"На пути в рай" - читать интересную книгу автора (Волвертон Дэйв)

Глава шестая

… Глаза Тамары раскрылись, она протянула мне свою руку без кисти. Я был привязан к стулу и, хотя отчаянно хотел помочь ей, не мог пошевелиться.

В комнату вошла маленькая девочка со знакомой улыбкой и полила водой из синего керамического кувшина руку Тамары. Как в фильме, где на глазах распускаются ирисы и маргаритки, рука отрастила кисть, пальцы выросли и зашевелились, будто побеги лозы в поисках солнца. Удивленный, я смотрел, пока рука не стала совершенно целой. Потом Тамара постучала себя по голове только что отросшим пальцем, и палец казался безупречным, прекрасно сформировавшимся, как у новорожденного.

— Видите, дон Анжело, — сказала она, — мне не нужен комлинк, чтобы разговаривать с вами. Мне не нужны ваши лекарства. Вы забыли: я ведьма.

Я проснулся после этого сна о Тамаре и оглядел спальню. Девятое утро.

Перфекто и Абрайра стояли у стены возле своих коек, от их головных розеток отходили провода к компьютеру. Корабельные устройства давали нам возможность видеть только одну программу — Мавро называл ее «Шоу ужасов»: мы смотрели, как самураи — ябандзины убивают наших наемников. Программа показывала голограммы различных сражений. Многочисленные боевые группы мчались по местности. На экране надписи указывали имена командиров групп. Слышно было, как разговаривают наемники, мы будто находились рядом с ними. Компьютер показывал ключевые моменты схватки, в основном тактику обреченных команд. На каждый бой отводилось три минуты, при этом мы становились свидетелями смерти множества наемников. За девять дней тренировок ни одна группа не победила ябандзинов. Я начинал думать, что это вообще невозможно. Но Абрайра и Перфекто каждую свободную минуту изучали их тактику, создавая все новые планы победоносных действий. От напряженных усилий они побледнели и, уставая, уже не в силах были улыбаться.

Перфекто гневно застонал, наблюдая что-то в голограмме. Ни он, ни Абрайра не надевали маски или шлемы, чтобы отрезать сенсорное восприятие реальности, поэтому сейчас они без всякого выражения смотрели на стену, глаза их двигались вслед за невидимым со стороны изображением.

Пустые лица и обращенные к стене глаза напомнили мне Тамару в тиковом сундуке, бесконечно глядящую в потолок. Все это время я ничего о ней не слышал. Даже если болезнь дошла до того, что ей требовался рост новой мозговой ткани, все равно сейчас у нее должно уже быть значительное улучшение. Она должна прийти в себя, хотя потребуется несколько дней, чтобы определить степень повреждения мозга. В идеале она отделается легкой потерей памяти. Но если ущерб велик, она может многое забыть, разучится говорить или ходить. Я хотел отыскать ее, сам оценить ее состояние. Руки мои зудели от желания коснуться ее, лечить, пока она не выздоровеет.

Я сел на койке и принялся тренироваться, доставая ножи из ножен на запястьях и размахивая ими, словно рубил врагов. Приятно было чувствовать в руке тяжелый хрусталь. Ножи безупречные, совершенные, такие могут существовать только как идеи Платона. Я все еще не узнал, кто мой возможный убийца, и мне не терпелось с ним встретиться. Очевидно, кулаки чесались не только от желания коснуться Тамары…

Перфекто фыркнул, и они с Абрайрой одновременно отключились от компьютера.

— Даже с Божьей помощью ябандзинский бабуин не мог увернуться от этого выстрела! — закричал Перфекто.

— Он спрятался за камнем, прежде чем его защита расплавилась. Что тут сделаешь? — возразила Абрайра, сердито отбросив прядь шоколадных волос со лба.

Перфекто стоял на своем:

— Но это невозможно. Я замерил реакцию самурая, когда наш выскочил из-за дерева, — одна пятая секунды. Никто не может прицелиться и выстрелить так быстро.

Перфекто прав: я не мог вообразить самурая, достигшего такого совершенства. Вероятно, для этого нужны долгие годы тренировок. Можно представить себе Пекарь, планету, разрываемую на части бесконечной войной. Города пустые, грязные, с грудами бетона на месте небоскребов. Дети бесконечно утюжат пустыни в машинах на воздушной подушке, не жалея сил, учатся поджаривать ябандзинов. Старые искалеченные киборги сидят по ночам у лагерных костров и рассказывают о своих прошлых победах, а детишки мечтают о том, как их враги взрываются, превращаясь в огненные шары.

Абрайра повернулась ко мне.

— Итак, Анжело, ты готов завтракать?

— Да, — ответил я.

— Что ж, боюсь, тебе придется поджарить несколько ябандзинов и съесть их в симуляторе. Ты проспал. Нам пора на тренировку.

Я не расстроился из-за завтрака. Обработанные водоросли в любом виде — со вкусом сосиски, мороженого или даже хлеба — от них у меня уже кишки выворачивает. Я порылся в сундуке среди быстро уменьшающегося запаса выпивки и сигар, отыскал бутылку хорошего коньяку и сделал большой глоток, надеясь, что это заменит мне завтрак. Но перспектива боевой тренировки заставляла меня нервничать. За девять дней 27 человек умерли от шока в симуляторах. Говорили, что корпорация «Мотоки» добавляет в воду наркотики, чтобы прекратить эти смерти. Я в это не верил. Тем, кто умер, позволено было умереть: компания не желала тратить средства на установку медицинского андроида возле каждого симулятора, чтобы тот спасал пострадавших. Такая роскошь в межзвездном полете стоит слишком дорого. Я выпил еще немного коньяку, и мы присоединились к Мавро и Завале в боевом помещении.

Кейго читал обычную лекцию пяти усталым наемникам, произнося свои немыслимые максимы.

— Вы должны избавиться от вмешательства всего, что может вмешаться. Научитесь полной сосредоточенности. Посмотрите на него. Видите, как блестит на нем пот, mugga… — Он указал на потного, выглядевшего безумным химеру — с таким не пожелаешь встретиться в темном переулке. — Будьте как он! Научитесь жить так, словно вы уже умерли! Не думайте о боли или смерти, о славе или бесчестье И тогда эта тропа приведет вас к состоянию nunen — без разума, когда воля и действие сливаются, становятся одним целым. — Солдаты слушали Кейго с кислым выражением лица. Только Завала серьезно отнесся к советам самурая. Приведенная им формула успеха была достаточно близка к волшебству и магии, чтобы заинтересовать нашего деревенского киборга.

У мастера Кейго было странное выражение лица — гнев, надежда, озабоченность? Может, совсем другое. Я часто не мог понять язык его телодвижений. Размышляя, он хмурился и морщил лицо Никогда не смотрел нам в глаза. Я знал, что мы ему нравимся: смеясь над нашими ошибками, он вежливо прикрывал рот рукой, никто из самураев так не поступал. Но когда мы начинали говорить, он делал вид, что нас не существует, смотрел в другую сторону, потом отвечал на вопрос, не глядя на нас, как религиозный фанатик отвечает на вопросы бога. Говоря о себе, он бессознательно касался носа указательным пальцем, а говоря о наших ошибках, он подчеркивал значимость своих слов движениями карате. Следить за ним было все равно что видеть впервые незнакомое животное. Я не понимал мотивы его поступков. И не чувствовал своего родства с ним как с человеческим существом.

Когда я был ребенком, мы делали вид, что наши палки — это ружья, и сражались с чужаками на разных планетах. Но если все жители Пекаря подобны Кейго, я неожиданно дорос до того, что действительно буду сражаться с пришельцами из другого мира…

Наемники ушли. Мы участвовали в двух коротких схватках и были убиты в обеих. Завала во второй действовал хорошо и умер последним. Когда он пришел в себя, Кейго немедленно подключил нас снова. И иллюзия опустилась на нас, как холодный тяжелый туман.

«Сценарий 59: Патруль средней дальности».

Машина с ревом поднималась в гору по глубокому снегу. Сосновый лес, свет двойной луны, Абрайра вела судно, легко поворачивая руль, огибая упавшие от ветра и стоящие на пути деревья. Она разворачивалась так резко, что я с трудом удерживался на месте. Абрайра исполняла обязанности водителя, потому что Завала слишком пострадал в предыдущей схватке. Водители обычно больше всех страдали от огненной плазмы.

Приятно было оказаться в сценарии с полностью терраформированной местностью. Чуждый ландшафт обычно ошеломлял меня; это путешествие казалось туристической поездкой по застывшим сосновым лесам Земли. Холодный обжигающий ветер приносил с собой кристаллики льда. Они проникали в машину. За нами вздымались и повисали в воздухе струи снега. Впереди виднелся большой белый ледник. К нам с разных направлений приближались еще две машины, но предупредительный сигнал не прозвучал — это были наши «товарищи по несчастью», призванные побеждать ябандзинов.

Было решено, что в присутствии нескольких боевых групп держать связь через микрофоны шлемов будут только сержанты.

— Группа номер один, Гектор Васкес, — сообщил командир справа от нас. — А вы кто?

— Абрайра Сифуентес, группа два.

— Пако Гарсиа, группа три, — это слева от нас. Я взглянул налево. За последние дни я много раз слышал, как хвалят Гарсиа, говорят, что если кто-то и способен одолеть самураев, так это он. Команда Гарсиа не отличалась от остальных. Судя по росту, два человека и три химеры, все в защитном снаряжении, которое кажется черным в темноте.

— Хорошо, — ответила Абрайра, — ты — старший.

Гарсиа скомандовал:

— Образуем угол, двести метров шириной. Группа, первой услышавшая сигнал, сворачивает к споим компадрес по другую сторону угла. Потом все отворачивают под прямым углом от приближающейся вражеской машины. Я хочу сесть им на хвост. Абрайра, твоя группа пойдет впереди. Огибай эту гору. Я хочу, чтобы на земле было много снега, когда они нас найдут.

— Si, — одновременно ответили Абрайра и Гектор. Мы двинулись впереди. Абрайра продолжала вести машину на полной скорости, и остальным водителям, людям, нелегко было удержаться за нами.

С полчаса мы огибали основание горы. Две луны над головой — обе поменьше земной — давали мало света. Фар у нас на машинах не было, лишь инструментальная панель слабо освещена. Кейго как-то сказал нам, что их сняли ради нашей же безопасности: машину, у которой горят фары, легко замечают ябандзины. Только отражавшийся от снега лунный свет помогал вести машину в темноте. Раньше у нас никогда не было ночных сценариев, и в снегу мы тоже еще никогда не воевали.

Завала заговорил в микрофон, тяжело отдуваясь между словами..

— Прошлой ночью мне снилось это место. Снилось, что мы сражаемся здесь с самураями. Мы их обманули, но я не могу вспомнить как.

Его слова вызвали у меня странное ощущение. Я не мог понять, почему Завала увидел такой сон.

— Попытайся вспомнить, — сказал Мавро. — Возможно, это важно. Вдруг это нас всех спасет. — В его бодром голосе словно бы звучало одобрение, но где-то глубоко таилось и презрение. Завала с началом тренировок стал записывать свои сны, считая это важным. И целые дни проводил, стараясь вспомнить, что же видел во сне накануне.

— Постараюсь, — ответил Завала. Через несколько мгновений он продолжал: — Сон имел какое-то отношение к нашей защите. Мы надели что-то непроницаемое. Японцы стреляли, но не могли пробить нашу защиту.

— Если бы только ты мог вспомнить, я уверен, сейчас мы бы имели преимущество, — сказал Мавро. — А мои сны бесполезны. Мне однажды снилось, что я занимаюсь любовью с огромной женщиной. Она стонала от удовольствия, которое я доставлял ей. Приходила в экстаз. Была похожа на Абрайру, только больше.

— Заткнись, — сказал Гарсиа в микрофон, и Мавро замолчал.

Дневная система наведения на цель была бесполезна в данное время суток, поэтому Гарсиа приказал достать лазерные прицелы и потренироваться в наведении. У каждого лазера свой цвет луча, чтобы мы не могли спутать свои с чужими. Когда я прицеливался, голубое пятнышко показывало, куда придется выстрел.

Я несколько раз пальнул в упавшие сосны, превращая их в факелы.

Мы обогнули гору и начали подниматься к леднику, занимавшему весь склон с этой стороны. Костюмы не защищали от холода: я начал дрожать, руки застыли. Оставалось лишь пожалеть, что мне не довелось бывать в горах Перу с Перфекто.

Мы уже были у основания ледника и приближались к темной линии сосен, когда Гарсиа крикнул:

— Идут! Сворачивайте вправо!

Ябандзины начали стрелять сверху с трех точек, надеясь захватить нас на открытой местности.

Мы повернули направо, под ледник, оставаясь вне пределов досягаемости вражеских пушек. За снежным полем на крутом склоне рос сосновый лес. И сразу под нами в лунном свете блестела полоска серебристых облаков.

Поворот нарушил наш строй; наша машина больше не находилась на острие. Судно Гарсиа оказалось в вершине угла ближе всего к ябандзинам, машина Гектора двигалась рядом с нами.

— Ищите небольшую долину, не шире пятидесяти метров. С крутыми склонами. Хочу, чтобы они Вошли в нее вслед за нами, — приказал Гарсиа. — Когда найдете, поливайте снег за вами плазмой. Пусть будет снежная завеса.

Мавро выстрелил в снег за кормой. Плазма превратилась в огненный шар, ослепительно яркий в темноте. И конечно, поднялся столб пара. Мы вошли в редколесье и продолжали круто спускаться вниз.

Абрайра включила тормозные двигатели, чтобы несколько замедлить скорость спуска, и едва увернулась от дерева. Я цеплялся за сиденье ногами и руками, изо всех сил стараясь не вылететь. Кто-то в команде Гектора начал молиться: «Madre de Dios [23]…», и я закрыл глаза.

Спуск продолжался целую вечность.

— Ведите настильный огонь! — приказал Гарсиа. — Может, один из них столкнется с деревом! — Мавро и Перфекто начали стрелять из плазменных пушек; звучали выстрелы: «вуфт, вуфт». В темноте плазма светилась настолько ярко, что я, даже закрыв глаза, видел сквозь веки белые точки.

Абрайра лихо рулила и нажимала на педали, уклоняясь от деревьев. Я открыл глаза как раз вовремя для того, чтобы увидеть приближающуюся снежную стену. Машина уткнулась носом в сугроб, меня сбросило на пол. Абрайра прибавила мощности, судно выбралось. Мы находились в долине с почти отвесными склонами — явно слишком крутыми для судна. Гектор двигался впереди, и его машина подняла огромный столб снежной пыли, ослепив нас. В долине было много упавших деревьев и больших камней, очевидно вулканического происхождения, поэтому всякий раз, когда Гектор огибал препятствие, он кричал: «Дерево — направо!» или «Камень — налево!», чтобы Абрайра знала, куда поворачивать.

— Медленней! Продолжайте вести настильный огонь. Хочу, чтобы они пошли за нами! — послышался голос Гарсиа.

Он прав. Превосходное место для засады, и у ябандзинов нет выбора: им нужно двигаться за нами будто по туннелю. Перфекто, и Мавро стреляли вперед и по склонам. При каждом выстреле местность впереди освещало, словно молнией, и черные камни и деревья отбрасывали необычные тени; потом плазма касалась снега, поднимался туман, который неслышно заполнял долину за нашей спиной. Машина Гарсиа, шедшая последней, приблизилась и почти касалась нас.

Гектор снова крикнул:

— Камень — справа!

Мы в это мгновение проходили под наклонившейся сосной. Один из химер Гарсиа прыгнул с места артиллериста, ухватился за сосновую ветвь, подтянулся и исчез в туче снега, поднятой машинами. Перед собой в свете плазменной дуги мы увидели камень — черный вулканический утес.

Когда мы обогнули его, наемники с лазерными ружьями прыгнули с машины Гарсиа, и я вслед за ними, по колени погрузившись в снег. Они начали подниматься по крутому склону и прошли метров десять. Я попытался следовать за ними, но тефлексовые подошвы ботинок скользили, как пластиковые. Я не мог подняться не только на крутой утес, но и на более пологий склон долины. А бойцы Гарсиа карабкались как горные козлы. Я снял бронированные перчатки и попытался подтянуться, уцепившись за корни небольшой сосны, но вскоре соскользнул вниз.

Все это время я продолжал слышать, как Гектор указывает направление Абрайре и Гарсиа. Машины углублялись в долину.

Отдаленный вой двигателей и вспышки света показывали, что следом за нами движутся ябандзины. Под утесом мне было не укрыться, поэтому я побежал вниз по долине. Оглянулся и понял, что хитрость моя не подействует: я оставляю в снегу след, по которому меня найдет и слепой. Пришлось вернуться к тому месту, где мы спрыгнули с машин.

Снег здесь утоптан, и следы перемешаны. Похоже, лучше всего спрятаться тут. Я лег в снег и закопался как мог, оставив только небольшое отверстие для глаз. Отключил лазерный прицел на ружье, чтобы голубое пятнышко не выдавало моего присутствия. Ябандзины стреляли вперед, чтобы видеть дорогу, и долина заполнилась мягким белым светом.

— Стой! — приказал Гарсиа. Голос его звучал отдаленно — не типичный идущий как бы со всех сторон «глас божий», какой слышится на близком расстоянии. — Абрайра, сюда. Гектор, стой на месте.

Я лежал неподвижно и ждал, крошечные кристаллики льда хрустели на моем защитном снаряжении; когда кристаллик касался кожи, меня словно щипали, но потом лед становился влажным и теплым и таял от тепла. В шлемофоне слышалось сопение: это химеры на утесе надо мной тяжело дышали после подъема. Один из них сказал:

— Ты, там внизу, человек: не забудь сообщить, если убьешь кого, прежде чем ябандзины подстрелят тебя.

— Хорошо, — ответил я. Заговорил Гарсиа:

— Мы примерно в двух километрах от вас. Будем вести перекрестный огонь. У вас есть что доложить?

Химера надо мной сообщил:

— Они движутся осторожно, скорость не больше тридцати километров в час, держат дистанцию в сто метров. Поджаривают скалы и деревья — любое место, где можно спрятаться. Я насчитал четырнадцать. Похоже, где-то выше по долине они оставили снайпера.

— Где вы расположились? — спросил Гарсиа.

— Мы с Ноэлем наверху, на скале. Человек…

— Анжело, — вмешался я.

— Анжело у основания скалы, с вашей стороны, укрылся в снегу.

— Хорошо, Анжело, — сказал Гарсиа. — Цезарь, Мигель и Ноэль будут подстерегать ябандзинов в засаде. Они могут снять семь — восемь человек. Но я хочу, чтобы ты лежал тихо — не двигайся в течение четырех минут после прохода японцев. Примерно к этому времени они встретятся с нами. Они оставят снайперов, чтобы те занялись Цезарем и Ноэлем, и я хочу, чтобы ты застал их врасплох. Лучший снайпер — коротышка, который при ходьбе размахивает руками. Мы называем его Шимпанзе. Быстро поджарь его. После этого жди, пока не спустится последний снайпер. Если нас убьют, в живых останешься только ты.

— Да, сержант, — ответил я, довольный нарисованным мне планом действий.

Я включил дополнительный микрофон на шлеме, чтобы лучше слышать звуки вне пределов костюма. В обычной схватке наружные звуки отвлекают, поэтому я не пользуюсь им. Сейчас же звуки снаружи ворвались ко мне. Я готов был поручиться, что ябандзины не ближе чем в полукилометре, но в микрофон казалось, что они совсем рядом.

Нужно было приготовиться, стараясь помнить, что надо падать вперед, если в меня попадет плазма: так скорее охладится защита.

Звуки двигателей становились все громче, в то время как я лежал неподвижно. Плазма вспыхивала ярче. Небо надо мной неожиданно осветилось: выстрел ударил в ствол дерева. Закричал химера, ябандзины выстрелили в утес, земля задрожала. Затем новый взрыв оранжево — белым светом озарил все вокруг.

Белые потоки плазмы неожиданно исчезли. Только огонь по другую сторону утеса освещал долину. Мимо пронеслись два судна, вздымая столбы снега, который грозил похоронить меня. Я лежал неподвижно.

— Докладывает Ноэль. Они только что миновали нас, сержант. Мигель взорвал одну машину. Я знаю точно, что погиб водитель, но несколько других успели спрыгнуть до взрыва. Трое, может быть, четверо. Остальные две машины продолжают идти в темноте, у них не хватает двух артиллеристов. Они не стали останавливаться» чтобы подобрать спрыгнувших.

— Gracias [24], — откликнулся Гарсиа.

Лежа в снегу, я считал секунды. В шлеме послышалось жужжание, словно туда забралась пчела, я забеспокоился, но шлем вскоре согрелся, жужжание прекратилось, и снег на очках растаял. Через шестьдесят секунд у основания утеса послышались тихие шаги.

Ябандзины застыли на секунду.

Потом снова двинулись; я слышал их дыхание. Один начал подниматься по самому крутому склону. Другой прошел мимо меня, по оставленному мной ложному следу.

Через две минуты он вернулся. В темноте миновал меня и снова двинулся к скале. Я решил, что четыре минуты уже прошло.

Неслышно встал и потряс головой — снег соскользнул со шлема, я включил лазерный прицел. Двое ябандзинов стояли под утесом и глядели вверх. Со спины их освещало пламя горящей машины; проследив за их взглядом, я увидел, что вулканическая скала над ними похожа на голову уродливого великана. Третий поднимался на скалу и сейчас как раз цеплялся за нос великана. Один самурай держал лазерное ружье, прикрывая взбирающегося, товарищ стоял рядом с ним с пустыми руками. Я прицелился в снайпера с ружьем. Голубое пятнышко появилось у него на затылке. Выстрел. Ябандзин упал. Его компадре обернулся и с удивленным возгласом бросился на меня.

— Вот они! — Гарсиа был ниже в долине.

Я прицелился самураю в лицо и выстрелил снова. На шлеме, как раз над носом, появился ослепительно белый круг. Враг продолжал бежать ко мне, я отступил и крикнул:

— Один есть! — думая, что лазер не прожжет вовремя его защиту и я не успею сообщить другим о своем первом убитом. Но тут самурай остановился и поднял руки, словно собирался ими поймать лазерный луч.

Эффект получился почти волшебный: компьютер прицела рассчитан на то, чтобы удерживать цель; но как только цель накрыта, лазер перестает действовать. Я вторично нажал спуск, целясь в грудь. Ябандзин подпрыгнул и перевернулся. Лазер отключился вторично.

Я выстрелил в третий раз, в район почек, . и тут он добежал до меня. Прыгнул и ударил ногами. Я отступил, продолжая стрелять и пытаясь прожечь его защитный костюм. Он ударил ногой по стволу, выбив ружье у меня из рук. Я повернулся и побежал. Он было бросился за мной, но вдруг упал, скользнув лицом по снегу. Я повернулся к нему.

— Двое, — отметил Цезарь в шлемофон. Самурай лежал в снегу, из черной дыры на затылке поднимался пар, ноги дергались.

Теперь надо было отыскать третьего. Он уже был почти на самом верху утеса и успел найти для себя удобную позицию — ну впрямь как курица на насесте. Цель он успел найти тоже. В руках у него было ружье — на корпусе химеры показалась розовая точка. Прежде чем я успел крикнуть, химера скользнул вперед. В своем защитном снаряжении он ехал по снегу, словно в санках, пролетел метров пять — и упал с крутизны.

— Ноэль погиб, — доложил Цезарь.

Я подбежал к своему ружью и поднял его.

Снайпер-ябандзин исчез в расселине. Я разглядывал место, где он только что находился, но не мог его отыскать.

— Цезарь, ты кого-нибудь видишь вверху? — крикнул я.

Цезарь не ответил.

Но я и не ждал, что он ответит. Заговорив, он выдал бы свою позицию. Отключив лазерный прицел, я пошел к основанию утеса, а ниже в долине послышались крики: «Один готов! Еще один! Фелипе погиб! Гарсиа погиб! Еще один!» Крики следовали один за другим так быстро, что я не мог понять, кто побеждает.

Я обогнул утес и подошел к разбитой машине японцев. Языки пламени, черный дым. Видны были скорченные тела Мигеля и двух ябандзинов. Под выступом скалы я принялся искать возможность для подъема. Тут посыпался лед, и я поднял голову. Из темноты сверху показалось тело и упало у моих ног.

Химера в зеленом защитном костюме.

— Цезарь погиб, — сообщил я остальным.

В битве наступило затишье. В течение нескольких минут никто не сообщал о потерях, не слышно было и приказов. Кто-то закашлялся прямо в микрофон шлема — обычно такой кашель соотносится с пневмонией. Я ждал, когда самурай спустится с утеса. У подножия скалы намело сугроб, я сел и зарылся в него, поджидая снайпера. Смотрел по сторонам, не шевельнется ли что. Я не думал, что смогу выбраться из долины. Кашель прекратился, и Завала низким неровным голосом сказал:

— Не оставляйте меня самураям. Я не хочу сгореть. — Он сказал это негромко и как-то без выражения. Слова он произносил так, словно получил сотрясение мозга. Потом заплакал. Я надеялся, что кто-нибудь сломает ему шею до того, как его накроет огнем.

Плач Завалы раздражал меня. За последние девять дней каждый из «ас был убит не менее пятидесяти раз. Можно уж было привыкнуть. В первый раз, сгорев, я все время чувствовал себя так, словно с моей головы содрали кожу, срезали череп и обнажили мозг перед огнем. После четырех часов боли лицо онемело, зубы болели. Но содержание эндорфина постепенно повышалось, и я приспосабливался к постоянному шоку. Каждый приступ боли был не легче предыдущего. Каждый угрожал затопить меня. Но сейчас волна не поглощала меня, а перекатывалась. Так я по крайней мере это чувствую. Теперь я мог выдерживать боль. Я надеялся, что то же самое произойдет с Завалой, но этого не случилось. Он верил, что у него гниют руки, и каждый раз, как он обращался в корабельный госпиталь, ему отказывались дать антибиотики.

На мгновение мне захотелось назвать Завалу ребенком, для того чтобы он хоть немножко устыдился и перестал плакать. Но потом я понял, что никогда в жизни не стремился кого-либо унизить. Я всегда хотел быть врачом и помогать другим, сочувствовать им в их горе. Поэтому я сделал вид, словно не слышу плача, чтобы не смутить Завалу.

Кроме плача, никакой другой звук не нарушал покоя ночи.

— Есть кто-нибудь живой? — спросил я в микрофон, на что Перфекто затрудненно ответил:

— Ах, Анжело, как приятно слышать, что ты цел!

— Где ты? — спросил я.

— Гоню к тебе двух ябандзинов.

— А что если они мне не нужны?

— Тогда молись, чтобы я настиг их раньше.

— Ты один?

— Нет. — Перфекто тяжело дышал. — За мной трое компадрес.

— Не очень торопитесь, — предупредил я. — Тут у нас где-то самурай на утесе и еще один в долине.

Перфекто сообщил:

— Я на северном конце. Попытаюсь отрезать этих двоих, прежде чем они доберутся до тебя. На какой стороне твой снайпер?

— Не знаю. В какой стороне север?

— Если смотреть по ходу долины вниз, север слева от тебя.

— Тогда снайпер на юге…

— У тебя есть лишнее ружье? — вмешался Гектор.

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Один из самураев, которых мы преследуем, не вооружен. Твой снайпер может попытаться добыть ружье для дружка.

Рядом с мертвым Цезарем ружья не было. Я вскочил и обежал вокруг утеса, посмотрел вниз в долину. Далеко на юге спиной ко мне по снегу брел человек.

Я включил лазерный прицел и направил луч на снег за ним, потом начал поднимать, так что прицелился ему в спину. Включил увеличение, чтобы хорошо видеть самурая. На таком расстоянии луч не удерживался на месте. Точка плясала по всему телу. Я дышал тяжело и неровно. Вдохнул, потом медленно выдохнул, удержал прицел в середине спины ябандзина и нажал на спуск. Расцвел белый цветок, и самурай упал.

— Один готов! — сообщил я.

— Bueno, amigo [25]! — заметил Перфекто. — Как ты его…

— Васкес погиб, — крикнул Гектор.

— Ты видел, откуда стреляли? — спросила женщина, одна из его компадрес.

— Выстрел пришелся ему в лоб, так что это откуда-то спереди.

— Анжело, собери все лишние ружья и брось в глубокий снег, там их не найдут. Потом садись носом в сторону подъема. Возьмешь того, что вверху. А мы справимся с вашими двумя, — попросил Гектор.

Я поискал вокруг и нашел два ружья, одно — Ноэля, соскользнувшее с утеса, другое — самурая. Сунул их под разбитую машину и снова занял место под выступом, опять зарывшись в снег. Дальше вниз по долине я не решался отходить: следы сразу выдадут мое присутствие, а вот у машины снег так затоптан, что меня не обнаружат.

— Один готов! — сообщил Гектор. — Второй только что завернул за поворот.

— Какой поворот? — спросил Перфекто.

— Первый крутой поворот на север, возле большой вертикальной сосны.

— Тогда я прямо перед ним! — крикнул Перфекто.

Я сидел и несколько минут смотрел на снег.

Завала перестал всхлипывать. Изредка он продолжал кашлять. Полумесяц самого большого спутника ушел за горизонт — его свет серебрил раньше иглы сосен, — и видимость ухудшилась. Невдалеке на краю долины шевельнулась тень; что-то четвероногое с пушистым хвостом — больше оленя или ягуара, скорее похожее на небольшую лошадь. Животное легко перемещалось по снегу от одного дерева к другому, принюхивалось, приближалось ко мне. Я не мог определить, что это такое: посмотришь, вроде волк, но крупнее и массивнее — скорее медведь. Что это? Но тут я сообразил, что такого никогда не видел на Земле. Симулятор создал изображение какого-то местного хищника. Самураи уже проделывали с нами такое, натравив на нас «кава но риу» — речного дракона. Я прицелился и дважды выстрелил, попав животному в брюхо. Оно зашипело, зарычало, начало бегать по кругу, разбрасывая снег и хватая пастью воздух. Потом бросилось вверх по склону. «Вероятно, вернется с десятком голодных приятелей», — подумал я и отключил лазерный прицел.

В каньоне передо мной ничего не двигалось.

Перфекто крикнул в шлемофон:

— Ябандзин! — голос его был так близко, что я снова лег в снег. Посмотрел вверх. Никого поблизости. Вероятно, до них еще несколько сотен метров.

— Я достал его! — крикнул Гектор.

— Он хитрит! — ответил Перфекто.

Кто-то получил удар по голове, затрещал шлем.

— Попал! — это был Гектор. Кто-то несколько раз тяжело выдохнул.

— Ладно, хватит его бить, — продолжал Гектор. Откликнулся Перфекто:

— Будь он проклят! Как Хуанита?

— Она мертва. У нее сломана шея.

— Будь проклят этот самурай!

Я удивился. Перфекто раньше никогда не бранился, никогда даже непристойностей не произносил.

— Что случилось? — спросил я.

— Мы вышли на него с обеих сторон, — ответил Перфекто. — И все трое начали стрелять. А он продолжал вертеться, чтобы компьютер потерял цель, прежде чем лазер прожжет его броню, потом ударил Хуаниту по голове…

— Один пытался это сделать со мной несколько минут назад, — сообщил я.

— Как ты с ним справился? — спросил Перфекто.

— Цезарь выстрелил ему в голову сзади.

— Хитрые эти самураи, — сказал Гектор. — Новым трюкам учат, только когда вынуждены. Мы должны гордиться, если они открывают нам одну из своих тайн. Они нам еще пригодятся…

— Понимаешь, что это значит? Вначале мы должны стрелять плазмой, чтобы они легли, и только потом приканчивать их лазерами, прежде чем они встанут.

— Ненавижу эти ограничения в оружии, — заявил Гектор. — Все удовольствие от убийства пропадает.

— Si, — согласился Перфекто. — Но посмотрим и на светлую сторону: осталось убить одного самурая, и мы разбогатеем.

— Где ты, Анжело? — поинтересовался Гектор.

— У разбитой машины, — ответил я. Завала опять сильно закашлялся, стараясь удалить жидкость из легких.

— Оставайся на месте. Мы идем к нашей машине. У тебя будем через несколько минут.

— Si, — сказал я. — Убейте Завалу. Лучше прекратить его мучения.

— Ладно, — сказал Перфекто.

Я не замечал, как согрелся во время схватки, но теперь мне снова стало холодно. В щели моего защитного костюма набился снег, ноги сильно замерзли. Руки окоченели, и я стал методично сгибать их. С тоской поглядел на языки пламени над машиной. Нельзя ли согреться там?

С красным сиянием что-то было не так: огонь и дым казались реальными, но никакого пепла, никакой сажи на меня не падало. Однако пепел должен был быть… Изредка искусственный разум корабля допускает такие ошибки, не обращая внимания на мелкие детали. Посмотришь на горсть почвы, и не найдешь насекомых или червей. Корабельный ИР не может создавать полную иллюзию. Он ведь основывается на картах, уравнениях и несовершенной памяти самураев. Мне показалось, что я каким-то образом могу этим воспользоваться. Если я — смогу преодолеть иллюзию симулятора, это поможет мне победить.

Я подумал о деньгах. Если убьем последнего самурая, выигрыш придется разделить на три части. Все равно получится 30 000 МДЕ — столько я в среднем зарабатывал за год, продавая лекарства в Панаме.

Прошло двадцать минут. Наше время уже истекло, в боевом помещении сидит новая группа учеников. Я представил себе, как они толпятся у монитора, ожидая, что мы убьем последнего самурая. Пока что ни одной группе не удавалось добиться такого преимущества, как у нас. Наш проигрыш кажется невероятным. Но я все же не смел надеяться на победу. И в любую секунду ожидал выстрела последнего снайпера.

В голове прозвучал вызов комлинка. Я вздрогнул. С того времени как я покинул Панаму, я не получил ни одного вызова, и это имело смысл: все вызовы остаются на мониторе в моем доме в Панаме. Я включился.

Треск горящего судна стих. Послышался грубый хриплый голос:

— Говорит Хименес Мартинес, адъютант генерала Гарсона. Генерал попросил задать вам еще несколько вопросов.

— Si, прекрасно, — откликнулся я. Отвечать на вопросы мне не хотелось, но я подумал, что вдруг узнаю что-нибудь о состоянии Тамары.

— Прежде всего генерал хотел бы знать, нет ли у вас догадок, где может находиться сеньора де ла Гарса? — сказал Мартинес.

— Что? — переспросил я. Генерал лучше меня знал, где находится Тамара. Только агент ОМП может задать такой вопрос.

— Местонахождение сеньоры де ла Гарса, — повторил человек, назвавший себя Мартинесом.

Поскольку Мартинес так быстро отреагировал, он на корабле. Радиоволнам потребовалось бы несколько секунд, чтобы добраться даже до ближайшего межзвездного транспорта. Мой будущий убийца идет на большой риск, добывая информацию таким образом. Я подумал об этом человеке, запертом в другом модуле, ломающем голову, как заполучить необходимые сведения и добраться до меня. Что ж, я готов сказать то, что знаю.

— Как я уже говорил генералу Гарсону, Эйриш признался, что убил ее, прежде чем я его прикончил, но я не спрашивал, куда он девал тело.

— Понятно… — ответил человек с хриплым голосом. — А как насчет вас самого? Можете вспомнить еще что-нибудь важное? Все что угодно. Что она вам говорила о себе?

— Сказала только, что прячется от своего мужа, сеньора Джафари. Я подумал, в такой ситуации нетактично задавать личные вопросы, а сама она ничего не говорила. Как я уже сказал Гарсону, если что-нибудь вспомню, с радостью сообщу.

— Понятно. Спасибо. Вы помогли гораздо больше, чем сами считаете.

Он отсоединился.

— Рад, что ты так думаешь, — сказал я в пустоту. Сосредоточился на звуках его голоса, такого хриплого и серьезного, постарался запомнить его. Теперь я смогу узнать этот голос и, следовательно, узнать человека.

По цвету неба я понял: Перфекто и Гектор уже добрались до машины. Долина заполнилась светом: они с шумом двигались по каньону, выпуская струи плазмы. Когда они приблизились, Перфекто сказал в микрофон:

— Анжело, заметил последнего самурая?

— Нет, — признался я.

— Мы на твоем повороте замедлим скорость. Прыгай и садись за пушку. Стреляй в любое укрытие, где может находиться человек.

— Si, — ответил я. Свет в долине перемещался. Когда машина приблизилась, я повесил ружье на спину, вскочил и выбежал на открытое место.

Они вылетели из-за скалы на скорости в 60 километров, притормозили. Я ухватился за поручень, забрался в машину, мы снова двинулись.

Вел машину Гектор. Я сел за пушку и начал стрелять в скалы и деревья. Подъем по каньону отличался от спуска. Плазма хорошо освещала склоны, снег не летел в лицо, ухудшая видимость. Слышен был только рев двигателя и «вуфт», «вуфт» плазмы. Казалось бы, мирная тишина.

Тишина напомнила мне об остальных. Они, наверно, уже отключились. «Мавро, вероятно, бродит по помещению и улыбается», — подумал я. Он по-своему хорош, очень крепок и вынослив. Он мне говорил, что переработанные водоросли три раза в день для него все равно что роскошный банкет после однообразной еды, которой кормила его подруга всего неделю назад. А что касается тяжелых тренировок, то Мавро хвастал, что в детстве, когда он грабил пьяных и наркоманов, ему приходилось труднее. Люди на корабле хорошо на него реагировали. Он мог войти в комнату, полную раздраженных и недовольных, и через минуту — а он все это время хвастал и курил сигару — они начинали смеяться над своим недовольством. Может, именно эта его способность помогла ему уговорить наемников захватить станцию Сол, чтобы помочь старику убийце уйти от полиции?

Мы почти добрались до выхода из долины, когда, наконец, увидели ябандзина.

Наша машина неслась прямо на дерево, и Гектор со стоном качнулся вперед. Перфекто закричал:

— Прыгай! — и начал поливать плазмой сосну на склоне. Я нырнул в снег, машина в это время столкнулась с деревом. Сосна, в которую стрелял Перфекто, вспыхнула от корней до макушки гигантским факелом. Самурай бежал вверх по склону, стараясь убежать с открытого места. Я снял с плеча ружье и включил прицел. Голубое пятнышко побежало по снегу следом за японцем. Он оглянулся, увидел пятно, развернулся и мгновенно выстрелил.

Я отскочил. Выстрел пришелся в бедро — костюм нагрелся.

— Достал его! — крикнул Перфекто.

Он сидел на корточках возле машины, держа ружье в руке, и нажимал на курок. Самурай не бежал, он бешено вертелся, так что Перфекто не мог прожечь его защитный костюм.

Я выстрелил в ябандзина, чтобы заставить его подпрыгнуть, и крикнул:

— Забей его до смерти!

— Неплохая мысль, — согласился Перфекто. Он встал и медленно пошел вверх по склону.

Я продолжал стрелять, и самурай бросил ружье, которое мешало его танцу. Время от времени он делал шаг вниз, навстречу Перфекто.

Когда Перфекто оказался в десяти метрах от самурая, тот прыгнул на него. Перевернувшись в воздухе, он ударил Перфекто в грудь. Но тот увернулся и обрушил свой кулак на спину самурая. Загремела защитная перчатка.

Самурай соскользнул по снегу почти к основанию подъема.

Он начал вставать, и я снова выстрелил, надеясь оглушить его, но поторопился, и выстрел пришелся в снег за его спиной. Перфекто прыгнул со склона к нему вниз. Самурай еще не успел подняться и казался ошеломленным и потерявшим равновесие, но когда Перфекто очутился рядом, ябандзин ударил его в челюсть.

Удар подбросил Перфекто в воздух, затем он упал на спину.

Я выстрелил в самурая, но тот снова завертелся, направляясь ко мне. Надежды на премию быстро таяли. Я побежал к застывшей машине и сел за пушку.

Перфекто крикнул:

— Беру его!

Я вовремя повернулся, чтобы посмотреть, как он напал на самурая сзади. Мгновение виделось только сплетение тел в защитном снаряжении. Перфекто кричал гневным задыхающимся голосом:

— Стреляй в нас! Стреляй!

Его шея громко треснула, оба тела начали подниматься. Они двигались ко мне. Ябандзин нес Перфекто перед собой, используя его тело как щит. По тому, как болтались руки и ноги Перфекто, я понял, что он мертв. И понял гнев Перфекто в этот последний момент, его осознание своей беспомощности. Я послал поток плазмы в ноги врагу, потом в руку, сжимавшую горло Перфекто. На таком расстоянии защита не выдержала температуры выстрела, и плазма прожгла руку японцу. Я думал, он остановится, но он продолжал бежать, и я выстрелил в край шлема самурая, высовывавшийся из-за головы Перфекто. Плазма ударила в шлем и вырвала большой раскаленный кусок.

Ябандзин прыгнул на подножку машины, и я увидел обгоревшую кость его ноги. Правая рука безжизненно висела. Раскаленная плазма прожгла ее, оставив только часть до локтя и еще кусок мяса, свисавший с брони. Я смотрел на него и думал о всех своих смертях в симуляторе. Никогда мне не приходилось терпеть такую боль, какую сейчас испытывает этот самурай. Я закричал и вцепился ему в горло.

Здоровой рукой он ударил меня в шею, разбил шлем и выбросил меня из машины. Я перестал дышать и понял, что у меня разорван пищевод.

И пока я медленно задыхался, самурай сидел на поручне машины и смотрел на меня, потом набрал снега и прижал к остаткам своей ноги.

Когда я отключился, Перфекто с трудом выбирался из своего костюма. Он ударил шлем о стену, пинком сбросил поножи. Он тяжело дышал, глаза его налились кровью от гнева, и я ни за какие деньги не стал бы подходить к нему. Нервы мои сдавали, но я чувствовал себя счастливчиком. Все мои смерти в симуляторе в этот день оказались легкими. Завала ждал у двери, Кейго терпеливо сидел на своем помосте, окруженный наемниками. Он ждал, когда мы уйдем, чтобы подключить их. Я снял костюм, повесил его на стену и вслед за Перфекто и Завалой вышел из боевого помещения. Перфекто смотрел на пол и стены, отводя взгляд от освещенных панелей потолка.

— Ты на меня сердишься? — спросил я.

— На тебя? За что?

— За то, что мы проиграли схватку.

— Нет, — ответил он. Голос его звучал относительно спокойно. — Я сержусь, потому что думаю, что самураи жульничают. Они помещают нас в такие ситуации, в которых мы не можем выиграть. Не дают нам ни одного шанса на успех. Я сражался с этим самураем врукопашную: человек не может быть так силен.

— Но он же полтора года тренировался при ускорении в 1,5 g, — заметил я. — У него было достаточно времени, чтобы усовершенствовать свое мастерство и стать сильным.

— Может быть. Но я все равно думаю, что они жульничают. Симулятор увеличивает их силу и сокращает время реакции. Как будто они должны победить любой ценой.

Завала скептически посмотрел на нас, хотел что-то сказать, но промолчал.

Я подумал о самураях в симуляторах нашего корабля. Если они работают по восемь часов, то могут ежедневно участвовать в двадцати стычках. Никто не способен выдержать эту пытку по двадцать смертей в день. Возможно, они действительно жульничают. Но у них есть для этого все основания.

Мы поднялись по лестнице. Гарсиа и Гектор со своими группами были в нашей комнате. Гарсиа оказался меньше и старше, чем я ожидал, внешне робкий сероглазый человек, он постоянно менял положение рук, словно не знал, куда их девать. Я некогда был знаком с женщиной, у которой была деформирована рука, она таким же образом скрывала свое увечье. Я внимательней посмотрел на руки Гарсиа: на ладонях белые шрамы и еще по шраму на запястьях. Очевидно, Гарсиа играл роль Иисуса Христа в обряде какой-то секты и был распят. По этим признакам я определил, что он из Венесуэлы: там особенно распространены такие обряды.

Рослый химера держал старую гитару и негромко наигрывал. Мелодичные звуки заполняли комнату. Он запел старую боливийскую любовную балладу о женщине с большими грудями. Кое-кто набрался смелости, чтобы улыбнуться. Мавро поднял крышку моего ящика, и все уставились на бутылки. Очевидно, все готовились праздновать победу, теперь же приходилось поддерживать видимость бодрого настроения.

Завидев меня, Мавро объявил:

— Ну вот и человек, которому принадлежит эта выпивка. Можно начинать вечеринку! — Он достал бутылки с виски «Флора Негро», все принимали их с благодарностью.

Мавро дал бутылку и мне, я сделал глоток. Не нужно было пить так скоро после симулятора: горло сжалось, пришлось выплюнуть виски на пол.

Посетители разглядывали нашу комнату, словно средневековые крестьяне, впервые попавшие в замок своего сеньора. Обычные казармы на корабле не так просторны. Гости одобрительно качали головой и переговаривались.

— Как легко помешать красть вещи, если есть хорошая комната и такой сундук, — сказал кто-то.

Я ощутил некое беспокойство: эти незнакомые люди явно завидовали мне. Было заметно, что Перфекто испытывает то же самое. Он смотрел на голубые линии на полу, затоптанные ногами посетителей — никто не обращал внимания на наши территории — и от этого он нервничал.

Мы лежали на койках, сидели на полу, пили и курили, обсуждая нашу ускользнувшую победу, и хвастали, как хорошо мы справлялись. Мигель и я убили по два самурая. За это Мавро «наградил» нас бутылкой сухого вина. К тому времени я уже одолел полбутылки виски, и вино как-то не усвоилось: скоро мне стало казаться, что алкоголь прожег дыру в животе. Разговоры превратились в сплошной гул. Голова отяжелела, лицевые мышцы стали жидкими, как расплавленный пластик. Я сидел на койке, свесив голову, и представлял себе, как моя верхняя губа стекает вниз по зубам. Скоро она потечет по подбородку. У человека, сидевшего в ногах моей кровати, оказались проблемы с газами, он начал пукать. И каждый раз как он это проделывал, кто-то объявлял: «Похоже, лягушка квакнула», — и мы все смеялись.

Я смертельно хотел спать, но мысли мои все время возвращались к Мартинесу, тому самому человеку, который выдал себя за адъютанта генерала Гарсона. Я поднял матрас на своей койке, свалив при этом на пол пару спящих гостей, достал листочки с биографиями и вышел в коридор, чтобы позвонить всем, кто сел на корабль на станции Сол. После выпивки в глазах двоилось, коды комлинка можно было разобрать с трудом. Когда люди откликались на мой вызов, я представлялся: «Лягушка» и прерывал связь. У двоих оказались низкие серьезные голоса, настолько похожие, что я не смог бы их различить: Альфонсо Пена и Хуан Карлос Васкес. Я внимательно прочел их биографии. Буквы прыгали в тумане, словно бильярдные шары. Сложив их в слово, я еще должен был долго думать, прежде чем уловить смысл прочитанного. Альфонсо оказался здоровяком, работавшим в мастерской по ремонту прицельных систем оружия, использующего элементарные частицы. Как можно отремонтировать прицел элементарных частиц? Чем он в действительности зарабатывал на жизнь? Этого я не знал. Так же как и не знал, умеет ли он вообще чинить эти самые прицелы. Хуан Карлос оказался водопроводчиком, бежавшим из Аргентины, это был киборг с серебряным лицом со станции Сол. Его специальность мне понравилась. Водопроводчик — это понятно. Что-то такое, что легко удерживается в сознании. Достаточно сказать: «Вот этот человек водопроводчик», и все поймут, что ты имеешь в виду. Вообще, если бы кто-нибудь сейчас прошел по коридору, я бы ему сказал: «Хуан Карлос — водопроводчик». Помню, как я пытался прочесть язык его телодвижений на станции Сол. Он казался совершенно спокойным. «Но, может быть, — подумал я, — этот пес всегда спокоен, когда планирует убийство». Он аргентинец. Это плохо. Именно в Аргентине никитийские идеал — социалисты впервые захватили власть. К тому же он киборг, хотя и не военной модели. Джафари возглавляет разведку киборгов в Объединенной Морской Пехоте. Так что все имеет смысл: Хуан Карлос — киборг, аргентинец и убийца. И водопроводчик. Я двинулся вперед по коридору, для того чтобы отыскать его и убить. Но через двадцать метров увидел лестницу, ведущую к шлюзу, и вспомнил, что мне до него не добраться. Я решил рассказать своим компадрес о том, что узнал, но вначале мне захотелось выпить, поэтому я сел у стены и огляделся в поисках своей бутылки с вином, потом вспомнил, что оставил ее в комнате, и уснул.

Чуть позже меня разбудил Сакура. Он наклонился и тряс меня за плечи. Ниже по коридору два служебных робота мели пол.

— Слушай, ты не болен? Спой мне гимн корпорации — только от всего сердца. «Мотоки» банзай! Покажи свою благодарность «Мотоки»!

Громким голосом, строчка за строчкой, Сакура исполнял гимн. Он застал меня в одиночестве и беспомощным, поэтому пришлось ему подпевать. Наконец гимн закончился. Я сидел и смотрел, как он спускается по лестнице в поисках другой жертвы.

В коридоре было тихо, негромко гудели моторы роботов — уборщиков. Я неожиданно замерз, и произошло нечто странное: я ощутил чье-то присутствие в коридоре, присутствие какого-то невидимого существа. Здесь находился призрак Флако. И хотя я не видел его, я был уверен, что он поблизости. Чувствовалось, как он идет по коридору ко мне, потом проходит к лестнице. Там он задержался и посмотрел на шлюз, как бы показывая, что хочет найти Хуана Карлоса. Я знал, что он не сердится на меня за то, что я позволил его задушить, но отомстить своим убийцам все — таки хочет. Убить друзей Джафари. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Что-то Подобное я испытывал, когда собирался оставить Тамару, — ощущалось невидимое присутствие ее духа, но на этот раз все было гораздо сильнее.

Разумом я понимал, что никакого призрака рядом со мною нет. Психологи доказали, что люди видят призраков в ответ на сильный стресс: смерть любимого человека, трагическое происшествие. Конечно, в последние несколько дней я не раз испытывал подобное. Но ощущение того, что Флако здесь, было сильнее логики. Я встал и побежал в нашу комнату.

Добежав до нее, я постарался взять себя в руки. Глупо, если компадрес увидят мой страх. Я вспомнил вечер в маленьком курортном городке Сьерра Мадрес вблизи Мехико. Было прохладно, воздух неподвижен, и я решил пройтись. Возвращаясь и выйдя из-за угла своего отеля, я заметил у входа серебристую человеческую фигуру. На мгновение я испугался, решив; что это призрак, но видение тут же растворилось, и я понял, в чем дело: кто-то стоял тут несколько мгновений назад, воздух вокруг его тела нагрелся, а когда человек вошел в дверь, теплый воздух остался. Мои глаза — протезы увидели этот воздух в виде неясной светящейся фигуры. Странное происшествие, больше оно никогда не повторялось. Но сегодняшний случай с Флако — это что-то совсем другое. Я не видел Флако, а только чувствовал его.

За дверью кто-то произнес:

— Ты… ты не м — можешь… слишком многого от него ожидать… — Говорил химера, по-моему, Ноэль… — Он же старик…

— Мы всегда проигрываем из-за него. — Это Мавро.

— Да, — поддержал разговор один из людей Гектора. — Если бы Анжело уд… дарил этого п… последнего самурая… п… просто толкнул его, плазма могла бы… пробить его. Пробить ему ногу. И что? Мы победили бы!

Я распахнул дверь. Те, кто еще не увал, повернули ко мне головы.