"Месть компьютера" - читать интересную книгу автора (Емец Дмитрий)

Глава VIII МОРХ

А теперь вернемся на несколько часов назад и узнаем, как дела у морха. Когда космический корабль с капитаном Гуглем, Сережей и ящерами отделился от балкона и стал невидимым, морх зевнул и поудобнее устроился в кресле, набросив себе на ноги плед точно так же, как это делал мальчик. Призрак опять зевнул, но напомнил себе, что не должен спать, и снова погрузился в дремоту, тихонько похрапывая. Морх заснул, и ему приснился очень хороший сон: он спит и во сне ему снится, что он спит, и так до бесконечности.

Из этого сладкого сна призрака извлек часа через полтора звон ключей за дверью и голос: «Сережа, я уже пришла! Ау!» Морх услышал во сне ее голос, и ему приснилось, что он проснулся в самом крайнем своем сне, и в конце концов, проснувшись по длине всей цепочки, он проснулся и по-настоящему. Проснувшись, морх обнаружил, что забыл удержать форму мальчика и теперь в кресле сидит невесть что, какая-то кукла из зеленого тумана. Призрак спохватился и успел превратиться в Сережу прежде, чем мама вошла в комнату.

Морх даже схватил перекушенный Хрюком учебник и, перевернув его наоборот, сделал вид, что усердно читает.

– Два икса плюс два икса, плюс еще два икса и минус игрек равняется чему-то там, – забормотал он.

Мать вошла и увидела сына напротив распахнутого балкона спокойно читающего учебник. Шторы раздувались парусом, и комната была совершенно выстужена.

– Ты простудишься, зачем ты открыл балкон? – перепугалась она и бросилась закрывать двери.

Все-таки на дворе было уже шестое декабря, и погода стояла вполне зимняя.

– Плюс еще два икса и еще плюс два икса, – упорно продолжал бормотать морх, пытаясь при этом не поднимать голову, потому что, разговаривая, он все время забывал двигать губами, и получалось, что он произносит слова, как чревовещатель, с закрытым ртом.

– Так зачем же ты открыл балкон? – снова спросила мама, поворачиваясь к нему.

– Как зачем? Хм… элементарно, – сказал морх басом диктора с телевидения, а потом, спохватившись, добавил уже голосом мальчика: – И еще плюс два икса.

– Ты же мог простудиться! Никогда так больше не делай. Можешь меня поздравить: техосмотр прошел более или менее нормально. У меня там не все было в порядке с коробкой передач, но инспектор был таким милым, что махнул на это рукой.

Так как никакого вопроса ему не задавалось, морх решил промолчать, чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего и не сесть в лужу.

– Обычно ты такой разговорчивый! – удивилась мама. – У тебя нет температуры?

– Не больше чем обычно, градусов эдак сорок или сорок пять, но во всяком случае не больше, чем на солнце, – успокоил ее призрак, понятия не имевший, какая у людей должна быть температура.

Мама удивленно посмотрела на него, не понимая, почему у сына такое настроение.

– Ты, наверное, не обедал, – спохватилась она. – Я же весь день в бегах! Подожди, я сейчас все разогрею.

И мама вышла из комнаты, направившись на кухню. Пока она накрывала на стол, морх не удержался и по старой памяти просунулся в розетку, чтобы его хорошенько тряхнуло.

Электрический заряд подействовал на него опьяняюще. Едва сохраняя форму мальчика и то и дело становясь прозрачным, морх стал летать по комнате, легкомысленно напевая песенку привидений. Если бы в этот момент мама заглянула сюда, она стала бы свидетельницей странного и безумного зрелища. Инвалидная коляска стоит на полу пустая, а ее сын летает вокруг люстры, расставив руки, и напевает песню из одних согласных: «Клдшгрр! Чткрвфшгнкцбтмсчфв!»

Но она не заглянула в комнату.

– Сережа, ты едешь обедать? – раздался ее голос из кухни.

Спохватившись, морх вспомнил о поручении капитана Гугля выдавать себя за мальчика и, опустившись в инвалидную коляску, покатил на кухню.

За столом он усердно поболтал ложкой в супе, делая вид, что ест, а когда мама на минуту вышла, быстро схватил тарелку и выплеснул ее содержимое в открытую форточку. С улицы донесся возмущенный вопль – очевидно, мимо кто-то проходил.

Морх поспешно захлопнул форточку и вернулся на свое место, испытывая некоторые угрызения совести по отношению к тому, кого он окатил. «Если бы я попал прохожему по голове тарелкой, ему было бы хуже, – успокоил он себя. – А так он будет знать, что ходить вдоль дома опасно – ведь может, к примеру, упасть сосулька и прибить насмерть. А суп – он вроде дождичка, только более кратковременный».

– Уже поел? – спросила мама, возвращаясь на кухню.

– Что-то вроде того.

– Больше не хочешь? У меня еще в кастрюле осталось.

– Нет, спасибо. Кастрюлю он не переживет, – пробормотал себе под нос морх.

– Ты сегодня какой-то странный. Расскажи мне что-нибудь, – попросила мама, садясь напротив и подпирая ладонями подбородок. Она любила такие минуты с сыном, когда во всем мире, казалось, были только они вдвоем, и она забывала даже о его инвалидности. Забывала даже о том, что у нее почти никогда не было времени жить для себя, и теперь, должно быть, уже не будет. Быть матерью ребенка, передвигающегося в коляске, совсем непросто.

– Что тебе рассказать? – спросил морх.

– Что-нибудь.

– Из земного быта?

– Можно и из земного.

– Что ж, почему бы и не рассказать? – великодушно согласился он, пытаясь припомнить какую-нибудь историю.

Но так как никакие истории не приходили на память, морх, который, как и другие призраки, умел не только материализовываться и принимать разные формы, но и обладал способностью путешествовать во времени, сейчас мысленно переместился на двести лет назад и проник в сознание к одному болтливому корнету, вышедшему в отставку в тысяча восемьсот тридцать четвертом году.

– Помнится, был в нашем эскадроне такой случай, – начал он. – Поручик Барынский купил на Нижегородской ярмарке жеребца за сто рублей. Приглянулся он ему за необычную расцветку – весь белый, ни пятнышка черного. И как-то после партии в бильярд господа офицеры изрядно выпили и решили над поручиком подшутить. Забрались они в стойло и вываляли его жеребца в саже. А наутро полковник протрубил сбор. Поручик выскакивает, спросонок ничего понять не может, почему белый жеребец стал черным, и как закричит: «Подменили, жеребца подменили!» Полковой фельдшер у нас был большой шутник, за словом в карман не лез, он и говорит: «А вы что хотите, Максим Федотыч? Полинял-с. Это у жеребцов обычное явление, они линяют-с, это я вам как доктор говорю».

Мама весело засмеялась.

– Я не знала, что ты умеешь рассказывать такие истории. У тебя несомненные актерские способности, ведь ты так похоже изобразил пожилого фельдшера с его скрипучими, старческими нотками.

– Я еще много чего могу, – хвастливо сказал морх. – Я могу стрелять из всех видов оружия и шпио… Ой! – Призрак спохватился, что проболтался, но в этот момент зазвонил телефон.

Мама вышла в коридор и подняла трубку:

– Алло! Ираида Борисовна? Добрый вечер… Экзамен переносится? Комиссия соберется завтра? Но завтра же воскресенье? Специально соберется ради нас? Что вы, какой же он вундеркинд? Просто он много занимается. Готов ли он к экзамену? Думаю, да. Не расстается с учебником… не волнуйтесь, мы будем вовремя. До свидания!

Она повесила трубку и немного озадаченная вернулась на кухню.

– Это звонила завуч твоей школы, – сказала она. – Они перенесли экзамен на завтра. Ты уверен, что готов?

– Я всегда готов! – зевнул морх и прикрыл ладонью ставший прозрачным рот. – А к каким экзаменам?

– Ты забыл? – испугалась мама. – По алгебре и геометрии за восьмой класс!

– А, это ты про те крестики и буковки «у», которые в учебнике? – вспомнил морх.

– Какие крестики и буковки «у»? Это ты про иксы и игреки? – Маме было не до шуток.

– А я разве не так сказал? – спохватился призрак. – Одним словом, мамуля, не волнуйся. Ежели я не засну во время экзамена, то обязательно сдам.

– Ты не сможешь заснуть перед комиссией из четырех учителей, директором школы, завучем и корреспондентами, – убежденно сказала мама.

– Ты меня не знаешь. Я могу заснуть в любых условиях.

Он хотел рассказать историю, как однажды во время вражеской атаки на одной из планет заснул в дуле пушки. Потом пушка выстрелила, морх, не просыпаясь, вылетел вместе со снарядом и упал рядом с вражескими позициями. Слегка потревоженный взрывом, он стал искать, куда ему забиться, и спрятался в штаб. Рядом с ним ходили генералы, чертили на электронной карте план секретной операции. Обнаружив, к своему удивлению, что он находится в штабе врагов, морх прихватил карту с собой и вернулся к своим. Ему хотели дать орден за отвагу, но некуда было его приколоть, потому что герой все-таки был призраком.

Но сейчас, сообразив, что не должен выходить из роли, морх замолчал, и мама так не узнала всех подробностей его жизни.

Всю ночь он безмятежно проспал в рукаве зимней куртки, висевшей в шкафу в комнате Сережи,[11] и только утром, перед тем как мама пришла будить его, он опять перенесся на кровать и превратился в мальчика.

После завтрака, который морх опять незаметно выбросил в форточку,[12] они быстро собрались и поехали в школу. Экзамен начинался в десять часов. На заднем сиденье машины он опять задремал и проснулся уже только около школы.

Они немного задержались из-за пробок на дорогах и опоздали на пять минут. Вся экзаменационная комиссия была уже в сборе, когда они приехали. У дверей класса, в котором сидела комиссия, стояла корреспондент из газеты, она робко попросила разрешения присутствовать на экзамене, и ей, разумеется, позволили.

Морх въехал на коляске в класс и остановился перед длинным столом, за которым, как члены ревтрибунала, сидели четыре педагога – две женщины и двое мужчин, среди них завуч, директор и представитель из Министерства просвещения. Все они очень значительно посмотрели на него. Морх даже забеспокоился, не прозрачная ли у него спина, или, может быть, он что-нибудь напутал с количеством рук или ног. Для бестелесного призрака, состоявшего из зеленого тумана, у которого никогда не было ни рук, ни ног, ни туловища, ни шеи, очень трудно запомнить, что рук и ног у мальчика должно быть по две, а вот голова и шея почему-то только одна.

Все педагоги выглядели доброжелательными, кроме завуча, с прямой как палка спиной и неподвижным лицом. Эта дама была против обучения экстерном и собиралась завалить сегодня Сережу, таким образом доказав несостоятельность теории, по которой дети, способные к самостоятельному обучению, могут закончить школу всего за несколько лет. А теперь, когда на экзамен пришла еще и корреспондент, завучу особенно хотелось, чтобы та потом написала, что дутый вундеркинд не справился с элементарными заданиями за восьмой класс, а значит, и сама система экстерна никуда не годится.

– Здравствуй, Сережа! – сказала завучиха и попыталась выдавить улыбку. – Меня зовут Ираида Борисовна! Возьми один билет по алгебре и один по геометрии для доказательства теоремы, а к билетам я дам тебе еще дополнительные задания.

Морх вытянул билеты, Ираида Борисовна записала их номера, она была довольна, потому что вопросы оказались достаточно сложными. Потом она специально подсунула мальчику головоломные задания и ограничила время на подготовку всего двадцатью минутами.

– А вы, мама, выйдите, пожалуйста, в коридор! – сказала она. – Я не хочу, чтобы вы подсказывали сыну! Экзамен – процесс индивидуальный!

– Но я ничего не понимаю в математике! Он сам всегда занимается! – удивленно сказала мама, которой хотелось остаться в классе.

– Тем более, уважаемая, тем более, что не понимаете… – сказала Ираида Борисовна, торжествующе взглянув на корреспондентку. «Это педагогическая запущенность!» – прошептала она другим членам комиссии. Те промолчали.

Морх, взяв билеты и задания, отъехал на коляске за специально приготовленную для него парту. Он уставился в билет, в котором требовалось доказать теорему о равенстве треугольников по двум сторонам и углу, и понял, что слышит об этой теореме впервые в жизни. Как ее доказывать, он понятия не имел. В заданиях по алгебре было полно всяких дробей, чисел, степеней, иксов и игреков. Ираида Борисовна постаралась на славу и запутала уравнения в такой узел, что даже человеку, сведущему в математике, пришлось бы долго его распутывать.

Призрак некоторое время печально смотрел на задания, ровным счетом ничего не понимая. Он попробовал было решить все самостоятельно, исходя из своих собственных знаний, но у него получилось что-то вроде ста двадцати шести иксов плюс-минус двадцать игреков. Морх понял, что ответ неверный.

«Что за глупое положение? – подумал он. – Меня, морха-призрака, инопланетянина, помощника капитана звездного крейсера, заставляют доказывать какие-то дурацкие теоремы, а я не могу этого сделать! А что, если прямо у них на глазах превратиться в какого-нибудь монстра или тигра. Тогда Ираида Борисовна полезла бы на стену».

Но он, несмотря на свои многочисленные причуды, был существом порядочным, и подводить Сережу ему не хотелось. К тому же, превратись он сейчас в монстра, вряд ли экзамен после этого мог бы продолжаться. Поддавшись мелкому искушению напугать учителей, он только нарушил бы свою маскировку, и капитан Гугль был бы недоволен.

«Ладно, будем искать другие пути», – решил призрак.

Все морхи немного телепаты. И вот сейчас, делая вид, что он пишет ответы в тетради, наш «экстерн» проник в мысли одного выдающегося ученого-математика и подбросил ему для решения задания по алгебре. Сам не зная, зачем он это делает, академик, находившийся в своей квартире на другом конце города, вдруг взял листок бумаги и стал решать уравнения из курса средней школы. С точки зрения высшей математики, которой занимался этот ученый, уравнения были примитивными, но излишне нагроможденными, и академик, разумеется, без труда с ними справился.

Морх быстро исписал его решениями всю страницу, а потом перешел к доказательству теоремы по геометрии. Ученого в этой области он не нашел, а углубляться в историю и обращаться непосредственно к Пифагору ему не хотелось, хотя его штаны и были равны со всех сторон. Тогда, избрав более простой вариант, призрак быстро списал решение теоремы из мозга директора школы, входившего в приемную комиссию. Директор, правда, закончил школу уже давно и многое успел забыть, практикуя как преподаватель литературы, но все же определенная уверенность в собственных знаниях по геометрии у него сохранилась.

– Ты уже закончил, Сергей? Двадцать минут истекли! – со злорадством сказала Ираида Борисовна.

– Я уже давно все решил, – ответил морх и, уверенный в себе, протянул ей листок с примерами.

Завуч пристально разглядывала его около минуты, а потом улыбнулась и громко сказала, чтобы услышали все, и особенно корреспондентка:

– Я так и думала! Все решено неправильно. Ребенок не имеет ни малейшего представления о науке, которую собрался сдавать. Что это за нагромождения? Да я даже уравнений таких не знаю!

– А ну, дайте-ка взглянуть! – попросила толстенькая румяная учительница, сидевшая рядом с Ираидой Борисовной.

Морх чувствовал, что мальчик-инвалид был ей симпатичен, она жалела его и была рада ему помочь.

Она взяла листок с примерами, посмотрела на решение, приподняла брови и удивленно сказала, передавая листок соседнему педагогу-мужчине:

– Посмотрите, Федор Федорыч! Вы ведь кандидат математических наук.

Тот проверил примеры и даже приподнялся со стула от возбуждения. Глаза его под толстыми стеклами очков удивленно округлились.

– Позвольте, позвольте! Это же высшая математика! Эти уравнения решены правильно, но только не по-школьному. Смотрите, чтобы свести икс с игреком, он использует интегралы, теорию Эйнштейна, а это – уравнение атомной реакции! Конечно, эти уравнения можно было бы решить и проще, но они решены, и это факт. Причем решены гениально!

Когда Федор Федорович это сказал, все учителя, директор и куратор из министерства просвещения с интересом уставились на мальчика, а корреспондентка стала быстро записывать что-то в блокнот.

«И зачем я залез в мозги к этому ученому? Не мог найти кого-нибудь попроще? Воспользовался бы знаниями той же Ираиды Борисовны, тогда бы она не придралась к самой себе», – подумал морх с досадой.

– С точки зрения школьной программы, уравнения решены неправильно, и я настаиваю на том, чтобы экзамен по алгебре не был засчитан! – заявила завуч, вновь переходя в атаку.

– А я считаю, что экзамен должен быть засчитан! – заспорил Федор Федорович. – Я – за! – И он поднял руку.

Толстенькая Марья Афанасьевна тоже подняла руку, и третья седенькая учительница, немного подумав, присоединилась к ним.

– А я как завуч требую переэкзаменовки! – заявила Ираида Борисовна. – Тут голосование ничего не решает. Скажите им, Анатолий Евгеньевич! Все должно решаться только по канонам школьной программы без каких-либо отступлений, – потребовала она у директора.

Директор с сомнением поглядывал то на завуча, то на представителя из министерства образования, не зная, чью сторону принять, и колеблясь.

Но, видимо, кураторше не понравился безапелляционный и высокомерный тон Ираиды Борисовны, которая мешала ей самостоятельно принять решение. К тому же представительнице министерства хотелось достойно выглядеть перед корреспонденткой.

Она встала и произнесла очень дипломатично:

– Хм… Конечно, я здесь человек посторонний, но мне, надеюсь, тоже позволено будет высказать свое мнение. Не правда ли, Анатолий Евгеньевич?

– Разумеется, разумеется, – закивал директор.

– Благодарю вас, – продолжала кураторша, посмотрев, включила ли корреспондентка диктофон. – В принципе Министерство просвещения всегда отстаивало школьную программу и не поощряло отступлений от нее…

– Вот видите! – торжествующе воскликнула Ираида Борисовна. – Вы слышали, Анатолий Евгеньевич?

Директор откашлялся.

– В таком случае экзамен считается не…

– Не перебивайте меня! Я не договорила! – сердясь, потребовала кураторша. – Хотя отступления и не поощряются, но, с другой стороны, привлечение дополнительного материала, в том числе из программ более старших классов, может быть только одобрено. Сейчас, на новом витке образования в России, страна нуждается в ярких и разносторонних талантах, юных гениях, которыми мы все могли бы гордиться… И я считаю, если, конечно, мое мнение как представителя министерства имеет вес, экзамен должен быть засчитан. Но, разумеется, решаю здесь не я, а директор школы.

Анатолий Евгеньевич опять откашлялся.

– Экзамен по алгебре засчитан, – объявил он, строго посмотрев на Ираиду Борисовну. – Если у кого-то есть возражения, прошу вынести их на педсовет. Мы разберем их в установленном порядке.

Завуч поджала губы.

– Если все здесь иного мнения, я не буду спорить, – сказала она. – Перейдем к экзамену по геометрии. По-моему, равенство треугольников по двум сторонам и углу здесь доказано неверно.

– Позвольте посмотреть. – Директор взял у нее страничку и наморщил лоб. – А по-моему, все верно, я бы сам доказал все точно так же, – заявил он.

«Естественно, из твоих же мозгов я все и списал», – подумал морх.

– Я тоже считаю, что все решено правильно, – сказала кураторша, даже не глядя на листок с теоремой. – Этот мальчик обладает незаурядными способностями, и я сделаю о нем доклад на коллегии министерства. Обучение экстерном является прогрессивным, и необходимо всемерно способствовать его пропаганде и распространению. Это раньше в школах усредняли и замедляли развитие талантливых учеников, стригли всех под одну гребенку, теперь же такие дети имеют возможность получения индивидуального образования и сдачи экзаменов экстерном.

Выдав эту тираду умных слов, представительница министерства, довольная собой, заняла свое место, поглядывая на корреспондентку, успела ли та все записать.

Тем временем директор открыл дверь и впустил в класс взволнованную маму.

– Итак, – сказал он торжественно. – Поздравляем! У вас очень талантливый сын, он успешно справился с экзаменами по алгебре и геометрии за восьмой класс, о чем мы вам и вручаем заверенную школьной печатью бумагу.

– Я дам вам свой телефон, – сказал Федор Федорович, быстро написав что-то на листке. – Позвоните мне, и я порекомендую Сережу на подготовительные курсы физического факультета МГУ. У мальчика несомненные способности.

– Ну ладно, ладно, – негромко сказала Ираида Борисовна. – С экзаменами за восьмой класс он справился. Но я все равно считаю, что программа экстерна никуда не годится. Она не для наших русских детей. Нельзя закончить школу в двенадцать лет, когда психика еще не созрела, и стать при этом полноценным членом общества. Школу нужно заканчивать вместе со всеми. А то получит среднее образование в двенадцать лет, а что дальше? Кошек вешать, камнями швыряться, впутываться в дурные компании?

– А дальше в институт, а потом в аспирантуру, – возразил Федор Федорович. – Гении не швыряются камнями, смею вас заверить. Позвольте, я помогу Сереже спуститься по лестнице.

– Да, спасибо, – кивнула мама.

Уже внизу к ним подбежала корреспондентка, которая едва отделалась от представительницы министерства.

– Я обязательно о вас напишу… – воскликнула она восторженно. – Это такой свежий материал! Тебя зовут Сережа? А фамилия как? Не мог бы ты рассказать какой-нибудь случай из своей жизни?

– Из жизни, говорите? – обрадовался морх. – Это можно. Диктофон включен? Ну, тогда поехали… Был в нашем эскадроне такой случай. Полковник Лебедев, князь, человек высшего света, коллекционировал пистолеты. Были у него и черкесские пистолеты, и турецкие, и наши тульские. И вот как-то раз собрались мы за картами в доме уездного предводителя дворянства. Мы – это я, князь Арефьев, поручик Задорожный, князь Воропаев, майор Судаков, барон Гумбольт фон Плю, корнет Теряев – в общем, почти все офицеры полка. И вот в нашем присутствии после двух бутылок «судаковки»[13] полковник заспорил, что срежет из пистолета стакан с головы любого из нас на расстоянии двадцати шагов. Но, понятное дело, все боятся подставлять свой лоб, полковник-то подшофе. «Извольте, господа, – говорю тогда я. – Если вам нужна подставка для стакана, используйте мою голову…» Поставил я себе стакан на голову и отошел. А полковник взял пистолет, взводит курок и целится. А сам пьяный, рука так и трясется. Ну, думаю, конец. «На счет три, говорит, стреляю. Раз, два…»

Не успел морх произнести «три», как послышался какой-то грохот. Корреспондентка лежала на полу без движения как подстреленная, а Федор Федорович и мама с ужасом смотрели на мальчика.

– Вот вы не верите, а между тем это быль, – обидчиво сказал разговорившийся морх. – Итак, я продолжу…