"Мир А.Вампилова. Жизнь, творчество, судьба. Материалы к путеводителю" - читать интересную книгу автора (С.Р. Смирнов, В.В.Шерстов, Л.В. Иоффе)

Мир Александра Вампилова
ЖИЗНЬ ТВОРЧЕСТВО СУДЬБА
Материалы к путеводителю
ИРКУТСК 2000
УДК 891.71(092) Вампилов (035.5) ББК 83.3Р7-8 Вампилов 92 М63
Рукопись подготовлена к изданию Иркутским областным Фондом А. Вампилова
и кафедрой русской литературы XX века Иркутского государственного университета
Редакционная коллегия:
Л. В. Иоффе, В. А. Матиенко, В. С. Нарожный, И. И. Плеханова, С. Р. Смирнов, Ю. Б. Соломенна, Г. А. Солуянова, С. Г. Ступин, В. В. Шерстов
15ВЫ 5-7971-0060-6 © Иркутский областной Фонд
А. Вампилова, 2000 © Аносов А. И., оформление, 2000
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
Скоро минует три десятка лет с того дня, когда перестало биться сердце замечательного драматурга Александра Вампи¬лова. Много воды утекло в Байкале, волею рока ставшем его последним приютом на пути в вечность, изменилась и обще¬ственно-политическая ситуация в России.
На сегодняшний день мы имеем ряд монографических и диссертационных исследований, посвященных Вампилову, книги воспоминаний о драматурге, несколько сотен статей о его творчестве. На родине писателя - в Иркутске и Кутули- ке - проводятся «Вампиловские чтения» и театральные фести¬вали «Байкальские встречи у Вампилова». С 1996 г. функцио¬нирует Иркутский областной Фонд А. Вампилова.
К настоящему времени вампиловеды различных россий¬ских регионов образовали некое особое духовное простран¬ство, в котором соединились любовь и уважение к памяти безвременно ушедшего талантливого писателя и искреннее стремление уяснить его место и значение в русской и мировой художественной культуре. Уже давно возникла потребность консолидировать силы исследователей творчества драматурга, дабы преодолеть «восторженное непонимание» его творчества.
Предлагаемое читателю издание и представляет собой попытку такого рода консолидации.
Основная задача, которую поставил перед собой достаточ¬но многочисленный авторский коллектив (около 40 авторов) - стремление освоить творчество Вампилова на качественно новой основе с охватом широкого и разнопланового материа¬ла - соответствует общему направлению современной науки о литературе.
Творчески учитывая опыт ряда энциклопедических изда¬ний о писателях (уже завершенных или близких к заверше¬нию), составители и редколлегия решили идти своим путем, ограничившись на первом этапе публикацией материалов к путеводителю. Выйти на энциклопедический уровень пока не позволяет отсутствие научных изданий произведений Вам¬пилова, ощутимая неполнота архивных публикаций и, прежде всего, вариантов его пьес, отсутствие в библиотеках полных сведений о зарубежных изданиях и театральных постановках.
Организующими центрами данного проекта явились Ир¬кутский областной Фонд А. Вампилова и кафедра русской литературы XX века Иркутского государственного универси¬тета, выпускником которого был драматург.
В осуществлении проекта приняли активное участие уче¬ные Москвы, Санкт-Петербурга, Пскова, Барнаула, Томска, Тюмени, ряда иркутских вузов, театроведы, писатели, журна¬листы. (Основные сведения об авторах помещены в конце книги.)
Структура книги в процессе ее составления и апробации материалов на научно-практических конференциях сформи¬ровалась следующим образом. Она включает три основных раздела:
ЖИЗНЬ. В него входят Летопись жизни и творчества, а также материалы, связанные с различными этапами био¬графии драматурга.
ТВОРЧЕСТВО. Сведения о произведениях и персонажах писателя и цикл статей, объединенных под общим названием «Художественный мир».
СУДЬБА. Статьи о воплощении произведений Вампилова на сцене и на экране, а также разнообразные материалы, свя¬занные с сохранением памяти о Вампилове.
Внутри каждого раздела по возможности выдержан хроно-логический принцип распределения материалов в соответст¬вии с вехами биографии драматурга и последовательностью написания его пьес.
Подавляющая часть материалов была написана специально для настоящего издания, лишь в исключительных случаях (с согласия авторов) была проведена выборка из уже опубли¬кованных книг и статей, что специально оговаривается в сносках. Редколлегия оставила авторам право на проявление собственной концепции, поэтому редакторская правка была сделана лишь в необходимых случаях по отношению к объему и стилю статей.
Редколлегия и составители приносят глубокую благодар¬ность авторам, бескорыстно предоставившим свои материалы, Иркутской областной государственной универсальной научной библиотеке им. И. И. Молчанова-Сибирского, а также всем, кто причастен к выпуску книги в свет.
Издание задумано как научно-популярное, и составители выражают надежду, что оно принесет пользу школьникам, студентам, учителям, преподавателям вузов, всем, кому доро¬го имя Александра Вампилова и интересна судьба его творче¬ского наследия.
СЛОВО О ВАМПИЛОВЕ
Какое это счастливое и обыкновенное чудо - опять убеж¬даться, что мир закономерен и все случайности в нем - только зеркало неукоснительного Господнего замысла, а любое чело¬веческое решение - только голос предопределения.
Александр Вампилов стал Александром, потому что в год его рождения (1937-й) исполнилось сто лет с той поры, как Россия потеряла Пушкина, - отец мальчика был учителем литературы, и разве мог он назвать сына иначе? Страна была полна Рэмами, Виленами, Октябринами, Кимами - безумным эхом уже 20-летней революции. Человек в гордости построе¬ния земного царства Божия забыл, что имена даются на небе¬сах и определяют судьбу своих носителей, а патронаж святых хранит человека на земных путях. Отец мальчика скоро попа¬дет в страшную мельницу своевольного времени, в колосья черной жатвы этого слишком красного года. Но у мальчика уже останется имя. Пушкин в этот год спасет своим ограж¬дающим именем многих детей, а в Александре Вампилове просветит еще и чудной поэтической моцартовской простотой и свободой, словно с именем войдет в мальчика и благослове¬ние дара его небесного ангела.
Цыганка (как Пушкину немка) нагадала ему короткую жизнь - ах, не надо бы русским гениям заглядывать в эту темную бездну! Он и ушел, немного не дотянув до пушкин¬ских лет. Друзья с печалью и любовью оглянулись в воспоми¬наниях и написали совершенно обыкновенную жизнь. Кажет¬ся, это их смущало, и они все время должны были чуть «подогревать» слишком простые события, чтобы сделать их соразмерными будущей славе своего вчерашнего товарища.
А между тем самое дорогое как раз и было в этой живой обыкновенности жизни, в полной растворенности Александра в будничном движении времени и поколения. Сам он во вся¬ком случае цену этой простоте знал и тайну ее глубины остро и повседневно чувствовал, что и сделало его творчество таким узнаваемо полным и сразу значительным от первых (и сейчас каждым словом живых) газетных заметок до последней не¬оконченной пьесы «Несравненный Наконечников».
Он был подлинно как все. Для художников помельче это грозит поражением, потому что, уходя, время увлекает за собой в небытие и слишком послушных своих регистраторов. А он вот поднялся над временем, ни на минуту не порывая с ним, в ясную высоту и даль общечеловеческого, так что его пьесы играются не только в совершенно других по качеству и направлению днях, но и в иных по языку и истории общест¬вах. И все это без всякого напряжения, все как будто играя в счастливой общительности студенческих, потом газетных, а там и театральных розыгрышей. Опыт и знание жизни сбе¬гались к нему так естественно, .потому что ему ничего не надо было «изучать», а только со всею любовью и открытостью жить. И горькая тяжесть жизни словно сама собой преобра¬жалась в свет движущейся мысли, как и подобает высокой лирике в ее благородном античном понимании.
Как хорошо сейчас перечитывать его «Прогулки по Куту- лику», его веселые иронические рассказы из первой книжки, так чудно угадавшей в названии тайную пружину всякого действия, - «Стечение обстоятельств»! Каким счастьем и какой молодостью дышит всякое слово этой поры и какая молодость глядит с фотографий - улыбки «живых картин», которые он любил ставить в деревне, импровизации самодеятельных «диксилендов», где за Александром всегда была гитара, взаим¬ные вечерние провожания, когда с друзьями нельзя расстать¬ся, высокая музыка («а ну-ка насвисти основную тему 40-й Моцарта»), общее чтение, которым мы сегодня перекликаемся, вспоминая те годы, - Есенин, Дудинцев, Ремарк, О. Генри. И какое все узнаваемо общее через пол-России...
И, конечно, театр, который в пору развития драматурга в 60-е годы был общей любовью, заставляя нас вслушиваться в Чехова и Уильямса, Володина и Дюрренматта, Розова и Мил¬лера с волнением единомыслия и вопрошающего нетерпения.
Мир куда-то отчетливо выходил, сдвигался с мрачных оснований, радостно возбуждал и сулил очищение. В самой глубине он еще стоял на трех китах, и казалось, еще немного и человек вернется к своему лучшему. Это так видно по тог¬дашней его молодой прозе и по первым опытам драматургии. Да и по его ли только? А Розов-то! А Данелия с «Я шагаю по Москве», а Хуциев с «Заставой Ильича», а Шукшин с «Харак¬терами»! Да хоть с другого полюса «Дневники» Венички Еро¬феева за 60-е годы поглядите - как доверчиво все в них и иронически нежно - все впереди! Но как же это было нена¬долго!
Я перечитываю «Прощание в июне» и с горечью думаю, на какие ухищрения пустится сегодняшняя режиссура, если примет пьесу к постановке, потому что так, как она написана, ее уже не сыграет никто. Это горячее молодое чувство чести на сегодняшний расчетливый взгляд стало детски наивно, - первыми сами нынешние юноши усмехнутся.
Вообще мне теперь из усталости долгого опыта мерещится, что Вампилов стремительнее и ярче остальных пережил последующий отрезвляющий слом времени и вернее всего написал его. Именно не отразил, не высмотрел сторонним умом художественного диагноста, а подлинно пережил, пере¬страдал и оплатил сам. И уже четыре варианта «Прощания в июне» были не только знаком его требовательности к себе (хотя и это тоже), но результатом всматривания его в мир и понимания вовсе не ободряющих векторов устремления этого времени.
«Утиной охотой» подлинно было сказано все, отчего судьба пьесы неизбежно должна была стать мучительной, - такие грозные зеркала общество старается спрятать понадежнее. Это сразу почувствовали друзья, отчего в воспоминаниях о первом домашнем чтении пьесы звучит восхищенное смяте¬ние - это желание обнять, это нетерпение что-то предпри¬нять, это ощущение присутствия при чуде и, наконец, все покрывающая тревога за судьбу и автора, и сочинения.
Сам он глядел спокойнее, потому что был уже достаточно закален опытом первых пьес, тяжестью их прохождения по высоким реперткомам и министерствам. Он уже знал и дур¬ную, расчетливую злую критику, и холодное высокомерие
московской чиновно-художественной знати к провинциалу.
* * *
Теперь, когда все написанное Вампиловым собрано до сло¬ва и открыто во всех связях, уже не надо большого ума, что¬бы увидеть, что он и до «Охоты» не потакал ни улице, ни че¬ловеку. Может быть, нас вначале обманывала только эта све¬тозарная ирония, эта шутливая простота, эта любящая улыб¬ка, но в середине всего всегда было крепкое зерно, косточка горькой правды.
Для сохранения и прояснения этого зерна и потребны были четыре варианта «Прощания», когда даже и само название проступало медленно и не сразу, пока не явилось горчайшее - «Прощание». Герой пьесы еще мог порвать диплом, «куплен¬ный» уступкой любви, но предательство и расчет уже пустили в медленно застаивающемся мире длинные корни и сулили
пышные всходы. Не почувствую никакой натяжки, если по¬ставлю «Прощание» в череду как будто совсем иных формой и жанром сочинений тех лет, но так же предчувствующих затягивающую горизонт тьму беспамятства - «Последний срок», «Последний поклон». Последние...
Давно ли было розовское «В добрый час!» И вот - «Про¬щание в июне». Нет у художника напрасных слов и пустых символов - это мы плохие слушатели, и нас больше пленяет слово «июнь», и мы подольше не хотим видеть, что за ним в полноте света уже змеится трещина «Прощания».
И разве только смешны «Провинциальные анекдоты», осо-бенно «Двадцать минут с ангелом»? И не несчастный ли это знак, что драматургу почти навязывают объяснение доброго поступка героя смертью матери, потому что иначе слишком станет видно, как далеко ушел человек от человека. А все хочется обмануть себя, спрятаться от правды, продлить само¬обман. Он уступить-то уступил, но рана никуда не делась. • И в «Старшем сыне» боль уже кричала, не прячась.
Чехов, которого окликали при имени Вампилова с каждой работой все чаще, глядел из текста этой пьесы не потому, что Александр слишком зависел от учителя, а потому, что наша родная русская жизнь и при сто раз переменившихся обще-ственных системах на глубине в лучших людях все остается русской: «Двадцать лет я жил чужой жизнью! Боже мой! Как я мог! Не понимаю. Но теперь кончено, кончено!» Бедный Са-рафанов, бедный добрый нерешительный русский человек, идущий на поводу у жизни, но ни на минуту не забывающий своей небесной основы, он как будто так мал и неловок, что ему вроде и драма не по чину. И о нем только комедию и можно написать. Но знаем мы эти русские комедии - с гого¬левской, с чеховской поры они ранят сердце и не дают поте¬рять себя.
Да и Зилов все норовил под шумок за чеховского героя сойти и кого-то почти обманул - совершенный «Иванов», - тоже вроде «ни любви, ни жалости», а «какая-то пустота утом¬ления». И вроде не без чувства вины и так же как будто «не понимает себя». Да только Иванов-то, прежде чем устать в свои тридцать пять лет, успел чего-то поделать, и поделать горячо, с родной нашей возбудимостью, с жаром, да вот по нашему обыкновению завода надолго не хватило. А этот как будто с рождения труп, на что в своих «посмертных» воспоми¬наниях ни оглянется - все пустыня, возделанная своими ру¬ками. Да только он не хочет видеть, что своими. И вот все ви¬новаты, что ему скучно. Как это похоже на нас, на нашу все¬общую правоту перед «неправой» жизнью, на общее наше рав¬нодушие, на легко разрешаемое себе «все равно», которое есть только другое наименование старинного, вооружившего рус¬ских «бесов» «все позволено».