"Пастырь Вселенной" - читать интересную книгу автора (Абеляшев Дмитрий)

Глава 25 ВОЗВРАЩЕНИЕ

– Давай-давай, просыпайся, герой-любовник!

Владимир открыл глаза и обнаружил себя в кабине стридора, где, собственно, он и впал в забытье когда-то давным-давно. В голову одна за другой возвращались неприятные подробности их отлета, а щека, куда Лея залепила увесистую оплеуху перед стартом, снова заныла, хотя летели они – Володя украдкой взглянул на часы – около недели, как и в ту сторону. Сейчас Лея, кажется, была настроена благодушно, но Володя не мог разделить ее спокойствия – ведь вокруг стридора творилось нечто невообразимое. Голубые вспышки, словно от мощнейших лучевых установок, пронзали черное пространство вокруг космолета, беззвучно и как-то потерянно стоявшего на месте. Грохот же был как от пушечной канонады – от лазеров такого не бывает. И еще Владимир почувствовал, что возле него нет Лайны, а ведь когда он засыпал, она сидела рядом. Ему пришла в голову страшная догадка, что, возможно, Лея от ревности и в отместку выкинула несчастную в открытый космос.

– Это гроза. Вид изнутри, – сказала Лея. – С пробуждением тебя.

Лея нажала на розовато сиявшую кнопочку, и кабина наполнилась бледным светом – совсем как в такси, когда шофер собирается рассчитаться с вами и открыть дверцу, чтобы вы вышли. “Выйди вон из самолета и закрой снаружи дверь”, – вспомнилась Володе детская шуточка...

Впрочем, Володя на самом деле полностью доверял Лее в том, что касалось его самого; а вот к несчастной Лайне гнданорианка имела полное право не испытывать теплых чувств. В тревоге Владимир огляделся по сторонам и с облегчением обнаружил, что обнаженное тело спящей рабыни лежит в ногах у его жены.

– Да, да, – подтвердила Лея, – видишь вот, пришлось перекинуть управление с нижних рычагов на верхний пульт. Зато ногам мягко, лучше, чем на коврике. С ней все в порядке, спит она, – добавила Лея беззаботным тоном. – И, знаешь, – сказала она после секундного колебания, – я должна извиниться перед тобой. У меня тут было время, пока вы оба спали, подумать о всей этой ситуации... Я была не права. Прости.

– Конечно, – пробормотал Владимир.

– Я, правда, – добавила Лея, – разлучила вас во время вашего сна – эта Лайна, видишь ли, замерзла и все время жалась к тебе, что, по понятной причине, было мне неприятно... Но... – Лея замешкалась, будто подбирая слова, – знаешь, я и в этом была не права. В этом вопросе ты оказался даже большим анданорцем, чем я.

– Ты о чем это? – в недоумении переспросил Владимир, разминая затекшие суставы.

Прежде чем Лея успела ответить, молния зигзагом прошила небо за алмазным куполом от края до края, а потом, без паузы, оглушительным хлопком взорвался гром.

– Красиво, – сказала Лея и немного погодя добавила: – Я о рабыне. Сама же говорила, что не против рабства, а тут взревновала, как маленькая. У нас на Анданоре всегда считалось совершенно нормальным, если у мужчины была жена и сколько угодно хоксированных рабынь для развлечений. К обычной рабыне, понятное дело, ревновать можно – это уже наложница, по-вашему, и порядочная женщина не разделит с такой постель, но разве можно ревновать к подобному куску мяса?

Володя тяжело вздохнул, даже и не найдя сразу, что сказать. А потому Лея продолжала:

– Так что знаешь, если тебе она так уж дорога, можешь ее себе оставить. Я привыкну, серьезно – это даже как-то очень пикантно. И служанка в доме появится – думаю, из меня выйдет неплохая дрессировщица, и я сумею обучить эту твою Лайну и дом убирать, и еду готовить, я ее и обижать-то особо не буду, ну, выпорю там, если она что не так сделает.

– Ты так говоришь потому, что Лайна невеста Зубцова?

– Нет, просто это вполне в традициях Анданора. А то, что она бывшая невеста командира Сопротивления, как и то, что она – бывший силлурианский офицер, просто придает ситуации дополнительную остроту ощущений. Ну как, тебя заинтересовало мое предложение?

– Нет, конечно, – откликнулся Владимир.

– Я так и думала, – кивнула Лея, и внезапно лицо ее стало пронзительно голубым от вспышки молнии за бортом, а потом почти черным – пока глаза вновь не привыкли к рассеянному свету кабины. – Знаешь, – усмехнулась Лея, – ты даже немного застал бы меня врасплох, если бы согласился. Ну а нет так нет – если ты не собираешься ее оставлять у нас, давай подумаем, как передать командиру Сопротивления его невесту так, чтобы не попасться ему на глаза. Ну, а если твоего Зубцова уже нет в живых, то тогда придется мне, пожалуй, смириться с тем, что у тебя будет хоксированная рабыня, или же нам с тобою надо будет обеспечить ей достойный уход из жизни – а больше мне как-то и в голову ничего не приходит, что с ней еще можно сделать!

Лея приземлила космолет рядом с Володиной дачей, где зимой жила его мама. Владимир с замиранием сердца воображал себе их встречу:

“Знакомься, мама, это Лея, моя жена. Она, до того как я чуть не снес ей кувалдой голову, была анданорским офицером. Она классный летчик – мы, к слову, только что с Силлура. Наш космолет мы спрятали в лесу. А, это кто? Ну, как тебе сказать... Сексуальная рабыня, она не совсем нормальна в смысле интеллекта... Но она такой не всегда была – это ей неделю назад сделали хокс анданорцы, ну, навроде нашей лоботомии. А так она была инструктором и невестой моего командира... И даже спасла мне жизнь... В свое время...”

Володе самому с трудом верилось, что вся эта фантасмагория была реальной правдой его жизни. По предложению Леи Лайну решили не будить, чтобы она не натворила глупостей – ведь ни на что иное она теперь была не способна. В Москве было 3 мая, и Володины часы, упрямо отмечавшие на Силлуре не имеющие ни малейшего отношения к реальности ритмы далекой Земли, вновь вернулись в свою колею, будто никуда и не улетали, их даже подводить не пришлось. Солнышко растопило-таки снега, деревья начинали распускаться – они были сразу зелеными, а не голубовато-синими, как уже привык Володя на Силлуре. Сразу после прилета они одели теплолюбивую Лайну в шерстяной свитер и рейтузы, впрочем, анданорианка утверждала, что под воздействием препарата несчастная не только не испытывала холода, но и простудиться не могла. Сама же Лея нарядилась в тонкий однослойный плащ-дождевик на голое тело, но так как тела было не видно, то случайный прохожий подумал бы, что она одета вполне по сезону. Владимир оставил девушек на окраине леса, сам же отправился на разведку в жилище своей мамы, придумывая, какая ложь была бы наиболее правдоподобной – ведь так или иначе, он заявится с двумя девушками, одна из которых без сознания и со шрамом на бритой голове, другая же – ест за троих.

Володя открыл дверь своим ключом, побывавшим вместе с ним на Силлуре, и обнаружил приколотую на видном месте веранды записку:

“Вот это мама!” – подумал Володя. Дядя Гриша был евреем-протезистом на пенсии. Деньжат он накопил немало и недавно открыл, на свое счастье, табачный магазин. Видимо, он сейчас не бедствовал – табак даже вырос в цене в пересчете на продукты, а наркоторговля всегда была делом прибыльным. Весьма прибыльным, если он снабжал едой не только маму, но и их собаку – прожорливого боксера по кличке Родион. Этот Григорий Абрамович начал клеиться к маме сразу после ухода от них отца, и Володя сперва был против, потом же ему стало все равно. Маме же дядя Гриша был как минимум не противен, и она оказалась просто молодцом, если сейчас сумела-таки к нему прибиться. Открыв полку, Владимир обнаружил там целых два мешка риса – один початый, другой и вовсе запакованный. Володя изумился, как это мама не побоялась оставить без присмотра такое богатство – но, удивительное дело, дачу никто не вскрыл, и Володя знал теперь, что голодать они с девушками не будут. Было раннее утро, рассвело совсем недавно, и ласковые лучи солнца уже окрасили золотом белую вагонку, которой была обита комната. Владимир выскользнул из двери и вернулся через каких-нибудь пять минут в сопровождении Леи и с Лайной на руках.

Бритая голова силлурианки за время полета уже поросла колючей щетиной пепельного цвета, хоть немного скрывавшей шрам на затылке.

Лея, проголодавшаяся за неделю намного больше Владимира – ведь она спала не так глубоко и проснулась раньше, – набросилась на соленые огурцы и, пока готовился рис, съела, почти без помощи Владимира, две трехлитровые банки. Вечером Володя и Лея обсудили план дальнейших действий – они решили, что свяжутся с Зубцовым через пару дней, полностью готовые к отлету. Владимир сообщит ему адрес своей дачи, где будет находиться Лайна, и напишет ему записку с краткой историей случившегося. Володя очень рассчитывал, что оставленное Зубцовым устройство связи действует, а сам полковник находится в добром здравии. Дача Владимира находилась в пятидесяти километрах от Москвы, и без автомобиля, пешком, добираться ему будет непросто. Лея оставит полковнику ампулу, с помощью которой он сможет разбудить свою невесту, иначе она проснется сама, но лишь через три недели – это был крайний срок относительно безвредного действия препарата, он же – продолжительность самых длительных межзвездных перелетов, предпринимаемых анданорцами. План казался безупречным, более того – реальным. Улетать же раньше, чем через двое суток, было просто нельзя – Лея заметно исхудала за время перелета и нуждалась в усиленном питании. Да и сам Владимир сбросил все нагулянные на благодатном Силлуре килограммы и ощущал себя голодным, как никогда. Когда вечером они ужинали при свечах, Лея даже пошутила на эту тему:

– Ну, милый, теперь ты у меня настоящий анданорец. Ведь у тебя есть хоксированная рабыня, и ты обладаешь, как я погляжу, вполне анданорским аппетитом. А то раньше клевал как птичка, не как мужчина, а словно малое дитя!

Володе было приятно, что Лея, кажется, приходила в себя после нервного срыва, сопровождавшего их отлет с Силлура. И еще они решили окончательно, куда они отправятся – теперь путь их лежал на Анданор. Оказывается, все остальные колонизированные Империей миры лежали в другой стороне галактики, и Анданор, как ни крути, выходил обязательной перевалочной базой. Да и горючего в космолете теперь не хватило бы на полет в дальние миры, а приобрести топливо для стридора можно было лишь на Анданоре. В общем, вопрос был закрыт, и Володя, обняв горячую, как печка, Лею, чтобы не замерзнуть от ночной прохлады, вольно втекавшей через распахнутое анданорианкой окно, сладко заснул. Лайна же спала в соседней комнате – Владимир укрыл ее целой кучей одеял, чтобы она не простыла.

Володя очнулся от того, что его лба коснулась чья-то прохладная рука. Владимир решил сквозь сон, что это Лайна проснулась и, замерзнув, трогает его лоб пальцем. Однако, открыв глаза, Володя увидел, что это Зубцов, который приставил к его голове дуло автомата. А в открытое окно заглядывала массивная морда серого в мелкое яблоко коня, слюняво переминавшая губами. Владимир в надежде, что увиденное им – не более чем кошмарный сон, опять закрыл глаза.

– Ты еще скажи, что ты в домике, – одобрил полковник. – Вдруг я тогда исчезну.

Владимир нехотя открыл глаза, все еще не желая верить, что самое страшное все же случилось. За столом сидел незнакомый Владимиру молодой человек в черной кожаной куртке, державший в руках небольшой автоматический пистолет незнакомой модели. Телом Володя чувствовал, что его Лея все еще рядом и, судя по всему, пока что спит. Дверь в соседнюю комнату была затворена – возможно, нежданные гости еще там не побывали. А это значило, что у Володи в рукаве еще оставалась козырная – пусть и хоксированная – дама.

Зубцов, улыбаясь своей широкой мужественной улыбкой, сказал негромко:

– Ну вот, Володя. Как ты, должно быть, заметил, семьдесят два часа кончились. Вот я и пришел, как договаривались.

Владимир судорожно соображал, как же полковнику удалось их столь оперативно и точно вычислить. Ответ был один – телефон, который ему оставил полковник, был с каким-то подвохом, скорее всего с жучком. А если точнее, он сам, возможно, был одним большим жуком, транслировавшим Сопротивлению все их разговоры, пока они были на Земле. Тогда странно, подумалось Володе, отчего же Зубцов позволил им улететь, если они обо всем говорили открытым текстом. Владимир постарался придать своему голосу побольше беззаботных ноток и спросил:

– А откуда вы узнали о моем возвращении?

– Телефончик, – коротко бросил Зубцов. – Мы могли отследить твое расположение по всей Московской области. А он дал по экрану головокружительную такую петлю и исчез. Это было так неожиданно, знаешь, я даже обзавидовался тогда тебе – у других, понимаешь, машины нет, а ты, стало быть, в космос полетел. Нехорошо вышло, нечестно.

Парень за столом подобострастно усмехнулся зловещему зубцовскому юмору.

– Да я по твоим же делам летал, старался, – внезапно перешел в атаку Владимир, понимая, что, если полковник обнаружит Лайну сам, это будет далеко не так полезно для них, как в случае предварительного торга.

– По моим? – переспросил полковник, приподняв бровь. – Ну надо же, а? Каков, по моим делам летал. Это, что ли, свою патрульную телку откармливал на тучных пастбищах других планет? Или у нас, в теплые края махнули? На Канары там или еще куда? А ничего она у тебя – мордашка смазливая, когда спит зубами к стенке, ну или пузом кверху, вот как сейчас. Я думаю так, Володе, – я забираю у тебя патрульного, пистолетик и ту штуку, на которой вы прилетели, и дарую тебе вместо расстрела пять лет без голода, словно ты и не рыпался. Кажется, честно. Даже более чем. Ты какое-то время на своей оккупантше сам эксперименты производил, пистолетик надолго зажал, вот космолетик, ну, или самолетик – не знаю я пока, куда ты там девался, – на проценты и нарос, как у деловых людей полагается. Идет?

– Юр, ты не понял, – сказал Владимир. – Я в таких местах был, что тебе и не снилось. Человеком там, можно сказать, стал. О вашем голоде земном и думать забыл. И вернулся исключительно ради тебя, по твоим делам.

– Ну-ну, поясни. Я весь внимание, – откликнулся Зубцов, которого немало забавляла игра в кошки-мышки.

– Я, – сказал Володя, – на Силлуре был. Ты город такой знаешь, Силкрон? Тебе это название что-нибудь говорит?

Владимир с удовольствием отметил, как улыбка сползла с губ Зубцова, а его могучие скулы заиграли желваками. Взгляд полковника сделался стальным и пронзительным. “Это хорошо, – подумал Владимир, – поторгуемся, значит”.

– Продолжай, если есть чего сказать, – бросил Зубцов. – А если нечего, то зря ты об этом вообще начал, на свою голову.

– Ну вот, – будто не заметив угрожающего тона полковника, продолжил Владимир, который сам теперь улыбался, великолепно справляясь с ролью, – там девушка одна живет, Лайна ее зовут. Не забыл еще о ней?

Зубцов напряженно молчал, глаза его недобро сузились.

– У меня деловое предложение есть, – сказал Владимир. – Не знаю, в курсе вы тут или нет последних новостей, но Анданор дней десять назад завоевал одну из планет Силлура, как раз где город Силкрон находился.

– Нет, не в курсе, если ты не врешь, – сказал Зубцов довольно громко, уже не сдерживая голоса. – Продолжай!

– Ну так вот, – начал было Владимир, которому в голову пришел такой головокружительный вариант блефа, что у самого дух захватывало. А еще Владимир почувствовал, как Лея замерла, проснувшись. Она лежала у стеночки, и Володя не видел ее лица. Он опасался, как бы она сейчас не выкинула какую-нибудь глупость. Вероятно, она открыла глаза, так как Зубцов, удостоив ее короткого насмешливого взгляда, бросил:

– Ну что, проснулась, милая? Я – полковник Зубцов, Сопротивление, и с этой минуты вы находитесь со всеми потрохами и имуществом в моем полном распоряжении.

Володя ощутил, как Лея у него за спиной напряглась от жестоких слов полковника, как под ударом бича. Видимо, она благоразумно решила пока не предпринимать решительных действий. Да и какие тут могли быть действия – безоружная голая женщина, укрытая простынкой, против двух вооруженных до зубов партизан!

Владимир еще более утвердился в своем решении идти до конца. Он сказал:

– Мы с Леей... разрешите представить вам мою жену, в прошлом – анданорского офицера, теперь же – почти члена Сопротивления... рискуя жизнью, отбили у анданорцев, к слову, положив немалое их число при этом, твою невесту. Во время нашего бегства Лайна ударилась головой и заработала легкое сотрясение. Сейчас жизнь ее вне опасности. Лея сделала ей лечебный укол, от которого она придет в себя лишь через несколько дней. Она спрятана в надежном месте. Мы отлично понимали, что ты можешь совершить на нас какой-нибудь наезд, типа сегодняшнего, и потому поселили ее у друзей.

– Это хорошо, – задумчиво сказал полковник. – Но дела не меняет. Ты, Владимир, вернешь мне и мою Лайну, и патрульного, пригретого тобой в постели, и пистолет, и космолет. А если нет, то вы, голубочки, мне под пыткой скажете, куда ее спрятали, ясно?

– Володя вам не все сказал, – подала вдруг голос Лея. – Дело в том, что препарат, введенный Лайне, немного ядовит. И если ей не ввести противоядие, то она умрет. Противоядие спрятано у меня в надежном месте – не на теле, – прошу молодых партизан не облизываться. Смерть ее наступит сегодня же к вечеру и будет легкой – она умрет, не приходя в сознание. Уснет, как рыбка. Так что думаю, если вам дорога ваша девушка, соглашайтесь с Володей. А мы устроим на Анданоре какую-нибудь диверсию. Владимир убедил меня, что с нашей Империей надо бороться всеми средствами.

Зубцов, казалось, задумался. Володя понял, для чего Лея ввернула про свои партизанские взгляды, коих не было в помине, – ведь полковник был не один, и теперь он сможет объясниться с Сопротивлением, почему их отпустил.

Полковник, не мигая, смотрел в глаза то Лее, то Владимиру. И, наконец, сказал:

– Ну что же. Мы люди русские, я имею в виду себя и Володю, мадам, у нас, как говорится, уговор дороже денег. Договоримся так: я даю честное слово, что если вы мне предъявите Лайну, живую, то я вас отпущу. Вы, улетая на Анданор, скажете мне – по рации – местонахождение ампулы с противоядием. Если после нее союзный офицер Лайна не придет в сознание или тем более умрет – я отправлюсь на дачу этого, как его, Григория Абрамовича, и расстреляю их всех – и Григория, и Абрамовича, и маму твою, и собачку – это будет справедливо, согласись! Да, и еще – по поводу вашей, мадам, и твоей, Владимир, готовности устроить диверсию в стане врага – это, надеюсь, правда?

– Да, – ответила Лея, причем на удивление искренним голосом, за Володиной спиной.

– Тогда вы захватите с собой новое изобретение наших ученых – приемопередатчик. Рация работает вообще синхронно, – добавил Зубцов. – Для нее любые расстояния не помеха. Так вот, – сказал полковник, – ты дашь мне свое честное слово, что, прилетев на Анданор, постараешься сразу же со мною связаться для получения инструкций. Нам очень нужны свои люди в тылу врага. Ну и, опять-таки, не забывай, что твои близкие остаются в нашем распоряжении. Ну как, подходит?

Владимир, понимая, что, загляни Зубцов в соседнюю комнату, предмет для торга почти улетучится, сказал:

– Подходит.

– Стало быть, по рукам? – Полковник, отложив автомат, протянул Владимиру свою сильную, шершавую ладонь.

– По рукам, – ответил Владимир, пожимая руку Зубцову.

Зубцов обернулся к своему помощнику и, видимо, желая застраховать себя от возможных осложнений с Сопротивлением, грозно спросил у него (“Не раньше, чем со мною по рукам ударил”, – отметил Владимир):

– Сергей, как, нет возражений?

– Нет, – коротко ответил Сергей.

– Вот и отлично, – потирая руки, сказал полковник. – Стало быть, даю слово, что, если вы мне предъявите живую Лайну, ни я и никто из моих людей ни прямо, ни косвенно не будут препятствовать вашему отлету. Честное слово.

– Хорошо, – сказал Владимир. – А теперь выйдите, пожалуйста, нам надо одеться. Чтобы отвести вас к Лайне.

– Нет, – не мигая глядя на него, сказал Зубцов. – Не пойдет. Одевайтесь так. Сергей, отвернись, – бросил он помощнику, не оборачиваясь к нему.

Владимир молча взял со стула свои вещи и собирался сунуть Лее под простынь, которой она была укрыта, ее плащ. Зубцов же, отрицательно покачав головой, отобрал его у Володи и, лишь тщательно осмотрев карманы, позволил передать его Лее. Наконец, Владимир и Лея, уже одетые, сидели на кровати.

– Итак, где Лайна? – с нотками тревожного напряжения, пробившимися таки в голос, спросил полковник.

– Пойдемте с нами, – сказал Володя и за ручку с Леей отправился в соседнюю комнату, где, скинув одеяло, представил взгляду партизан Лайну, которая мирно спала, одетая в пушистые шерстяные рейтузы и свитер. Зубцов ревниво осмотрел свою невесту и лишь спросил, кто ей волосы обстриг.

– Я, – отозвалась Лея, – надо было осмотреть рану, чтобы ее обработать.

– Как была получена рана? – настороженно спросил Зубцов, нежно трогая пальцем тонкий, малозаметный шов на затылке.

Ему ответил Владимир:

– Один из ее охранников, прежде чем мы его пристрелили, ударил ее стальным прутом. И кожу рассек, и вот сотрясение она получила.

Полковник на деле ничего не смыслил в медицине и в характере тех или иных ран и шрамов, он сейчас скорее ориентировался по интонации голосов Владимира и анданорианки. Судя по всему, полковника все устроило, так как он кивнул, закрывая тему. Кажется, он даже особенно не озаботился тем, что Владимир, мягко говоря, ввел его в заблуждение, сказав, что Лайна спрятана в надежном месте. Видимо, как военный и человек слова, он считал, что предварительные разговоры так и остаются разговорами, а уговор – это уже совсем другое дело.

Затем полковник проверил работоспособность старой рации, с помощью которой их и обнаружил, и, убедившись, что она в рабочем состоянии, передал ее Владимиру, сказав:

– Из космолета свяжетесь со мной по этому устройству. Просто нажмешь на кнопку и будешь говорить.

Далее Зубцов бережно, как ребенка, достал из кармана красный корпус сильно переделанного, даже внешне, мобильники и сказал:

– Запомни – пароль доступа 385. Когда ты нажмешь на Анданоре эту комбинацию, вызов пойдет прямо в штаб Сопротивления. На земной орбите, а также в космосе пользоваться этим аппаратом запрещаю. Вас тут же засекут. На Земле подобным методом связи не пользуются даже оккупанты. На Анданоре же, мы выясняли, этот способ часто используется для связи с дальними колониями, и на сигнал никто не обратит внимание. Договорились?

– Договорились. Пароль доступа – 385, – откликнулся Владимир.

– Смотрите мне, – беззлобно пригрозил пальцем Зубцов. – Чтоб обязательно позвонили, а то я к дяде Грише в гости-то загляну, понял?

– Понял, – сказал Володя.

Дальше Владимир договорился с Зубцовым, что партизаны будут стоять у окна в доме, чтобы Володя был уверен, что они не отправились следом за ними, а дальше Владимир свяжется с Зубцовым уже из поднебесья, откуда сообщит ему, где лежит ампула с противоядием.

На прощание Володя, потрепав по морде зубцовско-го коня, спросил:

– И что, анданорцы не возражают против такого транспорта?

– Да нет, – пожал плечами Зубцов, – сейчас даже по Москве многие на конях ездят. Кто прокормить может. А что? Нормально. Быстро, удобно. А анданорцам что – если, к примеру, собака на них залает – пристрелят, глазом не моргнут. А это же не сквирл – голову не оттяпает. Они ж технику запретили, а это вроде как домашнее животное.

Помолчали немного, Зубцов запалил сигаретку.

– Москва теперь интересная стала, кое-кто – вот я, к примеру, – так на Булате к себе на двенадцатый этаж и заезжаю. Так что жизнь течет своим чередом. Не всем же на космолетах по Вселенной мотаться – кому-то и на лошадях ездить надо.

Зубцов протянул Володе руку и сказал:

– Ну, бывай. Увидимся ли, не знаю. Так что ты уж меня прости, если чего не так.

Володя вспомнил, что будет собой представлять Лай-на, когда проснется, и сказал в свою очередь:

– И ты меня прости, если чего.

– Бывай, – и Зубцов хлопнул Володю по плечу.

Добравшись до космолета, Лея достала из багажника Володин носок и, спрятав туда ампулу, которая должна была привести Лайну в сознание – насколько это теперь было для нее вообще возможно, – сунула носок в дуплистый пень, торчащий на поляне, густо поросшей молодой, сочной травой. Потом, подготовив космолет к старту, крикнула Владимиру, все это время на краю леса следившего за двумя силуэтами в окне своего дома.

Володя, оглядываясь, подбежал к стридору и прыгнул на свое место, спросив лишь:

– Не перепутала ампулу, а то мне маму жалко будет.

– Нет, не перепутала.

– А дела куда?

Лея подошла к пню и, чтобы утешить Володю, достала из дупла носок с ампулой, а потом, положив обратно, заняла свое место в кресле пилота. Опустился алмазный купол, взревели моторы, и – прощай, Земля. Зубцов с Сергеем увидели из окошка лишь темную тень, взметнувшуюся над деревьями.

Лея, заведя космолет в середину грозового облака, плывшего неподалеку, сказала Володе, чтобы тот связался с Зубцовым. Владимир, нажав на кнопку связи в старой предательской рации, передававшей их координаты в штаб Сопротивления, услышал бодрый вопрос полковника:

– Ну как, ребята, полет нормальный?

– Все в порядке, спасибо, – откликнулся Владимир. – Ампулу найдете в трухлявом пне, он торчит среди поляны. Поляну найдете так: от восточной стороны моего двора, от середины, в лес уходит тропинка, она там одна, не спутаете. Через минуту хода придете на поляну – она тут тоже одна такая.

– У тебя часы есть? – спросил Зубцов.

– Ну? – откликнулся Володя.

– Через пятнадцать минут звякни, для своего же спокойствия.

Владимир, прикрыв трубку рукой, поинтересовался у Леи, могут ли они пробыть в этой туче еще пятнадцать минут. Лея кивнула, и Володя, выразив согласие на просьбу полковника, закончил беседу.

Через четверть часа Володя услышал в трубке, сразу как позвонил, счастливый голос Зубцова:

– Все, спасибо тебе. Только что глаза открыла. Ну, еще раз прости и бывай – не буду задерживать. Жду звонка, как доберетесь.

– Счастливо оставаться и успехов, – откликнулся Володя и поскорее завершил связь.

Миниатюрный космолет, взыграв могучими двигателями, взмыл в прозрачное синее небо, расстилавшееся над ним по дороге в открытый космос. Тучи, Москва и Зубцов с его проблемами, которых с появлением Лайны у него наверняка прибавится, остались далеко внизу, и Владимир, устраиваясь в кресле поудобнее, постарался не думать обо всем, что осталось на Земле.

Внезапно одна из лампочек на табло начала пульсировать красноватым светом.

– Руку, быстро. Мы в зоне действия какого-то радара, – воскликнула Лея, торопливо вонзая иглу в вену разочарованного Владимира. А он-то надеялся, что хоть сейчас полюбуется незабываемыми космическими пейзажами. – Прости, милый, но нам с тобой придется сматываться на звездных двигателях. Тогда мы просто пропадем из зоны видимости и – ищи ветра в поле, как говорят у вас в России.

Да уж, на этот раз причина была серьезной. “Интересно, смогу ли я еще хоть раз в жизни полюбоваться на космос, а то летаю вслепую, как новорожденный котенок”, – подумалось Володе, уже тонувшему в знакомой тягучей жидкой резине пустоты.