ОТ МИФА К НАУКЕ 

Запретный плод

Почему мы так мало знаем о человеческой сексуальности, хотя она интересовала людей всегда? Половые различия, анатомия и физиология половых органов, сексуальная техника, зачатие, беременность и роды занимают одно из центральных мест в мифологии и искусстве всех народов мира. Древние китайские трактаты об искусстве спальни, индийская "Камасутра" и "Искусство любви" Овидия и сегодня имеют не только исторический интерес.

Древняя эротология народов Востока рассматривала сексуальность как естественную, нормальную сторону человеческой жизни, подходя к ней не аналитически, а синкретически. Тесно связанная с этикой, эстетикой и религиозно-философскими ценностями, она предлагала людям не объективное знание и частные рецепты, а целостную жизненную философию, включая определенное отношение к телу, эмоциям и чувственности. Описание и объяснение были неразрывно связаны с предписаниями.

Европейская культура нового времени, сложившаяся на базе христианства, в отличие от античной или древневосточной была последовательно антисексуальной.

Не только половая жизнь, но весь телесный "низ" считались грязными и непристойными, о чем порядочным людям не положено думать и тем более говорить вслух. В Англии начала XIX века даже попросить соседку по столу передать цыплячью ножку считалось неприличным, так как слово "ножка" вызывает сексуальные ассоциации. Приходя к врачу, женщина показывала, где у нее болит, не на собственном теле, а на кукле. В некоторых библиотеках книги, написанные женщинами, хранились отдельно от книг авторов-мужчин.

Немецкий писатель Ганс Фаллада, родившийся в 1893 году, в ,своей автобиографической книге "У нас дома в далекие времена" вспоминает, как однажды в гостях у старой тетки мать сделала ему, одиннадцатилетнему мальчику, замечание: "Сиди смирно, Ганс! Не болтай ногами!" Тетка пришла в ужас: "Настоящей даме лучше не упоминать про это, внизу,- она глазами показала на мои ноги,- лучше не упоминать, Луиза! Как будто ей ничего не известно, Луиза! Но если уж ей необходимо это назвать, то она говорит "пьедестал" или, во всяком случае, "постамент"... Ганс, оставь в покое свой постамент, вот так звучит прилично, Луиза!"

В XIX веке, как никогда, свирепствовала моральная цензура. По соображениям благопристойности запрещались произведения Ронсара, Лафонтена, Руссо, Вольтера, Прево, Беранже и других авторов. Запрещениям подвергалась даже Библия. В 1857 году во Франции состоялось два судебных процесса. Автор "Госпожи Бовари" был оправдан, ибо "оскорбляющие целомудрие места", "хотя и заслуживают всяческого порицания, занимают весьма небольшое место по сравнению с размерами произведения в целом", а сам "Гюстав Флобер заявляет о своем уважении к нравственности и ко всему, что касается религиозной морали". Зато Шарль Бодлер был осужден за "грубый и оскорбляющий стыдливость реализм" и шесть стихотворений из "Цветов зла" были запрещены. По словам газеты "Журналь де Брюссель", "этот гнусный роман, "Госпожа Бовари", всего лишь благочестивое чтение в сравнении с тем томом стихов, который вышел в эти дни под заглавием "Цветы зла". Судебный приговор был отменен только в 1946 году.

В 1865 году русский журнал "Современная летопись" обнаружил "эротизм", доведенный до самого крайнего, "самого циничного выражения",- где бы вы думали? - в драмах А. Н. Островского "Воспитанница" и "Гроза"! В пьесе "На бойком месте", по словам рецензента, драматург "остановился только у самых геркулесовых столпов, за которыми уже начинается царство маркиза де Сада с братией".

Первыми людьми, начавшими систематическое изучение половой жизни, были врачи - профессор психиатрии Венского университета Рихард фон Крафт-Эбинг (1840-1902), швейцарский энтомолог, психиатр и невропатолог Август Форель (1848- 1931), немецкие психиатры Альберт Моль (1862-1939) и Магнус Хиршфельд (1863-1935), австрийский психиатр, создатель психоанализа Зигмунд Фрейд (1856-1939), немецкий дерматолог и венеролог Иван Блох (1872-1922) и английский публицист, фармацевт по образованию Генри Хэвлок Эллие (1858-1939).

Почему именно медики? Во-первых, им чаще приходилось сталкиваться с неканоническими формами сексуальности, от которых в ужасе отворачивалось ханжеское общество - "жирафов не бывает"! Во-вторых, клиника, особенно психиатрическая, была в какой-то степени ограждена от морально-религиозной критики - что возьмешь с сумасшедших?

Но защита эта была ненадежной, родоначальники сексологии то и дело подвергались нападкам и травле.

Крафт-Эбинг наиболее деликатные места в своей книге "Сексуальная психопатия" (1886) написал по-латыни, чтобы сделать их недоступными широкому читателю. Тем не менее в 1891 году рецензент ведущего английского медицинского журнала обвинил его в злонамеренном смаковании "грязных деталей" и выражал надежду, что даже бумага, на которой напечатана эта ужасная книга, будет использована для столь же низменных нужд. Блох большую часть своих сексологических работ публиковал под псевдонимом. Книги Эллиса английская цензура запрещала как "непристойные", а сам он подвергался судебным преследованиям, причем ни один авторитетный ученый не осмелился в то время публично выступить в защиту его книги "Исследования по психологии пола", ныне признанной классической. Основанный Хиршфельдом Сексологический институт в Гамбурге был в 1934 году разгромлен немецкими фашистами. Итальянский врач и антрополог Паоло Мантегацца из-за своей книги "Половые отношения человечества" едва не лишился профессорской кафедры и места в сенате. А каким гонениям подвергались советские врачи, пытавшиеся говорить о проблемах пола в 1940-1950-х годах!

Особые подозрения вызывала и вызывает сексуальность самих ученых-сексологов.

Старая богословская идея о греховности половой жизни превратилась в массовом сознании в прочное убеждение, что у всякого, кого интересует "секс", у самого что-то по этой части не в порядке.

Но ведь никто не думает, что физиологией питания занимаются обязательно обжоры (а может быть, язвенники?), языкознанием - косноязычные, психологией мышления - дебилы, а криминологией - потенциальные преступники. Сексуальность же - предмет общеинтересный, а проблема "нормы" здесь особенно сложна.

Наличие у ученого каких-то собственных проблем, если только они осознаны, не мешает ему быть объективным в его исследованиях. Иначе придется признать, что самые важные вопросы изучать некому. Женщины не должны судить о женской психологии, потому что они пристрастны, а мужчины - потому что они некомпетентны. Рабочий не может изучать положение рабочего класса из-за субъективной заинтересованности и недостатка образования, а интеллигент - в силу своей "постороннее™". Если человек может понять только то, к чему он лично причастен, объективное знание принципиально невозможно: европеец не может понять африканца, здоровый - душевнобольного. Если же личный опыт для познания вреден, то для изучения человеческих проблем придется приглашать марсиан. Сила науки именно в том, что она вырабатывает объективные, хотя и относительные, критерии, позволяющие оценивать степень доказательности различных взглядов и теорий, независимо от того, какими личными чувствами и пристрастиями вдохновлялся сформулировавший их ученый. Это в полной мере относится и к сексологии.

Освобождаясь из-под власти религиозного морализирования, сексология опиралась прежде всего на биологию. Репродуктивная биология, то есть наука о продолжении рода, включая анатомию и физиологию половой системы, получила признание и практическое применение в акушерстве и гинекологии задолго до XIX века. Кроме того, биология была ведущей отраслью естествознания второй половины XIX века, эволюционная теория Дарвина служила методологическим образцом для других наук.

Но можно ли свести сексуальное поведение к инстинкту размножения? Массовая, "нормальная" половая жизнь казалась ученым сравнительно простой, однозначной, не требующей особых объяснений. Другое дело - "половые извращения", к числу которых относили все морально осуждаемые формы сексуального поведения и вообще всякий секс, не связанный с продолжением рода.

Наивность ранних теорий пола и сексуальности объясняется не только тем, что они пытались свести сложные социальные и психические явления к простым и элементарным биологическим законам, но и тем, что сама биология, к которой апеллировали ученые, была еще весьма неразвита. Дефицит достоверных эмпирических фактов (даже половые гормоны еще не были открыты) неизбежно восполнялся умозрительными общими построениями, отправной точкой которых служили привычные нормы обыденного сознания и традиционной морали. По меткому выражению современного исследователя, в XIX веке наука заменила религию в качестве обоснования традиционных нравов.

Если раньше требование полового воздержания и умеренности подкреплялось религиозно-этическими доводами о греховности и низменности "плотской жизни", то теперь на первый план выходят псевдобиологические аргументы: растрата "половой энергии" истощает жизненные силы организма, которые следовало употребить на что-то полезное. Большинство ученых XIX века, подобно христианским богословам, видели единственный смысл и оправдание половой жизни в продолжении рода. Все формы сексуальности, не связанные с деторождением, в свете такой установки выглядят не только безнравственными, но и биологически "противоестественными" (этот термин пришел в биологию непосредственно из богословия).

Но что значит вести себя естественно? Следовать примеру природы? Предписание слишком неопределенно, природа дает разные примеры, да и сам человек существенно изменяет ее, создает "вторую природу".

Подражать животным? Тогда история культуры оказывается сплошным регрессом; кроме того, разные виды животных ведут себя по-разному.

Руководствоваться "самоочевидным" предназначением органов тела, употребляя их только так и не иначе: глаза - чтобы видеть, желудок - чтобы переваривать пищу и т. д.? Но для чего человеку рот? Чтобы есть? Или чтобы разговаривать? А может быть - целоваться? Органы тела большей частью полифункциональны и к тому же взаимосвязаны. Это в полной мере относится и к половой системе.

Но какой бы консервативной ни была биолого-медицинская теория, она обязательно задает вопрос "почему"?". Для богословия сексуальные аномалии были грехом, за который виновные должны отвечать перед Богом и людьми. Для науки они представляют проблему. Почему возникают такие явления, как половое влечение к людям собственного пола (гомосексуализм), потребность переодеваться в одежду другого пола (трансвестизм), причинять страдания сексуальному партнеру (садизм) или испытывать их самому (мазохизм), бесполезная растрата драгоценного семени (онанизм) и многие другие, столь же странные и чудовищные вещи? Что это - преступления, за которые нужно наказывать, или болезни, которые нужно лечить? А если лечить - то как? Ответить на эти вопросы было не так-то просто.

Психиатрия XIX века детально описывает симптоматику разнообразных "половых извращений" (перверзий). Слово "извращение" подчеркивало органический характер таких нарушений, которые не имеют якобы ничего общего с нормальной, здоровой сексуальностью. Но в объяснении их единообразия не было.

Характерна в этом смысле продолжавшаяся несколько лет дискуссия между Крафт-Эбингом и французским психологом Альфредом Бине о природе фетишизма (состояния, когда половое возбуждение или его разрядка вызываются предметом, который обычно не имеет эротического значения). Крафт-Эбинг, стоя на позициях биологического детерминизма, придавал решающее значение врожденным конституциональным факторам. Напротив, Бине подчеркивал роль ассоциативных связей: во время эякуляции (семяизвержения) рядом с подростком случайно оказывается женщина с надушенным сиренью платком, и в результате закрепления этой психологической ассоциации запах сирени вызывает у этого подростка половое возбуждение даже в отсутствии женщины. Но почему у одного человека случайная ассоциация закрепляется, становится постоянной, а у другого - нет? Крафт-Эбинг и Моль считали, что дело в индивидуальном предрасположении. Какова же природа этого предрасположения - является ли оно врожденным или же обусловлено прошлым опытом индивида, условиями его воспитания, переживаниями раннего детства и т. д.? Эти вопросы предполагают необходимость изучения детской и юношеской сексуальности, причем не только в патологии, но и в норме, чем и начал заниматься Моль.

Общие тенденции развития сексологии конца XIX - начала XX века: 1) постепенное ослабление жесткого биологического детерминизма в пользу более тонких и сложных психологических теорий и 2) усложнение и обогащение самого понятия "нормального". Иными словами - рост терпимости.

Этому сильно способствовало развитие гуманитарных наук, особенно этнографии и истории. Уже древние путешественники и географы, описывая быт и нравы чужих народов, уделяли внимание их половой жизни. Однако эти отчеты и описания были несистематичными, случайными, напоминая зачастую сборники анекдотов. Не способные отрешиться от норм своей собственной морали, европейские авторы, говоря словами Ф. Энгельса, часто рассматривали нравы неевропейских народов "через очки дома терпимости". Когда одного английского миссионера спросили об обычаях и нравах туземцев, он уверенно ответил: "Обычаев никаких, нравы скотские".

Тем не менее этнографические и исторические факты показывали, что сексуальное поведение людей весьма многообразно и то, что считается нормальным и даже обязательным в одной культурной среде, осуждается и запрещается в другой. Опираясь на эти данные, Блох доказывал, что биологический подход к сексуальности недостаточен и должен быть дополнен культурно-историческим. Еще энциклопедичное был Эллис, утверждавший, что главная задача сексологии - понять пластичность и многообразие форм человеческой сексуальности, даже если они противоречат нормам современной культуры и собственным склонностям ученого.