"Черные реки сердца" - читать интересную книгу автора (Кунц Дин Рэй)

Глава 10

Пуля попала в задние огни грузовика Спенсера. Еще одна с воем прошлась рикошетом по металлу. Но бак с бензином не взорвался.

Стекла не побились, и колеса не были спущены.

Спенсер резко повернул направо, за угол кафе. Он почувствовал, как машина сильно накренилась, готовая перевернуться, поэтому попытался продлить скольжение колес. Запахло жженой резиной, а задние колеса завиляли по покрытию дороги. Машина неслась по боковой улочке, вне досягаемости стрелявших. Спенсер увеличил скорость.

Рокки боялся темноты, ветра, молнии и котов. Ему не нравилось, когда за ним подглядывали, пока он совершал туалет, и еще многое, многое другое. Но как ни странно, он совершенно не был испуган стрельбой и лихачеством Спенсера за рулем. Эта гонка была похожа на ряд цирковых трюков. Рокки выпрямился, уцепившись когтями за обивку сиденья. Он покачивался в такт движению машины, громко дышал и улыбался.

Глянув на спидометр, Спенсер увидел, что они едут со скоростью шестьдесят пять миль, и это в зоне, где движение было ограничено тридцатью милями в час. Он еще поддал газу.

Сидя рядом с ним, Рокки начал вытворять такое, чего он раньше никогда не делал. Он качал головой вверх и вниз. Казалось, что он желал, чтобы Спенсер еще увеличил скорость, и приговаривал «Да-да-да-да-да...»

– Все сейчас слишком серьезно, – сказал ему Спенсер. Рокки фыркнул, как будто смеялся над опасностью. – Они, наверное, вели наблюдение за квартирой Теды и подслушивали ее разговоры.

«Да-да-да-да-да».

– Они тратили такие средства, подслушивая Теду! И все это начиная с ноября. Какого черта, что им нужно от Валери? Что она может знать или сделать такого важного, что вынуждает их тратить огромные деньги на подслушивание?

Спенсер посмотрел в зеркало заднего обзора. В полутора кварталах от них «Шевроле» повернул за угол у кафетерия.

Ему хотелось проскочить два квартала, прежде чем повернуть налево, чтобы сбить их с толку. Он надеялся, что эти бешеные торпеды, которые с такой радостью жали на курок в машине грязно-зеленого цвета, могли обмануться, подумав, что он свернул на первом перекрестке.

Они преследовали его. «Шевроле» быстро сокращал дистанцию. Он мчался гораздо быстрее, чем можно было ожидать, судя по его внешнему виду. Он был больше похож на одну из тех разбитых машин, которые государство выдавало инспекторам департамента сельского хозяйства или бюро по проверке блеска зубов у населения. На самом деле эта машина была намного мощнее, чем остальные модели «Шевроле».

Хотя они его и видели, Спенсер повернул налево в конце второго квартала, как и планировал. На этот раз он сделал широкий разворот, чтобы зря не терять время и не портить шины – они ему еще могли пригодиться.

Но он все равно мчался чересчур быстро, так что задел встречную «Хонду». Ее водитель резко отклонился вправо и въехал на тротуар, проскрежетал боком по пожарному крану и врезался в осевший металлический забор, окружавший заброшенную заправочную станцию.

Краем глаза Спенсер увидел, как Рокки силой инерции прижало к дверце салона, но он продолжал радостно качать головой.

«Да-да-да-да-да».

Машину начали обвевать сильные порывы холодного ветра. Справа было несколько акров незастроенной территории, и оттуда несло на улицу тучи песка.

Вегас застраивался хаотично на огромном пространстве долины, в пустыне, и даже развитые районы города перемежались с просторами неиспользовавшейся земли. С первого взгляда они представлялись крупными, пустующими площадками для парковки, но на самом деле свидетельствовали о тихом наступлении пустыни на город. Она только ждала удобного случая. Когда поднимался ветер, пустыня в сердцах срывала с себя маску смирения и обрушивалась на соседние районы.

Спенсер был почти ослеплен наступлением песка, который порывы ветра швыряли на ветровое стекло. Но он молил Бога, чтобы ветер был еще сильнее, а песок еще шире развернул свое наступление. Ему хотелось исчезнуть в кромешной буре, как корабль-призрак растворяется в тумане.

Он опять глянул назад. Видимость была всего лишь десять-пятнадцать футов.

Он начал было прибавлять скорость, но потом передумал. Он и так уже врезался в песчаный шторм на ужасной скорости. Впереди была такая же мгла, как и позади. Если он наткнется на стоящий или медленно двигающийся автомобиль или неожиданно вылетит на перекресток при встречном движении транспорта, его очень мало будет заботить четыре самоубийцы в мчащейся с бешеной скоростью спецмашине марки «Шевроле».

Когда-нибудь, если ось Земли отклонится на крохотное расстояние или воздушные потоки изменят направление по каким-то неизвестным причинам, тогда ветер и пустыня соединятся вместе, чтобы разрушить Вегас и похоронить развалины под биллионами кубических ярдов сухого, белого, торжествующего песка. Может, как раз сейчас и настал этот момент.

Что-то толкнуло машину сзади. Спенсер качнулся, глянул в зеркало заднего обзора. Этот «Шевроле» сидит у него на хвосте. Потом машина несколько поотстала в бушующем песке, а затем снова ринулась вперед и ударила машину Спенсера. Может быть, они хотели, чтобы он перевернулся, а может, просто напоминали, что следуют за ним.

Спенсер почувствовал, что Рокки смотрит на него, и тоже глянул на собаку.

Казалось, что собака спрашивала: «Ну и что теперь?»

Пустыня закончилась, и они влетели в тишину воздуха, свободного от туч летящего песка. В холодном суровом свете надвигавшегося урагана они уже потеряли надежду удрать от преследователей, подобно Лоуренсу Аравийскому, закутавшись в бушующих покрывалах из песка, несшегося из пустыни.

Впереди, на расстоянии полуквартала, маячил перекресток. Светофор зажег красный свет. Ему не прорваться через поток машин.

Спенсер не убирал ногу с акселератора. Он молил Бога, чтоб среди движущихся машин появился просвет. В последний момент ему пришлось нажать на тормоз, чтобы не врезаться в автобус. Казалось, что машина поднялась на передние колеса, потом резко остановилась, застряв в неглубокой дренажной канаве у самого перекрестка.

Рокки взвизгнул, прокатился по сиденью и съехал вниз под приборную доску.

Автобус выпустил бледно-голубые выхлопные газы и проехал мимо по самой ближней полосе дороги.

Рокки удалось развернуться в узком пространстве под сиденьем, и он улыбнулся Спенсеру.

– Парень, оставайся там, так будет безопаснее.

Не обращая внимания на совет, Рокки снова вскарабкался на сиденье, пока Спенсер прибавил скорость, чтобы проскользнуть на перпендикулярную магистраль в дыму удалявшегося автобуса.

Когда Спенсер повернул направо и обогнал автобус, он увидел в зеркало, что грязно-зеленый «Шевроле» проскакал по той же самой канаве и снова выехал на улицу так плавно, как будто спустился по воздуху.

– Этот сучий сын умеет водить машину!

Сзади из-за автобуса появился «Шевроле». Он двигался на большой скорости.

Спенсер опасался, что они начнут в него стрелять, и уже почти не надеялся оторваться от них.

Конечно, они будут просто сумасшедшими, если начнут палить на полном ходу из машины, когда вокруг такое движение. Пули могли поразить невинных водителей или пешеходов. Все же это не Чикаго в «Бурные двадцатые годы». Это не Бейрут и не Белфаст. Господи Боже мой, это ведь даже не Лос-Анджелес!

С другой стороны, они не побоялись начать стрелять в него перед квартирой Теды Давидович. Они в него стреляли.

Никаких предварительных вопросов. Они ему ничего не объяснили по поводу его конституционных прав. Черт, они даже не старались выяснить, кто он есть на самом деле. Они не стали проверять, то ли он лицо, которое им требуется. Им настолько хотелось захватить его, что они даже рискнули убить другого человека.

Казалось, они были уверены, что он знал что-то важное насчет Валери, и поэтому его следует убить. Но на самом деле он знал о прошлом этой женщины еще меньше, чем он знал о Рокки.

Если они догонят и убьют его, то начнут размахивать фальшивыми или настоящими удостоверениями ФБР или еще какими-нибудь удостоверениями и поэтому не станут отвечать за его убийство. Они заявят, что Спенсер был в бегах, вооружен и очень опасен. Что он убил полицейского. Он не сомневался, что у них окажется ордер на его арест. Этот ордер будет выдан уже после его смерти. Они также прижмут его мертвую руку к оружию, с помощью которого было совершено множество нераскрытых преступлений.

Он рванулся на желтый свет, когда тот переключился на красный, – «Шевроле» не отставал от него.

Если они не убьют его сразу, а только ранят и возьмут живым, то обязательно заключат его в звуконепроницаемое помещение и будут допрашивать и мучить. Ему не поверят, что он не виновен и ничего не знает. Они убьют его, но будут делать это очень медленно, чтобы попытаться узнать секреты, которыми он не обладает.

У Спенсера не было пистолета, у него были только руки. Он был кое-чему обучен. И еще у него была собака.

– Мы с тобой попали в беду, – сказал он Рокки.

В кухне домика, затерянного в каньоне Малибу, Рой Миро сидел один у стола и перебирал сорок фотографий. Его подручные нашли их в коробке из-под обуви на шкафу в спальне. Одно фото было в конверте, а остальные россыпью лежали в коробке.

На шести фотографиях была собака неопределенной породы, коричнево-черная, одно ухо у нее повисло. Наверное, это та самая собака, для которой Спенсер покупал роковую музыкальную пищащую косточку, заказав ее по почте в фирме, где спустя два года после этого заказа сохранились его адрес и имя.

Еще тридцать три фотографии изображали одну и ту же женщину. На некоторых из них ей было двадцать, на других уже около тридцати. На одной она была в джинсах и свитере с оленями и украшала рождественскую елку. На другой фотографии на ней были простенькое летнее платьице и белые босоножки, и она держала белую сумочку, радостно улыбаясь в камеру. На ней играли солнечные зайчики. Она стояла подле дерева, усыпанного гроздьями белых цветов. На многих фото она была снята рядом с лошадьми. Она их чистила, каталась на лошадях или кормила их яблоками.

Что-то в ней волновало Роя, но он не мог понять, в чем тут дело.

Она была, безусловно, привлекательной женщиной, но не сногсшибательной красоткой. Хорошо сложенная блондинка с синими глазами, но ничего особенно выдающегося, что помогло бы ей претендовать на место в пантеоне истинной красоты.

Хотя у нее была ослепительная улыбка. И на всех фотографиях она улыбалась именно такой улыбкой. Улыбка была теплой, открытой, легкой. Очаровательная улыбка. Она казалась такой искренней и свидетельствовала о нежном сердце.

Но улыбка не является чертою лица, и это было абсолютной истиной в случае с этой женщиной. У нее был приятный, но обычный рот, совсем не такой соблазнительный, как у Мелиссы Виклун. Форма губ ничем не поражала. Зубы у нее были самыми обычными. Ее рот не зажигал Роя. Но улыбка была все равно великолепной, подобной отражению солнца на обычной поверхности обычного пруда.

В ней не было ничего такого, чем бы он желал обладать.

Но ее образ не оставлял его. Он не был уверен, что когда-то встречался с ней, но чувствовал, что ему нужно знать, кто она такая. Он где-то видел ее раньше, так ему казалось.

Глядя на ее лицо и ослепительную улыбку, он почувствовал, что над ней нависло что-то ужасное, где-то там, за рамками фотографии. Холодная темнота спускалась на нее. Но женщина не подозревала об этом.

Самым последним фотографиям было, по меньшей мере, лет двадцать, а некоторым не меньше тридцати.

Краски пожухли даже на сравнительно поздних снимках. На других оставались только намеки на цвет – они были почти полностью беловато-серыми, а в некоторых местах выступили желтые пятна.

Рой переворачивал все фото, надеясь обнаружить на обороте какие-то надписи, которые могли бы ему помочь. Но там не было ничего. Ни слова, ни даты.

На двух фотографиях женщина была снята вместе с маленьким мальчиком. Роя поразило, насколько ребенок напоминал эту женщину. Но он все еще не мог понять, почему ее лицо казалось ему таким знакомым. И только сообразив, наконец, что мальчик был Спенсером Грантом, он все связал в единое целое и положил рядом две фотографии.

Это был Грант в то время, когда у него еще не было шрама.

Грант сегодняшний в большей мере, чем это обычно бывает, походил на себя в детстве.

На первой фотографии ему было лет шесть или семь – худенький мальчик в плавках, он стоял возле бассейна, и с него текла вода. Женщина стояла рядом с ним в купальнике. Она сыграла с ним глупую шутку – подняла руку над его головой и показала «рожки», растопырив два пальца.

На второй фотографии мальчик и женщина сидели у стола для пикников. Мальчик здесь был года на два старше, чем на первой фотографии. На нем были джинсы и майка и бейсбольная шапочка. Женщина обняла мальчика и привлекла его к себе, сбив набок шапочку.

На обеих фотографиях женщина улыбалась так же радостно, как и на других снимках без мальчика. Но здесь на ее лице можно было увидеть любовь и радость. Рой понял, что она была матерью Гранта.

Но он все равно не мог уяснить, почему лицо женщины так знакомо ему. Удивительно знакомо. Чем дольше он смотрел на нее, на фотографиях с мальчиком или без него, он все больше убеждался, что знает ее. Но он также чувствовал, что обстоятельства, при которых он видел ее прежде, были совершенно иными, чем на снимках, – мрачными, странными и неприятными.

Рой снова вернулся к снимку, где мать и сын стояли у бассейна. Вдали на некотором расстоянии возвышался огромный сарай. Даже на выцветшей фотографии можно было разобрать остатки красной краски на его высоких гладких стенах.

Женщина, мальчик, сарай.

Наверно, у него начали формироваться какие-то воспоминания, но происходило это еще на уровне подсознания, однако внезапно Рой похолодел.

Женщина, мальчик, сарай.

Он задрожал.

Рой поднял взгляд от карточек, лежавших на столе, и посмотрел в окно над раковиной, туда, где за домом росла небольшая рощица эвкалиптов. Там в редких просветах между ветвями блестели монетки солнечного света. Свет старался пронзить мглу тени. Рой хотел, чтобы воспоминания также пришли к нему, возникли из апокалиптической темноты.

Женщина, мальчик, сарай.

Как Рой ни старался, он ничего не мог вспомнить, хотя ему опять стало жутко неприятно.

Сарай.

Спенсер несся по улицам, где стояли оштукатуренные домики, а рядом с ними росли кактусы, ростки юкки и приземистые оливковые деревья. Обилие этих растений напоминало пустынный ландшафт. Он промчался через парковку торгового центра, через индустриальный район, через дебри ржавых железных сараев, где люди хранили то, что им, видимо, никогда не потребуется. Потом он свернул с дороги и проехал по парку. Там метались на ветру листья лохматых пальм. Было ясно, что ураган приближается. Спенсер безуспешно старался оторваться от преследующего его «Шевроле».

Раньше или позже они могут встретиться с патрульной полицейской машиной. Как только в дело вмешается один из местных полицейских, Спенсеру будет почти невозможно удрать от них.

Он уже совершенно не ориентировался, потому что без конца менял направление, стараясь оторваться от преследователей. И он был поражен, когда промчался мимо одного из самых современных и новых отелей Вегаса. Тот стоял справа от дороги. Значит, Южный бульвар Лас-Вегаса был от него всего в нескольких ярдах. Впереди горел красный глаз светофора, но Спенсер был готов поклясться, что пока он доедет до него, тот переключится на зеленый.

«Шевроле» по-прежнему не отставал от него. Если он остановится, то эти проклятые ублюдки выскочат из машины и облепят грузовик, а у них в руках оружия больше, чем иголок на ежике.

Триста ярдов до перекрестка. Двести пятьдесят.

Все еще горел красный свет. Движение на дороге не было слишком интенсивным, каким оно могло оказаться дальше на север, но машин все равно было достаточно. Спенсеру пришлось слегка притормозить, чтобы легче было совершить маневр, но это не давало возможности водителю «Шевроле» затормозить рядом с ним.

Сто ярдов. Семьдесят пять. Пятьдесят.

Леди Удача покинула его. Он ждал зеленого света, но красный все не переключался.

Цистерна с бензином приближалась слева от перекрестка, водитель набрал недозволенную скорость и не собирался останавливаться.

Рокки снова начал сильно качать головой.

Наконец водитель цистерны увидел машину Спенсера и попытался быстро затормозить, чтобы не врезаться в нее.

– Хорошо, хорошо, мы должны успеть проскочить. – Спенсер слушал себя, как он повторяет это снова и снова. Он словно произносил заклинание, как будто собирался повлиять на реальность своими позитивными мыслями. Никогда не лги собаке. – Дружок, мы с тобой вляпались в такое дерьмо, – поправился Спенсер, когда вырулил на перекресток, сделав широкий разворот перед наступавшей на него цистерной с бензином.

В панике Спенсер все воспринимал, как при замедленной съемке. Он видел, как цистерна двигалась на него. Ее огромные колеса крутились и подпрыгивали, пока водитель в ужасе пытался нажать на тормоза. Теперь эта цистерна не только приближалась к ним...

Она нависла над ними – огромная, неотвратимая, как тупой бегемот. Цистерна казалась гораздо больше, чем была секунду назад. Сейчас она стала еще больше и заслонила собой весь свет, и от нее некуда было деться. Невозможно избежать ее. Боже ты мой, она казалась больше, чем реактивный самолет. А он был маленькой козявкой на взлетной полосе. Машина Спенсера наклонилась, и Спенсер постарался выпрямить ее, слегка повернув вправо и нажав на тормоза. Но тогда грузовик начал скользить. Его сильно занесло, и шины завизжали, как в агонии. Рулевое колесо моталось из стороны в сторону во влажных руках Спенсера. Он не мог управлять машиной. Цистерна с бензином все еще нависала над ним, она была огромной, как сама судьба. Но машину его занесло в правильном направлении, и она продолжала скользить, но, наверное, не так быстро, чтобы избежать столкновения. Шестнадцатиколесное чудовище промчалось мимо, слегка коснувшись машины Спенсера. Изогнутые бока из сверкающей нержавеющей стали блеснули мимо, пустив на них зайчиков. Порыв ветра от этого чудовища Спенсер почувствовал даже через плотно закрытые окна.

Машина Спенсера совершила полный оборот на триста шестьдесят градусов и еще повернулась градусов на девяносто. Потом со скрежетом остановилась. Она оказалась на другой стороне бульвара и смотрела в противоположном направлении. Цистерна все еще не исчезла из вида.

Машины, шедшие на юг, куда, видимо, теперь следовало мчаться Спенсеру, смогли затормозить перед его грузовиком и не врезаться в него.

Все ограничилось скрежетом тормозов и гневными гудками.

Рокки снова оказался на полу.

Спенсер не знал, слетел ли туда Рокки по инерции или же он испугался и сам сполз вниз.

Он скомандовал ему:

– Останься здесь.

Но Рокки снова влез на сиденье.

Послышался шум мотора. Он доносился слева. Пролетев через перекресток, приближался «Шевроле». Маневрируя мимо остановившейся цистерны, он подбирался к машине Спенсера.

Спенсер вдавил ногу в акселератор. Колеса начали бешено вращаться, и резина задымилась. Машина рванулась как раз в тот момент, когда «Шевроле» пронесся, задев задний бампер. С холодным звуком металл поцеловался с металлом.

Послышались выстрелы – три или четыре. Но, кажется, ни один из них не повредил машину.

Рокки на соседнем сиденье тяжело дышал и когтями цеплялся за обивку. Он не собирался сдаваться.

Спенсер двинулся прочь из Вегаса. Это было хорошо и плохо.

Хорошо, потому что, удаляясь на юг в сторону пустыни, стоило миновать въезд на шоссе № 15, и уже можно не опасаться затора на дороге. Но плохо, что, выбравшись из частокола отелей, оставалось только удирать. Спрятаться было негде. На пустынном пространстве эти негодяи в «Шевроле» могли отстать от него на милю или две, и все равно они не потеряют его из вида.

Тем не менее у него был только один выход – покинуть город. Ведь шум на перекрестке обязательно привлечет внимание полицейских.

Пока он ехал мимо самого нового казино-отеля в городе и примыкавшего к нему парка «Спейспорт Вегас», разбросавшего на двух сотнях акров свои заведения для развлечений, оказалось, что его единственный разумный выход перестал вообще быть выходом. Впереди, шагах в ста, одна из машин, шедших на север, быстро запрыгала по невысокому газону разделительной полосы, перелетела через низкий ряд кустарников и заскользила по встречной полосе, навстречу тем, кто следовал на юг. Ее занесло при торможении, и машина заблокировала путь, готовая таранить грузовик Спенсера, если он попытается протиснуться мимо нее, все равно с какой стороны.

Он остановился в тридцати шагах от баррикады.

Это был «Крайслер», настолько похожий на «Шевроле», словно изготовленный на том же заводе.

Водитель остался на месте, но пассажиры, крупные, угрожающего вида мужчины, распахнули дверцы и выбрались из машины.

В зеркало Спенсер увидел именно то, что ожидал, – «Шевроле» тоже стоял, перегородив газон, в пятнадцати шагах позади него. Из «Шевроле» тоже вылезали люди, и у них было оружие.

Стоявшие пред ним люди из «Крайслера» тоже были вооружены. Почему-то это не удивило Спенсера.

Последнее фото находилось в белом конверте, заклеенном скотчем.

Рой не сомневался, что там фотография, потому что конверт был тонким и определенной формы. Снимок был большего размера, чем все остальные фотографии.

Пока Рой срывал скотч, он думал, что обнаружит художественную фотографию, сделанную в фотостудии, и, скорей всего, это будет портрет матери. Память о которой так дорога Спенсеру.

Это был портрет, но черно-белый. Портрет мужчины лет тридцати пяти.

Несколько секунд для Роя не существовало ни рощицы эвкалиптов, ни окна, через которое он мог видеть эту рощицу. Все вокруг куда-то исчезло, и не осталось ничего, кроме него и этой фотографии. Казалось, что-то странным образом связывало его с ней еще более тесно, чем с фотографией женщины.

Рой с трудом дышал.

Если бы кто-нибудь вошел в комнату и задал ему вопрос, он не получил бы ответа.

Казалось, что Роя била лихорадка и он отрешился от реальности. Но на самом деле он начал дрожать от холода. Однако это было не неприятное ощущение. Так холодеет наблюдающий хамелеон, лежа на камне в осеннее утро и изображая из себя выступ камня. Это был холод, который давал энергию, который мобилизовы-вал все его нервные клетки и подбадривал его ум, стимулируя работать без остановки.

Его сердце не частило, как бывает во время лихорадки. Наоборот, пульс стал размеренным и редким, как у спящего человека. Но каждый удар сердца отдавался в его теле, как удар церковного колокола, записанный на пленку, которую прогоняли с замедленной скоростью: длинные паузы и удары тоже длинные, торжественные и сильные.

Было ясно, что портрет делал талантливый профессионал и фотографировали мужчину, скорее всего, в студии. Там обращали большое внимание на освещение. И выбор идеальной насадки на аппарат. Это был портрет до пояса. На мужчине были белая рубашка с расстегнутым воротом и кожаный пиджак. Мужчина, прислонился к белой стене, скрестив на груди руки. Он был удивительно красив. Густые темные волосы зачесаны назад. Такого типа фотографии обычно делали для молодых актеров. Они раздавали их своим агентам или людям, желающим заключить с ними контракт на съемки. Этот снимок, разумеется, льстил мужчине, но он был прекрасного качества. Фотографу удалось подчеркнуть (хотя и не пришлось создавать на пустом месте) природную привлекательность этого человека, ту ауру драмы и тайны, которую излучал его облик.

Художник прекрасно проработал свет и тень, причем тени было больше, чем света. Странные тени, которые отбрасывали предметы, находящиеся позади камеры, вне кадра, казалось, ползли по стене. Мужчина словно притягивал их. Так ночь распространяется по вечернему небу под ужасным давлением садящегося солнца.

У мужчины был прямой и пронизывающий взгляд, жестко сомкнутый рот. Аристократические черты лица и непринужденная поза выдавала человека, который никогда ни в чем не сомневался, ничего не боялся и не страдал от угрызений совести. Он был более чем уверен в себе и прекрасно владел собой. Даже на фотографии было видно, что это несколько нагловатый господин. По его выражению можно было понять, что на всех остальных представителей человеческой расы он смотрел с пренебрежением и слегка сверху вниз.

Но он все равно был очень привлекательным, как будто ум и опыт давали ему право чувствовать себя выше всех.

Глядя на снимок, Рой понял, что этот человек мог бы стать интересным, непредсказуемым и даже иногда забавным другом. Глядя на скопления теней, этот человек излучал животный магнетизм, и поэтому его наглое выражение не могло злить никого.

Наоборот, казалось, что ему дано право смотреть свысока на остальных людей. Так выступает лев – как настоящий хищник, но с присущей ему кошачьей грацией и глядя сверху вниз на всех остальных зверей, – он слишком уверен в себе.

Так может быть в себе уверен только лев.

Наконец Рой несколько освободился от влияния фотографии, но не до конца. Медленно перед его взором вновь возникла кухня. Он увидел перед собой окно и за ним эвкалиптовую рощу.

Он знал этого мужчину. Он видел его раньше.

Но это было слишком давно...

Наверное, фотография так сильно на него подействовала, потому что у него было что-то связано с ней. Так же как и с той женщиной. Но Рой не мог вспомнить ни имени мужчины, ни при каких обстоятельствах они встречались раньше.

Рой пожалел, что фотограф слишком затемнил лицо мужчины. Но казалось, что тени любят этого темноглазого человека.

Рой положил фотографию на кухонный стол рядом с фотографией женщины и ее сына, стоявших на фоне бассейна.

Женщина. Мальчик. Сарай в отдалении. И мужчина среди теней.

Резко затормозив посреди Южного бульвара Лас-Вегаса, когда перед ним и позади него были вооруженные люди, Спенсер начал сигналить, рывком вывернул руль вправо и нажал на акселератор. Машина рванулась в сторону парка «Спейспорт Вегас». От резкого движения Спенсера и Рокки прижало к спинке сидений, словно космонавтов, стартовавших на Луну.

Уверенная наглость молодчиков с оружием доказывала, что они были агентами какого-то важного учреждения, даже если и пользовались фальшивыми удостоверениями, чтобы скрыть, кто они на самом деле... Они бы никогда не напали на него на главной улице в присутствии многих свидетелей, если не были бы уверены, что им все сойдет с рук и местная полиция не станет ни во что вмешиваться.

На тротуаре перед входом в «Спейспорт Вегас» столпились праздношатающиеся, которые переходили из казино в казино. Машина Спенсера рванулась по полосе, предназначенной для автобусов. К счастью, она была свободна.

Может, из-за внезапного февральского холода и ожидаемого урагана или потому что было довольно рано, но «Спейспорт Вегас» еще был закрыт. Не работали билетные кассы, за ограждающей стеной были видны замершие аттракционы с поднятыми высоко над землей конструкциями.

Но сама стена сияла огнями, мелькавшими в пляске неонового пламени. Стена высотой в девять футов была покрашена, как космический корабль, и отливала металлическим блеском. Видимо, огни зажглись с помощью фотоэлементов, которые, перепутав, приняли предштормовой сумрак за начало вечера.

Спенсер провел грузовик между двух строений в виде ракет, где размещались билетные кассы, и поехал к туннелю диаметром фунтов двенадцать, изготовленному из полированной нержавеющей стали. Туннель проходил сквозь стену парка. В синем неоновом свете слова «Туннель времени» обещали ему возможность удрать отсюда.

Он осторожно проехал в туннель, не нажимая на тормоза, и помчался, ни о чем не думая, «через время».

Массивная труба была длиной в две сотни футов. По потолку струился в трубках ярко-синий неон. Огни постоянно мигали от самого входа в туннель до выхода. Казалось, что грузовик мчался среди вспышек молнии.

Обыкновенные посетители въезжали в парк на маленьких электромобильчиках. Однако вспышки синего неона производили весьма неожиданный эффект, если мчаться под ними на большой скорости. У Спенсера начало рябить в глазах, и он готов был поверить, что, оказавшись в «Туннеле времени», действительно перенесся в другую эру.

Рокки опять начал качать головой.

Спенсер сказал:

– Я никогда не знал, что моя собака помешана на скорости.

Они вылетели из туннеля в дальнем конце парка. Здесь огни не сияли, как это было в туннеле у входа в парк. Пустынная и кажущаяся бесконечной асфальтированная дорога поднималась и опускалась, расширялась и сужалась, петляя по парку.

«Спейспорт Вегас» имел обычный набор аттракционов, от которых у человека сердце оказывалось в желудке. Везде пестрели рисунки на тему научно-популярных фильмов. Посетителей ждала масса всяких загадок и забав: «Световая дорожка к Ганимеде», «Гиперкосмический молот», «Ад солнечного излучения», «Столкновение астероидов», «Космический полет». В парке были сооружены всевозможные аттракционы, дающие возможность почувствовать себя космонавтом. Там возвышались здания в футуристическом стиле и постройки неизвестных в архитектуре направлений. Там были «Планета людей-змей», «Кровавая луна», «Мир смерти» и прочее.

У аттракциона «Война роботов» охраняли вход машины-убийцы с красными глазами, а вход в аттракцион «Звездный монстр» напоминал блестящее отверстие в начале или в конце экстракосмического огромного пищеварительного тракта.

Небо хмурилось, дул холодный ветер, серые сумерки перед ураганом лишали мир красок, и будущее, как его представляли себе создатели «Спейспорт Вегас», было удивительно враждебным человеку.

Как ни странно, но Спенсеру этот мир казался наиболее реалистичным, как будто он попал туда на самом деле. Все здесь, по его мнению, не похоже было на парк развлечений. Такого эффекта, видимо, не надеялись достигнуть его создатели. Все казалось чужим. Кругом были странные машины, и хищники в человеческом образе вышли на прогулку. На каждом шагу грозили космические катастрофы: «Взрывающееся солнце», «Удар кометы», «Разрыв времени», «Разлом», «Пропавшая земля».

«Конец света» ждал на той же самой дорожке, которая предлагала приключение под названием «Уничтожение». Было достаточно посмотреть на все эти страшные аттракционы, и верилось, что суровое будущее, если судить по его наклонностям, даже не вдаваясь в детали, действительно ужасно, еще хуже того, что современное общество создало для себя на самом деле.

В поисках служебного выезда Спенсер катался по извивающимся дорожкам мимо разных аттракционов. Несколько раз мелькали «Шевроле» и «Крайслер» между разными экзотическими постройками. Но они никак не могли подъехать к нему ближе.

Они походили на акул, которые плавают кругами вокруг жертвы. Каждый раз, как только они обнаруживали его, ему удавалось снова скрыться между фантастическими аттракционами и строениями.

За углом «Галактической тюрьмы» позади «Дворца паразитов» под прикрытием фикусов и олеандра с красными цветами, которые казались жалкими в сравнении с растениями на чуждых планетах-аттракционах, Спенсер все-таки обнаружил двухполосную служебную дорогу. Это означало, что парк заканчивался, и Спенсер свернул к выезду.

Слева росли деревья и между ними достаточно высокая живая изгородь. Справа вместо стены, сиявшей неоном у входа, была металлическая ограда высотой десять футов, которая заканчивалась колючей проволокой. А далее шел кустарник.

Спенсер повернул за угол и в ста шагах увидел металлические ворота. Они могли откатываться на колесах в сторону, если поступала команда с пульта дистанционного управления, которого, конечно, не было у Спенсера.

Он набирал скорость – ему придется выбивать ворота.

Собака поняла, что следует позаботиться о себе. Она слезла с сиденья и свернулась клубком в пространстве под приборной доской, не дожидаясь, когда ее сбросит туда сильный удар о ворота.

– Ты – очень нервная, но совсем не глупая псина, – одобряюще заметил Спенсер.

Он миновал почти половину расстояния до ворот, когда уголком левого глаза заметил какое-то движение. Внезапно возник «Крайслер» между деревьями фикуса и, разрывая в куски живую изгородь из олеандра, машина вырвалась на дорогу в ливне зеленых листьев и красных цветов. «Крайслер» помчался за Спенсером, немного отклонился и врезался в забор настолько сильно, что металл запорхал в воздухе, словно куски материи.

Машине Спенсера едва удалось уклониться от обломков разрушенного забора. Он ударил по воротам с такой силой, что капот погнулся, но, к счастью, не открылся. Пояс безопасности больно врезался Спенсеру в грудь. У него захватило дыхание и застучали зубы. Содержимое багажника почти выскочило из-под предохранительной сетки. Но удар был недостаточным, чтобы выбить ворота.

Они покосились и помялись. С них свисали куски колючей проволоки, но они устояли.

Спенсер рванулся назад, как будто он был пушечным ядром, возвращающимся в ствол оружия в отраженном мире.

Налетчики из «Крайслера» открыли двери и начали выскакивать из машины, приготовив оружие, но тут они увидели, что грузовик Спенсера возвращается и мчится на них. Они быстро все переиграли – снова забрались в машину и закрыли за собой дверцы.

Спенсер задом врезался в «Крайслер». Удар был сильнейшим, и он испугался, что перестарался и здорово разбил свою машину.

Но когда он снова повел ее в наступление на ворота, машина резво рванулась вперед. Колеса не спустили, и бампер был в порядке. Окна тоже целы. Бензобак нетронут – бензином не пахло. Сильно побитая машина гремела, звенела, ворчала и скрипела, но она двигалась! Двигалась грациозно и мощно.

Второй удар сорвал ворота. Грузовик перевалил через обломки забора и ворот и начал удирать из «Спейспорт Вегаса».

Они ехали по бескрайнему пространству, заросшему кустарниками. Там – в пустыне – пока еще никто не построил тематический парк, отель, казино или просто парковку.

С помощью четырехколесной ведущей тяги Спенсер выбрался на запад подальше от города, к шоссе № 15.

Он вспомнил о Рокки и посмотрел вниз, под пассажирское сиденье. Собака свернулась там, крепко закрыв глаза. Она, видимо, ожидала еще одного удара.

– Все в порядке, парень. – Рокки продолжал гримасничать, он ждал еще неприятностей. – Верь мне.

Рокки открыл глаза и вернулся на сиденье, виниловая обивка которого была сильно поцарапана и хранила следы его когтей.

Они тряслись по лишенной растительности голой земле, пострадавшей от эрозии, но им нужно было добраться до скоростного шоссе.

В тридцати-сорока шагах от них, с востока и запада, возвышалась крутая насыпь из гравия и сланца. Если бы даже Спенсер смог найти проход через ограждение вокруг этой горы, ему все равно не удалось бы выбраться отсюда и достигнуть спасительного шоссе. Те, кто его преследовали, должны были выставить заслоны в обоих направлениях.

Немного поколебавшись, он повернул на юг и двинулся к шоссе.

С востока, мчась прямо по белому песку и по розово-серому сланцу, показался грязно-зеленый «Шевроле». День был холодный, но машина походила на мираж, возникающий во время жары. Низкие дюны могли поглотить его и помешать двигаться дальше. Машина Спенсера – «Эксплорер» – была приспособлена для поездок по бездорожью, а «Шевроле» нет.

Спенсер подъехал к пересохшему руслу реки. Шоссе пересекало его по низкому бетонному мосту. Он въехал в русло реки, на мягкую подушку из ила, скрывавшего затонувшие ветки и деревья. По берегам безостановочно колыхались высохшие травы и тростники. Они были похожи на странные тени в дурном сне.

Он двинулся дальше по высохшему руслу на запад, в негостеприимную пустыню Мохав.

Мрачное небо, такое же твердое и темное, как гранит саркофага, нависало над железными горами. Невеселые долины постепенно поднимались вверх. Они были покрыты сухим кустарником мескито, высохшей травой и кактусами.

Спенсер выехал из русла реки и продолжал двигаться вверх к видневшимся в отдалении пикам, гладким, как кости ископаемых.

«Шевроле» уже больше не было видно.

Наконец, когда Спенсер уверился, что его не могут заметить посты дорожной полиции, он повернул на юг и поехал параллельно шоссе. Ему нельзя было слишком сильно отдаляться от шоссе, иначе в этой пустыне он потеряется. По пустыне неслись клубы пыли, они могли сбить с толку тех, кто мог случайно увидеть выхлопные газы машины Спенсера.

Дождь еще не пошел, но на небе сверкнула молния. Тени от низкого нагромождения камней рванулись вверх, потом упали и снова побежали вверх по снежно-белой поверхности.

Рокки перестал быть храбрецом, как только «Эксплорер» сбавил скорость. Он снова съежился под гнетом прежнего страха. Собака периодически подвывала и поглядывала на хозяина, как бы ожидая получить от него заряд храбрости.

Небо разбилось на куски под ударами молний.

Рой Миро отложил в сторону волновавшие его фотографии и поставил свой портативный компьютер на кухонный стол в домике в Малибу. Он включил его в сеть и соединился с «Мамой» в Вирджинии.

Когда Спенсер Грант восемнадцатилетним парнем вступил в армию, а это произошло уже более двенадцати лет назад, ему пришлось заполнять стандартные формы. Среди прочей информации ему следовало указать свое образование, место рождения, имя отца, девичью фамилию матери, назвать близких родственников.

Офицер, которому Спенсер подавал заполненные бумаги, должен был проверить основную информацию. Потом на более высоком уровне происходила дальнейшая проверка. Она проводилась еще до того, как Грант мог приступить к занятиям.

Если Спенсер Грант – фальшивое имя, то парню было сложно поступить в армию. Рой продолжал считать, что в свидетельстве о рождении Гранта стояло совершенно иное имя, настоящее.

Именно его и нужно было узнать.

По заданию Роя «Мама» обратилась в военный департамент с просьбой проверить архивные файлы. На экране показалась основная информация о Спенсере Гранте.

Согласно данным из архива, Грант указал девичье имя своей матери – Дженнифер Корина Порт.

Молодой солдат написал, что мать его уже умерла.

Отец – «неизвестен».

Рой в удивлении заморгал глазами и еще раз прочитал: «неизвестен».

Это было просто удивительно. Грант не только заявил, что он незаконнорожденный. Но из его заявления можно было сделать вывод, что легкомыслие его матери на давало возможности узнать, кто же был его отец. Любой на его месте указал бы какое угодно выдуманное имя весьма удобного придуманного отца, чтобы избавить себя самого и свою покойную мать от всяческих насмешек.

Поскольку отец был неизвестен, то по логике вещей у Спенсера должна быть фамилия матери – Порт. Но может быть, его мать присвоила фамилию Грант – своего любимого киноактера, как в это верил Босли Доннер, или же она назвала своего сына в честь одного из мужчин, бывших в ее жизни, не будучи уверенной, что он является отцом ребенка.

Или же слово «неизвестен» – ложь, а имя и фамилия Спенсер Грант еще одна фальшивка. Может быть, первая из многих, созданных себе этим призраком.

Когда Грант становился солдатом, ему пришлось перечислить своих близких родственников. Этель Мари и Джордж Даниэль Порт, бабушка и дедушка. По-видимому, родители матери, потому что ее девичья фамилия была тоже Порт.

Рой заметил, что адрес Этель и Джорджа Порт в Сан-Франциско был тем же самым, что и адрес Спенсера в то время. Наверное, дед с бабушкой забрали внука к себе после смерти матери.

Только Этель и Джордж Порт могли знать, как складывалась судьба Спенсера и откуда взялся его шрам. Если только они существовали на самом деле, а не на словах, написанных в заявлении о поступлении в армию, которые его офицер не удосужился проверить двенадцать лет назад.

Рой запросил распечатку дела Гранта. Даже если там содержатся кое-какие сведения о семье Портов, Рой уже не был уверен, что он сможет что-то узнать о жизни Гранта в Сан-Франциско.

Он не ожидал, что какие-то сведения сделают этот призрак более земным и дадут ему новую информацию о Спенсере Гранте.

Рой впервые увидел мельком этого человека сорок восемь часов назад сквозь сетку дождя ночью в Санта-Монике.

После того как Грант стер сведения о себе из файлов всех компаний по коммунальному обслуживанию, сведения об уплате налогов на собственность и вообще всех налогов, почему он оставил свое имя в файлах администрации социального страхования? В полицейском департаменте Лос-Анджелеса и в армейских файлах? Он все равно залезал в эти файлы: везде поменял свой адрес на несуществующие адреса. Но он же мог вообще стереть эти записи. У него для этого достаточно знаний и умения. Значит, он преследовал какую-то цель, оставляя свои координаты в банке данных.

Рой вдруг почувствовал, что каким-то образом он играет на руку Спенсеру, даже когда пытается поймать его.

Расстроенный, он снова посмотрел на две самые важные фотографии из всех сорока. Женщина, мальчик, сарай в отдалении. Мужчина в полутьме, среди теней.

Справа и слева от «Эксплорера» повсюду расстилалась пустыня – песок, мелкий и белый, как размолотые в порошок кости, пепельно-серые вулканические породы и кучи сланца, ставшие мелкой пылью после того, как на него миллионы лет действовали жара, холод и землетрясения. Редкие растения были жесткими и колючими. Здесь постоянно двигались песок и ветер, раскачивавший растения. А еще бегали и скользили скорпионы, пауки, жуки-скарабеи, ядовитые змеи и другие холоднокровные или вообще бескровные создания, которые могли выжить в этом засушливом месте.

В небе сверкали молнии. И быстро неслись черные облака, обещая проливной дождь. Они низко нависали над землей. Ураган старался утвердиться, громко заявляя о себе ударами грома.

Спенсер оказался между мертвой землей и бушующими небесами. Он старался двигаться параллельно отдаленному шоссе, соединявшему разные штаты, и делал крюк, только когда не мог проехать напрямую.

Рокки опустил голову и разглядывал лапы, чтобы не видеть мрачный пейзаж за окном машины. Страх с новой силой охватывал его, и он вздрагивал. Это было похоже на электрический ток, бегущий по замкнутому кругу.

В другое время, в другом месте, захваченный каким-нибудь другим ураганом, Спенсер не молчал бы и старался успокоить собаку. Но сейчас у него было такое же мрачное настроение, как и небо над головой. Сейчас он был в состоянии думать только о предстоящих бедах.

Ради этой женщины он сломал свою жизнь. Это было ясно, как дважды два. Он оставил спокойствие и комфорт своего домика, красоту эвкалиптовой рощи, покой и мир каньона. Он, наверное, никогда не сможет вернуться туда. Он стал мишенью для бешеных стрелков, и теперь его покой и анонимность были потеряны навсегда.

Спенсер ни о чем не жалел – он все еще надеялся, что когда-нибудь сможет вести настоящую жизнь, не бесцельную, но полную смысла. Он хотел помочь женщине, но еще он хотел помочь самому себе.

Но внезапно ставки резко поднялись. Ему не только грозили смерть и разоблачение, если он не бросит влезать в дела Валери Кин, но рано или поздно ему придется убить кого-нибудь. У него не было выбора.

После того как ему удалось удрать от засады к бунгало в Санта-Монике в ночь на среду, он старался не вспоминать жуткие силовые методы команды, напавшей на бунгало. Теперь он вспомнил огонь на поражение, который велся по темному дому, и пальбу по нему, когда он перелезал через стену.

Все это не было проявлением волнения и раздражения нескольких нервных офицеров, которые желали во что бы то ни стало поймать беглянку. Это было преступное увлечение силой, показывавшее, что подразделение, проводившее операцию, вышло из-под контроля и пребывает в наглой уверенности, что ему не придется отвечать за любые жертвы и злодеяния, которые захочется совершить.

Только что он столкнулся с подобным наглым поведением тех, кто гнался за ним, как за бешеной собакой, по улицам Лас-Вегаса.

Он вспомнил Луиса Ли в его элегантном офисе под рестораном «Китайская мечта». Владелец ресторана сказал, что правительства, когда они достаточно крупные, часто перестают действовать в рамках правосудия, при помощи которого они пришли к власти.

Все правительства, даже демократические, сохраняют контроль в стране при помощи угроз, силы и постоянно сажают людей в тюрьмы.

Когда угрозы отделены от правопорядка, даже если это сделано с самыми лучшими побуждениями, тогда почти невозможно отличить федерального агента от простого жулика и хулигана-налетчика.

Если Спенсер найдет Валери и узнает, почему ей приходится постоянно скрываться, будет недостаточно помочь ей деньгами и найти лучшего адвоката, который сможет ее защитить. Его рассуждения были слишком наивными и неопределенными, когда он начинал планировать, что станет предпринимать, если найдет Валери-Ханну.

Избавить ее от наглости и бессердечия ее врагов было невозможно с помощью какого-то суда.

Если ему придется выбирать между необходимостью применить силу и возможностью убежать, он всегда выберет побег, даже рискуя получить пулю в спину, и все равно – всегда, если на карту будет поставлена только его жизнь. Теперь же, взяв на себя ответственность за жизнь этой женщины, он не мог рассчитывать, что она повернется спиной к пулям. Рано или поздно ему придется ответить силой на силу.

Мрачно рассуждая таким образом, Спенсер продолжал ехать на ют, втиснутый между плотным песком пустыни и аморфным небом.

На востоке с трудом можно было различить шоссе, Спенсер же ехал без дороги.

С запада с жуткими молниями и ужасным громом надвигался дождь.

Это была серая стена, за которой полностью пропала из виду пустыня.

Спенсер учуял дождь, хотя он еще только приближался к ним. Он был холодным, пах озоном, сначала освежал, но пронизывал до костей.

– Меня совершенно не волнует то, что мне, возможно, придется убить кого-нибудь, – сказал Спенсер собаке.

Рокки все еще лежал, сжавшись в клубок.

Навстречу им рванулась серая стена. Она мчалась все скорее и скорее с каждой секундой. Казалось, что над ними нависла не только стена дождя. Почему-то это все вызывало страх перед будущим. Спенсер боялся его, так как помнил прошлое.

– Я делал это раньше и сделаю сейчас, если у меня не будет иного выхода. – Даже за шумом мотора он сейчас слышал звуки дождя, похожие на стук миллионов сердец. – И если какой-нибудь ублюдок заслуживает того, чтобы его убили, я это сделаю, и меня не будет мучить раскаяние или чувство вины. Иногда без этого не обойтись. Это – справедливость. У меня не будет с этим проблем.

Дождь обрушился на них. Струи воды развевались, как волшебные шарфы и шали, и все менялось на глазах. Светлая почва сразу же потемнела, приняв первые капли, упавшие на нее. В странном свете бури жалкие растения, которые прежде имели грязно-коричневый цвет, вдруг заблестели и позеленели. Через секунду пожухшие листья и трава стали упругими и лоснящимися, как тропическая растительность.

Но все это была лишь иллюзия.

Спенсер включил «дворники» и передний и задний ведущие мосты. Потом он сказал:

– Что меня волнует... и что меня пугает... может, я убью какого-нибудь ублюдка, который заслуживает смерти... какой-нибудь кусок помойки... но вдруг мне это понравится.

Дождь лил потоками, как, наверное, во времена Ноя. Он с такой силой барабанил по машине, что ничего нельзя было услышать. Собака, замершая в ужасе, видимо, не слышала своего хозяина, но Спенсер использовал присутствие Рокки, чтобы вслух высказать терзавшие его сомнения. И признать правду, которую он предпочитал не слышать. Он говорил вслух, потому что мог солгать в мыслях.

– Мне никогда не нравилось убивать, и я никогда не чувствовал себя при этом героем. Но мне и не становилось плохо. Меня не рвало, и я не стал хуже спать. И что, если в следующий раз... или когда-нибудь после этого...

Под нависшими грозовыми облаками, в тяжелых и бархатных струях дождя полдень превратился в темные сумерки. Спенсеру пришлось включить фары, он ехал куда-то в неведомое. Он поразился, что обе фары выдержали тесный контакт с воротами парка развлечений.

Дождь лил на землю такими тяжелыми потоками, что в нем растворился и исчез ветер, который ранее волновал и перемещал песок пустыни с одного места на другое.

Они подъехали к размытой впадине глубиной футов десять, с пологими склонами. При свете фар струя серебристого дождя, широкая и сильная, блестела над ее центром. Спенсер осторожно объехал, не приближаясь к краю, эту впадину и выехал на твердую землю.

Пока машина карабкалась вверх, небо пронзили несколько ярких молний и раздались удары грома. Звук был настолько сильным, что машина задрожала. Дождь полил еще сильнее. Спенсеру казалось, что он никогда не видел подобного дождя, грома и молнии.

Держа руль одной рукой, он другой погладил по голове Рокки. Собака была жутко испугана, она даже не посмотрела на Спенсера и не прижалась к утешающей ее руке.

Не отъехав и пятидесяти ярдов от ямы, Спенсер увидел, как перед ним движется земля. Она плавно двигалась, как будто ее поверхность несли полчища гигантских змей. Когда он остановился, то в свете фар увидел объяснение этому увлекательному, но страшному зрелищу: не земля двигалась, а быстрая грязная река неслась с запада на восток по немного наклонной долине, преграждая ему путь на юг.

Глубина ее русла была неизвестна. Мчащаяся вода уже на несколько дюймов вышла из берегов.

Такого количества воды не было бы, не свирепствуй здесь ураган. Воды текли с гор, где дождь шел уже довольно долго, а каменистые склоны, на которых отсутствовала растительность, почти не впитывали влагу.

В пустыне редко шли такие проливные дожди, но когда это случалось, то с необычайной быстротой вода заливала целые участки шоссе или низкорасположенные районы Лас-Вегаса и смывала машины с парковок у казино.

Спенсер не мог определить глубину воды, – может, два фута, а может, и все двадцать.

Но если даже глубина была и два фута, вода неслась так быстро и с такой силой, что он не мог рисковать и пытаться проехать через поток. Второе русло было гораздо шире первого, наверное, футов сорок. Ясно, что прежде чем он проедет половину этого расстояния, машину поднимет и понесет мощный поток воды. Она будет лететь вверх и опускаться вниз, как кусок сухого дерева.

Он дал задний ход и отвел «Эксплорер» от бушующего потока, развернулся и поехал обратно, возвращаясь к первому руслу реки. Он доехал туда гораздо быстрее, чем ожидал. За короткое время серебристый ручеек превратился в бушующую реку, которая полностью заполнила размыв.

Зажатый между непреодолимыми ямами, Спенсер уже больше не мог двигаться параллельно отдаленному шоссе.

Он подумал, не остаться ли здесь, чтобы переждать бурю. Когда перестанет идти дождь, реки высохнут так же быстро, как они наполнились водой. Но Спенсер понимал, что положение слишком серьезно.

Он открыл дверцу и ступил в ливень. Сделав несколько шагов, он промок до костей. Дождь не только промочил его, но и почти заморозил.

Ему было даже не так плохо от холода и влаги, как от жуткого шума и грома. Шум дождя блокировал все остальные звуки.

Дождь колотил по поверхности пустыни, к этим ударам присоединялся рев воды, мчащейся по песку, и время от времени раздавались раскаты грома. Все вместе делало огромную пустыню Мохав такой ограниченной и создавало впечатление замкнутого пространства, как будто Спенсер сидел в бочке, пытаясь переправиться через Ниагару.

Он хотел лучше рассмотреть поток воды, ему было плохо видно из машины. Но, увидев все вблизи, он перепугался. С каждой секундой вода поднималась все выше в берегах русла. Вскоре она помчится неукротимой лавиной по равнине. Слабые мягкие стены русла обваливались и сразу же растворялись в потоках грязи, смытые водой.

Размывая берега, вода быстро поднималась вверх и разливалась вширь. Спенсер отошел от первого рукава и поспешил ко второму. Он добрался быстрее, чем рассчитывал. Здесь река так же кипела и ширилась, как и первая. Два русла разделяли пятьдесят шагов, когда он проехал между ними в первый раз, но теперь расстояние сократилось примерно до тридцати шагов.

Тридцать шагов – это достаточная дистанция. Спенсеру не хотелось верить, что эти две речушки станут такими мощными и смогут поглотить пространство между ними и слиться воедино.

У его ног в земле показалась трещина, подобная длинной наглой ухмылке. Земля усмехалась, и кусок почвы площадью футов в шесть слетел в мчащуюся реку.

Спенсер резко подался назад, в сторону от опасности. Под ногами земля впитала достаточно влаги и превратилась в грязь.

Казалось, что невероятное стало неотвратимым. Большие пространства пустыни состояли из вулканических камней, сланца и кварцита, но Спенсеру не повезло – он попал в беду как раз над бесконечным морем песка. Если только между руслами двух рек не скрывалось скальное основание, занесенное песком, то нанесенная почва будет быстро смыта потоками воды, и вся поверхность равнины станет иной в зависимости от того, насколько долго и интенсивно будет лить сверху дождь.

Между тем дождь стал еще сильнее, хотя казалось, что это было просто невозможно.

Спенсер побежал к машине, влез внутрь и закрыл за собой дверцу. Он дрожал, и с него потоками лилась вода. Спенсер постарался отвести машину подальше от бушующей реки.

Он боялся, что колеса могут забуксовать.

Рокки, не поднимая головы, из-под бровей с волнением посмотрел на своего хозяина.

– Нам придется ехать на восток или запад между этими двумя руслами, – вслух подумал Спенсер. – Мы будем ехать до тех пор, пока под колесами будет твердый грунт.

«Дворники» не справлялись с каскадами воды, заливавшими стекло. Под дождем все вокруг еще сильнее потемнело, будто наступили настоящие сумерки. Спенсер хотел, чтобы «дворники» работали с большей нагрузкой, но ничего не смог сделать.

– Нам не следует ехать туда, где покатая равнина. Вода прибывает с огромной скоростью. Там нас просто смоет. – Он включил передние фары. Но свет ничего не дал. В блеске фар отражались струи воды, поэтому впереди все казалось размытым, и перед машиной возникал один занавес за другим. Эта пелена была составлена из блестящих бусинок. Спенсер несколько убавил свет фар. – Нам лучше подняться наверх, там может быть основание из гранита. – Собака продолжала дрожать. – Возможно, впереди расстояние между руслами будет пошире.

Спенсер переключил скорость. К западу равнина понижалась.

Гигантские иглы дождя пришивали небеса к земле, и Спенсер двигался в узкий карман темноты.

По приказу Роя Миро агенты в Сан-Франциско искали Этель и Джорджа Порт, родителей матери Спенсера, которые его воспитывали после ее смерти. А сам Рой поехал в офис доктора Неро Монделло в Беверли-Хиллз.

Монделло был хирургом, очень известным своими пластическими операциями в той области, где проделанная Богом работа весьма часто нуждается в переделке. Он мог сотворить чудо с носом неважной формы, так же, как это делал Микеланджело с огромными глыбами каррарского мрамора. Необходимо только отметить, что доходы Монделло были гораздо выше той платы, которую получал когда-то за свои творения итальянский гений.

Чтобы встретиться с Роем, Монделло пришлось несколько изменить напряженный рабочий график. Доктору Монделло постарались объяснить, что он оказывает ФБР помощь в поисках особенно страшного убийцы, совершившего целую серию ужасных преступлений.

Они встретились в просторном офисе доктора. Там были белые мраморные полы, белые стены и потолок и белые бра в виде раковин. Висели две абстрактные картины в белых рамах. Основной и единственный цвет был белый, и декоратор смог добиться удивительного эффекта только с помощью текстуры самой краски, которая была наложена в несколько слоев. Рядом со столиком из стекла и стали стояли два кресла белого дерева с белыми кожаными подушками. Белый рабочий стол располагался возле окна на фоне белых шелковых портьер.

Рой сел в белое кресло. В этой абсолютной белизне он казался куском земли. Он даже подумал ненароком, какой откроется вид, если отодвинуть портьеры – у него вдруг появилось сумасшедшее ощущение, что за окном, в Беверли-Хиллз, перед ним предстанет заснеженный пейзаж.

Кроме фотографии Спенсера Гранта, которую Рой принес с собой, на гладкой поверхности стола в сверкающей чудесной хрустальной вазе стояла кроваво-красная роза. Этот цветок словно доказывал, что совершенство возможно. Кроме того, он привлекал внимание посетителей к человеку, сидевшему за столом.

Высокий, стройный, красивый, лет сорока, доктор Неро Монделло был главным ярким пятном в своем бледном и белом королевстве.

Его густые черные волосы были зачесаны назад, кожа у Монделло была приятного смуглого оттенка. Цвет глаз точно передавал лилово-черный цвет созревших слив. Помимо того что хирург был очень привлекателен, в нем чувствовался сильный характер. На груди из-под белого халата выглядывали белая рубашка и красный шелковый галстук. На корпусе его золотых часов «Ролекс» сверкали бриллианты, как будто заряженные потусторонней энергией.

Даже если само помещение и его хозяин явно несли на себе налет театральности, они от этого не становились менее впечатляющими. Монделло занимался тем, что менял правду природы на убедительные иллюзии, а все хорошие фокусники обязательно должны быть убедительными и несколько таинственными.

Глядя на фотографию Гранта и на его портрет, созданный компьютером, Монделло сказал:

– Да, это, видимо, была ужасная рана, ее нанесли с такой силой.

– Чем можно было нанести подобную рану? – спросил его Рой.

Монделло открыл ящик стола и достал оттуда увеличительное стекло с серебряной ручкой. Он внимательно начал рассматривать фотографию.

Наконец он сказал:

– Это больше похоже на порез, а не на рваную рану. Наверное, такую рану можно было нанести очень острым инструментом.

– Нож?

– Или стекло. Но режущий край не везде был ровным. Он был очень острым, но неровным, как срез стекла.

– Или же лезвие могло быть зазубренным. Если применять ровное лезвие, то после него будет более ровным шрам и чистая рана.

Наблюдая за Монделло, внимательно рассматривавшим фотографии, Рой сделал вывод, что черты лица хирурга приобрели такую привлекательность и такие великолепные пропорции, видимо, не без помощи его талантливого коллеги.

– Это рубцовый шрам.

– Простите? – не понял Рой.

– Соединительные ткани немного смяты и сжаты, – ответил ему Монделло, не поднимая глаз от фотографии. – Хотя он относительно гладкий, если учесть его ширину. – Он убрал лупу в ящик стола. – Я больше вам ничего не могу сказать, кроме того, что это старый шрам.

– Можно было бы удалить его хирургическим путем?

– Ну, полностью от него было бы невозможно избавиться, но он стал бы менее заметным – просто тонкая линия. И он мало бы отличался по цвету от остальной кожи.

– Это болезненная операция? – спросил Рой.

– Да, но это, – хирург постучал по фотографии, – не потребовало бы серии длительных операций в течение многих лет, как бывает при шрамах от ожогов.

Лицо самого Монделло было выдающимся, пропорции настолько идеальны, что, безусловно, хирург, проводивший ему операцию, руководствовался не только соображениями эстета, направляла его руку не интуиция художника, а логический расчет математика.

Доктор совершенствовал свою внешность, подвергая самого себя железному контролю, какой великие политики осуществляли в обществе, чтобы переделать его недостойных членов.

Рой уже давно понял, что человеческие существа имели столько погрешностей, что ни в одном обществе не могла бы восторжествовать безусловная справедливость, если бы руководство не применяло математически строгое планирование и жесткую политику. Но до сих пор он не представлял, что его страсть к идеальной красоте и стремление к справедливости были двумя аспектами того же идеала утопического общества.

Иногда Роя поражала собственная интеллектуальная сложность.

Он спросил Монделло:

– Почему человек продолжает жить с подобным шрамом, если с ним можно было распрощаться без особых трудов? Может быть, у кого-то нет средств заплатить за подобную операцию?

– О, дело совсем не в деньгах. Если у пациента нет денег и за него не станет платить правительство, он все равно может прооперироваться. Большинство хирургов часть своего времени отводят на благотворительную работу именно в подобных случаях.

– Тогда почему?

Монделло пожал плечами и передал ему фотографию.

– Возможно, он боится боли.

– Я так не думаю, это не тот человек.

– Он может бояться врачей, больниц, острых инструментов, анестезии. Существует множество разных фобий, которые не позволяют многим людям соглашаться на операцию.

– Мне кажется, что у этого человека не существует никаких фобий, – заметил Рой, пряча фотографию в плотный конверт.

– У него может быть чувство вины. Если он выжил после катастрофы, в которой погибли остальные люди, у него может развиться чувство вины спасшегося человека. Так бывает, когда погибают любимые люди. Он чувствует, что был не лучшим, и размышляет над тем, почему он жив, а остальные мертвы. Он виноват уже в том, что жив. Его страдания из-за шрама – это просто какая-то мера наказания.

Рой нахмурился и встал.

– Может быть.

– У меня были пациенты с подобными проблемами. Они не желали оперироваться, потому что страдали от чувства вины. Они считали, что заслужили подобные шрамы.

– Но мне кажется, что все не так, хотя бы в отношении этого человека.

– Если у него отсутствуют фобии и он не страдает от чувства вины, связанного со шрамом, – заметил Монделло, выходя из-за стола и провожая Роя к двери, – тогда я могу поклясться, что он испытывает чувство вины из-за чего-то другого. Он сам себя наказывает этим шрамом. Напоминает себе о том, что желал бы забыть, но считает, что не имеет права делать этого. У меня встречались и такие случаи.

Пока хирург шел к нему, Рой любовался прекрасными конструкцией и лепкой его лица. Он думал о том, что же было дано природой, а что достигнуто с помощью пластической хирургии.

Но Рой понимал, что не имеет права спрашивать об этом доктора Монделло.

У двери он сказал:

– Доктор, вы верите в идеалы?

Монделло остановился, держа руку на ручке двери. Он был явно удивлен.

– Идеалы?

– Ну да, идеальная личность и идеальное общество? Лучший мир.

– Ну... Я считаю, что к этому стоит стремиться.

– Прекрасно. – Рой улыбнулся. – Я знал это.

– Но я не верю, что этого можно достичь.

Рой перестал улыбаться:

– Да, но я время от времени вижу идеальные черты. Конечно, нет полностью идеальных людей, но в некоторых из них есть отдельные идеальные черты.

Монделло снисходительно улыбнулся и покачал головой:

– То, что в представлении одного человека – идеальный порядок, по мнению другого – воплощение хаоса. Чье-то понятие об идеальной красоте соответствует в глазах других воплощению уродства.

Рою не понравилось это высказывание доктора. Значит, хирург намекал, что утопия может оказаться и адом. Рой хотел убедить Монделло в другом и поэтому сказал:

– В природе существует идеальная красота.

– И все равно всегда бывают какие-то отклонения. Природа не терпит симметрии, гладкости, прямых линий, порядка – всего того, что для нас ассоциируется с красотой.

– Недавно я видел женщину с идеальными руками. Они были прекрасны, без всяких отклонений от канонов красоты, чудесной формы, с великолепной кожей.

– Хирург-косметолог смотрит на людей более пристальным и критическим взглядом, чем остальные люди. Я видел множество разных отклонений от нормы.

Уверенность хирурга раздражала Роя, и он сказал:

– Я бы хотел принести эти руки вам, хотя бы одну из них. Если бы я принес ее вам и вы посмотрели на нее, вы бы согласились со мной.

Вдруг Рой понял, что он необычайно близко подошел к тому порогу, когда может сказать хирургу такое, после чего Монделло будет необходимо убрать.

Рой не желал, чтобы его взволнованность заставила его совершить еще одну фатальную ошибку. Он поспешил распрощаться с доктором Монделло, поблагодарив его за помощь, и вышел из белой комнаты.

Февральское солнце над парковкой было не золотистого, а белого цвета и резко светило прямо в глаза Ряды пальм отбрасывали резкие тени. Сильно похолодало.

Когда Рой вставил ключ зажигания, зазвучал сигнал вызова. Он посмотрел на маленький экран дисплея. Там был номер телефона регионального офиса в Лос-Анджелесе. Рой позвонил по сотовому телефону.

Новости были чудесными. Спенсера Гранта почти поймали в Лас-Вегасе. Ему удалось оторваться.

Он ехал через пустыню Мохав. Роя ждал самолет, чтобы доставить его в Неваду.

Спенсер ехал по почти незаметному спуску между двумя бушующими реками. Полоса размокшей земли под колесами становилась все уже и уже. Спенсер пытался отыскать участок, под которым находились бы скальные породы. Ему нужно было найти безопасное место, чтобы переждать ливень. Было трудно вести машину, стало очень темно. Облака были настолько густыми и черными, что дневной свет над пустыней стал размытым, каким он видится в глубине моря. Дождь лил, как во время библейского потопа. «Дворники» не успевали сбрасывать влагу со стекол, и, хотя Спенсер не выключал фары, он почти ничего не видел перед собой.

Небо пронизывали яркие сердитые разрывы молний. Этот парад пиротехники почти не прекращался, один разрыв следовал за другим. Они сотрясали небеса, как будто ангел зла, застигнутый бурей, сердился и старался разорвать оковы.

Всполохи ничего не могли осветить, а целый ряд бесформенных теней метался по земле, усугубляя хаос и мрак.

Внезапно впереди, в четверти мили к западу, возник синий свет на уровне земли. Он появился ниоткуда и начал стремительно двигаться к югу.

Спенсер пытался что-то разглядеть через пелену дождя и темные тени. Он хотел понять, что же это за огонь, каковы его размеры и источник. Но было трудно вообще что-то рассмотреть.

Синий огонек повернул на восток, прошел несколько сотен ярдов, потом свернул на север к «Эксплореру». Свечение было сферической формы и очень яркое.

– Черт возьми, что это такое?

Спенсер поехал совсем медленно, чтобы понаблюдать за удивительным явлением.

Когда свет уже был в сотне шагов от машины, он вдруг повернул к западу, назад, туда, откуда появился. Но теперь он пролетел мимо этого места, поднялся вверх, сильней разгорелся и пропал.

Но прежде чем исчез первый огонь, Спенсер заметил второй яркий шар. Остановив машину, Спенсер посмотрел на северо-восток.

Новый предмет – синий и мерцающий – двигался необычайно быстро, он летел, извиваясь спиралью, как змея. Приблизившись, он вдруг повернул на восток. Затем резко взмыл вверх, как во время фейерверка, и исчез.

Оба огня не производили никакого шума, они просто скользили по поверхности вымытой дождем пустыни.

У Спенсера по рукам побежали мурашки и похолодела впадинка на шее.

Хотя обычно он скептически относился ко всевозможной мистике, в последнее время все же чувствовал, что сталкивается с чем-то неизвестным и опасным. В какой-то момент реальная жизнь в его стране превратилась в жуткую фантазию.

В ней было много страшного и необъяснимого, как в любой истории о крае, где правили волшебники, где бродили драконы и тролли поедали детей. В среду ночью он переступил невидимый порог, который отделял настоящую жизнь, которую он вел до сих пор, от новой и непонятной жизни. В этой новой реальности Валери была его судьбой и целью. Как только он ее найдет, она станет его волшебными очками, которые подарят ему новое зрение. Все, что до этого таило загадку, станет ясным и понятным, но те вещи, которые он давно знал и понимал, превратятся в загадочные.

Он все это чувствовал. Так человек, страдающий ревматизмом, чувствует приближение дождя задолго до того, как первое облачко появится на горизонте. Он не все понимал, но многое чувствовал. Явление этих двух синих сфер, казалось, подтверждало, что он был на правильном пути и мог найти Валери, путешествуя в неизвестность, которая изменит его.

Он посмотрел на своего четвероногого приятеля. Спенсер надеялся, что Рокки смотрит вслед пропавшему второму шару огня. Ему требовалось, чтобы кто-то подтвердил, что все это не сон, пусть даже подтверждение придет от собаки. Но Рокки лежал, сжавшись в клубок, и дрожал от страха. Он не поднимал головы, и глаза его смотрели вниз.

Справа от «Эксплорера» молния отразилась в волнующейся воде. Река подходила к нему все ближе. Русло реки справа за несколько секунд стало еще шире.

Склонившись к рулевому колесу, Спенсер поехал в сторону небольшого участка земли, который слегка возвышался над окружавшим пространством размокшей грязи и воды. Двигаясь вперед, он искал скальное основание.

Спенсер подумал, приготовила ли ему еще сюрпризы таинственная пустыня Мохав.

С неба спустилась третья синяя волнующая тайна. Она падала быстро и резко, как безостановочный лифт. Этот шар огня находился впереди и немного левее машины, на расстоянии двухсот ярдов от нее. Вскоре шар остановился и завис над землей, быстро вращаясь вокруг своей оси.

У Спенсера больно сжалось и сильно забилось сердце. Он притормозил. В нем боролись страх и восхищение.

Светящийся предмет быстро направился к нему. Он был огромным, как грузовик, и молчаливым. Невозможно было выделить в нем какие-то детали. Он выглядел пришельцем из других миров и мчался прямо навстречу Спенсеру. Тот совсем сбросил скорость. Шар переместился и разгорелся еще ярче. Внутренность машины залил синий мертвенный свет. Чтобы стать менее заметной целью, Спенсер свернул вправо и резко затормозил, повернувшись к неизвестному объекту спиной. Предмет ударился о кузов машины, но это был мягкий удар. Посыпались лучи сапфировых искр, и множество электрических дуг перекинулись над кузовом и кабиной.

Спенсер оказался в сфере яркого синего огня, послышались шипение и раскаты. Это была шаровая молния. Вовсе не сознательное существо, не внеземная сила, как он себе представлял. Молния не выслеживала его и не пыталась поймать в свои сети. Она просто была еще одной составляющей бури, такой же, как обычная молния, гром и дождь.

«Эксплорер» был в безопасности. Как только шар разорвался над ним, его энергия начала рассасываться. Он трещал и шипел и быстро терял интенсивный цвет – синева становилась все слабее, как бы размываясь.

Сердце у Спенсера почему-то радостно билось, как будто он желал столкнуться с чем-то паранормальным, даже если бы это «что-то» оказалось враждебным ему. Он не хотел возвращаться к заурядной жизни без чудес. Обычная шаровая молния, хотя она случалась не так часто, все равно не могла оправдать его ожидания. После такого разочарования его пульс почти пришел в норму.

Толчок – машина наклонилась вперед. Последний разряд электричества ударил слева, промчался зигзагом по ветровому стеклу, и грязная жижа перелилась через капот машины.

Когда в панике Спенсер старался отъехать подальше от синего огня, он повернул и проехал слишком далеко вправо, остановившись на самом краю непрочного берега реки. Мягкий влажный песок начал быстро осыпаться под колесами.

У него опять сильно забилось сердце, он уже позабыл о своем разочаровании.

Он осторожно начал пятиться назад по рассыпавшемуся берегу бушующей реки.

Отвалилась еще одна огромная глыба земли. «Эксплорер» сильнее наклонился вперед. Вода залила капот почти до стекла.

Спенсер потерял хладнокровие и прибавил скорость. Машина отпрыгнула назад и вылетела из воды. Колеса глубоко бороздили мягкую влажную почву. Он двигался и двигался назад.

Берег реки был слишком непрочным, чтобы выдержать резкое движение машины. Вращающиеся колеса разрушали зыбкую поверхность. Мотор рычал, колеса без толку вращались в жидкой грязи. «Эксплорер» мягко скатился в воду. Он громко протестовал, как мастодонт, которого засосало в яму с варом.

– Сучий сын. – Спенсер глубоко вдохнул и задержал дыхание, как будто он был мальчишкой, собиравшимся нырнуть в пруд.

Машина боролась под водой, она полностью погрузилась в нее.

Рокки громко завыл, его нервы больше не выдерживали страшных и непонятных звуков и тряски. Казалось, что Рокки оплакивает не только их настоящее положение, но и минувшие ужасы своей трудной и грустной жизни.

«Эксплорер» вынырнул на поверхность, плывя как лодка по штормовому морю. Окна были закрыты, и холодная вода не могла ворваться внутрь, но мотор сразу заглох.

Машину понесло вниз по течению. Ее мотало и вертело, но она держалась на воде выше, чем этого ожидал Спенсер. Вода билась на четыре или шесть дюймов ниже бокового окна.

И сразу началась китайская пытка водой. Громкий стук дождя по крыше и шум мчащейся воды, сталкивающейся с «Эксплорером» – плеск, влажные удары, хлопанье, – мучили его.

Но неожиданно внимание Спенсера привлек новый ясный и хорошо слышный звук – капала вода. Капала где-то рядом, звук не заглушался металлом или стеклом. Спенсер, наверное, меньше бы испугался шипения гремучей змеи. Где-то вода проникала в машину.

Дырочка была, видимо, небольшой. Это было маленькое отверстие, и вода капала, а не лилась потоком. Но с каждой каплей, которая проникает в машину, та все глубже погружается в воду, пока совсем не затонет. Тогда его понесет по ложу реки. Он перестанет быть поплавком, его станет швырять из стороны в сторону поток воды, машина помнется, и стекла разлетятся на мелкие кусочки.

Обе передние двери были в порядке, там не протекало.

Пока машину несло водой, Спенсер обернулся на сиденье, прижатый к спинке поясом безопасности. Он посмотрел, что делается в багажнике. Все окна были целые, в тех местах, где располагались хвостовые огни, не текло. Заднее сиденье было свернуто, и он не мог заглянуть на пол под ним. Но ему казалось, что вода не могла поступать в машину и через задние двери.

Когда он развернулся вперед, его ноги попали в лужу.

Рокки завыл, и Спенсер сказал ему:

– Все нормально.

Не пугай собаку. Не ври ей, но и не пугай.

А печка? Мотор заглох, но печка еще работала. Вода заливалась в машину через нижние вентиляционные отверстия. Спенсер выключил печку, и капание прекратилось.

Когда машина накренилась, огни фар осветили набухшее небо и отразились в пугающих потоках дождя. Машину начало бросать из стороны в сторону, и свет фар дико заплясал по сторонам. Казалось, что его лучи все больше подрывали берега русла реки – глыбы земли одна за другой срывались в грязный поток, вода пенилась. Спенсер выключил фары, и серый мир стал более спокойным.

«Дворники» работали на батареях, Спенсер не стал их выключать – ему нужно было видеть, что творилось снаружи.

Ему было бы гораздо легче, если бы он, как Рокки, наклонил голову и, закрыв глаза, ждал, как распорядится с ним судьба. Может, он так бы и сделал неделю назад. Теперь он старался что-то разглядеть в кромешной тьме. Руки его покоились на бесполезном сейчас рулевом колесе.

Спенсера пронзило жгучее желание выстоять, выжить. До тех пор пока он не входил в «Красную дверь», он уже ничего не ждал от жизни – ему хотелось сохранить достоинство и умереть, не испытав стыда.

Мимо машины проносились потемневшие куски деревьев, колючие стволы вырванных кактусов, массы спутанной травы, похожей на светлые волосы утонувшей женщины. Все это неслось мимо «Эксплорера», ударяясь в него и царапая его поверхность. Состояние Спенсера соответствовало окружавшему его хаосу природы, и ему казалось, что он сам, подобно разным предметам, мчавшимся мимо него, уже путешествует целую вечность. Но он пока еще оставался жив.

Вода резко падала с высоты примерно десяти или двенадцати футов, и машина проскочила гремящий водопад, как на воздушных крыльях, слегка наклонившись вперед. Она нырнула в темную кипящую воду.

Сначала Спенсера кинуло вперед, а потом его с силой рванули назад ремни безопасности. Его голова слетела с подголовника. «Эксплорер» не дошел до дна, снова вырвался на поверхность и поплыл дальше.

Рокки все еще находился на пассажирском сиденье. Он весь скорчился и выглядел ужасно жалким, вцепившись когтями в обивку.

Спенсер тихонько погладил и сжал шею собаки.

Рокки не поднял головы, но повернулся к хозяину. Он посмотрел на него из-под нависших бровей.

Примерно в четверти мили впереди было расположено шоссе № 15. Спенсера поразило, что машину протащило так далеко за короткое время. Движение воды было удивительно сильным.

Шоссе пролегало над руслом реки, покоясь на массивных подпорках из бетона. Через грязное стекло и потоки дождя поддерживающие опоры моста казались нескончаемыми. Их было слишком много, как будто инженеры проектировали такое абсурдное сооружение только с одной целью: переправить миллионы долларов племяннику сенатора, который занимается бизнесом, связанным с производством бетона.

Центральный проход между опорами моста был настолько широк, что там могли проехать сразу пять грузовиков. Но половина потока захватила узкие промежутки между более тесно стоявшими опорами, находившимися с обеих сторон от главного прохода. Если машину вынесет на опору, все будет кончено.

Грузовик нырял, вертелся и быстро приближался к мосту.

Вода билась в окно. Течение набирало скорость и становилось все более мощным.

Рокки дрожал еще сильнее и зевал от ужаса.

– Спокойно, парень, спокойно. Не писай на сиденье. Ты меня слышишь?

Были видны огни машин, которые даже в такую бурю мчались по шоссе.

Фары машин «Скорой помощи» отбрасывали яркий свет в темноте. Некоторые автомобили останавливались, чтобы переждать ливень.

Перед машиной Спенсера возвышался мост. Наталкиваясь на массивные опоры, потоки воды рассыпались брызгами в насыщенном дождем воздухе.

Машина набрала страшную скорость, мчась по течению. Она сильно качалась, и Спенсера начало мутить.

– Не писай на сиденье, – повторил он, на этот раз обращаясь не только к Рокки.

Спенсер сунул руку под джинсовую куртку, подбитую мехом, и под вымокшую рубашку и достал зеленый медальон из мыльного камня, который носил на шее на золотой цепочке. С одной стороны камня была вырезана стилизованная голова дракона, с другой – изображен такой же стилизованный фазан.

Спенсер вспомнил элегантный офис без окон под «Китайской мечтой». Улыбку Луиса Ли. Его подтяжки и галстук-бабочку. Тихий голос: «Я иногда дарю его тем, кому он может понадобиться».

Он не стал вынимать его, просто сжал в руке.

Ему было немного неудобно, но он цепко держался за медальон.

Мост возвышался перед ним в пятидесяти шагах. «Эксплорер» должен был пройти справа сквозь лес опор, в опасной близости от них.

Фазаны и драконы. Процветание и долгая жизнь. Он вспомнил статую Кван Инь при входе в ресторан.

Серьезная защита. Охраняющая дом от завистников.

И прожив такую жизнь, после всего, что выпало на вашу долю, вы еще верите в это?

Мы должны во что-то верить, мистер Грант.

До моста оставалось десять ярдов. Потоки воды подняли машину, бросили ее вниз, наклонили вправо, потом отшвырнули влево и с силой хлестнули водой по дверям.

Бурный поток вынес их в полукруглую тень моста, они обошли первые опоры моста справа. Прошли второй ряд опор на огромной скорости. Вода поднялась настолько высоко, что мост нависал всего лишь в каком-то футе от крыши машины. Течением прибило грузовик ближе к опорам. Он пролетел в опасной близости от третьей и четвертой опор.

Фазаны и драконы. Фазаны и драконы.

Течение отнесло машину от бетонных столбов и бросило ее сильно и резко в середину мощного потока. Теперь уже грязная вода доходила до верха окон. Река подразнила Спенсера, вселив надежду на то, что они минуют страшную западню моста. Она толкала и бросала их так, как будто они мчались по скоростному спуску бобслея.

Но робкий огонек надежды угас, когда вода снова подняла машину и ударила ее о следующую опору. Треск был подобен разрыву бомбы, металл заскрежетал, и Рокки завыл.

Резкий толчок откинул Спенсера влево. Его не смог задержать даже ремень безопасности. Головой Спенсер врезался в стекло. Несмотря на шум вокруг, он услышал, как стекло «триплекс», быстро покрываясь миллионами трещин, тонкими, как волоски, издало такой звук, будто хрустящий кусок тоста внезапно смяли в кулаке.

Чертыхаясь, Спенсер приложил левую руку ко лбу. Крови не было, в голове начало пульсировать в такт с сердцем.

Окно стало мозаичным, составленным из тысяч крохотных осколков стекла, которые держались на пленке, проложенной между двух стеклянных плоскостей.

К счастью, боковые окна не пострадали. Но передняя дверь возле Рокки прогнулась внутрь, и там начала капать вода.

Рокки поднял голову, теперь он боялся не увидеть опасность. Он жалко скулил, глядя на бешеную воду, на низко нависавший над ними бетонный свод и на треугольник безрадостного серого штормового света за мостом.

– Черт, – сказал ему Спенсер. – Если хочешь, можешь писать прямо на сиденье.

Машина попала в следующий водоворот.

Они прошли две трети туннеля.

Шипящая, тонкая, как ниточка, струйка воды потекла через крохотное отверстие в дверной раме. Рокки завопил, когда вода начала капать на него.

Машина вырвалась из водоворота, но ее не кинуло на опоры. Что было гораздо хуже, вода сильно поднялась, как будто переваливая через высокий порог, и прижала машину к нависавшему бетонному мосту снизу.

Спенсер с силой уцепился двумя руками за руль. Он боялся, что его выбросит через боковое окно. Но он не был готов к броску вперед. Когда крыша прогнулась вниз, он упал на сиденье, но отреагировал не слишком быстро. Потолок с силой обрушился на его голову.

У него из глаз посыпались искры. Боль пронзила позвоночник. Кровь рекой струилась по лицу, градом лились слезы, в глазах потемнело.

Поток понес машину вниз, и Спенсер попытался подняться на сиденье. У него закружилась голова, и он опять съехал вниз, тяжело дыша.

Его слезы были темными, будто смешивались с грязью. Спенсер стал плохо видеть. Вскоре его слезы почернели, как чернила, и он вообще перестал видеть.

Он испугался, что слепнет, но паника помогла ему все понять: слава Богу, он не ослеп, это просто был обморок.

Он старался сохранить сознание. Если он упадет в обморок, то может никогда не очнуться. Он балансировал на грани сознания. Сотни серых мошек появились из черноты. Они прыгали из света в тень. Потом он снова увидел кабину.

Спенсер постарался выпрямиться на сиденье, насколько позволяла прогнувшаяся крыша, и в этот момент ему опять стало плохо. Он осторожно коснулся головы – под руками была кровь.

Из раны кровь лишь понемногу сочилась, видно, там была глубокая ссадина.

Они снова оказались на свободе, дождь продолжал стучать по машине.

Аккумулятор еще не сел окончательно, и «дворники» работали.

«Эксплорер» спокойно плыл посредине реки, которая стала еще шире. Ее ширина была равна примерно ста двадцати футам. Вода с силой плескалась о берега и даже заливала их. Было совершенно невозможно представить, какая здесь глубина. Вода неслась быстро, но несколько спокойнее, чем раньше.

Глядя вперед на реку, Рокки жалобно скулил. Он уже не качал головой и не испытывал удовольствия от того, что мчится с такой скоростью. Пес вел себя совершенно иначе, чем на улицах Вегаса. Он не доверял силам природы настолько, насколько мог доверять своему хозяину.

– Милый добрый мистер Рокки-Собака, – ласково сказал ему Спенсер. Он услышал, как нетвердо выговаривает слова.

Несмотря на волнение Рокки, Спенсер не видел впереди какой-либо опасности, подобной мосту, который они с трудом и потерями, но все же миновали. На пару миль впереди, казалось, поток мчался без всяких препятствий, дальше все пропадало в дымке дождя, тумана и холодном свете солнечных лучей, с трудом проходивших через грозовые облака.

По обеим сторонам русла лежала пустыня. Пейзаж был мрачным. Кое-где попадались шуршащие кусты мескита, скатавшиеся в шары перекати-поле. Из песка торчали изъеденные ветрами обломки камней. Это были природные образования, но под влиянием солнца и ветра они приняли странные геометрические формы древних построек друидов.

У Спенсера вдруг резко усилилась боль в голове. Перед глазами разлилась кромешная тьма. Он не приходил в себя минуту, а может быть и час. Его не донимали ни сны, ни видения. Он просто провалился в бездонную мглу.

Когда он пришел в себя, прохладный воздух обдувал его лоб и холодные капли дождя падали на лицо. Доносились влажные голоса реки – они жаловались, шипели и чмокали гораздо громче, чем раньше.

Спенсер не сразу пришел в себя. Он не понимал, почему звуки стали слышнее. У него мешались мысли. Наконец он понял, что боковое окно вылетело, пока он был без сознания. Куски стекла лежали у него на коленях.

Вода в кабине достигала его щиколоток. Ноги онемели от холода. Спенсер положил их на педали и напряг пальцы в насквозь промокших туфлях. Машина погрузилась глубже за то время, что он пробыл без сознания. Вода плескалась всего лишь в дюйме от окна. Течение было быстрым, но более спокойным. Может быть, потому, что река стала гораздо шире. Если русло опять сузится или изменится ландшафт, поток снова станет бурным. Вода проникнет внутрь и зальет их.

Спенсер настолько плохо себя чувствовал, что его не сильно взволновала эта мысль. Ему всего лишь стало неприятно.

Следовало что-то предпринять, чтобы закрыть зиявшее отверстие на месте разбитого окна. Но казалось, что тут ничего нельзя придумать. Чтобы что-то сделать, нужно было двигаться, а двигаться ему не хотелось.

Ему хотелось одного – спать! Он так устал, был совсем без сил.

Его голова откинулась вправо на подголовник, и он увидел пса, сидевшего на пассажирском сиденье.

– Как у тебя дела, лохматик? – невнятно спросил Спенсер. Было такое ощущение, как будто он выпил слишком много пива. Рокки глянул на него, а потом снова уставился вперед на реку. – Не бойся, дружище. Они победят нас, если ты станешь бояться. Не позволяй, чтобы ублюдки победили нас. Они не могут нас победить! Мы должны найти Валери: до того, как они найдут ее. Но он здесь. Он всегда... что-то выслеживает...

Постоянно думая о женщине, Спенсер ощущал на сердце огромную тяжесть. Так они въезжали в мокрый день. Спенсер что-то бормотал в бреду. Он что-то искал – неизвестное и неопределенное. Собака сидела рядом и сторожила его. Она сидела молча, не шевелясь. Дождь капал с продавленной крыши машины.

Может, он снова потерял сознание или просто прикрыл глаза, но когда его нога соскользнула с педалей, вода скрыла ее уже до середины икры. Спенсер поднял голову, которая жутко болела, и увидел, что «дворники» перестали работать. Аккумулятор иссяк.

Река неслась, как скорый поезд. Течение стало неспокойным. Грязные ручейки воды затекали внутрь машины через разбитое окно.

Рядом с окном плыла дохлая крыса. Она плыла влекомая потоком, рядом с машиной. Она была длинная и гладкая. Один немигающий стеклянный глаз уставился на Спенсера. Обнажились острые зубы. Длинный отвратительный хвост застыл, как проволока. Он странно загибался в сторону.

Спенсер перепугался, увидев крысу. Так его не пугала даже вода, заливавшаяся внутрь. Его охватил страх, подобный тому, который вызывали кошмарные сны, и удушающе не хватало воздуха, и бешено билось сердце. Он знал, что умрет, если крысу занесет в машину, потому что это была не просто крыса. Это была Смерть! Это был крик в ночи и шум крыльев совы, блеск стали и запах горячей крови. Это были катакомбы, это был запах времени, и, что еще хуже, это была дверь, через которую его вытянули из невинного состояния мальчишества, это был проход в ад, в комнату, которой кончалось Ничто. Все это олицетворяла холодная плоть крысы! Если она коснется его, он станет кричать до тех пор, пока не лопнут его легкие и после последнего выдоха не наступит темнота.

Если бы только он мог, высунувшись из окна, чем-нибудь отогнать прочь омерзительного грызуна, не прикасаясь к нему рукой! Но Спенсер был слишком слаб, чтобы найти что-то наподобие прута. Его руки лежали на коленях ладонями вверх. У него не было сил даже просто сжать их в кулаки.

Наверное, стукнувшись головой о крышу машины, он пострадал гораздо сильнее, чем думал. Спенсеру показалось, что его парализует. А если так, то тогда ему на все наплевать.

Снова промелькнула по небу молния. Яркий свет превратил мертвый глаз крысы в сверкающий белый шар. Казалось, что глаз задвигался, чтобы повнимательнее разглядеть Спенсера.

Спенсер понимал, что если он не переключит свое внимание, то сам невольно привлечет крысу к себе. Его испуганный взгляд, как магнит, притянет ее черные глаза. Он отвел взгляд и стал смотреть вперед, на реку.

Хотя Спенсер взмок от пота, его била дрожь. Даже рана уже не горела, а была холодна как лед. В этом месте он особенно ощущал холод. Все тело закоченело, но шрам напоминал замерзшую сталь.

Стерев с лица капли дождя, проникавшие через разбитое окно, Спенсер увидел, что течение стало сильнее. Река с силой рвалась вперед к единственному возвышению в ландшафте обычной равнины.

Скалистый хребет, протянувшись с севера на юг, исчезал дальше в тумане. Этот хребет кое-где достигал высоты двадцати или тридцати футов, а местами понижался до трех футов. Это было геологическое формирование, но в некоторых местах ветра и дожди придали ему странную форму. Взгляд отмечал окна, какие-то полуразрушенные башни и крепостные стены. Странные огромные укрепления, которые были воздвигнуты и разрушены во время войн за тысячи лет до нашей эры. В самом верху оставались как бы разбитые или неровно стоящие парапеты. В других местах скалы были пробиты насквозь, как будто нападавшие смогли прорваться в крепость именно через эти пробоины.

Спенсер внимательно разглядывал фантастический «старинный замок». Ему не хотелось думать, что это просто затейливое нагромождение камней. Это помогало ему отвлечься от дохлой крысы, которая плавала рядом с ним за разбитым окном.

Так как он плохо отдавал себе отчет в происходившем, он сначала не обратил внимания на то, что река неотвратимо несет его к нагромождению скал. Наконец до него дошло, что столкновение с горными породами может стать фатальным для грузовика, который и так сильно пострадал после того, как его бросало, подобно шарику для пинг-понга, под бетонным мостом.

Если поток пронесет его через естественный шлюз вдоль русла реки, то странное нагромождение камней останется для них всего лишь интересным явлением природы. Но если машину затащит в одну из трещин...

Хребет возвышался перпендикулярно руслу реки, и поток пересекал его в трех местах. Самый широкий рукав лежал справа. Он проходил под темной башней высотой в двадцать футов и шириной в шесть футов. Ширина самого узкого прохода не достигала восьми футов. Он располагался в середине, между башней и нагромождением обломков десяти футов шириной и футов двенадцати высотой. Между этой кучей камней и левым берегом реки, где тянулись вверх и простирались к северу «укрепления», был третий проход шириной примерно от двадцати до тридцати футов.

– Мы должны прорваться.

Спенсер попытался дотянуться до собаки и не смог сделать этого.

Еще оставалось до каменной гряды около сотни ярдов, и казалось, что «Эксплорер» быстро дрейфует к самому широкому проходу.

Спенсер не мог не смотреть через разбитое окно налево, на крысу. Она продолжала плыть рядом, и теперь гораздо ближе к окну, чем прежде. Ее застывший хвост был в розовых и черных пятнах.

В голове Спенсера промелькнули воспоминания: крысы в замкнутом пространстве, ненавидящие красные глаза в темноте, крысы в катакомбах, в самом низу катакомб, и впереди комната, ведущая в никуда.

Он вздрогнул от отвращения и посмотрел вперед. Ветровое стекло заливал дождь, но кое-что рассмотреть он сумел.

Еще оставалось пройти пятьдесят ярдов, и машина направлялась не в широкий проход. Ее сносило влево, к центральному проходу, самому опасному из всех.

Туннель сузился, и скорость нарастала.

– Держись, дружок, держись!

Спенсер надеялся, что их развернет резко влево, пронеся мимо центрального прохода к северному. В двадцати ярдах от преграды движение воды замедлилось. Они не успевали доплыть до северного прохода. Их несло прямо в центр.

Пятьдесят ярдов. Десять.

Проскочить через центральный проход было бы невероятной удачей. Сейчас они мчались к колонне из твердых скальных пород в двадцать футов высотой, стоявшей справа от прохода.

Они могли слегка задеть эту колонну или проскочить в миллиметре от опасной скалы.

Они подошли к каменной гряде так близко, что Спенсер уже не мог видеть основания скал – их загораживал перед машины.

– Пожалуйста, Боже, помоги нам!

Бампер врезался в скалу, как бы пытаясь снести ее до основания. Удар был настолько сильным, что Рокки снова очутился на полу. Правое крыло автомобиля оторвалось и уплыло. Крыша опять погнулась, как будто была сделана из фольги. Ветровое стекло взорвалось, но вместо того, чтобы засыпать осколками Спенсера, «триплекс» разлетелся по приборной доске неприятно острыми матовыми кусками.

После столкновения «Эксплорер» на секунду остановился в воде. Он стоял под углом к движению потока. Потом бушующая масса воды подхватила машину сбоку и начала толкать кузов, разворачивая влево.

Спенсер открыл глаза и в ужасе смотрел, как «Эксплорер» становится поперек течения. В таком положении машина никогда не сможет проплыть между двумя массами камня. Просвет был очень узким, и машина должна была застрять в нем. Потом поток воды будет рваться внутрь, пока полностью не затопит салон, или же плывущее бревно ударит Спенсера по голове через разбитое окно.

Скрепя и скрежеща, «Эксплорер» боком продвинулся глубже в проход, вода билась об машину со стороны Рокки, почти достигая окон. Сбоку от Спенсера, когда машина разворачивалась в проходе, поднялась волна, перевалив через окно. Задняя часть машины врезалась во вторую груду камней. Вода хлынула внутрь; к Спенсеру устремилась дохлая крыса, крутившаяся в воронке, созданной движением машины.

Крыса проскользнула в его поднятые ладони и утвердилась на сиденье между раздвинутыми ногами. Ее застывший хвост коснулся правой руки Спенсера.

Катакомбы. Злобные глаза, глядящие из теней. Комната, комната, комната в конце неизвестности, увлекавшая в никуда.

Он пытался закричать, но услышал только полузадушенные и хриплые рыдания. Было похоже, что плачет ребенок, испуганный до предела.

Спенсер, видимо, не совсем мог владеть собой после удара. В ужасе, нервным движением рук он сбросил крысу с сиденья. Она упала в грязную лужу на полу.

Теперь он ее не видел, но она находилась там. Внизу. Она плавала у него под ногами.

Не думай об этом.

У него сильно кружилась голова, как будто он часами катался на карусели. Темнота и дурнота мешали ему смотреть.

Он уже не рыдал. Он повторял одни и те же слова хриплым плачущим голосом:

– Прости меня, прости меня, прости меня...

Даже будучи в агонии, он понимал, что просит прощения не у Рокки и не у Валери Кин. Ее он уже не спасет. Он просил прощения у матери, которую не смог спасти.

Она была мертва более двадцати двух лет. Ему было всего восемь, когда она умерла. Он был слишком мал, чтобы ее защитить. Он был слишком мал, чтобы так сильно чувствовать свою вину сейчас. Но слова «прости меня» все же срывались с его губ.

Река упорно вталкивала «Эксплорер» глубже в проход, хотя машина и развернулась поперек потока. Передний и задний бамперы со скрежетом обдирали камни. Бедный «Форд» трещал, гремел, хрипел и скрипел. Его длина была всего лишь на дюйм меньше ширины прохода, через который его пыталось протащить течение. Вода качала машину, увлекая ее вперед.

Толкала из стороны в сторону, сжимала с двух сторон, чтобы протащить еще на фут или даже дюйм, но все-таки протащить.

И кроме того, постепенно поток поднял машину вверх на целый фут. Темная масса воды плескалась сбоку от Рокки, но она уже не доходила до окон, а была где-то внизу.

Рокки молча сидел в полузатопленном пространстве под сиденьем и не двигался.

Когда Спенсер усилием воли справился с головокружением, он увидел, что толщина скалы, через которую рвался поток, оказалась не такой большой, как он думал.

Коридор из камня был не длиннее двенадцати футов.

Течение продвинуло «Эксплорер» уже на девять футов, когда послышался жуткий скрежет рвущегося металла, и машина застряла внутри каменного коридора. Проплыви она еще три фута, и выбралась бы из ловушки, и двинулась бы дальше с бушующей водой, свободная и побитая. Избавление было так близко.

Теперь «Эксплорер» плотно засел в проходе.

Машина больше не сопротивлялась тесным объятиям камня. Стук дождя опять стал очень громким. Он казался совершенно оглушительным, хотя дождь шел не сильнее. Возможно, Спенсеру только так казалось, потому что его уже рвало от этого звука.

Рокки снова вскарабкался на сиденье. Он наконец вылез из воды, стоявшей на полу. Он был в ужасе, и с него текли ручьи.

– Прости меня, – сказал ему Спенсер.

Стараясь отогнать от себя отчаяние и постоянную темноту, которая не давала ему возможности оглядеться вокруг, не в состоянии смотреть в доверчивые глаза собаки, Спенсер повернулся к боковому окну. Он смотрел на воду, которую только что боялся и ненавидел, но сейчас готов был обожать.

Реки больше не было.

Ему показалось, что у него начались галлюцинации.

Далеко отсюда, за завесой бушующего дождя, на горизонте, виднелись горные вершины. Самые высокие были закрыты облаками. Никакая река не текла к этим далеким горам. Между горами и машиной вообще ничего не было. Словно на картине, где художник оставил не нарисованным передний план.

Потом, как бы в полусне, Спенсер понял, что не видел того, что нужно было видеть. Восприятию мешали его надежды и полуобморочное состояние. На картине не было пробелов. Нужно было только поменять угол зрения и посмотреть немного вниз, чтобы увидеть хаос глубиной в тысячу футов, в который низвергалась вода.

Скальный хребет, протянувшийся на многие мили, сформированный силами природы и пересекавший, как думал Спенсер, плоскую равнину, на самом деле был неровным ограждением отвесной скалы. По одну его сторону лежала песчаная выветренная пустыня, но с другой стороны, там, куда выходил коридор, в котором они застряли, не было равнины, а лишь сплошной камень и обрыв, с которого река устремлялась вниз с ужасным грохотом.

Спенсер сначала решил, что усилившийся шум дождя – плод его воображения, на самом деле это был шум трех водопадов, которые с ревом низвергались в долину. Они достигали высоты многоэтажного дома.

Спенсер не мог увидеть пенящуюся бездну, потому что «Эксплорер» застрял прямо над ней. У него не было сил, чтобы приподняться повыше и выглянуть из окна. Вода сильно билась в бок машины и лизала его снизу. Таким образом, машина оказалась зажатой у начала самого узкого из трех водопадов. Она не упала вниз только потому, что ее сжимали каменные клещи.

Спенсер помянул Бога, прося помочь ему выбраться из машины и из воды и при этом еще остаться живым. Потом он стал думать о том, что ему следует предпринять. Страх лишил его последней энергии, которая у него еще оставалась.

Сначала ему следует отдохнуть, а потом уже принимать решение.

Спенсер скорчился на сиденье, он не мог видеть, куда падал поток, но он видел широкую долину далеко внизу.

И извивающуюся ленту реки, протекавшей снова по равнине. Высокий обрыв и панорама внизу, на которую он взглянул, склонив голову набок, вызвали новый приступ головокружения, и он отвернулся, чтобы избавиться от него.

Но он опоздал. У него начала жутко кружиться голова – вращающиеся скалы и льющий с небес дождь сошлись в крутую спираль темноты, в которую влетел Спенсер. Он все кружился, кружился и несся вниз... в никуда...

...И там в ночи, рядом с сараем, меня все еще пугал летящий ангел, который оказался совой. Странно, но когда я понял, что образ моей матери в небесном облачении и с крыльями – всего лишь фантазия, его сменил другой образ: вся в крови, обнаженная, изломанная и мертвая, мать лежала в канаве, в восьми-десяти милях от дома, где ее обнаружили шесть лет назад. Я не видел ее такой даже на фотографиях в газетах. Мне только рассказывали об этом некоторые ребята в школе. Они были злобные маленькие ублюдки. Но после того как сова исчезла в лунном свете, ко мне уже не возвращался образ ангела, как бы я ни пытался его вызвать. И я не мог изгнать из воображения вид растерзанного трупа.

Я был босиком, обнаженный по пояс. Я двигался из-за флигеля, который раньше был сараем, но не использовался по назначению уже больше пятнадцати лет. Я знал здесь каждый уголок, это была часть моей жизни. Но сегодня сарай отличался от... прежнего сарая. Он изменился, я даже не могу сказать, как именно, но мне стало неприятно.

Это была странная ночь, даже более странная, чем мне представлялось. Я тоже был странным юношей, мучимый вопросами, которые не осмеливался задавать себе. Я искал ответы в июльской тьме, в то время как они были во мне самом. Мне требовалось только поискать их. Я был странным мальчиком, я чувствовал, что жизнь идет как-то не так, но убеждал себя, что такое отклонение было правильным и нормальным. Я странный юноша, который таит в себе свои секреты, и от себя тоже. Скрывая их, как мир скрывает тайну своего значения и существования.

В необычной тишине ночи позади флигеля я осторожно пробираюсь к фургону «Шевроле», которого никогда прежде не видел. Никого нет ни за рулем, ни на пассажирском сиденье. Я кладу руку на капот, он все еще теплый. Металл остывает и слегка потрескивает. Я прошел мимо картинки на боку, изображающей радугу, двинулся к открытой задней дверце.

Хотя в глубине машины темно, но размытый лунный свет проходит через ветровое стекло, и я вижу, что сзади тоже никого нет. Всего лишь два сиденья, ничего особенного, хотя когда видишь машину, сделанную на заказ, можно ожидать роскошной внутренней отделки.

Я чувствую, что с фургоном не все в порядке, даже если не принимать во внимание, что он вообще не должен здесь находиться. Я пытаюсь понять, почему мне так неприятно. Я наклонился и прищурился, пожалев, что не принес с собой фонарик – мне было бы легче разглядеть машину внутри. Мне в нос ударил запах мочи. Кто-то помочился прямо в фургоне.

Боже, как противно. Неприятно. Конечно, может быть, всего лишь собака натворила такое, тогда это понятно. Но все равно очень противно.

Я задержал дыхание и сморщил нос. Потом отошел от дверцы и нагнулся, чтобы рассмотреть номер машины. Номер Колорадо.

Я стою.

Слушаю. Тишина.

Флигель ждет.

Подобно многим хозяйственным постройкам в тех местах, где выпадал снег, сначала его построили без окон. Даже после того как внутри многое изменили, в нем появились только два окна на первом этаже, на южной стороне, и четыре окна на втором, со стороны фасада. Эти четыре окна находились надо мной, они были высокими и широкими и поглощали скудный северный свет с рассвета до захода.

Окна темны. Во флигеле тишина.

В северной стене есть вход. Одна узкая дверь.

После того как я обошел фургон и никого не нашел, я остановился, теряя драгоценное время.

С расстояния двадцати футов в молочном свете луны, которая помогает многое скрывать в тенистых местах, но кое-что и выявляет, я вижу, что дверь флигеля приоткрыта.

В глубине души я чувствую, что мне нужно сделать, что я должен сделать. Но одна моя половина, которая так хорошо хранит секреты, настаивает, чтобы я вернулся домой, в постель, позабыл о крике, который разбудил меня, – мне просто приснилась моя мать – и снова погрузился в сон.

Утром я продолжу жить в выдуманном мною мире, будучи пленником самообмана, когда знания о правде и реальности спрятаны в дальнем уголке моего разума. Возможно, бремя этой тайны станет слишком тяжелым, чтобы продолжать нести его. Возможно, нити, которые крепко-накрепко связали все в узелок, начнут рваться. Где-то, опять же подсознательно, я, наверное, решил прекратить жить в этом странном состоянии обмана и тайны.

Но не исключено, что мой выбор был предопределен. Или моя совесть подталкивала меня к этому шагу, или судьба, которая была мне предначертана в тот день, когда я родился. Возможно, выбор был всего лишь иллюзией, и дороги, которые мы выбираем, уже давно отмечены на карте нашей жизни со дня нашего зачатия. Я молюсь Богу, чтобы судьба не оказалась стальной, и ее можно было бы изменять и выпрямлять. Чтобы она изменялась под влиянием силы правды, милосердия, честности, доброты и тепла. Иначе я не смогу выдержать того, что меня ждет.

Этой жаркой июльской ночью, истекая потом, но дрожа как в лихорадке от волнения, когда мне всего лишь четырнадцать и я стою в лунном свете, я, конечно, ни о чем этом не думаю.

Меня влекут эмоции, а не разум: интуиция, а не причины; даже нужда, а не любопытство. Мне ведь четырнадцать лет. Всего лишь четырнадцать.

Флигель ждет.

Я иду к приоткрытой двери.

Я вслушиваюсь, стоя у дверного проема.

Внутри тихо.

Я неслышно толкаю дверь. Петли хорошо смазаны и не скрипят, обуви на моих ногах нет. Я вхожу так тихо, как тиха темнота, обступившая меня...

Спенсер открыл глаза в темноте флигеля и оказался темноте «Эксплорера», зажатого между скал. Он понял, что в пустыню пришла ночь. Он находился без сознания часов пять или шесть.

Голова у него наклонилась вперед, и подбородок упирался в грудь. Он посмотрел на свои ладони – они были белыми и вялыми.

Крыса лежала на полу. Он ее не видел. Но она все равно была там, в темноте, и плавала в воде. Не думай об этом.

Дождь прекратился. По крыше не стучало.

Он хотел пить, во рту все пересохло, язык был как наждак, и губы потрескались.

Машина слегка покачивалась. Река старалась столкнуть ее со скалы. Эта проклятая бессонная река.

Нет, это не то объяснение. Прекратился шум водопада. Ночь была тихой. Никакого грома, молнии. Плеска воды тоже не слышно.

У него болело все тело, но острее всего была боль в голове и шее.

У него почти не было сил, чтобы посмотреть вверх, оторвав взгляд от рук.

Рокки куда-то пропал.

И дверь с его стороны была открыта.

Машина снова задрожала, заскрипела и загромыхала.

Снизу, у открытой двери, появилась женщина. Сначала ее голова, потом плечи, как будто она возникла из воды. Но только, если судить по относительной тишине, вода отступила.

Его глаза привыкли к темноте, к тому же светила луна между рваными облаками. Спенсер узнал женщину.

Он сказал хриплым голосом, но уже твердо выговаривая слова:

– Привет.

– Привет, привет!

– Входите.

– Спасибо, я так и сделаю.

– Мне это приятно, – продолжал Спенсер.

– Вам здесь нравится?

– Здесь лучше, чем в другом сне.

Она взобралась в машину. Та начала раскачиваться еще сильнее и заскрипела, царапая бока о скалы.

Ему не нравилось это покачивание. Не потому, что он опасался, как бы машина не выскользнула из скалистых тисков и не упала вниз. Нет, просто у него снова закружилась голова. Он боялся, что может вырваться из этого сна. Он боялся снова вернуться в ужас того июля в Колорадо.

Женщина села на сиденье Рокки и помолчала несколько секунд. Она ждала, когда перестанет раскачиваться машина.

– Вы попали в ужасное положение.

– Это была шаровая молния, – сказал он.

– Простите?

– Шаровая молния.

– Конечно.

– Она столкнула машину в русло реки.

– Наверное, – сказала она.

Было так трудно размышлять и правильно выражать свои мысли. Ему было больно думать, и у него начинала кружиться голова.

– Я думал, что это были пришельцы, – объяснил он ей.

– Пришельцы?

– Ну да, маленькие существа с большими глазами, как у Спилберга.

– Почему вы думали, что это были пришельцы?

– Потому что они удивительные, – сказал он, хотя эти слова не выразили того, что он имел в виду. Несмотря на плохое освещение, он увидел, что она странно посмотрела на него. Он попытался найти более подходящие слова, у него сильнее закружилась голова. – Там, где вы появляетесь, случаются странные вещи... и так бывает почти все время.

– О да, я являюсь центром непонятной активности.

– Вам, наверное, известно что-то удивительное. Поэтому они преследуют вас. Потому что вам известны удивительные вещи.

– Вы что, принимали наркотики?

– Я бы не отказался от аспирина. Но... они вас преследуют не потому, что вы плохой человек.

– Вот как?

– Да, потому что вы хороший человек. Вы не можете быть плохим человеком.

Она наклонилась и положила руку ему на лоб. Даже это легкое прикосновение причинило ему боль.

– Откуда вы знаете, что я хороший человек? – спросила она.

– Вы хорошо отнеслись ко мне.

– Может, я просто притворялась?

Она достала из куртки маленький фонарик и начала осматривать его левый глаз. Сначала она оттянула веко назад, а потом направила узкий луч прямо в зрачок. Спенсеру был неприятен свет. И вообще болело все. Холодный воздух причинял боль лицу. От боли у него все сильнее кружилась голова.

– Вы хорошо вели себя у Теды, и хорошо к ней относились.

– Может, я и тогда тоже притворялась, – заметила она, глядя в его правый глаз.

– Теду нельзя обмануть.

– Почему?

– Она – мудрая женщина. И она печет огромные шоколадные печенья.

Закончив осмотр глаз, она наклонила вперед его голову, чтобы посмотреть рану у него на затылке.

– Неприятная рана, она сейчас несколько подсохла, но ее нужно обработать и наложить швы.

– Ой!

– Сколько времени у вас шла кровь?

– Во сне не чувствуешь боли.

– Вы, наверное, потеряли много крови?

– Вот здесь сейчас очень больно.

– Потому что на этот раз вы не спите.

Он облизал пересохшие губы, язык был покрыт налетом.

– Мне хочется пить.

– Сейчас я вам дам попить, – сказала она, приподняв его подбородок пальцами. Она несколько раз легонько приподнимала, а потом наклоняла вниз его голову, и у него опять началось головокружение, но он смог спросить:

– Я не сплю? Вы в этом уверены?

– Абсолютно. – Она прикоснулась к его руке. – Вы можете сжать мою руку?

– Да.

– Попробуйте.

– Вот сейчас...

– Давайте.

– О-о-о.

Он попытался сжать ей руку.

– Ну, не так плохо, – заметила она.

– Мне это было приятно сделать.

– Вы крепко сжали руку, надеюсь, что у вас не поврежден позвоночник. Я думала, что все будет гораздо хуже.

У нее была крепкая теплая рука, и Спенсер сказал:

– Мне было приятно.

Он закрыл глаза и опять начал погружаться в темноту. Она ждала. Он снова открыл глаза, прежде чем темнота смогла поглотить его.

– Теперь вы можете отпустить мою руку, – сказала она.

– Это не сон, да?

– Нет, это не сон.

Она снова включила фонарик и направила луч света вниз, к его ногам.

– Все-таки очень странно, – сказал он. Она пыталась что-то разглядеть в тонком лучике света. – Мне это не снится, – продолжал он, – значит, у меня галлюцинации.

Она нажала на запор и расстегнула его пояс безопасности.

– Все нормально, – сказал Спенсер.

– Что «нормально»? – спросила она, выключая фонарик и пряча его в карман.

– Что вы пописали прямо на сиденье.

Она засмеялась.

– Мне нравится, как вы смеетесь.

Она все смеялась, пока осторожно пыталась освободить его от ремня.

– Вы никогда раньше не смеялись, – мягко сказал Спенсер.

– Ну, в последнее время я действительно мало смеялась, – заметила она.

– Нет, никогда раньше. Но вы и не лаяли тоже. – Она снова засмеялась. – Я собираюсь купить тебе новую резиновую косточку.

– Вы очень добры.

Он сказал:

– Все так интересно.

– Тут вы абсолютно правы.

– Все настолько реально.

– Но мне все кажется нереальным.

Хотя Спенсер не двигался, пока она освобождала его от ремня, все равно у него начала бешено кружиться голова, и перед ним мелькали три женщины. Все предметы в машине стали тоже троиться, как будто изображение было не в фокусе.

Спенсер боялся, что опять потеряет сознание, прежде чем успеет все высказать, и он начал говорить быстро и отрывисто, кусками предложений:

– Парень, ты настоящий друг. Правда. Ты такой друг, о котором можно мечтать.

– Сейчас нам придется несколько поднатужиться.

– Ты единственный мой друг.

– Хорошо, друг, мы подошли к самой сложной части. Как я смогу вытащить вас из этой рухляди, если вы не в состоянии помочь себе?

– Я могу себе помочь.

– Вы в этом уверены?

– Я служил в армии десантником. И еще я был полицейским.

– Да, я это знаю.

– Еще я занимался таэквандо.

– Это нам, безусловно, пригодится, если на нас нападет банда убийц-ниндзя. Но вам следует попытаться помочь мне вытащить вас отсюда.

– Я сумею немного помочь тебе.

– Да, нам, пожалуй, пора попытаться.

– Давай.

– Вы можете немного приподнять ноги и перекинуть их на мою сторону?

– Мне не хочется трогать крысу.

– Где крыса?

– Она уже мертва, но... вы же понимаете.

– Конечно.

– У меня очень кружится голова.

– Тогда давайте немного передохнем, совсем немного.

– У меня очень сильно кружится голова.

– Не нужно волноваться.

– Пока, – сказал он, и его опять подхватил черный вихрь, закрутил и понес прочь. Почему-то пока он несся в темноту, он вспоминал Тотошку, Дороти и страну Оз.

Задняя дверь флигеля ведет в короткий коридор. Я захожу внутрь. Кругом темно. Окон нет. Зеленый огонек охранной системы – «не готовы к включению» – светит со стены справа. Благодаря его свету я вижу, что в коридоре никого нет. Я оставляю дверь приоткрытой, как и было до того, как я вошел сюда.

Кажется, что я ступаю по совершенно черному полу, но на самом деле это чудесно отполированная сосна. Слева расположены ванная комната и кладовка, где держат припасы. Двери почти неразличимы при слабом свете. Зеленый огонек сигнальной системы похож: на странную нереальную иллюминацию, которая может привидеться во сне. Он не похож на настоящий свет неона. Справа расположена комната, где хранится картотека. Впереди, в конце коридора, есть дверь в большую галерею первого этажа, и оттуда лестница ведет в студию моего отца. Весь второй этаж – одна большая комната, скорее, зал. Именно там расположены большие окна, под которыми стоит фургон.

Я прислушиваюсь к темноте.

Она мне ничего не может подсказать.

Я стою как раз рядом с выключателем, но не прикасаюсь к нему.

В зеленоватой темноте я осторожно открываю дверь в ванную комнату. Вхожу внутрь. Жду, что раздастся какой-нибудь звук. Жду движения, удара. Ничего.

Кладовка тоже пуста.

Я двигаюсь по правой стороне коридора и тихо открываю дверь в комнату с картотекой, потом переступаю порог.

Лампы дневного света, расположенные над головой, не горят. Но есть какое-то освещение, которого здесь не должно быть. Свет отдает в желтизну и весьма неприятен. Полуприглушенный и странный. Он исходит от какого-то непонятного источника в дальнем конце комнаты.

Длинный рабочий стол расположен в центре. Возле него два стула. Шкафы с картотекой стоят вдоль одной длинной стены.

У меня сильно бьется сердце и дрожат руки. Я сжимаю кулаки и прижимаю их к телу, пытаясь как-то сдерживать дрожь.

Я решаю вернуться в свою комнату и лечь спать.

Теперь я уже в дальнем конце комнаты, хотя и не помню, чтобы сделал хотя бы шаг в этом направлении. Казалось, что я прошел двадцать футов словно во сне.

Как будто меня кто-то позвал к себе. Казалось, что я повиновался сильной команде во время гипноза. Это были молчаливые призывы, без всяких слов.

Я стою перед сосновым шкафом. Он очень высок и достигает потолка и занимает всю стену длиной в тринадцать футов. В этом шкафу имеются узкие высокие дверцы.

Средняя дверца открыта.

Внутри шкафа не должно быть ничего, кроме полок, на которых обычно стоят коробки со старыми квитанциями об уплате налогов, деловой перепиской и ненужными записями, не попавшими в специальные металлические ящики, расставленные вдоль противоположной стены.

В эту ночь полки и их содержимое вместе с задней стеной шкафа отодвинуты назад фута на три или четыре в тайное углубление, которое, оказывается, существует позади этой комнаты. Еще одна скрытая комната, о существовании которой я даже не подозревал. Неприятный желтоватый свет идет именно оттуда.

Мечта всех мальчишек – потайной ход в мир опасности и приключений, далеких звезд и иных миров! В самый центр Земли. К пространствам, заселенным троллями или пиратами. А возможно, там живут умные обезьяны или роботы. Этот путь может увести в отдаленное будущее или назад, к динозаврам. Отсюда лестница ведет в тайну, в туннель, которым я могу отправиться совершать героические подвиги или выйти к станции, которая расположена на пути в неизведанное.

Я сначала радуюсь, представляя, какие экзотические путешествия и удивительные открытия могут ждать меня.

Но инстинкт сразу подсказывает мне, что в конце этого тайного прохода находится что-то странное и страшное. Гораздо страшнее и опаснее, чем чужие миры или казематы Морлока. Мне хочется вернуться домой, в безопасность моей спальни, и спрятаться под одеялом. И сделать это как можно быстрее. Мне нужно бежать. Извращенная притягательность ужаса и неизвестности теперь уже не действует на меня. Я вдруг захотел отказаться от этой странной мечты, предпочесть менее опасное положение в темноте и небытие сна.

Я не помню, чтобы я входил в этот высокий шкаф, но я оказываюсь там вместо того, чтобы срочно бежать домой сквозь ночь под светом луны и мельканием тени совы. Я моргнул и увидел, что продвинулся еще дальше. Я не сделал ни одного шага, но прошел вперед к таинственному месту.

Там есть что-то вроде тамбура – шесть на шесть футов. Стены из бетона. На потолке желтая лампочка в голом патроне.

Я быстро осматриваю заднюю стенку шкафа. Она вместе с прикрепленными к ней полками стоит на маленьких скрытых колесах, и ее просто отодвинули назад.

Справа расположена дверь, ведущая из тамбура. Самая обычная дверь. Если судить по внешнему виду, она довольно тяжелая. Толстые доски, бронзовые ручки, покрашена в белый цвет. В некоторых местах краска пожелтела от времени. Хотя вся дверь белая, кое-где с желтизной, на ней заметны еще какие-то пятна. Многочисленные кровавые отпечатки ладони покрывают дверь от бронзовой ручки до верха. Эти яркие отпечатки делают остальные цвета совершенно неважными. Там, пожалуй, восемь, десять, двадцать, а то и больше, отпечатков женской руки. Ладони и растопыренных пальцев. Каждый отпечаток накладывается на предыдущий. Некоторые из них размазаны, другие очень четкие, как для занесения в файлы полиции.

Все отпечатки свежие – они влажные и блестят. Они действительно абсолютно свежие. Эти алые пятна приводят к воспоминанию о расправленных крыльях птицы, которая приготовилась к полету. Она взлетает в небо, стараясь поскорее улететь от опасности.

Я, как околдованный, смотрел на эти отпечатки. У меня перехватило дыхание, сердце мое выпрыгивает из груди.

Эти отпечатки передают ужас, который владел этой женщиной. Она была в отчаянии и сильно сопротивлялась, чтобы не выходить из серого бетонного тамбура, предварявшего тайный мир.

Я не могу идти вперед. Не могу. Я не пойду туда. Я еще мальчик и стою босиком, безо всякого оружия. Я боюсь. Я не готов к тому, чтобы узнать тайну.

Я не помню, чтобы я поднимал правую руку, но она уже лежит на бронзовой ручке. Я открываю красную дверь.