"Наркотик времени" - читать интересную книгу автора (Дик Филип)

Глава 5

Вечером, когда Эрик Свитсент вернулся из поездки в Вашин-35 в свое жилище неподалеку от Диего, он обнаружил, что его жена уже здесь. Встреча была неизбежной.

– А вот и мы! – встретила его Кэти, когда вошел в комнату. – И что же ты делал на своем Maрсе целых два дня? Баловался своим кольцом или задирал соседских мальчишек и девчонок? Или выставлял картины Тома Микса? – Кэти расположилас со стаканом в руке в центре кушетки, ее волосы были зачесаны назад, что придавало ей вид почти подростка. Простое черное платье позволяла видеть ее длинные стройные ноги. На каждом ногте ее босых ног была изображена – он наклонился, чтобы получше рассмотреть, – сцена из жизни Нормана Завоевателя. На ногтях мизинцев изображение было настолько мелким, что различить что-либо ему не удалось; он пошел повесить на место пиджак.

– Мы убегали от войны, – сказал он.

– В самом деле? С Филис Акерман? Или еще с кем-нибудь?

– Там было много народу. Не только я и Филис. – Он задумался, что бы сделать на обед. Его желудок был пуст и уже напоминал о себе. Однако пока никаких болей. Возможно, они появятся позже.

– Почему я не была приглашена, в чем-нибудь провинилась? – ее голос прозвучал резко, как удар хлыста, заставив его внутренне съежиться. Каждая его клетка противилась и боялась предстоящего столкновения. У Кэти, похоже, не было другого выбора, кроме как пойти напролом, она так же, как и он, была загнана в угол.

– Я не знаю, – Он отправился на кухню, чувствуя себя слегка пришибленным, как будто Кэти своим выпадом притупила все его чувства. Множество подобных столкновений научили его защищаться почти на соматическом уровне. Только мужья со стажем, опытные и уставшие от жизни, владеют этим искусством. Новички… они прислушиваются к сигналам промежуточного мозга, и им труднее.

– Я жду ответа, – сказала Кэти, появившись в дверях. – Почему меня не пригласили?

Боже, как привлекательна его жена; под ее черным платьем не было больше ничего, и каждая выпуклость была ему маняще знакома. Но где же такая знакомая ему мягкая и податливая душевность, дополняющая когда-то эту внешнюю осязаемую оболочку? Проклятие рода Свитсентов, как он называл это про себя, достигло в ней своей высшей точки; рядом с ним находилось создание, которое физиологически представляло собой воплощение совершенства, а духовно…

Когда-нибудь ее жесткость, ее негибкость переполнят ее, окаменеет ее роскошное тело, и что потом? Ее голос уже затронут этим процессом, он совсем не тот, что был еще несколько лет, даже несколько месяцев назад. “Бедная Кэти, – подумал он, – когда леденящее дыхание сил смерти достигнет твоего чрева, твоих грудей, твоих бедер и ягодиц и самого сердца – а оно уже в твоем сердце, – ты уже не будешь женщиной. А этого ты не переживешь. Что бы ни делал я или кто-нибудь другой”.

– Тебя не взяли потому, что ты невыносима, – сказал он.

Ее глаза широко открылись, на мгновение они наполнились тревогой, смешанной с удивлением. Она! не поняла. В это короткое мгновение она снова стала) просто человеком.

– Как и теперь, – сказал Эрик. – Так что оставь меня в покое, я хочу приготовить себе что-нибудь поесть.

– Пусть Филис Акерман тебе приготовит, – сказала Кэти. Почти интуитивно, каким-то женским чутьем она догадалась о его легком намеке на флирт с Филис во время полета на Марс. И на самом Марсе…

Он сознавал, что при всех своих сверхъестественных способностях Кэти не могла быть абсолютно уверенной в своих догадках, и оставался спокоен. Повернувшись к ней спиной и не замечая ее, Эрик начал методично разогревать холодного цыпленка в микроволновой печи.

– Угадай, чем я занималась в твое отсутствие, – сказала Кэти.

– Нашла себе любовника.

– Я попробовала новый галлюкогенный наркотик. Мне дал его Крис Плаут. У нас была вечеринка у него на квартире, и не кто иной как всемирно известный Марм Хастингс, тоже был там. Он пытался приставать ко мне, когда мы все накачались наркотиками, и это было… это было что-то.

– В самом деле? – спросил Эрик, освобождая себе место за столом.

– Я обожаю чувствовать в себе его ребенка.

– Обожаю чувствовать! Ну и грамматика. – Попавшись в расставленную ловушку, он повернулся к ней. – Ты с ним…

– Кэти улыбнулась.

– Возможно, это была галлюцинация… Впрочем, я так не думаю. И я скажу тебе, почему: когда я пришла домой…

– Пощади меня! – Эрик заметил, что его трясет.

В гостиной мелодично зазвучал видеофон.

Эрик подошел и, подняв трубку, увидел на маленьком сером экране знакомое лицо человека по имени капитан Отто Дорф, военного советника Джино Молинари. Дорф тоже был в Вашин-35, обеспечивая безопасность. Это был человек с тонким ху-дым лицом и грустными близко посаженными глазами, человек всецело посвятивший себя защите Секретаря.

– Доктор Свитсент?

– Да, – произнес Эрик, – но я…

– Часа вам хватит? Мы собираемся послать за вами вертолет к восьми часам по местному времени. – Часа будет достаточно, – ответил Эрик, -

соберу вещи и буду ждать вас на выходе из моет дома.

Закончив разговор, он вернулся на кухню.

– Боже мой, Эрик, неужели мы не можем поговорить? – сказала Кэти. – Эрик, дорогой… – она присела к столу и обхватила голову руками. – У меня ничего не было с Мармом Хастингсом; он действительно хорош, и я приняла наркотик, но…

– Послушай, – прервал ее Эрик, не переставая готовить свой обед, – мы уже обо всем договорились сегодня в Вашин-35. Вирджил хочет, чтобы я принял это предложение. У нас был долгий и спокойный разговор. Сейчас я больше нужен Молинари, чем Вирджилу. Я всегда могу помочь Вирджилу, если появится необходимость пересадить какой-нибудь орган, но жить я буду в Чиенне, – он добавил: – Я призван на военную службу, с завтрашнего дня я врач вооруженных сил ООН при Джино Молинари. Ничего изменить я уже не могу, Молинари подписал приказ о моем назначении прошлой ночью.

– Зачем? – Она с ужасом посмотрела на него.

– Чтобы избавиться от всего этого. Пока один из нас…

– Я не буду больше транжирить деньги.

– Идет война. Людей убивают. Молинари болен и нуждается в медицинской помощи. Будешь ты транжирить деньги или нет…

– Но ты ведь сам попросился на эту работу? Помедлив, он произнес:

– Действительно, я сделал это сам. Упрашивал его со всем жаром, на который был только способен.

Теперь она взяла себя в руки; самообладание вернулось к ней.

– И сколько тебе будут платить?

– Много. И я буду продолжать получать жалование в ТМК.

– Можно как-нибудь устроить, чтобы я поехала с тобой? 1

– Нет. Он это предвидел.

– Я всегда знала, что ты бросишь меня, когда ты наконец добьешься успеха. Ты всегда пытался отделаться от меня, с тех самых пор когда мы только познакомились. – Глаза Кэти наполнились слезами. – Послушай, Эрик, я боюсь, что этот наркотик, который я попробовала, сделает меня наркоманкой. Я ужасно беспокоюсь. Ты просто не представляешь себе, что это такое. У меня нет ни малейшего понятия, откуда он взялся, может быть с Земли, а может и с Лилистар. Что, если я не смогу остановиться? Что, если из-за твоего отъезда…

Склонившись, он обнял ее за плечи.

– Тебе следует держаться подальше от этих людей, я столько раз тебе это говорил… – Совершенно бесполезно разговаривать с ней; он отчетливо осознавал, что ждет их обоих. У Кэти было оружие, которое она могла использовать, чтобы вернуть его обратно. Без него она погибнет, связавшись со всеми этими Плаутами и Хастингсами; оставить ее – значит еще ухудшить ситуацию. Болезнь, которая впиталась в них за долгие годы, невозможно победить простым актом, который он задумал; только там, в марсианской Стране детства, он смог себя обмануть.

Он перенес ее в спальню и осторожно положил на кровать.

– Ах, – сказала она. – О, Эрик… – Она вздохнула. И все-таки он не мог. Этого тоже. Понурившись, он отодвинулся и сел на край кровати.

– Я должен уволиться из ТМК, – сказал он после паузы. – Ты должна с этим согласиться. – Он погладил ее волосы. – Молинари очень плох; можете быть, я ничем не помогу, но попытаться необходимо Понимаешь?

– Ты лжешь, – сказала Кэти.

– В чем? – он продолжал гладить ее волосы, но; уже чисто механически.

– Если бы это была настоящая причина, ты бы не отказался заняться со мной любовью сейчас, – Она застегнула платье. – Тебе наплевать на меня, – ее голос приобрел решительность. Ему был знаком этот. тихий, бесцветный голос. Всегда этот барьер, через который не пробиться. На этот раз он решил не терять время на бесплодные попытки, он просто продолжал поглаживать ее и думал: “Что бы с ней не случилось, это будет на моей совести. И она тоже это знает. Она лишена этого груза ответственности, и для нее это самое худшее. Никуда не годится, не способен заниматься с ней любовью”.

– Мой обед готов, – сказал он, вставая. Она села.

– Эрик, я отплачу тебе за то, что ты меня бросаешь, – Она разгладила платье, – Ты понимаешь?

– Да, – ответил он и пошел на кухню.

– Я посвящу этому всю жизнь, – сказала Кэти из гостиной. – Теперь у меня есть цель в жизни. Это просто замечательно, наконец-то обзавестись собственной целью, это возбуждает. После всех этих бессмысленных гадких лет с тобой. Я как будто заново родилась.

– Желаю удачи!

– Удачи? Мне не нужна удача, мне необходимо умение, и я думаю, что оно у меня есть. Я многое узнала, когда была под воздействием этого наркотика. Жаль, что я не могу тебе этого рассказать, это просто невероятно, Эрик, этот наркотик полностью меняет восприятие мироздания и особенно людей. После этого ты уже не можешь воспринимать их по-старому. Тебе следовало бы попробовать. Тебе бы это здорово помогло.

_ Мне, – произнес он, – уже ничто не поможет.

Его слова прозвучали для него как эпитафия.

Он почти закончил собираться – и уже давно кончил обедать, – когда в дверь позвонили. Это был Отто Дорф со своим военным вертолетом, и Эрик хладнокровно направился открывать дверь.

Окинув взглядом квартиру, Дорф спросил:

– У вас была возможность проститься с женой, доктор?

– Да, – кивнул он. – Она уже ушла, Я один. – Он закрыл чемодан и направился с ним к двери. – Я готов. – Дорф взял второй чемодан и они пошли к элеватору. – Ей это не очень понравилось, – обратился он к Дорфу, поднимаясь вверх.

– Я не женат, доктор, – ответил Дорф. – Мне это незнакомо. – Он был корректен и официален.

В вертолете их поджидал еще один человек. Когда Эрик спустился по ступенькам, он протянул руку.

– Рад видеть вас, доктор, – Затем из полутьмы салона он объяснил: – Я Гарри Тигарден, начальник медперсонала при Секретаре. Очень рад, что вы к нам присоединились; Секретарь меня не предупредил, но это неважно, он часто действует импульсивно.

Эрик пожал протянутую руку, его мысли все еще были о Кэти.

– Свитсент.

– Как вам показалось состояние здоровья Молинари при встрече?

– Он кажется очень усталым. – Он умирает, – сказал Тигарден. Взглянув на него, Эрик спросил:

– От чего? В наше время, когда можно заменить любой орган,…

– Я знаком с современной хирургией, уверяю вас, – сухо ответил Тигарден. – Вы же видели, как он склонен к фатализму. Очевидно, он хочет был наказан за то, что втянул нас в эту войну. Тигарден помолчал, пока вертолет поднимался в ночное небо, Затем он продолжил: – Вам не приходило в голову, что Молинари организует наше поражение? Что хочет нашего поражения? Я не думаю, что даже самые яростные его политические противники когда-нибудь осмелились бы на такую идею. Причина, по которой я говорю вам это, заключается в том, что у нас нет времени. Именно сейчас, когда я разговариваю с вами, Молинари страдает от сильнейшего приступа острого гастрита, или того, чем вам больше нравится это называть. С того самого времени, когда вы отдыхали в Вашин-35, он не встает с постели.

– Внутреннего кровотечения нет?

– Пока нет. А может быть и есть, но Молинари просто не говорит нам об этом. На него это похоже. По натуре он очень скрытен. И никому не доверяет.

– Вы уверены в отсутствии злокачественных образований?

– Мы не смогли обнаружить ни малейших при-: знаков. Но Молинари не дает нам провести все анализы, которые нам необходимы. Слишком занят. Подписывание документов, составление речей, законопроектов для представления в ООН, Он пытается все сделать сам. Он просто не может делить свою власть. Когда это все-таки случается, он образует несколько перекрещивающихся организаций, которые тут же начинают конкурировать. Это его способ обезопасить себя. – Тигарден с любопытством посмотрел на Эрика; что он вам говорил в Вашин-35?

– Не слишком много, – он не собирался раскрывать содержание этой беседы, Молинари без сомнения говорил исключительно для него. В действительности, Эрик понимал, что здесь была главная причина его появлений в Чиенне. У него было нечто, что он мог предложить Молинари и чего не могли другие доктора, достаточно необычное предложение со стороны врача…, интересно, как бы отреагировал Тигарден, если бы он ему сказал. Скорее всего – и с полным основанием, – посадил под арест, И расстрелял.

– Я знаю, в чем причина вашего появления у нас, – сказал Тигарден. Эрик хрюкнул:

– Знаете? – он в этом сомневался.

– Молинари просто следует своей инстинктивной склонности. Он осуществляет двойную проверку, вводя свежую кровь в наш организм. Мы не против; мы даже признательны – слишком много работы здесь. Вы конечно знаете, что у Секретаря громадная семья, даже больше, чем у Вирджила Акермана, вашего прежнего нанимателя.

– Кажется, я где-то читал, что у него три дяди, шесть двоюродных братьев, тетка, сестра, старший брат, который.,.

– И все они живут вместе с ним в чиеннской резиденции, – сказал Тигарден. – Как правило там. И все они толкутся возле него, пытаясь урвать себе кусок получше – пищу, помещение, слуг, – вы понимаете. Кроме этого, – он помедлил, – есть еще и любовница.

Этого Эрик не знал. Об этом никогда не упоминалось, даже во враждебной Секретарю прессе. – Ее имя Мэри Райнске, Они встретились незадолго до смерти его жены. Официально Мэри числится его личным секретарем. Мне она нравится, многое сделала для него как до, так и после жены. Без нее его, возможно, уже не было бы в живых. Лилистарцы ненавидят ее… Собственно, я даже не знаю почему. Возможно, я чего-то не знаю.

– Сколько ей лет?

– Секретарю, как показалось Эрику, было далеко за сорок или немного за пятьдесят.

– Молода, насколько это только можно себе представить. Подготовьтесь к встрече, доктор, – Тигарден усмехнулся. – Когда она появилась здесь, она училась в колледже и подрабатывала по вечерам машинисткой. Возможно, она принесла ему какой документ… никто не знает наверняка, но они действительно познакомились благодаря ее работе.

– С ней можно разговаривать о его болезни?

– Безусловно. Она именно тот человек – единственный человек, – который способен убедить его принять фенобарбитал, а если необходимо, и пасабамат. Фенобарбитал, видите ли, делает его сопливым, а пасабамат сушит рот. Так что он просто их выбрасывает, и все тут, Мэри может его заставить! Она итальянка. Как и он. Она может прикрикнуть на него, как это делала его мама, когда он был ребенком… или сестра, или тетка; они все кричат на него, и он это терпит, но не слушает никого, кроме Мэри. Она живет в засекреченной квартире в Чиснне за двойным кордоном людей из секретной полиции – ее охраняют от лилистарцев. Молинари страшится дня, когда они… – Тигарден осекся.

– Они что?

– Убьют или искалечат ее. Или лишат ее мыслительных способностей, превратят в безмозглое растение. У них в запасе множество различных способов, и они могут выбрать любой из них. Вы не ожидали, что наши отношения с союзниками настолько натянуты? – Тигарден улыбнулся. – Вот так они обращаются снами, наши высокоразвитые союзники, по сравнению с которыми мы просто блохи. А теперь вообразите, как будут обращаться с нами наши враги, риги, если они прорвут нашу оборону и вторгнутся сюда.

Некоторое время они сидели молча, никто не решалея начать разговор.

– Что, по-вашему, произойдет, если Молинари выйдет из игры? – произнес наконец Эрик.

– Ну, возможны только два исхода. Или найдется кто-нибудь, настроенный более пролилистарски, или нет. Ничего другого не случится; а почему вы спросили об этом? Вы думаете, мы можем потерять нашего пациента? В этом случае, доктор, мы потеряем не только работу, но возможно и жизнь. Единственное оправдание вашего существования, как и моего, заключается в поддержании жизнеспособности одного грузного итальянца среднего возраста, который живет в Чиенне, Вайоминг, со своей громадной семьей и восемнадцатилетней любовницей, страдает желудочными болями и обожает закусить на ночь чем-нибудь легким, вроде жареных на масле гигантских креветок с горчицей и хреном. Не знаю, что вам там наговорили или что вы подписали, но вам еще долго не придется вставлять эти ваши искусственные органы в Вирджила Акермана; у вас просто не будет времени, потому что поддержание жизни Молинари – ото задача, которая потребует всего вашего времени, – Тигарден казался раздраженным и вместе с тем расстроенным; его голос в темноте кабины звучал отрывисто.

Я сыт этим по горло, Свитсент. У меня нет своей жизни, только жизнь Молинари. Меня тошнит от бесконечных лекций на любую тему и вопросов о том, что я думаю о контрацепции или о пробеме приготовления грибов, или Бег знает о чем и что бы я сделал, если бы, и так до бесконечности. Как диктатор – а вы ведь понимаете, что он диктатор, только мы все избегаем этого слова, – он исключение. Во-первых, он, возможно, величайший политический стратег в мире. Как бы иначе ему у подняться до поста Генерального секретаря ООН? На это у него ушло двадцать лет непрерывной борьбы. Он вытеснил всех политических оппонентов на Земле. Затем он вляпался в эту историю с Лилистар: Это называется внешней политикой. Во внешней политике великий стратег потерпел неудачу, потому что здесь его мозг заклинило. Знаете, как это называется? Некомпетентность, Всю жизнь Молинари потратил на овладение искусством посильнее заехать коленом в пах своему противнику, а с Френекси надо было придумать что-то другое. Он действует здесь не лучше любого из нас, а может быть и хуже.

– Я понимаю, – сказал Эрик.

– Но он идет напролом, он блефует. Он подписал Договор о Мире, который привел нас к войне, И вот здесь-то Молинари и отличается от всех разжиревших, напыщенных диктаторов прошлого. Он взял ответственность на себя. Он не отправил в отставку министра иностранных дел и не расстрелял кого-нибудь из своих советников. Он сделал это сам, и он это знает. И это его убивает, дюйм за дюймом, день за днем. Начиная с живота. Он любит Землю, любит ее людей, всех, чистых и грязных, любит эту компанию своих вороватых родственников. Он расстреливает людей, сажает их под арест, но делает это против воли, Молинари сложный человек, доктор. Настолько сложный, что…

Дорф сухо вставил:

– Смесь Рузвельта и Муссолини.

– Он с каждым человеком ведет себя по-разному, – продолжал Тигарден. – Боже, он делает настолько гнусные вещи, настолько отвратительные, что волосы встают дыбом. Он вынужден их делать. О некоторых из них никогда не узнают, о них вынуждены молчать даже его враги. И он страдает от всего этого. Вы когда-нибудь встречали человека, который действительно берет на себя ответственность за все свои поступки? Встречали? А может ваша жена?

– Наверное нет, – ответил Эрик.

– Если бы вы или я по-настоящему приняли на себя моральную ответственность за все, что мы натворили за свою жизнь, мы умерли бы на месте или тронулись. Живые существа не приспособлены для осознания того, что они делают. Взять хотя бы животных, на которых мы ездим или которых мы едим. Когда я был ребенком, я каждый месяц должен был выезжать травить крыс. Вы никогда не видели, как умирает от яда животное? И не просто одно, а целые толпы, месяц за месяцем. Я не чувствовал этого Стыд, вину. К счастью, эти чувства не включались, иначе я не смог бы продолжать. Так происходит и со всеми людьми. Со всеми, кроме Мола. Как они его называют. – Тигарден добавил: – Линкольн и Муссолини. Мне приходит мысль о Другом, жившем почти две тысячи лет назад.

– Первый раз, – сказал Эрик, – я слышу, что кто-то сравнивает Джино Молинари с Христом. Даже его рабская пресса до этого не додумалась.

Возможно, это объясняется тем, – произнес Тигарден, – что вы впервые говорите с человеком из тех, кто находится рядом с Молом двадцать четыре часа в день.

– Смотрите не скажите о своем сравнении Мэри Райнеке,– сказал Дорф,– она скажет, что он ублюдок. Свинья в кровати и за столом, похотливый пожилой человек, раздевающий тебя взглядом, чье место в тюрьме. Она терпит его… из милосердия.

Дорф коротко рассмеялся.

– Нет,– возразил Тигарден,– Мэри этого не скажет… разве что она будет в плохом настроении, за все время случалось с ней раза три. Я не представляю, что бы она сказала, возможно, не стала бы говорить ничего. Она просто принимает его таким, каков он есть; она пытается его улучшить, но да если у нее это не выходит – а он сопротивляется, – она по-своему его любит. Встречали вы когда-нибудь этот особый тип женщин, которые видят в вас воможность? И с ее помощью…

– Да,– прервал Эрик. Ему захотелось сменить тему разговора; это заставляло его думать о Кэти. А он этого не хотел.

Вертолет продолжал свой полет к Чиенне.

Лежа в кровати в своей спальне и еще не вполне проснувшись, Кэти наблюдала за тем, как утренние. лучи расцвечивали пестрое убранство комнаты, выхватывая один за другим такие знакомые за время супружеской жизни предметы и цвета. Здесь, где она жила, Кэти не оставляло устойчивое ощущение реальности прошлого, запутавшегося в нагромождении вещей из различных периодов ее жизни: старинная лампа из Новой Англии, комод из редкого сорта клена – настоящего “птичьего глаза”, горка Неплевит… Она лежала с полуоткрытыми глазами и перебирала в памяти все эти предметы и обстоятельства, связанные с их приобретением. Каждый был триумфом в борьбе с конкурентами; не было большим преувелечением относиться к ее коллекции как к кладбищу, над которым витали призраки поверженных соперняков-коллекционеров. Она ничего не имела против их присутствия в своем доме, в конце концов, она ведь оказалась сильнее их.

– Эрик,– сонно позвала она,– ради Бога, встань и поставь кофе. И вытащи меня из кровати. Хочешь – расталкивай, хочешь – уговаривай.– Она повернулась к нему, но рядом никого не было. Она мгновенно проснулась. Затем встала и дрожа от холода направилась к шкафу за одеждой.

Кэти пыталась натянуть на себя легкий серый свитер, когда неожиданно почувствовала, что за ней кто-то наблюдает. Пока она одевалась незнакомец стоял в дверях, наблюдая за ней и не делая ни малейшей попытки объявить о своем присутствии; он откровенно наслаждался зрелищем ее переодевания. Теперь он приосанился и произнес:

– Миссис Свитсент?

На вид ему было лет тридцать, его глаза на чернявой роже с грубыми чертами не обещали ничего хорошего. В добавок он был одет в тускло-серую униформу, и она сразу поняла – это сотрудник секретной полиции Лилистар, действующей на Земле. Это было ее первое знакомство с этой службой.

– Да,– почти беззвучно подтвердила она. Кэти продолжала одеваться, сидя на кровати, она натягивала туфли, не отводя от него взгляда.– Я Кэти Свитсент, жена доктора Эрика Свитсента, и если вы…

– Ваш муж в Чиенне.

– Да? – Она поднялась на ноги– Мне нужно приготовить завтрак; позвольте пройти, пожалуйста. И покажите ваш ордер, по которому вы сюда ворвались.– Она протянула руку, ожидая.

– Мой ордер,– ответил человек в сером,– предписывает мне обыскать эту квартиру по подозрению в незаконном хранении наркотика Джи-Джи Фродадрина. Если он у вас есть, дайте его мне и мы отправимся в полицию Санта-Моники. – Он сверился с записной книжкой. – Прошлой ночью в Тиуане, дом сорок пять по Авила-стрит вы принимали наркотик через рот в компании…

– Могу я вызвать своего адвоката?

– Нет.

– Вы хотите сказать, что у меня нет никаких гражданских прав?

– Сейчас военное время. Она почувствовала испуг. Тем не менее ей удалось сохранить видимое спокойствие.

– Могу я позвонить в свою фирму и предупредить, что меня не будет?

Серый полицейский кивнул. Она подошла к видеофону и набрала номер Вирджила Акермана в его квартире в Сан-Фернандо. Постепенно на экране появилось сто птичье, изборожденное морщинами, лицо. По-совиному вглядываясь в экран, он удивленно произнес:

– А, Кэти. Который час? Кэти начала:

– Помогите мне, мистер Акерман, Лилиста… – она остановилась, потому что человек в сером быстрым движением руки отключил видеофон. Пожав плечами, она повесила трубку.

– Миссис Свитсент, – сказал человек в сером, – я рад представить вам мистера Роджера Корнинга. – Он сделал широкий жест, и в комнату из холла вошел гражданин Лилистар, одетый в обычный деловой костюм и с дипломатом под мышкой. – Мистер Корнинг, это Кэти Свитсент, супруга доктора Свитсента.

– Кто вы? – спросила Кэти.

– Тот, кто поможет вам выпутаться из этого дела, милочка” – галантно сказал Корнинг. – Можем мы присесть и все обсудить?

Войдя на кухню, она настроила клавиши на яйца всмятку, тост и черный кофе.

– В моем доме нет никакого Джи-Джи 180. Если вы конечно не подбросили его сегодня ночью.

Завтрак был готов. Она погрузила его на поднос и перенесла на стол. Запах кофе выгнал из нее последние остатки страха и ошеломленности. Она снова почувствовала себя деятельной и смелой.

Корнинг сказал:

– Мы засняли на пленку все, что происходило той ночью в доме сорок пять. С того самого момента, как вы с Брюсом Химмелем поднялись по лестнице и вошли внутрь. Ваши первые слова были: “Привет, Брюс Похоже на вечеринку компании ТМК,„

– Не совсем так, – возразила Кэти, – я назвала его Брюси, я всегда называю его так, из-за его гебефреничности и необщительности, – Она допила свой кофе, ее рука при этом абсолютно не дрожала. – Ваша пленка показывает, что находилось в капсулах, которые мы принимали, мистер Горнинг?

– Корнинг, – добродушно поправил он. – Нет, Катерина, она не показывает. Но признания двоих из вас доказывают все. Или докажут, когда они будут присягать перед военным трибуналом. – Он пояснил: – Подобные случаи не подпадают под юрисдикцию ваших гражданских судов. Мы вынуждены сами заботиться обо всех деталях судебной процедуры.

– Это почему же? – потребовала она.

– Джи-Джл I80 мог быть получен только от наших врагов. Поэтому ваше использование его – а мы можем доказать это перед нашим трибуналом – представляет собой вступление в контакт с врагом.В военное время требование трибунала конечно может быть только одно – смерть. Он обратился к полицейскому:

– У вас при себе показания мистера Плаута?

– Они в вертолете, – полицейский направила, к выходу.

– Мне всегда казалось, что в Плауте есть что-то нечеловеческое, – сказала Кэти. – Теперь я пытаюсь понять… кто еще из присутствующих тогда обладает этом свойством? Хастингс? Нет, Саймон Илд? Bpяд ли, он… 1

– Всего этого можно избежать, – сказал Корнинг.

– Но мне нечего бояться, – возразила Кэти. – Мистер Акерман слышал меня по видеофону, ТМК пришлет адвоката. Мистер Акерман – близкий друг Секретаря Молинари; я не думаю…

– Мы можем уничтожить вас, Кэти, – сказал Корнинг, – еще до ночи. Трибунал может собраться немедленно – все подготовлено.

Она тут же прекратила есть.

– Но зачем это вам? Неужели я такая важная птица? Что такое этот Джи-Джи 180? Я, – она помедлила, – то, что я сделала прошлой ночью, не так уж и страшно. – Всем своим существом она захотела, чтобы в этот момент Эрик был рядом. Этого бы не произошло, если бы он был здесь, отчетливо осознала она. Они бы не посмели.

Беззвучно она начала плакать, сгорбившись над своей тарелкой, и слезы катились по ее щекам. Она даже не пыталась спрятать лицо; просто сидела, склонившись лбом на руку, и ничего не говорила.

– Ваше положение, – начал Корнмнг, – серьезное, но не безнадежное. Мы можем что-нибудь придумать… поэтому я и здесь. Прекратите слезы, сядьте прямо и попытайтесь выслушать то, что я вам скажу, – он открыл дипломат.

– Я знаю, – сказала Кэти, – вы хотите, чтобы я шпионила за Мармом Хастингсом. Он вам не нравится, потому что он выступал тогда по телевидению в защиту подписания мирного договора с ригами. Боже, вы наводнили всю планету. Нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. – Она встала, застонав от отчаяния, и пошла в спальню за носовым платком, не переставая всхлипывать.

– Готовы вы следить за Хастингсом для нас? – спросил Корнинг, когда она вернулась.

– Hет, – мотнула она головой. “Лучше умереть”, – подумала она при этом.

– Это не Хастингс, – сказал одетый в форму полицейский Секретной службы Лилистар.

– Нам нужен ваш муж, – сказал Корнинг. – Мы хотим, чтобы вы последовали за ним в Чиенну как можно быстрее и не отпускали его от себя ни на шаг. Ни на службе, ни в постели.

Она взглянула на него:

– Но я не могу.

– Почему это?

– Мы расстались. Он бросил меня. – Она не могла понять, почему при всей их информированности они этого не знают.

– Решения такого рода в браке, – произнес Корнинг с таким видом, как будто бесконечно устал под грузом мудрости прожитых столетий, – всегда могут быть сведены до статуса временного недопонимания. Мы покажем вас одному из наших психиатров – в нашей резиденции здесь на Земле их много, – и он живо обучит вас простейшей методике, как устранить это ваше небольшое семейное недоразумение с Эриком. Не беспокойтесь, Кэти, мы знаем, что произошло здесь вчера вечером. Это было даже полезным, ведь это дало нам возможность поговорить с вами наедине.

– Нет, – затрясла она головой. – Мы никогда больше не будем жить вместе. Я не хочу жить с ним вместе. Никакой психиатр, даже ваш, не сможет этого изменить. Я ненавижу Эрика, и мне ненавистно все это дерьмо, в которое вы пытаетесь меня впутать. Я ненавижу вас, жителей Лилистар, как и все у нас на Земле. Я хочу, чтобы вы убрались с этой планета, чтобы мы забыли про эту войну. – Она с яростно сверлила его взглядом.

– Остынь, Кэти, – Корнинг оставался бесстрастным.

– Боже, как бы я хотела, чтобы Вирджил был здесь. Он не боится вас, он один из немногих людей на Земле, которые…

– Ни один человек на Земле, – произнес Корнинг с отсутствующим видом, – не может вам помочь. Пора взглянуть правде в глаза; мы можем не убивать вас, мы можем взять вас на Лилистар… вам не приходила в голову такая возможность, Кэти?

“Боже, – она содрогнулась. – Не забирай меня на Лилистар, – повторяла она, молясь, про себя. – Позволь мне остаться здесь, на Земле с людьми, кото-рых я знаю, Я вернусь обратно к Эрику. Я упрошу его взять меня обратно”.

– Послушайте, – сказала она вслух, – мне все равно, что вы сделаете с Эриком. “Но не со мной”, – снова подумала она.

– Мы это знаем, Кэти – кивнул Корнинг, Наше предложение вам даже понравится, если вы взглянете на него без лишних эмоций. Кстати… – Корнинг порылся в дипломате и извлек из него пригоршню капсул. Он положил одну из них на стол, она покатилась и упала на пол. – Не хотелось вас обижать, – он пожал плечами. – Попробовав этот наркотик вы стали наркоманом. Даже если это было всего один раз на Авила-стрит прошлой ночью, А Крис Плаут больше не даст его вам, – подняв с пола упавшую капсулу, Корнинг протянул ее Кэти.

– Этого не может быть. – слабо запротестовала она, отталкивая протянутую руку, – Всего от одного раза. Я пробовала до этого десятки наркотиков и никогда… – Она повернулась к нему; – Негодяи, я не верю вам, и даже если это правда, я могу вылечиться, могу обратиться в клинику.

– Только не от Джи-Джи 180. – Возвращая капсулу обратно в дипломат, Корнинг добавил как бы между прочим; – Мы можем вылечить вас, не здесь, конечно, а в клинике у нас на Лилистар… возможно, позднее мы сможем это устроить. Или оставить все как есть и просто снабжать вас этими капсулами до конца вашей жизни, Который, впрочем, не очень далек.

– Даже чтобы вылечиться, я не поеду на Лилистар, – сказала Кэти, Я обращусь к ригам; ведь это их наркотик, вы сами это сказали. Они наверняка знают о нем больше вашего, если они сами его разработали. – Повернувшись к Корнингу спиной, она направилась к шкафу и достала пальто. – Я ухожу на работу. До свидания. – Она открыла дверь в холл, ни один из лилистарцев не шевельнулся чтобы ее задержать.

“По– видимому, это правда, -размышляла она. – Джи-Джи 180 действительно так опасен, как они говорят. У меня нет ни единого шанса, и они ото знают так же хорошо, как и я, Я вынуждена или согласиться на их предложение, или попытаться пробраться через все кордоны к ригам. И в любом случае я останусь наркоманкой, а риги может быть еще и убьют меня”.

– Возьмите мою карточку, Кэти, – Кортингпь дошел к ней и протянул маленький белый квадратик. -: Когда вы почувствуете, что вам необходим наркотик, необходим любой ценой… – Он отпустил карточку в карман ее пальто. – Приходите. Мы будем ждать вас, дорогая; мы позаботимся, чтобы вы его получили, – он добавил, как бы вспомнив их разговор; Конечно, достаточно попробовать один раз, иначе зачем бы нам понадобилось подсовывать его вам. – Он улыбнулся ей.

Захлопнув дверь и ничего не видя перед собой, Кэти направилась к элеватору. Она не чувствовала уже ничего, даже страха. Только пустота внутри, вакуум на том месте, откуда улетучилась надежда и способность допустить даже саму возможность избавления.

“А ведь Вирджил Акерман может помочь, – сказала она себе, входя в лифт и нажимая кнопку, – я пойду к нему. Он должен знать, что мне делать. Я никогда не буду работать на Лилистар, несмотря на все их наркотики. Я не буду помогать им добраться до Эрика”.

Но она уже знала, что будет.