"Братва особого назначения, или Демьян и три рекетера!" - читать интересную книгу автора (Черкасов TM Дмитрий)Глава восьмая ПРИНЕСЛИ ЕГО ДОМОЙ, ОКАЗАЛСЯ ОН ЖИВОЙ!Алла Замоскворецкая решила сперва на денёк задержаться в Париже. Ну, подумаешь, поедет она в этот Трувилль не прямо из аэропорта, а завтра утром! Ничего с этим заданием Герика не случится. Не убудет ни у кого, если она, Алла, пользуясь случаем, задержится на вечерок в Париже — встретится с подругами по варьете из «Пары гнедых». И никуда эти кассеты в Трувилле за один вечер не денутся! Алла прекрасно знала Сушёного и его возможности, а оттого предполагала, что он сделает, как и обещал, все, чтобы больше никто из интересующихся с той стороны за бугор из города вылететь не смог. Едва пройдя паспортный контроль и выйдя из вестибюля, она подозвала такси. Классического вида — словно из комедии семидесятых годов — похожий на Луи де Фюнеса шофёр белого «Рено» с улыбочкой обратился к ней по-французски: «Же сюи а вотр сервис, мадам! Же ву депоз у?» Красота! Алла, не отошедшая ещё от бурных застолий последних двух дней, хоть и сносно говорящая по-французски, состроила из себя настоящую леди, которая не станет просто так болтать с каким-то простым шофёром, и, усевшись на заднее сиденье, коротко бросила по-русски: — Отель «Наполеон», авеню Фридланд. Шофёр понимающе кивнул и более приставать с разговорами не стал. Замоскворецкая закурила и принялась разглядывать сперва проносившиеся слева и справа пустыри предместий, стыдливо прикрытые гигантскими рекламными щитами всякой известной ей и неизвестной всячины — от разноцветной одежды всемирной молодёжной марки «Беннетон» и бензина местного разлива «Эссо», до морских полуфабрикатов быстрого приготовления «Монго» и телефонных карточек «Франс-телеком», с помощью которых можно из любого телефона-автомата дозвониться аж до Рио-де-Жанейро. . Не успела она выкурить первую сигарету, как пустыри сменились непрезентабельной застройкой в виде каких-то бесконечных складов и пакгаузов. Потом появились такие же, как в любом российском городе, железобетонные пятиэтажки, будто сделанные наспех. Правда, французские панельные дома всё же выглядели повеселей… как-то побуржуазней. Она знала, что в этих домах приличные парижане не живут. Алла не первый раз была в Париже… Если и можно было считать обитателей этих кварталов парижанами, то с такой же степенью условности, как приезжих азиков, что торгуют в городе арбузами, считать за коренных петербуржцев… Ещё со времён первого приезда во Францию Алла знала, что непосредственно сам Париж — это двадцать восемь округов-рендисманов, очерченных условной линией центра города. А спальные районы, и даже небоскребно-американский бизнес-сити, Дефанс, непосредственно Парижем уже не считаются. Поэтому-то, по статистике, огромный Париж имеет весьма скромное количество жителей, всего три миллиона… Это не как в их областном центре или Москве, где все эти Чупчины, Дачины, Синие Поляны, Новогиреевы, Свибловы и Черёмушки включены в черту большого города… А Париж… зачем ему смешиваться с деревней? Даже такой деревней, которая в России вполне сошла бы за крупный административный центр? Так что, глядя на пятиэтажки, Алла знала, что в этих домах живут алжирцы или тунисцы… или негры из Ганы и Гвинеи — самые бедные, типа наших бомжей, годных, разве что, уборщиками в метро работать, да траншеи на улице копать. Настоящий Париж, красивый, манящий, волнующий души всех русских женщин, — он дальше! Вот уже и Сена справа показалась. Но это все равно ещё не Париж. Машина встала в пробке. Шофёр, тот, что на Луи де Фюнеса похож, бегло глянул в зеркальце заднего вида на пассажирку и включил радио. Из колонок понеслись сперва позывные какой-то их радиостанции, потом быстро-быстро затараторил диктор, так что вообще ни одного слова было нельзя разобрать… А потом полился типичный французский шансон — с невообразимо растянутым грассирующим «эр». Песня оказалась как нельзя кстати. Алла стала тихонько постукивать ладошкой себя по коленке и даже подмурлыкала пару раз в рефрене, там, где уловила часть слов, — «тю мади же рандэву»… Она поймала в зеркале слегка удивлённый взгляд шофёра, его слегка ироничную улыбочку, но презрительно хмыкнула и отвернулась… Слева и справа, сзади и спереди стояли «Рено» и «Пежо», «Мерседесы» и «Ситроены». И повсюду люди. Хорошо одетые, со спокойными лицами. Они привыкли по два-три часа в день париться в пробках. Именно такие выражения лиц у людей, живущих в больших городах, где главным правилом выживания является девиз: «Не лезь в чужие проблемы, когда полно своих!» «Дезоле, он э при дан ламбутейаж», — нарушил молчание шофёр, показав жестом на стоящие рядом машины. Алла и так догадалась, что они попали в пробку, а она и не торопилась. Это ему, шофёру, наверное, невыгодно. Счётчик-то с километра, а не с минуты деньги считает! Наверное, дома куча детей, а то и внуков, и у всех потребности: новая игровая приставка к компьютеру, новый скэйборд, новые роликовые коньки и шлем… Да и у самого, небось, потребности — соседку Жаклин в пятницу в ресторан вытащить… а жена — старая карга… И тёща… И куча счётов за горячую воду, за платные компьютерные курсы, за гараж, за ремонт машины… Представив себе такую картину, Алла даже прониклась к своему шофёру пониманием… Однако через некоторое время, когда машина уже десять минут не трогалась с места, а счётчик, тем не менее, пять раз успел щёлкнуть, Алла поняла, что парижские таксисты не так просты, как кажутся, и что они давно уже приспособились к своим «каменным джунглям», как приспосабливаются и выживают самые устойчивые биологические виды… И тут же перестала жалеть этого де Фюнеса. Машины в пробке двигались чрезвычайно медленно. Видимо, где-то впереди произошло дорожное происшествие. Алла чиркнула зажигалкой, прикуривая ещё одну сигарету. Сейчас приедет она в отель, позвонит Светке Абрамовой, той, что ещё в восемьдесят шестом из страны свалила, и Маринке Поляковой, которая года три как уехала… Про Светку говорили, что в «Крэйзи Хоре» танцует чуть ли не сольный номер. А Маринка писала, что в «Мулен-Руж» в кордебалете пляшет — ноги выше головы задирает… Голая… Поехали, слава Богу. Как там у классика? Увидеть Париж и умереть! Ну, вот, она уже четвёртый раз в Париже и пока ещё не умерла! Кафешки со столиками на тротуаре, за которыми сидели преимущественно японские туристы, круглые рекламные тумбы с крышами, словно башенки старинных замков, стилизованные под бронзовую старину, зелёные неоновые кресты «фармаси». Вот он — настоящий Париж! Наконец-то! «Наполеон» — дорогой отель. Поехала бы на свои, выбрала бы что-нибудь подешевле, на бульваре Клиши или возле Северного вокзала. Но если платит Сушёный, то можно и шикануть! В рисепшен[4] долго рассматривали её российский паспорт. «Они что, за проститутку меня принимают? — подумала про себя Алла и зло посмотрела на кучерявую курносую девицу за стойкой, так долго пялившуюся в её загранпаспорт. — Мол, все русские бабы, приезжающие в Париж, — путаны… А, впрочем, они правы. Так оно и есть, — успокоила себя Алла, забирая паспорт и кивая в ответ на дежурную улыбку курносой. — Господи, ну что ж ты серенькая-то такая? Где же вы, хвалёные парижанки-красотки?» Замоскворецкая, не в первый раз прилетавшая в столицу Пятой республики, знала, что на самом деле красивых француженок очень мало… Повывелась порода. Наполеон пять миллионов самых красивых и породистых самцов-производителей за десять лет непрерывных войн со всем цивилизованным миром угрохал. Вот и пошли-поехали портить породу приезжие из Алжира да Испании… А ведь встречались французы — красавцы с каштановыми волосами! Взять того же Ив Монтана или Жана Маре… Ливрейный мальчик в смешной круглой шапочке на резинке проводил её до номера на третьем этаже, открыл дверь и, покуда она оглядывала апартаменты, все стоял в проёме этаким укором её несообразительности. «Надо ему денег дать, — вспомнила Алла, и, покопавшись в сумочке, нашла долларовую бумажку. — Маленький буржуй!» Номер, где поселилась Замоскворецкая, оказался очень даже ничего. Маленький бар, наполненный ликёрами и виски в малюсеньких бутылочках. Широкая двуспальная кровать, предполагающая, что ночной Париж непременно должен подарить постояльцу романтическое свидание… На валике, лежащем на кровати вместо привычной и милой русскому сердцу подушки, — конфетка на салфетке. Миленько и со вкусом. В углу, у телевизора с таймером, отсчитывающим время просмотра коммерческих каналов, — пульт на длинном шнуре. «Это чтобы не стащили», — догадалась Алла. С хитростями бесплатного пользования коммерческими каналами она уже была знакома. Как только после двухминутного просмотра эротического фильма на таймере загорается красная лампочка — надо спешно переключить телевизор на другую кнопку и тут же снова нажать на ту, по которой шла платная эротика. И, пожалуйста — снова бесплатные две минуты просмотра. Перед огромным, чуть ли не в полстены зеркалом, на столике — телефон, стилизованный под старину, с изогнутой трубкой, лежащей на огромных рогатых рычагах. Правда, вместо диска, который надо долго крутить, — кнопки. В углу у окна с длинными тяжёлыми портьерами — круглый стол с письменными принадлежностями. Только компьютера не хватало… Но, наверняка, года через три приедешь в Париж, будут и компьютеры в номерах. Она открыла верхний ящик комода, убедилась, что там, рядом с непременным томиком библии, лежит фен, и направилась в ванную комнату, на ходу скидывая одежду. Пора бы привести себя в порядок. Алла долго принимала ванну. С особенным удовольствием, понимая, что простая горячая вода в Париже стоит столько же, сколько в Москве — боржом или нарзан… — набросала в воду кучу разных пенных шариков, а потом долго лежала в благоухающей пене мыльных пузырей, наслаждаясь и нежась. Взяла с собой в ванну пару бутылочек из бара — все равно за все Геракл платит… Любимый «Хеннеси» и «Джонни Уокер» с чёрной этикеткой. Кто сказал, что смешивать их нельзя? Поплескалась… Выкурила сигаретку… Помечтала о тех временах, когда, накопив денег, уедет, наконец, из России и поселится где-нибудь… Может, даже и в Париже, чем черт не шутит? Закончив туалет, Алла подсела к старинному телефону и набрала парижский номер давней подруги — Светы, танцевавшей с ней ещё в «Паре гнедых». Оказалось, Светка уже год сидит без работы. Вылетела из «Крэйзи Хоре» за наркотики. Сказала, что это их импрессарио, грек Сахиниди, из ревности ей подбросил. Врёт, наверное! Но, тем не менее, снимала Светка хату на Сен-Жермен-де-пре. Маленькую, но свою. И даже с кухонькой и ванной. Мужик ей, наверное, хатку оплачивает! Встретились. Слово за слово… И напились они со Светиком по-чёрному, как в старые добрые времена в «Паре гнедых». Утром Алке так плохо стало, что жить не хотелось! Пришлось снова звонить подруге Светке. Опохмелившись, они навели кое-какой марафет, взяли такси и поехали к Маринке. Та оказалась замужем. И ребёнок у неё был от мужа-алжирца. Все как надо. Маринка за столом хвастать начала, что у неё мужик, хоть собой и чёрный, зато мужик! — Помните, девчонки, мы такую песню ещё в «Паре гнедых» непристойную пели? Помните? «Хочу мужа, хочу мужа, хочу мужа я, принца, герцога, барона или короля…» А там ещё куплет такой был: «Пусть муж мой чёрный как ворона, и рожа измазана углём, но коль носил бы он корону, то в Африке считался б королём!» Подруги весело засмеялись, совсем как тогда, когда были ещё молоденькими танцовщицами из кордебалета городского ресторана. Одно смутило Аллу Замоскворецкую, так это то, что ни Светка, ни Маринка, три года живя в Париже, друг с дружкой не виделись… И даже не перезванивались… И, кабы Алла не приехала, вряд ли они вообще бы встретились, хоть и жили в одном городе. Подруги, называется. В общем, с Маринкой они уже не так сильно, но тоже выпили. И мужик её — араб, когда с работы явился, тоже с ними за стол уселся, хоть Аллах и не велит, но на халяву, должно быть, разрешает! Тем более что Замоскворецкая угощала. Притаранила из ближайшего к метро магазина два пакета выпивки — и «Хеннеси» неизменный, и водочку любименькую «Столичную», и шампусика ихнего… Не «Дон Периньон», а ординарное какое-то по сто франков за бутыль… А потом Алла потащила всех в ресторан. Аида, девки, гуляем! Дескать, вы-то думали: уедете — богато жить будете, а я вот в России осталась, да покруче вас всех на земле стою и теперь вас в ресторацию за свой счёт веду! Поехали, естественно, в «Максим», куда же ещё? Есть ли в Париже русские места покруче «Максима»? Нету! То-то же, тогда только в «Максим», и никуда не сворачиваем. Метрдотель, едва трех красоток увидал, — сразу же повёл их к столику прямо у самой сцены. Ну, понятное дело, весь ресторан только на них и пялился. А Светка с Маринкой, будто вспомнив молодость в «Паре гнедых», вышагивали гордо, важно — спина как струна прямая, походка — от бедра. Глаза блестят! Уселись, взяли услужливо поданные меню, переплетённые в натуральную кожу, и давай пальчиками водить: и то хочу, и это. Водка, икра, осетрина… Кулебяки и гурьевская каша, блины и солянка московская… Водка «Smirnoff», брют «Клико»… И девочки в кокошниках на сцене под балалаечный оркестр. А пока официанты подавали аперитив, вспоминали старое. — Я когда в первый раз в Париж приехала, ещё совсем соплячкой была, — начала Светка. — Меня тогда зампред райкома партии товарищ Гриша Симоняк с собой взял. Ни он, ни я по-французски ни бум-бум. Со всеми знаками общаемся. Целый день по городу шатались, есть захотели. Гришка и говорит: — Пойдём в ресторан. — Как же мы, — говорю, — еду заказывать будем? — Что-нибудь сообразим. Зашли мы в первый попавшийся ресторан. Сели за столик свободный. Официант подошёл, а Гриня ему так по-простому, по-французски, и говорит: — Принеси-ка, милейший, ля мясо, свининку, ля кортошечку-фри, ну, там ля салатики, ля хлеб, и ля вино, можно водку, но тогда с ля солёненькими огурчиками… — Официант, наверное, со смеху коньки отбросил? — рассмеялась Маринка. — Ни фига, не отбросил. Слушайте дальше. Прошло минут двадцать, несёт наш официант все точно, как заказывали: салатики, огурчики, водочка, свининка в кляре… — Вот, Светочка, как важно иностранные языки знать, — сказал Гришка, после того как официант от столика отошёл. Поели мы от души, а когда уходить стали, официант этот нам и говорит по-русски: — Спасибо. Приходите ещё. Ресторан «Максим» всегда к вашим услугам… — То-то я подумала, сразу, уж не русский ли француз вам тогда попался, — сказала Марина. — Эх, девчонки, а помните, как мы номер «Русский сувенир» проверяющим из отдела культуры райкома партии показывали? Помните? Ты, Светка, тогда с голой задницей, да в кокошнике… А тот партийный аж слюной подавился! И кричит: «Это же стриптиз, это же порнография, запретить!» — Алла зашлась задорным смехом. — А председатель исполкома ему на это сказал: «Ну что вы, что вы! Это же для интуристов — экспортно-импортный вариант! Нам же надо в город интуристов привлекать! Да потом все это в духе времени…» И прочая лабуда! — вспомнила Света, отмахиваясь от сигаретного дыма. — Помню, помню! — вставила Марина. — Кончилось тем, что номер утвердили только для спецобслуживания интуристов, а в обычные дни, когда наш «совок» в кабаке сидит, — то же самое, но в сарафане. Официант с шумом откупорил бутылку «Клико» и разлил пенистый напиток в широкие бокалы на манер вазочек, в каких русские бабушки малиновое варенье к чаю подают. — Ну, девочки, за нас, за «Пару гнедых», за нашу молодость! — сказала Алла. Выпили, причмокнули смачно — эх, хороша шипучка… — А как теперь твой мент этот… Сушёный? — спросила Светка, подхватывая сразу два ломтя осетрины. Давно, видать, осетринки не пробовала. — Наверное, полковник уже, Жорка твой? — Не знаю, давно его не видала, — ответила Алла и переменила тему. — Давайте лучше водочки тяпнем, а то у меня что-то от шампусика в последнее время на мужиков аллергия. И пошло-поехало. Балалаечники грянули «Калинку». И подруг понесло совсем не по-взрослому. Алла, Светка и Маринка, вдрызг пьяные, выскочили на сцену и с криком: «Вот так надо!» давай закидывать ноги аж выше головы. Так, чтобы всё было видно. И все в ряд, все в такт! Школа Вагановская — она и в Париже школа! — Давай, давай, девки, помните, как мы в «Паре гнедых» «Калинку» на манер канкана из Оффенбаха делали? Давай, давай, жги! Посетители ресторана, все как один, повернулись к сцене и ну, подругам аплодировать — подбадривать. А те и рады стараться. И балалаечники наяривают так, что душа поёт. Какие-то американцы даже попытались стохи баксов Маринке со Светкой в вырез платьев засунуть… В общем, оттянулись подруги в тот вечер в «Максиме» на славу. А утром следующего, уже третьего в Париже, дня Замоскворецкая с большим мешком, наполненным льдом и приложенным к больной голове, что так и норовила расколоться пополам, смотрела в номере телевизор. Вдруг симпатичный диктор-брюнет повторил неколько раз: «РУССКАЯ МАФИЯ, РУССКАЯ МАФИЯ, РУССКАЯ МАФИЯ». Алла, до того лежавшая в полусонном состоянии, встрепенулась, и, с напряжением вслушиваясь в едва понятные французские слова, стала внимательно глядеть на экран… Русская мафия, русская мафия. Что за русская мафия? По телевизору показывали сюжет из какой-то церкви, где, привезённый из России, покойник-француз внезапно ожил и убежал в неизвестном направлении, до смерти перепугав родных и близких… «Ничего себе у них тут, во Франции, дела творятся», — только и успела подумать Алла, перекладывая пакет со льдом с одной стороны головы на другую. И тут в номере зазвонил телефон. — Это ты, дура? — послышался в трубке грозный голос Жоры Сушёного. — Ты где, дрянь, должна быть? Пока ты в Париже веселишься с подружками на мои деньги, Недрищев нас опередил, и своих пацанов во Францию отправил! Телевизор-то хоть смотришь? Гера Сушёный всегда умел кратко, ёмко и доходчиво выражать свои мысли и уж тем более объяснять их слушателю. — Сам остынь, — ответила Алла, сдерживая нахлынувший привычный страх перед всемогущим Сушёным, а сама подумала: «И откуда он только всё узнал?» — Немедленно поезжай туда, куда тебя послали, поняла? — прорычал в телефонной трубке грозный голос Жорика. — Поняла, — коротко ответила Алла и, положив трубку, сразу принялась собираться, морщась от невыносимой боли. «Что же так головушка моя болит? — мысленно причитала она, кидая, как попало, в дорогой дорожный кофр свои наряды. — А этот покойник-то, про которого в телеке говорили, что он вдруг ожил, — видать, и есть этот самый парень, которого Недрищев подослал. Ловко этот Недрищев с покойником придумал! — Алла быстро окинула цепким взглядом номер, не забыла ли чего. — Серьёзный соперник мне попался. Пролежать в гробу столько времени!» От таких мыслей её даже передёрнуло. Демьян вылез из гроба не сразу. Подождал, пока откроют, как было решено на «военном совете» перед отлётом. Вот и крышку открыли. Пора вставать. Демьян поднял голову и осторожно огляделся. Гроб, в котором он приехал во Францию, стоял прямо посреди небольшого собора. На него уставились пара каких-то мужиков. Пятак поморгал немного, привыкая к дневному свету. В церкви народу было немного. В основном, наверное, родственники. «Медленно и скорбно», — вспомнил Демьян слова из адидасовского анекдота про вдову, что не смогла отказать соблазнявшему её священнику, но просила в память об усопшем ублажать её не торопясь и с подобающим скорбным выражением… Итак, Демьян приподнялся в гробу… Народ в ужасе застыл. В церкви воцарилась полная тишина. Даже органист перестал наяривать своего Баха или кого там ещё… — Извините, товарищи, я воскрес, потому что, как говорил Ильич: «электрон неисчерпаем», — блеснул школьными знаниями Демьян, вылезая из гроба. И тут французы взвыли от ужаса. Демьян спокойно, как учил его бывший грушник, направился к выходу. Родственники, словно от зачумлённого, шарахнулись от него по углам собора. Пятак так же спокойно спустился по ступенькам с паперти и уже на улице, когда глаза почти привыкли к солнечному свету, рванул. Рванул, что было сил. Далее, как научил его недрищевский начальник службы безопасности, бывший, видать, Штирлиц, прошедший огонь, воду и медные трубы, Демьян зашёл в первое же кафе и, пройдя мимо стойки, направился прямо в туалет (грушник подробно рас сказал, где у них туалеты в кафешках и в пивных). А там уже Демьян смыл грим с лица, вынул из штанов полные памперсы, брезгливо выбросил их и выбрался через маленькое слуховое окошко на задний двор. Благо, у окошка стояли ящики с мусором. Видать, какой-то любитель подглядывать за посетителями туалета их сюда притаранил, решил Демьян, быстро удаляясь от кафе. В карманах у Дёмы лежали две пачки зелени и ствол тульского оружейного завода… И масса приключений впереди. Демьян Круглов, он же Пятак, к свершению подвигов будь готов! Всегда готов! Здравствуй, Франция! Вот и я, Демьян! Пятак поехал в Трувилль автостопом. Сперва, на такси до дороги А-13, той, что ведёт из Парижа в Нормандию. Удивлённый таксист высадил его в так называемой зоне «эр-де репо», куда уставшие с дороги водители заезжали, чтоб, не выходя из кабины, выпить кофейку, дабы не заснуть за рулём. Демьян дал таксисту долларами — тот долго вертел сотенную возле своего носа, но потом взял-таки. «Какие они во Франции разборчивые! Ещё и кочевряжится! Их бы в Россию, враз приучили бы доллару кланяться», — подумал Демьян. Подождав, пока таксист укатит, Демьян, как учил его грушник, встал возле сплошного ограждения и стал ловить машину в направлении Ла-Манша. И ведь поймал. Да какую! Во сне не приснится! Сперва думал, как в России, дальнобоя грузового поймать. Или фуру какую, или холодильник на колёсах. А тут, только заприметил одного, — поднял было большой палец при виде надвигающегося трейлера с фурой-рефрижератором, — как из крайнего левого ряда, подрезая всем носы, прямо к его ногам, открытая всем ветрам, подкатила двухместная гоночная тачка. А в ней — принцесса Бургундии, не иначе!.. Та-а-акая девушка классная! Закачаешься! Глядит снизу вверх голубыми глазками и говорит: «Си ву вер ля мер, прене ля пляс…» А потом, как крикнет на него: «Гет ин кар, ю, бастард!» Прикольно! И он понял. Нет, серьёзно. Демьян языками иностранными хоть и не владел, однако сразу догадался, чего от него принцесса в кабриолете хотела. И — прыг к ней в тачку. И они поехали. Когда Софи узнала, что перед ней русский, она обрадовалась, потому что сама немного говорила по-русски. — Это ты сегодня воскрес, русская мафия? — посмотрела она на него весёлыми глазами и рассмеялась. Демьян смолчал, стараясь ничем не выдать волнение. Как она смогла догадаться? Тачка у Софи была классная. С правым рулём, на спидометре непривычно и неприлично мало цифр с нулями. Да и стрелка — показывает девяносто, а скорость — явно за сто. Вон как полосатые столбы вдоль трассы несутся! Демьян тычет пальцем в спидометр: — Сломался? Софи не понимает вопроса: — Уот? — Неправильно показывает спидометр, говорю. Вроде доходчиво все сказал. — А-а-а! Ноу, нет, — это па километр, это майлз — мили, а мили — плю вит — они быстрее! Она бросила быстрый взгляд на парня и снова рассмеялась. Демьян кивнул, поняв, наконец, в чём тут дело. Улыбнулся в ответ, а на душе кошки скребли. «Она меня совсем за дикаря, наверное, принимает?» Насупился было, да вовремя спохватился, что лучше вести себя так, как получается, а не притворяться. Самый надёжный способ приобрести доверие и друзей, как дядя Лом учил. — Джапэн? — спросил Демьян, пошлёпывая ладонью по торпеде. — Но, вуатюр англез, — инглиш, английский машин. Эм-Гэ, Моррис Гараж. Андестэнд? Софи снова смеётся, причём так заразительно, показывая все свои ровные белоснежные зубки, что Демьян поневоле опять улыбается в ответ. Он удовлетворённо кивает головой: — Йес, гуд машина! Полный андестэнд! Они мчались по крайнему левому — самому скоростному ряду широкого хайвея, обгоняя многочисленные аккуратненькие чистенькие машинки французских обывателей. «Ренухи» и «Опеля», «Пежухи» и «Гольфы», «Ситроены» и лупоглазые «Мерседесы». И все такие намытые! Нет грязных. Совсем не так, как в России. Хотя по кругленьким разноцветным отметкам техосмотра видно, что машины есть и старые — пяти, семи, а то и более лет. Но все в глянце. Вот она, культура-то! Мимо проносились картины сельского пейзажа. Меловые обрывы, кукурузные и рапсовые поля, коровки коричнево-белых мастей стадами… Но нету у них леса. Леса у них нет, отметил про себя Демьян Пятак. Повырубили, наверное. — Тебе куда? — спросила, наконец, Софи. — Город Трувилль, знаешь? — забеспокоился Демьян. А вдруг не знает? А вдруг ей в обратную сторону, и они уже столько времени не туда едут? — И мне туда же, — улыбнулась Софи. — У тебя там невеста? А, русская мафия? — Что? — не понял Демьян. — Жена? Твой девушка? Герл? — пояснила Софии и покосилась на Демьяна — что-то он ей ответит. — Нет! — рассмеялся Демьян, отмахиваясь даже от мысли иметь в девушках какую-нибудь французскую фифу. — Нет, я по делам. — Дела мафии? Ты — машин ганз? — Нет, частный бизнес. «Я что, так на бандита похож?» — про себя удивился Демьян, и тихонько, так, чтобы Софи не заметила, придирчиво оглядывая себя в зеркало заднего вида. — О'кей, — только и произнесла девушка. Софи перестроилась в правый ряд и остановила машину. — Хочешь кондуир? — предложила она парню. — Что? — не понял тот. — Драйв зэ кар! И для непонятливых ещё рулём покрутила, показывая, как водят. — А-а-а! — догадался, наконец, Демьян. — Йес, хочу! А не боишься? Софи только отмахнулась. Они поменялись местами. Демьян едва тронул ногою газ — и мотор резко рыкнул, бросив стрелку тахометра сразу аж на семь тысяч оборотов. Непривычно переключать передачу левой рукой. Ткнул первую, оглядываясь назад через левое плечо, отпустил сцепление, и машина взвизгнула прокрутившейся под нею резиной. Минут пятнадцать ехали молча. Машина превосходно слушалась руля, и было невообразимо приятно гнать и гнать её — послушную правой ноге и рулю. Класс! Не машина, а ракета. Угловым зрением Демьян видел, как Софи повернулась к дороге боком и в упор смотрела на него. На Демьяна Пятака. Смотрела и улыбалась. Она вдруг протянула руку и положила ему на колено. «Ничего себе, драйв», — подумал про себя Демьян, на секунду забыв и о дороге, и о машине, и вообще о том, зачем он в эту самую Францию приехал. А потом они въехали в город. Так себе — не шибко большой, но очень аккуратный. Все заборы, заборы, за заборами домики — как игрушечные — в два-три этажа. Красная или зелёная черепица положена на крышах домиков одна к другой так, что даже лезвие ножа не просунуть. Где заборы редкие, можно увидеть, что перед домишками — обязательные садики. А в садиках — цветочные кусты: розы белые, розы красные, жёлтые… Все маленькое и уютное. Кругом такая тишина, что, когда машина остановилась, то Демьян вдруг услышал пение птиц, чего не слышал с самого момента своего приезда в Большой город. — Это Довилль. А направо, за рекой, будет наш Трувилль, — сказала Софи. Демьян остановил машину возле огромного, просто задавившего своею громадой все эти игрушечные домики, отеля. Отель, хоть и был громоздким, однако же оказался весьма старым, аж девятнадцатого века постройки. — Здесь жил писатель Виктор Гюго, — сказала Софи, вылезая из машины и доставая из маленького багажника дорожную сумку. — Знаю, он «Королеву Марго» написал, — ответил Демьян, перехватывая у девушки сумку, как его учила Поленька. «То-то же. Знай наших. И про писателя этого верно вставил. Пусть думает, что книжки читаю». Они вошли в отель. Софи и секунды не задержалась у стойки, как вернулась к Демьяну уже с ключом в руке. Они поднялись на второй этаж, вошли в номер, и она сразу потащила его к кровати. — Так, машин ганз, — объявила после полудня Софи, скептически оглядывая разбросанную по маленькому номеру отеля одежду Демьяна. — Мы делаем шоппинг. Йес? — Так ведь только что делали, — удивился Демьян. — Ты не гони. Я сейчас поем, и продолжим. — Ноу, — отрицательно затрясла головой Софи, хихикая. — Не секс-шоппинг. Покупать одежда. Андестэнд? — Так бы сразу и сказала. Они вышли на улицу и, взявшись за руки, отправились э расположенный в центре города огромный двухэтажный супермаркет. Двери открылись автоматически, видимо, на фотоэлементах, пропуская Демьяна и Софи внутрь торгового зала, откуда неслась спокойная приятная музыка и веяло кондиционированной прохладой. В супермаркете Демьяна поразили две вещи: то, что в таком маленьком городишке имелся огромный магазин, и то, что в супермаркете можно бьшо купить абсолютно все. Подхватив тележку, Софи повела Демьяна вдоль рядов, ища развалы со стандартной одеждой: футболками, джинсами, блейзерами, баллонами. Демьян покорно следовал за своей спутницей, поминутно останавливаясь около какого-нибудь товара и с интересом рассматривая его. — Софи, Софи, а это для чего? — спросил он у девушки, вертя в руках непонятную щётку, вроде бы зубную, но с какой-то тонкой леской, натянутой между двумя зубцами. Девушка, как могла, объяснила парню, что такая щётка чистит не только зубы, но и между ними. Демьян только похмыкал. Чего не придумают буржуи! Наконец они добрались до длинного ряда с одеждой. Софи быстренько прикинула, какой у Демьяна размер. — Вот, одеть, — гордо толкнула Софи Демьяну на полненную тележку. — Это тебе. Демьян огляделся. Примерочной кабинки в супермаркете почему-то не было. «Может, забыли поставить», — подумал парень, посмотрел на как будто что-то ожидающую от него Софи, ещё раз оглядел магазин и, убедившись, что никого поблизости нет, стал быстро стягивать с себя одежду, надевая новые шмотки, выбранные девушкой. — Bay! — только и смогла произнести ошарашенная такими действиями Демьяна Софи. Она-то имела в виду, чтобы парень просто прикинул на себя, подходят ли ему выбранные вещи, а он прямо в супермаркете стриптиз устроил. Все телекамеры теперь были направлены на странную молодую пару. Возле мониторов столпилась почти вся охрана, с интересом и некоторой, чисто мужской, завистью рассматривающая молодого человека спортивного телосложения, переодевавшегося прямо в торговом зале. Поигрывая мускулами, парень надел новые трусы, футболку, джинсы, кроссовки, бадлон и тёмные очки. Софи с удивлением отметила Дёмино преображение. Теперь он больше походил на тех красавцев с обложек модных журналов, что рекламируют исключительно нижнее бельё или кредитные карты. Демьян и сам чувствовал, что выглядит на все сто, а потому задорно подмигнул Софи, и, толкая перед собой тележку, в которой лежала скомканная старая одежонка, двинулся к кассам. Да и у касс он сумел заставить смеяться не только Софи, но и весь штат супермаркета этого маленького французского городка. Служащие долго ещё потом рассказывали своим друзьям и подругам, сидя в кафе за чашечкой кофе и круассаном, как молодой человек, явно иностранец, прикладывался к машинке, считывающей метки, всеми частями тела, стараясь попасть штрих-кодом в заветный красный лучик. Вернувшись в отель, Софи тут же отправилась принимать душ. Демьян прошёлся по маленькому номеру, посматривая на себя в зеркало, и только тут заметил, что с новой, купленной в супермаркете одежды, все ещё не сняты бирки. «Будешь одежду покупать — все бирки сдирай обязательно», — вспомнилось ему напутствие начальника службы безопасности Марлена Полуэктовича — бывшего грушника и профессионального нелегала. Демьян торопливо сорвал с себя одежду и, вытащив маленькие ножницы из маникюрного набора Софи, принялся тщательно срезать бирки. За этим занятием и застала его вышедшая из душа Софи. — Ты спай, — констатировала она, кокетливо кутаясь в большое банное полотенце с меткой отеля. — Шпион. Не русская мафия. Демьян отложил ножницы и ловким движением подхватил было девушку на руки, но она шутливо погрозила ему пальчиком и снова скрылась в ванной. Когда она вернулась, парень спал на широкой кровати, по-детски приоткрыв рот. Черты его лица разгладились — и ямочки на нежных, ещё не успевших окончательно обрасти щетиной щеках, стали более заметными. Девушка приподнялась на локте и нависла над Демьяном. Проведя пальчиком по его лицу, она, поддавшись неожиданно нахлынувшей нежности, тихонько поцеловала Демьяна в губы, стараясь не разбудить его. «Как же он похож на ребёнка», — подумала Софи, и тут её взгляд упал на стоявшую у кровати тумбочку. Ящик тумбочки был слегка приоткрыт, и там, в темноте, виднелся тускло мерцавший воронёной сталью пистолет. «Русская мафия, ребёнок и шпион в одном лице, — подумала Софи. — Как здорово!..» |
||
|