Гордон Диксон Корень квадратный из бутылки шампанского

* * *

Полуденное солнце, наконец, добралось до щели в стареньких жалюзи — там недоставало планки — и луч пронзил пыльный воздух крошечной комнатушки, служившей пристанищем Арту Уиллоуби.

— Черт бы его подрал! — пробормотал ослепленный Арт. — С этим солнцем надо что-то делать!

Он выбросил вперед худую руку, заслонившись ладонью, как козырьком, и снова принялся изучать объявления университетской многотиражки. Скажи кто-нибудь Арту, что теми же словами и жестом он приветствует солнце каждый божий день, Уиллоуби немало бы удивился... Но сказать было некому, и Арт продолжал читать в неудобной позе, пока не наткнулся на кое-что любопытное. Он шумно перевел дыхание, поудобнее расставил острые локти на столе (последний являл заметные следы былой экспериментаторской деятельности) и еще раз перечел напечатанное:

— Пансион... — выдохнул Арт, не замечая, что говорит вслух. Он нервно облизал губы. — Кормежка! Плюс денежное вознаграждение! Говорят, в больницах не так уж плохо готовят. Если позволят наедаться досыта... А доллар и шестьдесят центов в час совсем недурно!

«Буду вести разумный образ жизни, — воодушевился Арт. — Деньги — в банк, и брать понемногу. Сколько это выйдет, если возьмут на неделю? Посмотрим... Ого! 268 долларов 80 центов».

Он быстро подбил в уме каждодневные издержки. Комната — доллар пятьдесят. Полтора фунта хлеба вчерашней выпечки (50-процентная скидка!) — тринадцать центов. Полфунта орехового масла (трехфунтовая упаковка для экономных хозяек — всего за 0,98!) — округленно семнадцать центов. Поливитамины, одна капсула — 10 центов. Полкачана капусты или другие овощи по сезону — примерно двенадцать центов... Что дает три тысячи двести калорий в день. Плюс плата за пользование ванной и смена постельного белья раз в неделю... всего, стало быть, два доллара и два цента.

Арт тяжело вздохнул. Шестьдесят долларов шестьдесят центов в месяц — и это только на элементарное существование. Можно купить полгаллона французского шампанского. Или полный комплект Encyclopedia Britannica у букиниста за углом. На худой конец можно заказать по почте радиодетали, собрать коротковолновый приемник, слушать передачи на немецком, французском, итальянском и выучить, таким образом, иностранные языки... Арт опять испустил тяжелый вздох. Он уже давно пришел к печальному выводу: поскольку несколько миллиардов человек, живущих на планете, вряд ли могут все вместе идти не в ногу, значит, не в ногу идет он сам. Осознав это, Арт прекратил бороться с обстоятельствами и поплыл по течению. И если еще как-то держался на поверхности, то исключительно по причине неосознанного, но стойкого убеждения, что где-нибудь, когда-нибудь, неизвестно каким образом судьба неизбежно призовет его к великим делам.

Пешком до университета добрых двадцать минут ходу. Арт неуклюже выкарабкался из-за стола, снял с гвоздя старую кожаную куртку, сунул предметное стеклышко с крылышком какого-то насекомого на полку с поэтическим альманахом — чтобы знать, где искать (в самом неподходящем месте), выключил миниатюрную электроплитку (на которой томился в кастрюльке скрипичный лак), положил немного хлеба и орехового масла в миску ручного енота (тот сладко спал в мусорной корзине) и вышел, тихо прикрыв дверь.

— Там ждет еще один, — уведомила Марджи Хансен доктора Генри Рэппа (для приятелей — Хэнка). — Мне кажется... Наверное, вам лучше самому с ним поговорить.

Хэнк, невысокий, плотный и жизнерадостный мужчина, около сорока, воззрился на лаборантку.

— В чем дело? Что-то не так? Не подходит — гоните взашей.

— Нет-нет, вы меня не так поняли. Со здоровьем у него все в порядке, только... лучше все-таки посмотрите на него.

— Не понимаю, — пожал плечами Хэнк. — Ладно, пусть войдет.

— Мистер Уиллоуби, заходите, — произнесла Марджи, приоткрыв дверь.

Впустив Арта, она поспешно удалилась.

— Присядьте, — привычно пробормотал Хэнк, но когда визитер опустился на стул, вздрогнул и уставился на него в упор. Этот молодой человек был похож на Авраама Линкольна, только без бороды. Юный и очень тощий Авраам Линкольн — если вообще можно представить человека более худого, чем шестнадцатый президент США.

— Вы студент нашего университета? — осведомился Хэнк, разглядывая ветхую кожаную куртку.

— Ну... да, — ответил Арт, от души надеясь, что его не заставят писать автобиографию: он уже сменил шесть колледжей, начав с искусствоведческого и дойдя до инженерного. В каждом Арт был на хорошем счету, так что стыдиться вроде бы нечего... только это довольно трудно объяснить.

— Что ж... — задумчиво произнес Хэнк, который понял сомнения Марджи. Однако если парень в хорошей физической форме, почему бы не попробовать. — Вам объяснили цель эксперимента?

— Вы проверяете что-то вроде стимулирующих препаратов, как я понял?

— Медикаментов, — автоматически поправил его Хэнк. — Вы уверены, что способны на эксперимент?

— А почему бы нет? Хотя... — Арт густо покраснел. — Вообще-то, я и так очень мало сплю.

— Это делу не помеха, — улыбнулся Хэнк. — Мы просто будем поддерживать вас в состоянии бодрствования до тех пор, пока вы не устанете. А кстати, сколько вы обычно спите? — Он искренне желал, чтобы молодой человек хоть немного расслабился.

— Ну... шесть, от силы семь часов...

— Это чуть-чуть меньше нормы, так что все в порядке... Эй, в чем дело?

Кандидат в «подопытные кролики» изо всех сил боролся со своей совестью, отчего благородные черты Авраама Линкольна мучительно кривилось. Победила совесть.

— В неделю... — промямлил Арт упавшим голосом.

— Вы что, шутить изволите?! Вы хотите сказать, что спите меньше часа в сутки?

— Э... не совсем так. Знаете, лучше дождаться конца недели, потому что в воскресенье все долго спят, вот и я заодно... — Арт вдруг умоляющим жестом выбросил вперед худые ладони. — Вы ведь не откажете мне, доктор? — лихорадочно заговорил он. — Мне очень нужна работа. Очень нужна! Поймите, я в отчаянном положении. Согласен на что угодно. Возьмите хоть в контрольную группу, если я больше ни на что гожусь, или даже...

— Успокойтесь, — торжественно заверил его Хэнк, — работу вы получите. Да Боже ты мой! — возопил он, сбившись с тона. — Если все, что вы сказали, подтвердится — работы будет хоть отбавляй!

Десять дней спустя, Хэнк подвел предварительные итоги.

— Итак, теперь нет никаких сомнений, Уиллоуби не лгал, — сказал он психологу Арли Боуну. Доктор Боун ростом был не выше Хэнка, зато превосходил его по прочим параметрам, будучи на 15 лет старше и на 50 фунтов тяжелее. Они задумчиво курили в кабинете Хэнка после обеда, состоявшего преимущественно из бутербродов.

— Ты уверен? — Арли скептически поднял бесцветные брови почти до самой лысины.

— Арли, он не спит уже десять дней. Это точно.

— Галлюцинации были?

— Ни единой.

Арли затянулся и выдохнул очередную струю дыма.

— Не верю, — громогласно объявил он. — Твой чудо-испытуемый блефует. Свистнул какой-нибудь стимулятор, когда никто не видел.

— Зачем? Мы сами предлагали любые на выбор, и он отказался. Да хоть бы и стимулятор — все же это ДЕСЯТЬ ДНЕЙ, Арли! И выглядит, как огурчик, словно прекрасно выспался. Нет, это особый случай.

— Невозможно, чтобы случай был до такой степени особым.

— Тогда послушай. Температура тела постоянно на градус выше нормы. Давление — сто пять на шестьдесят пять. Пульс — пятьдесят ударов в минуту. Рост — шесть футов четыре дюйма, вес — 142 фунта. Мы скармливаем ему шесть тысяч калорий в день, но, клянусь, он постоянно выглядит голодным. Детские болезни — не болел. Зубы — включая зубы мудрости — в идеальном состоянии. Продолжать или хватит?

— Уровень интеллекта?

— Я навел справки в университете. Там его считают весьма способным малым. Он учился в шести колледжах самого разного профиля. Сначала высокие оценки по всем предметам, затем пропуски занятий, куча задолженностей — и перевод. И все повторяется. Арли, — Хэнк неожиданно понизил голос, — я полагаю, что мы имеем дело с новым типом человека.

— Хэнк, дружище, — проворковал Арли, удобно откинувшись в кресле и скрестив ноги, — в моем почтенном возрасте становишься не столь скоропалительным в выводах. У мальчика кое-какие физиологические отклонения, он явно неглуп и успешно тебя надувает. Вспомни корреляцию между сном и вменяемостью. Человек, вынужденный бодрствовать сверхдлительное время, начинает выказывать признаки расстройства умственной деятельности, как то: галлюцинации, параноидальный бред, неадекватное поведение со всеми вытекающими последствиями — неспособностью ориентироваться во времени и пространстве, немотивированными поступками, а также ультрапарадоксальной эмоциональной реакцией на раздражители.

— За Артуром Уиллоуби ничего подобного не замечено, — возразил Хэнк.

Арли хлопнул по столу пухлой дланью.

— Позволь закончить! Итак, какова причина подобных реакций? Допустим, что сон — кроме отдыха и восстановления сил — имеет дополнительную функцию. Во сне мы изживаем свои несчастья, страхи, нереализованные желания. Сон, таким образом, может являться чем-то вроде предохранительного клапана, выпускающего перегретый пар и позволяющего сохранить вменяемость, несмотря на все стрессы.

— Согласен, — нетерпеливо сказал Хэнк, — но Арт...

— Теперь посмотрим на это с другой стороны. Психический механизм, занятый разрешением проблем...

— Господи, спаси и помилуй!

— ...так вот: механизм разрешения проблем. Долгое время полагали, что человек приступает к своим интеллектуальным задачам совершенно сознательно и сознательно же их решает. Новейший альтернативный подход, который, скажу без ложной скромности, был предложен вашим покорным слугой, — Арли уютно скрестил руки на выпуклом животике и поклонился, — заключается в том, что человек изначально неспособен сознательно решать абсолютно новые проблемы.

Хэнк обалдело уставился на него.

— Ты хочешь сказать, что Арт?.. Повтори еще раз.

— Не способен. Сознательно. Решать. У человека НЕТ СОЗНАТЕЛЬНОГО МЕХАНИЗМА ДЛЯ РЕШЕНИЯ НОВЫХ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ. — Он торжественно кивнул головой и смолк.

— Валяй, продолжай, — буркнул Хэнк. — Выкладывай все.

— Видишь ли, есть вероятность, что в таких выражениях как «вдохновение», «озарение», «гениальное прозрение» и тому подобное... — он оторвал уголок промасленной бумаги, в которую были завернуты бутерброды с ветчиной, и начал задумчиво жевать, — в них, пожалуй, больше истины, чем поэзии. Может статься, механизм решения новых проблем действует вообще без контроля сознания... Тьфу ты, пакость! Я тебе говорил, что Марта хочет посадить меня на эту новомодную жидкую диету?

— К чертям собачьим Марту! — взревел Хэнк. — Что там насчет бессознательного решения проблем?!

Арли неодобрительно насупился.

— Я всего-навсего пытаюсь объяснить, что, когда мы сознательно пытаемся найти решение нового вопроса, в действительности включается лишь механизм фокусировки внимания. Абсолютно новая проблема определяется как...

— ...проблема, с которой человек еще не сталкивался.

— Нет, не так. Типичная ошибка, — он покачал перед носом Хэнка пальцем-сарделькой (манера, которая обычно доводила того до бешенства). — Разве каждый незнакомый перекресток создает проблему для шофера? Абсолютно новая проблема — это не вариант или комбинация уже известных; попросту говоря, это та проблема, О СУЩЕСТВОВАНИИ КОТОРОЙ ЧЕЛОВЕК РАНЬШЕ И НЕ ПОДОЗРЕВАЛ.

— Ну, допустим. И что же из этого следует?

— А то, что к ней не подходит ни одна из интеллектуальных отмычек, которые дают жизненный опыт и образование! Ergo — с ней нельзя справиться на сознательном уровне. Логика сознания — все равно что тяжеловесный слон, которому надо совершить прыжок, достойный кенгуру. Хэнк, представь себя в ситуации, когда для спасения собственной жизни надо взлететь, как птица. Но человек не умеет летать! Что ты будешь делать?

— Не представляю, — мрачно ответил Хэнк.

— На самом деле все очень просто: надо взлететь.

— Ты же сам сказал, что люди не летают!

— Я сказал, что 1) ты не умеешь летать; 2) ты должен взлететь. Как ты действуешь? Цепляешься за 1), что вынуждает тебя отрицать 2). Как надо поступить? Ухватиться за 2), что автоматически отрицает 1). Видишь ли, многоопытное, логическое сознание заранее отвергает возможность решения задачи, поскольку известно, что человек не летает. Но подсознание-то не связано путами логики! Оно не оценивает задачу, оно просто ее решает.

— Вот так просто и решает?

— Ну, не совсем просто. Сначала подсознание должно запустить что-то вроде собственной вычислительной машины — назовем это механизмом интуиции. Интуиция есть колоссальная мощь при полном отсутствии дисциплины. Этакий всемогущий всезнайка, не контролируемый сознательным рассудком, гениальный, но чокнутый профессор... Нет, не так — ЧОКНУТЫЙ ПРОЦЕССОР! — и он с триумфом откинулся на спинку кресла.

— Ладно, — произнес Хэнк после продолжительного молчания. — Нам-то какая от этого польза, если мы не можем его контролировать?

— Какая польза? — Арли резко выпрямился. — Искусство! Наука! Вся современная цивилизация, наконец! Надеюсь, ты не станешь отрицать существование подлинных озарений? И когда-нибудь мы научимся вызывать их более эффективным способом, чем концентрация внимания, в надежде что случайно сработает матрица чокнутого процессора.

— Понимаю.

Помолчав, Хэнк добавил:

— Мне не слишком удобно напоминать о столь незначительной проблеме, но тем не менее: ты говорил о каких-то идеях относительно Арта Уиллоуби.

— Я как раз собирался перейти к Уиллоуби. Парень, несомненно, подвержен недугу, который школьные педагоги именуют неусидчивостью. На деле это недоразвитие сознательных механизмов концентрации внимания. Так что твоему подопечному приходится почти полностью полагаться на интуицию! Когда же она подводит, парень сдается и переходит к иному роду деятельности... или в иной колледж. С другой стороны, если уж интуиция включается, то результаты бывают блестящими. Судя по всему, твой феномен открыл для себя какой-то способ дополнительной стимуляции. Беда в том, что сам он этого процесса не сознает и, уж совершенно точно, не контролирует. Думаю, что скоро бедняга отключится. А когда проснется, не сможет бодрствовать столь длительное время. Поживем — увидим, — заключил Арли.

— Я уж точно намерен увидеть, — заявил Хэнк, вставая. — Хочешь взглянуть на него? Утром он сказал, что, кажется, немного устал. Я намерен скормить ему «чудовище» — новый стимулятор.

— А вдруг он сработает как снотворное? — ехидно осведомился Арли, выкарабкиваясь из кресла. Собеседник метнул на него испепеляющий взгляд.

— Принесите «чудовище»! — скомандовал Хэнк.

Палата, в которой поселили Арта, была завалена книгами, журналами и географическими картами. Поскольку держать в госпитале инструменты, рабочие или музыкальные, а также домашних животных было запрещено, испытуемый утешился изучением военного искусства Ганнибала Карфагенского. В данный момент Арт пытался извлечь истину из весьма неясных рапортов касательно бегства Ганнибала от римлян, но пришлось нехотя отложить фолиант и взять из рук Марджи небольшую белую капсулу.

— Вы полагаете, это меня возбудит? — с сомнением спросил он.

— Это просто не даст вам заснуть, — убедительным голосом проговорил Хэнк.

— Ну, не знаю... Я ведь объяснил, что не употребляю кофе и всякого такого. Полчашки — и у меня просто глаза лезут на лоб.

— Как, по-вашему, мы будем платить за проверку лекарства, — у Хэнка был уже совсем другой голос, — если вы отказываетесь его принимать?

— О... с этой точки зрения... Тогда конечно. Можно водички?

Марджи протянула ему полный стакан, смерив свое начальство нелестным взглядом. Арт проглотил капсулу и застыл с таким видом, будто ожидал, что она вот-вот взорвется у него в желудке. Этого, разумеется, не произошло, и он слегка расслабился.

— Когда оно подействует?

— Минут через пятнадцать.

Все четверо — испытуемый, Хэнк, Марджи и Арли — погрузились в ожидание. Через десять минут лицо Арта просветлело, и он объявил, что чувствует себя прекрасно. Через пятнадцать минут он был весел, игрив и чуть ли не приплясывал на месте.

— Ужжжасно извиняюсь, доктор, что немного струсил! Я не привык к стимуляторам, вы понимаете. А ваше «чудовище» — прелесть!

— Рад это слышать. Марджи, проверьте его реакции по тестам.

— Пррекррасное лекаррство! Настоятельно рррекомендую!

Марджи вывела пациента, и было слышно, как Арт скачет по коридору.

— Ну как? — спросил Хэнк у Арли.

— Посмотрим...

— ...И не вздумай отпираться, — упрямился Хэнк через полчаса, опустошая вторую чашку кофе. — Я слышал это собственными ушами. Ты сказал: если человек включит подсознание, он полетит как птица.

— Не совсем так. И к тому же, это всего лишь полемический прием, — защищался Арли. — Только потому, что я изложил фантастические идеи в научной форме, ты имеешь нахальство требовать от меня практических указаний. Разумеется, ни один человек НЕ МОЖЕТ летать.

— Нет уж! По твоей теории любой чокнутый, вроде Уиллоуби, непременно полетит, если нажмет соответствующую кнопку в мозгу.

— Че-пу-ха! НИКТО НЕ ПОЛЕТИТ!

Тут из коридора послышался бешеный цокот женских каблуков, и в кабинет ворвалась встрепанная Марджи. Несколько секунд она жадно хватала воздух, не в силах произнести ни слова.

— Что случилось? — завопил Хэнк.

— Арт... Ох, не могу! Он вылетел... — она никак не могла отдышаться, — вылетел в окно!

Хэнк наконец догадался предложить девушке свое кресло, в которое она с благодарностью упала.

— Че-пу-ха! — заявил Арли. — Иллюзия. Или... Постойте, это что — несчастный случай?

— Вы отдышались? Теперь по порядку, — потребовал Хэнк. Марджи перевела дух:

— Я посадила его за тесты, но никак не могла удержать на месте. Он болтал невесть что... О Квинте Фламинии, проблеме трех тел, соусе польской графини, семействе Си из отряда Ди, все одновременно... И вдруг выбросился в открытое окно!

— Выбросился?! — рявкнул Арли.

— Ну да... Лаборатория ведь на третьем этаже... — Марджи готова была разреветься.

Из дальнейших расспросов выяснилась следующая картина: Марджи бросилась к окну, с ужасом ожидая увидеть на асфальте распростертое тело, но вместо этого узрела Арта уцепившимся одной рукой за верхушку больничного дуба (радостно улыбаясь, он раскачивался взад-вперед). Она поклялась, что ближайшая ветка упомянутого дуба не ближе восьми футов от окна лаборатории, из которого Арт выбросился, вылетел или выпал.

— Так. И что же дальше? — вопросил Хэнк.

Марджи поведала, что пациент издал парочку воплей в духе Тарзана и, непринужденно спрыгнув на землю, помчался по газонам в северо-восточном направлении, то есть в сторону города. Его расстегнутая рубаха развевалась на прохладном весеннем ветерке, и он время от времени подпрыгивал, высоко взлетая в воздух (явно от переизбытка энергии), пока не скрылся из виду.

— Догнать!

И все трое бросились бегом по лестнице и дальше к служебной автостоянке, где Хэнк держал свой автомобиль.

Первый след обнаружился на стоянке такси рядом с госпиталем. Скучающий таксист припомнил, что какой-то чудик сел в машину с фирменными знаками его компании. Водитель по радио навел справки об уехавшей машине: пассажир направился к городскому банку.

— В банк!

Арт побывал в банке и ушел, оставив после себя легкое смятение: вице-президент собственной персоной выдал странному клиенту ссуду в размере 268 долларов 80 центов наличными и теперь никак не мог понять, почему он это сделал. Притом посетитель, собственно, не был клиентом, поскольку не имел банковского счета... У вице-президента, тем не менее, создалось впечатление, что банковский кредит пойдет на великие дела — изыскания в области физики, насекомых, Ганнибала и издание энциклопедии. В число великих дел странным образом затесались французское шампанское и форель а-ля гурмэ, и Хэнк опять навел по телефону справки: такси, в котором ехал Арт, находилось в пути к самому крупному магазину по продаже спиртных напитков.

— В магазин!

Там они узнали, что Арт приобрел с витрины рекламную бутыль французского шампанского (вместимостью в полгаллона) и объявил, что направляется прямиком в ресторан. Таксопарк ничем не мог помочь: водитель только что уведомил диспетчера, что больше не намерен отвечать на вызовы. Ничего не оставалось, кроме как проверить лучшие из ближайших ресторанов. Беглец обнаружился в четвертом — пышном заведении под претенциозным названием «Calice d'Or»: сидя в одиночестве за большим круглым столом, на котором громоздились новенькие, отсвечивающие золотыми корешками тома энциклопедии, он с видимым наслаждением ел и пил. Ел он, как впоследствии выяснилось, форель под соусом «графиня Валевска», а запивал шампанским из огромной бутыли, торчащей из серебряного ведерка и охлажденной во льду.

— Хей-хо! — взвыл пациент, завидев знакомую компанию, и воздел над головой объемистый фужер. — Шампанского для моих друзей! За пилюлю доктора Рэппа!

— Вы, — сухо сказал Хэнк, — немедленно возвращаетесь в госпиталь!

— Че-пу-ха! П'дать всем бокалы! За нашу др'жбу!

— Боже мой, Арт! — вскричала Марджи.

— Вдребезги, — прокомментировал Арли.

— Ничего подобного! — запротестовал Арт. — У меня пр'светление! То есть озарение! Гениальное предвидение! Все знаю и все п'нимаю! Знаете ли вы, доктор, что пышные кущи науки произрастают из единственного корня?

— Марджи, вызовите такси, — распорядился Хэнк.

— Энциклопедия, брызги шампанского — ведь это, в сущности, одно и то же!

— Вам помочь, сэр? — спросил Хэнка озабоченный официант.

— Да, необходимо увести его отсюда.

— Все дороги ведут к знанию! Даже невежество, если задуматься...

— Понимаю, сэр... Нет, он уплатил вперед.

Арт заметил Арли.

— Разве ВАМ не хочется разговаривать на трех тысячах четырехстах семидесяти одном языке?

— Ну конечно, разумеется, — увещевающе произнес тот.

— Когда я был ребенком, — пригорюнился Арт, — я играл как дитя, я мыслил как дитя. Довольно! Я возмужал...

— А вот и юная леди, сэр!

— Да, но кто же позаботится о бедном еноте?!

— Машина у дверей, доктор!

— Порядок. А ну, понесли!

Хэнк и Арли подхватили своего подопечного под руки и ухитрились вытянуть его из-за стола.

— Нам туда, — сказал Хэнк, разворачивая Арта в сторону выхода.

— Вселенная, — немедленно откликнулся тот. Помолчав, он резко переломился в пояснице, чуть не рухнув на Хэнка, и таинственно шепнул ему прямо в ухо: — Всего два дюйма в поперечнике!

— Подумать только, — прокряхтел Хэнк.

— Держись за них покрепче, Арт, тогда не упадешь, — озабоченно сказала Марджи. Испытуемый вздрогнул и с некоторым трудом сфокусировал взгляд на ее хорошеньком личике.

— Ах, это ты... Единственная настоящая женщина во Вселенной! Единственная из бледных подобий общим числом четыре, запятая, семь в степени... впрочем, это неважно. Я тебя люблю. Давай поженимся. Вторник будущей недели, в три часа у мэрии, надень голубое.

Глаза и ротик Марджи широко раскрылись.

— Откройте дверь, официант! — распорядился Хэнк.

— Сию минуту, сэр.

— Немедленно продайте акции «Вихоук Кэннери», — посоветовал Арт официанту. — Развал производства. Крах через десять дней.

Хэнк и Арли с немалым трудом разместили свой груз на заднем сиденье такси — под ногами путался официант, вопрошая, откуда известно, что он купил акции именно... Марджи протиснулась туда же.

— А! Вот и ты, дорогая! Первый сын — Чарльз, голубые глаза, рыжие волосы. Второй сын — Вильям...

— Я пришлю кого-нибудь за энциклопедией, — сказал Хэнк официанту, захлопывая дверцу машины.

— Ну и дела, — наконец высказался официант, долго смотревший вслед такси. — Никогда не видел ничего подобного. А ты? — обратился он к швейцару.

— Я никогда не видел, чтобы парень с ведром шампанского в брюхе продолжал держаться на ногах, — философски заметил швейцар.

— ...И что самое ужасное, Марджи действительно намерена выйти за него замуж, — сообщил Хэнк (они с Арли, как обычно, сидели в его кабинете, после бурных событий прошло два дня).

— А что, собственно, в этом плохого?

— Как — что плохого? Ты лучше взгляни на это! — Хэнк махнул рукой в сторону некоего объекта, покоящегося на середине стола.

— Я уже видел.

Тем не менее, они еще раз осмотрели устройство. С виду оно представляло собой обычный телефонный аппарат, снабженный шнуром с вилкой на конце. Вилка была подключена к гнезду небольшого пластмассового ящичка, размером с плавленый сырок, заполненного путаницей проводков и деталей, варварски выдранных из дешевого портативного радиоприемника. Сам ящичек не был подключен ни к чему.

— Какой номер... Дай Бог памяти... Ага! — Арли поднял телефонную трубку и набрал серию цифр. Затем он положил трубку на стол, чтобы они оба могли послушать. Из трубки раздался треск, затем тихий, но отчетливый официальный голос сообщил:

— ...Восемь часов сорок семь минут. Прогноз погоды: температура 18 градусов выше нуля, ветер западный, порывистый, до 8 миль в час. Сегодня на Аляске...

Арли вздохнул и положил трубку на место.

— Когда мы привезли Арта сюда, — продолжил Хэнк, — его вконец развезло. За сорок минут — до того как окончательно вырубиться — он сооружает эту... банку с электронной начинкой, туда ухитряется втиснуть впятеро больше, чем должно бы там поместиться. Через семь часов он просыпается, свежий, как будто ничего не произошло. Ну и что я должен с ним делать? Пристрелить, что ли? Ты хоть понимаешь, что ответственность за род человеческий теперь лежит на мне?! О Марджи я уж и не говорю...

— Сейчас он пришел в себя?

— Да, но ведь надо что-то делать...

— Гипноз.

— Ну, сел на любимого конька! Не понимаю, каким образом твой гипноз...

— Мы должны прервать прямую связь его рассудка с механизмом интуиции. В норме между ними толстая стена, но в данном случае — лишь тонкая перегородка. Недосып и чудовищная сверхстимуляция привела к тому, что он буквально проломился насквозь, приказав своему процессору — решай! И этот чокнутый процессор тут же услужливо выдал готовое решение.

— Тем не менее, мне кажется, что его лучше пристрелить...

— Клятва Гиппократа...

— Не тебе об этом напоминать! Ну хорошо. Я не могу его пристрелить. Сказать по правде, мне даже не хочется этого делать. Но, Арли, что будет со всеми нами? Я собственными руками создал человека, который, если ему взбредет в голову, может переставить обе Америки на место Антарктиды — но при этом он не способен заниматься одним делом более пяти минут кряду. Как врач, я несу ответственность за своего пациента — и в то же время обязан защитить от него человечество!

— Хватит болтать об ответственности! Ты просто должен вернуть его в прежнее состояние, вот и все.

— И никаких чудес?

— Никаких. Ну, разве парочка-другая по ошибке.

— Нет, все-таки милосерднее его пристрелить... Хорошо, — вздохнул Хэнк. — Пошли.

Арт сидел в кресле, задумчиво вперив взор в пространство. Книги и карты его больше не интересовали.

— Доброе утро, Арт!

— Что? А, привет! Уже пора идти на тесты?

— Э... Мы проведем их здесь, — сказал Арли. Он вытащил из кармана небольшую коробочку, увенчанную картонным диском с изображением черно-белой спирали, поискал розетку и подключил: диск начал постепенно разгоняться. Приборчик он поставил на стол.

— Я хочу, Арт, чтобы ты внимательно следил за диском.

Арт старательно ел его глазами.

— Что ты видишь?

— Кажется, будто глядишь в туннель.

— Действительно. А теперь представь себе, что тебя затягивает в этот туннель. Затягивает... тянет... тянет вниз... быстрее... быстрее...

Арли говорил тихим убедительным голосом еще минуты полторы, после чего Арт обмяк в кресле, погрузившись в транс. И тогда Арли подверг его жесткому допросу.

— И каким же образом приходят эти ответы?

— Как вспышка. Ослепительная вспышка.

— Ты всегда находил ответы подобным образом?

— Не всегда. Но теперь это случается все чаще.

— Хорошо. Теперь слушай внимательно. Ты уже взрослый, и пора избавиться от этих вспышек. Люди всегда перерастают эти вспышки. Ты понял? Ты ведь сам это знаешь, правда?

— Да, — ответил Арт после краткой паузы.

— Ты перерос эти вспышки. Других не будет. Тебе пора стать взрослым. Ты ВЗРОСЛЫЙ. Ты будешь думать как взрослый. ЛОГИЧЕСКИ. Повтори.

— Я буду думать как взрослый. Логически.

Арли продолжал внушение еще несколько минут и затем вывел пациента из транса, не забыв заложить в его мозг приказ немедленно обратиться за помощью к нему, Арли, буде подобное хоть раз повторится.

— Привет, доктор, — сразу же обратился к Хэнку проснувшийся. — Послушайте, вы еще долго намерены меня здесь держать?

Хэнк растерянно ухмыльнулся.

— А что, ты так торопишься уйти?

— Право, не знаю, — Арт с энтузиазмом потер руки, — но мне кажется, что уже пора приниматься за работу. Наладить жизнь, остепениться. Ведь на будущей неделе я стану женатым человеком!

— Ну, раз так, мы отпустим тебя сегодня, — с облегчением вымолвил Хэнк.

Арт переступил порог своего жилища, тихо прикрыл дверь, снял кожаную куртку и повесил ее на вешалку. Комната ничуть не изменилась — словно он вышел полчаса, а не десять дней (и каких дней!) назад. Енот по-прежнему сладко спал в мусорной корзине. Вид у него был довольно упитанный: хозяйка явно позаботилась о маленьком постояльце (все эти дни Арт ощущал определенные угрызения совести при мысли о еноте). Однако комната почему-то кажется меньше... Он улыбнулся, нашел листок бумаги и карандаш и привычно сел за стол. Полуденное солнце, добравшись наконец до щели в жалюзи, пронзило комнату насквозь.

— Черт бы тебя подрал! — пробормотал ослепленный Арт, поднимая руку. — С этим солнцем надо что-то делать!

Рука застыла на полпути. Он опять улыбнулся и отыскал в ящике массивные ножницы. Аккуратно подрезав жалюзи снизу, он вынул планку и вставил на место отсутствующей. Все еще продолжая улыбаться, он взял карандаш и изобразил пылающее сердце, украшенное именем Марджи в левом верхнем углу листка. Карандаш передвинулся ниже и на мгновение застыл.

Затем Арт начал чертить. Он чертил устройство, имеющее целью защитить его глаза от солнца. В качестве побочной функции оно заодно могло сотворить полусферический щит диаметром до 10 миль, уберегающий целый город от любых погодных катаклизмов. Материалом для защитного купола должна была послужить тончайшая пленка из карбодиоксида, что создает пузырьки в шампанском, поддерживаемая магнитными силами, источником которых служили бы три тела с мощным энергетическим зарядом, вращающиеся вокруг центральной оси купола по специфическим траекториям (их прообраз можно обнаружить в структуре крыла представителей семейства Syrifidae отряда Diptera). Он продолжал улыбаться.

Но теперь это была задумчивая, мудрая улыбка. Хэнк и Арли, конечно, правы: он всегда порхал от одной интеллектуальной забавы к другой, как бабочка с цветка на цветок. Но все же и у него всегда было одно полезное достоинство: никому и никогда не удавалось его загипнотизировать... И все-таки они правы — он уже взрослый человек, скоро ему придется содержать семью. Так что с игрой в чудеса покончено, это опасные игры. Настоящее чудо требует серьезной работы — и Арт был намерен взяться за дело.