"Пастырь Вселенной" - читать интересную книгу автора (Абеляшев Дмитрий)

Глава 21 ПОБЕГ

– Володя, проснись! Тебя, случайно, не укусила ваша земная муха цеце или она тоже выдумка, художественный персонаж?

– Да нет, муха цеце не выдумка, – ответил Володя, сонно потягиваясь и зевая. Он открыл глаза, но еще раньше почувствовал собственный неприятный запах. Еще бы – последнюю неделю Володя жил, как настоящий вокзальный бомж. Не мылся – горячей воды не было – и даже спал в одежде, галантно позволив Лее устроить из его квартиры морозильную камеру.

– Наконец-то ты проснулся, – обрадовалась Лея и восторженно прильнула своими устами к его губам.

В комнате горел свет, за открытым окном все еще стояла ночь. Владимир взглянул на наручные часы – до завершения зубцовского ультиматума оставалось 67 часов.

– Володя, собирайся, – с улыбкой сказала Лея. – Приблизительно через пятьдесят земных минут карета будет подана.

– О чем ты? – нахмурившись, спросил Владимир, садясь на постели и почесывая зудящую от грязи голову. “Да уж, голову-то надо помыть, – мелькнула мысль, – вскипячу вот сейчас чайник и помою”.

– Ну, я же заказала двухместный стридор. Помнишь? Или ты все проспал? Хочешь, я и тебе кофейку заварю?

Володя с недоверием взглянул на Лею и, потянувшись, поднялся с постели. Плазменный пистолет в привычном виде, без экранчика и клавиатуры, лежал на столе. Лее так или иначе удалось завершить с ним работу без катастрофических последствий, что само по себе и уже было доброй вестью.

– Что такое стридор?

– Это двухместный летательный аппарат. Неплохой, кстати. Высшие офицеры имеют право на подобные штучки в личном пользовании, если у них есть права пилота. А Стор, к слову, как и я, на самом деле был пилотом – патрульными же мы с ним стали по совместительству, ведь для пилотов сейчас работы нет, а у нас тут каждый боец важен в активном состоянии.

– Так это ты привела сюда летающую тарелку? – спросил Владимир, только еще примерявшийся пробудившимся сознанием к главной новости.

– Да что ты, – грациозно махнула обнаженной рукой Лея, – там такая сложная техника, что требуется 20 таких, как мы со Стором, вторых пилотов. У нас вообще в армии принято, чтобы у каждого офицера было несколько смежных профессий. Вот я, к примеру, – Лея присела на краешек стула, эффектно закинув одно великолепное бедро поверх другого, – имею диплом второго пилота, штурмовика, снайпера и разведчика.

Лея, чуть склонив набок головку, вдруг бросила на Володю какой-то особый взгляд и с хитринкой спросила, перебивая саму себя:

– Слушай, скримлик, а ты вообще-то понял, что я тебе сказала, или смысл происходящего пока ускользнул от тебя?

– Прежде всего я хотел узнать, кто такой скримлик, – отозвался Владимир, которого раньше Лея так никогда не называла.

– Скримлик – это такой анданорский снежный зверек, ну, там, как ваш зайчик, только весь белый и с пушистыми крылышками, – откликнулась Лея, подпирая подбородок ладонью, – и в данный момент никакого отношения к делу не имеет, являясь плодом моего к тебе нежного отношения. Ты же зовешь меня кошечкой, хотя я их видела только по твоему телевизору.

Лея глубоко вздохнула и продолжила:

– А ты, как я вижу, так и не понял сказанного мною. В общем-то, мы с тобой переезжаем, милый. Понял?

Владимиру показалось, что то ли он действительно сделался туповат после всех стрессов последних дней, то ли Лея слегка тронулась умом после экспериментов с Володиным кофе.

– Ты хочешь сказать, что твой стридор подадут нам прямо к двери?

– Нет, родной мой, – терпеливо, как маленькому, объясняла Лея, – не к двери, а к окну. Понимаешь, когда я оформляла заказ, я высунула плазмомет из окна – вот так, – и Лея, действительно схватив со стола смертоносную игрушку, изящно присела на узенький подоконник и вытянула руку с пистолетом в темень ночи, так что Владимир испугался, как бы она не выпала. – Система считала характеристики пространственного положения вплоть до миллионных долей градуса, до сантиметров, то есть относительно магнитного ядра твоей планеты. И вот теперь, – Лея посмотрела на электронные часы, встроенные в бесполезный ныне телефонный аппарат, – через 15 танов, то есть примерно через 45 твоих минут, эта штуковина прибудет сюда и окажется в нашем с тобой распоряжении. До тебя дошло наконец?

– А пилота мы съедим? – саркастически спросил Володя.

– Пилотом буду я, – парировала Лея. – Надеюсь, ты найдешь моему телу более достойное и приятное для нас обоих применение, не так ли? Стридор прибудет прямо со склада на автопилоте, понимаешь?

Владимир понял, что если безумный на первый взгляд план Леи удастся, то через сорок пять минут они покинут Володину квартиру. Или вообще Землю?

– Куда же мы направимся? – растерянно спросил Владимир.

– Туда, где полно еды, милый, и где я не объем тебя, родной ты мой.

– Куда-нибудь в джунгли, что ли? – с недоверием поинтересовался Володя.

– Не совсем, – усмехнулась Лея. – Мы с тобою полетим на Силлур. Я уже бывала там в качестве разведчика. Силлуриане обладают совершенной ПВО, но исторически их слабое место – это одиночные маленькие космические челноки, вот как заказанный мною стридор. Думаю, мне не составит труда провести корабль в стан врага – я это уже делала дважды, сделаю и еще раз. А на Земле, скримлик ты мой белокрылый, нам будет скрыться куда как сложнее, уж поверь моему опыту.

– Так ты утверждаешь, что до отлета осталось сорок пять минут? – ошалело спросил Владимир, вновь опускаясь на кровать.

Лея встала с подоконника и, открыв Володин шкаф, спросила:

– Ты позволишь мне взять что-нибудь из платьев и белья, что мне понравится? Уж прости, что я тебе досталась без приданого, разве что с плазмометом. Да и то чужим. Так что собирайся, думаю, в общей сложности кроме нас с тобою в корабль можно будет погрузить еще килограммов сто всякого барахла.

Владимир подошел к окну и бросил долгий, недоверчивый взгляд в московскую весеннюю ночь. Земля была укрыта белым покрывалом, не тронутым дворниками и так отвратительно запаздывавшей в этом году весной. Только цепочки следов звериными тропами змеились сквозь дюны сугробов, чуть опаленных с южной стороны лучами редкого и бесприютного в этом году солнца. Фонари театральными прожекторами освещали эти отвратительные декорации мертвого города. Час ночи – окна в домах напротив горели разноцветными прямоугольничками, теперь во многих квартирах свет горел до утра – на работу-то теперь почти никто не ходил, и граница между ночью и днем в этом смысле сделалась еще более условной. Правда, в темное время суток обыватели не решались выглядывать наружу – Владимир давным-давно не видел таких привычных прежде силуэтов в окне, все было наглухо зашторено и завешено, только их с Леей окно было распахнуто настежь. Деревья скорбными черными силуэтами торчали из вольно раскинувшихся, по своему усмотрению, сугробов. Сама мысль о том, что из этого бесприютного мира скоро появится космический корабль, купленный Леей через анданорский Интернет, казалась в высшей степени безумной. Настолько безумной, что имела шанс осуществиться.

Владимир оторвался взглядом от чужой, завоеванной Земли, принялся собирать вещи.

– Теплую одежду не бери, – предупредила Лея. – На Силлуре она не понадобится. Себе я заказала аккумуляторных батарей к комбинезону, а то я там просто сдохла бы без охлаждения.

“Вот ведь послал мне Бог Снегурочку”, – подумалось Владимиру.

– Побольше ножей, посуду попрочнее, желательно металлическую, чтоб не разбить, – продолжала давать инструкции Лея. – И давай поторапливайся – если его вдруг доставят чуть раньше, мы вылетим сразу, сам понимаешь. Да, и завари мне кофе – как ты догадался, я всю ночь продержалась только на нем. И возьми его в дорогу, а то я не смогу вести космический корабль – вот засну, и улетим с тобой осваивать глубины нежилого космоса...

В общем, сборы пошли полным ходом. Через полчаса Володя с Леей, выключив свет, уже сидели перед: окном в ожидании космического корабля. Владимир чувствовал, что внутри его все просто-таки протестует, против этого безумия – прилет корабля казался не более вероятным, чем, к примеру, Карлсоне или Летучего Голландца. Молодожены сидели обнявшись, Лея прижималась своим горячим телом к черной коже Володиной куртки. Внизу было безлюдно и мрачно, как на картине художника, повесившегося от депрессии.

– Смотри, летит! – шепнула вдруг Лея, чуть развернув голову Владимира в сторону маленькой звездочки. Смешно, но в первую секунду Володя действительно по с инерции подумал, что это правда падает звездочка, и даже успел загадать желание. “Всегда быть вместе с Леей”, – подумал он скороговоркой, пока не потухла звезда. А она не угасала, эта звездочка, но замедлила свой ход, увеличилась в размерах и сделалась не белой, как вначале, а желтовато-розовой, а потом густо-красной. Звезда висела над домом напротив и меняла цвет за считанные секунды.

– Классно, – с нотками восторга в голосе промолвила Лея. – Укомплектовано П-системой охлаждения корпуса. Если бы была не П-система, – уточнила Лея, вспомнив, что Володя не в курсе тонкостей анданорской техники, – стридор остывал бы минут десять и наверняка привлек бы внимание патрульных. А так, быть может, и обойдется.

– Лея, – сказал Владимир, обняв до боли жену. – Ты понимаешь, что у тебя все получилось?

– Полегче, полегче, Володенька, – извиваясь телом, ласково произнесла Лея. – Не помни меня. Мне сейчас еще кораблем управлять, а это тебе не гречку готовить.

Володя ослабил хватку, но Лея сама, прильнув, не отрывалась от мужа.

– Милый, а ты даже ни разу и в космосе-то не был, да?

– Да, – выдохнул Володя, завороженно глядя туда, где темно-бордовая увесистая звездочка уже, угасая, терялась в непроглядности застланного ночными тучами неба.

– Тебе понравится, скримлик ты мой ненаглядный. Не может не понравиться.

Владимир услышал глухой, чуть слышный гул, как от автомобиля, которые уже так давно и окончательно были запрещены оккупантами.

– Включены планетарные двигатели, – пояснила Лея. – Через минуту вылетаем. Да, – неуверенно сказала она, – в полете, сам понимаешь, главная я, и ты будешь меня слушаться без обсуждений. Договорились?

– Конечно, милая... – зачарованно вглядываясь в темноту, угадывая, нащупывая в ней взглядом контур приближавшегося корабля, вымолвил Володя.

Вот он, вот он, космолет! Странной, необычной формы – гибрид между самолетиком и летающей тарелкой, цвета вороненой стали, но не крупнее “Жигулей”, – выплыл он из темноты и замер возле самого окна, будто под ним был не воздух, а упругая резина. К облегчению Владимира, звук двигателей немедленно стих. Пейзаж же за окном обогатился теперь важным, центральным даже, элементом. Если бы видимое сейчас Владимиром было изображено на картине, ее автором, вернее всего, был бы художник сумасшедший, но вполне оптимистичный – экскурсовод говорила бы так: “Этим космическим кораблем автор пытался создать образ бегства от мрачных, печальных деталей, которых так много по краям полотна...” Владимир никак не мог заставить себя поверить в реальность космического корабля, находясь в некоем ступоре.

– Ну, что заснул, юнга! – почти крикнула ему в ухо Лея, которая, как заметил Володя, выпив кофе, стала пользоваться куда как большим количеством слов из своего неуклонно растущего словарного запаса.

Лея высунулась из окна так, что Владимир непроизвольно подскочил к ней и, с удовольствием схватив ее за пьянящие бедра, подстраховал, когда она что-то нажимала на корпусе корабля. На секунду вновь взвыли моторы, и космолет вдвинулся в окно, разбив стекло выступом своей задней части. Слава Богу, брызги и лезвия обрушившегося стекла не задели Лею, но маленькая неурядица со стеклом отрезвила Володю, заставив поверить в то, что корабль действительно настоящий. И Лея на самом деле купила его на деньги убитого им на благо родной планеты Стора... Теперь стридор причалил вплотную к вертикальной перекладине оконной рамы. Разбитым оказалась левая, неоткрываемая часть окна, правая же, открытая внутрь, уцелела. Володя помог Лее, выломав из паза опасно, погильотинному нависающее острие стекла, после чего девушка, набрав сообщенный ей при оформлении покупки код на боковой поверхности и космолета, заставила его открыть чрево своего багажника. Владимир сгрузил туда свои инструменты, палатку, спальные мешки, запасы продовольствия, рыболовные принадлежности, рацию, данную Зубцовым, деньги и паспорт – как же без них, плеер с любимыми кассетами и колоночками, Евангелие, молитвослов, несколько штампованных иконок, килограмма три книжек художественных: Достоевского – “Подросток”, которого он пока так и не успел прочитать, и “Бесов”, которых он хотел перечитать; кое-что недочитанное из Воннегута и Ивлина Во, показавшихся Владимиру наиболее созвучными ситуации; “Дон Кихота” – он не терял надежду привить своей жене вкус к чтению, коль скоро она сама, как прижало, отведала кофе; пару томов Цвейга, которого он недавно открыл для себя, копаясь на книжной полке, за пару дней до переломного визита Зубцова, когда Володя вступил в ряды Сопротивления, чтобы, как выясняется, отыскать себе невесту в рядах оккупантов...

Через пару минут Лея уже закупорила багажник и пропустила Володю вперед, открыв на вид стеклянный, а наделе – даже на ощупь чувствовалось – словно выполненный из цельного искусственного алмаза – купол крыши, и как только она это сделала, кнопочки, рычажки и датчики внутри кабины зажглись непривычным для земной техники разноцветьем красного, желтого, синего, фиолетового и зеленого. Владимир недоверчиво оперся о край корабля, словно боясь, что он опрокинется набок, как утлая лодочка, когда Владимир будет в него влезать. На попытку качнуть его с целью проверить устойчивость – ведь, как ни крути, под дном космолета было семь этажей тоскливо тянущей под ложечкой пустоты, – стридор отреагировал, как вагон электрички, если бы Володе пришло в голову раскачать его. То есть никак. Володя боязливо перекинул ногу через подоконник, словно опасаясь, что космический корабль, действительно являющийся воплощением самой безумной мечты как абстрактного человечества, так и загнанных в угол Владимира с Леей, может оказаться галлюцинацией, миражом, и вместо того чтобы попасть в такую уютную на вид кабину космолета, Володя шагнет в бесприютную пустоту воздуха за окном и рухнет оземь. Ничуть не бывало. Секунда – и не привыкший покидать свое жилище через окно Владимир оказался в мягком, обволакивающем, но и пружинисто бодрящем кресле, среди призывно горящих всеми цветами спектра лампочек и табличек. Лея легко, по-ковбойски, впрыгнула на свое сиденье – в космолете, как в японских автомобилях, место шофера, пилота то есть, было справа, если смотреть изнутри, – и, уверенно нажав на кнопку, заставила алмазный шлем корабля плавно затвориться. Лея начала двигать какие-то ведомые ей рычажки, подготавливая корабль к полету, Владимиру же показалось, что, хотя они еще не стартовали, из кабины уже уходит воздух, а его место, с легким гулом, раздавшимся сразу же, как только купол задвинулся, занимает смертоносный вакуум космоса. Лея, почувствовав на себе его испуганный взгляд, сказала, не отрывая глаз от кнопочек и рычажков:

– Да, забыла предупредить. У тебя, особенно в первые минуты, могут возникнуть проблемы с дыханием. Воздух Анданора, который сейчас генерируется в корабле, беднее кислородом, чем земной. Даже я отвыкла от такого. Думаю, сейчас концентрация стабилизируется, и тебе станет полегче.

“Хорошо бы”, – подумал Володя, начинавший понимать, почему рыбы в магазине “Океан”, когда их достают из аквариума, так широко и часто разевают рты, выпучив при этом глаза. Только присутствие многоопытной дамы-летчика, по совместительству бывшей его женой, да ее спокойный, уверенный тон мешали Володе последовать их примеру.

Наконец взвыли двигатели, и то ли концентрация кислорода в дыхательной смеси действительно возросла, то ли Владимир невольно отвлекся на вид знакомой с детства улицы, внезапным ракурсом ускользавшей из вида, теряясь в московских кварталах, – высокие новостройки заслонили собой Володин дом, а потом и сами стали ничтожно маленькими, как поставленные на узенькое ребро плащевки домино.

Стридор делал широкую петлю над спящей Москвой, и потому Владимиру она была видна вся. Оранжевые артерии улиц сверху казались вполне живыми и пульсирующими, отсутствия машин было уже не заметить с высоты орлиного полета. Еще десяток секунд – и город смотрелся уже правильной формы догорающим костром, искрящим мириадами крохотных ползучих искорок улиц среди черных углей кварталов посреди заснеженной поляны. Это луна, пока еще такая же далекая, как раньше, высунулась из пелены облаков, все еще висевшей над головой Володи, и наполнила своим тусклым светом покидаемый Владимиром мир, единственный и по-своему любимый. Снег, которым были покрыты подмосковные поля и леса, матовым исполинским зеркалом отсылал еще более рассеянный свет к непроглядному, безотрадному слою облаков, не выпускавших его обратно в черные бездны космоса, куда теперь как раз лежал путь Владимира. Уши заложило, но прежде чем давление обернулось болью, к вою двигателей добавился знакомый уже гул воздушной установки, и уши перестали напоминать о своем существовании. Владимир жадно впитывал зрелище заснеженной страны, белым саваном раскинувшейся внизу, пока густой серый туман облаков рваными клочьями сперва, а потом и непроглядной пеленой не залепил алмазный купол над головой. Красные, желтые, голубые и зеленые кнопочки, стрелочки и таблички мирно сияли, Лея, судя по всему, уверенно и легко вела удивительный корабль сквозь трясину безжизненных туч. Наконец, клубящиеся контуры облаков остались внизу, и зрелище это было само по себе волшебным и незабываемым – ведь мы так привыкли видеть облака висящими над нашими головами, отбирающими у нас даримые небом свет и тепло. Теперь же Владимир с изумлением видел, как самая простая пелена туч может быть прекрасна, когда видишь ее сверху. Отсюда ее контуры воспринимались куда как более рельефными и замысловатыми и просто купались в заметно более ярком здесь, в поднебесье, лунном свете, который покрывал сказочной позолотой очертания небесных причудливых башенок и крепостей, возвышавшихся над неровной поверхностью облачного слоя живыми жгутами и дышащими монолитами. Зрелище было столь завораживающим, что просто поражало своей какой-то простой правдивостью – такого не могла бы выдумать самая изощренная фантазия, это было правдой, они с Леей действительно летели куда-то к неизведанным мирам. Ярко сияли звезды, одаряя тонкими мазками ультрафиолета нежащиеся под лунными лучами тела туч, которыми было покрыто все обозримое пространство внизу, словно это было лежбище морских котиков или моржей. Однако и этот зыбкий, туманный с золотом мир оставался внизу – настолько внизу, как ни с одного самолета не увидеть.

Володя догадался, что Лея специально разворачивает ведомый ею корабль под таким углом, чтобы ему было лучше видно, и Владимир был несказанно благодарен ей за это. А неба становилось все больше, горизонт расширялся с каждой секундой. И лишь когда три четверти видимого мира уже занимало небо, усыпанное бриллиантами звезд, чьи голоса, казалось, сейчас можно было почти что слышать, столь выразительны и прекрасны они были тут, Владимир понял, что то, что он видит под собой, все более напоминает ему исполинскую, невообразимую сферу – это было чарующе и отчего-то страшно. Даже когда путешествуешь на самолете, как-то непроизвольно чувствуешь, что летишь над землей, почти по Земле, играя с облаками, но не отдаляясь от родной планеты, которая ревниво держит тебя силой своего притяжения и еще чем-то, неописуемым, но реальным. Сейчас же Владимир ощутил опустошающее, шокирующее чувство разрыва всех этих связующих с нитей, он, по сути, впервые по-настоящему почувствовал себя наедине с великим, безжалостным и несравнимо прекрасным холодным космосом. Володя понял рассудком, что это и есть невесомость, но тут было и нечто иное. Словно была, наконец, перерезана пуповина, ремень безопасности или сторожевая цепь – как посмотреть, – прежде намертво связывавшая его с матерью-Землей, и теперь он был впервые по-настоящему пугающе самостоятелен. Умная машина, подчиняясь приказам виртуозно управляющей ею Леи, загудела как-то по-третьему, и Владимир, уже всерьез опасавшийся, что его задница сейчас выплывет из кресла и он стукнется головой об алмазный купол космолета, ощутил, как искусственно созданная гравитация вновь надежно усадила его в мягкое сиденье. И вот тут Владимир поймал на себе хитрый, многозначительный взгляд Леи, на мгновение отвлекшейся от своих приборов, и, посмотрев направо, понял, что Лея знала наверняка, что теперь Володе настала пора испытать настоящий, подлинный шок. Владимир смотрел вправо сквозь кристальной чистоты полусферу и чувствовал, как немой крик изумления и восторга замирает где-то у него на губах. Хотя Владимир уже сообразил, что такие понятия, как верх и низ, генерируются сейчас их крохотным корабликом, все равно не был готов к тому, что увидел сейчас справа от себя. Там была Земля. Земля была сбоку, а не снизу. Она была исполинским шаром почти идеально круглой формы. Володя почувствовал, как волна мурашек, от затылка до стоп, пробежала по его телу. Он понял, что сейчас не день и не ночь. Сейчас – бесконечность космоса... Владимир догадался по сияющему ореолу, что совсем вскоре из-за края планеты он увидит Солнце. Теперь само понятие времени стало условностью – оно свелось к взаиморасположению в космосе исполинских, немыслимых по своим масштабам тел. Владимир сейчас видел Землю всю, целиком, и не она диктовала ему, где верх, а где низ. Земля ВИСЕЛА В КОСМИЧЕСКОЙ ПУСТОТЕ.

Владимир прочувствовал, что, сколько бы это ни объясняли в школе, в это нельзя поверить, пока не увидишь, не ощутишь, не прочувствуешь это на своей шкуре сам. Она нисколько не напоминала собой глобус, яблоко или, там, какую-либо еще ерунду, с которой ее обыкновенно сравнивают те, кто лично не проходил через ошеломляющую мясорубку этого запредельного чувства. “Из-за деревьев леса не видно”, – вспомнилась поговорка. Да. Когда живешь, как крохотная букашка, у Земли на боку, ты ее просто никогда не видел. За деревьями. Полями. Лесами. Морями. Дорогами, городами, горами... А сейчас ее было видно всю. Как она есть. Володя яркой вспышкой вспомнил, как однажды летал в командировку в Находку, еще тогда, в обычной своей жизни. И как его – даже по маленькому фрагменту, в заливе – поразил океан. Была зима, и океан тончайшими переливами хрустального звона сдвигал льдинки на своей поверхности, это было величаво и незабываемо, словно не лед это был, а чешуя исполинского, дремлющего в полном осознании своего царственного могущества дракона. Владимир, спускаясь на берег океана, всякий раз думал, что его не спутать с морем – достаточно услышать совсем иной ритм и наполненность его дыхания. Ведь и море не сравнить с озером или, там, водохранилищем. Земля же ощущалась тысячекратно, несопоставимо величавее, чем океан, и Владимиру показалось, что он ощутил сам ритм ее дыханий, простирающихся на многие столетия. Владимир внезапно заметил, что более не слышит звуков двигателей. Вокруг было разлито молчание самого космоса, среди которого звучал и только миллионный, неуловимо малый фрагмент дыхания великой планеты, имя которой – Земля. На затопенной поверхности Земли сейчас были видны, золотистые в свете луны, спирали циклонов – не более чем рябь, пар от ее дыхания; под ними же, неразличимые? среди тьмы, были разлиты океаны и моря – не более, 10 нежели прилипшие к ней пленочки луж – так тонки и ничтожны они были в сравнении с невместимой в человеческое сознание несусветно, умопомрачительно величественной САМОЙ ЗЕМЛЕЙ... и Владимир ощутил руку Леи на своем плече.

– Насмотрелся? – спросила она.

Владимир подумал, что ему надо увидеть еще, как Солнце выходит из-за края Земли, как остается позади Луна, прочувствовать, чем отличается от его планеты Марс или, там, Юпитер, и уверенно выдохнул:

– Нет.

– И никогда не насмотришься. Так уж устроен Космос, поверь моему опыту. Теперь всю жизнь тосковать будешь, но больше смотреть на это не рекомендую – не всякий годится в пилоты космолета, по анданорской статистике – менее чем один из ста. Конечно, когда корабль идет на автопилоте или управляется с планеты – дело другое. Но когда у тебя безграничная свобода, а тебе надо добраться из пункта А в пункт Б, соблазн часто оказывается слишком велик. Хочется заглянуть за край планеты, побеседовать со звездами. Именно поэтому наши первые одиночные экспедиции в Космос были обречены – слишком велик соблазн.

Лея вздохнула, и Владимир почувствовал всем собственным телом, как ей самой тяжело всякий раз расставаться с этой могучей красотой.

– Ну вот, – продолжила девушка. – Я у тебя, на Земле, читала книжечку такую – “Легенды и мифы Древней Греции”. Там есть две истории, которые невозможно правильно понять, если не видел ЭТОГО. Об Икаре, опалившем крылья, – а у нас многие так и направили корабль, опьяненные нашим Солнцем, прямо в него, – и об Одиссее, который не заткнул себе уши, чтобы послушать пение сирен. Потому-то в пилоты космолетов строжайший отбор, включающий в себя психологический тест. Пассажиру же – тебе, тебе, милый, – просто не полагается всего этого видеть – были случаи захвата лайнеров обезумевшим, как от наркотика, гостем корабля. А я вот этот тест, представляешь, прошла. А ни одному мечтателю или поэту этот тест не пройти. Но у нас-то с тобой, родной мой, – Владимир слушал Лею, не глядя на нее, не в силах отвести взора от шарообразного чуда, имя которому – Земля, – все с самого начала – вопреки инструкциям. Я просто не могла с тобой не поделиться ЭТИМ, мне хотелось, чтобы ты еще более полно ощущал меня, понимаешь? А это – часть меня... То есть я – неотъемлемая частица ЭТОГО. Дай мне руку, – властно велела Лея.

Владимир, лишь теперь до конца понявший причины поистине маниакального состояния, в котором Лея заказывала этот корабль, покорно протянул руку – обещал ведь слушаться, – спросив:

– У тебя ведь никогда не было СВОЕГО корабля, так?

– Верно, – шепнула Лея.

Она открыла какой-то потайной ящичек и извлекла оттуда нечто, слишком уж напоминающее шприц, чтобы быть чем-либо иным.

– Что это? – обеспокоенно спросил Владимир, непроизвольно напрягая руку.

– Космос – наркотик. Ты видел это сам, – сказала Лея, протирая кожу Владимиру аналогом спирта. – Но ты должен сейчас заснуть не только по этой причине. Тебе не выдержать перегрузок от работы звездного двигателя. Если ты не уснешь, то умрешь – понял?

– А ты, стало быть, нет? – раздраженно ответил Володя, сам поразившись резкости своего тона. Просто ему хотелось еще хоть немного пожить в ЭТОМ... – Прости, – тут же, спохватившись, добавил он.

– Охотно, – отозвалась Лея. – Ты еще молодчина – себя хоть немного контролируешь. Горжусь тобой.

Лея пронзила струной иглы вену на запястье Владимира, и тот ощутил, как нечто, готовое отнять у него запредельную красоту сказочного мира, уже катит по его жилам, устанавливая в его организме новый какой-то а порядок, словно бальзамируя его изнутри. Лея же извиняющимся тоном добавила:

– Милый, я бы разрешила тебе посмотреть еще немного, но задерживаться дальше опасно – могут засечь. А я тоже не железная, ты прав – просто я буду спать не так глубоко и не так долго – меня как-никак учили на пилота пять лет. Это ведь моя основная специальность, что ни говори...

Владимир осоловело посмотрел на свою жену, на ее контур на фоне звездной бездны неба. Хотел сказать ей “спокойной ночи”, да вот язык вареным пельменем застрял где-то в искрящейся незнакомым вкусом от воздействия препарата полости рта.

Лея, будто прочитав его мысли, плавно качнулась к Владимиру – то ли как башня, то ли как птица – она сейчас казалась гигантской, как та планета, которая тоже была где-то рядом, – и, поцеловав Владимира в непослушные губы, провибрировала, будто нараспев: “Спокойной н-о-ч-и, м-оо-й мм-ии-лл-ыы-ййй”.

И мир канул в черном, звенящем струями омуте пустоты.