"Убийство на стороне" - читать интересную книгу автора (Кин Дей)

Глава 7

Хенсон никогда не представлял себе, что в Чикаго так много полицейских агентов. Ожидая Ванду у дверей банка, он заметил, что, крайней мере, каждый пятый прохожий был в полицейской форме. А как узнать инспектора в штатском среди проходящих мимо людей?

Он прислонился к теневой стене банка. Несмотря на свежесть утра, лоб его покрылся потом. Он повторял про себя слова, которые сказала ему Ванда:

«Я буду около вас, чтобы готовить вам завтрак, чтобы заботиться о вас, стать матерью и наполнить дом маленькими детьми».

Да, в Восточной Африке, в Судане, в Центральной Америке или Южной Африке и даже, если будет необходимо, за железным или бамбуковым занавесом, если такой есть! Все, чего он желал, – это прожить с ней остаток жизни!

Тщетно пытался он оплакивать Ольгу. Слишком много лет жизни испортила она ему. И вот – ирония судьбы: она стала жертвой бродяги, захотевшего отведать женского тела, которое Ольга так лелеяла. Если бы Ольга была такой женой, какая ему нужна, ничего бы тогда не случилось, не было бы приключения с Вандой – Хенсон был бы дома и спал со своей женой.

А теперь она была распята на кровати в доме стоимостью пятьдесят тысяч долларов, полном произведений искусства, тонкого фарфора и серебра, которым она никогда не пользовалась и никогда уже не воспользуется. Теперь она лежала в постели в задранной до шеи рубашке, изнасилованная и удушенная нейлоновым чулком. Все, что она приобрела, оказалось не нужным. Все унаследует Джим и продаст первому же спекулянту, который предложит ему подходящую цену.

Хенсон подумал о сыне. Джим и он никогда не были такими хорошими товарищами, какими бывают большинство сыновей и отцов. Если его обвинят в убийстве Ольги, Джим будет желать его смерти, но как-то отвлеченно, не очень расстраиваясь, как Джек Хелл, когда какой-нибудь контракт уплывал у него из-под носа.

Джим очень напоминал Джека, особенно после того, как вышел из младенчества. Теперь он командовал охраной посольства в Брисбане в Австралии. Ему дадут специальное разрешение присутствовать на похоронах матери. Он продаст все, что покажется ему лишним, и опять вернется к армейской службе и к своим девочкам. К брюнетке, блондинке или рыжей, с которыми он проводит все свое свободное время.

Он подумал, что у него тоже имеются права на дом. Если его будут продавать, то потребуется его подпись. Но прежде чем его заставят что-либо подписать, полиции придется его отыскать.

Хенсон разглядывал мужчин и женщин, выходивших из банка. Было девять часов восемь минут. Если Ванда пришла вовремя, она должна появиться через пару минут.

Времени оставалось в обрез. Единственный расход, который позволяла себе Ольга, это была миссис Матц – она приходила к девяти часам делать уборку. Двадцать минут уходило у нее на уборку гостиной. К половине десятого она кончит с первым этажом и поднимется на второй. Там она обнаружит труп Ольги и первым делом оповестит об этом полицию. Когда они обнаружат, что он не явился в контору, они сразу же примутся за его поиски.

У него оставалось немногим больше часа, чтобы покинуть Чикаго, после чего всем полицейским постам и машинам будут сообщены его приметы и всюду будет установлено наблюдение за пассажирами.

В конце улицы находилась табачная лавка. Следуя импульсу, Хенсон прошел туда, купил пачку сигарет и жетон для автомата, позвонил в муниципальный аэропорт и поинтересовался:

– В котором часу отлетает первый самолет в Мексику?

Безразлично какой компании.

– Хотите, я соединю вас с кассой? – ответил женский голос.

Хенсон был инженером, но он достаточно хорошо представлял себе действия полиции: как только будет обнаружен труп Ольги и станет известно, что он и Ванда не явились в контору, полиция первым делом перекроет все дороги и другие пути сообщения. Широко распространят подробное описание их примет. Несмотря на маскировку, опытный сыщик сразу же выделит из толпы подозрительных личностей.

– Нет, спасибо, – буркнул он и повесил трубку.

В кабине телефон-автомата было еще жарче, чем в лавке или на улице. Хенсон вытер лоб, вышел из кабины и покинул табацкую лавочку.

Ванда стояла на том же месте, где только что стоял и он сам. Ее крашеные волосы придавали ей немного вульгарный вид, но она все же не потеряла своей прелести. Хелл тогда сказал: «Какая прелестная курочка, вы заметили?»

Полиция тоже не оставит ее без внимания.

Ванда стояла у стены с двумя чемоданами. Когда она заметила Хенсона, глаза ее радостно засияли, и она облегченно вздохнула.

– Я боялась, что вы передумаете, – призналась она.

Хенсон закурил сигарету.

– Зря волновалась. Я жду со времени открытия банка и отлучился только, чтобы купить сигарет.

Он предложил ей сигарету, но она отказалась.

– Благодарю, что-то не хочется. Мне кажется, нам лучше поторопиться. Я чего-то боюсь.

– Я тоже.

Хенсон взял два ее чемодана и неожиданно вспомнил: покидая в смятении дом, он забыл на кровати собранный саквояж. Для любого прокурора это будет еще одной дополнительной уликой. Они решат, что Ольга застала его за сбором саквояжа, у них разгорелась ссора, и он задушил ее же нейлоновым чулком, а потом уложил тело на кровати в таком положении, чтобы создать впечатление об изнасиловании и тем самым ввести в заблуждение полицию.

Ванда ласково похлопала его по плечу.

– Что-то случилось, Ларри?

– Ольга мертва.

– Как?!

– Ее задушили.

– Кто?

– Не знаю. Когда я ушел от тебя и вернулся домой, то обнаружил ее лежащей на кровати, почти обнаженной и в непристойном виде. Металлическая решетка на балконе была взломана, через нее, очевидно, и пролез убийца.

– Бродяга? Садист?

– Мне тоже так показалось.

– Ты известил полицию?

– Как же я мог это сделать?

Ванда, возможно, плохо печатала и была неважной секретаршей, но у нее был здравый смысл, и она сразу же вникла в ситуацию.

– Правильно сделал! Теперь тебе и это повесят на шею. Они скажут, что она узнала о нашем побеге, что вы поссорились и что ты прикончил ее.

– Вполне вероятно.

Ванда печально вздохнула.

– Ты должен решать, Ларри. Если ты надумаешь пойти к фликам, то расскажи им всю правду. Я тоже пойду с тобой и расскажу им все, что произошло.

– Да...

– И тогда...

Хенсон потянул Ванду к желтому такси, из которого с трудом вылезал толстый клиент.

– Нет! Если я это сделаю, то могу очутиться на электрическом стуле. После того как возле трупа Коннорса нашли мою зажигалку и бутылку виски с отпечатками моих пальцев, убийство Ольги представят как еще одно доказательство моей причастности к убийству в Линкольн-парке.

– Выходит, мы все же летим в Мексику?

Хенсон помог Ванде сесть в такси.

– И как можно скорей.

– Самолетом.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что первый самолет отсюда вылетает в Мексику лишь вечером – в десять сорок пять. Я узнавал. В это время полиция уже будет идти но нашим следам.

– Как же мы тогда уедем?

– Автобусом, делая пересадки, чтобы сбить ищеек со следа.

Шофер включил счетчик и опустил разделяющее их пуленепробиваемое стекло.

– Куда едем, папаша?

Хенсон назвал первый пришедший ему в голову город.

– Калюме-сити.

– Изрядная дорожка.

– Знаю.

Шофер был явно очень доволен, что сможет немного подзаработать: клиентов в это утро было немного.

– Ваше дело, ведь платить будете вы, А куда в самом городе?

Немного подумав, Хенсон назвал ему кабаре, которое, как он слышал, было в этом городе.

– К Фламан-Роз.

– Отлично. Теперь все ясно.

Он поднял разделяющее их стекло и влился в поток машин. Ванда подвинулась к Хенсону поближе.

– Почему в Калюме-сити?

– Это первое, что мне пришло в голову. Там мы сможем сесть в автобус.

– В каком направлении?

– В Индианополис или, может быть, в Цинцинатти или Эван-вилл. Это безразлично, если мы направляемся на юг. Потом, глядя по обстоятельствам, мы пересечем границу в Лоредо или Эль-Пасо. Мне кажется, лучше это сделать в Лоредо. Оттуда прямо по Первой национальной до Мехико. Мы даже сможем купить дешевую машину и поехать дальше до Лоредо уже в ней, если, конечно, доберемся до этого города.

Ванда погладила колено Хенсона, чем вызвала у него волнение в крови.

– Мы доедем, я чувствую это. Мы ведь никому ничего плохого не сделали.

Хенсона ободрила эта мимолетная ласка.

– Да, я тоже так думаю. Самое неприятное, что мы не сможем этого доказать.

Неожиданно его охватил ужас при мысли о тех страшных компрометирующих обстоятельствах, которые сложились для них, и об их безрассудном бегстве. Ему пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы его не стошнило".

Они выехали на широкое шоссе. Внезапно Ванда выпрямилась.

– Ларри, я совсем забыла!

– Что забыла? – испугался он.

Ванда открыла сумочку и вынула оттуда толстую пачку денег.

– Мое богатство. Вместе с процентами это составило тысячу девятьсот восемьдесят два доллара. Я попросила дать в банкнотах по десять, двадцать пять и пятьдесят долларов.

Хенсон взглянул на деньги в ее руке.

– Ты доверяешь мне?

Ванда взглянула ему прямо в глаза.

– Я не была бы тут, если бы не доверяла тебе. Я надеюсь быть с тобой до конца моих дней, если нас не поймает полиция.

К деньгам, которые она ему дала, он мысленно прибавил те, которые он взял из сейфа «Инженерного атласа» в шесть часов утра. При существующих ценах на жизнь эти пять с небольшим тысяч долларов не были богатством, но их хватит, чтобы добраться до Мехико. Это для начала, а уже оттуда они направятся в Центральную Америку или на другой континент.

Если их не задержат в пути, они смогут даже доехать до порта Амелия в Африке, где Джонни Энглиш не постоит за тем, чтобы принять Хенсона на работу под другой фамилией. Ларри Хенсон или Джим Бурдик – это ему будет совершенно безразлично, только бы он помог ему разработать приобретенные участки и окупить деньги, вложенные в эту концессию. В случае необходимости Энглиш, не задумываясь, поклянется, что он действительно Джим Бурдик и что он присутствовал при его рождении и крещении!

Пачка денег была слишком толстой, чтобы не быть заметной в кармане, и Хенсон положил эти деньги к своим, в бумажник, и порадовался, что не оставил бумажник в бардачке своей машины.

– Ты права. Я хочу сказать: ты права, что доверяешь мне. Я тоже люблю тебя, как, кажется, и ты.

Ванда обиделась.

– Кажется?

– Извини.

Она положила голову на плечо Хенсона.

– Мне так хорошо с тобой... – Она провела соблазнительным язычком по губам и добавила: – Ты для меня все.

Хенсона больше не подташнивало. Он крепко обнял девушку.

– Скажи мне только одно...

– Ну что ж! Во всяком случае, мы оба замешаны в этом деле. Мне нечего будет сказать, если нас поймают и возвратят в Чикаго. Потому что, учитывая мое прошлое, меня сочтут сообщницей в убийстве Тома. Потом, плохо это или хорошо, но это я ударила его лампой по голове и позвонила тебе по телефону.

– Это верно.

– И смерть Ольги ничего не добавит. Здесь я тоже буду считаться замешанной, меня тоже, без сомнения, сочтут соучастницей в убийстве.

– Все может быть.

– Потом существует еще одна причина, самая значительная...

– Какая?

Ванда не успела ответить, потому что шофер опять опустил стекло, отделявшее его от пассажиров.

– Послушайте, папаша...

– Что?

– Вы ничего не будете иметь против, если я поеду через Влю-Истленди и попаду в Калюме-сити через Стебли-бульвар? Это немного дальше, чем напрямик, но там меньше движение, и я скорее приеду на место.

– Езжайте, как хотите.

– Я предпочитаю все-таки спросить. Некоторые поднимают шум из-за каждого цента.

Шофер поднял стекло, и они снова остались в относительном уединении.

– Ты сказала, – продолжил Хенсон, – ты помнишь, ты сказала: «существует еще одна причина, самая значительная»?

Ванда еще сильнее прижалась к Хенсону, а ее пальчики нервно теребили край юбки. Она прошептала:

– Да, действительно, это так... но я еще в этом не совсем уверена.

– Не уверена в чем?

Она еще больше понизила голос.

– Так вот, сегодня утром этого не случилось, как должно было быть...

– Чего не случилось?

– То, что бывает у женщины каждый месяц.

Хенсон вздохнул так глубоко, что чуть не задохнулся. Он смог лишь прошептать:

– А-а... другими словами, ты думаешь, что беременна?

– Через несколько дней я буду твердо знать – да или нет. Ты не рассердился, Ларри? Я ведь тебе честно говорила, что мечтаю иметь детей, наших детей...

– Да.

Она опять посмотрела ему прямо в глаза.

– Но ты мне не ответил. Если это все-таки случится, ты рассердишься?

Хенсон вдруг опомнился: он сжал девушку с такой силой, что та едва дышала. Он выпустил ее и нежно, с чувством признательности поцеловал в щечку.

– Нет, не рассержусь. Если это возможно, то, мне кажется, я полюбил тебя еще больше.