногам и ткнулся губами в бордовый бархат туфли.

– Сархен Улун Дагир, Пес Тьмы, Убийца тысячи городов… Я припомнила все твои имена? – В голосе Великой Матери звучала странная грусть.

– Нет, Госпожа, – прохрипел монгол.

– И какое же я пропустила? – спросила она.

– Отступник, – помедлив, сказал Сархен. Казалось, ему стоило немалых усилий сделать это.

– Отступник… – повторила Великая Мать. – Посмотри на него, мальчик. Я нашла его на дикой, ничем не примечательной планете, где он воровал коней у соседей и пил прокисшее кобылье молоко. Я взяла его и сделала из него настоящего воина. Впрочем, я покажу тебе, мальчик.

– Нет, Госпожа, не надо! – В голосе монгола звучала мольба.

Великая Мать шагнула к Комкову и обхватила холодными пальцами его голову. После знакомой вспышки белого пламени Андрей увидел…

…Ослепительно яркое солнце в безоблачном высоком небе. Утопающий в зелени великолепных садов белый сказочный город с непривычными глазу высокими куполообразными дворцами. И этот город доживал свои последние часы. В стенах, окружавших его, зияли проломы. Стальной лязг битвы сменился шумом резни, в котором смешались и торжествующий рев победителей, и многоголосый плач побежденных. Дым занявшихся пожаров взвивался черными траурными столбами. Всадники, еще не остывшие от битвы, уже гнали к подножию холма, где у черного знамени расположилась ставка, толпы пленных.

Сначала Андрей решил, что видит Эллинэ, но, когда закованная в черную броню всадница сняла шлем, понял свою ошибку: по ее плечам рассыпалось красное золото длинных волос. Это была Илла. Совсем еще юная и прекрасная. Ее шосс нетерпеливо перебирал лапами, хищно раздувал ноздри и тихонько рычал, пугая лошадей стоявших рядом Верных. Зверю надоело стоять без дела, хотелось ветра атаки и крови врага. Но хозяйка сегодня, против обыкновения, не бросилась на нем в гущу боя. Она только наблюдала за отчаянной кавалерийской схваткой у главных ворот города и последовавшим общим штурмом.

Андрей не сразу узнал и Сархена: в пластинчатых латах, забрызганных кровью, от роскошного плюмажа на шлеме остались жалкие огрызки, но молодое лицо горит восторгом победы. Монгол осадил коня шагах в десяти от Иллы, спешился и бросился к ней. Упав на колени, он жадно впился губами в запыленный черный сапог.

– Мы победили, Госпожа! – Глаза Сархена горели обожанием, в голосе собачья преданность.

– Я вижу, Дагир. – Илла смотрела на своего воина с доброй улыбкой. – Встань!

– Что делать с этими, Госпожа? – Сархен указал на большую группу мужчин и женщин в богатых, но изодранных одеждах. – Это лучшие люди города и их семьи. Они все очень богаты, за них можно взять хороший выкуп.

Илла окинула толпу пленников равнодушным взглядом, на минуту задумалась.

– К чему нам выкуп, если мы собираемся взять всю их страну? – усмехнулась она. – Ты зря велел воинам брать пленников, нам надо спешить к столице, пока султан еще беспечно нежится в своем гареме. Дорог каждый час!

– Я понял, Госпожа! – На лицо Сархена набежала едва заметная тень.

Повернувшись к пленникам, он выхватил из ножен сверкнувший на солнце изогнутый меч. Без слов поняв своего командира, его воины также со свистящим лязгом обнажили клинки. В толпе обреченных громко заголосили женщины. Высокий старик с окладистой белой бородой, в разорванном синем халате, выступил вперед. Он высоко воздел руки, словно взывая к небу:

– Смилуйтесь, победители! Оставьте жизнь хотя бы детям и женщинам.

Сархен оглянулся на свою прекрасную хозяйку, та отрицательно покачала головой. Тогда монгол широко шагнул к старику и одним взмахом снес его голову. И началась бойня.

…Комков помотал головой. В висках медленно таяли ледяные иглы боли. Его мутило.

– Это было начало, – услышал он голос Великой Матери. – Только начало. В нескольких мирах его именем до сих пор пугают непослушных детей. А потом я доверила ему важное дело, которое он должен был сделать сам, без моего присмотра. Но он изменил мне и стал Отступником.

Сархен, задрав голову, смотрел на нее. Только теперь в его глазах была тоска.

– Я устал убивать, Госпожа. Устал быть кровавым псом, пожирающим всех без разбора, – сказал монгол.

– Не лги! – Великая Мать игриво погрозила ему пальчиком. – Не лги… Ты ослушался меня ради той смазливой девчонки. Ради пустышки, которая использовала тебя и выбросила. Ты помнишь тот день, когда я нашла тебя на невольничьем рынке, в рабском ошейнике? Помнишь?

Великая Мать провела рукою по лицу Сархена, и Андрей увидел, как на его щеке набухли кровью полосы, словно после удара лапой большой кошки.

– А помнишь, как визжала на костре та дрянь? Помнишь? Помнишь, как горели ее волосы? Она была Высокой и умирала долго, очень долго. Она предала тебя, предала всех, но ты все равно ползал у меня в ногах и умолял сохранить ей жизнь… Ты все еще жалеешь ее, Дагир?

– Нет, – выдавил из себя монгол.

– Вижу, время, проведенное «тенью», пошло тебе на пользу. – Великая Мать снова погладила Сархена по щеке.

И свежие царапины пропали без следа. Монгол поцеловал ее руку, награждающую то мукой, то исцелением.

– Научи этого щенка покорности и жестокости. Тому, чего ему не хватает, чтобы стать хорошим псом, – кивнула на Комкова Великая Мать.

– Да, Госпожа. – Сархен склонился к самому полу.

Великая Мать отвернулась и пошла к столику, стоявшему рядом с троном.

– Вы все еще здесь? – бросила она, взявшись за высокий бокал с вином.

Сархен махнул рукой Андрею, и они торопливо покинули Мраморный зал.

К Золотой они вышли ранним утром следующего дня. Над водой стелился туман, который ватным одеялом укрыл от взоров усталых людей противоположный берег. В камышах гортанно перекликались потревоженные приближением всадников утки.

– Ну, и где здесь брод? – спросил Сархен.

– А там он, – уверенно махнул рукой пограничник. – Вдоль берега пройдем выше по течению, там заброшенная деревушка. Это недалеко. Там, значит, брод и есть.

– А ты откуда про него знаешь? – Андрей со смутным беспокойством смотрел на Золотую.

Неподалеку от берега в клочьях тумана проступали торчавшие из воды сваи разрушенного моста.

– А родился я тут. В той самой деревне, – сообщил воин. – И рыбачили мы тут с отцом. Так что я эти места неплохо знаю.

– А мост при тебе был? – спросил Андрей.

– Нет, уже не было, – покачал головой пограничник. – Его еще в «Зимний марш» спалили. Золотая в тот год не замерзла, зима была снежной, но теплой. Думали так хоть ненадолго задержать кочевников.

– И что, получилось?

– Нет, Язук вообще тут не пошел, – сказал пограничник. – После того как Сальвейг пал, он двинулся с Большой ордой в сторону моря, встретил и разбил дружины Северных баронов, что шли на подмогу Пограничному корпусу. А потом умер на пиру.

– Выходит, мост зря сожгли? – Андрею очень не хотелось лезть в холодную воду.

Пограничник неуверенно пожал плечами.

– Может, зря, а может, и нет… Сейчас-то чего гадать?

Им пришлось вести коней за собою в поводу: берег густо порос кустарником, и двигаться верхом было совершенно невозможно. Пока они продирались к заброшенной рыбацкой деревне, туман растаял. Лучи солнца превратили неторопливые спокойные воды в текучее золото, и завороженный этой красотою Андрей понял, почему реку прозвали Золотой.

От заброшенной деревушки остались несколько покосившихся лачуг, старый причал да пара опрокинутых лодок на берегу. Ветер лениво шевелил остатки рыбачьих сетей.

– Вон там мы жили, – указал плетью на заросший до самой крыши домик щербатый пограничник. – Как мамка умерла, отец сильно пить начал. И лодку пропил, и снасть… Так и утоп через вино. Тогда я в Сальвейг подался. Думал оттуда уйти с купцами к морю, наняться на корабль, а вышло иначе…

Сархен хлопнул его по плечу, обрывая поток непрошеных невеселых воспоминаний.

– Давай искать брод. Время уже к обеду. А мы еще даже не завтракали.

– А чего искать-то? Тут он. Сейчас слеги подлиней срубим и проверим. И обозначим, чтобы в сторону на глубину не сойти.

Пограничники и Сархен дружно взялись за дело. Охранники сначала мялись, но после окрика тети Илены стали помогать. Тетя Илена, которая знала все на свете, принялась командовать мужчинами, которые, как всегда, все делали не так. Анита, похожая в мужской одежде на худенького, недокормленного подростка, осталась с Андреем возле лошадей.

– Мне страшно, – призналась Анита. Она скармливала своей смирной коняге кусочки хлеба, оставшиеся от вчерашнего ужина, и ласково гладила ее умную, с белым пятном на лбу, морду.

– Почему вам страшно? – спросил Андрей. – Пока ничего страшного с нами не произошло. Через лес прошли спокойно. Только спали мало.

– Да нет, я не о том. Просто вода наверняка такая холодная… А я и плавать толком не умею… Вы меня спасете, если я вдруг упаду?..

– Конечно, спасу, – со вздохом пообещал Андрей. – Только вы уж не падайте, пожалуйста. А в воду мне тоже лезть не хочется.

Некоторое время они молча наблюдали за суетившимися воинами и грозной тетей Иленой.

– А еще я очень боюсь за папу, – пожаловалась Анита. – Вдруг эти разбойники в самом деле напали на Сальвейг?

Андрей пожал плечами. Он ничего не мог сказать ей в утешение, потому что сам ничего не знал.

– Слеги готовы, колышки и веревки тоже, – доложил пограничник. – В воду нам лезть. Вы бы отошли, госпожа, куда подальше, а то нам раздеться надо, чтобы одежу раньше времени не мочить.

Анита покраснела. Сархен хмыкнул, подмигнул ей и достал из своей седельной сумки флягу с вином.

Золотая в месте брода была неширокой – около половины дальности полета стрелы, пущенной из большого лука, шагов триста. Противоположный берег был чуть выше и покрыт прозрачным к осени лиственным лесом. Сняв доспехи и одежду, Сархен, Андрей и пограничники полезли в реку. Первым шел щербатый. Орудуя своей длиннющей слегой, он осторожно, без спешки, трогал дно, проверяя глубину прямо перед собой и в стороны.

– Здесь и здесь, – время от времени говорил он двигавшимся за ним воинам.

Те втыкали колья с привязанными сверху красными лоскутками материи и обвязывали их веревками, обозначая с обеих сторон безопасный проход. Брод оказался непрямым: несколько раз он коварно вилял в сторону, потом возвращался. Из-за этого ведущий пограничник пару раз срывался в водяные ямы, выныривал, отфыркиваясь и ругаясь. День был солнечный, но довольно прохладный. Река, что поначалу обожгла холодом, теперь казалась двигавшимся уже по грудь в воде людям теплее ветреного воздуха.

Путь до той стороны представился вечностью. Когда они наконец выбрались на песок, то первым делом выдули «для сугрева» прихваченное Сархеном вино.

– Водки бы сейчас литр, – мечтательно пробормотал Андрей. Вино помогло мало.

– Пошли обратно, там вон костер развели, – кивнул Сархен на дымок возле причала и суетившихся рядом охранников.

– Не иначе как сестра Луженой Глотки догадалась. Бой-баба! Ее к нам заместо лейтенанта надо определить, любую орду погоним! – Губы у пограничника были синие от холода. Ему досталось больше всех.

…Переправились они без приключений, хотя с женщинами возни хватило. Воины увязали одежду и доспехи на седла и, с лошадьми в поводу, перешли на тот берег по обозначенному броду. Женщины же раздеваться и лезть в воду нагишом, чтобы сохранить одежду сухой, отказались наотрез. Холодная вода и десять пар любопытных мужских глаз – да ни за что! Через реку они переправлялись верхом и в одежде. Коня Аниты вел Андрей: никому другому доверить свою персону она не пожелала. К счастью, в реку она не свалилась, и спасать ее не пришлось. А вот растирать ее ледяные ступни возле костра тоже выпало Андрею. При этом Анита преданно смотрела на него своими блестящими счастливыми глазами. И эти глаза яснее ясного говорили: «После того, что между нами было, вы просто обязаны на мне жениться». Сархен, которому достались куда менее соблазнительные ножки могучей тети Илены, смотрел на Комкова с откровенной завистью.

– Кажись, готова похлебка! – сказал старший охранник и передал ложку с варевом на пробу щербатому пограничнику.

Тот подул на нее и осторожно, вытянув губы трубочкой, отхлебнул.

– Соли мало, – сказал он. – А так готово, да. Давайте поедим, да в седло надо. Путь еще не близкий.

– Дагир! Глазам не верю. Великая Мать еще не оторвала твою пустую башку?

Джон положил на стойку полотенце, которым старательно тер бокалы.

– Нет, только слегка поцарапала, – сказал монгол. Он хлопнул бывшего пилота по подставленной ладони в знак приветствия. – У тебя есть пара кувшинов с хорошим вином для нас и какие-нибудь фрукты на закуску?

Джон кивнул и указал на столик рядом со стойкой.

– Садитесь здесь. Сейчас все будет.

Андрей с сомнением посмотрел на бокал, в который монгол набулькал ему красного ароматного напитка.

– А когда ты начнешь учить меня? – спросил он.

– А тебе так не терпится приступить? – усмехнулся монгол. Комков в ответ отрицательно покачал головой.

Монгол отхлебнул вина и зажмурился с блаженным видом.

– У Джона получается особое вино… Не вино, а нектар… Поэтому Великая Мать никуда и никогда не отпустит его… Впервые я узнал вкус вина именно здесь… Но тогда его делал не Джон.

Сархен залпом опрокинул свой бокал и отставил его в сторону. Он задумчиво уставился на мерцающий огонек свечи.

– Я родился в юрте пастуха и рос в степи. Широкой, без конца и без края… Если небо не скупилось на дожди, по весне наша степь превращалась в цветущий зеленый океан, по которому медленно кочевало наше племя со своими стадами.

Монгол закрыл глаза и тихо покачал головой. Андрей с удивлением увидел, как по его щеке покатилась слеза.

– Я был порядочным оболтусом тогда: дрался, буянил, частенько воровал с друзьями коней и баранов у соседей, хотя нужды в этом, конечно, не было. Просто из озорства… У нас никогда не было больших войн – так, мелкие склоки между племенами, когда было больше крика и шума, чем крови. А потом… Потом появилась Она.

Монгол зло отер тыльной стороной ладони непрошеную слезу и продолжил:

– Нашим главным богом был Бог Огня. Как не поклоняться тому, кто согревает в холодную ночь, дарит свет и тепло, без которого невозможно выжить зимой? И когда в окружении небольшого отряда Верных в наше стойбище прискакала юная дева в черном одеянии, шаман и старейшины сразу решили, что она дочь Бога Огня. Ее волосы горели как пламя. И она была прекрасна. Так, как не может быть прекрасна земная женщина.

Сархен вздохнул и наполнил опустевшие бокалы. Андрей понимал его: Илла и сейчас могла бы поспорить красой с кем угодно, если бы не окружающая ее аура холодного ужаса.

– Она собирала воинов для большого похода далеко за край Великой степи. Старейшины дали воинов из молодых повес вроде меня и, согласно обычаю, решили принести жертву.

Сархен невесело усмехнулся.

– Эту великую честь оказали мне, потому что я клал всех сверстников на лопатки, дальше всех бросал стрелы и был круглым сиротой после смерти отца. К тому же я уже всех достал своими проделками. Меня привязали к доске и развели большой костер. Дочь Бога должна была вырезать ножом ритуальный знак на моей груди и перерезать глотку. Потом мое бездыханное тело должны были метнуть в огонь, чтобы Бог сожрал предназначенную ему жертву. А я смотрел на нее влюбленными глазами и улыбался.

Монгол положил руку себе на грудь.

– Она сделала здесь аккуратный надрез, вот так. – Он показал Андрею, как именно. – Потом подцепила лезвием кожу и стала медленно, очень медленно ее отдирать. А я все терпел и улыбался. Больше всего на свете я боялся проявить слабость и опозорить себя гримасой или криком боли. Она тоже улыбнулась мне. И еще она внимательно посмотрела мне прямо в глаза. «Что ты чувствуешь?» – спросила она. «Мне хорошо», – сказал я. Тогда она, все так же пристально глядя мне в глаза, вырезала еще один лоскут кожи с моей груди. «А теперь?» У нее был волшебный голос. «И теперь», – ответил я. Она приставила лезвие к моему горлу. Я был готов к смерти и ждал ее с улыбкой на устах. Но она вдруг выпрямилась и сказала собравшимся вокруг: «Я сама передам эту жертву отцу». И Верные принялись отвязывать меня от жертвенной доски.

Монгол замолчал и уставился в свой бокал, словно пытаясь разглядеть там картины из своего прошлого. Андрей не знал, зачем он все это ему рассказывает. Наверное, ему давно хотелось выговориться, и впервые в жизни такая возможность появилась.

– Нас было почти десять тысяч. Молодых воинов, что ушли в набег за Дочерью Огня. Так мы называли ее. Мы боялись и боготворили ее. Она была и жестока, и милостива. Могла одним прикосновением заставить могучего воина извиваться у своих ног в судорогах невероятных мучений, а могла, таким же легким прикосновением, исцелить любую рану. Илла тогда была Темной Богиней. Очень молодой. И это была ее первая Игра. Она училась повелевать и убивать. А мы шли за ней, готовые на все. И верили, что нас ведет воля Бога. Впрочем, так оно и было…

Сархен поднял на Комкова пустые глаза. Тому на миг стало страшно. Ему показалось, что монгол снова стал «тенью».

– Я был воином ее личной Черной тысячи. И очень старался отличиться и лишний раз попасться ей на глаза. Я был влюблен! И знал, что это безнадежно: ведь дочь бога не может снизойти к смертному… Мы шли на Запад, в страну городов. Наше войско было подобно взбесившемуся степному пожару. Позади оставались лишь закопченные руины и непогребенные трупы, на которых сидели обожравшиеся стервятники. Илла часто бросала нашу тысячу в самое пекло. И сама устремлялась с нами. В битве она становилась настоящей Дочерью Огня. Казалось, она может перебить всех врагов в одиночку. Я всегда старался встать в первом ряду, хотя там и было больше шансов отведать на вкус чужого железа. Я хотел быть поближе к ней. И она меня замечала. Я чувствовал это. Я даже несколько раз ловил ее улыбку. И знал, что эта улыбка предназначена мне. Только мне… Как пела моя душа! Как я был счастлив в такие моменты…

Сархен криво усмехнулся.

– А потом поход внезапно закончился – Великая Мать призвала Иллу к себе. И она ушла по Облачной Дороге. Она не забыла своей «жертвы» – я ушел с нею…

– Не помешаю? – Джон держал в руках еще один кувшин и еще один бокал, для себя. – Можно присесть с вами?

Андрей вопросительно глянул на монгола. Тот вяло махнул рукой:

– Садись, Джон.

Комков проснулся от холода. Они спали под одним плащом с Сархеном – свой Андрей отдал Аните, – и вредный монгол, конечно, перетащил все одеяло на себя. Андрей вяло попытался отвоевать свой край, но Сархен так плотно укутался, что это оказалось практически невозможно.

– Ох, мамочка! – прошипел Комков, морщась от боли в затекшем теле.

Он сел и огляделся. Тускло тлели красным угли прогоревших ветвей и сучьев. Рядом с костром клевал носом задремавший охранник. Андрей, кряхтя, встал. Ему настоятельно надо было отойти за кустики. Машинально он прихватил с собой перевязь с мечом. В предрассветной мгле деревья и лошади чуть поодаль проступали смутными контурами. Комков толкнул нерадивого часового – тот испуганно вскинулся:

– Кто? Где?

Андрей приложил палец к губам в знак молчания и указал на почти погасший костер. Потом он двинулся к заветным кустикам, осторожно переступая через спящих людей. Раздвинув ветви, он оказался возле неглубокого заболоченного оврага. Справив свои нехитрые дела, Комков немного постоял, вслушиваясь в тоскливый крик какой-то ночной птицы, и вернулся к их маленькому лагерю. Костер уже снова жарко пылал, языки пламени жадно облизывали подброшенные охранником сучья. Анита, прижавшись к необъятной груди тети Илены, жалобно поскуливала во сне. Девочке, видно, снился не очень хороший сон.

– Твой узкоглазый ушел куда-то, – сообщил охранник, пристраивая над огнем закопченный котелок с водой. – Вскочил вдруг, задрал голову и воздух нюхает – ну, чисто собака! А потом исчез. И не сказал ведь ничего…

Сархен попусту не насторожится. Андрей положил руку на рукоятку меча и направился в темноту. Он поднялся на гребень невысокого холма, под прикрытием которого они расположились на ночь. Монгол стоял там неподвижный, как каменный истукан. Андрей подошел и встал рядом.

– Ты видишь? – спросил монгол. – Видишь?

Он указал на северо-запад, туда, где в одном конном переходе от них лежал Сальвейг. Небо в той стороне розовело, словно вопреки всему там вот-вот должно было взойти второе солнце. Сердце у Комкова сжалось от тоскливого предчувствия.

– Это…

– Это горит Сальвейг, – сказал монгол. – Это не набег Андрей. Это война. Большая война.

– Война… – эхом отозвался Андрей.

Он закрыл глаза. Еще на побережье, в Кирпине, он ощутил тень надвигающейся беды. Предчувствие чего-то большого, темного, страшного. Словно откуда-то издалека наползает, постепенно закрывая все небо, черная грозовая туча. И вот гром грянул…

– Надо поднимать людей и решать, что делать дальше… – начал Комков и вдруг почувствовал, как без спроса ожил в его потаенном кармане рубин. Он торопливо извлек его и испуганно замер. Камень тревожно пульсировал багровым и ощутимо жег ладонь.

– Проклятье! – Всегда невозмутимый Сархен скороговоркой выругался на незнакомом Андрею наречии. – Кто-то из Высоких здесь. Она недалеко, и камень ее чувствует. Нам надо спешить!

…Щербатый был непривычно серьезен.

– Глупость задумали. Вам не проскользнуть. Идите лучше с нами. Вернемся тем же путем, а там галопом к Солену, по Имперскому тракту.

Анита большими глазами умоляюще смотрела на Комкова. Тот отрицательно покачал головой. В душе он был согласен с пограничником: самое умное, что они могли сделать, это вернуться. Большая война ломала все их планы. Какая теперь, к чертям собачьим, охранная грамота? Какой караван? Идти же напрямую в Степь было чистой воды безумием. К тому же на доске появилась новая фигура – Высокая. Знать бы, кто она и что здесь делает: ведет для развлечения кровавую игру с соперницей из другого клана или… А вот «или» было много, и все они были очень нехорошими. Им оставалось только вернуться в Солен и ждать. Но… Могут ли ждать Олег со Светланой? Ведь в этом диком мире он только ради них. И они с Сархеном решили рискнуть.

– Ни у нас, ни у вас нет ни одной лишней минуты. Пора! – Сархен рывком бросил в седло свое окольчуженное тело и натянул поводья. Андрей тоже вскочил на коня.

– Прощайте! – сказал он.

Анита вдруг, не обращая внимания на грозный рык тети Илены, подбежала к нему и ухватилась за стремя.

– Я… Я… Берегите себя, Анджей! Пусть Бог хранит вас от стрелы и меча.

Андрей понял, что девочка хотела сказать другое. Вернее, не только то, что сказала. Он наклонился с седла и поцеловал ее в мягкие податливые губы.

– Нам пора, Анита, – тихо произнес он, чувствуя себя женихом, сбегающим со свадьбы.

Но он не хотел давать обещаний, которым никогда не суждено сбыться.

Кто-то из охранников напоследок выплеснул воду из котелка на костер. Тот обиженно зашипел, умирая. Тетя Илена с помощью двух охранников взгромоздилась на свою мощную кобылу.

– Анита! – Окрик тети Илены заставил девушку вздрогнуть.

Она глянула на Комкова полными слез глазами и отошла.

– Удачи вам. И бегите не мешкая, – сказал Сархен пограничнику.

Тот хмуро кивнул.

– Идите по краю леса в сторону Лысого Холма, – в свою очередь посоветовал щербатый. – Только осторожнее, в Холме они наверняка поставили заставу.

– Мы будем осторожны, – пообещал Комков не столько для пограничника, сколько для хлюпавшей носом Аниты, которая успела сесть на свою смирную лошадку. Направляя коня вслед за Сархеном, он обернулся и помахал на прощание рукой.

После того как Джон присоединился к их компании, Сархен оборвал свой рассказ. Они пили вино, болтая о ничего не значащих пустяках и вспоминая старые анекдоты. Потом в заведение Джона ввалилась шумная компания Верных Великой Матери, и тот, извинившись, ушел обслуживать посетителей.

– Тут становится слишком многолюдно, пойдем на воздух, Андрей. – Сархен цепко ухватил наполовину полный кувшин с вином.

По старой привычке они расположились прямо на песке, возле самой воды. Монгол отхлебнул прямо из горлышка и передал кувшин Андрею.

– Я тебе говорил, что не люблю большой воды?

Комков молча кивнул. Океан был сумрачным. И так же сумрачно было у него на душе.

– Я возненавидел ее после того, как трое суток проболтался в волнах, уцепившись за два больших кувшина из-под вина. Нашу шхуну, когда мы уже подходили к Малсале, потопил патрульный фрегат. Нашей посудине хватило двух полных залпов. Первый картечью пришелся по верхней палубе и, помимо всего прочего, превратил в бесполезное решето нашу единственную шлюпку. Второй двойными ядрами разворотил борт и проделал пару хороших дырок в носовой части ниже ватерлинии… Старушка «Би-Би» сразу начала зарываться носом. На фрегате поняли, что с нами покончено, и ушли. Спасать они никого не собирались. Мы немного потрепыхались, пытаясь заделать пробоины, но трюм был уже полон воды. Тогда уцелевшие стали хватать то, что могло держать на воде, и прыгать в море. Я сразу уцепился за хорошенькую доску, которую залпом фрегата вырвало из фальшборта, но отдал ее юнге, нашему никчемному балбесу. Он как ошалелый метался по палубе и никак не мог отыскать ничего подходящего. «Би-Би» уже заваливалась на борт, пора было отчаливать, иначе могло затянуть водоворотом. И я схватил первое, что попалось под руки: два катившихся по палубе пустых кувшина…

Сархен влил в себя остатки вина и плотно заткнул горлышко пробкой.

– Сначала нас было около двадцати. Мы старались держаться вместе, чтобы, если надо, помогать друг другу. Фрегат отправил «Би-Би» на дно на закате. А ночью разыгрался шторм. Нас разбросало во все стороны. Утром я уже был один… И оставался один среди воды еще три дня и две ночи, пока меня не подобрали рыбаки. С тех пор я всегда при случае бросаю кувшины из-под вина в море. Вдруг и сгодится какому бедолаге…

Сархен любовно огладил пустую емкость, приподнялся и запустил ее мощным движением далеко в воду.

– Ты что, и пиратом был? – Ничего подобного от воина степей Андрей не ожидал.

– Кем я только не был и чего только со мною не было, пока служил Илле, – усмехнулся монгол. – И мечом махал и из пулемета стрелял…

– Она любила тебя? – спросил Андрей.

– Илла? Конечно, любила! Так любят хороший меч, удобно ложащийся в руку. Она прекрасно выдрессировала меня. И я делал все, чтобы она была довольна. Знаешь, Андрей, иногда я жалею, что она не перерезала мне глотку. Так было бы лучше для очень многих людей, которым не повезло встретиться со мною…

Некоторое время они следили за кувшином, который поплавком дрейфовал к невидимому отсюда краю исполинской водяной горы.

– Завтра мы уходим по Облачной Дороге, – как бы между прочим сообщил монгол. – В мир, назначенный Великой Матерью.

– Постой-ка, а обучение? – удивился Андрей.

– Какое обучение? Все необходимые начальные навыки ты получил. Или собрался здесь учиться покорности и жестокости?

Андрей покачал головой. Сархен блеснул белыми зубами в оскале, который можно было принять и за улыбку.

– Я как живой пример – вот твое обучение! Думаешь, Великая Мать просто так извлекла меня с Острова на свет божий и вернула душу? Она показала, что с тобою будет, если ты вдруг надумаешь взбрыкнуть… Полутень-получеловек… Если бы не милость Госпожи – все-таки Эллинэ добрая девочка, – у меня не было бы и тех кратких моментов просветления, подобия жизни, что дарит ее пребывание на Острове.

Услышав имя любимой женщины, Комков закусил губу. Иногда ему начинало казаться, что он смирился с потерей. Но стоило только услышать… и тупая пила тоски снова начала свою работу. Андрею вдруг пришла в голову мысль, которая сначала испугала его, а потом заставила грустно рассмеяться.

– Живые убитые… Слышишь, Сархен? Наверное, мы все здесь, кроме Высоких, живые убитые. В нашем мире когда-то так называли пленных, которым сохранили жизнь и превратили в рабов. Ты должен был умереть на жертвенной доске, но тебя взяли. Кора должна была окончить жизнь на эшафоте, а стала Верной Госпожи. Я так вообще должен был сдохнуть несколько раз, а стал…

Комков махнул рукой.

– Ты не совсем прав, – задумчиво произнес монгол. – Большинство из нас сами выбрали свой путь… И далеко не всегда альтернативой была безвременная кончина. Разве Госпожа тащила тебя сюда на аркане?

Комков стиснул зубы. Нет, не тащила. Он выбрал сам. Но где она теперь?!! Почему бросила его?

Сархен похлопал его по плечу, вздохнул и поднялся, отряхивая песок.

– Большинство из нас сами виноваты в том, что с нами произошло, Андрей.

– А Светлана? А Олег? Чем провинились они? Почему Светлая Госпожа взяла их сюда и превратила в «тени»? – Комков вскочил вслед за монголом.

Тот, глубоко засунув руки в карманы, невозмутимо глядел на океан.

– Эти имена пока мне ничего не говорят, Андрей. К тому же я не сказал, что виновны ВСЕ. Но Высокие никого не могут взять без их на то согласия. Это закон.

– Закон! – хмыкнул Андрей.

Сархен в ответ лишь пожал плечами – мол, думай как знаешь.

– А почему ты стал Отступником? – Андрей задал вопрос и тут же понял, что сделал это зря. Лицо Сархена окаменело. – Если не хочешь, не отвечай, – поспешно добавил он.

– Знаешь, парень… Когда-нибудь, когда мы с тобою будем достаточно пьяны, а впереди у нас не будет Облачной Дороги, я расскажу тебе об одной белобрысой девчонке. Которая думала, что может бросить вызов Высокому замку. И которая думала, что людей можно изменить к лучшему… Это не она, это ее предали все. И я предал. Потому что жив… А она мертва.

Они обернулись на шум шагов. Кора, забыв о приветствиях, разглядывала монгола. Так посетитель музея смотрит на ожившее чучело саблезубого тигра. Сархен в ответ с нарочитым удовольствием оглядел ее с ног до головы. Он доброжелательно улыбнулся, признавая достоинства ее фигуры.

– Ой, извините, – пролепетала Кора. Она была сама на себя не похожа. – Андрей, можно тебя?

Андрей взял ее за руку и отвел от монгола подальше. Сархен как-то странно действовал на Рыжую.

– Что случилось, Кора?

– Это ведь Дагир, да? Пес Тьмы! С ума сойти! – В ее глазах горели восхищение с ужасом пополам.

Андрей аккуратно встряхнул девушку за плечи.

– Что случилось, Кора? – настойчиво повторил он.

– Ты завтра уходишь. – Кора наконец вспомнила, зачем пожаловала. Она порылась у себя в кармане и что-то воровато сунула Андрею в руку. – Спрячь! Этот камень подскажет направление к тем, кого ты ищешь. Дагир объяснит, как им пользоваться. Удачи!

Кора больно ткнула его острым кулаком в плечо, еще раз глянула на монгола и торопливо ушла.

По холмистой равнине шныряли во все стороны небольшие кавалерийские отряды. Пару раз издали Комков с Сархеном наблюдали отчаянные конные сшибки. Разобрать на расстоянии, кто свой, а кто чужой, было совершенно невозможно. Они шли вдоль края леса, как и советовал им щербатый пограничник, при малейшей опасности уходя и прячась среди деревьев. Но возле Лысого Холма лес сошел на нет. Сам Холм лежал в руинах, однако высокая спица смотровой башни была цела. И на ней ветер играл чужим красно-синим флагом. А также покачивал несколько тел в знакомой зеленой форме Пограничного корпуса.

– Когда они осадную технику подтянуть успели? – Андрей указал на широкие проломы в стенах.

– Тогда и успели. – Сархен сплюнул изжеванный сухой стебелек.

У него, как и у Андрея, слегка урчало в животе. В течение полутора суток они лишь раз наспех перекусили сухарями и запили их ледяной родниковой водой. Запас еды следовало экономить – неизвестно, когда удастся его пополнить.

– Все как с тем замком Руст, про который говорил наш приятель. Несколько мелких шаек согласованно отвлекли на себя пограничные отряды. В сторожевых замках гарнизоны небольшие. Со смотровых башен далеко видно, но часовые на них не могут заменить глаз конной разведки. Потом когда наблюдение было ослаблено, пошел в дело авангард; несколько небольших, но достаточно сильных отрядов, чтобы быстро овладеть ключевыми укреплениями, а остальные изолировать. А уж затем и главные силы пожаловали, с осадной техникой и прочими прелестями. При хорошей организации и дисциплине марша – ничего особенного. Сальвейгу шах и мат. Причем быстрее, чем в «Зимний марш», тогда графства хоть ополчение собрать успели…

Андрей снова уставился на карту. Хотя и так все было ясно.

– Хочешь – не хочешь, а придется выходить на открытое место. Дальше сплошь одна степь…

– Дождемся ночи, – сказал Сархен. – И рискнем.

Особого оптимизма в его голосе Андрей не услышал. Но ничего другого им не оставалось. Монгол проверил лошадей и завалился спать. Андрей остался наблюдать за замком. Там все было спокойно. Через наспех прилаженные назад ворота выехало несколько телег, доверху нагруженных раздетыми трупами. Десятка всадников гнала следом вооруженных лопатами бедолаг в исподнем. Трупы свалили на землю у подножия холма, после чего телеги с возницами ушли за новой партией, а пленные, изредка понукаемые пинками и плетьми, принялись рыть могилы. Ветер доносил сладковатый запах мертвечины.

И тут снова дал о себе знать камень. Он настойчиво, словно живой, толкался в потаенном кармане, пока Андрей, чертыхаясь, не достал его. Рубин буквально сиял. Встревоженный Комков растолкал монгола. Тот прошипел что-то и, пригибаясь, полез в кусты, из которых они следили за замком.

– Вон там, смотри! – Сархен указал на далекий еще хвост пыли в степи. Со стороны Сальвейга к Лысому Холму на рысях шел крупный кавалерийский отряд.

– По нашу душу? – спросил Комков.

Сархен неуверенно пожал плечами.

– Может, и нет. Но это Высокая и ее эскорт. Она может почувствовать камень – так же как он чувствует ее. Если этого уже не произошло…

– Значит…

– Значит, до ночи у нас времени нет. Надо или уходить и играть в прятки в лесу, или идти мимо Холма прямо сейчас, при свете дня. Решай.

Комков задумался. Если Высокая уже ощутила присутствие камня, она не успокоится, пока не найдет его. И лес не поможет. Он здесь слишком редкий. А прорыв мимо Холма… Если бы не эти всадники, что охраняют пленных. Половина из них, правда, спешилась…

– Рвем мимо Холма, – решил Комков.

– Чокнутый! – Сархен одобрительно посмотрел на него веселыми в ожидании неизбежной драки глазами.

…На них не сразу обратили внимание. А когда обратили, то не сразу насторожились. Пара всадников, пусть и при оружии, не представляла серьезной угрозы для десятка уверенных в себе воинов. К тому же эти двое не неслись вскачь, как трусливые зайцы, а спокойно направлялись к Холму. Наконец десятник гортанно выкрикнул какую-то команду, и четверо степняков так же спокойно поскакали им навстречу. Сархен заранее приготовил лук. Комков проверил свои ножи. Когда расстояние сократилось шагов до пятидесяти, Сархен на скаку начал метать стрелы. Со стороны могло показаться, что он стреляет не целясь, но, пустив десять стрел, монгол промахнулся только раз. Уцелевший степняк, пригнувшись к лошадиной шее, понесся куда-то в степь. Пленные с криком бросились в разные стороны. Те, кто посмелее, пытались поймать оставшихся без седоков лошадей. На башне Холма тревожно завыла сигнальная труба.

Вот теперь Комков и Сархен понеслись, не жалея лошадиных сил. Первый раунд остался за ними, но на открытой, словно стол, степи это было только начало. Вскоре из замка вылетели около пятидесяти всадников. Они быстро разбились на три отряда и устремились в погоню, растягиваясь в цепь, как при облаве. Хуже всего было то, что часть преследователей была с заводными конями.[29] Часть эскорта Высокой тоже изменила направление, явно нацеливаясь следом.

У Андрея с монголом лошади были хоть и неплохие, но по выносливости степным явно уступали. Конец был очевиден: рано или поздно их настигнут. Чтобы не загнать животных раньше времени, Комков и Сархен несколько замедлили их бег. Они шли ровно, бок о бок.

– Что дальше, командир? – Лицо Сархена было серым от пыли. Но глаза по-прежнему весело блестели. Опасность сделала из монгола того, кем он когда-то был, – Пса Тьмы, живущего только для боя.

Андрей напряженно думал. Прищурившись, он измерил расстояние от солнечного диска до горизонта. Еще высоко, очень высоко… До темноты далеко. И неизвестно, поможет ли она… Погоня из Холма просто пристрелит их под горячую руку. А умирать раньше времени им нельзя.

Комков огляделся.

– За мной, – бросил он монголу и по дуге пустил коня навстречу эскорту Высокой.

– Ты что, с ума сошел? – закричал Сархен, поняв, куда он направляется.

– За мной, Сархен! Только не делай резких движений, ладно?

– Ты точно чокнутый, Андрей!

Они снова понеслись галопом. Ветер свистел в ушах у Комкова. От эскорта Высокой отделились и устремились им навстречу с десяток всадников. Андрей бросил взгляд на оставшихся теперь в стороне преследователей – те тоже быстро приближались. Но, похоже, его расчет оказался верным: с телохранителями Высокой они встретятся раньше. Когда это стало очевидным, они перевели взмыленных животных на рысь, а потом на шаг.

– Птицеголовые, – приглядевшись, сказал Сархен. – Личная гвардия Черной Вдовы.

Ну, конечно, усмехнулся про себя Комков. Могли бы и раньше догадаться, что ханы легли не под какую-то свою злую бабу, а под Высокую. Птицеголовые были в пластинчатых латах, на шлемах – полумаски с птичьими клювами. Некоторые держали наготове луки с наложенными на тетивы стрелами. Старший из птицеголовых высоко вскинул руку, приказывая остановиться. Комков и Сархен послушно натянули поводья и развели руки в стороны ладонями вверх, демонстрируя отсутствие в них оружия.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – пробормотал Сархен.

Комков промолчал. Сейчас он вовсе не был уверен в правильности своего решения.

Их окружили. Пока несколько всадников держали Сархена и Комкова под прицелом своих луков, другие отобрали у них оружие. Потом заставили спешиться и тщательно обыскали. Молодой воин с юношеским пушком на губах и холодными глазами убийцы быстро нашарил у Комкова рубин. С радостным криком он подбежал к старшему. Тот долго рассматривал камень, наконец одобрительно кивнул и что-то прорычал. Андрею тут же надели на глаза широкую темную повязку. Руки заломили за спину и крепко связали. Его бросили к кому-то поперек седла и повезли. Вскоре он порадовался, что у него пустой желудок. Потом радоваться перестал и решил, что еще немного такой езды – и он отдаст богу душу. Но они прибыли на место раньше, чем он успел это сделать. Его относительно аккуратно сгрузили. Сняли повязку, развязали и даже дали глотнуть теплой воды из фляги. Комков медленно приходил в себя. Он стоял возле высокого шатра. Синяя атласная ткань была изукрашена серебристой вышивкой. Андрей глянул на мрачные руины Холма поодаль и усмехнулся. Их Высокое величество не желает портить себе аппетит трупным смрадом, а потому приказала разбить полевой лагерь. Из шатра вышел высокий воин с резкими чертами лица. Он недоверчиво оглядел Комкова, затем знаком показал, что тот должен войти внутрь. Андрей, растирая затекшие кисти, послушно шагнул за полог шатра.

Несколько светильников горели мягким красноватым светом. Возле столика на гнутых ножках, на котором был накрыт ужин, стояла женщина в полном доспехе и шлеме с птичьей маской на лице.

– Это твое? – спросила она, протягивая ему рубин. Голос из-под маски прозвучал несколько глухо, но в груди у Комкова что-то тревожно заныло.

– Мое, – признал Андрей.

Отпираться было глупо.

Женщина небрежно бросила камень на стол. Расстегнула пряжку и сняла шлем.

– А теперь объясни мне, что делает игрушка Госпожи в моем мире именно тогда, когда я затеяла тут небольшую уборку?

На Комкова смотрела Маллин. С небольшим шрамом на щеке, но все такая же по-звериному красивая. И взгляд ее не предвещал ничего хорошего.