"Драгоценности Эптора" - читать интересную книгу автора (Дилэни Сэмюель)* * *После этого он привел ее к морю. Ей было не по себе, она села, ссутулившись, на обломок скалы и задумчиво водила пальцами ног по мокрому песку. Ее взгляд отрешенно скользил по поверхности воды. — По-моему, это было просто ужасно! По-моему, это было просто жутко! Зачем вы мне это показали? Ведь это был мальчик. Почему они сделали это с ним, как они могли это сделать с ребенком!? — Это был всего лишь фильм. Это был учебный фильм. — Но этот фильм о том, что было на самом деле! — Да. Это было. Но было давно, несколько лет назад, далеко отсюда, в нескольких сотнях миль. — Но это было! Вы выследили их с помощью лазера, а когда на экране появилось изображение, вы сняли об этом фильм, и... О боже! Зачем вы показали его мне? — Подумай сама: чему же мы хотели тебя научить? Но девушка потеряла способность рассуждать спокойно: перед ее глазами неотступно стояла жуткая картина. — Он был еще совсем ребенком, — сказала она. — Ему лет двенадцать, не больше! — Ты сама еще ребенок. Тебе еще нет шестнадцати. — Ну так что же я должна понять из этого фильма? — Посмотри вокруг. И подумай. Но картина, запечатленная в мозгу, заслоняла все вокруг. Она была слишком живой, слишком яркой, в ней преобладал красный кровавый цвет... — Ты достаточно способна, чтобы найти причину прямо здесь, на этом пляже, в деревьях позади, в скалах внизу, в раковинах у твоих ног. Ты смотришь, но не видишь. — Его голос зазвучал мягче. — Ты действительно прекрасная ученица. Ты всему быстро учишься. Припомни что-нибудь из урока телепатии, который был месяц назад. — Метод, аналогичный радиопередаче и приему, — процитировала она, — позволяет считывать синаптические структуры сознательной мысли с коры головного мозга одного человека и дублировать в коре мозга другого, что приводит к дублированию полученных сенсорных впечатлений... Ну и что! Я не могу применить этого! Я ничего с собой не могу поделать! — Тогда обратимся к истории. Ты великолепно ответила на все вопросы. Может быть, тебе поможет знание истории мира до и после Великого Огня? — Ну, это... это интересно. — Фильм, который ты смотрела, — тоже своего рода история, то есть это произошло в прошлом. — Но это было так... — ее взгляд блуждал в сверкающих волнах, — ужасно! — История захватывает тебя только потому, что она интересна? А тебе никогда не хотелось докопаться до причин, которые стоят за поступками людей в жизни и в твоих книгах? — Ну конечно, хочется! Я хочу знать, зачем пригвоздили того человека к дубовому кресту. Я хочу знать, что заставило одних людей причинить невероятные мучения другому человеку. — Хороший вопрос... Кстати, примерно в то же время, когда его распяли на кресте, в Китае додумались изобразить силы Вселенной в круге, наполовину черном, наполовину белом. Однако, чтобы не создавалось впечатление, что может существовать однородная сила — только черная или только белая — на черном поместили белую точку, а на белом черную. Интересно? Она нахмурилась, удивленная таким неожиданным переходом. А он продолжал: — Помнишь ли ты тот фрагмент из мемуаров ювелира, в котором он вспоминает, как в возрасте четырех лет ему довелось вместе с отцом наблюдать сказочную саламандру в очаге у огня, и как отец внезапно отпустил ему затрещину настолько сильную, что мальчик пролетел через всю комнату и врезался в посудную полку. Свой поступок отец объяснил тем, что Челлини был слишком маленьким, чтобы запомнить это чудо, если его не сопроводить болью. — Я помню его рассказ, — сказала девушка. — И помню, что Челлини сомневался, была ли затрещина причиной того, что он запомнил саламандру, или саламандра была причиной того, что он запомнил затрещину. — Да, да! — вскричал учитель. — Вот она, причина! В возбуждении он откинул на спину капюшон, и она увидела его лицо в медно-красном свете уходящего дня. — Разве ты не находишь закономерности? — Изрезанный морщинами лоб, паутина прожилок в глазах — ей стало неловко разглядывать эти признаки старости и она опустила глаза. — А я не знаю, что такое саламандра. — Она напоминает голубых ящериц, которые поют за твоим окном, — объяснил он. — Только она не голубая и не поет. — Тогда зачем ее запоминать? — с вызовом проговорила юная слушательница и усмехнулась. Учитель не обратил на это внимания. — А еще художник, — продолжал он, — который, как ты помнишь, был другом Челлини, из Флоренции. Он писал портрет Джоконды. Между прочим, чтобы писать с нее портрет ему приходилось выкраивать время, отрываться от работы над другой картиной. Она предупреждает о большом несчастье, несущем в себе много горя для всего человечества. Ее название «Тайная вечеря» и изображает она того самого человека, которого распяли на дубовом кресте. Какие чувства терзали художника, когда он брал кисть, чтоб изобразить Грядущую Муку? Наверное, тяжелые. А вспомни теперь портрет Джоконды! Он написал ее с улыбкой на лице, но улыбка не столько радует, сколько удивляет. И уже не одно столетие зрители в недоумении спрашивают: «Почему она так странно улыбается?» А причина вполне понятная. Ты только внимательней отнесись к тому, что окружает любой вопрос. — А Великий Огонь? — спросила она. — Когда с неба обрушилось пламя, и закипела вода в гаванях, это же был чистый абсурд. Какие причины могут быть у такого события? По-моему, невозможно объяснить каждый случай. Тем более оправдать, как в примере с тем мальчиком. — О, нет, — возразил он, — это не абсурд. Действительно, когда Великий Огонь начал уничтожать все вокруг, люди кричали: «За что? За что?» Так и ты сейчас спрашиваешь: «Как может один человек поступать так с другим человеком?» А надо спросить: «Почему?» и ответить самой прямо сейчас, прямо здесь! Здесь, на пляже ты найдешь причину! — Я не могу, — грустно ответила девушка. — Перед моими глазами стоит только то, что сделали с ребенком, а это было ужасно. — Хорошо. — Он поправил капюшон. — Возможно, ты поймешь причину, когда немного успокоишься. А теперь нам пора возвращаться. Она соскользнула с валуна и пошла рядом с ним, босиком по песку. — Тот мальчик... Я не обратила внимания — он был связан? Кажется, у него было четыре руки, так ведь? — Так. Ее передернуло еще раз. — Знаешь, я не могу просто так ходить и говорить, как это было ужасно. Я должна что-то сделать. Написать стихи, или что-нибудь разрушить, или построить... Иначе я сойду с ума! — Неплохая идея, — пробормотал он, когда они подходили к деревьям у реки. — Очень даже неплохая. А несколько дней спустя, за несколько сот миль от этого пустынного пляжа... |
||
|