"Крысиный Волк" - читать интересную книгу автора (Колосов Дмитрий)

Глава 11

Ханна была на месте, словно ожидала моего визита, а возможно, ей просто положено было все эти дни быть у себя. При моем появлении она поднялась из-за стола. На ней был тот же салатовый халат, подчеркивающий роскошные линии зрелой фигуры, рыжие волосы были стянуты в пучок. Кивком головы велев хранителям выйти, Ханна перевела взгляд на меня. Надеюсь, теперь я производил куда более выгодное впечатление, чем во время предыдущей встречи. По крайней мере мне очень хотелось на это надеяться. Я сложил губы в скупую мужественную улыбку и расправил плечи, тут же поймав себя на том, что неосознанно копирую движения Бааса. Это слегка рассмешило меня, но не произвело никакого впечатления на очаровательную докторшу.

— Раздевайтесь! — велела она.

— Это обязательно? — полюбопытствовал я, едва удержавшись от того, чтоб не прибавить к вопросу фривольное «кошечка».

— Да.

Я не стал спорить и сбросил комбинезон, что доставило мне определенное удовольствие. Все же человек порочен по своей натуре, и время от времени его порочность вырывается наружу. Мое мужское естество мгновенно ожило. В последние дни под влиянием усиленной кормежки, общего прилива сил и сферовнушений оно вообще вело себя достаточно бурно. Ханна сделала вид, что ничего не замечает.

— Ну что же вы, Боурен? Садитесь! «Ах ты, сука!» — подумал я про себя, вежливо поправив вслух:

— Бонуэр, с вашего позволения.

Естество, оскорбленное столь пренебрежительным отношением, обвисло, приняв жалкий вид.

— Извините, Бонуэр.

Женщина попыталась компенсировать свой промах ласковой улыбкой, на которую я не очень-то купился. Я не любил, когда меня путали с кем-то другим. Я не любил, когда мое имя путали с иным именем. Я имел на это право. Ведь меня звали Дипом Бонуэром, и я был преступником номер один. Кроме того, у меня возникло ощущение, что рыжеволосая стерва сделала это нарочно.

Придав лицу оскорбленное выражение, я уселся в кресло. Ханна принялась опутывать меня ремнями и проводами. Ее запах, невольные прикосновения одежды возбуждали, и мне было не так уж легко оставаться спокойным. Впрочем, как и в первый раз, это не очень удавалось. Ханна тоже начинала волноваться, я чувствовал это по ее участившемуся дыханию. Наконец она покончила со своим занятием и села за стол.

— Итак, какие у вас проблемы?

— Никаких, — честно признался я.

Ханна удивилась или сделала вид, что удивилась.

— Зачем же вы пришли?

— Повидать тебя.

— Понятно. — Ханна внимательно посмотрела на меня и тут же отвела взгляд в сторону. — К твоему сведению, ты не первый, кто испытал подобное желание.

— И везде-то я не первый! — пробормотал я.. — Не везет!

Ханна засмеялась. Мячики упругих грудей слегка подпрыгнули вверх, усиливая мое волнение.

— Скажи, Бонуэр, ты извращенец?

— О чем ты?

Наши взгляды, встретились, и Ханна тут же отвела глаза.

— Тебе доставляет удовольствие, когда на тебя, на обнаженного, смотрит женщина?

— А тебе?

Ханна на мгновение задумалась.

— Смотреть на обнаженного мужчину? Может быть, но не на тебя. Ты не слишком привлекателен.

— Спасибо за откровенность, — только и нашелся пробормотать я. Что же, сказано было немного обидно, зато честно. Я попытался скрыть обиду за развязной улыбкой. — Жаль. Твои страстные взгляды меня так волнуют! Впрочем мне доставляет удовольствие само присутствие женщины. В последнее время мне приходилось общаться с ними не слишком-то часто.

— Я понимаю. — Ханна вздохнула. — Стоило бы отправить тебя обратно в камеру, но мне жаль тебя, Бонуэр, и потому я позволю тебе побыть здесь. Но мы будем говорить.

— Конечно, доктор! Но о чем? — Я попытался придать голосу фривольные нотки.

— Не об этом. Я уже говорила, что ты мне неинтересен. Говорила или нет?

— Нет, — отрекся я.

— В таком случае я говорю это сейчас. И беседовать мы будем только о тебе и больше ни о чем.

— Валяй, — разрешил я, ничуть не огорченный подобным поворотом событий. После этого я завозился, пытаясь устроиться поудобней.

Ханна уловила мое настроение и предупредила, строго взглянув на меня:

— Только постарайся быть серьезным.

— Еще один эксперимент на мышах?

— В каком-то роде. Но это не для них, а для меня. Понимаешь?

— Стараюсь.

— Хорошо. — Ханна поправила волосы, убрав упавшую на глаза прядь, и повернулась к экрану. — Скажи, только честно, почему ты решился участвовать в игре? Неужели ты не понимаешь, насколько это опасно?!

— Прекрасно понимаю.

— Почему же, в таком случае?

— Свобода, — просто сказал я, припоминая, что мне уже приходилось отвечать на этот вопрос.

— И все?

— Да.

— А твоя жизнь?

— Она стоит меньше свободы.

Ханна задумалась и после паузы спросила:

— А твои товарищи… Они рассуждают так же?

— Примерно. Правда, у некоторых из них есть иные интересы.

— Какие, например?

— Кое-кто любит деньги, другим нравится убивать.

— А тебе?

— Мне нет.

— Почему же в таком случае ты убивал?

Я попытался пожать плечами, чему воспрепятствовали ремни.

— Так вышло.

— А хочешь знать, что думает об этом Толз?

При упоминании имени начальника тюрьмы у меня пересохло в горле, но я постарался сохранить невозмутимость.

— И что же думает по этому поводу начальник Толз?

— Что ты никого не убивал.

Я улыбнулся, чувствуя, что улыбка вышла кривой.

— Как это так?

— Ты оговорил себя или тебя заставили. Он сказал, что ты не похож на убийцу. Да и мои наблюдения свидетельствуют о том же.

— Вы оба ошибаетесь.

— А машина?

— Машина тоже! — отрезал я со всей решимостью, на какую был способен. — И когда же, позволь узнать, ты говорила обо мне с начальником Толзом?

— На днях.

— Вы хорошо знакомы или господин начальник проявляет трогательное внимание ко всем своим подчиненным?

— Он мой любовник, — просто ответила Ханна Оуген.

Мне захотелось сглотнуть, но в горле было сухо.

— Как это трогательно!

Ханна уловила перемену в моем голосе и пристально посмотрела на меня:

— Тебя это волнует, Бонуэр?

— Ничуть, мисс Оуген. Вам показалось.

Усмехнувшись, Ханна отвернулась от меня к экрану.

— Расскажи о своем детстве. Расскажи…

Мне уже расхотелось откровенничать и я попытался отговориться:

— Я его не помню.

— А ты постарайся вспомнить.

— Детство как детство, — пробормотал я с неприятной пустотой в груди. Нагота начинала тяготить меня. — Мама, бабушка, сладкие пирожки, ручей у леса.

— Ты был счастлив?

— Наверно.

— Ты любил свою жену?

Вопрос возмутил меня, и я дернул головой так, что едва не свернул шею.

— Какое это имеет значение?

— Никакого, ты прав.

Ханна замолчала, словно не зная, о чем еще меня спросить. Тогда я решил перехватить инициативу:

— Выходит, по-твоему, я — барашек, которого ведут на заклание?

— Да, если хочешь. Ты не сможешь победить в игре. Большинство твоих противников сильнее физически, да и психика их более расположена к убийству.

— Психика?! — протянул я, выплевывая слова через зубы. — А что тебе известно о моей психике? Что тебе известно обо мне? А вдруг я тот самый шутник, прячущий под маской паяца свое страшное естество! Может быть, я лишь дожидаюсь удобного мига, чтобы вырвать его наружу! И тогда я начну убивать!

Я говорил столь запальчиво, что едва не задохнулся. Ханна, не отрываясь, смотрела на экран.

— Продолжай, — велела она, и я различил в ее голосе отчетливый интерес.

— Тебе приходилось слышать о крысином волке?

— Нет. Кто это?

— Крыса! Тварь, убивающая крыс. Один человек сказал мне, что я похож на крысиного волка, что я рожден убивать. И он не ошибся! Он единственный, кто раскусил меня. Я и есть крысиный волк! Как только меня выпустят из клетки, я буду лить кровь! Я буду убивать, убивать и убивать!

— Как?

— А разве это имеет значение? Когда нужно убить, очень нужно, это можно сделать движением пальца, словом, взглядом!

В моей груди клокотало бешенство, сладкое и животное, какое я впервые ощутил, подняв и отшвырнув от себя штангу. Я ощутил в себе такую силу, что готов был разбить керамобетонную стену.

— Странно. Очень странно. — Ханна с любопытством посмотрела на меня. Психодетектор показывает, что все, что ты сейчас сказал, — правда. Ты не болел шизофренией?

— Нет… — Я был сбит с толку и слегка обескуражен. — Почему ты спрашиваешь об этом?

— У тебя налицо все симптомы раздвоения личности. Словно существует два Дипа Бонуэра, один из которых неспособен убить даже цыпленка, зато второй без колебания опустит руки по локоть в кровь.

— И какой же, по-твоему, настоящий?

— Не знаю, — задумчиво протянула Ханна.

— А я знаю, — прошептал я. — Второй! Первый — лишь маска, на которую вы все клюнули. А я не цыпленок, я — крысиный волк!

— Крысиный волк, — задумчиво повторила Ханна. Она поднялась и, медленно переставляя ноги, зашла мне за спину. — Сигарету?

Все было точно, как в первый раз. Тогда я взял сигарету, сейчас же мне почему-то хотелось отказаться. Тень начальника Толза незримой стеной отделила меня от рыжеволосой женщины. Но я ответил согласием, быть может, назло этой тени.

— Да.

Через миг мои губы ощутили прикосновение сигареты. Пыхнул язычок зажигалки. Волосы Ханны касались моего плеча, от ее кожи исходил дурманящий аромат. Мое естество напряглось и бешено запульсировало.

— Развяжи меня! — попросил я.

— Еще не время, я еще не закончила, — прошептала Ханна. Я явственно ощущал исходящие от нее взволнованные токи.

— Развяжи! — велел я и напряг мышцы, пробуя прочность ремней. Но их мог разорвать лишь крысиный волк, я же не был еще крысиным волком.

Ханна ничего не ответила. Я отчетливо услышал, как скрипят мои зубы. Эта тварь попросту изгалялась надо мной. Я рванулся вверх, однако не сумел привстать даже на дюйм. Тогда я выплюнул сигарету.

— Развяжи!

Ответа не последовало, а потом мое плечо ощутило влажное прикосновение языка. Женщина лизнула мою кожу, лизнула медленно, шершаво, тягуче. Я изнывал от желания. Дыхание участилось, в мозгу стучали колкие молоточки. Я хотел закричать, но язык отказывался повиноваться мне. А вот язык Ханны был послушен воле хозяйки. Он перебрался с плеча на шею и принялся ласкать мое ухо. В низу живота образовался теплый шарик, сладкий и омерзительный одновременно. Он источал грязную, неведомую прежде похоть, не человеческую, но звериную. Еще немного, и шарик должен был разлиться по всему телу.

Ханна чутко уловила этот миг. Она выскользнула из-за моей спины, и я зажмурился, ослепленный белизною роскошных грудей, по которым струились напитанные блеклым солнцем волосы. Ухватившись за мои плечи, Ханна уселась мне на колени и теплота разлилась по всему телу, напитав его истомой.

Это было странное чувство, очень сладкое и одновременно очень постыдное. Меня попросту насиловали — насиловали страстно и нежно. Это доставляло бездну наслаждения, но это несло унижение, и потому в те мгновения, когда сознание частью возвращалось в свою обитель, я пытался вырваться. Но ремни не поддавались, а женщина была настойчива в своем похотливом желании. Мы застонали одновременно, а потом она привстала и прижалась к моему лицу своей роскошной грудью. И я целовал ее грудь, бесстыдно выглядывавшую из-под распахнутого халатика.

Затем Ханна решила, что с меня довольно. Она поднялась и ушла куда-то за кресло, появившись вновь лишь после того, как привела себя в порядок. К тому времени я также пришел в себя и встретил ее достаточно спокойно. Я улыбался, так как имел на это полное основание, и моя улыбка вывела Ханну из себя.

— Между нами ничего не было! — отчеканила она, встав напротив.

— Конечно, — не убирая с лица улыбки, согласился я. — А теперь развяжи меня. По-моему, нам больше не о чем сегодня говорить.

Тонкие пальцы принялись освобождать меня от клемм, отрывавшихся от потного тела с противным чавканьем. Я старался поймать взгляд Ханны, но она упорно отводила глаза. Щелкнул замок ремня, отпуская правую руку, затем получила свободу левая. Ханна разогнулась, желая отойти.

— Ноги, — негромко приказал я.

— Что?

— Ноги! — повторил я и, четко выговаривая слова, прибавил: — Ведь между нами ничего не было?

Опустив взор, женщина присела на корточки и принялась расстегивать ремни, сковывавшие мои ноги. Едва она закончила и поднялась, я грубо схватил ее. Ханна забилась, пытаясь освободиться. Еще недавно это не составило бы для нее особого труда, но теперь я был сильнее, и не только физически. Тогда она вскрикнула, выражая негодование:

— Заключенный Боунер!

Зажав мягкий рот ладонью, я прорычал, зверея от внезапно пробудившейся во мне ярости:

— Бонуэр! Запомни это имя и никогда больше не путай его! А теперь — хватит брыкаться! Уверяю, тебе это понравится!

Повалив Ханну животом на кресло, я сделал с ней то же, что несколькими мгновениями раньше она сделала со мной. Думаю, она получила удовольствие не меньшее, чем в первый раз. По крайней мере я его получил.

— Вот теперь все как надо! — сообщил я, поднимаясь.

Ханна ничего не сказала на это. Она также поднялась и запахнула халат.

— Все? — спросила она, глядя в сторону от меня.

— Не совсем. — Я неторопливо облачился в комбинезон. — Я рассказал тебе немало интересного, но ничего не услышал от тебя. Это несправедливо.

— Что же ты хочешь услышать?

— А что ты хочешь сказать?

Ханна отступила на несколько шагов, словно опасаясь, что я вновь наброшусь на нее. Это было глупо, она уже потеряла для меня всякий интерес.

— Ничего.

— Меня не устраивает такой ответ.

Женщина посмотрела на меня, и мне почудилось, что я разглядел в ее взгляде ненависть. Если это и впрямь было так, я был готов удивиться.

— Я сейчас позову хранителей.

То был настолько наивный ход, что я с трудом удержался от смеха. Не отрывая взгляда от Ханны, я направился к ней. Она стала пятиться, я упорно шел следом. Наши маневры продолжались до тех пор, пока я не припер Ханну к противоположной от двери стене. Она попыталась ускользнуть, но моя рука грубо вцепилась в трепещущее горло.

— Слушай ты, сука, — процедил я, приблизив губы к ее расширившимся от страха глазам. — Я вижу тебя насквозь. Ты получаешь удовольствие, трахая беспомощных мужиков. И не меньшее удовольствие, когда мужики трахают тебя, подтирая тобой пол, словно грязной тряпкой. Ты похотливая сладострастная шлюха! Хочешь позвать хранителей? Зови! Но не думаю, что ты сделаешь это. Я раскусил тебя еще в первый раз, когда ты разыгрывала из себя недотрогу, а через твой халатик выпирала наружу похоть! Ты из тех тварей, которым в постели скучно. Ты корчишь из себя роковую женщину, но на деле все куда проще. Таких, как ты, просто надо брать за задницу и делать все, что душе угодно. И тогда не услышишь ни слова против, потому что шлюхи любят, когда их унижают. Ведь так или я ошибаюсь?

Я стискивал пальцы все крепче, ощущая тонкое биение какой-то жилки. Глаза Ханны закатились, и со стороны могло показаться, что она близка к обмороку. Но я знал, что подобные особы в обморок не падают.

— Ну, говори, так?!

— Так, — выдавила Ханна.

Я засмеялся и запустил пальцы промеж ее ног, ощутив трепет любовной плоти.

— То-то же! Так что, думаю, мы с тобой договоримся. Ты расскажешь мне все, что вы там с Толзом задумали. И я буду очень недоволен, если память хоть в чем-то подведет тебя.

— Отпусти, — попросила Ханна.

Я не стал злоупотреблять силой и разжал пальцы на ее горле, но другая рука осталась на месте и развлекалась грубой лаской. Возможно, мое поведение было не очень красиво, но оно подчеркивало ту власть, которой я обладал над ней, как прежде она всячески подчеркивала свою власть над прикованными к креслу мужчинами.

— Давай, выкладывай! — велел я.

— Что? Что?!

— Что знаешь об этом деле! Все!

Ханна сглотнула еще раз и решилась:

— Это большая игра. Помимо Совета — в ней заинтересованы очень влиятельные люди.

Я усмехнулся:

— Надеются с нашей помощью перевоспитать общество?

— Наивный! — Ханна вернула мне усмешку. — Они делают на вас ставки. Кто победит.

— Разве это разрешено?

— Конечно нет. Ставки подпольные, тем более что правила игры и ее участники будут официально объявлены лишь за день до назначенного срока.

— Понятно, — прошептал я. — И кто же из нас котируется выше других?

— Точно не знаю, но не ты.

— Почему? — Я выдавил смешок. — Ведь в этом списке я первый.

— Начальник Толз лично консультирует многих из тех, кто заключает пари, а ты не вызываешь у него доверия. Я же сказала, Толз подозревает, что ты оговорил себя.

— А я сказал, что это — чушь!

Я произнес эти слова резким тоном и в тот же миг перехватил взгляд Ханны. Она была крайне возбуждена. Плоть под моей рукой вибрировала от наслаждения, грудь начинала вздыматься. Я резко убрал руку. У меня вдруг возникло ощущение, будто пальцы вымазаны в чем-то омерзительно грязном, потому я поспешно отер их о халат Ханны. Ее лицо перекосилось то ли от злобы, то ли от разочарования.

— Тебе лучше знать.

— Конечно! — подтвердил я. — Что еще?

— Толз сказал, что это будет занимательное зрелище.

— Не сомневаюсь.

— Еще он сказал, что никто из вас не останется живых.

— Как так — не останется? — процедил я, хватая Ханну за волосы и заставляя ее смотреть мне в глаза.

Ханна вскрикнула и попыталась освободиться, что я ей, естественно, не позволил.

— Того, кто победит, даже если он сумеет вовремя попасть в шлюзовую камеру, прикончат в космосе.

— Толз делится с тобой всеми секретами? — ухмыляясь, поинтересовался я.

— Не знаю насчет всех, но это он мне сказал.

Я медленно разжал пальцы, пропуская сквозь них рыжие пряди волос.

— Я предполагал нечто подобное. Что ты знаешь об обработке, какой нас подвергают?

— Обычная, как для спецкоманд. Гормоны, стероиды, психовнушение.

— Нас хотят выставить зверьми?

— А разве вы не звери?

Я не нашел ничего лучшего, как согласиться:

— Звери. Ты рассказала все?

— Да.

Усмехнувшись, я протянул руку, желая потрепать Ханну по щеке. Женщина испуганно отшатнулась.

— Молодец, сучка. Я знал, что мы договоримся. — Я смотрел на ее подрагивающие губы, и мне вдруг захотелось взять ее еще раз. Страх вызывает вожделение, я уже как-то упоминал об этом. Но следовало поберечь силы, а, кроме того, звериное чутье подсказало мне, что в комнату вот-вот должны войти. Ладно, я, пожалуй, пойду. А ты помалкивай. Если надумаешь рассказать кому-нибудь, что здесь произошло, мне, конечно, влетит, но и тебе не поздоровится. Кроме чисто практических соображений, полагаю, тебе не захочется сделать это еще и потому, что наша нечаянная встреча доставила тебе удовольствие. Ведь так? — Я был уверен, что Ханна ответит утвердительно, и не ошибся. Она кивнула. — В таком случае, прощай!

Я неторопливо направился к двери, за которой скучали хранители. Но не успел я сделать и нескольких шагов, как Ханна окликнула меня:

— Бонуэр! Я обернулся:

— Что?

— Ты придешь завтра?

— Ты же не любишь дохлых мужиков.

Ханна улыбнулась, я не мог не признать, что она чертовски привлекательна.

— Да, но я люблю, что они со мной делают.

Я ответил усмешкой. Наконец-то меня оценили.

— Посмотрим. Но не обещаю. Мне нужно поберечь силы, а ты, сама понимаешь, не слишком располагаешь к этому. Поступим иначе, ты придешь поздравить меня с победой.

Ханна покачала головой:

— Ты не победишь!

— Как раз именно это я и собираюсь сделать! Я обернулся к двери, намереваясь продолжить путь.

— Бонуэр!

— Ну что? — спросил я, не скрывая своего неудовольствия.

— Поцелуй меня.

Я позволил себе подумать, после чего смилостивился:

— Ладно, иди сюда.

Ханна неторопливо двинулась ко мне. Ее движения были подобны движениям кошки, вкрадчиво подбирающейся к добыче. Недоставало лишь хвоста, хлещущего по крутым бедрам.

Нас разделяло четыре шага, три, два. Я приготовился обнять сладострастно подрагивающую талию. Мне не хватило лишь мига. Но как многого стоит миг! Ведь именно в этот миг в дверях появился начальник Толз.

Стоит ли говорить, что я не решился составить конкуренцию начальнику тюрьмы, да и желание, признаться, сразу пропало. Я получил все, что хотел. Вежливо уступив начальнику Толзу дорогу, я направился к поджидавшим меня хранителям. Перед тем как прикрыть за собой дверь, я обернулся. И Толз, и Ханна смотрели мне вслед. Во взгляде женщины было вожделение, мужчина глядел с подозрением. А еще у него пробивались рога, и этот факт сделал меня совершенно счастливым.

Вот уж поистине — как же немного требуется человеку, чтоб обрести счастье!