"Черные реки сердца" - читать интересную книгу автора (Кунц Дин Рэй)

Глава 2

В девять часов, после провала в Санта-Монике, Рой Миро возвращался в свою гостиницу в Вествуде и обратил внимание на «Кадиллак», стоящий на обочине шоссе. Красные вспышки аварийных огней дождевыми змейками отсвечивали на мокром ветровом стекле. Заднее колесо со стороны водителя было спущено.

За рулем сидела женщина, очевидно, ожидающая помощи. Кроме нее, в машине как будто никого больше не было.

Рой с беспокойством подумал, каково женщине оказаться одной в подобной ситуации, в любом районе Лос-Анджелеса. В наше время этот Город ангелов уже не то спокойное место, которым был когда-то. И весьма сомнительно, что в пределах города можно найти хоть одного человека, живущего по-ангельски. Дьявольски – это сколько угодно. Этого хоть пруд пруди.

Он остановился на обочине впереди «Кадиллака».

Ливень был еще сильнее, чем днем. Казалось, его гонит с океана сильнейший ветер. Серебристые струи, колеблющиеся под порывами ветра, напоминали очертания какого-то призрачного корабля во мраке ночи.

Он взял с пассажирского сиденья пластиковый капюшон и натянул на голову. Как всегда в плохую погоду, на нем были плащ и боты, но он знал, что и несмотря на непромокаемую одежду все равно промокнет. Однако у него хватило совести не проехать мимо застрявшей машины как ни в чем не бывало.

Пока Рой шел к «Кадиллаку», проезжавшие мимо машины обдавали его грязной водой, и промокшие брюки прилипли к ногам. Ничего, все равно костюм пора отдавать в чистку.

Когда он подошел к машине, женщина не опустила стекло.

С опаской взглянув на него, она инстинктивно проверила, заперта ли дверца.

Ее подозрительность не оскорбила его. Она прекрасно знала нравы этого города, и ее осторожность была вполне понятной.

Он крикнул, чтобы она могла услышать его через закрытое окно:

– Вам не нужна помощь?

В руках у нее был радиотелефон.

– Я позвонила на станцию техобслуживания. Сказали, что пришлют кого-нибудь.

Рой взглянул на поток машин, двигающихся в восточном направлении.

– И давно вы уже ждете?

Чуть помедлив, она ответила:

– Целую вечность.

– Я вам сменю колесо. Вам не нужно выходить из машины или давать мне ключи. Я знаю эту машину – я ездил на такой. Там у вас есть кнопка замка багажника. Нажмите на нее, чтобы я смог достать домкрат и запаску.

– Вас могут сбить, – сказала она.

На узкой обочине было маловато места для маневра, а машины проносились совсем рядом.

– У меня есть аварийные фонари, – ответил он.

Прежде чем она успела что-либо возразить, Рой вернулся к своей машине и вытащил из аварийного набора все шесть лампочек. Он распределил их вдоль шоссе за пять-десять метров от «Кадиллака», перекрыв первый ряд.

Конечно, если выскочит пьяный водитель, то тут не спасет никакая предосторожность. А в наше время, кажется, трезвых намного меньше, чем одуревших от наркотиков или алкоголя.

Нынче век полной социальной безответственности – именно поэтому Рой и старался, где это было возможно, проявить себя добрым самаритянином. Если хотя бы один человек зажжет свечу, то в мире станет намного светлее. Он искренне верил в это.

Женщина нажала кнопку, и крышка багажника приподнялась.

Рой Миро чувствовал себя сейчас гораздо счастливее, чем весь этот день. С улыбкой на губах делал он свою работу, несмотря на проливной дождь и ветер и грязные брызги от пролетавших мимо машин. Чем больше трудностей, тем больше тебе воздается. Когда он пытался отвернуть тугую гайку, ключ сорвался и больно ударил его по руке. Вместо того чтобы выругаться, он засвистел и продолжал насвистывать, пока работал.

Когда он закончил, женщина немного опустила окно, так что ему не пришлось кричать.

– Все в порядке, – сказал он.

Она с растерянным видом принялась было извиняться за то, что сначала не очень-то доверяла ему, но он прервал ее, заверив, что прекрасно ее понимает.

Она была чем-то похожа на мать Роя, и от этого его настроение стало еще лучше. Она была очень симпатичной, лет пятидесяти с небольшим, возможно, старше Роя лет на двадцать, с рыжевато-каштановыми волосами и голубыми глазами. Его мать была темноволосой с глазами цвета ореха, но и мать, и эту женщину роднила какая-то аура необыкновенной доброжелательности и благородства.

– Вот визитная карточка моего мужа, – сказала она, протягивая ее сквозь щель над приспущенным стеклом. – Он бухгалтер. Если вам когда-нибудь понадобится помощь в этой области, то вы получите ее бесплатно.

– Я не так уж много сделал, – сказал Рой, беря карточку.

– В наше время встретить такого человека, как вы, – просто чудо. Мне бы надо было звонить не на эту проклятую станцию, а Сэму, но он допоздна работает у клиента. Похоже, мы все работаем круглые сутки.

– Экономический спад, – посочувствовал Рой.

– Господи, когда же он кончится? – посетовала она, роясь в сумочке, как будто искала еще что-то.

Он прикрыл карточку ладонью, чтобы она не промокла, и повернул ее к свету, падавшему от ближайшей лампочки. У мужа этой женщины была контора в Сенчури-Сити, квартиры там стоили баснословно дорого, так что немудрено, что бедняге приходилось работать с утра до ночи, чтобы держаться на плаву.

– А вот моя карточка, – сказала женщина, вынимая ее из сумочки и протягивая ему.

Пенелопа Беттонфилд. Художник по оформлению помещений, 213-555-6868.

– Я работаю дома. Раньше у меня была своя контора, но теперь, при этом спаде... – Она вздохнула и улыбнулась ему через полуоткрытое окно. – Тем не менее, если я могу быть вам чем-нибудь полезна...

Он вытащил из бумажника одну из своих карточек и протянул ей. Она еще раз поблагодарила его, закрыла окно и уехала.

Рой пошел назад к своей машине, собирая по дороге лампы, чтобы больше не мешать движению.

Усевшись в машину и снова двинувшись на восток в сторону своей гостиницы в Вествуде, он был счастлив, что сумел сегодня зажечь свою свечу. Иногда он переставал понимать, осталась ли у современного общества хоть какая-нибудь надежда, или же оно постепенно скатывается вниз, в пучину насилия и стяжательства; но затем ему встречался человек типа Пенелопы Беттонфилд, с ее милой улыбкой и аурой доброты и благородства, и он чувствовал, что все же можно еще на что-то надеяться. Она доброжелательный человек и отплатит за его доброту, проявив доброту еще к кому-нибудь.

Однако, несмотря на встречу с миссис Беттонфилд, его благодушное настроение вскоре испарилось. К тому времени, как он съезжал с основной автострады на дорогу, ведущую в Вествуд, его охватила печаль.

Повсюду наблюдались признаки социальной деградации. Надписи, сделанные аэрозольными красками, обезображивали остатки стены вдоль отходящего в сторону шоссе, покрывали некоторые дорожные знаки, делая их непонятными, – и все это было в окрестностях города, который раньше не ведал о подобном тупом вандализме. Мимо промелькнул какой-то бездомный, толкающий перед собой тележку с жалкими пожитками под проливным дождем, лицо его было лишено всякого выражения, он был похож на зомби, бредущего по лабиринтам ада.

У светофора рядом с машиной Роя остановилась машина, набитая злобного вида юнцами, – бритоголовые, с блестящими серьгами в одном ухе, они с подозрением воззрились на него, очевидно, пытаясь решить, не похож ли он на еврея. Они осыпали его грязной бранью, старательно произнося ругательства, чтобы он мог если и не расслышать, то прочитать их по губам.

Он проехал мимо кинотеатра, где шла сплошная дрянь. Насилие и жестокость в самом диком ее проявлении. Извращенный и грязный секс. Эти фильмы снимали известные студии, и в них играли знаменитые актеры, но все равно это была грязь.

Постепенно его мысли под влиянием встречи с миссис Беттонфилд приобрели другое направление. Он вспомнил, что она говорила о спаде, о том, как много им с мужем приходится работать, о тяжелом экономическом положении, из-за которого ей пришлось закрыть свою контору и продолжать работать на дому. А она – такая приятная дама. Он расстроился из-за того, что ей приходится переживать финансовые трудности. Как и все, она является жертвой системы, пленницей общества, заполненного наркотиками, оружием и лишенного доброты, сочувствия, преданности высоким идеалам. Она заслуживала лучшего.

К тому времени, когда Рой добрался до своей гостиницы, ему уже расхотелось идти к себе, с тем чтобы заказать ужин в номер и лечь спать – как он планировал раньше. Он проехал мимо гостиницы, добрался до бульвара Сансет, свернул налево и немного покрутился на перекрестках.

Наконец он остановил машину у обочины в двух кварталах от университета, но двигатель выключать не стал. Он перебрался на пассажирское сиденье, где руль не мешал ему действовать.

Телефон был заряжен, он выдернул вилку из зажигалки.

С заднего сиденья взял кейс. Открыл его и вытащил компьютер со встроенным модемом. Присоединил его к зажигалке и включил. Засветился экран дисплея. На нем появился основной перечень, из которого он сделал выбор.

Он подключил сотовый телефон к модему, который и соединил его со сдвоенным компьютером «Грей» в его конторе. Через несколько секунд включилась связь, и пошел обычный перечень вопросов, начавшийся с трех слов, которые засветились на экране: «Кто сюда подключен?»

Он нажал на кнопки, указывая свое имя: «Рой Миро».

«Ваш номер?»

Рой дал свой личный номер.

«Пожалуйста, сообщите ваш личный код».

«Пух», – набрал он. Это имя симпатичного героя книжки – любителя меда, неунывающего медвежонка – он в свое время предпочел для кода.

«Предъявите, пожалуйста, отпечаток большого пальца правой руки».

В правом верхнем углу экрана появился белый квадрат, сантиметров по пять в длину и высоту. Рой прижал к нему большой палец и подождал, пока датчики монитора смоделируют рисунок его кожи, направляя на нее пучки лучей. Через минуту раздался негромкий сигнал, свидетельствующий о том, что проверка закончена. Когда он убрал палец, в центре квадрата остался четкий черно-белый отпечаток. Еще через несколько секунд изображение исчезло – оно было закодировано и по телефонной связи передано на компьютер в конторе, где электронное устройство сравнило его с оригиналом, хранившимся в файле, и подтвердило.

Рой имел доступ к гораздо более сложной технике, чем обычный служащий с окладом в несколько тысяч долларов и адресом ближайшего магазина электронной техники. Электронные устройства, подобные тем, что были в его кейсе, равно как и программы, заложенные в компьютер, не продавались широкой публике.

На дисплее появились слова: "Подтверждается доступ к «Маме».

«Мама» – так назывался компьютер в его офисе, расположенном в трех тысячах миль отсюда на Восточном побережье, и посредством сотового телефона Рой имел возможность пользоваться всеми его программами. На экране появилось длинное меню. Он просмотрел его и выбрал программу под названием «Местонахождение».

Он набрал телефонный номер и нужную улицу.

Ожидая, пока «Мама» найдет данные по телефонным компаниям и выдаст список, Рой рассматривал потрепанную грозой улицу. На ней не было видно ни единой машины, ни единого пешехода. В некоторых домах огни были погашены, окна других казались тусклыми от плотных и нескончаемых потоков дождя. Можно было подумать, что произошла какая-то тихая, ни на что не похожая катастрофа – конец света, – которая унесла человеческие жизни, оставив нетронутыми лишь плоды деятельности человека.

Нет, подумал он, настоящий конец света еще только наступает. Рано или поздно начнется страшная война: народ пойдет на народ, раса на расу, религия на религию, а идеология на идеологию – все столкнется в неистовой схватке. Человечество движется к смуте и саморазрушению с той же неотвратимостью, с какой Земля совершает свое обращение вокруг Солнца.

Ему стало еще тоскливее.

На экране дисплея под номером телефона появилось имя. Однако адреса не было – он не был занесен в список по просьбе клиента.

Рой дал инструкцию головному компьютеру проверить все телефонные компании, имеющие электронное оборудование, а также их квитанции на закупку, чтобы найти адрес. Такое проникновение в закрытую информацию считалось незаконным, если на это не было разрешения суда, но «Мама» действовала чрезвычайно осторожно. Поскольку все компьютерные системы в государственной телефонной сети уже находились в указателе субъектов, подвергавшихся ранее несанкционированному вторжению «Мамы», она могла буквально за считанные мгновения вторгнуться в них, изучить их, найти нужную информацию и выйти из системы, не оставив ни малейшего следа своего пребывания там. «Мама» была привидением в их компьютерных системах.

Через несколько секунд на экране появился адрес одного из домов в Беверли-Хиллз.

Он убрал изображение с экрана и попросил «Маму» показать схему улиц Беверли-Хиллз. Через несколько секунд она появилась. Но изображение было слишком мелким, и ничего нельзя было разобрать.

Рой набрал только что полученный адрес. На экране появился квадрат, представлявший для него интерес, а затем часть этого квадрата. Нужный ему дом находился лишь в нескольких кварталах от него, к югу от бульвара Уилшир в менее престижной части Беверли-Хиллз, и найти его не представляло труда.

Он набрал: «Пух отключился» – и тем самым отключил свой портативный терминал от «Мамы», находившейся в своем прохладном, сухом убежище в Вирджинии.

Большой кирпичный дом, покрашенный белой краской, с зелеными ставнями стоял за белым забором из штакетника. На полянке перед домом возвышались два огромных голых платана.

В окнах горел свет, но только в задней части дома и только на первом этаже.

Стоя у входной двери, защищенный от дождя большим портиком с высокими белыми колоннами, Рой слышал, как в доме играет музыка – пела группа «Битлз»: «Когда мне будет шестьдесят четыре». Ему было тридцать три, «Битлз» были в моде еще до его рождения, но ему нравились их песни, поскольку в их мелодиях слышались искренность и доброта.

Тихонечко подпевая парням из Ливерпуля, Рой просунул в дверную щель свою кредитную карточку. Он чуть потянул вверх и открыл один – не столь сложный – замок из двух имевшихся. Он продолжал держать карточку, чтобы пружина не выскочила из паза.

Для того чтобы открыть мощный замок с засовом, ему понадобился более серьезный инструмент, чем кредитная карточка, – револьвер для открывания замков «локейд», который продается только служащим органов правопорядка. Он всунул тонкий ствол револьвера в замочную скважину и нажал на курок. В «локейде» щелкнула пружина, и выскочивший острый кончик надрезал один из стальных брусков. Ему пришлось нажать на курок раз шесть, прежде чем замок полностью открылся.

Стук молоточка по пружине и удар острия по металлу были не очень громкими, однако он был благодарен за шумовое прикрытие со стороны «Битлз». Когда он открыл дверь, песня как раз кончилась. Он подхватил свою кредитную карточку, прежде чем она успела упасть на пол, и, замерев, ожидал, когда начнется следующая песня. При первых звуках «Прекрасной Риты» он перешагнул через порог.

Положив пистоелт на пол, справа от двери, он тихо закрыл за собой дверь.

В прихожей было темно. Он стоял, прижавшись к двери спиной, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

Когда появилась уверенность, что сможет двигаться, не натыкаясь на мебель, он пошел из комнаты в комнату, в глубь дома, туда, где горел свет.

Ему было жаль, что его одежда так сильно промокла, а боты были такими грязными. Наверное, он здорово испачкал ковер.

Она была на кухне и промывала листья зелени, стоя у мойки, спиной к двери, через которую он вошел. Судя по овощам, разложенным на столе, она собиралась делать салат.

Он осторожно прикрыл дверь, не желая испугать ее. Он не знал, стоит ли ее предупредить о своем присутствии. Он хотел, чтобы она поняла, что он – друг, проявляющий о ней заботу, а не чужак с дурными намерениями.

Она выключила воду и положила салат в пластиковый дуршлаг, чтобы стекла вода. Вытирая руки о посудное полотенце, она обернулась и тут-то, под последние аккорды «Прекрасной Риты», и увидела его.

У миссис Беттонфилд взгляд был удивленный, но не испуганный – по крайней мере сначала, – что, как он знал, было вызвано его чрезвычайно добродушной и симпатичной физиономией. У него было пухлое с ямочками лицо без малейшего признака растительности, гладкое, как у мальчика. Благодаря невинным голубым глазкам и приветливой улыбке из него лет через тридцать получится настоящий Санта-Клаус. Он верил, что его добродушный характер и искреннее сочувствие людям отражались и в его внешности, поскольку незнакомые люди сразу же начинали симпатизировать ему, а для этого одного доброжелательного выражения лица было бы мало.

И видя, что ее удивленный взгляд готов скорее перейти в приветливую улыбку, чем в гримасу страха, он поднял свою «беретту 93-Р» и дважды выстрелил ей в грудь. К стволу был привинчен глушитель, поэтому раздались лишь глухие хлопки.

Пенелопа Беттонфилд упала на пол и теперь лежала на боку, все еще сжимая в руках посудное полотенце. Глаза ее были открыты и устремлены на его мокрые и грязные боты.

«Битлз» начали песню «Доброе утро, доброе утро». Очевидно, это был альбом «Сержант Пеппер».

Он прошел в другой конец кухни, положил пистолет на стол и нагнулся над миссис Беттонфилд. Он снял кожаную перчатку и дотронулся пальцами до ее горла, нащупывая пульс. Она была мертва.

Одна из двух пуль попала прямо в цель и пронзила ее сердце. И поскольку смерть наступила мгновенно и мгновенно же прекратилась циркуляция крови, то кровотечения почти не было.

Это была красивая смерть – быстрая, чистая, безболезненная и не омраченная страхом.

Он опять натянул перчатку и ласково погладил по шее, в том месте, где искал пульс. Поскольку рука уже была в перчатке, он не боялся, что отпечатки его пальцев смогут снять с ее кожи с помощью лазера.

Необходимо было принять меры предосторожности. Не каждый судья и не каждый присяжный сможет понять чистоту и благородство его мотивов.

Он прикрыл ее левый глаз и подождал несколько секунд, пока не убедился, что глаз не откроется.

– Спи спокойно, моя хорошая, – произнес он, и в тоне его слышались сожаление и симпатия, затем он прикрыл ее правый глаз. – Тебе больше не придется волноваться из-за финансовых трудностей, надрываться на работе, переживать и напрягаться. Ты была слишком хороша для этого мира.

Это был и печальный, и в то же время радостный момент. Печальный, потому что ее красота и элегантность больше не будут украшать этот мир, никогда больше ее улыбка никого не подбодрит, не поддержит, ее мягкость и благородство никогда не встанут на пути варварства, захлестывающего это беспокойное общество. Но радостный, потому что уже никогда ей не придется испытывать страх, проливать слезы, знать печаль и боль.

«Доброе утро, доброе утро» сменилась бодрой, синкопированной мелодией «Сержант Пеппер», которая нравилась ему больше, чем первые вещи из альбома; такая жизнерадостная песня была как нельзя кстати для того, чтобы проводить миссис Беттонфилд в лучший мир.

Рой вытащил из-под стола табуретку, сел и снял боты. Он подвернул мокрые и грязные брючины, чтобы ничего здесь не запачкать.

Но исполнение основной песни альбома длилось недолго, и, когда он снова поднялся, уже звучал «День моей жизни». Это была грустная песня, чересчур грустная для этого момента, необходимо было выключить ее немедленно. Ему просто срочно надо было выключить ее, чтобы не слишком расстраиваться. Он был очень чувствительным человеком, гораздо более восприимчивым, чем многие, к воздействию музыки, поэзии, живописи, хорошей литературы – вообще искусства.

Он нашел музыкальный центр в кабинете. Аппаратура занимала нишу великолепной мебельной стенки. Он выключил музыку и начал шарить в ящиках, где лежали компакт-диски. Ему хотелось продолжить слушать «Битлз», и он выбрал «Ночь после трудного дня», потому что в этом альбоме не было ни одной грустной песни.

Подпевая мелодии, Рой прошел обратно на кухню, там он поднял миссис Беттонфилд с пола. Она оказалась еще легче, чем он подумал, когда разговаривал с ней через окно машины. Она, очевидно, весила не более сорока килограммов, у нее были узкие запястья, изящная длинная шея, тонкие черты лица. Рой был глубоко тронут хрупкостью этой женщины и нес ее не только с осторожностью и почтением, но и с чувством, похожим на благоговение.

Нажав на выключатель плечом, он пронес Пенелопу в переднюю, затем поднялся с ней наверх, заглядывая по пути во все комнаты, пока не нашел хозяйскую спальню. Там он осторожно положил ее на кушетку.

Он снял и аккуратно сложил покрывало, затем откинул одеяло. Взбил подушки, спрятанные в наволочки из тонкой хлопчатобумажной ткани и отделанные вставками из кружева, – необыкновенно красивые.

Он снял с нее туфли и убрал их в шкаф. Ноги у нее были маленькими, как у девочки-подростка.

Оставив на ней всю одежду, Рой аккуратно положил женщину на кровать, подложив ей под голову две подушки. Он накрыл ее одеялом до середины груди, оставив руки открытыми.

В расположенной рядом со спальней ванной он нашел щетку и расчесал ей волосы. «Битлз» пели «Если я упаду», когда он только положил ее на постель, но теперь, когда он тщательно уложил ее великолепные каштановые волосы вокруг милого лица, они уже заканчивали «Я счастлив танцевать с тобой».

Включив большой бронзовый торшер около кресла, он выключил более резкий верхний свет. Мягкие тени касались лежавшей женщины, как крылья ангелов, спустившихся к ней, чтобы забрать ее из этой юдоли слез в возвышенный мир вечного покоя и блаженства.

Он подошел к туалетному столику в стиле Людовика XVI, отодвинул стоявший пред ним пуфик в том же стиле и поставил его около кровати. Он сел рядом с миссис Беттонфилд, снял перчатки и взял ее руки в свои. Они уже остывали, хотя тепло в них еще было.

Он не мог сидеть здесь долго. Ему было необходимо сделать еще массу вещей, а времени оставалось в обрез. Тем не менее ему хотелось провести несколько умиротворенных минут с миссис Беттонфилд.

Пока «Битлз» пели «И я любил ее» и «Скажи мне почему», Рой с нежностью держал в руке руку своей покойной подруги, не обойдя вниманием прекрасную меблировку комнаты, картины и предметы искусства, сочетание теплых тонов в тканях, хотя и различного качества и расцветок, но тем не менее прекрасно гармонирующих.

– Ужасно несправедливо, что тебе пришлось закрыть свою контору, – сказал он Пенелопе. – Ты была прекрасным художником по интерьеру. Нет, серьезно, дорогая. Это действительно так.

«Битлз» все пели.

Дождь стучал в окна.

Сердце Роя было переполнено высокими чувствами.