Дион Форчун Лунная магия

Предварительные соображения

Говорят, что сочиняя какую-либо ситуацию, писатель тем самым вызывает ее к реальной жизни. Как бы там ни было, когда я придумала образ Вивьен Ле Фэй Морган (феи Морганы), или Лилит Ле Фэй, как она иногда себя называла, я пробудила к жизни настоящую личность, и, став героиней второй книги — то есть этой, — она весьма далека от того, чтобы оставаться марионеткой в моих руках, и сама полновластно управляет событиями.

Всякому писателю известно, что литературные герои способны «оживать». Если этого не происходит, значит книгу населяет безликая толпа ходульных персонажей. Любой читатель, знакомый с писательским ремеслом, хорошо чувствует разницу между диалогом «пересказанным» и диалогом просто написанным. Писатель поистине творческого склада просто записывает услышанный им диалог между персонажами. Но в случае с Лилит Ле Фэй я пошла гораздо дальше — позволила ей говорить самой. После завершения «Жрицы моря» она не пожелала покоиться в могиле. Ее призрак упорно блуждал по свету и делал это настолько успешно, что заставил меня написать еще и эту книгу.

Четкого представления о сюжете у меня не было. Шесть раз я принималась за книгу и шесть раз выбрасывала написанное в корзину, пока наконец отвергнутые главы не достигли объема среднего романа. В конце концов я решила повести рассказ от первого лица, и тогда заговорила Лилит Ле Фэй.

Я даже смутно не представляла себе, каким будет сюжет, и чтобы узнать это, мне пришлось написать целую книгу. Никак не ожидала я и того, что она закончится именно так, как закончилась. Возможно, кое-кто назовет это «автоматическим письмом». Не знаю, заслуживает ли она подобного названия. Я бы скорее сказала, что лишь действовала в соответствии с замыслами главной героини. Во всяком случае, я не несу никакой ответственности ни за сюжет, ни за героев — они создали себя сами.

В подобных обстоятельствах мне чрезвычайно трудно судить о достоинствах книги. Я не слишком высокого мнения о ее литературных качествах, но в психологическом своеобразии ей не откажешь. Более того, в ней содержится определенный объем весьма необычных познаний, большей частью мне совершенно неведомых до тех пор, пока я не познакомилась с ними на этих страницах.

Мировоззрение Лилит Ле Фэй чисто языческое, и сама она восстает против общества, вознамерившегося его переделать. Разумеется, нельзя исключить, что она представляет мое фрейдистское подсознание, и я должна признать, что в Лилит Ле Фэй есть немалая часть меня, но большая ее часть мне не принадлежит. Во всяком случае, мне не сто двадцать лет — по крайней мере пока.

Малькольм обязан своим происхождением многим источникам. Меня никак нельзя обвинить в дурной привычке выставлять своих друзей на всеобщее посмешище. За свою жизнь я знавала великое множество Малькольмов, а в будущем, возможно, узнаю еще больше. Подобно Лилит Ле Фэй, я разлагаю себя на составные части, и эта способность поддерживает меня в состоянии постоянного самопостижения.

Зато дом вполне реален. Его дверь захлопнулась передо мной, и с тех пор я ни разу там не была, но он все равно остается для меня заветным местом.

Тем, кто читает эту историю ради развлечения, книга вряд ли покажется занимательной. Она и не была написана ради занимательности. Собственно говоря, я писала ее, чтобы узнать, о чем она. Я вложила в нее очень многое, а оказалось в ней гораздо больше, чем было вложено. Я бы даже сказала, что ее написание было неким магическим действом. Если правда, что образ, созданный воображением, живет в духовном мире, тогда что же я создала в образе Лилит Ле Фэй? Малькольм сам сможет о себе позаботиться и в этом мире, и в будущем, но кто и что такое Лилит и почему она продолжала жить после того, как была завершена первая книга о ней, и стремясь появиться снова? Неужели я обзавелась собственным духом из мира теней?

Лилит считает себя жрицей великой богини Природы и как таковая может опираться на божественное право перед лицом всех человеческих законов. Здесь я ей не судья, ибо несведуща в таких делах. Я знаю лишь то, что Лилит живет на свой собственный причудливый лад. Она живет для других так же, как и для меня, и вполне возможно, что к некоторым из тех, кто читает эти строки, она явится когда-нибудь призрачной фигурой в сумерках разума.

Ведь скольким еще людям всевозможные законы и условности принесли такое же мучительное и бессмысленное зло, как Малькольму? И разве не существует и для них пути бегства в холмы сновидений, куда Лилит увела своего возлюбленного? Это вопросы, на которые каждый должен найти для себя ответ сам, ибо, как Лилит пела утомленному человеку: «Все пути сна и ночи забыты», так и мы можем эхом повторить заключительную молитву этого призывного гимна: