"Император открывает глаза" - читать интересную книгу автора (Колосов Дмитрий)

2.3

Вышедший из дверей слуга склонил голову перед невысоким старичком. Тот сидел на мраморной скамье, покрытой шерстяной накидкой и укрытой от посторонних глаз в тени трех сцепившихся кронами платанов. Подперши голову кулачком, старик задумчиво водил прутиком по песку, вычерчивая непонятный узор. Какое-то время слуга почтительно молчал, но видя. Что старичок упрямо не замечает его присутствия, негромко кашлянул.

– Архимед! – Старик поднял голову, и слуга отвесил поклон, еще более низкий, чем предыдущий. – Владычный Гиерон ждет тебя!

Архимед поднялся, неожиданно легко. Был он сух телом и не по возрасту подвижен. Слуга едва поспевал за гостем, быстрыми шагами почти бежавшим по долгим залам дворца.

Гиерон, властелин Сиракуз, пребывал на террасе, выходившей на море. Тиран полувозлежал на мягком ложе, лениво любуясь игрой скользящего над водяной гладью солнца. Тиран был стар, старше самого Архимеда, и довольно дряхл, хотя широкие плечи свидетельствовали о недюжинной в прошлом силе. При звуках легких шагов гостя Гиерон повернул голову и приветливо кивнул.

– Привет, племянничек! – Голос звучал неожиданно молодо, без старческой хрипотцы. – Как дела? Как здоровье?

Не дожидаясь ответа, тиран указал мудрецу на ложе, услужливо подставленное слугой.

– Спасибо, дядя, отменно. А как твое?

– Ты говоришь про здоровье? – спросил Гиерон и сам же ответил: – Неплохо, племянничек. Лучше, чем следовало б ожидать от моего возраста.

Далеко не каждый знал о том, но Архимед и впрямь приходился родственником Гиерону II, великому правителю Сиракуз. Мать Архимеда и Гиерон вышли из одного чрева. Сестра даже приглядывала за братцем, когда тот еще пускал сопли. Затем Гиерон вырос, стал воином и, воспользовавшись госпожой-удачей, захватил власть. В те времена Архимед был мальчишкой. Когда ж он подрос, покровительство могущественного дяди немало поспособствовало Архимеду посвятить себя делу, что привлекало Архимеда с отрочества. Как знать, не будь Гиерона, знал бы мир о великом механике Архимеде?!

– С чем пришел? – полюбопытствовал Гиерон, зная, что Архимед не терпит праздных бесед.

– Есть дело, – ответил Архимед, устраиваясь на ложе.

– Всё-то дела! – скучающим – действительно или игра? – голосом протянул тиран. – Никому и в голову не придет зайти просто так – поболтать.

– Что ж, можно и поболтать, но есть дело.

– Дело есть дело, – не стал спорить дядя. – Но все же давай-ка сначала поговорим – так, ни о чем, а уж потом перейдем к твоему делу. Доставь удовольствие старику поговорить вот так запросто, без лести и церемоний. – Архимед кивнул, не возражая, на что тиран улыбнулся, продемонстрировав полоску желтых, но еще крепких зубов без недостачи в рядах. – Давненько не видел тебя, племянничек. Все корпишь над своими фигурками? И все такой же шустрый.

– Уже не такой. Старею.

– Все стареем. Что поделать, время! Течение времени неподвластно воле людей или велениям Олимпийцев…

Гиерон оборвал фразу и обратил взор к морю, по какому неспешно скользили плывущие в город пузатые купеческие корабли. Тем временем Архимед всматривался в лицо тирана, отмеченное усталостью и прожитыми годами, потом спросил, желая сделать приятное дяде, любившему поговорить о происходящем вокруг благодатной Сикелии:

– Что нового в мире, дядя?

– А? – Тиран медленно, почти нехотя отвлекся от созерцания, зевнул – нехотя, словно делая одолжение. – Грядут плохие времена. Чует мое сердце, блистательный Рим вот-вот сцепится с Карфагеном. Уж больно прыток этот мальчишка, отпрыск Гамилькара. Помнишь Гамилькара?

– Еще бы! – откликнулся Архимед: ему приходилось говорить с Гамилькаром, мужем, вызывающим уважение.

– Уверяют, этот Ганнибал будет похлеще отца.

– Неужели? – удивился механик, наигранным удивлением подыгрывая Гиерону.

– Говорят, – повторил, уставая голосом, Гиерон. – Они сцепятся и вовлекут в драку и нас.

– Ты мудр, ты всегда находил силы оставаться в стороне от распрей.

– Я – да, но я не вечен. Будет ли столь осторожен мой преемник? Вот в чем вопрос! А что, друг мой, будь помоложе, согласился б принять корону?

– Согласился бы вычислить вес. Каждому свой удел.

– Я помню. – Гиерон опять усмехнулся рядами крепких, чищенных полусырым мясом зубов. – Но будем надеяться, дурного не приключится. Позволят боги, буду здравствовать лет этак десять – тем временем война завершится. Ну а что у тебя? Придумал новый крюк, чтобы переворачивать корабли, или открыл способ, как обратить медь в золото?

– Медь в золото? – Архимед засмеялся, давая понять, что оценил шутку. – Увы это невозможно. По крайней мере, пока не доказана какая-то формула Бевазура – так уверяет один мой знакомый. Кстати, это он подсказал мне идею механизма, какой я хочу тебе показать.

– Какой-нибудь новый винт? – с равнодушием, деланным, полюбопытствовал Гиерон: себе на уме, он привык скрывать истинные чувства и любопытство. – Но зачем? И старый прекрасно действует! Подумать только, один-единственный раб обеспечивает водой целый дворец. Занятная игрушка, хотя и мало практичная. Труд рабов дешев. На деньги, какие я угрохал на твое устройство, я б мог купить три десятка сильных рабов!

– Когда-нибудь все изменится, и ты получишь большую выгоду.

– Когда-нибудь… – эхом откликнулся Гиерон. – Нам ли дожить до этого когда-нибудь! Эх, то ли дело в молодости! Помнишь, как ты бежал голым по улице, вопя свое «эврика»?!

Архимед сконфуженным жестом погладил пегую до белизны, курчавящуюся бородку, возразил:

– Не было этого!

– Было! – весело возразил же, пробуждаясь от дремы, Гиерон.

– А я говорю: не было!

– Было! Все видели. Ты бежал голый, распугивая женщин, и орал так, будто сел на раскаленную жаровню!

– Зато я открыл новый закон.

– Да плевать я хотел на все эти законы. Главное, ты вывел на чистую воду жулика-ювелира. Ну а что за штуковину ты изобрел?

– Думаю, она придется по душе твоим стратегам.

Гиерон был человеком практичным, не жалевшим сил и средств для снаряжения войска. К чему копить золото, когда можно в одночасье лишиться его под угрозою острой стали! Тиран кряхтя стал подниматься, выражая тем самым, что праздное любопытство уступило место государственному интересу.

– Рассказывай, что там у тебя?

– К чему слова, я могу и показать. Я приказал установить его на стене.

– Балуешь, племянник. Здесь приказываю только я. Что ж, давай прогуляемся. – Гиерон кивнул стоявшему вдалеке телохранителю, тот поспешил к тирану. Следом появилось еще несколько гвардейцев, составивших свиту. – Пройдемся пешком, – решил Гиерон. – Лекарь советует мне больше ходить пешком. Не могу понять, почему. Почему я должен утруждать и без того больные ноги? Не скажешь?

Архимед лишь пожал плечами: тайны врачевания его не занимали.

Дядя с племянником оставили дворец и в сопровождении стражи направились к дальней, восточной стене Острова, к мысу, с самой высокой по всему городу башней, с какой открывался особенно хороший вид на море.

Чтобы попасть туда, им пришлось пересечь всю царскую резиденцию, изысканно облагороженную стараниями Гиерона.

Властители Сиракуз, особенно из числа тех, что нарекались тиранами, всемерно заботились о величии родного города. Гелон соорудил храмы великим богиням: Деметре, Афине, Коре; Дионисий подвиг граждан на возведение великой стены, превосходившей укрепления любого города. Не остался в стороне и Гиерон, сын Гиерокла.

Обеспечив Сиракузам мир и независимость как от Карфагена, давно оспаривавшего влияние над Сицилией, так и от лишь с поколение назад объявившегося Рима, Гиерон расчетливо тратил немалые деньги во упрочение мощи города: военной и мирной. Он ковал оружие, но избегал пускать его в ход, предпочитая вражде переговоры, а тратам на наемных солдат поддержку несостоятельных граждан, готовых с пришествием войны разобрать аккуратно хранимые в арсеналах копья, мечи и щиты, облачиться в доспехи, выставить на стены палинтоны, катапульты и монанконы, не говоря уж об иных механизмах, сконструированных многоумным Архимедом. Он снаряжал флот, но держал его в гаванях, предпочитая менять ветшавшие, а не пущенные ко дну корабли.

Наконец, Гиерон всеми силами стремился превратить Сиракузы в красивейший город мира. В его понимании великолепие города определялось великолепием храмов и царской резиденции. Потому-то Гиерон недолго обитал в жилище предшественников, порядком, к слову, обветшавшем. По его повелению на Острове был воздвигнут великолепный, достойный правителя дворец с парками, фонтанами, портиками для прогулок.

Не забыл тиран и о нуждах народа. Театр, до того оставлявший жалкое впечатление, был перестроен и отделан с таким великолепием, что вызывал восторг путешественников и зависть ближних и дальних соседей, тщетно пытавшихся превзойти великолепный дар владыки Сиракуз.

Но и дворец, и театр отступали пред грандиозным храмом Зевса с самым громадным в мире алтарем. Мрамор и порфир, гранит и базальт, драгоценные сорта дерева, золото, серебро – безо всякой расчетливости, но с расчетом, расходовались на сооружение помпезных строений, должных подчеркнуть величие Сиракуз, богатство и щедрость их благодетеля.

Но все это занимало прежде. А сейчас Гиерон поостыл, утратив интерес к предприятиям, достойным славы богов. Его не занимали уже грандиозные сооружения, мимо каких он с равнодушием шествовал неровной старческой походкой. Ему и без этого было, что вспомнить – ему, прожившему три четверти века, заставшему в блеске славы мужей, равных каким не сыскать в нынешнем мире: Деметрия, бравшего города, Птолемея-сестролюбца,[24] Пирра, Гамилькара, прозванного за быстроту действия Молнией, и многих других, столь же славных. Ему было, что вспомнить, но, к сожалению, жизнь все более превращалась в память, настоящее – в прошлое безо всякой надежды на будущее.

Занятый воспоминаниями, Гиерон не заметил, как прошагал путь от дворца к крепостной стене, подле одной из башен которой Архимед соорудил свое диковинное устройство. Тиран очнулся лишь при звуке удара бронзы о камень. Это стоявший на посту солдат картинно поприветствовал правителя, с силой ударив о брусчатку подкованным древком копья.

– Молодец! – встрепенувшись, похвалил Гиерон. Как бывший воин, он ценил хорошую службу.

Бережно поддерживаемый под локоть одним из телохранителей, он стал первым подниматься на стену. Архимед шел следом, пересчитывая легкими шагами шероховатые ступени.

Со стены открывался восхитительный вид на окрестности – на море и Малую гавань с одной стороны, и на город – с другой.

– Хорошо! – с облечением вдохнул морской воздух, переводя дух, тиран. Тут он увидел странное приспособление, шагах в полустораста впереди по стене. – Это и есть твое орудие?

– Да, это оно, – подтвердил Архимед. В Гиероне пробудилось любопытство. Ему нравились механизмы, изобретаемые неугомонным родственником, снискавшим славу не меньшую, чем все диковины Сиракуз.

– Пойдем, посмотрим.

Тиран и механик приблизились к сооружению – массивной раме из бревен, на какой были закреплены отполированные до ослепительного блеска пластины – многие сотни пластин.

– Что за диво? – спросил Гиерон. – А где же камни и стрелы? Чем ты собираешься поражать врага? И сколько стоят все эти зеркала?

– Немало. И ты оплатишь мне их.

– Я? И не подумаю! – Эта мысль неожиданно развеселила тирана, и он скрипуче рассмеялся. – Хе-хе! Не стоит рассчитывать на то, что я дам деньги на бесполезную игрушку! – Тут Гиерон заметил стоявшего позади механизма человека, уже не молодого, но статного и крепкого телом. Лицо незнакомца было твердо, выразительные глаза притягивали к себе. – А это еще кто?

– Механик. Мой новый друг. Это о нем я говорил тебе. Его зовут Келастис.

– Вот пусть он и возместит тебе расходы! Если, конечно, у него хватит денег!

Гиерон хотел было вновь засмеяться, но тут иноземец дерзостно перебил тирана.

– Хватит! – дерзко сказал он.

– Вот как? – Гиерон с любопытством посмотрел на механика, обличьем и всеми повадками своими более похожего на воина, чем на ученого мужа. – Мне нравится твой гость, племянничек… Ну ладно, показывайте, что вы придумали…

– Сейчас… – Прислонив к глазам сложенную козырьком ладонь, Архимед посмотрел на солнце. – Сейчас должен появиться корабль. Я взял на себя дерзость от твоего имени вызвать к стене старую триеру.

– И что ты хочешь с ней сделать?

– Пустить на дно!

Гиерон вновь улыбнулся. Затея племянника все сильнее веселила тирана.

– Тебе придется заплатить и за нее!

– А по-моему, заплатишь ты, дядюшка!

– Ну тогда это должно быть нечто действительно удивительное, чтобы я расстался с такой кучей денег!

– Это будет нечто. Вот и она!

Со стороны Ахрадины,[25] из Малой гавани появились триера. Она шла без весел, влекомая одним только ветром, отчего скорость была невысока.

– Начинай! – коротко бросил Архимед.

Механик Келастис принялся поворачивать пластины, изменяя их угол таким образом, что свет, отражаемый блестящей поверхностью, падал в одну точку посреди моря. Архимед помогал ему, хотя действовал и не очень споро. Он беспокоился опоздать и потому время от времени подгонял своего напарника.

– Быстрее!

– Успеем! – уверенно отвечал механик.

Гиерон и телохранители со стороны наблюдали за суетой.

– Все! – Отерши пот, Архимед отошел в сторону. – Мы специально не настроили механизм, чтобы продемонстрировать тебе принцип его действия, – сообщил он тирану. – Здесь более трехсот медных зеркал. Они направлены в одну точку, где сконцентрированы воедино триста лучей солнца.

– И что же? – полюбопытствовал Гиерон. – Вы намерены ослепить моряков?

– Нет, мы намерены сжечь судно!

Гиерон захохотал, телохранители вторили ему.

– Сжечь? Без снаряда, пропитанного смолой?! Ты слышал. Фотий?! Как тебе это нравится?!

Фотий – стратег, командовавший телохранителями – басом расхохотался в бороду.

– Когда геометры лезут в дела военных, они делают большую глупость! Все, что можно было изобрести, уже изобретено! Прости, меня, мудрый Архимед…

Но Архимед резким движением руки прервал речь стратега, потому что в этот самый миг механик Келастис начал крутить рычаг, поворачивая раму. Воду прорезала белесая полоска пара. Вот она скользнула к плывущему навстречу кораблю и исчезла. Все ждали. И вдруг один из парусов объяло пламя, тут же перебросившееся на прочие снасти. Несколько темных фигурок стремительно метнулись к борту и прыгнули в воду. Затем появился еще один человек, одежда на нем пылала. Неловко перевесившись через ограждение, он также упал за борт, где был подхвачен товарищами.

Корабль терял ход, пожираемый весело играющим пламенем. Вот уж занялись смоляные борта, и судно обратилось в гигантский костер.

Гиерон молчал. Молчали и воины, пораженные увиденным и раздумьями о собственном будущем. Если врага станет поражать издалёка огонь, кому нужна верная острая стать? Настороженную тишину разорвал сухой смех Архимеда.

– Тысяча двести шагов, дядюшка! Дальше любой катапульты! Как тебе это?

– Это… Колдовство? – кашлянул тиран.

– Нет. Это производное науки, называемой оптика. Зеркало собирают солнечный свет, обращая его в огонь. Так можно сжечь любое судно, осадную башню или просто разить неприятельских солдат. Необычайно эффективное оружие. К тому же оно вселит робость в сердца врагов.

– Да… – пробормотал тиран, то ли соглашаясь, то ли просто размышляя о чем-то своем. – Это придумал он? – Гиерон кивнул на Келастиса.

– Он, – подтвердил Архимед. – Я лишь помог ему рассчитать количество, размеры и форму зеркал. Все остальное его.

– М-да… – промычал Гиерон.

– Твоими «да», дядюшка, сыт не будешь. Ты должен возместить стоимость материалов, а также заплатить этому человеку. Полагаю, его изобретение стоит этого.

Тиран перевел взор на моряков, навстречу которым от берега Уже шла шлюпка, заблаговременно приготовленная Архимедом. Гиерон кивнул.

– Согласен. Хотя, сдается мне, здесь не обошлось без богов или темных демонов.

Архимед засмеялся.

– Вечно тебе мнится участие высших сил! Мои изобретения ты тоже приписывал козням Марса или Таната! Если тебе так хочется, будем считать, что эту машину помог нам построить огненноликий Аполлон. Дай денег богу, дай денег мне и дай их Келастису, любимцу богов!

Взгляд выцветших от времени, но все еще зорких глаз Гиерона застыл на упомянутом человеке, вызывавшем все больший интерес повелителя Сиракуз.

– Откуда ты родом, мастер? – спросил Гиерон механика.

– Издалека, повелитель.

– Не хочешь говорить? – Гиерон усмехнулся. – Твое право. Вот что, предлагаю тебе поступить на мою службу. Будешь стратегом, командующим огненными машинами. Я хорошо плачу стратегам! Согласен?

Механик покачал головой.

– Благодарю, владыка. Твое предложение – честь для меня, но, к несчастью, есть дело, отложить которое я не вправе!

– Как знаешь, – сказал Гиерон, за равнодушным тоном скрывая разочарование. – Тогда прощай! Тебе честно заплатят за твой труд.

Кивнув механику, тиран пошел прочь, за ним последовали гремящие доспехами телохранители. Архимед покачал головой.

– Ты напрасно отверг предложение Гиерона. В мире нет правителя, более щедрого и справедливого к тем, что служат ему. И ты правильно сказал, он оказал тебе большую честь. Дядюшка редко снисходит до того, чтобы сделать подобное предложение лично.

– Я так и понял, – ответил Келастис, – но у меня действительно есть одно очень важное дело. Я исполню его и вернусь, и тогда, возможно, я стану механиком Гиерона.

– Как знаешь! – повторил Архимед слова дяди. – Пойдем со мной, я заплачу полагающиеся тебе деньги.

Архимед сполна выдал гостю условленную сумму, зная, что Гиерон втройне компенсирует племяннику все издержки. Ближе к вечеру он попрощался с Келастисом, собравшимся в дорогу.

– Подумай, – предложил Архимед. – Это большая честь.

Келастис ничего не ответил. Он лишь кивнул и ушел. Его уже ждал корабль, капитану которого механик отсыпал половину суммы, полученной от Архимеда.

Вечернее солнце светило в спину стоящему на носу триеры механика. Лицо пряталось в тень, и потому никто не мог видеть улыбки, играющей на этом самом лице – притягивающем и сильном. Келастис улыбался, вспоминая слова Архимеда, повторившие его собственные слова. Честь. Великая честь! Но велика ли честь – быть слугой для того, кто еще недавно был господином, повелевавшим целой империей? Велика ль?

Механик провел ладонью по лицу, стирая улыбку, а с ней и пытающуюся скользнуть в мир тайну. Мир еще не был готов знать ее. Мир еще не был готов принять человека, обладающего силой сжигать не только корабли, но и города, и даже планеты. Корабль плыл на запад…